- Все, я тебе сказал. Он уже пришел, мне пора идти...
      - Хорошо!.. Гы-гы-гы!.. Ой, Остап Моисеевич, минуточку! Чуть не забыл!..
      - Да, я здесь!
      - Остап Моисеевич, а что я буду за это иметь? Я же могу и отказаться, ежели... сами понимаете...
      - Ладно. Девочку я тебе обещаю, хорошую! Худенькую!
      - Из сорок пятой. Остап Моисеевич, из сорок пятой!
      - Людку, что ль?
      - Да-а, Остап Моисеевич, Людочку!
      - Ладно, договорились!
      - Остап Моисеевич! - послышался громкий голос с другого конца двора; кажется, голос Долланского...
      - Меня зовут заниматься. Адью, Купсик, до завтра! - отрезал Остап Моисеевич.
      - Адью, Остап Моисеевич, адью! - ответили ему.
      "Купсик?!" - вспыхнуло у меня в памяти.
      Тут произошло невероятное! Огромная птица пролетела пару кругов надо мною и сарайчиком так низко, что от ее хлопанья крыльев меня несколько раз обдало морозным ветром. Несмотря на холод, я пропотел! Ноги у меня подкосились, сердце заклокотало, будто искало куда спрятаться, и провалилось в живот! Черная фигура Остапа Моисеевича промелькнула мимо меня; птица унеслась за соседний забор, и ее мощное расплескивание крыльев стихло. Я стоял, плечом прислонившись к забору. В памяти еще сверкали огненные глаза и когти страшной птицы. Где-то во дворе скрежетнула металлической защелкой дверь...
      - Сережа! - послышался взволнованный голос Вики.
      "Вика, я совсем о ней забыл", - подумал я, оставаясь на месте.
      - Сережа! - уже отчаянно выкрикнула Вика.
      - Я здесь, иду! - хрипло отозвался я.
      Возле сарайчика, пока я шел, вспыхнула кем-то зажженная лампа под шляпообразным колпаком, и ее свет обнажил пол двора. Я вышел к сарайчику. Вика бросилась ко мне.
      - Ты что, обиделся? - первое, что спросила она, ласкаясь.
      - Здесь кто-нибудь сейчас проходил? - обнимая Вику и отвечая на ее ласки, все еще хриплым голосом спросил я. В горле у меня перехватило и першило.
      - Да. Долланский позвал в спортзал какого-то мужчину.
      - А где Долланский? - поинтересовался я.
      Но на этот вопрос ответила не Вика, а внезапно открывшаяся дверь в кирпичном доме. Из-за нее выглянул Долланский.
      - Молодые люди! - крикнул он в нашу сторону. - Проходите переодеваться, мы скоро начинаем! - и тут же скрылся за дверью, захлопнув ее за собою.
      - А что случилось? - беспокойно спросила меня Вика.
      - Да так! Я подумал: "Не показалось ли мне, что кто-то прошел мимо меня, там, в глубине двора".
      - А что ты там делал?
      - Ничего. Курил.
      - У тебя так сердце колотится, - сказал Вика, прижавшись к моей груди. - Что-то случилось? А?
      - Скажи, ты что-нибудь слышала?
      - А что я могла слышать?
      - Ну, там, шум какой, хлопанья...
      - Нет. Я ничего не слышала. Я только испугалась, что тебя нет!.. А ты слышал?
      - Что слышал? - насторожился я от Викиного вопроса.
      - Ну, ты же сам сказал: шум, хлопанья!
      - Да нет! - прикинулся я повеселевшим. - Это я так спросил, чтобы тебя попугать сейчас.
      - Проказник! В тебе еще много бесового! - ласково пожурила меня Вика, потрепав за щеки, и поцеловала в губы...
      Переодевшись в специально оборудованных для этого комнатах в спортивные костюмы, я и Вика вошли в спортзал. Все присутствующие там люди тоже были одеты в разноцветные спортивные одежды. Каждый член этого частного зала удобно располагался на полу на своем утепленном коврике. Мы с Викой разместились неподалеку от эстрады, с которой, как я понял, будет вещать свою систему Долланский.
