Наследие классического рационализма
      Рационалистическая тенденция в западноевропейской философии получает особенное развитие в эпоху нового времени. Разумеется, есть все основания говорить о рационалистической тенденции в античной философии и даже в философии средневековья. Но именно новоевропейский рационализм наиболее полно воплотил в себе культурно-исторические особенности своей эпохи. В известном смысле он явился теоретико-методологическим обоснованием революционных преобразований в науке, выразившихся в создании классической научной парадигмы, образца подлинной научности. Математизация естествознания и применение экспериментальных процедур (включая и метод мысленного эксперимента) потребовали четкого прояснения основных эпистемологических понятий, создания концепций, обосновывающих их применение. Философы стремились объяснить всеобщий и необходимый характер истин точного естествознания. Эти задачи решались одновременно с построением универсальных метафизических систем, в которых устанавливалась тесная связь между эпистемологическими и онтологическими принципами.
      Признание разума в качестве источника истинного знания еще не может служить бесспорным критерием принадлежности философа к рационалистической школе как таковой. Многое зависит от трактовки самого разума и его взаимоотношения с чувственностью. В этом плане построения представителей классического эмпиризма XVII - XVIII вв., рассматривавших разум как высшую способность комбинирования и обобщения элементов чувственного опыта, также можно характеризовать как рационалистические в самом широком смысле слова. Собственно рационалисты рассматривали разум как самостоятельный и наиболее достоверный источник знания, отмечая при этом, что и интуиция носит разумный (интеллектуальный) характер. Их эпистемологические идеи предполагали определенную онтологическую основу, а некоторые рационалисты даже говорили о совпадении закономерностей действительности и логических законов правильного мышления, обосновывая это метафизическим принципом тождества мышления и бытия. Этим намечался определенный разлад с чувственностью, преодолеть который предстояло в конце XVIII в. кантовской критической философии. Особенность метода Канта по сравнению с подходом его предшественников заключалась не столько в априористской трактовке познания, сколько в самой установке на критику разума в широком смысле слова, т.е. на определение пределов и сферы действия главных познавательных способностей человека. После Канта большинство западноевропейских философов явно или неявно придерживались такой установки. Критика и рефлексия по поводу познавательных процессов и средств, с помощью которых они осуществляются, составляют то идейное наследство, которое философская классика передает философии XX в.
      Понятие аналитической философии
      Представление о философской критике в современную эпоху меняется. Одним из недостатков классической философии, с точки зрения ряда философов нашего столетия, была недооценка роли языка для философии. В эпоху нового времени выдвигались концепции, объясняющие роль языка для познания, однако язык не рассматривался как самостоятельная и важнейшая область философского исследования. И то, что иногда называют "лингвистическим поворотом", является отличительной чертой именно современного философствования. В этом плане кантовская задача критики разума трансформируется в задачу критики языка. Причем данная задача оказывается более широкой, ибо конструктивная критика языка в современном ее толковании предполагает не только определение пределов применения языка, но и прояснение самой сути языкового значения, способов его передачи в межличностной коммуникации, причин понимания (или непонимания) смыслового содержания. В наиболее явной форме эти задачи ставятся и решаются в так называемом аналитическом направлении в западной философии XX в.
      Сам термин "аналитическая философия" относительно недавно получил хождение в отечественной философской литературе. А ведь данное понятие обозначает одно из наиболее значительных философских направлений современности. При этом как в русскоязычной, так и в зарубежной историографии встречаются различные, подчас противоположные, интерпретации этого понятия. В России об "аналитической философии" серьезно заговорили лишь в 80-е годы, хотя интерес к отдельным концепциям философов-аналитиков возник задолго до этого.
      Прежде чем перейти к детальному рассмотрению вопроса, уместно дать предварительное определение аналитической философии. Можно говорить о двух смыслах, в которых употребляется данное понятие.
