Вынул он из-за пояса нож в серебряной оправе и уже хотел распластать диковинную рыбу, как вдруг выскользнула она из его рук и нырнула в море.
      Плещется рыбка около берега - то одним боком повернется, то другим, то хвостом плеснет, то голову из воды поднимет - и говорит такие слова:
      - О, старый, мудрый Вяйнемейнен! Не для того я поднялась со дна моря, чтобы ты сварил меня в котле, чтобы сьел меня на обед, приготовил бы из меня ужин.
      Спрашивает ее Вяйнемейнен:
      - А зачем же ты поднялась тогда на гребни волн?
      Отвечает ему рыбка:
      - Для того поднялась я на гребни волн, чтобы стать твоей женою, чтобы украшать твое жилище, печь для тебя медовые лепешки, подносить тебе в кружке пенистое пиво. Я ведь и не окунь, и не щука. Как же не узнал ты меня, старый? Я - та, к которой стремился ты всем своим сердцем. Айно зовут меня... Да где уж тебе меня поймать!..
      Сказала, хвостиком плеснула - и исчезла в темных волнах.
      Зовет Вяйнемейнен рыбку:
      - Вернись ко мне! Выплыви из глубины вод!
      Но не видно больше в волнах быстрой рыбки.
      Поник головой старый, мудрый Вяйнемейнен.
      "Верно, совсем лишился я рассудка, - думает он, - и одряхлело мое сердце, если не узнал я ту, к которой стремился всей душой".
      Долго думал Вяйнемейнен, как бы выловить ему милую рыбку, как вернуть желанную невесту.
      Принес он на берег сети, закинул их далеко в море и тянет через бухты и заливы, тащит по илистому дну, по гребням волн, через светлые потоки. Много поймал он всякой рыбы - и сигов, и окуней, и щук, и лососей. Только одна рыбка не попалась ему в сети - та, которую он искал.
      5. Вяйнемейнен едет свататься к красавице Похьелы
      Печальный вернулся Вяйнемейнен в свое одинокое жилище. Нет у него хозяйки в доме, нет опоры в старости. Никто ему воды в кружке не поднесет, никто не испечет для него медовых лепешек. А та, о которой он мечтал, навсегда ушла от него в пучину морских волн.
      "Плохое настало для меня время, - думает Вяйнемейнен. Как теперь буду жить? Как буду один скитаться в этом мире?
      Пели некогда кукушки,
      Куковали мне на радость
      Рано утром, на закате,
      На рассвете, в час полудня.
      А теперь замолк их голос
      И погиб напев чудесный.
      Этот голос грусть умчала,
      Унесло его унынье..."
      А кукушка словно услышала его невеселые думы, прилетела из чащи и села на березку среди поля.
      - Не печалься Вяйнемейнен, - говорит кукушка. - Не грусти песнопевец. Когда тебе грустно - и птицы замолкают, и цветы опускают головы. Без твоих песен даже ясное солнце соскучилось, без них и светлый месяц стасковался... Послушай меня, старый, мудрый Вяйнемейнен, - есть еще на свете радость. И жену себе ты тоже найдешь. Разве не знаешь ты, что сама хозяйка Похьелы выдает замуж свою дочь? Чем она тебе не жена?
      - Спасибо добрая кукушка! - говорит Вяйнемейнен. - Ведь и верно - не последний я среди песнопевцев, не самый слабый из богатырей! Посватаюсь-ка я к красавице Похьелы!
      Выбрал он себе коня и отправился в путь.
      Конь под ним гороховой масти, грива у коня - словно спелая рожь, бока - что золотая солома.
      Быстро бежит конь по холмам и равнинам, не замочив копыт, скачет соломеннобокий по прозрачным морским волнам.
      И не знает старый, мудрый Вяйнемейнен, что злой Йоукахайнен задумал его погубить.
      Черная злоба жжет огнем сердце Йоукахайнена.
      "Пусть в мире погибнет радость, пусть навсегда замолкнут песни - все равно я убью его, - думает Йоукахайнен. - Метким луком поражу старого в самое сердце, острым копьем ударю между лопатками и снова буду перовым среди песнопевцев".
      Принялся он мастерить себе новый лук. Славный лук получился у Йоукахайнена. По одному склону дуги конь бежит, на другом склоне медвежонок спит, а у зарубки дремлет зайчик.
