1 The Standard Edition of the Complete Psichological Works of Sigmund Freud. Vol. XI. L., 1959. P. 185.
      2 Ibidem.
      Не удивительно, что на протяжении XIX и XX веков прогрессивные силы общества боролись против этой репрессивной морали. Их борьба включала критику буржуазного брака, требование эмансипации женщин, разоблачение лицемерия официальной морали, отстаивание права ученых исследовать человеческую сексуальность.
      Особенно велика была в этой борьбе роль искусства. Л. Н. Толстой и Г. Флобер - вовсе не "эротические" писатели, но они всей силой своего таланта становятся на защиту женщины, преступной в свете буржуазной морали. А. И. Куприн, пренебрегая общественным скандалом, рисует жестокие будни, исковерканный и тем не менее человечный мир обитательниц публичного дома. Ги де Мопассан, отбрасывая пошлое морализирование, художественно исследует адюльтер как повседневное явление буржуазного быта. Художники и скульпторы разбивают цензурные запреты и предрассудки, мешавшие изображать обнаженное тело.
      Развертываясь на фоне грандиозных социальных сдвигов XX века, эта борьба не могла не изменить общественное мнение. Как говорил В. И. Ленин в известной беседе с Кларой Цеткин, "в эпоху, когда рушатся могущественные государства, когда разрываются старые отношения господства, когда начинает гибнуть целый общественный мир, в эту эпоху чувствования отдельного человека быстро видоизменяются. Подхлестывающая жажда разнообразия в наслаждениях легко приобретает безудержную силу. Формы брака и общения полов в буржуазном смысле уже не дают удовлетворения. В области брака и половых отношений близится революция, созвучная пролетарской революции" [1].
      1 Цеткин К. Воспоминания о Ленине. М., 1955. С. 48.
      ЧТО С НАМИ ПРОИСХОДИТ?
      В чем же состоит эта революция и как она отражается в нашем моральном сознании? Чтобы избежать субъективности оценок, стоит, видимо, начать с констатации не вызывающих сомнений социальных процессов, существующих в той или иной степени во всех индустриально развитых странах, а затем обратиться к вопросам морали.
      Наиболее общая тенденция, от которой зависят сдвиги в сексуальном поведении современных людей, - радикальная ломка традиционной системы половой стратификации. Налицо резкое ослабление поляризации мужских и женских социальных ролей. Половое разделение труда потеряло жесткость и нормативность, большинство социальных ролей вообще не дифференцируются по половому признаку. Общая трудовая деятельность и совместное обучение в значительной мере нивелируют традиционные различия в нормах поведения и психологии мужчин и женщин. Разумеется, эта тенденция не абсолютна. Но полоролевые различия все чаще воспринимаются не как "естественный закон", а как эмпирический факт или следствие индивидуальных различий, не обязательно связанных с полом. Как бы ни различались их социальные функции, взаимоотношения мужчин и женщин становятся не иерархически соподчиненными, а равноправными. Главная тенденция современной культуры - установка на развитие индивидуальности, безотносительно к какому бы то ни было заранее заданному стандарту.
      Ломка традиционной системы половой стратификации вызывает перемены и в культурных стереотипах маскулинности / феми-нинности. Прежде всего, они становятся менее жесткими и полярными. Как и социальные роли, далеко не все человеческие качества дифференцируются по полу. Кроме того, идеалы маскулинности и фемининности сегодня, как никогда, противоречивы. Традиционные черты в них переплетаются с современными, они значительно полнее, чем раньше, учитывают многообразие индивидуальных вариаций, о,тражая не только мужскую, но и женскую точку зрения.
      Идеал "вечной женственности" буржуазной морали XX века был довольно прост. Женщина должна быть нежной, красивой, мягкой, ласковой, но в то же время пассивной и зависимой, позволяя мужчине чувствовать себя по отношению к ней сильным, энергичным и эффективным. Эти фемининные качества и сегодня высоко ценятся, составляя ядро мужского понимания женственности. Но в женском самосознании появились также новые черты: чтобы быть с мужчиной наравне, женщина должна быть умной, энергичной, предприимчивой, то есть обладать свойствами, которые раньше считались монополией мужчин. Иметь дело с такой женщиной мужчине гораздо интереснее, но одновременно и труднее. В разных ролях она выглядит и чувствует себя по-разному, требуя дифференцированного к себе отношения. Это создает определенные социально-психологические трудности. Если образ идеального мужчины оба пола рисуют практически одинаково, то в описаниях идеальной женщины они существенно расходятся: женщины приписывают своему идеалу почти все положительные маскулинные качества, тогда как мужчины смотрят на женственность более традиционно.