      В узком смысле слова под аналитической философией понимают доминирующее направление в англоязычной философии XX в. Следует подчеркнуть, что речь идет о философском направлении, история которого хронологически совпадает с нашим столетием. Такое обстоятельство, естественно, заставляет задуматься о дальнейшей судьбе этого направления как характерного проявления современной формы философского рационализма на рубеже нового века.
      В широком смысле слова аналитическую философию можно трактовать как определенный стиль философского мышления. Он характеризуется такими, например, качествами, как строгость, точность используемой терминологии, осторожное отношение к философским обобщениям и спекулятивным рассуждениям. Для философов аналитической ориентации сам процесс аргументации и его структура важны не менее, чем достигаемый с их помощью результат. При этом аргументированной убедительности идей отдается явное предпочтение перед их эмоциональным или каким-либо иным воздействием. Язык, на котором формулируются философские идеи, рассматривается не только как важное средство исследования, но и как суверенный объект исследования. Многие аналитики, хотя и не все, предпочитают опираться на формальную логику, эмпиристскую эпистемологию, данные передовой науки. Разумеется, некоторые из перечисленных качеств присущи и другим направлениям западной философской мысли. Однако ни в одном из них эти качества не являются доминирующими. В рамках аналитической философии сформировалась преобладающая парадигма философской рациональности XX в.
      Столь широкое определение аналитического стиля, конечно, позволяет включать в аналитическую философию весьма разнообразные явления. Так и происходит в действительности. Данная философия не представляет собой целостной школы, ориентирующейся на единообразно сформулированный набор принципов. В силу этого правомерно говорить об аналитическом движении в философии XX в., по аналогии, скажем, с феноменологическим движением. И именно в данном движении с наибольшей полнотой воплотились те черты рационалистического стиля философствования, о которых говорилось выше.
      Исторические корни современного философского анализа
      Аналитическая философия имеет глубокие корни в истории мировой философии. Упомянем в этой связи лишь некоторые явления и имена.
      Аналитико-рационалистический стиль философствования начал вырабатываться еще в древности. Достаточно вспомнить сократическую индукцию, платоновскую диалектику (в античном смысле этого слова), аристотелевские "Аналитики", эксплицировавшие формальные структуры мышления и рассуждения, семантические идеи софистов и стоиков и многое другое. Средневековая западноевропейская философия также дает богатый материал в этом отношении. В особенности должны быть отмечены логико-семантические идеи британских схоластов Дунса Скота и Уильяма Оккама. Схоластические трактаты и диспуты, как бы их ни трактовали в последующие периоды развития философской мысли, и сегодня служат эталоном доказательности, аналитичности и концептуальной строгости.
      Новоевропейская философия XVII - XVIII вв., как уже отмечалось, открыла широкий круг вопросов, связывавших познание и представления о мире с их рационально-логической обработкой. При этом наряду с признанием роли языка в познании многие авторы обращали внимание на те специфические проблемы, которые порождаются неправильным или логически некорректным употреблением тех или иных языковых форм. Начало такому критическому подходу положил Ф. Бэкон своей теорией "идолов". Так, "идолы рынка (площади)" - представляют собой препятствия к познанию истины, возникающие в результате беспорядочной речевой коммуникации людей, не обращающих внимания на различный смысл употребляемых ими слов и словосочетаний. Т. Гоббс взялся упорядочить наши представления о языке как знаковой системе, служащей для обозначения чувственных образов ("фантасмов"), возникающих под воздействием внешних предметов на органы чувств. Его знаменитая классификация знаков лежит в основе аналитико-синтетической методологии исследования естественных и искусственных тел (включая государство). Аналитический стиль философского мышления наиболее полно воплотился в учении Дж. Локка, разработавшего так называемую традиционную концепцию образования понятий и положившего в основание своей эпистемологии принцип психологического атомизма, предполагающий рассмотрение познания и мышления как деятельности по комбинированию исходных элементов чувственности - "простых идей".