      Где же взять тетеву для такого лука?
      Из крепких жил быстроногого оленя сделал Йоукахайнен тетиву.
      Где теперь найти стрелы, чтобы насмерть ранили они врага?
      Из железа выковал Йоукахайнен стрелы, из смолистых веток выточил наконечники. Потом закалил железо на жарком огне, смочил дерево ядовитой змеиной кровью и трижды оперил каждую стрелу перышками касатки, крылышками воробья.
      Вот и лук и стрелы готовы.
      Днем и ночью, на рассвете и в час полудня поджидает Йоукахайнен старого, мудрого Вяйнемейнена. Стережет его под окошком, выслеживает из-за ограды, высматривает в поле.
      За спиной у Йоукахайнена колчан, в руках - тугой лук.
      А Вяйнемейнена все нет и нет.
      Отошел Йоукахайнен подальше от дома. На краю огненного мыса ждет он недруга, подстерегает его у кипящего водопада.
      До самого берега моря дошел Йоукахайнен, посмотрел на север, поглядел на запад, повернулся лицом к солнцу и видит - чернеет кто-то на далеком мысу.
      "Не туча ли это надвигается, не облако ли это утреннее?" - думает Йоукахайнен.
      Нет, не туча дождевая и не утреннее облако - это старый, мудрый Вяйнемейнен едет на коне в Похьелу.
      От радости забилось сердце Йоукахайнена, от злобы застучало громче прежнего.
      Выхватил он из колчана стрелу, натянул медно-золотой лук и говорит:
      Ты лети березы ветка,
      Натянись оленья жила!
      Если я нацелю низко,
      Пусть стрела летит повыше,
      Если высоко нацелю,
      Ниже пусть она несется!
      Полетела стрела. В самое небо воткнулась и затерялась среди пестрых облаков.
      Вторую стрелу взял Йоукахайнен.
      Над самой землей полетела стрела и ударилась в песчаный холм - да так, что землю чуть насквозь не пробила.
      Тогда выхватил Йоукахайнен из колчана третью стрелу. Со звоном и свистом полетела стрела. Но и на этот раз не задела она Вяйнемейнена. А коня его ранила насмерть.
      Пронзил ядовитый наконечник резвого коня, через правый бок у левой лопатки вышло железное острие.
      Споткнулся конь, подкосились у него ноги, и вместе с Вяйнемейненом упал он на синие гребни волн.
      Тут поднялась буря, налетели ветры - с востока и с запада, с севера и с юга, подхватили ветры старого, мудрого Вяйнемейнена и понесли в открытое море, на широкий морской простор.
      А Йоукахайнен смотрит с берега, и злое сердце его радуется.
      Вскинул он лук за спину, идет домой и громко похваляется:
      Вяйнемейнена сразил я,
      Одолел я песнопевца.
      Пусть он по волнам несется,
      Бороздит пучину моря!
      О могучий Вяйнемейнен!
      Ты шесть лет по морю плавай,
      На волнах семь лет качайся,
      Восемь лет носись по водам
      По открытому простору!
      Шесть ты лет сосною плавай,
      Ты семь лет носись, как елка,
      Восемь лет, как пень качайся
      На равнине вод широких,
      На хребте морской пучины!
      Ты живым не возвратишься,
      Никогда ты не вернешься
      В рощи Вяйнелы любимой,
      На просторы Калевалы!
      Не увидишь, Вяйнемейнен,
      Золотого света солнца,
      И луны тебе не видеть
      Серебристого сиянья!
      6. Хозяйка Похьелы обещает выдать свою дочь за того, кто выкует Сампо
      Восемь дней и восемь ночей бросали волны старого, мудрого Вяйнемейнена с гребня на гребень. Как сосновую ветку, кидало его из стороны в сторону, словно еловый сучок, кружило по морским дорогам.
      Куда ни взглянет Вяйнемейнен - перед ним только синее море, поднимет голову - над ним только синее небо.
      Из последних сил держится Вяйнемейнен за пенистые гребни. А помощи ждать неоткуда. Со всех сторон подстерегает его гибель. Если не потонет погибнет с голоду, если не погибнет с голоду - потонет.