      - А ты бы смогла его узнать? - спросил я полушепотом у Вики, голос у меня уже успокоился и выровнялся.
      - Кого? - удивилась Вика и огляделась по сторонам.
      - Того, которого Долланский позвал в спортзал, там, во дворе, - все так же полушепотом пояснил я.
      - А-а, - поняла Вика. - Тише, - сказала она.
      - Почему? - в свою очередь удивился я.
      - Он рядом с тобою, - сказала Вика и незаметно повела глазами в его сторону.
      Я оглянулся... Позади меня, на ярко-желтом меховом коврике сидел мужчина лет сорока - сорока пяти, на коленях у него лежал его крупный живот. Мужчина улыбнулся мне, неприятно оскалившись при этом, словно передразнил меня. Потом он облизнул свои припухшие губы. Одет он был в черное трико, на шее повязан короткий голубой шарфик. Мужчина почесал об рукав свой ноздристый нос и на рукаве осталась влажная полоска. Мне стало противно, и я отвернулся.
      - Это точно он, ты не ошиблась? - наклонился я к Вике, спрашивая.
      - Конечно он! Не сомневайся, - прожужжала мне Вика прямо в ухо, и от ее нежных губ у меня по спине пробежали мурашки. - А зачем он тебе? спросила она.
      - Мне кажется, я его где-то мог видеть... - ответил я первое, что взбрело мне в голову, и подумал про себя: "Ну и мерзкая же рожа у этого Остапа Моисеевича! Такой со всякой заразой может иметь дело!"
      На эстраде появился Долланский. Зал шумел негромко, все переглядывались, ожидая интересный вечер. Заговорил Долланский, и все разговоры прекратились. Я окинул еще раз взглядом весь зал - на ковриках сидели в позах "полулотос" человек двадцать. Черным пятном промелькнул передо мною Остап Моисеич, он один среди присутствующих был одет в черное трико.
      Поскольку наша группа пришла на свое первое занятие, Долланский произнес вступительную речь. Интригующе прозвучал его рассказ о бабуле, шестидесяти лет, что не могла и двух шагов проделать без скорой помощи, а сейчас принимает позы лучше, чем дипломированный йог. И все это после занятий по его системе, системе Долланского! Он ходил по эстраде, важничал и хвастался, как-то исподволь, не навязчиво.
      Потом начались изнурительные упражнения. Долланский сидел на эстраде на мягком фигурном стуле из дерева и присматривал за состоянием своих пациентов. Надо отдать ему должное как учителю! Хотя вся система и звучала по магнитофону, но присутствие самого Долланского на эстраде в это время оживляло магнитофонную ленту, и даже не возникала потребность, чтобы говорил именно он. Правда, изредка Долланский останавливал движение кассеты, хлопнув клавишей: вставлял реплики, давал консультации, а некоторые упражнения не доверял магнитофону и диктовал сам, живьем...
      Нагрузка действительно была глубинная, рассчитанная, как выразился ее автор: "На все тайники души вашей!.."
      Я все время старался забыть о существовании позади меня Остапа Моисеича, о страшной птице во дворе, но, все-таки, присутствие Остапа Моисеича, его взгляда в упор, ощущалось, и это немало мешало мне сосредоточиваться, особенно поначалу.
      Мы с Викой выполняли всевозможные растяжки, укладывали тело в удивительные позы, постоянно сопровождая все это особой конструкцией дыхания, с его обязательными задержками.
      В общей сложности, занятие длилось четыре часа, из которых мы очень долгое время не дышали. По словам Долланского, мы копили молочную кислоту, чтобы организм проглотил ее, - это и была генеральная линия его системы...
      По окончании упражнений мы с Викой, казалось, изрядно устали, но когда мы вышли на улицу, то, не знаю, как Вика, но я почувствовал, как мое тело, словно парус, будто само по себе, стремительно продвигалось по тротуару, увлекая Вику под руку! Это торжествовал во мне снова Человек-Ветер. Куда девался после занятия Остап Моисеич, я не углядел. Я все-таки забыл о нем! И это было прекрасно! Я забыл даже о чудовищной птице!.. Забыл, потому что выполнял, учился выполнять первое наставление Ивана: "Ни к чему не привязывайся!"