      Данный принцип развил Дж. Беркли, предложивший рассматривать все вещи и явления как комбинации идей-ощущений, источником которых является не внешний мир, а Высшее существо. В феноменальном мире Беркли реальная причинная связь заменена знаковыми отношениями между группами ощущений. В более последовательной феноменалистской доктрине Д. Юма вообще ставится под сомнение существование каких-либо субстанций, и единственный вид реальности - сфера перцептуального опыта - представлена как сложная комбинация "впечатлений" и "идей" (копий впечатлений) на основе ассоциативного принципа. В юмовской теории абстракций значительную роль играет слово, выполняющее сигнальную функцию в процессе поиска конкретно-чувственного представителя того или иного общего понятия. В XIX в. линию Юма и других британских эмпиристов-аналитиков продолжил Дж. С. Милль, который усовершенствовал логико-индуктивные процедуры философии и методологии науки. В целом акцентирование внимания на языковой и эпистемологической стороне философской деятельности становится отличительной чертой англоязычной философии, присущей ей и на современном этапе эволюции аналитического направления.
      Однако картина историко-философских предпосылок аналитической философии была бы неполна без упоминания тех "континентальных" учений, которые внесли свою лепту в формирование современного аналитического стиля философствования. В этом отношении можно упомянуть хотя бы три великих имени: Декарт, Лейбниц и Кант. Так, важно не только то, что Декарт включил в число своих правил метода правило анализа, но и то, что он разработал принципиально новую модель сознания, изменившую все сложившиеся представления в этой области. Философы-аналитики считают Декарта подлинным основателем философии сознания (philosophy of mind) в современном ее понимании. Хотя при этом многие из них, начиная с английского аналитика Г. Райла, оценивают картезианскую модель сознания как такую, которая сегодня уже должна быть преодолена. Аналитическому уму Лейбница принадлежит заслуга создания логической теории отношений, адекватно оцененной лишь в начале XX столетия такими учеными, как Б. Рассел и Л. Кутюра. Трансцендентальная аналитика Канта также должна быть включена в число теоретических предпосылок аналитической философии, причем не только в силу ее названия. Дело в том, что немецкий философ разработал процедуры концептуализации опыта и конструирования объектов познания (прежде всего научного), которые хорошо вписываются в современные представления о развитии научного знания. Одним из излюбленных приемов рассуждения и доказательства для философов-аналитиков служит сегодня так называемая трансцендентальная аргументация, имеющая, разумеется, кантианскую основу.
      Основные трактовки философского анализа
      Рассмотрим подробнее основные линии в понимании процедуры анализа, предложенные философами аналитической традиции.
      Одна из первых тенденций в интерпретации анализа, связанная с именами Г. Фреге и Б. Рассела, предполагает противопоставление "глубинного" логического анализа языка "поверхностному" грамматическому анализу.
      Представители данной тенденции усматривали в новой - математической логике универсальное средство решения многих философских и научных проблем, элиминации сомнительных, с логической точки зрения, сущностей и окончательного разрешения эпистемологических парадоксов. Философ-аналитик, разделяющий подобную установку, выступает в роли своеобразного "логического мудреца", которому подвластны скрытые закономерности языка и мышления. Несмотря на то, что первые аналитики противопоставляли свой подход подходу объективно-идеалистической метафизики (например, метафизики британского абсолютного идеализма, распространенного в конце XIX в.), достаточно заметна зависимость их позиции от магистральной линии европейской метафизики (от Платона до Шопенгауэра), разделявшей сферу видимости и сферу субстанциальных принципов и сущностных структур. Последняя представлена в ранней аналитической философии формальнологическими принципами и структурами, подлежащими экспликации в процессе глубинного анализа. Что же касается пренебрежительного отношения к собственно языковедческому анализу, которое демонстрировали философы рассматриваемой тенденции, то оно впоследствии было преодолено, как только наука о языке стала использовать строгие логические методы. В этом плане создателя трансформационно-генеративной грамматики Н. Хомского, опирающегося в своей лингвистической деятельности на формально-логические приемы, также можно отнести к фреге-расселовской линии. В целом, если попытаться обозначить специфику рассматриваемой тенденции в понимании анализа каким-либо ключевым словом, то таким словом могло бы быть, по нашему мнению, слово "глубина".
