Что касается воспитания с точки зрения пола, то к этому вопросу необходимо отнестись в высшей мере тщательно, с тем чтобы инстинкты, среди которых половой является наиболее сильным, не употреблялись во зло. Руссо говорит: отцу необходимо в этом возрасте дать сыну полное представление, а не делать секрета из этого вопроса, он должен просветить его ум, рассказать о назначении этой склонности и о том вреде, который может произойти, если ею злоупотребляют. Ему необходимо объяснить сыну моральные основания гнусности такого действия и показать осквернение человеческого достоинства его личности. Это самый деликатный и завершающий момент воспитания. До тех пор пока школы достигнут этого, будет совершено еще много пороков.
      О КОНЕЧНОМ НАЗНАЧЕНИИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО РОДА
      Конечное назначение человеческого рода состоит в наивысшем моральном совершенстве, которое достигается при помощи свободы человека, благодаря чему человек приобретает способность к высшему счастью. Бог мог бы сделать людей совершенными и счастливыми. Но тогда такое состояние не возникло бы из имманентного принципа мироздания. Имманентный принцип мира - свобода. Назначение человека состоит, следовательно, в том, чтобы добиться высшего совершенства посредством своей свободы. Бог желает не только того, чтобы мы были счастливы, но и чтобы сами сделали себя счастливыми, - в этом состоит истинная моральность. Высшее моральное совершенство - это всеобщая цель человечества. Если бы все поступали таким образом, чтобы их поведение совпадало бы со всеобщей целью человечества, то этим уже было бы достигнуто наивысшее совершенство. Каждый человек должен стремиться сделать свое поведение адекватным этой цели, благодаря чему он вносит сюда свой вклад, а если каждый будет так поступать, то совершенство будет достигнуто. Но как далеко продвинулся человеческий род по пути к этому совершенству? Если мы обратимся к самой просвещенной части мира, то увидим, что все государства враждебно противостоят друг другу и даже в мирное время точат оружие против другого. Это имеет такие последствия, которые делают невозможным приближение людей к всеобщей цели - совершенству. Предложение аббата Сен-Пьера о создании всеобщего сената народов, если бы оно было реализовано, было бы тем моментом, когда человеческий род сделал бы громадный шаг к совершенству. Тогда можно было бы то время, которое сейчас используется для поддержания безопасности, употребить для осуществления этой цели. Однако поскольку у князей идея права не столь сильна, как идея независимости, собственной власти и жажда править по собственному произволу, то не следует надеяться на осуществление этой цели таким путем. Но где же искать это совершенство и исходя из чего можно надеяться на его достижение? Нигде, кроме воспитания. Оно должно сообразоваться со всеми целями природы, гражданского общества и семьи. Наше воспитание и дома, и в школе страдает еще многими недостатками как в отношении культивирования талантов, дисциплины и доктрины, так и в отношении формирования характера в соответствии с моральными принципами. Оно направлено скорее на развитие сноровки, чем убеждений, которые должны использоваться во имя блага. Как же в таком случае государство будет лучше управляться людьми, которые сами воспитаны не лучше? Но если воспитание будет направлено на развитие талантов, на формирование морального характера человека, то такое воспитание распространилось бы до престола и принцы воспитывались бы столь же искусными людьми. До сих пор еще ни один князь не сделал ничего для совершенствования человечества, для внутренней ценности и счастья человечества, они всегда заботились лишь о блеске своего государства, который всегда был для них главным делом. Такое воспитание привело бы к тому, что оно оказало бы влияние на их миролюбие. Если же источники однажды уже обнаружены и состояние это уже получило распространение, то оно поддерживается суждением каждого человека. Не только монарх, но и все граждане государства должны быть так образованы и только тогда государство стало бы прочным. Можно ли надеяться на это? Воспитательные учреждения, созданные Базедовым, дают для этого маленькую и слабую надежду. Когда человеческая природа достигнет ее полного предназначения и наивысшего совершенства, то это будет царство бога на земле. Лишь тогда будет господствовать справедливость и право внутренней совести, а не административная власть. Это и есть конечная определенная цель и высшее моральное совершенство, которое может достичь человеческий род спустя многие столетия.