      "Горе мне, - думает Вяйнемейнен, - горе мне, сыну несчастья! Зачем оставил я свою землю? Зачем покинул родную страну? Не поставишь дом на морских волнах, не укрепишь стены ветром".
      Летел над морем орел - не сказать, что из самых больших, но и не из самых маленьких: одним крылом задевает волны, другим крылом задевает тучи, хвостом море бороздит, клювом в берег упирается.
      Посмотрел орел направо, поглядел налево и увидел в волнах Вяйнемейнена.
      - Что ищешь ты в море, старый, мудрый Вяйнемейнен? - спрашивает орел. - Почему качаешься на синих волнах?
      Отвечает ему Вяйнемейнен:
      - Вот послушай, что со мной случилось. Задумал я взять жену в свой дом и поехал свататься к красавице Похьелы. Да на беду подкосились ноги у моего коня и потонул он в морской пучине. А я в волны упал. Уже восемь долгих дней качаюсь я на хребте синего моря. Из последних сил держусь за пенистые гребни. Все руки себе сбил, ногти обломал! Видно, пришел мне, сыну несчастья, конец!
      - Не печалься, - говорит ему орел. - Садись ко мне на спину, и я понесу тебя куда хочешь. Я ведь помню тот день, помню то доброе время, когда оставил ты на полянах Калевалы березу, чтобы отдыхали на ней перелетные птицы, чтобы и я, небесный орел, мог посидеть на ее ветках. Пришел теперь мой черед отплатить тебе добром за добро.
      Спустился орел еще ниже и подставил Вяйнемейнену свое могучее крыло. Взобрался Вяйнемейнен к орлу на спину, и полетели они дорогой весенних ветров в сумрачную Похьелу, в суровую Сариолу.
      Немного прошло времени, и достигли они туманных берегов чужой земли. Тут оставил орел Вяйнемейнена, а сам опять взвился в небо, могучими крыльями зашумел в вышине.
      Холодно, темно в Похьеле. Даже воздух и тот застыл на морозе. По снежным полям скачут здесь снежные зайцы, в снежных реках купаются снежные утки, над застывшими водопадами пролетают ледяные лебеди.
      До самого сердца пробрал Вяйнемейнена холод. Немилой показалась ему чужая земля, и пошел он искать дорогу в родные места - туда, где слушал в тенистых рощах кукушку и на цветущих полянах Осмо складывал веселые песни.
      Долго он шел. Нигде ни дороги, ни тропинки.
      Совсем опечалился Вяйнемейнен. Чернее угля, темнее смолы стали его думы. Сел он на прибрежный камень и горько заплакал.
      Рано утром вышла из дому молодая работница, что прислуживала самой хозяйке Похьелы, злой старухе Лоухи.
      Поспорила она с солнцем, кто раньше встанет.
      И вот еще петухи не пропели, еще солнце не открыло своих глаз, а она уже взялась за работу. Остригла пять овец, сняла шерсть с шести ягнят, наткала сукна, вымыла столы, чистым веником подмела пол, а потом собрала сор на медную лопатку и вынесла во двор.
      И вдруг слышит - плачет кто-то вдалеке.
      Бросилась она в дом и говорит старухе Лоухи:
      - Слушай, хозяйка, кто-то стонет и плачет на берегу. Может, это малые дети слезы льют? Или женщины причитают?
      Вышла старая Лоухи, хозяйка Похьелы, не крыльцо, послушала одним ухом, послушала другим и говорит:
      - Так не плачут дети. И женщины так не причитают. Это плачет сильный муж, могучий герой. Беги скорее, веди его ко мне в дом!
      Побежала служанка на берег моря.
      В густом ивняке нашла она Вяйнемейнена и привела в дом старухи Лоухи.
      Весь он избит злыми волнами. Борода у него растрепалась, волосы повисли клочьями. Сотни ран у него на теле. Тысячи ударов обрушил на него ветер.
      Спрашивает его хозяйка Похьелы:
      - Скажи мне, бедный старик, кто ты такой, откуда родом?
      Отвечает ей Вяйнемейнен:
      - Был я певцом в родных долинах Калевалы, в зеленых дубравах Вяйнелы. На радость людям пел я свои песни, чтобы весельем начиналось их утро, чтобы светлым был долгий день и ясным - вечер. Но теперь постигло меня горе, и я сам не знаю, кто я такой.