      Другая тенденция в понимании философского анализа связана с деятельностью британского философа Дж. Э. Мура.
      Джордж Эдвард Мур (1873 - 1958) - британский философ, один из первых представителей аналитического движения. В начале своей карьеры основное внимание уделял проблемам этики (критика натуралистической этики с позиции этического интуитивизма), а также опровержению различных идеалистических учений (берклеанство, абсолютный идеализм и др). Разработал эпистемологию неореализма, в основе которой лежит теория так называемого "чувственно-данного". В полемике со скептицизмом с позиции здравого смысла доказывал существование внешнего мира и достоверность нашего познания. Преподавал в Кембриджском университете.
      В своих знаменитых статьях Мур блестяще использовал концептуальный анализ в целях перевода (или перефразировки) одних выражений, имеющих неясный, вводящий в заблуждение смысл, в другие, более ясные выражения естественного языка. При этом переводимые выражения должны оставаться синонимичными. Хотя Мур и не исследовал логико-информационные аспекты синонимии (он вообще редко пользовался средствами математической логики), его метод перефразировки получил широкое распространение и в определенный период развития аналитической традиции являлся преобладающим, предвосхитив подходы так называемой лингвистической философии. Для данного типа анализа характерно пристальное внимание к тончайшим нюансам употребления языковых выражений. Если по примеру предыдущего типа анализа подобрать ключевое слово, то им, вероятно, стало бы слово "ясность". В этом плане цели Мура оказались близки целям представителей классической философии, ориентировавшихся на идеалы ясности и отчетливости познания. Правда, при установлении критериев философской ясности сам Мур высказывался недостаточно ясно, что было подмечено современниками.
      Людвиг Витгенштейн (1889 - 1951) - австрийский философ, оставивший столь глубокий след в англоязычной философии, представляет еще одну влиятельную линию в интерпретации философского анализа. Деятельность Витгенштейна обычно подразделяют на два периода: ранний и поздний. В ранний период занимался вопросами формальной логики и на ее основе разработал учение о языке, способном обозначать фактическое содержание реальности. Вместе с тем Витгенштейн подчеркивал экзистенциальное значение невыразимой в языке сферы "мистического". В поздний период основной акцент он сделал на описании многообразия форм употребления естественного языка и разоблачении заблуждений, порождаемых непониманием особенностей функционирования языка. Преподавал в Кембриджском университете.
      В поздний период своего творчества Витгенштейн рассматривал язык как деятельность, тесно переплетающуюся с другими - нелингвистическими - видами человеческой деятельности. Оставив задачу выявления априорной структуры языка и его логической формы, общей языку и миру, он обратился к коммуникативной стороне языка. В этом смысле анализ в поздних работах Витгенштейна выступает как описание функциональной роли слов и выражений, порождающей их значение. Он иначе, нежели Фреге и Рассел, видел различие философского и собственно лингвистического подхода к языку. Витгенштейн, в частности, различал "поверхностную" и "глубинную" грамматику языка. В первом случае подразумевался обычный грамматический синтаксис, во втором - уровень так называемых языковых игр. Необычно, но факт: "игры" как раз представляют собой то, лежащее на поверхности многообразие употреблений языковых форм, которое способен описывать аналитик. Поэтому "глубинная" грамматика у Витгенштейна отнюдь не обозначает скрытые от глаз внутренние структуры, имеющие формально-логическую природу. Языковые игры - это взаимопереплетение различных форм человеческой активности. Для человека они выступают как его "формы жизни", в которые он погружен и правилам которых в той или иной степени следует. Ключевым словом анализа поздневитгенштейновского типа следует, на наш взгляд, считать слово "употребление".
