Хотя... хотя, если быть до конца точными и объективными, одно покушение все-таки произошло значительно раньше марта 1953 года. Правда, в чекистских кругах бытовало прочное мнение, что это был всего лишь умело организованный спектакль, режиссером-постановщиком которого являлся Лаврентий Берия, сумевший извлечь из этого случая максимум выгоды: заслужить еще большее доверие Сталина, "раскрыв преступную группу", покушавшуюся на него; скомпрометировать в глазах вождя Ягоду, а быть может, и ускорить его арест и уничтожение; рассчитаться с одним из самых опасных конкурентов в борьбе за сталинскую благосклонность - Лакобой, вернее отомстить за участие в этой борьбе, скомпрометировав того после смерти (не исключено, что Берия, как причастный к этой смерти, заметал тем самым свои следы).
      А произошло вот что.
      В сентябре 1933 года начальник пограничных войск НКВД Закавказья Гоглидзе был срочно вызван в Гагру, на правительственную дачу. О причине столь экстренного вызова он догадывался. Ему уже доложили, что катер, на котором был Сталин, обстреляли пограничники. Догадка подтвердилась. На даче, где находились председатель Совнаркома Абхазии Нестор Лакоба, первый секретарь Закавказского крайкома ВКП(б) Лаврентий Берия, а также Иосиф Сталин, Сергей Гоглидзе получил задачу незамедлительно, сохраняя полную секретность, расследовать чрезвычайное происшествие. Вскоре Гоглидзе представил Берии отчет о расследованном им лично деле. Вероятнее всего, что с самого начала эта акция планировалась как покушение. Согласно сценарию готовился и отчет. Но тут вмешался Ягода, который убедил Берию представить все происшествие как недоразумение, оплошность или разгильдяйство отдельных лиц. Ягода, как нарком внутренних дел страны, конечно же, боялся за свою репутацию. Ведь если не он непосредственно, то его люди не сумели обеспечить безопасный отдых вождя. В определенной степени вина ложилась и на Берию, но он, находясь на партийной работе, а также сопровождая Сталина, все-таки мог быть привлеченным к ответственности меньше других. Да и в случае крайней нужды сумел бы найти подставных лиц, на которых удалось бы свалить обвинение. Если не на своего ставленника Гоглидзе, то на других начальников, рангом поменьше: председателя ГПУ Абхазии, начальника пограничной заставы... Не говоря уже о непосредственных участниках инцидента. Ведь они-то, не ведая о хитроумно задуманном плане и о том, что катер со Сталиным отсутствует в представленной им заявке на прохождение судов в охраняемой зоне, действовали, надо полагать, по инструкции. Но Гоглидзе, лично допросивший командира отделения пограничников Лаврова, сделал иное заключение. Лавров дал такое объяснение: увидев движущийся катер, пересекавший подведомственную ему зону, т. е. погранзаставы "Пицунда", он сигналами повелел катеру пристать к берегу; поскольку тот продолжал двигаться прежним курсом, произвел несколько выстрелов вверх. Гоглидзе же нашел свидетелей, которые показали, что стрельба велась в сторону моря, т. е. по катеру.
      Покушение было очевидным, если судить по докладу Гоглидзе. Он нашел, что "действия Лаврова при всех случаях были грубым нарушением уставных правил пограничной службы" и отдал его под суд. Но тут вмешался Ягода, и Берии, скрепя сердце, пришлось подчиниться (портить отношения с Ягодой он пока не хотел) и временно отложить осуществление до логического конца блистательно разработанного плана. Видимо, потому в показаниях Лаврова появились детали, существенно менявшие все дело: стрельба велась не преднамеренно, а по недомыслию и недисциплинированности командира отделения пограничников, пытавшегося заполучить катер, чтобы погрузить на него грязное белье. Лавров мог охотно согласиться именно на такую оценку его действий, поскольку первоначальный вариант грозил ему смертной казнью. В итоге он был осужден на 5 лет. Понес наказание и начальник погранзаставы "Пицунда" за отсутствие дисциплины и порядка на заставе, нарушение уставных правил подчиненными. Следствие также признало виновным начальника оперативного сектора - председателя ГПУ Абхазии Микеладзе, в подчинении которого в то время находилась погранзастава. Его не только сняли с должности, но и уволили из органов НКВД. Можно представить огорчение Микеладзе, который и думать не думал, что его ждет куда более серьезное наказание. Знал об этом только Берия.