      - Какое же горе постигло тебя, Вяйнемейнен? - спрашивает старая Лоухи. - Поведай мне, какое несчастье случилось с тобой?
      - Коли хочешь знать - слушай, - отвечает ей Вяйнемейнен. - Вот уже сколько дней не могу я найти дорогу в родные края. Поэтому, я и плачу, что по чужой земле ступают мои ноги, через чужие ворота вошел я в чужой двор, перешагнул через чужой порог, открыл чужую дверь. Не радует меня на чужбине и береза, больно ранит мое сердце ольха. Здесь все деревья - мои враги, каждая ветка - бьет меня по лицу. Только ветер, что примчался с далекой моей родины, - мой товарищ. Только солнце, что светит над моей любимой Калевалой, - мой друг на этой чужой земле.
      - Напрасно ты горюешь, Вяйнемейнен, - говорит ему старуха Лоухи. Оставайся лучше здесь. Будет у тебя вдоволь и семги и свинины. Забудешь ты о своей Калевале, заживешь в нашем краю, не зная забот.
      Отвечает ей Вяйнемейнен:
      - Нет радости тому, кто покинул родину. Не знать ему счастья на чужбине.
      Нам сладка в краю родимом
      И вода, что из-под лаптя.
      На чужбине мед нам горек,
      В раззолоченном сосуде.
      - А что ты мне дашь, если я помогу тебе вернуться домой? - спрашивает злая Лоухи, хозяйка вечно мрачной Похьелы.
      - Выбирай, что тебе больше по душе, - говорит Вяйнемейнен. - Хочешь дам шапку серебра, хочешь - мешек золота. Ничего мне не жаль. Только бы услышать снова, как поют птицы в родных рощах!
      - О старый, мудрый Вяйнемейнен, - говорит хозяйка Похьелы, - ошибся ты на этот раз. На что мне серебро? На что мне золото? Золото - только молодым забава. Серебро - только коням украшенье. Скажи-ка лучше, сможешь ли ты
      Говорит ей Вяйнемейнен:
      - Нет, не могу я выковать Сампо, не могу украсить пеструю крышку. Но если ты поможешь мне вернуться на родину, я пришлю тебе кователя Илмарийнена. Самый искусный он во всем свете мастер. Ведь это он выковал небо, он выковал крышу воздуха - да так, что нигде ни одной зазубринки не видно и даже следов от клещей нигде не осталось. Илмарийнен тебе и Сампо выкует.
      Отвечает ему хозяйка Похьелы, злая старуха Лоухи:
      - Хорошо, поверю твоему слову. Покажу тебе дорогу на родину. Только уж дочери моей, моего весеннего цветочка, моей веселой птички, тебе не видать. За того отдам я ее замуж, кто выкует мне Сампо.
      Вывела старая Лоухи из конюшни резвого коня, запрягла его в сани и говорит Вяйнемейнену:
      - Слушай, что скажу тебе, - пока не доедешь до дому, не поднимай головы, не гляди на небо, а не то беда случиться.
      Взмахнул Вяйнемейнен кнутом, и понеслись сани по дороге.
      Из туманной Похьелы, из суровой Сариолы домой, в родные края, едет старый, мудрый Вяйнемейнен.
      7. Вяйнемейнен делает для красавицы Похьелы лодку и ранит себя топором
      Спешит, торопится старый, мудрый Вяйнемейнен в родную Калевалу.
      Звенит дорога под копытами коня, скрипят быстрые полозья, трещит на морозе сухая дуга.
      И вдруг слышит Вяйнемейнен - что-то зажужжало у него над головой, Забыл он, о чем говорила ему старуха Лоухи, и поднял голову.
      Смотрит вверх - и глаз отвести не может. На небесной радуге, на семицветной дуге сидит красавица Похьелы и прядет пряжу. Словно птица, летает в ее легких руках серебрянный челнок, без конца тянется золотая нитка в ее проворных пальцах.
      Остановил Вяйнемейнен коня и говорит красавице:
      - Не скучно тебе, украшение земли и неба, сидеть здесь одной? Сойди лучше вниз, садись в мои сани, и повезу я тебя к себе на родину. Будешь ты в моем доме хозяйкой, будешь печь мне медовый хлеб и варить пенистое пиво, будешь петь у окна звонкие песни, веселиться на полях Калевалы.