      ПИТИРИМ АЛЕКСАНДРОВИЧ СОРОКИН
      (1889 - 1968)
      Крупнейший представитель позитивистской школы и один из наиболее последовательных проводников позитивизма во все отрасли обшествознания. Уже в начальный (русский) период своей творческой биографии (1911 - 1922), находясь под влиянием своих учителей Е. В. Де-Ро-берти, М. М. Ковалевского, Д. И. Петра-жицкого и опосредованно Э. Дюркгейма, он предпринимает попытку перестроить этику на неопозитивистский лад, не повторяя слепо О. Конта и Г. Спенсера. В этом смысле его работы раннего периода (публикация трех из них предлагается далее читателю) представляют классический образец позитивистски-бихевиористской этики и социологии морали. Именно в таком "настрое" им читались курсы лекций по этике в столичных вузах во время первой мировой войны и в первые годы Советской власти. Эти лекции оказали воздействие на последующее развитие буржуазной, а в определенной степени и марксистской этической мысли. Лишь много позднее в Гарварде (США), где им был основан социологический факультет и закладывались основы теорий социальной стратификации и мобильности, социокультурной динамики, П. А. Сорокин откажется от позитивистского взгляда на этик\, вновь перекроив ее, но уже с позиций философии культуры.
      После отъезда Сорокина в 1922 году в Прагу его личный архив, включая научные рукописи, был собран воедино в фонд Сорокина, ныне хранящийся в Центральном государственном архиве Октябрьской революции СССР. Среди этих рукописей сохранились "Введение" и "Тезисы" его манускрипта "Принципы и методы современной науки о нравственности" (1912 - 1913), так и не вышедшего в свет. Своего рода развитие и конкретизация неопозитивистской социологии морали содержится в небольшом эссе, выполненном в жанре рецензии, - "Новый труд о Бсн-таме" (1916), по сути дела, это критический очерк теории утилитаризма И. Бентама и его последователей. Эти две работы публикуются впервые. Наряду с ними читатель сможет познакомиться с давно ставшим библиографической редкостью этико-логическим сочинением Сорокина "Нормативная ли наука этика и может ли она ею быть?" (1913), предвосхитившим многие позднейшие дискуссии на эту тему (его текст дается по изданию: Сорокин П. Преступление и кара, подвиг и награда. Социологический этюд об основных формах общественного поведения и морали Спб., 1914).
      Все названные работы воссоздаются без текстологических изменений. Знаки препинания и орфография приведены в соответствие с современными правилами [1].
      1 Публикация подготовлена А. Ю. Согочоновым
      ПРИНЦИПЫ И МЕТОДЫ СОВРЕМЕННОЙ НАУКИ О НРАВСТВЕННОСТИ
      Многотомные этические трактаты, поучающие искусству не делать того-то и того-то, напоминают сочинение мальчика о булавках, в котором польза их доказывалась следующим образом: когда люди их не проглатывают, то они остаются живы [1].
      1 Уорд Л. Психические факторы цивилизации. Спб., 1897. С 91
      "Переоценка всех ценностей" - вот лозунг нашей эпохи. Нет ни одной научной дисциплины, где бы не происходила теперь громадная работа критической мысли, влекущая за собой низвержение или ограничение того, "чему мы поклонялись", и созидание новых путей и новых "ценностей". Даже истины математики и те объявляются условными и относительными (Пуанкаре. Наука и гипотеза; "La valeur de la science" и др.). В физике и химии материя, казалось, так прочно и навеки поселившаяся в этих науках, мало-помалу исчезает и заменяется энергией (В. Оствальд, Г. Лебон и др.). В биологии поднимает голос неовитализм и успешно начинает сражаться с механистической теорией; теория Дарвина все более и более ограничивается, начинают приобретать все большее и большее значение неоламаркизм и мутационная теория Де-Фризе и т.д. Если так дело обстоит уже в этих "точных" науках, то уже заранее можно допустить, что в гуманитарных науках этот пересмотр идет в еще более широких размерах и в результате влечет то же распыление мысли, что и в указанных "точных" научных дисциплинах.
