[И. С. Ример, рукописная городская хроника. -- Лейпциг, 8.VI. 1749 г.]
      Операция, слепота и смерть
      307 (II/598)
      В прошедшую субботу и вчера вечером господин кавалер Тейлор читал в концертном зале -- в присутствии почтенного общества ученых и других влиятельных лиц -- публичные лекции. Поразителен приток [обращающихся] к нему людей, ищущих его [врачебной] помощи. В числе других он оперировал -- причем с наижелательнейшим успехом -- и господина капельмейстера Баха, из-за [слишком] частого употребления зрения почти совершенно оного лишившегося, -- какового неоценимого счастья многие тысячи людей сему всемирно знаменитому композитору от души желали и всячески господину Тейлору за то признательны. Из-за большого количества образовавшихся у него здесь дел он сможет отправиться в Берлин не ранее конца текущей недели.
      [Сообщение в "Берлинской привил. газете". -- Лейпциг, 1.IV. 1750 г.]
      308 (III/712)
      Но -- дабы продолжить -- я повидал великое множество примечательных животных, таких, как дромадеров, верблюдов и др., особенно в Лейпциге, где я вернул зрение одному прославленному мастеру музыки, уже достигшему 88[-го] года [жизни]1. Это тот самый человек, вместе с которым поначалу воспитывался [(?)] знаменитый Гендель, с кем я когда-то рассчитывал достичь такого же успеха, так как тому, казалось бы, благоприятствовали все обстоятельства[, в том числе] движение зрачков, [воздействие] свет[а] и пр., однако дальнейшее обследование показало, что глаз был поражен параличом.
      [Дж. Тейлор. "История путешествий и приключений". -- Лейпциг, 1761 г. -Оригинал на английском, языке.]
      1 (*) 66-го!
      309 (II/601)
      Вот оно, достоверное и непредвзятое сообщение о бывших пациентах кавалера Тейлора; ибо всегда, когда я 199 сталкивался с черной повязкой на глазах или с лицами, подвергнутыми им лечению, я непременно осведомлялся об обстоятельствах их [заболевания]. Но кое-какие [из этих обстоятельств] и поныне все еще остаются невыявленными. В частности -- г-ну Б[аху] он оперировал катаракту и спустя несколько дней хвалился в публичных газетах, что тот якобы совершенно прозрел, тогда как у него снова появилась катаракта, лишившая его зрения, после чего тот оперировал его еще раз, что привело к постоянным воспалениям и тому подобным вещам.
      [С. Т. Квелльмальц -- К. Э. Эшенбаху (в Росток). -- Лейпциг, май 1750 г.]
      310 (II/607)
      28 июля в 8 часов пополудни ушел из мира сего господин Иоганн Себастьян Бах, его королевского величества [короля] Польского и курфюрстского высочества [курфюрста] Саксонского высокопоставленный придворный композитор, великокняжеский ангальт-кётенский и великокняжеский саксонско-вейсенфельсский действительный капельмейстер, а также музикдиректор и кантор школы [св.] Фомы в Лейпциге. Неудачное лечение [болезни] глаз вырвало из жизни этого человека, своей необыкновенной искусностью в музыке добившегося неувядаемой славы и оставившего сыновей, столь же знаменитых в мире музыки.
      [А. Кригель, "Полезные сообщения об усилиях ученых...". -- Лейпциг, 1750 г.]
      311 (II/612)
      Лейпциг, 31 июля. В прошедший вторник, 28-го сего [месяца], здесь на 66-м году жизни скончался от неблагоприятных последствий очень неудачной операции глаз, проведенной одним известным английским окулистом, знаменитый музыкант господин Иоганн Себастьян Бах, королевский польский [и] курфюрстский саксонский придворный композитор, великокняжеский саксонско-вейсенфельсский и ангальт-кётенский капельмейстер, музикдиректор и кантор здешней школы св. Фомы. Об утрате этого необыкновенно искусного человека глубоко сожалеют все истинные знатоки музыки.