      А красавица говорит ему в ответ:
      - Спрашивала я у веселого дрозда, спрашивала у сизокрылой синицы, как лучше мне прожить на свете: у отца ли с матерью - любимой дочкой или у мужа - послушной женой? И ответил мне веселый дрозд, просвистела сизокрылая синица: "Тепло греет солнце, а родительская любовь еще теплее. Промерзает на морозе железо, а жене в мужнином доме еще холоднее. При отце с матерью девушка - точно ягодка в поле, а жена при муже - точно собака на привязи".
      - Пустые это песни, глупые это слова, - отвечает Вяйнемейнен. - У девушки ум, что у малого ребенка. Только жен чтут и уважают герои. Садись-ка в мои сани красавица. Не худший я из женихов, не последний из богатырей.
      Отвечает ему красавица Похьелы:
      - Не знаю я, чем ты славен, не слыхала я о твоих подвигах. Вот если разрежешь волос тупым ножом, тогда назову тебя героем, тогда стану твоей женой.
      Не долго думая, вырвал Вяйнемейнен волосок из своей бороды, достал нож и тупой стороной разрезал волос надвое.
      А красавица ему говорит:
      - До тех пор не сяду я к тебе в сани, пока не вырежешь мне из льда спицы, да так, чтобы ни одна крошка льда не обломилась.
      Все сделал Вяйнемейнен, как хотела красавица. Острым лезвием вырезал он изо льда тонкие спицы. И уж такие гладкие, будто выточены из кости! И ни одного кусочка льда не упало, пока вырезывал их Вяйнемейнен.
      А красавица опять говорит:
      - Разрезать волос даже ребенок сумеет. И спицы сделать тоже не хитрое дело. Только за того выйду я замуж, кто сколотит мне из обломков веретенца лодку. Только того назову героем, кто спустит лодку на воду, не дотронувшись ло нее рукой, не толкнув коленом, не сдвинув плечем.
      - Ну, лодку построить - это дело как раз по мне, отвечает Вяйнемейнен.
      Взял он кусочки сломанного веретенца и на каменной горе принялся вытесывать доски.
      Работает день, трудится другой, и ни разу не изменил ему глаз, не дрогнула рука.
      На третий день услышал владыка гор, злой Хийси, стук топора.
      Разгневался Хийси, что кто-то потревожил его, и решил проучить дерзкого.
      Вот взмахнул Вяйнемейнен топором, хочет по дереву ударить, а Хийси схватился за топорище и прямо на скалу направил удар.
      Отскочил топор от крепкого камня и с размаху рассек бедному Вяйнемейнену колено.
      Бурным ручьем хлынула кровь из глубокой раны.
      - Глупый, неразумный топор! - говорит Вяйнемейнен. - Зачем ты меня поранил? Верно, показалось тебе, что ты рубишь дикие сосны, или, померещилось тебе, что валишь крепкие березы, когда ударил ты меня по колену, острым лезвием перебил мне жилы?
      Прикладывает он к ране травы, и лишайники, и болотные мхи - нет, не унимается грозный поток. С шумом сбегает непокорная кровь на землю, заливает цветы на полянах, растекается прудами на лугах.
      Не знает вещий песнопевец таких слов, что крепкой повязкой ложатся на рану, словно замок запирают буйную кровь.
      С трудом запряг Вяйнемейнен коня, сел на сани и отправился искать того, кто своей мудростью излечил бы его от недуга.
      Немного времени прошло и подьехал он к деревне. В три стороны расходилась здесь дорога.
      Взмахнул Вяйнемейнен кнутом и направил коня по нижней дороге. У первого дома остановился и говорит такие слова:
      - Нет ли кого-нибудь в этом доме, кто исцелил бы героя, кто остановил бы реку крови?
      Отозвался с печки малый ребенок:
      - Нету здесь такого. Спроси в другом доме, может, там тебе помогут.
      Поехал Вяйнемейнен по средней дороге. Остановился у среднего дома и говорит под окошком такие слова:
      - Нет ли кого-нибудь в этом доме, кто исцелил бы мои раны, кто бы успокоил боль в моем теле?