      В мою задачу не входит доказательство этого положения во всех гуманитарных науках (поэтому я не останавливаюсь на этом), что же касается этики - предмета данной статьи, - то ее современное состояние вполне обнаруживает указанное явление "переоценки". Все старые "теории нравственности" подверглись критике и в результате почти все были отброшены как ненаучные. Это одинаково относится как к "формальной школе" во главе с кантовской моралью долга, так и к эмпирической школе, выраженной различными течениями гедонизма, эвдемонизма, утилитаризма. Приведенный выше эпиграф ярко выражает этот скептицизм по отношению к старой этике. Но спрашивается, создано ли что-нибудь новое на место разрушенных idola? На основании чего старые теории нравственности объявлены несостоятельными? И может ли новое в этике претендовать на общезначимость? Вот вопросы, на которые в дальнейшем я попытаюсь бегло ответить.
      Если отвлечься от подробностей, то основные направления современной этики могут быть сведены к двум главным школам. Одна из этих школ вполне примыкает к Канту и, в сущности, представляет только небольшую модификацию его метода и теории нравственности. Другая школа может быть обозначена общим термином "социологизм" ввиду той важности, которую она придает социологии в деле обоснования морали как науки.
      Эти течения радикально противоположны между собой. Школа неокантианства говорит словами С. Лотце. "Я все еще убежден, - говорит он, - что я иду правильным путем, когда я ищу в том, что должно быть, основание того, что есть". Тогда как социологизм утверждает: "В том, что есть, мы ищем основание того, что должно быть".
      У первых категория долженствования главенствует над категорией бытия, у вторых наоборот - категория бытия имеет примат над категорией долженствования. Первое течение является наиболее распространенным в Германии - на родине Кенигсберг-ского мудреца, и главные его представители - в то же время и наиболее видные неокантианцы (П. Наторп, Коген, Риккерт). Второе течение пустило глубокие и широкие корни во Франции - на родине О. Конта, где всего более работали и работают над социологией и социологическими проблемами. Рассмотрим кратко аргументы каждой школы.
      I
      Два основных направления современной науки о нравственности:
      1. Формально-логическое, обосновывающее этику на критике познания или гносеологии, рассматривающее ее как нормативную дисциплину в противоположность теоретическим дисциплинам и устанавливающее примат долженствования над бытием, воли над разумом; отсюда - телеологический метод, независимый от причинного метода, вводимый этим направлением. Наторп и Риккерт как главные представители этого течения.
      2. Каузально-эмпирическое, требующее применения к этике тех же методов, которыми пользуются и другие науки, исходящее из бытия и строящее долженствование на познании этого бытия. В зависимости от того, какая наука кладется в основу этики, это течение может быть разделено на три группы:
      а) социологическое направление и его тезисы. Де-Роберти и Брюль главные представители этого течения;
      в) психологическое направление и его тезисы. Л. И. Петражицкий и В. Вундт как лучшие представители его;
      с) синтетическое течение и его тезисы. А. Фулье как выразитель этого направления.
      II
      1. Формально-логическое направление должно быть целиком отвергнуто в силу следующих оснований:
      а) Поскольку допустим особый, независимый от каузального метода телеологический метод, он может иметь место только в области трансцендентного мира, и так как этот мир в сферу научного познания не входит, то не может иметь приложения и телеологический метод обоснования этики как науки.
      в) Это течение смешивает точки зрения: теоретическую и практическую.
      c) Регулятивные принципы, утверждаемые этим направлением, или бесплодны и пусты, поскольку они формальны, или же перестают быть таковыми, когда они получают хоть какое-нибудь содержание.
      d) Понятие воли в понимании формально-логического направления бессодержательно и метафизично.
      Указанные ошибки отчасти свойственны и Вундту с Фулье.
      2. Анализ нормативных суждений и нормативной науки как функции теоретических наук.
      В связи с этим троякое значение слова "нравственность":
      а) нравственность как данная нам реальность;
      в) нравственность как теоретическая наука, изучающая эту реальность;
      с) нравственность как прикладная, "нормативная" наука, основанная на соответствующей теоретической дисциплине.
      3. Сфера и область нравственных явлений. Две стороны нравственной реальности: психическая и материальная ("овеществленная психика"). В зависимости от этого два способа изучения нравственных явлений: психический, дающий только "форму", и социологический, дающий только "содержание" этой реальности. Первому свойственна статическая точка зрения, второму - динамическая.
      4. Методы изучения нравственных фактов.