      Стереотип маскулинности также не остается прежним. "Традиционная маскулинность" выдвигала на первый план такие качества, как физическая сила, подавление нежности, функциональное отношение к женщине и одновременно несдержанность в выражении "сильных" чувств (гнева, страсти и т. п.). "Современная маскулинность" ставит интеллект выше физической силы, допускает и даже требует проявления нежности и душевной тонкости, а также обуздания "грубых" чувств и порывов и т.д. Но эти нормативные ожидания противоречивы, а их соотношение неодинаково в разных социальных средах и на разных этапах жизненного пути.
      Ослабление поляризации и внутренняя противоречивость образов маскулинности/фемининности заставляют общество терпимее относиться к индивидуальным вариациям. Во все времена было немало мужчин и женщин, индивидуальности которых не укладывались в жесткие рамки половых стереотипов. В патриархальном обществе таких людей безжалостно травят. Ослабление стереоти-пизации людей по полу чрезвычайно расширяет возможности индивидуального самовыражения, в результате чего выигрывают и общество, и личность. Вместе с тем этот процесс создает некоторую нормативную неопределенность, вызывая у многих чувства раздражения и тревоги.
      Следующий ряд социальных сдвигов касается брачно-семей-ных отношений. Прежде всего налицо изменение состава семьи, уменьшение ее численности за счет снижения рождаемости и сведения ее к супружеской паре и ее потомству ("нуклеарная семья"). Современная советская городская семья чаще бывает малодетной, насчитывая одного-двух детей, причем такой сдвиг в репродуктивном поведении и соответствующих социально-психологических установках является, по-видимому, устойчивым и закономерным.
      Еще более существенно изменение ролевой структуры семьи в смысле большей симметричности функций мужа и жены, повышения авторитета и влияния женщины-матери, изменения представлений о "главе семьи", ослабления авторитарных методов воспитания детей и т.д.
      По мере того как некоторые старые экономические и социальные функции семьи (семья как производственная единица, как ячейка потребления и как институт первичной социализации детей) отмирают или приобретают подчиненное значение, все большая ценность придается экспрессивным функциям, психологической близости, интимности между членами семьи, будь то супруги или родители и дети.
      Интимизация внутрисемейных отношений повышает автономию и значимость каждого отдельного члена семьи и происходит параллельно повышению индивидуальной избирательности брака. Переход от брака по расчету или обязанности к браку по свободному выбору - громадное достижение человечества. Но это предполагает возможность расторжения брака по психологическим мотивам, что делает институт брака значительно менее устойчивым. Помимо неодинаковой длительности любовных чувств у разных людей сказывается увеличение общей продолжительности жизни (раньше было меньше разводов, но многие семьи разрушались вследствие смерти одного из супругов и по другим причинам), а также уменьшение численности семьи: прожить вдвоем, не надоев друг другу, пятьдесят лет гораздо труднее, чем прожить 15 - 20 лет в большом семейном коллективе. Все это, вместе взятое, способствует появлению социально-психологической установки на возможную временность брачного союза.
      Глубокие перемены происходят и в культуре. Прежде всего, налицо крах антисексуальных установок иудейско-христианской культуры и их псевдонаучного обоснования. Интеллигенция, а вслед за ней и другие слои общества, перестает видеть в сексуальности нечто постыдное и низменное. Реабилитированная эротика находит разнообразное преломление как в массовой, так и в "высокой" культуре, будь то литература, кино или изобразительное искусство. Здесь действует подмеченная Д. С. Лихачевым [1] общая закономерность художественного развития, а именно - сужение сферы запретного. Художественное освоение глубинных пластов сексуальности не меньше, чем распространение научных сексологических знаний, способствует формированию более здоровых, светских установок на этот счет в массовом сознании.