      Четвертый вид философского анализа в наибольшей степени присущ деятельности современного британского философа П. Стросона.
      Питер Стросон (р. 1919) - современный британский философ-аналитик. В ранних работах с позиций лингвистической философии критиковал расселовскую теорию обозначающих фраз. В дальнейшем он разрабатывал проблематику реалистической онтологии на основе принципа идентификации единичных объектов. Занимался реконструкцией кантовского учения об опыте. В области философии языка - один из ведущих представителей так называемой интенционалистской семантики, связывающей языковое значение с намерениями говорящего. Преподавал в Оксфордском университете.
      В основе философии Стросона - логико-лингвистический анализ "базисных понятий" нашей концептуальной схемы и показ их структурных взаимоотношений. Британский философ был одним из первых аналитиков, выступивших в 1950-е гг. с программой разработки метафизической проблематики в рамках аналитического подхода. При этом, говоря о "дескриптивной метафизике", он опирался не только на трансцендентализм Канта, но и на идеи Аристотеля. Он противопоставлял ее "ревизующей метафизике", которая изменяет нашу врожденную концептуальную схему (к представителям подобной метафизики он, в частности, относил Декарта, Лейбница и Беркли). Таким образом, ключевым для обозначения стросоновской линии в аналитической философии будет слово "схема".
      Нами выделены лишь главные типы философского анализа, вокруг которых группируются аналитики, представляющие различные национальные традиции, школы и объединения. Расселовский, муровский, витгенштейновский и стросоновский подходы имеют немало сторонников и последователей в новейших концепциях аналитической философии. Хотя одновременно следует учитывать, что ориентация на указанные, ставшие классическими, трактовки анализа носит в основном регулятивный характер, направляя и организуя деятельность аналитиков в целом, нисколько не предопределяя конкретные решения по тем или иным вопросам. Более того, в деятельности некоторых ведущих аналитиков последних двух десятилетий - X. Патнэма, Д. Дэвидсона, М. Даммита, Дж. Серла, А. Данто, Т. Нейгела, Б. Уильямса, Б. Страуда и других можно обнаружить элементы каждой из четырех перечисленных разновидностей философского анализа.
      Соотношение с другими направлениями современности
      Роль аналитической философии в культуре XX столетия может быть рассмотрена также через призму ее отношения к другим направлениям современной философской мысли Запада. Начнем с тех философских направлений, отношение которых к аналитическому стилю мышления не только кажется проблематичным, но и характеризуется откровенным его неприятием. Прежде всего здесь должен быть упомянут экзистенциализм, который однозначно оценивал аналитическую философию как современный вариант позитивизма. Последний якобы воплощает собой сциентистскую тенденцию, характерную для эпохи технической цивилизации, и выражает отчужденный характер существования человека в окружающем его мире. Экзистенциалисты полагали, что аналитическая философия полностью исключила рассмотрение вопросов культуры и человеческих ценностей. Ошибочность такой точки зрения осознали в 1970-е гг. философы различных экзистенциально-антропологических течений, наследовавших классическому экзистенциализму. Одним из главных факторов, сыгравших решающую роль в подобном повороте, явилось открытие "подлинного Витгенштейна", философа, во взглядах которого (особенно ранних) гармонично сочетались логико-лингвистические идеи и оригинальное экзистенциальное видение мира (учение о "невыразимом" и абсолютных ценностях, а также о "формах жизни"). Резкое противопоставление экзистенциального и аналитического философствования в современной литературе постепенно сходит на нет.