      БУРЕЛОМ
      На следующее утро я направился на работу. В свободно дрейфующем настроении, не обращая внимания на уныло раскачивающихся пассажиров троллейбуса, я, все еще ощущая ветреный ореол вокруг себя, привычно вышел на конечной "Лесного поселка". После вчерашнего выходного дня я чувствовал себя хорошо. На площади, напротив моего кинотеатра, прямо на остановке стояла парочка, парень лет двадцати пяти и девочка лет шестнадцати. По всей вероятности девочка вышла провожать парня на троллейбус. Оба они были изрядно пьяны. Парень был одет по-зимнему, а девочка, видимо, жила недалеко, совсем рядом. На ней были красные полусапожки на голые ноги, белое короткое платице и легкая куртка нараспашку. Девочка то и дело подтягивалась на цыпочках, ухватив парня за шею, жадно целуя его в губы. Я незаметно для себя приостановился. Многие, вышедшие из троллейбуса пассажиры, тоже приостановились. Парень грубо обшаривал груди у девочки. Он залезал обеими руками под ее платье, и его руки крепко прижимали девочку, а она будто пыталась слабенько вырваться из его рук.
      - Проститутка! - выкрикнула и отплюнулась толстая бабка.
      - Надо милицию вызвать, - начала убеждать толпу солидная женщина лет пятидесяти.
      Все женщины переговаривались и спорили между собою, только несколько мужчин даже будто одобрительно обменивались улыбками и короткими репликами.
      - Ну, дает!
      - Да-а!
      "Вот она - расслабленность!" - вначале подумал я. - "Может, это и есть человеко-ветренное состояние? Да нет! Скорее, его отголосок!" рассуждал я про себя. Мне даже захотелось так же вот, сию минуту, свободно и непринужденно жить, как эти парень и девочка. Нет. Я не приветствовал их поступок! Скорее, наоборот: считал его аморальным! Но, в сокровенной глубине души, там, где никого, кроме меня, я был солидарен этому состоянию легкой ветрености!
      Может быть, и в самом деле надо, хотя бы иногда, хотя бы на мгновение, но срываться с цепи предопределенности? Не для этой ли цели существовали кулачные бои когда-то?!
      Интересное дело: в кинотеатре мы специально собираемся и смотрим такие эротические сцены! А здесь, на площади, - этого делать нельзя! Почему?.. На экране кинотеатра можно, а на экране жизни - нельзя?! Где тут разврат: в кинозале или здесь, на остановке? Там специально отснято на пленку и специально смотрится, не разврат ли это? А здесь не специально, все естественно, но мы возмущены! Почему мы не вызываем милицию, чтобы арестовать кадры кинофильма, почему мы не вызываем милицию, чтобы арестовать двух сношающихся на улице собак?.. Человек - не собака?! Верно! Он предпочитает гнусно скрывать свое нутро, а собака - нет!
      Учительница делает замечание ученику, чтобы тот не приставал к однокласснице.
      "И все-таки, я не отказался бы испытать подобное, хотя бы ради укрепления духа своего..." - подумал я и вдохновенно зашагал в свой кинотеатр...
      - Доброе утречко, Сергей Александрович! - услышал я голос уборщицы Марины Ивановны, поднимаясь по ступенькам кинотеатра.
      Я остановился и повернулся лицом на голос. Марина Ивановна, озорно улыбаясь, видимо, только что шла из-за угла кинотеатра, а может, и поджидала меня. В одной руке у нее было мусорное ведро, из которого густо торчали горлышки бутылок, а в другой - широкая лопата для уборки снега.
      - Здравствуйте, Марина Ивановна! - почтительно улыбаясь, приветствовал я. Марина Ивановна подошла ко мне как можно ближе. Росточка она была небольшого, я возвышался над нею головы на полторы!
      Как бы поглядывая мне в глаза исподволь и, как всегда, - осматриваясь по сторонам, она поведала мне новости.
      - Сергей Александрович! - начала она и сделала таинственную паузу.
      - Да, - сказал я. - Что случилось?