      1 См.: Лихачев Д. С. Будущее литературы как предмет изучения//Новый мир. 1969. № 9. С. 171.
      Расширение диапазона сексуальных переживаний, символизируемых в культуре, - часть перестройки телесного канона и канона речевой пристойности, утвердившихся в начале нового времени. Современная культура сохраняет идею индивидуального "закрытого" тела, равно как и принцип самоконтроля, но постепенно отказывается от некоторых табу и запретов. Ослабели культурные запреты против наготы - достаточно вспомнить эволюцию купальных костюмов и других видов одежды. Расширились границы речевой пристойности; многие слова, еще недавно считавшиеся нецензурными, теперь вошли в широкий оборот. В этом можно усмотреть знак падения нравов. Однако возможность обсуждать ранее "неназываемое" означает также, что люди перестали бояться данных явлений, стали свободнее относиться к ним.
      Меняется и наше общее отношение к эмоциям. В противовес викторианской установке на подавление эмоций современная культура, включая научную психологию, подчеркивает ценность эмоционального самораскрытия и чувствительности. "Воспитание чувств" трактуется сегодня как умение не только контролировать чувства и подчинять их разуму, но и выражать свои чувства, слушаться веления сердца и т.д.
      Сдвиги в брачно-семейных отношениях и половом символизме закрепляются и передаются следующим поколениям благодаря системе половой социализации детей и молодежи. Научно-техническая революция властно вторгается и в этот процесс. Расширение диапазона контактов и содержания совместной деятельности мальчиков и девочек (совместное обучение, труд, досуг) способствует выравниванию многих традиционных полоролевых особенностей, а ослабление внешнего социального контроля (со стороны родителей или юношеской субкультуры) за их поведением дает молодежи неслыханную прежде свободу принятия решений, включая вопросы половой жизни.
      Обусловленное акселерацией более раннее половое созревание предполагает более раннее пробуждение сексуальных интересов, задолго до наступления социальной, гражданской зрелости. Это заставляет взрослых, хотят они того или нет, создавать систему полового воспитания и просвещения уже не столько для того, чтобы возможно дольше удержать молодых от половой жизни (типичная установка педагогики прошлого), сколько для того, чтобы научить их разумно управлять собственной сексуальностью. Поскольку официальная педагогика отстает от жизни и недостаточно эффективна, важную роль в этом деле играет молодежная субкультура, которая сегодня гораздо более автономна от старших.
      Как влияет это на сексуальное поведение и обыденное сознание людей? Здесь можно выделить ряд эмпирических тенденций.
      1. И реальное поведение, и ценностные ориентации людей за последние десятилетия существенно изменились. Молодежь чувствует и ведет себя не совсем так, как в том же возрасте ее отцы и деды, открыто критикуя или молчаливо отбрасывая некоторые привычные для старших, хотя не всегда соблюдавшиеся ими нормативные установки.
      2. Более рано созревающая молодежь раньше начинает половую жизнь. В 1970-х годах 16 - 17-летние юноши и девушки ФРГ по типу своего сексуального поведения напоминали 19 - 20-летних в 1960-х годах. Средний возраст начала половой жизни у молодежи ГДР в середине 1980-х годов был 16,9 года. В той. или иной степени эта тенденция существует повсеместно.
      3. Поскольку половая жизнь начинается, как правило, до брака, большинство населения, и особенно молодые люди, считают добрачные связи нормальными, не скрывают и не осуждают их. При опросе молодежи ГДР такую точку зрения высказали 98 процентов мужчин и 97 процентов женщин.
      4. Начало половой жизни практически не связано с матримониальными намерениями и мотивируется не столько нормативными установками, сколько психологическими соображениями индивидуального порядка. Свыше 3700 студентов разных вузов РСФСР ответили на вопрос анкеты: "Как вы думаете, с какой целью юноши и девушки вступают сегодня в интимные отношения?" Из 9 возможных вариантов ответа первое место (28,8 процента мужчин и 46,1 процента женщин) заняла "взаимная любовь", затем идут "приятное времяпрепровождение" и "стремление к получению удовольствия" (соответственно 38,3 и 20,6 процента) и "желание эмоционального контакта" (10,6 и 7,7 процента). "Предполагаемое вступление в брак" называли в качестве вероятного мотива 6,6 процента мужчин и 9,4 процента женщин. Затем идут такие ответы, как "самоутверждение" (5,5 и 3,6 процента), "любопытство" (4,9 и 5,6 процента), "престижность" (4,1 и 4,8 процента) и "расширение чувства свободы, независимости" (1,8 и 2,2 процента) [1].