      [Сообщение в "Берлинских ведомостях..." за 6.VIII. 1750 г.] 200
      312 (II/611)
      В бозе почил благомирно высокоблагородный и высокочтимый господин Иоганн Себастьян Бах, его королевского величества [короля] Польского и курфюрстского высочества [курфюрста] Саксонского придворный композитор, а также великокняжеский ангальт-кётенский капельмейстер и кантор здешней школы св. Фомы; на церковном кладбище [св.] Фомы бренные останки его нынешним днем предаются погребению сообразно христианскому обычаю.
      Объявлено на другой день покаяния, а именно 31 июля 1750 года.
      [Объявление в церкви. -- Лейпциг, 31.VII. 1750 г.]
      313 (III/645)
      [Уведомление.] Покойный господин автор сего труда из-за болезни глаз и последовавшей вскоре после того у смерти не был в состоянии завершить последнюю фугу, где он -- с введением третьей темы -- называет свое имя1, что и решено возместить друзьям его музы прилагаемой в конце четырехголосной обработкою церковного хорала2, экспромтом продиктованною покойным, когда он уже ослеп, одному из друзей, ее записавшему3.
      [Текст на обороте титула первого издания "Искусства фуги". -- Лейпциг, 1751 (?) г.]
      1 Тема В--А--С--Н (ср. примеч. 2 к док. 221). 252
      2 BWV 668.
      3 И. К. Альтникколь.
      "Великий музыкант, но не учитель"
      314 (II/615)
      [...] Следовало бы [теперь -- ] после кончины кантора школы [св.] Фомы [ -- ] подумать и о замещении оной должности, на каковую имеется 6 претендентов, среди коих господам Seniores угоден господин Готлоб Харрер, состоящий руководителем капеллы [его] превосходительства господина премьер-министра графа фон Брюля и не только однажды [здесь уже] выступавший, но и представивший от упомянутого министра рекомендацию, к тому же порядочное время проведший в Италии (с целью изучения композиции) и готовый заниматься обучением [воспитанников школы], как и подобает кантору. Все остальные претенденты, правда, тоже искусные музыканты, но в том, пригодны ли они к делу обучения, приходится усомниться... 201
      Господин тайный военный советник и бургомистр г-н Штиглиц: ...Господин Бах был великий музыкант, но не учитель, посему при замещении должности кантора школы [св.] Фомы следовало бы подыскать лицо, способное и на то, и на другое. И он полагает, что у господина Харрера и то, и другое имеется...
      [Протокол заседания магистрата. -- Лейпциг, 8. VIII. 1750 г.]
      Где место погребения?
      315 (III/1032)
      Даже в тех местах, где раньше всего пробудился интерес к музыкальному искусству и где быстрее всего сформировался вкус к произведениям оного, трудно обнаружить что-либо сохраняющее память о заслуженных людях [мира музыки] -разве что только то, в чем она сохраняется сама собой, -- их произведения. Так, например, тщетно было бы прилагать старания доискаться в Лейпциге до могилы даже такого -- по праву глубоко почитаемого, еще при жизни пользовавшегося глубоким уважением -- человека, как Себастьян Бах, -- или же обнаружить хоть что-нибудь сохраняющее о нем память.
      [И. Ф. Рохлиц (во "Всеобщей музыкальной газете"). -- Лейпциг, 12.III. 1800 г.]
      НЕСОЗВУЧНОСТЬ ДУХУ ВРЕМЕНИ?..
      316 (III/749)
      Известно, что покойный лейпцигский капельмейстер Бах как бы положил начало новой эпохе [в развитии] клавирного исполнительского искусства -- и в том, что касается вкуса, и в совершенствовании манеры игры. Этому прославленному, великому человеку мы обязаны не только введением более удобной аппликатуры: он приобщил своих учеников к сокровеннейшим тайнам гармонии, к искуснейшим ее комбинациям. Остается, только сожалеть, что дух легкомыслия, столь неосмотрительно довольствующийся внешним блеском музицирования, ведет к тому, что нынешние исполнители перестали уделять его клавирным сочинениям должное внимание. Конечно, мало кому придет в голову услаждать слух томной красавицы баховской фугой; но ведь музыкант 202 осваивает искусство игры на клавире не только для других, но и для себя. И, вне всякого сомнения, менуэт лучше всех сыграет тот, кто в состоянии исполнить баховскую фугу или сюиту.