      Как бы ни ограждали от огласки тайну об инциденте, она получила распространение. По крайней мере в среде чекистов и пограничников. Первые обвиняли последних в том, что разгул националистических страстей в некоторых пограничных частях привел к невиданному "ЧП" - покушению на вождя; последние, оправдываясь, доказывали, что действовали верно, поскольку незаявленный катер приняли за вражеский, а кроме того, его обстрел производился... по приказу свыше. Среди распространявших подобные слухи производились аресты.
      Да, имело хождение и такое мнение: обстрел катера, на котором находился Сталин, - не простая случайность, а обдуманный террористический акт, нити которого ведут к Берии, Гоглидзе и Широкову. По словам свидетеля Доценко, Широков - "то ли начальник, то ли заместитель начальника внутренних и пограничных войск", "хозяин на границе Грузии" - жил с Берией "на короткую ногу", часто бывал у него и пьянствовал с ним. "Этот Широков, - рассказывал Доценко, - судя по характеристике... был проходимец, тесно связан с начальником АХУ (административно-хозяйственное управление НКВД СССР. - Авт.) Островским и Ягодой (надо объяснить, что у Островского работали еще два брата Широкова, но имели разные фамилии). Думаю, что расследование по этому акту Ягодой было покрыто".
      Люди с замутненными биографиями - таковы, как правило, безотказные исполнители преступных планов Берии. Вот и Широков, являясь к тому же заместителем другого бериевского приспешника Гоглидзе, уж очень подходил на роль организатора инсценировки покушения на Сталина, а также распространителя слухов о "покушении" среди чекистов и пограничников. Конечно, слухов, выгодных для Берии, чтобы тот в нужный момент смог подкрепить их "реальными" фактами, использовать как острое оружие для поражения соперников, как очередную ступеньку в карьеристском восхождении.
      Но, прежде чем наступил час выставить главные козыри в ставке на покушение, политический интриган-игрок Берия использовал выгодную ситуацию установил постоянное наблюдение за Лакобой, в "вотчине" которого произошел инцидент. Для этого он вскоре после окончания расследования происшествия продвинул на пост наркома внутренних дел Грузинской ССР Гоглидзе, который, по его собственному признанию, "по роду службы стал иметь больше отношений к работе органов НКВД Абхазии", иными словами вести слежку за Лакобой. А она была нужна для сбора компрометирующих материалов и "убедительных" доказательств того, что катер обстрелян не случайно, что Сталин зря так хорошо относится к Лакобе, так доверяет ему. Верить можно только Берии.
      Чтобы бросить тень на репутацию Лакобы, Берия, заигрывая с ним, представляясь отзывчивым уважительным гостем и хлебосольным хозяином, не упускал любого мало-мальски подходящего случая. Об одном из них, не исключено, что организованном, рассказал следствию Гоглидзе на допросе 17 августа 1953 года.
      "Не помню точно, в 1935 или 1936 году, - вспоминал изощренный бериевский интриган, - на даче у Лакобы в Гагре застрелилась дочь Розенгольца, которая отдыхала у него на даче в день самоубийства. Помню, что когда я об этом случае доносил Берии, который тогда тоже отдыхал в Гагре на своей даче, он этому факту придал большой интерес и поручил мне тщательно расследовать, не является ли виновником в смерти этой женщины Лакоба.
      Вначале у нас возникло подозрение, что Лакоба изнасиловал Розенгольц, и она на этой почве покончила самоубийством, но эта версия не была подкреплена доказательствами. Было установлено вскрытием трупа, что Розенгольц в день самоубийства имела половые сношения, но с кем - установить не удалось, так как она до прибытия на дачу к Лакобе была где-то в городе Гагре, где жила в гостинице. Раньше она у Лакобы бывала и жила по нескольку дней, но он категорически отрицал сожительство с Розенгольц.