      1 См.: Голод С. И Стабильность семьи: социологический и демографический аспекты. Л., 1984 С 21
      5. Существенно повысилось значение сексуальности и в браке. В традиционном патриархальном браке эти мотивы не имели решающего значения. Русский мемуарист XVIII века А. Т. Болотов рассказывает о своих взаимоотношениях с женой: "Я, полюбив ее с первого дня искренне супружескою любовью, сколько ни старался к ней со своей стороны ласкаться и как ни приискивал и не употреблял все, что мог, чем бы ее забавить, увеселить и к себе теснее прилепить можно было, но успех имел в том очень малый... Не имел я от ней ни малейших взаимных и таких ласк и приветливостей, какие обыкновенно молодые жены оказывают и при людях и без них мужьям своим. Нет, сие удовольствие не имел я в жизни!" [2] Тем не менее Болотов считает, что должен быть "женитьбою своею довольным и благодарить Бога" [3]. Сегодня такой брак был бы признан неудачным. По данным С. И. Голода, сексуальная гармония и удовлетворенность прочно занимают третье место на шкале, измеряющей благополучие и устойчивость брака, вслед за духовной и психологической совместимостью супругов, состоящих в браке меньше 10 лет, и духовной и бытовой совместимостью - при стаже семейной жизни свыше 10 лет [4]. О тесной связи между сексуальной удовлетворенностью и общим благополучием брака говорят и зарубежные данные [5].
      2 Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков. 1738 - 1793. М.; Л., 1931. Т. 2. С. 306 - 307.
      3 Там же. С. 310.
      4 См.: Голод С. И Стабильность семьи: социологический и демографический аспекты. С. 71.
      5 См.: Витек К, Проблемы супружеского благополучия. М., 1988.
      6. Резко уменьшилась разница в стиле сексуального поведения и установок мужчин и женщин. Если раньше женщины начинали половую жизнь значительно позже своих сверстников-мужчин, то теперь эта разница уменьшилась, а кое-где вовсе исчезла. С каждым следующим поколением уменьшается доля сексуально холодных, равнодушных женщин. Все больше женщин отклоняют принцип "двойного стандарта" как несправедливый и дискриминационный. Обследование 1779 замужних чехословацких женщин от 20 до 40 лет, разбитых на пять возрастных когорт по годам рождения, с 1911 - 1920 до 1951 - 1958, показало, что средний возраст первого сексуального опыта снизился за это время с 20,75 года до менее чем 18 лет, доля женщин, испытывающих оргазм, выросла с 31 до 79 процентов, а высокая сексуальная активность в браке - с 40 до 86 процентов. Сходные тенденции действуют и в других странах. Вместе с тем женщины во всех странах мира горько жалуются на психологическую нечуткость, сексуальную некомпетентность и "физиологизм" мужчин, которые озабочены лишь собственными переживаниями и уделяют мало внимания чувствам женщин.
      Сами по себе эти социальные сдвиги, равно как и ломка привычных стереотипов массового сознания, отнюдь не являются неожиданными. Ф. Энгельс еще в 1884 году писал: "...то, что мы можем теперь предположить о формах отношений между полами после предстоящего уничтожения капиталистического производства, носит по преимуществу негативный характер, ограничивается в большинстве случаев тем, что будет устранено. Но что придет на смену? Это определится, когда вырастет новое поколение: поколение мужчин, которым никогда в жизни не придется покупать женщину за деньги или за другие социальные средства власти, и поколение женщин, которым никогда не придется ни отдаваться мужчине из каких-либо других побуждений, кроме подлинной любви, ни отказываться от близости с любимым мужчиной из боязни экономических последствий. Когда эти люди появятся, они отбросят ко всем чертям то, что согласно нынешним представлениям им полагается делать; они будут знать сами, как им поступать, и сами выработают соответственно этому свое общественное мнение о поступках каждого в отдельности, - и точка" [1].