      - Вы знаете, Лидия Ивановна вчера те доски, ну вы помните, что я прятала под лестницей, - утащила домой!.. Вот как!..
      - Да?! - сказал я с видом, будто ничего не понял.
      - Ага! Я сама видела. На почту как раз шла! - подтвердила Марина Ивановна и приняла гордый вид человека, бдительно озабоченного за имущество кинотеатра, верного соратника.
      Она вообще очень любила докладывать, доносить на кого-нибудь. Я никогда не воспринимал ее всерьез, на что она обижалась, но всегда аккуратно выслушивал, потому что к чему сокрушать старого человека!
      Отними у Марины Ивановны эту способность, мягко говоря, подсказывать, кто и что сделал, так она же будет невзрачной, бесцветной старушонкой, как тысячи других, а так, пожалуйста, светится вся, торжествует, и сейчас видно, как настроилась услышать мой гнев. Словом, живет человек, и не безынтересно, зачем же отнимать у него смысл существования!
      Но гнева не последовала.
      - Я ей разрешил, - спокойно сказал.
      - Да-а?.. - то ли спросила, чтобы убедиться в моих словах, то ли просто машинально подтвердила сама себе вслух Марина Ивановна, но разочарованно пожала плечами, мол, на нет и суда нет!..
      - Марина Ивановна! - окликнул я уборщицу, когда та уже намеревалась уйти в кинотеатр.
      - Что, Сергей Александрович? - будто ожила, обрадовалась Марина Ивановна. Возможно, у нее промелькнула надежда на то, а вдруг как пошутил директор в отношении Лидии Ивановны и досок, и сейчас же распорядится немедленно вызвать ее сменщицу из дома на разговор! С каким наслаждением она побежала бы тогда к той домой и успокаивала бы ее по дороге!
      - Марина Ивановна, у нас еще есть песок? - поинтересовался я, и мне стало жалко Марину Ивановну в ее разочаровании...
      - Да, там же, под лестницей! - ответила она.
      - Присыпьте, пожалуйста, ступеньки песком, погуще, - вежливо попросил я и направился в кинотеатр.
      Марина Ивановна уже находилась позади меня, шагах в десяти, как вдруг, спохватившись, выкрикнула мне вслед:
      - А Лидия Ивановна вчера не присыпала ступеньки, вот так!
      Но я сделал вид, что уже не расслышал ее слов, и поторопился скрыться в кинотеатре.
      В малом фойе, возле дверей моего кабинета стояла Зоя Карловна.
      - Здравствуйте, Зоя Карловна, - врастяжку поздоровался я, не останавливаясь. Я было направился пройти в большое фойе, дабы заглянуть в кинозал, как там обстоят дела, как библиотекарь тут же выказала свои намерения: оказывается, у дверей кабинета она ожидала меня.
      - Сергей Александрович! Cережа! - окликнула она меня. - Подожди, пожалуйста, ты мне нужен, - иногда она позволяла себе называть меня на ты.
      - Да, - остановился я, но краем глаза успел приметить, что контролер, сидевший возле огромного фигурного зеркала в большом фойе ко мне лицом, почему-то вскочил с лавки и моментально юркнул в кинозал, словно как от меня...
      - Дайте мне ключи от кабинета, - попросила Зоя Карловна. - У меня телефон в библиотеке не работает, а мне срочно позвонить нужно!
      - А почему не работает? - поинтересовался я.
      - Да черт его знает, - возмутилась она, - вчера еще вечером перестал. Я уже договорилась на заводе с мастером, после обеда обещал посмотреть.
      - Хорошо, - сказал я, - держите, - я достал из кармана связку разноцветных ключей от кинотеатра и подал ее Зое Карловне. - Вот, этот, желтенький... - указал я ключ от кабинета.
      - А вы где будете, Сергей Александрович?
      - А что такое?
      - Ключ от кабинета мне надо вернуть.
      - Ну, вернете, не беспокойтесь, не на Луне же я!
      - Да чтобы вас долго не искать! У меня библиотека открыта, Сережа!
      - А что же вы ее бросаете?
      - Да там подруга!
      - Екатерина Васильевна?! - обрадовался я.