      При отсутствии точной definitio нравственных явлений, когда невозможна еще индукция, необходим метод "обзора", "метод больших чисел". С растущим познанием индукция должна постепенно вытеснять этот метод. При наличности ряда прочно установленных положений возможна дедукция.
      5. Что такое нравственная реальность?
      Определение Л. И. Петражицкого должно быть дополнено определением социальности в понимании Е. В. Де-Роберти.
      6. Что должно служить верховным принципом "нравственной гигиены" как прикладной науки. (Рецепты Наторпа, Штаммлера, Геффдинга, Вундта, Петражицкого и Де-Роберти.) Относительность этих рецептов. Знание как регулятивный принцип "нрав ственной гигиены" и основа всех ценностей (свободы, равенства, любви, счастья и т.д.).
      НОРМАТИВНАЯ ЛИ НАУКА ЭТИКА И МОЖЕТ ЛИ ОНА ЕЮ БЫТЬ?
      Не плакать, не смеяться, а понимать.
      Спиноза
      1
      О нормативной физике, нормативной химии, нормативной биологии и т.д. мы теперь уже не говорим. Вообще любая наука, достигшая известной высоты (каковыми являются естественные науки), не говорит, что "так должно или не должно быть", ничего не приказывает и ничто не запрещает, а говорит "так есть" или "при наличности таких-то и таких-то условий происходит то-то", например, "при наличности двух соприкасающихся проводников теплоты, имеющих различную температуру, происходит переход теплоты от тела с высшей температурой к телу с низшей температурой".
      Конечно, некогда и эти науки были нормативными, но мало-помалу они вышли из этого состояния и стали чисто теоретическими. Теперь биологи уже не будут говорить, что "птица имеет крылья, потому что она должна летать", а скажут, что "птица имеет крылья, и потому она может летать или летает"...
      Иначе обстоит дело с гуманитарными науками, и в частности с этикой наукой о нравственности. Загляните в большинство главнейших трудов по этике, и вы увидите, что большинство теоретиков нравственности определяет ее как нормативную дисциплину, предписывающую должное поведение и запрещающую недолжное. В этом видят ее сущность и ее коренное различие от так называемых теоретических наук.
      Наряду с теоретическим познанием, говорит один из лидеров неокантианской Марбургской школы, Наторп, "существует практическое познание, то есть познание не того, что есть, а того, что должно быть".
      Теория этого долженствования или нравственности, по его мнению, и есть этика. "Под нравственностью мы понимаем ту закономерность волевых поступков, с точки зрения которой мы судим, что то, чего мы хотим, является безусловно хорошим, т.е. безусловно должно быть или же наоборот безусловно не должно быть" [1]. Подобным же образом обстоит дело и с лидерами Фрейбурской неокантианской школы - Риккертом и Виндельбандом.
      1 Наторп П. Философская пропедевтика. М., 1911. С. 13, 54 - 55; его же. Социальная педагогика. Спб., 1911. С. 1 - 197, passim.
      Для Риккерта не только этика нормативна, но вообще нормы совести лежат, по его мнению, и в основе всего познания. "Логическая совесть, говорит он, - есть лишь особая форма этической совести вообще". Риккерт само знание и бытие обосновывает на трансцендентном долженствовании (Sollen); отсюда понятно, что этика для Риккерта есть "учение о нормах воли", "этическое хотение должно быть отождествлено с хотением, сознающим долг, то есть нравственная воля есть лишь воля, определяющая самое себя ради долженствования" [2].
      2 Риккерт Г. Введение в трансцендентальную философию. Киев, 1904. С. 242 - 247; его же. Границы естественнонаучного образования понятий. Спб., 1904. С. 590 - 593
      Так же на дело смотрят Штаммлер [3] и другие кантианцы. Но не только кантианцы так смотрят на этику, но так же смотрят и другие мыслители. Так, например, В. Вундт этику считает основной и начальной нормативной наукой. Die Ethik, говорит он, ist die ursprungliche Normwissenschaft [4].
      3 Штаммлер Р. Хозяйство и право. Спб., 1907. Т. I. "Введение"- Т. II-С- 248 - 254: "Причинность и телос", его же. Theorie der Rechtswissenschaft Halle, 1911. См. его определение Zweckwissenschaft.