      Следствием было установлено, что Розенгольц прибыла к Лакобе в день самоубийства, вместе с ним и его приближенными поужинала, немного выпила вина, а потом ушла в спальню, где взяла пистолет у Лакобы и там застрелилась. Ничего другого установить не удалось.
      Докладывая тогда о ходе следствия и результаты, у меня сложилось впечатление, что Берия хочет как-то использовать материалы следствия против Лакобы. Он на непродолжительное время оставлял у себя материалы расследования, а затем возвратил их мне без замечаний".
      Нет сомнений, что Гоглидзе многого не договаривает, чтобы не выдать истинную роль в этой темной истории, а также скрыть от следствия тайную цель Берии, которая могла бы послужить серьезным обвинением и против него, Гоглидзе. Но и того, что он рассказал, вполне достаточно, чтобы сделать следующее заключение: Берия в той ситуации мог не только инсценировать самоубийство из пистолета Лакобы, но сумел бы доказать, что Лакоба сам застрелил "любовницу"; но это ему было невыгодно. Второй вариант требовал более длительного и тщательного расследования, а также выпячивал в какой-то мере личную заинтересованность Берии в компрометации Лакобы. Результат же оказался бы один и тот же - Лакоба, пользуясь высокой поддержкой, отделывался соответствующим внушением, легким наказанием. Поэтому Берия довольствовался тем, что мнение Сталина о непогрешимости своего любимца поколеблено. В очередной раз, когда у Лакобы "обнаружатся" еще какие-то грехи, быть может, более тяжкие, его невиновность не станут доказывать с былой настойчивостью, а может, и вовсе не будут защищать. Берия же окажется в стороне.
      ...А потом наступила загадочная смерть Лакобы. По этому поводу имеются показания Гоглидзе. Точно он не помнил, когда умер Лакоба, но, как ему казалось, в ноябре 1936 года в тбилисской гостинице "Ориент". Сообщил ему о том в одну из ночей ответственный дежурный НКВД Грузии. Гоглидзе тут же позвонил Берии, который повелел, не мешкая, заехать за ним. По пути в гостиницу они захватили с собой председателя совнаркома Грузии Мгалоблишвили (Берии нужны были свидетели и потенциальные ответчики). На месте их уже поджидали другие "опричники" Берии Мичурин-Равер и Кобулов, а также врач лечебно-санитарного управления. Мертвый Лакоба лежал в постели. Врач доложил, что в результате предварительного осмотра он склонен считать причиной смерти сердечную недостаточность. Судебно-медицинское вскрытие трупа Лакобы Берия (через Гоглидзе) поручил организовать Мичурину-Раверу и Кобулову. Насколько помнит Гоглидзе, оно подтвердило первичное заключение врача, хотя никакого расследования специально не проводилось. Тело Лакобы с почестями отправили в Сухуми. Когда Берия с Гоглидзе возвращались в машине в ЦК партии республики, Лаврентий Павлович, очень взволнованный, сказал: "Жаль, что умер Лакоба, и не успели заслушать его доклад". А затем объяснил, что вызывал Лакобу для доклада о работе совнаркома Абхазии. Заслушивание должно было состояться на следующий день по приезде, а накануне Лакоба ходил в театр. Именно там он почувствовал себя плохо и, не досмотрев спектакля, возвратился в гостиницу. Где Лакоба находился до театра, Гоглидзе не известно, как не может с достоверностью сообщить, с кем он появился на спектакле - возможно, что это был Мгалоблишвили.