      - Она самая!
      - Ну, тогда и нечего волноваться! - сказал я.
      - Да, вам нечего! Люди собираются. Она книги не оформляет, только присматривает, - словно пожаловалась Зоя Карловна.
      - Так она там не одна? - спросил я.
      - Нет, конечно!
      - Жалко, что не одна, - сказал я.
      И я почувствовал, как во мне просыпается то ли наглость, то ли раскрепощенность.
      - А вам что до этого? - поинтересовалась Зоя Карловна.
      - Хотел подняться наверх, что-то чаю так хочется, что и полюбить некого! - изображая серьезный вид, сказал я. - А вы бы позвонили подольше! А? Зоя Карловна? - продолжая наглеть в стиле шутки, предложил я.
      Но, честно говоря, меня прямо-таки манило, во что бы то ни стало, испытать то свободное чреволобзание, которое одурманивало меня на троллейбусной остановке. И что самое интересное, я знал, я был уверен, что это неминуемо, очень скоро должно произойти! В последнее время у меня часто исполнялось то, что я задумывал. Потому я и начинал теперь, лихорадочо, с виду полушутя, но стучаться, тарабанить в первую попавшуюся дверь. Где откроют, - там и я!..
      - Ну, так как? - переспросил я в улыбке озадаченно молчавшую Зою Карловну. Она смотрела мне под ноги и часто моргала.
      - А-ха-ха-ха-ха! - расхохоталась она, наконец понявши в чем дело, но замолчала и засуетилась открывать кабинет...
      Так неожиданно прервалась моя шутка, но не прервалось мое желание! Да, именно желание одолевало мою натуру сейчас. И я это понимал с полной ответственностью перед собою! Проверять себя, - так проверять!.. "Решайся на что-либо: сразу, мгновенно, или не решайся совсем..." - вспомнил я наставление Ивана и ринулся в большое фойе через зал...
      И нестерпимая радость и сила обдавала меня с ног до головы! И я, наверное, слишком сильно дернул кинозальскую дверь на себя, ибо контролер, хотя и громила в плечах и по росту, чуть не вывалился из кинозала ко мне под ноги! Видимо, он стоял в кинозале и держался за ручку двери, и, может, не так уж слабо держался!
      - Ой, извините! - сказал я контролеру спешно, оглядев его с ног до головы. "Но зачем ты держал дверь?.." - подумал я.
      - Ничего страшного! - ответил контролер.
      "Если в зале что-то и существовало, чего нельзя мне было видеть, думал я, продолжая анализировать, - то теперь наверняка уж поздно... Этот следы замел! Он в их компании, это вне сомнения!.."
      - Ну, как там, все в порядке? - спросил я.
      - Фильм дерьмовый! - ответил контролер.
      - Опять с премией пролетим! - послышался ехидный голос позади меня. Я обернулся: это подошел Палыч.
      Круг замкнулся. Отступать было некуда. Мои скандалы с Палычем всегда начинались вот так: с его стороны оттачивались копья для решающей схватки, там, в кинобудке, а с моей стороны, здесь, внизу, в кабинете. А потом возникала подобная ситуация для стычки. Я насторожился.
      - Плана в этом месяце опять не будет, Сергей Александрович! подтвердил свою позицию контролер.
      - А я тут при чем? - было ощетинился я.
      - Вы же директор... - улыбчиво, умиленно произнес Палыч, чуть ли не в реверансе!
      - Ну, так и что же?.. А вы киномеханик! - съязвил я как можно отрешеннее.
      - Это ваше дело: фильмы заказывать, Сергей Александрович! раздраженно выкрикнул он, глянув на контролера. Начиналась атака.
      - Конечно! - предательски подтвердил контролер.
      Но я уже успокоил себя полностью. Мне даже стали они безразличны оба: контролер и киномеханик.
      "Какой-то глупый разговор", - сказал я про себя. - "Надо его заканчивать..." Палыч набирал обороты. Это было хорошо видно по его манере входить в раж: кулаки в карманах брюк, и от этого карманы оттопырены, немного покачивается всем туловищем, плечи приподняты.