      4 Вундт В. Ethik. Stuttgart, 1903. Т. 1 С. 8 - 10.
      To же говорит и Г. Геффдинг, когда рядом с теоретической этикой выделяет философскую, нормативно-оценочную, отчасти А. Фулье, у нас князь Е. Трубецкой и т.д. и т.д. [5]
      5 Геффдинг Г. Этика Спб., 1893. С. 15 - 18, Фулье A. Les elements sociolo-giques de la morale P, 1905. С 44
      Уже этот краткий перечень имен, настолько видных и известных, к которым можно прибавить немало еще других имен, плюс почти все предыдущие системы нравственности, - способен сам по себе убедить, что так и должно быть, что этика, очевидно, по существу своему должна быть наукой нормативной, предписывающей должное и запрещающей недолжное.
      Однако, несмотря на это, мы попытаемся не согласиться с этим мнением и попытаемся утверждать, что 1) если этика как наука возможна, то она может быть только теоретической и что 2) нормативных наук, как противоположных теоретическим наукам, нет и не может быть.
      Прежде всего необходимо точно определить, что, собственно, означает термин "нормативная наука", или "нормативное суждение"?
      В. Вундт, как кратко я уже указал, нормативной наукой считает науку, рассматривающую предметы по их отношению к определенным правилам - нормам. А эти правила, то есть нормы, есть прежде всего правила для воли предписания для будущих действий, а затем уже предписания для оценки фактов [1].
      1 См.: Вундт В. Ethik. Т. 1.С. 1 - 10
      Существенными элементами нормы оказываются, следовательно, три признака: воля, предписание (долженствование) и оценка. "Объясняющие" (или теоретические) науки изучают явления с точки зрения сущего, как они есть, нормативные - с точки зрения нормы, долженствования, каковыми явления должны быть.
      Сходным же является понятие нормативных наук у неокантианцев, как кратко я уже указал выше. И для них в понятии нормативности важны те же три элемента: воля, долженствование и оценка.
      Так же смотрят на нормативность В. Виндельбанд, Б. Кроче и др., с той только разницей, что одни, как, например, Г. Риккерт, точку зрения нормативности называют точкой зрения ценности, другие, как, например, Р. Штаммлер, - точкой зрения цели, телоса [2].
      2 См., например, два основных способа упорядочения содержания сознания у Штаммлера: Wahrnehmen и Wollen, откуда он производит Werden и Bewirken, а отсюда, в свою очередь, упорядочение сознания по принципу: причина-следствие и цель-следствие, что и дает ему основание для деления наук на Naturwissen-schaft и Zweckwissenschaft (Theone der Rechtswibsenschaft. С. 43 и след.).
      Близок к указанному пониманию и взгляд Гуссерля, однако элемент воли в нормативных науках и суждениях он не считает обязательным элементом. Ввиду того что Э. Гуссерль дает нам великолепный анализ нормативных наук и суждений, я и начну с него развитие своей аргументации.
      Вместо того чтобы спорить о том, имеются или не имеются нормативные науки, я возьму более простую задачу. Всякая наука, как известно, представляет из себя совокупность отдельных суждений. Поэтому суть дела нисколько не изменится от того, что я вместо анализа, что такое нормативная наука, заменю его анализом: что такое нормативное суждение. Все выводы, полученные относительно суждений, имеют значение и для всей науки, как суммы суждений.
      Итак, что же такое нормативное суждение? Иначе говоря, мож но ли согласиться с только что приведенным выше мнением Вундта, Наторпа, Риккерта и др.?
      "Законы (нормативные дисциплины) говорят... о том, что должно быть, хотя может и не быть, а при известных условиях даже не может быть", говорит виднейший из современных логиков Гуссерль. Спрашивается, продолжает он, "что разумеется под этим "должно быть" по сравнению с простым бытием? Очевидно, (что) первоначальный смысл долженствования, связанный с известным желанием или хотением, с требованием или приказанием, например, "ты должен слушаться меня", "пусть придет ко мне X", - слишком узок. Подобно тому, как иногда мы говорим о требовании в более широком смысле, причем нет никого, кто бы требовал, а иногда и никого, от кого бы требовалось, так мы часто говорим и о долженствовании независимо от чьего-либо желания или хотения. Когда мы говорим: "Воин должен быть храбрым", то это не значит, что мы или кто-либо другой желаем или хотим, повелеваем или требуем этого". Итак, по Гуссерлю: воля не необходимый элемент нормативного суждения (и науки). Что же означает в таком случае приведенное нормативное суждение о воине? "Воин должен быть храбрым" - означает только, что храбрый воин есть "хороший воин", и при этом, так как предикаты "хороший и дурной" распределяют между собой объем понятия "воин", - подразумевается, что нехрабрый воин есть "дурной воин" [1].