      Отвечает ему с печи старая старуха:
      - Нету здесь такого. Поезжай дальше, может в другом доме тебе помогут.
      Погнал Вяйнемейнен коня по верхней дороге. Подьехал к крыльцу последнего дома и спрашивает:
      - Нет ли кого-нибудь в этом доме, кто остановил бы поток крови, кто укротил бы злое железо?
      Проворчал с лежанки седобородый старик:
      - Мудрым словом и водопады останавливают и бурные реки усмиряют. Входи- ка в дом, герой, может, я и помогу тебе.
      С трудом выбрался Вяйнемейнен из саней и вошел в дом.
      А седобородый старик позвал своего малого сына и велел ему поставить перед Вяйнемейненом золотую чашу, чтобы стекала в нее благородная кровь героя. Но не вмещается кровь Вяйнемейнена в золотой чаше. Семи больших лодок и то было мало, восьми глубоких бочек и тех не хватило.
      Смотрит старик, как льется кровь из богатырского колена и говорит:
      - Есть управа на злое железо! Знаю я его коварный нрав! Знаю слова, что укротят его!
      Злое, жалкое железо,
      Сталь с могуществом ужасным!
      Ты ведь не было великим
      Ни великим, ни ничтожным
      Встарь, когда еще безвестно
      Ты в груди горы таилось,
      На уступах скал высоких,
      На хребте болт лежало.
      Ты комком земли валялось,
      Ты лежало пылью ржавой,
      И тогда тебя, железо,
      И олень и лось топтали
      И тебя давили волки,
      Лапою медведь царапал.
      Ты ведь не было великим
      Ни великим, ни ничтожным
      В час, когда, в горниле плавясь,
      Ты шипело и кипело
      В страшном огненном пространстве
      И клялось ужасной клятвой
      Перед горном, наковальней,
      Перед молотом кузнечным,
      Перед жарким дном горнила,
      Перед кузницею дымной,
      Где работал Илмаринен,
      Что не будешь резать брата,
      Сына матери не тронешь.
      Ты теперь великим стало,
      Злобным сделалось, железо,
      И нарушило присягу,
      Как собака, сьело клятву,
      Ты теперь источник бедствий,
      Ты теперь источник бедствий,
      Ты начало дел ужасных
      Заставляешь кровь струиться
      И бежать из раны с шумом.
      Кровь, довольно изливаться!
      Ты не бей струей горячей,
      Перестань на лоб мне брызгать,
      Обливать мне грудь потоком.
      Успокойся, стой недвижно,
      Как река стоит в запруде,
      Как во мху стоит осока,
      Как скада - средь водопада!
      Если ж надо непременно,
      Чтобы вечно ты струилась,
      Ну, так двигайся по мышцам,
      Пробегай по жилам быстро,
      Но рекой не лейся в землю
      И не смешивайся с пылью!
      Обитать должна ты в сердце,
      В легких погреб свой устроить,
      Возвратись туда скорее,
      Поспеши домой обратно!
      Говорит старик, и с каждым словом все тише, все ленивее течет кровь из раны Вяйнемейнена.
      И вот остановился буйный поток.
      Тогда опять позвал седобородый старик сына и велел ему из самых нежных трав, из цветов тысячелистника, из сладких медовых капель сварить целебную мазь.
      Нарвал мальчик трав и цветов, собрал с листьев дуба медовые капли, а потом развел огонь и бросил все в кипящий котел.
      Десять ясных весенних дней, девять светлых весенних ночей варил он чудесное снадобье.
      Наконец на десятую ночь, снял кипящий котел с огня и думает:
      "На чем бы попробовать это снадобье? На чем бы испытать его силу?"
      Огляделся он по сторонам и видит - стоит на краю поляны старая осина.
      Давно уже сломал ее ветер, к самой земле склонилась она засохшей вершиной.
      Плеснул на нее сын старика отваром из своего котла, и сразу ожила осина, зазеленели сухие ее ветки.
      Стал он смазывать целебным снадобьем растрескавшиеся горы, разбитые скалы - и срастались обломки камня, исчезали глубокие расселины.
      Тогда поставил он котел перед седобородым стариком и говорит:
      - Такая сила здесь, что камни и те срастаются, мертвое дерево и то оживает.