      Весьма многогранно отношение аналитической философии и феноменологии. Не следует забывать, что последняя возникла под девизом "строгой науки". Э. Гуссерль и другие ранние феноменологи разделяли антипсихологистскую установку создателей современной (математической) логики, представлявших фреге-расселовскую аналитическую традицию. Разумеется, в дальнейшем пути этих традиций в истолковании языка и познания значительно разошлись, но не настолько, чтобы их современные представители не могли и не стремились найти общие точки соприкосновения. За последние два десятилетия было проведено немало совместных конференций, выпущены сборники совместных работ аналитиков и феноменологов. Если, в частности, говорить о ситуации в американской философии, то здесь имеет место почти полное сближение обеих тенденций. Главный теоретический орган американских феноменологов, основанный последователем Гуссерля М. Фарбером, "Философия и феноменологическое исследование" по стилю и проблематике ничем не отличается от журналов с отчетливо выраженной аналитической ориентацией. Концепции некоторых философов (например, американцев Р. Чизолма и X. Дрейфуса или швейцарца Г. Кюнга) оцениваются как вклад в развитие и феноменологии, и аналитической философии. В последние годы в связи с огромным интересом аналитиков к проблеме интенциональности (предметной направленности) и специфики ментальных состояний человека многие аналитики обратились к соответствующим исследованиям феноменологов, обладающих несравненно большим опытом исследований в этой области.
      Уже на раннем этапе становления аналитической философии выявились ее точки соприкосновения с психоаналитическими процедурами. Аналитические приемы поздневитгенштейновской философии, направленные на выявление заблуждений, которые порождаются в результате непонимания логики употребления естественного языка и смешения "грамматики" языковых игр, напоминали приемы психоаналитиков по выявлению скрытых и подавленных мотивов поведения с помощью интерпретации слов и рассказов пациентов. Некоторые ученики Витгенштейна - Дж. Уиздом, М. Лазеровиц и Э. Эмброуз - даже попытались объединить подходы философско-лингвистического анализа и психоанализа. Они отталкивались, в частности, от указания Витгенштейна на то, что нет единой философской методологии, но есть разные методологии, подобные разным терапиям. Сам австрийский философ не только сравнивал свою деятельность с деятельностью психоаналитика по выявлению психических заболеваний, но и придавал своей медицинской аналогии весьма серьезное значение. Вышеназванные лингвистические философы (их относят к так называемой школе обыденного языка) разрабатывали линию философской терапии, направленную прежде всего на разоблачение "метафизических" заблуждений. Но уже к началу 60-х годов, когда позитивистские и деструктивистские тенденции в аналитической философии окончательно ослабели, влияние "терапевтических аналитиков" почти исчезло.
      Достаточно тесные отношения сложились между аналитической философией и философской герменевтикой. Известно, что последняя связана с традициями немецкой гуманитарной культуры и дает методологическое основание для интерпретации философских, исторических, юридических, теологических и прочих текстов. Аналитическая философия и герменевтика сближаются в последние годы в связи с исследованием проблемы понимания. Примечательно, что это одна из главных тем позднего творчества Витгенштейна, на котором как бы замыкаются две ведущие западные философские традиции - немецкоязычная и англоязычная.
      И аналитики витгенштейновской традиции, и современные герменевтики показывают специфический характер процедур понимания и их отличие от естественно-научного объяснения. Одним из первых близость подходов аналитической философии и герменевтики в данной области подчеркнул английский ученик Витгенштейна П. Уинч. Он показал, что сближение этих дисциплин может принести положительные результаты для развития "социальной науки" и совершенствования исследования "иных культур", т.е. культур, "формы жизни" которых существенно отличаются от наших. Аналитический стиль философствования характерен для творчества крупнейшего герменевтика наших дней - французского философа П. Рикёра. Немецкий философ К.-О. Апель выступает своеобразным посредником между двумя традициями: его работы в равной мере принимают и аналитики, и герменевтики. Тесное взаимодействие, возникшее в последние годы между герменевтикой и философским анализом служит примером нарастания интегративных тенденций в западной философии, преодоления существовавших в ней ранее барьеров (в том числе и национальных).