      [И. А. Хиллер (в "Еженедельных ведомостях..."). -- Лейпциг, 12.IX. 1768 г.]
      Проблема поколений: отец и сын
      317 (III/778)
      [...] Его <(К. Ф. Э. Баха)> сегодняшняя игра убедила меня в том, о чем прежде я мог судить по его произведениям: он не только принадлежит к величайшим из когда-либо живших на свете творцов музыки для клавишных инструментов, но и лучший исполнитель по части выразительности. Ибо: пусть другие, быть может, и не уступают ему в беглости, -- зато он владеет всеми стилями, хотя главным образом расположен к экспрессивному началу. Что касается учености, то тут он, по-моему, превзошел даже своего отца * (стоит ему только захотеть [показать свою ученость]), особенно в отношении разнообразия модуляций; темы его фуг всегда отличаются новизной и изысканностью, и разрабатывает он их столь же искусно, сколь и вдохновенно. ...
      Между младшим Скарлатти1 и Эмануэлем Бахом много общего. Оба они -сыновья великих и известнейших композиторов, бывших верхом совершенства в глазах всех своих современников, за исключением собственных сыновей, которые осмелились избрать новые, доселе неизвестные дороги к славе. [...]
      * Переводчик [(К. Д. Эбелинг? И. И. К. Боде?)] неоднократно слышал из уст самого' господина [К. Ф. Э.] Баха, что в музыке невозможна бо'льшая ученость, чем та, какою обладал его отец.
      [Ч. Бёрни, "Современное состояние музыки... или Дневник путешествий...". -- Лондон/Гамбург2, 1778 г. -- Оригинал на английском языке3]
      1 Д. Скарлатти.
      2 Первое немецкое издание (...Tagebuch seiner Musikalischen Reisen... -Hamburg, 1773) вышло с дополнениями и примечаниями переводчиков.
      3 За исключением примечания.
      318 (III/800а)
      О музыкальных красотах И. С. Баха можно сказать словами Лессинга о Шекспире (на LXXIII странице его "Гамбургской драматургии"): "Даже самая скромная из его красот как бы несет на себе отпечаток обращенного к миру восклицания: "Я шекспировская!" И несдобровать тем чужим красотам, которые решатся встать рядом с нею!" 203
      Йог. Себ. Бах и К. Ф. Э. Бах, сын его. -- Если сравнить их друг с другом, то [надо будет признать, что] К. Ф. Э. как будто обладает большим вкусом и такой фантазией, плодом которой может стать любой благородный и очаровательный образ; у И. С. же гораздо больше таланта и более живое, более пламенное воображение, способное на самые возвышенные идеи. В нем больше поэтического озарения, идеи его крупны и возвышенны; в полной мере они доступны существам более высокого порядка, чем мы. К. Ф. Э. лишен высокого полета, его идеи слишком далеки от нас, хотя и чисты, благородны и по-своему всегда уместны. Произведения И. С. сильны и великолепны, они всецело исходят из его души, которая обладает такими богатствами, что в посторонней помощи [он] не нуждается.
      [И. Н. Форкель, рукописные материалы. -- Гёттинген, 1774 (?) г.]
      "Немецкий Орфей"
      319 (III/834)
      И тут патриотически настроенный немец, пожалуй, едва ли сможет отделаться от мысли о том, что было бы очень хорошо, если бы автору <(Чарлзу Эвисону)> был известен не только наш Гендель, но и другие немецкие композиторы. Тогда он, наверное, остановился бы не на трех, а на четырех разрядах, включив в четвертый -- высший -- наряду с Генделем еще и нашего старину Кунау, а прежде всего -- на первейшем месте -- нашего неподражаемого Иоганна Себастьяна Баха. <...> Да и как мог бы он избрать какую-либо иную классификацию, знай он шедевры нашего бессмертного Йог. Себ. Баха, в которых оригинальнейшая, красивейшая и благороднейшая мелодия постоянно сопровождается богатейшей, чистейшей и уместнейшей гармонией? Против этого великого человека Корелли, Скарлатти, Кальдара и Рамо, как бы ни были велики их достоинства сами по себе, -- сущие отроки, чьи упражнения, полные разного рода ошибок и изъянов, просто несопоставимы с его совершенными творениями. Мы уверены, что наш автор полностью разделял бы наше мнение, если бы ему были известны сочинения этого человека. Нам кажется, автор наш обладает как раз такого уровня познаниями в искусстве, какой требуется для того, 204 чтобы составить истинное представление о высоких достоинствах этого человека.