      И тут в зале неожиданно послышался разношерстный свист и какие-то крики. В следующее мгновение из зала выскочил и наткнулся на Палыча мальчик, лет десяти, худенький. Он жалко потирал свое плечо, потому что ударился о киномеханика.
      - Шпаненок, куда летишь?! - возмутился тот.
      - Дядя, звука нет! - сказал мальчик.
      Наверное, Палыч чувствовал, как его авторитет безупречного работника падает в моем лице. Он побелел от злобы, прикусил нижнюю губу от досады.
      - Сколько раз я тебе говорил, - рухнул его гнев на ошалевшего контролера, - в зале надо быть. Стоишь здесь... мать твою. Рот разинул!
      Контролер тут же, вслед за мальчиком, исчез в зале, а Палыч будто десятилетний кинулся к себе в кинобудку через фойе, поскользнулся у дверей и едва не растянулся.
      - Кирилыч! - заорал он где-то на лестнице своему напарнику.
      - Ого! - отозвался тот радостно.
      - Звука, звука нет в зале! Мать твою! - и еще что-то орал Палыч, но уже было не разобрать что. Дверь в кинобудку с оглушительным треском захлопнулась! Словно затрещину отвесила!
      Мне доставил удовольствие такой ход событий. Это сработал во мне Человек-Ветер. Я торжествовал!..
      На втором этаже занималось несколько групп ритмической гимнастики. Этим самым удавалось как-то, худо-бедно, подрабатывать наличные деньги для различных нужд нашего скромного увеселительного заведения. Открывалась возможность приобретать необходимые культи канцтовары, стоящие больше десятирублевых чеков, установленной разовой нормы по смете.
      Поскольку в кинотеатре материально-ответственным лицом является директор, мне приходилось три раза в неделю выставлять и убирать комплект радиоаппаратуры. Она хранилась в библиотеке, и мне ее надо было каждый раз перетаскивать в комнату напротив и обратно в библиотеку. Правда, за это я получал доплату в сорок рублей, но зато и косились на меня в кинопрокате, а непосредственное начальство даже пыталось искать пути - запретить мне подрабатывать!
      Я зашел в библиотеку. На книжных полках, напротив стола, в расшатанных книжных рядах рылись дети: две девочки и мальчик. За столом величественно восседала Екатерина Васильевна.
      Мы обменялись приветствиями.
      - Как у вас тут с любовью? - спросил я у Екатерины и, напрямик подойдя к ней, нагнулся и поцеловал ее в щеку.
      - О-о!.. Какой вы!.. Сергей Александрович... - обалдело сверкнув лукавыми глазами, произнесла она умиленно.
      Но ничего не говоря больше и не делая красивой сцены с продолжением, я отвернулся от Екатерины Васильевны и пошел прочь по своим делам. Ощущая пристально-изумленный взгляд ее у себя на спине, я быстренько, за два прихода, перетащил аппаратуру куда полагается.
      Я закрыл комнату на ключ. Я потом буду еще подробно вспоминать об этом. У Тани, девушки-выпускницы хореографического отделения культпросветучилища, имелся свой ключ от этой комнаты.
      Дверь в мой кабинет была немного приоткрыта. Я хотел уже войти к себе, как услыша:
      - А-а, ха-ха-ха-ха! Вы шутник! - послышался хохотливый голос Зои Карловны. Она все еще разговаривала по телефону.
      Я остановил свою руку, и она неподвижно зависла в воздухе, едва не коснувшись двери. Так я и оставался стоять на месте и вслушиваться:
      - Нет, нет!.. Я же сказала - нет!.. Вы меня не так поняли!.. Я сегодня занята!.. Что?.. Хо-хо!.. А?.. Да!.. Да!.. Еще будет!.. Я говорю еще будет! Да, Да!.. Безусловно!.. Конечно!.. Как и договорились!.. Адью, Остап Моисеевич!.. В кабинете послышались шаги. "Значит, разговор закончился", - подумал я и резко открыл дверь: деловито прошел к вешалке и стал озабоченно раздеваться. Мне казалось, что у меня на лбу было написано, что я подслушивал. И поэтому я отвернулся от Зои Карловны, испытывая неловкость. Человек-Ветер улетучился, чувства и навязчивые образы повисли надо мною и засасывали мою сущность в себя. Возникло состояние дискомфорта.