      Что именно Мгалоблишвили сопровождал Лакобу в театр, подтвердило другое доверенное лицо Берии - Шария. Вот что он рассказал следователю 15 августа 1953 года:
      "Не помню сейчас, какого числа, утром мне позвонил на квартиру секретарь обкома партии Абхазии Гобечия и передал, что мне нужно срочно прибыть в ЦК КП Грузии. .. Гобечия... мне рассказал, что умер Лакоба. Тогда я узнал, что Лакоба накануне обедал или ужинал у Берии, затем был с тогдашним председателем Совнаркома Грузии Мгалоблишвили в театре, чувствовал себя хорошо, шутил, рассказывал анекдоты и в ту же ночь скончался... В связи со смертью Лакобы Берия проявил большое внимание организации похорон и сопровождению гроба с телом Лакобы в Абхазию... Помню, что гроб с телом Лакобы сопровождала специальная делегация во главе с тогдашним председателем Совнаркома Грузии Мгалоблишвили..."
      Возможно, в планы Берии входило рассчитаться и с Мгалоблишвили, подведя его к ответственности то ли за смерть Лакобы, то ли за тесную связь с ним. Последнее обвинение и было использовано, когда было объявлено об антисоветской деятельности Лакобы и руководимой им до 1936 года подпольной контрреволюционной группы. Как участника антисоветского заговора, Мгалоблишвили арестовали (1938 г.) и приговорили к расстрелу. Но это было позже. А в день смерти Лакобы ничего не подозревавший Мгалоблишвили с почестями сопровождал тело Лакобы в Сухуми, увозя вместе с гробом и траурный венок лично от Берии. Вместе с другими этот венок был возложен на могилу Лакобы, которого похоронили в парке при большом стечении народа. Нет сведений, прилюдно ли вскрывалось захоронение. Но что этот кощунственный акт по приказу Берии осуществился, сохранились убедительные сведения. О них, к примеру, дал показания Гоглидзе:
      "Лакоба умер, кажется, в ноябре 1936 года, а о его антисоветской, заговорщической деятельности стало известно в период массовых арестов 1937 1938 гг. Помню, что на него были получены показания от лиц, арестованных НКВД Грузии, а также в НКВД СССР. Помню, что его фамилия упоминалась на открытых процессах участников право-троцкистских организаций, в связи с чем его могила была упразднена, а останки сожжены и развеяны..."
      Всплыла снова и история с катером, т. е. с "покушением" на Сталина. Ягода к тому времени находился под арестом, а заменивший его Ежов был тоже не прочь еще больше скомпрометировать своего грозного предшественника. Но, видимо, не смог предвидеть, какие сильные козыри дает в руки "игрока с Биржевой улицы" не только в борьбе с мертвым Лакобой, но и с живыми участниками организованной им "заговорщической подпольной группы". Как бы там ни было, но в конце 1937 года были получены показания, что обстрелявший катер командир отделения пограничников Лавров являлся участником заговора и имел задание совершить террористический акт в отношении Сталина. Из лагеря, где Лавров отбывал наказание, его доставили в Тбилиси, во внутреннюю тюрьму НКВД, где, допросив с пристрастием, "полностью изобличили" как врага народа и террориста. Его приговорили к расстрелу. Такую же меру наказания получил и бывший председатель ГПУ Абхазии Микеладзе, уволенный за допущенный инцидент с катером в 1933 году из органов ЧК. К расстрелу он был приговорен тройкой республиканского НКВД. Это произошло уже после того, как окончательно втершийся в доверие к Сталину Берия в награду за "раскрытие" контрреволюционной террористической группы, "подготавливавшей убийство" вождя, сокрытое Ягодой, получил назначение в Москву. Сперва первым заместителем к Ежову, "столкнувшим" с помощью Берии Ягоду, чтобы менее чем через полгода убрать со своего пути и Ежова.
      ...Однако наступил час возмездия и для Берии. В материалах уголовного дела имеется акт, датированный 23 декабря 1953 года, извещающий о том, что "сего числа в 19 часов 50 минут... приведен в исполнение приговор специального судебного присутствия по отношению к осужденному к высшей мере уголовного наказания - расстрелу . Берия Лаврентию Павловичу". Произошло это на пятьдесят четвертом году (судя по автобиографии, Л. П. Берия родился 17 марта 1899 г.) его зловещей и в общем-то ничтожной жизни, втянувшей в свой страшный водоворот сотни и тысячи покалеченных и загубленных судеб.