      1 Гуссерль Э. Логические исследования. Спб., 1909. С. 33 - 34.
      Так же обстоит дело и в других нормативных суждениях, какую бы форму они ни имели ("должен", "имеет право", "обязан" и т.д.). Вообще мы можем считать тождественными формами: "А должно быть В" и "А, которое не есть В, есть дурное А" или "только А, которое есть В, есть хорошее А".
      Выходит, следовательно, что "каждое нормативное суждение предполагает известного рода оценку (одобрение, признание), из которой вытекает понятие "хорошего" (ценного) в известном смысле или же "дурного" (лишенного ценности) в отношении известного класса объектов; сообразно с этим также объекты распадаются на хорошие и дурные". Итак, в основе всякого долженствования лежит оценка; значит, "воин должен быть храбрым" равняется - "только храбрый воин есть хороший воин", где мы оцениваем.
      В чем же заключается закономерность этой оценки?
      В том, что она должна согласоваться с одной основной нормой, с одной основной ценностью. Так, например, если мы вместе с утилитаристами примем за такую основную норму положение "maximum счастья для maximum'a людей", то закономерность всякой оценки будет заключаться в согласовании ее с этой основной ценностью.
      Наука, исследующая совокупность нормативных суждений в связи с такой общей основной мерой, и будет нормативной наукой.
      Но спрашивается, как мы получаем и создаем самое понятие хорошего или дурного? Нормативным или теоретическим путем?
      Из приведенного ясно, что "каждая нормативная, а тем более практическая дисциплина, предполагает в качестве основ одну или несколько теоретических дисциплин". "Каждая нормативная дисциплина требует познания известных ненормативных истин, которые она заимствует у известных теоретических наук" [1].
      1 Гуссерль Э. Логические исследования. С. 36 - 40.
      Таков вывод Гуссерля.
      Итак, каждое нормативное суждение, всякое должен (а отсюда и долг) имеет в своей основе оценку, которая как таковая уже не есть достояние или содержание нормативного суждения, а есть содержание теоретического (то есть изучающего сущее, как оно есть) суждения. Сообразно с этим и всякая нормативная наука есть функция теоретических дисциплин и только как таковая может быть. Поэтому и этика должного, если она вообще возможна, то возможна только на основе этики, изучающей сущее, то есть существующую или существовавшую мораль, независимо от желательного или должного, а до тех пор так называемая "нормативная" этика будет лишь собранием произвольно установленных "норм", ни для кого не обязательных, а тем самым ненаучных.
      Таков наш первый выигрыш, где мы воспользовались великолепным анализом Гуссерля. Итак, обосновывать этику, исходя из должного и спускаясь к сущему, как делают Наторп, Риккерт и др., - нельзя. Можно только идти наоборот: исходя из функциональных связей, данных нам в сущем, восходить постепенно в мир должного.
      4
      Однако для того чтобы отвергнуть вообще "нормативную" этику, хотящую законодательствовать и обращающуюся к человеку с приказом: "ты должен", или же с запрещением: "ты не должен", но не хотящую объективно (то есть безотносительно к нашим желаниям и долженствованию) изучать область моральных явлений, - кроме сказанного необходимо решить два основных вопроса:
      1) Что такое оценка, которая, по Гуссерлю, лежит в основе нормативных суждений и 2) что такое высшая или основная ценность (основная норма), которая обусловливает собою закономерность (истинность) оценивающих суждений и какое отношение она имеет к познанию сущего - теоретическому познанию?
      Первый пункт - оценку, а соответственно и оценочные суждения необходимо проанализировать потому, что сторонники нормативной этики могут вполне согласиться с Гуссерлем в том, что в основе суждений долженствования лежит оценка, но тем сильнее будут настаивать на полной независимости "оценочных суждений" от теоретических суждений, а тем самым и нормативных суждений и наук - от теоретических.