      - Спасибо, Сергей Александрович, - поблагодарила библиотекарь.
      - Да, да... Не за что... Зоя Карловна... - отрывисто отвечал я, потому что уже нервно выдергивал в этот момент из рукавов кожаной куртки на меху свои руки.
      - Давайте помогу! - обратилась Зоя Карловна.
      - Нет... Спасибо... Я сам... - отчеканил я, краснея от усердия. Зоя Карловна направилась к двери. Наконец-то мне удалось стащить с себя куртку. Я повесил ее на вешалку рядом со своей спортивной шапочкой.
      - Ну, я пошла, - сказал Зоя Карловна, уже в дверях. - Ключи на столе, - добавила она.
      - Ага! - ответил я, подкивнув.
      Дверь в кабинет захлопнулась. Я остался один. "Остап Моисеевич..." прозвучало у меня в голове... Из разговора по телефону я, конечно же, ничего не понял, но... "Остап Моисеевич" снова прозвучало у меня в голове... "Это он... Вчерашний... К Богу! - мелькнуло у меня в голове. Прочь, прочь лукавые!"
      Я быстро достал из сейфа крохотную библию в нежно-мягком зеленом переплете из полиэтилена, сел за рабочий стол и разлистнул этот священный памятник человечества наугад, где придется. Я загадал, что меня ожидает, и начал читать вслух:
      "И пришел Ангел Господень из Галгала в Бохим, и сказал: Я вывел вас из Египта и ввел вас в землю, о которой клялся отцам вашим - дать вам, и сказал Я: "Не нарушу завета Моего с Вами во век.
      И Вы не вступайте в союз с жителями земли сей; жертвенники их разрушьте". Но вы не послушали гласа Моего. Что вы это сделали?
      И потому говорю Я: не изгоню их от вас, и будут они вам петлею, и боги их будут для вас сетью.
      Когда Ангел Господень сказал слова сии всем сынам Израилевым, то народ поднял громкий вопль и заплакал.
      От сего и называют то..."
      В дверь неожиданно резко постучали... Я замер... Постучали еще раз, внушительнее.
      - Да! - выкрикнул я. - Войдите, - и испуганно притаился за столом, сидя. Дверь уверенно раскрылась нараспашку! В кабинет вошла, вот я совсем не ожидал, Катя! И я успокоился.
      Кате было всего четырнадцать лет, живет напротив кинотеатра, известна своим легким поведением. Частенько я замечал, как три-четыре подростка затаскивали ее по вечерам в одну из беседок кинотеатра за плетень из дикого винограда.
      Катя очень красивая: курносая, круглолицая, с голубыми глазами, через плечо толстая белая коса крепко заплетена.
      Эта девочка мне нравилась своим прямым и игривым нравом.
      - Можно? - спросила она.
      - Ты же уже вошла, - и видишь, что я не против. Значит, проходи! сказал я.
      - И правда! - воскликнула театрально Катя.
      - Ты по делу? - спросил я.
      - Нет, - сказала она, - просто поболтать!.. Мне можно раздеться?
      - Конечно... Вон, пальто на вешалку повесь.
      - Да вижу я, куда вешать...
      - А что тогда спрашиваешь?!!
      - Проверить: злой ты или нет, Сергей Александрович.
      - Как видишь, добрый!
      - Это еще надо подтвердить! - сказала Катя.
      - Если надо, подтвердим! - отпарировал я.
      Катя сняла пальто. Я не встал ей помочь, потому как сомневался, что подобные манеры с моей стороны окажутся в ее стиле.
      Она еще никогда не заходила ко мне в гости. Изредка мы переговаривались в малом фойе или на улице, да и то больше по части порядка. А сегодняшнее посещение меня удивило. Словно выявилось подземное течение и потекло серебристым ручейком снаружи...
      Теперь, раздевшись, Катя выглядела совсем привлекательно! Ее отец работал директором бетонного завода, и одевалась она внушительно! На Кате уютно и красиво сидели короткая джинсовая юбка, индийская, с золотыми переливами на черном фоне, кофточка.