      Более сложным является вопрос об отношении аналитической философии и структурализма, получившего особенно широкое распространение во франкоязычной философии. Оба направления имеют дело с анализом определенных языковых форм (слов и предложений в аналитической философии и "текста"и дискурса в структурализме). Для структурализма и аналитической философии (правда, в меньшей степени) характерны сциентистская направленность, уверенность в возможности разрешения сложнейших проблем с помощью строгих научных методов, которые применяются и в сфере гуманитарного знания. Вместе с тем сближения указанных направлений в период расцвета структурализма (1960 - 70-е гг.) так и не произошло, причем даже на поле семиотических (знаковых) исследований. Все дело в разном понимании смысла и значения языковых единиц, способов их употребления, соотношения структурных и функциональных аспектов языка, роли языка в человеческой культуре. Внешние сходства структурализма и философского анализа не должны заслонять существующих между ними серьезных различий. Эти различия рельефно проявились в 1980-е и 1990-е годы, когда классический структурализм трансформировался в постструктуралистские теории, являющиеся характерным проявлением так называемого постмодернизма. Один из вариантов постструктурализма деконструктивизм - находится в состоянии жесточайшей конкуренции с аналитической философией. Распространение деконструктивизма в Соединенных Штатах привело к своеобразному "конфликту факультетов": отделения английского языка и литературоведения в университетах выступают в качестве оппонентов философских отделений, на которых преобладает анализ. "Постмодернистский вызов" представляет сегодня наиболее серьезное испытание для академической аналитической философии и других разновидностей современного рационализма. В известном роде современная ситуация напоминает противостояние позиций риторики (аналог философии постмодернизма) и диалектики (аналог аналитической философии) в средневековой европейской культуре. Исход спора современных "риториков" и "диалектиков" предсказать очень сложно.
      Отношение аналитической философии к другой группе философских направлений, представленных прагматизмом и неопрагматизмом, а также научным материализмом и научным реализмом, является в известной мере "родственным". Эти направления возникли и развивались во многом параллельно развитию аналитического философствования. Что касается классического прагматизма Пирса, Джеймса и Дьюи, то он возник как специфически американское культурное и идейное течение, но уже работы второго поколения прагматистов - К. Льюиса, У. Куайна и Н. Гудмена - по стилю ничем не отличаются от работ собственно философов-аналитиков. Неопрагматисты привнесли свежую струю в аналитическую философию, способствовав преодолению ею этапа логического позитивизма. В этом отношении, в частности, решающее значение имела критика Куайном "двух догм эмпиризма", которой были опровергнуты позитивистское разделение аналитического и синтетического знания и редукционистская установка. Прагматисты придали американскому варианту аналитической философии праксеологическую направленность. Разумеется, было бы некорректно представлять отношение аналитической философии и новейшего прагматизма как совершенно безоблачное. К примеру, хорошо известна позиция Р. Рорти, одного из "разочаровавшихся" аналитиков, который рассматривает прагматизм именно как альтернативу философскому анализу. Но эта популярная среди нефилософов позиция не разделяется большинством представителей академической философии США, поскольку его интерпретация прагматизма предполагает не только отказ от ряда общепринятых исследовательских установок и сложившихся рациональных процедур исследования, но и согласие с постмодернистским разоблачением "идеологем" англосаксонского аналитического рационализма, предельное сближение философии и художественной литературы.
      Научный реализм и научный материализм, получившие значительное распространение за последние 20 лет, можно рассматривать как ответвления аналитической философии, тесно связанные с естественно-научным знанием. Именно в разработках научных материалистов (таких, как Дж. Смарт, Д. Армстронг, П. Чёрчленд) были представлены радикальные
      решения психофизической проблемы типа теории тождества ментального (психического) и телесного.