      Все сторонники нормативизма вместе с Кантом и Лотце утверждают примат долженствования перед бытием, "Я все еще убежден, - говорил Г.-Р. Лотце, что я иду правильным путем, когда я ищу в том_что должно быть, основание того, что есть", и под этим заявлением подписываются все нормативисты. Переводя это положение на иной язык, мы получаем утверждение: суждения ценности нисколько не обусловлены суждениями теоретическими, а, наоборот, обусловливают их. Это утверждают П. Наторп, Г. Рик-керт, В. Виндельбанд, Р. Штаммлер и др.
      Следовательно, перед нами стоят два вопроса: 1) что такое суждения ценности, представляют ли они теоретические суждения (или же нечто совершенно отличное от них), 2) обусловливают ли они теоретические суждения или же сами обусловливаются последними.
      "Если рассматривать суждения ценности как суждения и утверждения истины (то есть чисто теоретические суждения), то они сразу приобретают нелепый вид", - говорит Б. Кроче.
      В самом деле, суждение "А таково, каким оно не должно быть" логический абсурд, потому что отрицание существования у того, что существует, отрицание одновременно с его утверждением - логическая нелепость. Точно так же и положительное суждение: "А таково, каким оно должно быть" - сводится к тавтологии, потому что если А существует, то существует так, как оно должно существовать.
      Поэтому Кроче приходит к выводу, что суждения ценности есть вообще суждения, дополненные выражением чувства, они "нисколько не способствуют познанию объектов, и содержание их относится не к логической, а к эмоциональной и практической деятельности" [1].
      1 Кроне Б. О так называемых суждениях ценности//Логос. Кн. 2. С. 22 25.
      Таким образом, для Кроче суждения ценности и суждения теоретические совершенно отличны и друг от друга независимы, суждения ценности относятся не к логической, а к эмоциональной деятельности.
      Виндельбанд и Риккерт идут еще дальше и сами теоретические суждения считают не чем иным, как частным видом оценки. Так как суждение есть или отрицание, или утверждение, то отрицание, по их мнению, есть частный вид неодобрения, а утверждение - одобрения; таким образом, сама истина делается у них чем-то производным, целиком основанным на оценке. Значит, на поставленную нами проблему они отвечают так: теоретическое суждение обусловлено суждением ценности и представляет частный случай оценки вообще; противоположность истинного и ложного, по их мнению, такая же, как противоположность красивого и некрасивого, приятного и неприятного, доброго и злого и т.д. [1]
      1 Виндельбанд В. Прелюдии; Риккерт Г, См. указанные выше работы и Zwei Wege der Erkenntnistheorie//Kantstiidien. В. XIV.
      Рассмотрим сначала первое из приведенных мнений - мнение Кроче.
      Если не играть понятием "суждение", то достаточно небольшого размышления, чтобы признать мнение Кроче в корне неверным. Уже из самого понятия суждения вытекает, что оно должно иметь отношение к истине, то есть к логическому бытию. И только постольку, поскольку какое-нибудь утверждение или отрицание определенной зависимости между субъектом или предикатом претендует быть истинным (фактически оно может быть и истинным и ложным), лишь постольку мы можем принимать его за суждение. Там же, где мы имеем выражение, "не относящееся к логической деятельности", то есть выражение, которое не может быть ни истинным, ни ложным, там мы не имеем никакого суждения. Эта необходимость отношения какого угодно утверждения или отрицания той или иной связи субъекта и предиката к истине есть conditio sine qua поп суждения.
      Выражения "снег - белый", "Сократ - человек" и т.д. являются суждениями лишь потому, что утверждаемая связь между субъектом и предикатом претендует быть истинной (хотя фактически она может быть и ложной, но это здесь не важно, а важно лишь то, что эта связь имеет в виду истинность или ложность).
      Не иначе обстоит дело и с "практически оценивающими" суждениями. Суждение: "я люблю синее небо" - несомненно, заключает в себе оценку, ибо оно говорит: "я ценю (мне нравится, приятно и т.д.) синее небо"; значит ли, однако, что оно не относится к "логической", то есть к чисто теоретической деятельности?