      [И. Н. Форкель, "Музыкально-критическая библиотека". -- Гота, 1778 г. ]
      320 (III/887)
      [...] От этого великого и всемирно знаменитого человека ничто в музыке не было сокрыто; все его вещи светятся мастерством и красотой, и он несравненнейшим образом умел сочетать одно с другим; а если принять в соображение бесконечное множество созданных им великолепных вещей, то нетрудно заключить, что прилежание его всегда оставалось неустанным. [...]
      [Запись в каталоге библиотеки принцессы Анны Амалии Прусской. -- Берлин, 1783 (?) г.]
      321 (III/875)
      [...] Вообще, Верхняя Саксония -- край, где, по сравнению с другими немецкими землями, скверного в музыке появляется всего меньше... Кажется, дух Себастьяна Баха и многих других мастеров, вышедших из этой земли и некогда утверждавших достоинство искусства, и поныне все еще над ней витает, разливаясь множеством ручейков1. [...]
      [К. Ф. Крамер (в "Альманахе музыки"). -- Гамбург, 7.XII. 1783 г.]
      1 Ср. примеч. 2 к док. 163.
      322 (III/903)
      Себастьян Бах. -- Бесспорно, немецкий Орфей! Обретший бессмертие в себе самом и в своих великих сыновьях. Едва ли когда-либо на свет являлось древо, так скоро принесшее столь нетленные плоды, как принес их сей [могучий] кедр.
      Себастьян Бах был гением высшего порядка. Дух его был столь своеобразен, столь грандиозен, что для того, чтобы его постичь, понадобятся целые столетия. Он с одинаковым мастерством играл на любой разновидности клавесина; а на органе -- да кто же с ним сравнится? Рука его была гигантских размеров. Например, он мог брать левой рукой дуодециму, а тем временем промежуточными пальцами играть фигурации. Он выделывал пассажи на педальной клавиатуре с предельной точностью; он умудрялся так незаметно смешивать регистры [органа], что заворожённый слушатель, 205 можно сказать, утопал в этом колдовском водовороте. Руки его были неутомимы, они выдерживали огромную нагрузку -целыми днями за органом. На клавире он играл с таким же мастерством, как и на органе, обнаруживая титаническую силу во всех частностях музыкального искусства. Комический стиль был ему так же привычен, как и серьезный. Он в одинаковой мере был и виртуозом, и композитором. Себастьян Бах был в музыкальном искусстве тем, чем Ньютон был во вселенской мудрости. Он создал множество сочинений, как церковных, так и камерных, но все они написаны в столь трудной манере, что в нынешние времена их уже крайне редко можно услышать. Его сочинения годового церковного цикла используются [теперь] крайне редко, хотя они являют собою неисчерпаемую сокровищницу для музыканта. В них то и дело сталкиваешься с такими смелыми модуляциями, с такой величественной гармонией и с такими неизбитыми мелодическими ходами, что неминуемо узнаёшь самобытный гений Баха. Но все более и более укореняющаяся мелкотравчатость музыкантов нового пошиба оборачивается почти полной утратой вкуса к подобным грандиозного калибра вещам; прежде всего это относится к его органным сочинениям. Вряд ли кто-нибудь когда-нибудь писал для органа с такой глубиною, с таким вдохновением, с таким пониманием существа искусства, как он. Но для исполнения этих произведений нужен настоящий мастер; ибо они столь трудны, что во всей Германии едва ли найдется два или три человека, способных безукоризненно их исполнить. Баховская органная фантазия, соната, концертная пьеса или хоральная обработка обычно изложена на шести нотоносцах: две строки для верхнего мануала, две для нижнего и две для педальной клавиатуры. Где и какой требуется включить регистр (а делать это надо без ущерба для темпа исполняемой пьесы) -- большей частью указано в нотах. Педали поручается необычайно много дел, а лигатуры, пассажи и прочая органная орнаментика -- все это так трудно играть, что иной раз приходится проводить над одной строкой целые часы. Мало того, и в правой, и в левой руке часто встречаются децимы и дуодецимы, а брать их -- дело, доступное лишь гигантам.