      1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 85.
      Однако эти тенденции социально и психологически противоречивы. Ослабление внешнего, институциального контроля за сексуальным поведением расширяет степень личной свободы, но одновременно порождает нормативную неопределенность; люди, которые привыкли к жестким правилам поведения, не знают, что они должны делать. Идея женского равноправия сплошь и рядом трактуется как одинаковость, и это оборачивается недооценкой психофизиологических особенностей мужчин и женщин. Либерализация норм половой морали во многих случаях благоприятствует экстенсивным связям со многими случайными партнерами, обесценивая сексуальную близость, лишая ее психологической интимности и способствуя распространению венерических заболеваний и иных инфекций, передаваемых половым путем, например СПИДа. Реабилитация чувственности и эротического воображения обогащает человеческую жизнь, но одновременно открывает новые возможности для психологического манипулирования личностью (коммерческий эротизм, порнография и т. п.).
      Все это вызывает споры. Консервативно настроенные авторы, как правило, подчеркивают отрицательные стороны, издержки социального развития. Это естественно. Поскольку половая мораль принадлежит к числу наиболее традиционных элементов культуры, ее изменение воспринимается особенно болезненно. Лозунги защиты семьи и нравственности всегда находят живой отклик в некоторых слоях населения. Играя на их сексуальных страхах и предрассудках, легче всего скомпрометировать политического противника. Этот "метод" был известен уже в Византии XI века.
      Превосходно вписывается в этот стереотип и идея "иностранного заговора". В 1798 году один английский епископ красноречиво предупреждал британскую палату лордов по поводу гастролей французского балета: "Отчаявшись повлиять на нас силой оружия, французские правители теперь предприняли более тонкую и опасную атаку... пытаясь осквернить и подорвать мораль нашей молодежи. Они послали к нам группу танцовщиц, которые с помощью самых непристойных поз и развратных театральных жестов вполне преуспели в том, чтобы ослабить и развратить нравы народа" [1].
      1 Trudgiti Е. Madonnes and Magdalecs. N. Y., 1976. P. 32.
      В наше время, не подозревая о приоритете почтенного епископа, те же самые идеи развивал в своем романе "Чего же ты хочешь?" (1969) советский писатель В. А. Кочетов, с той только разницей, что, по Кочетову, танцевально-подрывной деятельностью занимались не французские революционеры, а агенты ЦРУ.
      Противники полового просвещения в нашей стране видят в нем результат влияния "растленного Запада", а американские неофашисты утверждали, что половое просвещение - следствие "грязного коммунистического заговора". Социологические исследования показывают, что воинственно-непримиримое отношение ко всему, что связано с сексуальностью, не является изолированным феноменом. Среди таких людей, как правило, больше женщин и лиц старшего возраста; они более привержены религиозным догматам, более религиозно активны; многие из них выросли в маленьких городах; они реже имеют сложные профессии, и у них ниже образовательный уровень; политически они более консервативны и авторитарны, а их взгляды на семью и сексуальность более традиционны; они более догматичны, отличаются меньшей политической терпимостью и более благосклонны к цензуре; мало кто из них получил сексуальное просвещение; они чаще других считают общество морально деградирующим и находящимся под угрозой заговора. Иногда их установки зависят от неудачного личного опыта, собственных сексуальных разочарований и трудностей. Но значительно важнее социальные факторы: условия, в которых эти люди воспитывались в детстве и юности, и их общий образовательный и культурный уровень.
      Но как быть в таком случае с нравственностью? Можно ли дать этическую оценку сдвигам в сексуальном поведении, или наука должна только регистрировать происходящее, даже если это нам не нравится? Мы говорим о снижении уровня морального сознания в условиях сталинского террора и застойного периода, отмечаем издержки релятивизации и идеологизации нравственных категорий и т.д. Почему не сказать прямо о росте сексуальной безнравственности, какими бы социальными причинами это ни объяснялось?