      Феликс Чуев
      Член политбюро ЦК ВКП(б) Молотов
      ...Еду из столицы с Белорусского на электричке. Напротив сидит мальчик, рисует на потном стекле, пишет цифры, словно пытается угадать отпущенный ему на земле срок, хотя навряд ли задумывается об этом. Этот мальчик умрет в 2060 году - так мне внезапно открылось, не знаю почему. Я его больше не увижу, а если и встречу, наверняка не узнаю. Да и он тоже. Но ему суждено познать гораздо больше меня. В нем будет больше спокойной ясности и равнодушия к тому, что сегодня волнует меня, о чем давно собираюсь рассказать. Попытаюсь - "не ведая ни жалости, ни гнева". А сам думаю и смотрю на этого мальчика...
      Я рано выучился читать. В доме были только политические книги да газета "Правда". Интерес к политике, а потом к истории сохранился надолго. Может быть, поэтому жизнь подарила мне встречи со многими государственными, политическими, военными деятелями, учеными, героями. Память и дневниковые записи высвечивают яркую личность главного маршала авиации А. Е. Голованова, встречи с маршалом Г. К. Жуковым, адмиралом Н. Г. Кузнецовым, партийным и государственным деятелем К. Т. Мазуровым, академиками А. А. Микулиным, С. К. Туманским, А. М. Люлькой, авиаконструкторами А. С. Яковлевым и А. А. Архангельским, "невероятными" летчиками М. М. Громовым, М. В. Водопьяновым, А. И. Покрышкиным и многими-многими другими - о каждом книгу можно написать.
      И - Вячеслав Михайлович Молотов. 140 подробнейше записанных бесед, каждая в среднем 4 - 5 часов. Как ни относись к этому человеку, мнение его интересно знать, да и жизнь Молотова не оторвать от истории государства. Он работал с Лениным, был членом Военно-революционного комитета по подготовке Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде, вместе со Сталиным репрессировал неугодных, занимал пост заместителя Председателя ГКО в Великую Отечественную войну, другие высокие посты, вел нашу внешнюю политику, встречался едва ли не со всеми крупными государственными деятелями первой половины XX века.
      Конечно, суждения его субъективны, во многом идут вразрез с тем, что сейчас публикуется, но за 17 лет постоянного общения я имел возможность в какой-то мере изучить этого человека, целиком, с юности отдавшего себя идее. Безусловно, многое из того, что он говорил, знал только он, и сейчас уточнить трудно. Я буду приводить его слова, стараясь не комментировать объективности ради. Темы наших бесед были весьма разнообразны, они касались самых напряженных исторических моментов. Это краткий конспект наших встреч, дневниковые записи. Я выбирал, мало затрагивая теоретические вопросы, хотя без них не обойтись и они занимают определенную часть "молотовского дневника", составляющего свыше пяти тысяч страниц на машинке. Да, все эти годы я постоянно вел дневник, детально записывая каждую встречу, каждое высказывание, а в последующие дни переспрашивая, уточняя...
      ...Что меня поражало? Поражала завидная быстрота его реакции, когда он отвечал на вопросы. Обычно в начале разговора Молотов говорил мало, больше слушал и сам спрашивал. А во второй половине беседы начинал рассказывать то, что нигде и ни от кого не услышишь. Щеки его розовеют, глаза, щурясь, блестят по-юношески. Разговорился. Иногда он словно волновался от давних воспоминаний и начинал слегка заикаться.
      Разговаривая с ним, я ловил себя на мысли: невольно следишь за своей мыслью и речью, приучаешься к дисциплине беседы, краткости, сжатости - ни он, ни его учителя не терпели длиннот. Точен в формулировках и порой придирается, казалось бы, к незначительным мелочам. Любит докопаться до сути, упрям и последователен в беседе. О себе говорит мало.
      - Вы сидели во всех тюрьмах царской империи?
      - Во всех основных, - тут же уточняет он.