      Что касается клавирных сочинений Баха, то в них, надо признать, нет той грациозности, какая имеется в [музыке] 206 нынешних [композиторов], но недостаток этот они возмещают своею силою. Сколь многому могли бы научиться у этого бессмертного мастера нынешние исполнители клавирной музыки, если бы они заботились не о легком успехе у модных мотыльков, а об успехе более весомом -об успехе у истинных знатоков искусства! Баховские сочинения [для клавира] -отнюдь не переложения пьес, предназначенных для других инструментов, а настоящие клавирные пьесы; он отлично разбирался в природе инструмента; сочинения его развивают руки и [в то же время] удовлетворяют запросы слуха. Обе руки заняты в одинаковой мере, так что левой не приходится ослабевать за счет укрепления правой. К тому же он так изобретателен, что в этом ему просто нет равных, разве что его собственный великий сын <(К. Ф. Э. Бах)>. Все эти достоинства Бах сочетал еще и с редкостным педагогическим даром. Крупнейшие органисты и клавесинисты всей Германии вышли из его школы; и если Саксония в этом отношении пока что заметно превосходит другие провинции Германии, то этим она обязана исключительно тому великому человеку, о котором здесь шла речь1.
      [К. Ф. Э. Шубарт, "Эстетика музыкального искусства". -- Хоэнасперг, 1784 -- 1785 гг.]
      1 (**) В этом панегирике, записанном по памяти (когда автор был под арестом), кое-что преувеличено.
      Музыка -- не для музея и не для странствующих рыцарей от
      искусства
      323 (III/892)
      [...] ...и другие крупные фигуры доказали, что часто подлинная выразительность заключена как раз в том, что бахианцами категорически запрещается и выдается за нечто принадлежащее к разряду смертных грехов музыкантов. Отсюда и та невыносимость, косность, бездушность, школярски понимаемая правильность, скованность и нескладность, бессмысленность, тяжеловесность и проникающая до мозга костей мертвенность, которая делает все баховские вещи столь неудобоваримыми -- при всей их, надо сказать, чрезмерной приправленности так называемой гармонией высокого вкуса. Лишь слабосильным надобны крепкие бульоны. [...]
      [Высказывание неизвестного лица (в "Музыкальной библиотеке" X. А. Ф. фон Эшструта). -- Марбург, 1785 г.] 207
      324 (III/935)
      И -- благодарение музам -- дух [Иоганна] Себастьяна Баха перестал витать меж нас, средь публики! Приверженцы старого объясняют его исчезновение тем, что дух сей готов -- пред дилетантами, строящими из себя виртуозов, -оплакивать то обстоятельство, что некогда он своей игрою изгнал из Германии <Луи Маршана --> подлинного виртуоза; но кто им поверит? -- Нет, всё дело в том (и тут нас не разубедить!), -- да-да, настоящая, истинная причина -- в том, что тень Иоганна Себастьяна Баха слишком явственно ощущает свое ничтожество перед странствующими рыцарями музыкального искусства и потому стыдится прижизненного величия своего имени, а те немногие, кто и поныне все еще произносит это имя не иначе, как с глубочайшим пиететом, вызывают [у окружающих] сочувствие либо подвергаются осмеянию как педанты.
      [Из журнала "Музыка", издававшегося К. Ф. Крамером. -- Копенгаген, 16.III. 1789 г.]
      325 (III/992)
      [...] Дабы не упоминать здесь -- в порядке примеров -- те произведения искусства, память о которых у большинства музыкантов угасла настолько, что забыты даже имена их авторов, буду придерживаться лишь того, что принесло нам наше уходящее столетие. Ценность произведений Генделя, Себастьяна Баха и других достойных музыкантов своего времени признана всеми знатоками [музыки]. Но разве произведения эти -- для мира нынешней музыкальной моды -- не то же самое, что для теперешних воинов -- [хранящиеся] в музеях старинные латы и шлемы? Разве они не истлевают -- без всякого употребления, неизвестные большинству музыкантов, преданные забвению? [...]