      Приложил он свой чудесный отвар к больному колену Вяйнемейнена, и сразу затянулась рана. Крепко сошлись ее края - так крепко, что даже царапины на коже не осталось.
      Силиным, здоровым стал Вяйнемейнен. Свободно сгибает он колено.
      Всю боль выгнал седобородый старик из Вяйнемейнена и запер ее в каменной горе. Пусть мучаются там каменные глыбы!
      А старый, мудрый Вяйнемейнен поклонился седобородому старику и говорит:
      - Ты защитил меня от злого железа, избавил от жесткой боли. Да прславится твоя мудрость и сила!
      Потом вывел он своего коня, уселся в сани и взмахнул жемчужным кнутом.
      8. Илмаринен выковывает чудесную мельницу Сампо
      Весело едет едет Вяйнемейнен.
      Несутся сани по болотам и полям, мчатся по холмам и равнинам.
      Прошел день, кончился другой. На третий день увидел Вяйнемейнен родную землю.
      Вспомнил он, как грозил ему гибелью Йоукахайнен, и засмеялся:
      - Пустой хвастун! Он говорил, что не вернусь я живым к себе домой, что никогда, пока в небе сияет месяц и светит ясное солнце, не увижу я моей Калевалы. Так пусть же волк растерзает того, кто сказал эти слова!
      С веселыми песнями едет Вяйнемейнен по родной земле.
      Возде кузници Илмаринена остановил Вяйнемейненбыстрого коня.
      Спрашивает Илмаринен песнопевца:
      - Где был ты, старый, мудрый Вяйнемейнен? Расскажи, откуда приехал, где пропадал так долго?
      Отвечает ему Вяйнемейнен:
      - Был я в стране мрака и холода, в сумрачной Похъеле, в туманной Сариоле. И никогда бы мне оттуда не вернуться, никогда бы не видеть родных полей, если бы не пообещал я хозяйке Похъелы, что ты выкуешь для нее чудесную мельницу Сампо. Не простая это мельница: сыплется из нее когда надо - мука, когда надо - соль, когда надо - деньги. А за то, что выкуешь ты Сампо, отдаст хозяйка Похъелы тебе в жены свою меньшую дочь. Много видел я на своем веку чудес, но такой красавицы не видел никогда. Из глаз ее льется лунный свет, на груди сияет солнце, на спине мерцают звезды. Захочешь - и будет она твоей женой.
      - О старый, мудрый Вяйнемейнен! говорит кузнец Илмаринен. - Разве ты желаешь мне зла? Никогда, пока сияет месяц и светит солнце, пока живу я на свете, не пойду я в туманную Похъелу, в сумрачную Сариолу. Там гибель стережет сильных, там смерть ожидает храбрых.
      Не знает старый, мудрый Вяйнемейнен, что теперь делать.
      Ведь на слово поверила ему старая Лоухи, хозяйка вечно мрачной Похъелы! А слово крепче ремня связывает. "Не хочет Илмаринен выручить меня, - думает Вяйнемейнен. - Как бы мне упросить его..."
      - Послушай, друг Илмаринен! - говорит он кователю. - Видел я еще другое чудо. Там, где кончается цветущая Калевала, растет на краю поляны золотая ель. На золотых ветках ее лежит семизвездная Медведица, а на золотой вершине висит ясный месяц.
      - Нет, ни за что я не поверю, что есть на свете такое чудо, отвечает ему Илмаринен.
      - Так пойдем со мной, - говорит Вяйнемейнен, - тогда сам увидишь своими глазами.
      Пошли они вместе впереди Вяйнемейнен, за ним Илмаринен.
      На поляне, там, где кончается земля Калевалы, остановился старый, мудрый Вяйнемейнен и тихонько запел.
      Поет он - и вырастает, поднимается к самому небу золотая елка.
      На золотой ее вершине сидит ясный месяц, а на золотых ветках улеглась семизвездная Медведица.
      Смотрит Илмаринен на это чудо и не верит своим глазам.
      - Если и теперь не веришь, - говорит ему старый, мудрый Вяйнемейнен, так полезай наверх, сними с золотой вершины ясный месяц, с золотых веток сними семизвездную Медведицу. Не веришь своим глазам, так уж своим-то рукам поверишь!