      Он понимал, что я буду писать такую книгу. Берусь опубликовать примерно седьмую часть того, что я узнал от Молотова. Сам он не оставил мемуаров. "Мне не интересно, где, кто и что сказал, куда плюнул... Ленин не писал мемуаров, Сталин - тоже. Есть люди, которые говорят, что видели мою книгу. Я пишу не мемуары, а пишу о социализме - что это такое и, как говорят крестьяне, на кой он нам нужен", - говорил Молотов.
      Я не знал, сколько будет этих встреч. Когда они стали частыми, я ловил себя на мысли, что, может, в последний раз вижу его. Ведь еще в 1969-м, когда впервые был у него дома, ему шел 80-й год. Среднего роста, крепко сбитый, с большим упрямым лбом, острыми карими глазами - яркими, не тускнеющими с годами. Жесткие седые усы - в его эпоху всё Политбюро было усатым...
      Как проходили наши встречи? Обычно я приезжал на дачу в Жуковку, он встречал меня в прихожей - тепло, по-домашнему:
      - Там кто, товарищ Феликс приехал?
      Садились за стол, обедали, гуляли по лесу. ("Я был Предсовнаркома, и то меня подслушивали, пойдем погуляем...")
      В половине наших встреч с В. М. Молотовым, да, точно, почти в 70 из 140 (в 1969 - 1977 гг.), участвовал Шота Иванович Кванталиани, историк по образованию, добрейший человек, с живым, ярким, моторным характером. Он умер внезапно в декабре 1977 года - и 50 не было. Все советовал мне, как начать эту книгу:
      - Пиши так: "Старый, добрый Белорусский вокзал..."
      А Молотов проживет еще почти 9 лет, но ездить к нему я буду без Шоты Ивановича.
      Несколько раз за годы наших встреч по Москве, в самых авторитетных учреждениях, ходили слухи о смерти Молотова. Немедленно звоню в Жуковку:
      - Можно Вячеслава Михайловича?
      - Он самый.
      Так было раза три, не меньше. Приезжаю - в окне светелки на даче виднеется его крутая голова. Работает.
      - Я человек XIX века, говорил он.
      - С каким суеверием люди вступали в новый век, боялись всего!
      Он дожил до "летающих тарелок" и нового курса партии на перестройку. Перевел деньги в фонд помощи жертвам Чернобыльской АЭС - смотрю на почтовую квитанцию от 18 июня 1986 года.
      Уезжаю в Москву - Молотов стоит в проеме двери, держась за косяк. Грустный-грустный, провожающий взгляд.
      Мы встречались последние 17 лет его жизни. Умер он на 97-м году, в октябрьские праздники, 8 ноября 1986 года. Вскрыли его завещание. В конверте была сберегательная книжка: 500 рублей на похороны - все накопления.
      Я не собираюсь давать оценки ни этому человеку, ни его рассказам и выводам, ни тем более эпохе, в которой проходила его политическая деятельность. Думаю, время для этого все-таки еще не пришло...
      Итак, сам Молотов мемуаров не писал. Но вот передо мной листок, написанный совсем незадолго до смерти: видимо, одна из иллюстраций к его работе, напоминающей только попытку мемуаров. Написано карандашом, потом шариковой ручкой, видно, что автор спешит, сокращая почти каждое слово, рука его уже не очень повинуется приказу головы, буквы наползают одна на другую. Тело "умирает", а мозг ясный. Я "расшифровал" запись и приведу ее, потому что мы с ним, бывало, говорили на эту тему ранее.
      "На X съезде партии (весна 1921 года) я был избран членом Центрального Комитета партии, а затем на пленуме ЦК - кандидатом в члены Политбюро ЦК. Тогда Политбюро ЦК состояло из пяти членов: Ленина, Сталина, Троцкого, Зиновьева, Каменева и трех кандидатов в члены Политбюро: Молотова, Калинина и Бухарина. Как первый кандидат в члены Политбюро, я нередко получал тогда решающий голос в Политбюро, когда кто-либо из его членов не мог присутствовать на заседании (по болезни, находясь в отпуске и тому подобное).