      [Г. К. Кох (в "Журнале музыкального искусства"). -- Эрфурт, 1795 г.]
      "Внуки в музыке": ученики учеников
      326 (III/1042)
      Его <(Давида Трауготта Николаи)> большое расположение к музыке, проявившееся уже в самые ранние годы, доставляло отцу его так много радости, что он очень рано принялся обучать сына азам музыки... И тот уже 208 на 9-м году [жизни] с необыкновенным успехом исполнял труднейшие пьесы Себастьяна Баха, из-за чего покровители и любители музыкального искусства стали приглашать его во многие города, дабы лично убедиться в редкостных способностях даровитого мальчика; даже сам великий Бах [как-то] выразил желание видеть его в Лейпциге и слышать его игру, но, к сожалению, не дожил до этого.
      ["Всеобщая музыкальной газета". -- Лейпциг, 1.Х. 1800 г.]
      327 (III/730)
      Среди органистов в Берлине примечательны прежде всего: ...господин Карл Фолькмар Бертух из Эрфурта, органист [церкви] св. Петра. Он чрезвычайно успешно занимался игрой на клавире и органе под руководством господина профессора Адлунга в Эрфурте. Очень хорошо играет как на органе, так и на клавире. Труднейшие органные сочинения покойного господина Иоганна Себастьяна Баха он исполняет на своем органе с большою привлекательностью.
      [И. А. Хиллер (в "Еженедельных ведомостях..."). -- Лейпциг, 9. IX. 1766 г.]
      328 (III/913)
      [...] В Гамбурге я первым делом, конечно же, собирался нанести визит Эмануэлю Баху; но по недоразумению получилось так, что он, к стыду моему, меня опередил, В той самой гостинице, где я поселился, остановился один иноземный коммерсант, который занимался тем, что сбывал в Петербург музыкальные инструменты, изготовленные по его заказу в Тюрингии. Так вот, этот коммерсант оказал мне большую любезность: он распорядился поставить инструмент в мою комнату. Как-то-раз стою я за инструментом и наигрываю что-то из "Хорошо темперированного клавира". И вдруг в комнату входит господин капельмейстер! Обнаружить у меня сей превосходный труд своего отца, да еще и узнать, что родом я из Тюрингии и, мало того, довожусь Себастьяну, так сказать, внуком в музыке -- это значило для него гораздо больше, чем тысяча рекомендательных писем.
      [И. В. Геслер, "Автобиография". -- Эрфурт, октябрь 1786 г.] 209
      329 (III/874)
      [...] Есть тут у нас один малоизвестный, но очень хороший музыкант, большой мастер игры на клавире, художник самого высокого полета, какой только мыслим в музыкальном искусстве, -- Бернхард, родом из Зальфельда; он еще молод. Вот уже 5 или 6 лет он, что называется, запершись в четырех стенах, словно отшельник, и претерпевая все тяготы жизни, изучает исключительно творения величайшего на свете мастера гармонии -- Себастьяна Баха. Он с невероятным усердием отдает себя не только преодолению огромных трудностей, с которыми сопряжено исполнение этих вещей на клавире и органе, но и исчерпывающему освоению [присущей им] чистоты письма. [...]
      [Эпистолярный фрагмент (в издававшемся К. Ф. Крамером "Альманахе музыки"). -- Гёттинген, январь 1785 г.]
      330 (III/959)
      После смерти великого органиста Иоганна Себастьяна Баха многие сетуют, что искусство игры на органе мало-помалу угасает. Вероятно, имеется в виду не что иное, как [всего лишь] то обстоятельство, что начинает утрачиваться умение играть в баховской манере, с баховской глубиной и проникновенностью и с употреблением труднейших, изощреннейших гармонических приемов. Но и это, пожалуй, не более чем видимость. Правда, лучших его учеников -- Вильгельма Фридемана Баха, Хомилиуса, Кребса, Келльнера и др. -- уже нет в живых; зато все еще живы его великие шедевры, на которых было -- и, вполне возможно, еще будет -- воспитано немало настоящих органистов.