      И уговорил его. Полез Илмаринен на чудесную ель Зашелестели, зашептали со всех сторон ветки:
      - Недогадлив ты, герой! Слишком ты прост, богатырь! Как ребенок лезешь на дерево, тянешься за призраком месяца, ловишь отблеск небесных звезд!
      Но не слушает Илмаринен, о чем говорит ему ель, все выше и выше карабкается по стволу.
      Подождал Вяйнемейнен, пока Илмаринен взобрался на самую вершину, и опять запел. От его могучего пения всколыхнулся воздух, зашумел над поляной проснувшийся ветер.
      А песня Вяйнемейнена звучит все громче и громче:
      - Ты неси героя, ветер,
      На своей ладье воздушной,
      Быстро мчи его отсюда В Похъелу, страну тумана,
      В сумрачную Сариолу!
      И сразу налетел вихрь, подхватил Илмаринена и понес его над землей по воздушному полю, по вольной дороге ветров, выше месяца, ниже солнца.
      Прямо на двор хозяйки Похъелы принес его ветер и у самого крыльца опустил на землю, да так тихо, что даже сторожевые псы не услышали.
      Вышла хозяйка Похъелы, злая старуха Лоухи, из дому, увидела незнакомца и удивилась.
      - Кто ты такой? - спрашивает она Илмаринена. - Каким именем зовут тебя, герой? Каким подвигом прославился ты, богатырь? Видно, велико твое могущество, если даже мой косматый пес тебя не тронул, если мой вислоухий сторож на тебя не залаял.
      Отвечает ей Илмаринен:
      - Не для того я сюда пришел, чтобы косматый брехун искусал меня у чужих дверей, у незнакомых ворот.
      - А скажи-ка мне, храбрый муж, не знаешь ли ты кователя Илмаринена? опять спрашивает его старуха Лоухи.- Не слышал ли ты про этого искусного кузнеца Калевалы? Уж как у нас в Похъеле ждут его, чтобы выковал он чудесную мельницу.
      Отвечает ей Илмаринен:
      - Слышал я об этом кузнеце, знаю этого кователя. Я и есть тот самый Илмаринен.
      Тут хозяйка Похъелы, злая старуха Лоухи, побежала скорее в дом и говорит своей дочери:
      - Дочь моя меньшая, ты, что всех моих дочерей краше, надень платье, из нарядных самое нарядное, выйди к гостю с румяными щеками, с веселыми глазами,- ведь это сам кователь Илмаринен пожаловал к нам в дом!
      Стала красавица Похъелы наряжаться. Все свои праздничные платья надела - одно на другое, одно лучше другого.
      На шею жемчуг навесила. Голову налобником украсила.
      Вышла она к Илмаринену убранная, разнаряженная, и словно светлее стало в доме.
      Глаза у дочери Похъелы как звезды светятся, щеки алым румянцем горят, в волосах искрятся серебряные подвески, на платье золотой пояс сверкает, на руках медные запястья блестят.
      А старая Лоухи уже сажает гостя за стол, досыта кормит, вволю поит, а потом говорит:
      - Скажи мне, славный кузнец, скажи, вековечный кователь! Если дам я тебе перышко молодой лебедки, молока нетельной коровы, клочок овечьей шерсти да ячменное зернышко впридачу - выкуешь ли ты мне Сампо, сделаешь ли мне мельницу, да не простую, а чтобы сыпалось из нее по заказу, что хочу? Когда надо - мука, когда надо - соль, когда надо - деньги. Пусть день и ночь вертится пестрая крышка, чтобы муки у меня было сколько вздумаю, соли - сколько пожелаю, денег - сколько прикажу. Если выкуешь мне Сампо, ничего для тебя не пожалею - самую любимую дочь выдам за тебя замуж.
      - Что ж, выковать Сампо можно, - отвечает ей Илмаринен.- Небесный свод ковать потруднее было, и то без единой зазубринки получился, даже заклепок не видно... Веди же меня, хозяйка, в кузницу. Возьмусь я за работу.
      Но нету кузницы у хозяйки Похъелы, нет ни молота, ни наковальни. Негде Илмаринену выковать Сампо.
      - Только слабый отступает перед неудачей, только жалкий бросает задуманное дело, - говорит кователь Илмаринен.