      Тогда же я был избран одним из секретарей ЦК, что возлагало на меня немало организационных дел. Спустя несколько недель после начала работы в центральном аппарате партии я попросил Владимира Ильича принять меня по некоторым вопросам. В состоявшейся беседе были затронуты некоторые важные кадровые вопросы (например, об укреплении руководства в Тульском губ коме, о необходимости покончить с попытками эсеров использовать имевшееся недовольство среди крестьян для развертывания антисоветского восстания в Тамбовской губернии и т. д.). Ленин подчеркнул сложность политического положения в стране. При этом сослался на то, что для улучшения дел в политической области требуется проведение коренных реформ в финансовых делах страны, но при малейшей неподготовленности или торопливости можно было: 1) вызвать взрыв недовольства, особенно среди крестьян, грозящий свалить еще не окрепший советский строй..."
      На этом черновая запись обрывается. Набело она уже не будет переписана. В беседах Молотов не раз касался работы с Лениным. Обращает на себя внимание фраза: "Как первый кандидат в члены Политбюро". По словам Молотова, эту роль определил ему Ленин - иметь голос предпочтительнее перед Калининым и Бухариным.
      ...Подмосковье. Черно-белая зима. Оранжевая деревянная дача. За окном высокие сугробы, литые, почти чугунные, темные ели. Мы сидим за столом у окна.
      Он хорошо помнит свое детство. В семье десять детей, он предпоследний. Помнит пятерых братьев и сестру, а трое умерли в раннем детстве. Отец, Михаил Прохорович Скрябин, служил приказчиком в торговом доме богатого купца Якова Небогатикова. Приглянулся Михаил, и выдал за него купец свою дочь Анну. Было это в слободе Кукарке Вятской губернии. Здесь в марте 1890 года и родился Вячеслав. А после жили в Вятке и Нолинске.
      - Я вятич, - говорит хозяин. - Мы с Рыковым из одной деревни. Оба Предсовнаркома, и оба заики. Киров тоже вятич. Мы, вятские ребята хватские, семеро одного не боятся, - улыбчиво щурит он глаза.
      Когда юношей в Нолинске он организовал революционный митинг на табачной фабрике Небогатиковых, дедушка, отец матери, кинулся на него с палкой: "Ты чего митингуешь? Мы этим живем!" Дядья владели "Торговым домом братьев Небогатиковых", по Волге и Каме плавали их пароходы... А он уже избрал себе другой путь, трудный, непохожий, чреватый.
      Жизненные неприятности начались, когда его исключили из начальной школы: дергал за волосы сидящего впереди ученика. "С тех пор исключали отовсюду". Отправился в Казань поступать в гимназию. Мать завернула ему в бумажку маленькую иконку - "на счастье". А он, задумав блеснуть своими математическими познаниями, быстро решил предложенную задачку на бумажке от иконки, а набело записал только ответ. "Сочли, что я списал у соседа, и не приняли". Однако там же, в Казани, удалось поступить в реальное училище. Жили в одной комнате четыре брата: один в гимназии учился, другой - в художественном училище, а двое младших - в реальном.
      Здесь он узнал о первой русской революции. "В Казани было много ссыльных, - говорит Молотов, - и я подружился с одним грузином, Марковым. Думаю, это псевдоним. До сих пор вижу его лицо. Стал ходить к нему по вечерам, читать марксистскую литературу. Не все было понятно, и помню, как он мне объяснял, что такое детерминизм. По-моему, он был меньшевистского толку, но у меня тогда еще не было ясного представления о большевиках и меньшевиках. Я тогда увлекался Плехановым, а Ленина еще не читал".
      Повлиял на юного реалиста большевик Кулеш, муж его двоюродной сестры Лидии Чирковой. Вместе с ней Вячеслав Скрябин приехал на каникулы в Нолинск, и она привела его на заседание нелегального кружка. В лесу собралось человек десять. Обсуждали вопрос: бойкотировать Государственную думу или нет? Большинство высказалось с меньшевистских позиций - против бойкота. Сестра за бойкот. А он воздержался. Чего, мол, голосовать, только пришел. Однако дали первое партийное поручение: всю ночь печатал в бане листовки и расклеивал по городу. С этого лета 1906 года исчисляется его партийный стаж - более 80 лет.