      Да и ныне мы все еще располагаем такими мастерами, как Альбрехтсбергер, Николаи, Киттель, Фоглер, Геслер, Фирлинг, Рембт; всё это органисты, снискавшие славу совершенством исполнения, а также тем мастерством, с каким написаны многие их сочинения для органа. Ну, а те, что пребывают в безвестности, ибо живут в тиши маленьких городков или же ведут затворнический образ жизни за стенами монастырей, -- сколько среди них найдется таких, которых смело можно было бы поставить рядом с вышеназванными! Все они, неоспоримо, многим обязаны великому Иоганну Себастьяну Баху, достойнейшему из моих предшественников на 210 занимаемой мною ныне должности, хотя в каждом и них, наверное, есть -- и непременно должно быть -- нечто своеобразное.
      [И. А. Киллер, предисловие к изданию органных обработок хоралов И. К. Оляя. -- Лейпциг, 20.V. 1791 г.]
      Моцарт, Бетховен, Гайдн
      331 (III/859)
      Кстати: хотел бы попросить прислать мне -- когда будете возвращать мне рондо -- 6 фуг Генделя и токкаты и фуги Эберлина. -- Я каждое воскресенье в 12 часов бываю у барона ван Свитена -- там играют только Генд[е]ля и Баха. -
      Я сейчас как раз собираю баховские фуги. -- Как Себастьяна, так и Эмануэля и Фридемана. -- А еще генд[е]левские. И мне недостает только вот этих. -- К тому же мне хотелось бы, чтоб барон послушал эберлиновские. -
      [В. А. Моцарт -- отцу (в Зальцбург). -- Вена, 10.IV. 1782 г.]
      332 (III/860)
      Действительная причина появления на свет этой фуги1 -- моя дорогая Констанца. -- Барон ван Свитен, к которому я хожу каждое воскресенье, дал мне домой -- после того как я их ему проиграл -- все произведения Генд[е]ля и Себастьяна Баха. -- Когда Констанца услышала [эти] фуги, она в них просто влюбилась; -- ничего не хочет слышать, кроме фуг, вернее -- ничего, кроме [фуг] Генд[е]ля и Баха; -
      ...Если папа' еще не отдал в переписку сочинения Эберлина, то мне это очень по нраву: [на днях] они попали мне в руки, и -- я ведь [их] не помнил -оказалось, к моему сожалению, что они слишком незначительны и поистине никак не заслуживают места между Генделем и Бахом. Честь и хвала четырехголосию Эберлина. Но его клавирные фуги -- не что иное, как непомерно растянутые интерлюдии.
      [В. А. Моцарт -- сестре (в Зальцбург). -- Вена, 20.IV. 1782 г.] 211
      1 Моцарт, прелюдия и фуга до мажор (К. 394).
      333 (III/874)
      [...] Луи ван Бетховен, сын вышеупомянутого [певчего-]тенора, мальчик 11 лет, с многообещающим талантом. Он очень умело -- и с силою -- играет на клавире, прекрасно читает с листа и, вообще говоря, большей частью играет "Хорошо темперированный клавир" Себастьяна Баха, который дал ему господин Нефе. Кто знает это собрание прелюдий и фуг во всех тональностях (которое, пожалуй, можно назвать верхом совершенства), тот поймет, что это значит... Сей юный гений заслуживает того, чтобы ему была оказана поддержка, которая позволила бы ему попутешествовать. Он определенно станет вторым Вольфгангом Амадеем Моцартом, если будет продолжать в том же духе. [...]