      Катя растегнула кофточку, и под ней обнаружилась приталенная коттоновая рубашка. На правой руке у девочки сиял золотой перстень с граненым рубином. Катя, проходя от вешалки, не останавливаясь, по пути захватила стул и села на него слева от меня, облокотившись на стол.
      Мы смотрели друг на друга.
      - Ну, что? - спросила она.
      - Ничего! - ответил я, будто вовлекаясь в игру.
      - Что у тебя новенького, Сергей Александрович?
      - Да вот же, ты пришла! - сказал я и протянул руку, провел указательным пальцем Кате по носу, едва прикоснувшись к нему.
      - А дальше что? - спросила она.
      Настроение у меня поднималось, я отодвинул библию в сторону.
      - А ты хотела бы что-то еще? - спросил я, не отводя глаз от Кати.
      - Ну, ты же сам хочешь, я вижу! - сказала девочка, нагловато улыбаясь мне в лицо.
      - Да... Нюх у тебя собачий! - сказал я. - Хочу!
      - Так в чем же дело, давай, - предложила Катя.
      С минуту я молчал и сидел неподвижно. Во мне шла борьба!
      Снова меня щекотало и подталкивало на решительность соблазнительное чувство свободы прикосновений! Но ей же четырнадцать лет! "Решайся или не решайся!" - диктовал я себе. - "Раз уж ты впустил птичку, то... ты уже решился! И все остальное будет лишь отговорками!"
      Я подсел поближе к девочке и посмотрел ей в глаза. Больше я ничего не говорил Я расстегивал пуговицы на коттоновой рубашке. Катя едва водила плечами, и ее груди казались отзывчивыми, оживали в моих ладонях!..
      Я почувствовал прилив неистового наслаждения во всем своем теле. Я не ведал, что я творил!..
      - Ой, Сереженька!.. Хватит... Не могу... О-е-е-е-ей!.. - металась Катенька. Наконец все закончилось.
      Катя медленно встала с моих коленей и только начала застегивать рубашку, как в кабинет кто-то требовательно постучал!
      "Господи! - воскликнул я про себя, - я же не запер дверь!" Катю будто неведомая сила отнесла в сторону на соседний стул, она сгребла одним движением коттоновую рубашку у себя на груди в том месте, где не успела застегнуть пуговицы.
      Поодаль от меня сидела молодая проститутка и застегивала свои злополучные пуговицы, на столе у меня лежала в стороне раскрытая библия, и это кабинет директора!
      Едва я успел захлопнуть книгу и сунуть ее в верхний ящик стола, как в кабинет, не дожидаясь ответа на вторичный стук, вошел участковый милиционер! Он приостановился, словно оценивая ситуацию, присмотрелся к девочке. Катя сидела согнувшись, полубоком от участкового.
      От сокрушительных ударов сердца у меня подрагивала голова, руки дрожали, и я их убрал со стола на колени.
      - Здравствуйте, - наконец-то решился негромко вымолвить я.
      - Здравствуйте! - громыхнул тяжелым голосом участковый. - Чем занимаетесь? - поинтересовался он.
      - Вот, - указал я кивком на Катю. - Профилактическая беседа. Уговариваю Катю, после десятого поступать в культпросветучилище.
      - После десятого на постоянную работу в беседку? - громыхнул милиционер. - А, Катька?
      - А вам какое дело! - повернулась к нему девочка. Тайком она уже успела дозастегнуть все оставшиеся пуговицы, и теперь ее могло выдать лишь раскрасневшееся лицо и вспотевшая челка.
      - Ты что, здесь физзарядкой занималась? - хохотнул он.
      - Танцевала! - ядовито выкрикнула Катя.
      - С голой задницей? - прищурившись, подморгнул мне лейтенант и состроил отвратительную гримасу девочке.
      - Да нет! - опомнился я. - Она в самом деле танцевала!
      - С чего это вдруг?! - спросил, недоумевая, милиционер.
      - А просто так! - выкрикнула девочка, вскочила со стула, схватила пальто и выскочила из кабинета под звериный хохот участкового.