      В целях конспирации партийных билетов тогда не было, они появились после Октября 1917-го. Ленину был вручен партбилет № 1, Сталину - № 2, а ему - № 5. В 1962 году он был исключен из партии, однако в 1984-м восстановлен.
      В Казани, в реальном, организовал марксистский кружок, а из нескольких таких кружков была создана молодежная революционная организация учащихся средних школ, и он стал председателем ее руководящей четверки, в которую входили Аросев, Тихомирнов и Мальцев. В училище "тянул" на золотую медаль, но в 1909 году, за полмесяца до выпускных экзаменов, его исключили и арестовали. Только одному из руководящей четверки, Виктору Тихомирнову удалось избежать ареста, уехав за границу. Там он установил связь с Лениным и некоторое время был его секретарем.
      "Очень хороший товарищ. Сколько таких мне встретилось в жизни, сколько не дожило до Октября", - говорит хозяин. Сам он прошел все, что было уготовано коммунистам. Аресты, застенки, побеги, жизнь на нелегальном положении... "Сидел во всех основных тюрьмах царской империи. А после первого ареста меня сослали в Вологодскую губернию, в Соль-Вычегодск. Поселился в комнате с ссыльным эсером Суриным. Ничего парень был. Правда, потом оказался провокатором, и в 1917-м его убили. Мы с ним мирно сосуществовали днем, а по вечерам забивались по углам и штудировали каждый свою литературу. Когда моя ссылка подходила к концу, он прислал письмо: "Сюда приехал Сталин. Знаешь, кто это? Кавказский Ленин!" Но я уехал раньше, и познакомились мы уже в Питере".
      Первая ссылка продолжалась два года, и по срокам он ее отбыл, как сам говорит, добросовестно. В 1911 году приехал в Петербург, сдал экстерном экзамены за реальное училище и поступил на экономическое отделение Политехнического института. Учеба политических поощрялась властями: предполагалось, что она отвлечет от революции. Однако здесь-то, в столице, среди рабочего класса, он и созрел как революционер.
      "В то время в Питере шла острая борьба между большевиками и меньшевиками. Меньшевики выдвинули идею построить так называемый "Рабочий дворец" - центр пропаганды культуры среди рабочего класса, а большевики предложили не дворец создать, а ежедневную рабочую газету. Мы своего добились, и наша "Правда" сразу стала популярной среди рабочих. До приезда Сталина мне пришлось организовывать "Правду", выход первых ее номеров".
      Он работает секретарем редакции. Здесь, сначала заочно, с переписки, началось его общение с Лениным. Ильич из эмиграции руководит газетой, почти ежедневно присылает на его имя письма и статьи. В 1912 году основные члены ЦК во главе с Лениным были заграницей, и Вячеслав Михайлович становится членом Русского бюро ЦК. В "Правде" он проходит "академию Ильича". Здесь же его несколько раз арестовывают и высылают. Есть кинотрилогия о Максиме, где главную роль исполняет Борис Чирков, кстати, племянник Молотова, и, надо сказать, кое-что в этом фильме актер использовал из биографии своего родственника. "Мне, как и Максиму, - говорит Вячеслав Михайлович, запретили жить сначала в 49 городах империи, потом в 63. Напали на след в Москве, арестовали и отправили в Сибирь. Это уже 1915 год.
      Поезд привез в Иркутск, а потом 200 километров пешком, по этапу, до Верхоленска, по 25 километров в день, вместе с уголовниками. Хорошо, что не заболел в пути, не заразился, только ноги сильно сбил. Оставили в селе Манзурка, где и встретил новый, 1916 год. В просторной избе собрались ссыльные, в одной половине - большевики, в другой - эсеры. И запели - одни "Интернационал", другие "Марсельезу". "Мы этих эсеров в конце концов выгнали из избы, - смеется Молотов, - а я перезимовал и удрал в Питер. Снова на нелегальное положение..."