      Вопрос серьезный, но уже сама его постановка требует уточнения. Говоря о морально-нравственной регуляции человеческого поведения, этическая теория обычно, хотя и в разных терминах, разграничивает две сферы отношений. С одной стороны, мораль как регуляцию поведения посредством строго фиксированных норм, внешнего психологического принуждения и контроля, общественного мнения и т.д. С другой стороны, нравственность как сферу внутренней свободы, самоуправления и творчества личности, которая сама принимает нравственные решения и берет на себя ответственность за их последствия.
      Традиционная половая мораль содержала очень мало нравственности во втором, личностном значении слова. Ее основные постулаты выводились из религиозных предписаний, а связанные с ними поступки жестко дихотомизировались на пороки и добродетели. Важнейшие аспекты сексуального поведения регулировались институционально. Табуирование определенных слов и действий мотивировалось сначала страхом, затем стыдом общественного осуждения. Сфера индивидуального нравственного усмотрения была чрезвычайно узкой, а эмоциональные переживания были связаны в первую очередь с чувством вины и раскаяния по поводу нарушения - неизбежного! - слишком жестких, не принимающих во внимание индивидуальных жизненных обстоятельств запретов и предписаний. Именно этот внутренний конфликт претворяется затем в философскую и психоаналитическую концепцию якобы неустранимого противоречия между сексуальностью и культурой.
      Постепенно, исторически эта нормативная модель расшатывалась. По мере того как сексуальность переставала рассматриваться как всегда одинаковая инстинктивная сила, выявлялись ее многообразные социально-групповые и индивидуальные вариации. Современная наука говорит уже не о сексуальности, а о сексуальностях. Отсюда - расширение сферы нормативно - социально и морально - допустимого и приемлемого. Многие вопросы, некогда строго регламентированные, ныне считаются этически нейтральными (например, сексуально-эротическая техника не касается никого, кроме данной любовной пары).
      Ф. Энгельс писал, что в коммунистическом обществе отношения полов станут исключительно частным делом, которое будет касаться только заинтересованных лиц и в которое обществу нет нужды вмешиваться. Социальное регулирование интимных отношений необходимо лишь постольку, поскольку они связаны с рождением и воспитанием детей, которые сами не могут о себе позаботиться, и - об этом нам еще раз напомнил СПИД - с охраной общественного здоровья.
      Но расширение сферы личного самоуправления необходимо предполагает рост нравственного сознания и самосознания.
      Как писал американский социолог Айра Рисе [1], "новая сексуальность" предлагает небывалое разнообразие форм сексуального самовыражения и индивидуализирует их выбор, что отвечает интересам личности и ее психического здоровья. Старая половая мораль была прокрустовым ложем. Если личность не соответствовала ему, общество не предлагало альтернатив, а старалось подогнать индивида под заданный стереотип. Главное преимущество "новой сексуальности" - увеличившаяся возможность выбора, право личности самой выбирать наиболее подходящий ей стиль сексуального поведения. Достижения медицины в деле борьбы с венерическими заболеваниями и создания надежных контрацептивов также способствуют гуманизации сексуальных отношений, позволяя индивиду руководствоваться не страхом перед "последствиями", а более сложными и высокими соображениями.
      1 Reiss I. L. Family Systems in America. N. Y., 1976.
      Но чем меньше внешних запретов, тем важнее индивидуальный самоконтроль и тем выше ответственность личности за свои решения. Человек должен учиться точнее определять свои чувства, предвидеть вероятные последствия своих поступков, жертвовать преходящими, временными интересами во имя более важных. То есть повышается значение нравственного выбора. Ибо хотя решение индивид принимает сам, оно большей частью затрагивает, как минимум, еще одного человека, а зачастую и многих.
      Индивидуализация сексуальности и ее проявлений приходит в противоречие с принципом индивидуализма, рассматривающего другого человека только как средство удовлетворения собственных эгоистических потребностей.