      [К. Г. Нефе (в издававшемся К. Ф. Крамером "Альманахе музыки"). -- Бонн, 2.III. 1783 г.] ]
      334 (III/1009)
      <В 1789 году> руководимый тогдашним кантором лейпцигской школы св. Фомы, покойным Долесом, хор поразил Моцарта своим исполнением двухорного мотета "Пойте господу новую песнь"' патриарха немецкой музыки Себастьяна Баха. Моцарту этот Альбрехт Дюрер немецкой музыки был известен больше понаслышке: произведения его стали [к тому времени] редкостью. Едва хор пропел несколько тактов, как Моцарт насторожился. Еще несколько тактов -- и он воскликнул: "Что это такое?" -- Казалось, вся его душа обратилась в слух. Когда пение прекратилось, он радостно воскликнул: "Вот у кого есть чему поучиться!" -- Ему рассказали, что школа эта, в которой Себастьян Бах когда-то был кантором, обладает полным собранием его мотетов и хранит их как реликвию. "Вот это да! Как славно! -- воскликнул он. -- Да покажите же!" -- Партитур этих вокальных сочинений [в школе] не было, и Моцарт попросил дать ему выписанные голоса. -Было сущим удовольствием наблюдать, с каким рвением Моцарт разложил вокруг себя эти партии (они были у него и в той, и в другой руке, и на коленях, и на близстоящих стульях) и, забывши обо всем на свете, не встал с места, пока не просмотрел все принесенные ему сочинения Себастьяна Баха. Он упросил, чтоб ему дали копии, [всю жизнь] очень высоко их ценил, и -- если я не заблуждаюсь -от того, кто хорошо знает баховские 212 композиции и моцартовский "Реквием", особенно, скажем, большую фугу "Christe eleison", никак не может ускользнуть, что Моцарт, для духовных сил которого не было ничего недоступного, изучал, ценил и исчерпывающе понимал этого старого контрапунктиста.
      [И. Ф. Рохлиц (во "Всеобщей музыкальной газете"). -- Лейпциг, 21.XI. 1798 г.]
      1 "Singet dem Herrn ein neues Lied" (BWV 225).
      335 (III/1036)
      Два великих художника вдохнули в [сознание] детей своей эпохи новый дух и -- с почти подавляющим всемогуществом властвовали в современном им мире искусства. Возвышен, но суров, смел, а не изнежен, крепок, а не утончен был дух этих мужей и их творений. Микеланджело и Себастьян Бах -- вот имена наших героев, между которыми, пожалуй, можно не только обнаружить сходство, но и провести параллель. Рафаэль познакомился с работами [Микел]Анджело, Моцарт -с сочинениями Баха, и оба были ими так захвачены, что полностью изменили свою прежнюю манеру письма. Суровость и в то же время глубина мысли обоих великих мастеров не поддавалась, однако, соединению с юношеской пламенностью [натуры Рафаэля и Моцарта]. Каждый из этих молодых художников пытался, вопреки тому, достичь такого соединения, но от этого становился шероховатым, эксцентричным, своенравным, смятенным (особенно это относится к Моцарту). Оба предприняли немало попыток создать кое-что в манере своих кумиров, не доведя, однако, эти работы до совершенства, а в большинстве случаев даже и не завершив их. До сих пор еще сохранились их произведения такого рода, например -- алтарная живопись Рафаэля в церкви Святого духа в Сьене или некоторые концерты и кое-какие места в мессах Моцарта, написанных еще в Зальцбурге или же вскоре после того.
      [И. Ф. Рохлиц (во "Всеобщей музыкальной газете"). -- Лейпциг, 11.VI. 1800 г.]
      336 (III/1023)
      Один английский органист при Королевской немецкой часовне [св. Иакова в Лондоне] (тот самый <А. Ф. К. Кольман>, который теперь намеревается издать "Хорошо темперированный клавир" Йог. Себ. Баха) заказал гравюру, где в виде солнца представлены имена известных ему немецких композиторов1. Йог. 213 Себ[аст]. Бах находится в центре; его окружают Гендель, [К. Г.] Граун и [И.] Гайдн. На лучах солнца -- другие немецкие композиторы [(Моцарт, Кожелух, Ван Халль, Глюк, Рейхард, Шульц, Науман, Шваненбергер, Хиллер, Плейель, Георг Бенда, Ролле, Телеман, Эман. Бах; Абель, Фишер, Штёльцель, Пизендель, Кванц, Хассе, Альбрехтсбергер, Форкель, Фляйшер, Хеслер, Тюрк, Вольф, Диттерс, Зайдельман)...]2