      Общество, в котором человек является прежде всего средством производства, порождает жесткую репрессивную половую мораль. Потребительское общество взрывает прежние запреты, но одновременно низводит сексуальность до уровня развлечения. Но отчужденный деиндивидуализированный секс легко коммерциализируется и фальсифицируется, как всякий товар массового потребления, открывая дополнительные возможности манипулирования личностью. Это хорошо показано в антиутопиях. Бедное тоталитарное общество, всемерно ограничивающее потребности своих членов, является также воинственно-антисексуальным ("1984" Д. Оруэлла). "Дивный новый мир" О. Хаксли, напротив, дает полную сексуальную свободу. Но ни там, ни здесь нет ни индивидуальной любви, ни личной ответственности - одно невозможно без другого.
      Меняющийся характер сексуальной жизни ставит нравственные проблемы не только перед индивидами, но и перед обществом. Некоторые из этих проблем непосредственно связаны с развитием науки.
      Если мы знаем, что женская асексуальность - миф, игнорировать это знание не только глупо, но и безнравственно, негуманно по отношению к женщине. Вместе с тем нельзя оскорблять чувства людей, для которых такого рода информация морально неприемлема.
      Если мы знаем, что неумение пользоваться контрацептивами - одна из главных причин катастрофического роста нежелательных беременностей и абортов среди подростков и молодых девушек, утаивать от них эти знания не только глупо, но и безнравственно. Но как убедить невежественных, консервативно настроенных родителей, переоценивающих силу традиционных моральных запретов и не желающих брать на себя лишние хлопоты?
      Если мы знаем, что эффективное половое просвещение невозможно без использования телевидения и других средств массовой коммуникации, не воспользоваться ими глупо и безнравственно. Но столь же неразумно было бы игнорировать национальные, религиозные и иные особенности традиционной культуры населения. Люди должный меть право и возможность выбора без того, чтобы им навязывали нечто неприемлемое и отвратительное для них.
      Расширение сферы индивидуального самоуправления предполагает терпимость, плюрализм, множественность подходов и решений. C точки зрения этики это так же верно, как с точки зрения социологии или психологии.
      О. П. ЗУБЕЦ
      "ОДНОЙ ЛЮБВИ МУЗЫКА УСТУПАЕТ..."
      Нет, пожалуй, в жизни человека явления более интимного, значимого и в то же время более загадочного, противоречивого, чем любовь. С одной стороны, любовь не считается ни с какими преградами - ни с моральными предостережениями, ни с юридическими запретами, ни с социальными традициями. И она же оказывается в плане духовного возвышения человека силой более могучей, чем все привычные социально-нравственные воздействия. Сама разрушительная сила любви приобретает созидательный характер. Она попирает абстрактные святыни во имя более святого - конкретной человеческой личности.
      "До сих пор о любви была сказана только одна неоспоримая правда, а именно, что "тайна сия велика есть", все же остальное, что писали и говорили о любви, было не решением, а только постановкой вопросов, которые так и оставались неразрешимыми" [1]. Эти чеховские слова - выражение глубокой философичности всякого обращения к любви, всякого риска рационального прикосновения к столь интимному и всеобщему явлению культуры. Продолжить незавершаемый ряд неразрешаемых проблем, поставить их под сомнение и обосновать самим фактом обращения к ним - одна из существенных сторон всякой философской культурной работы.
      1 Чехов А. П. Собр. соч. В 12 г. М., 1962. Т. 8 С. 305 - 306
      Никчемной старательностью веет от перечисления тех, кто вовлекал любовь в мир своих философских исканий или сам вовлекался в паутину культурных ее осмыслений, ибо немногие избежали этой участи. И все же назовем некоторые имена: творцы Библии и Платон, Августин и Ибн Сина, Гегель и Фейербах, Маркс, Фрейд, Зиммель, Шелер, Унамуно и многие другие. Но так как философская мысль не жаждет окончательности, она благосклонна к новым попыткам.
      Если смотреть на любовь не извне, а изнутри, глазами любящего человека, она не требует обоснования через соотнесение с моралью, искусством, политикой и даже с историей, а сама служит основой осмысления мира и человеческого отношения к нему, сама является зеркалом, своеобразно отражающим реалии человеческого бытия. И опять Чехов: "Я понял, что когда любишь, то в своих рассуждениях об этой любви нужно исходить от высшего, от более важного, чем счастье или несчастье, грех или добродетель в их ходячем смысле, или не нужно рассуждать вовсе" [1].