Статья напечатана в "Военно-исторического журнала" за 1990-1991 г.г.
      Атаман Анненков
      В последние годы печать, радио и телевидение почти захлебнулись в потоке репрессивных и реабилитационных материалов. Рассказы о невинно осужденных, восстановлении юридической и гражданской справедливости напрочь затмили важный исторический факт в истории нашего государства - на всех этапах социалистического строительства шла непридуманная, реальная и жестокая борьба с противниками Советской власти. Причем явные и тайные враги не только вели пропагандистскую и заговорщическую подрывную работу, но и брались за оружие. Вот почему от всех, кто нес непосредственную ответственность за охрану и защиту завоеваний Октября от посягательств внутренних и внешних недругов, партия и народ требовали бдительности и стойкости.
      Впрочем, в наше непростое время это требование не снимается с повестки дня. Ведь и сейчас чего только не услышишь на шумных митинговых площадях, о чем только не прочтешь на газетных и журнальных полосах. Так, господин Гавел обеспокоен тем, как бы перестройка не стала синонимом социализма (!), народный депутат СССР Федоров с глубоким удовлетворением заявляет, что, по его разумению, перестроечные процессы можно сравнить с Февральской революцией. Ну а публицист Черниченко пошел еще дальше - обвинил большевиков в "обмане и закабалении народа", Нечто подобное тому, что слетело с языка публициста, именовавшего себя членом КПСС, можно прочитать в одной из листовок. Содержание этого провокационного листка настолько примечательно и созвучно риторике упомянутого Черниченко, что заслуживает более внимательного прочтения. Вот несколько выдержек из него:
      "...Одиннадцать веков строилась Русская земля.
      Бесчисленными жертвами своих сынов, умом и мужеством лучших людей камень за камнем возводилось здание русской государственности, и из маленького племени Русь выросла Великая державная Россия.
      В блеске ее славы, под сенью ее державной мощи крепло народное благосостояние, и близок был час, когда первая по силе Россия должна была стать первой по богатству и счастью страной.
      Но отравленный ядом большевистского безумия великий народ пошел за своими лжеучителями и, как библейский Самсон, был ослеплен и потерял свою силу.
      Ужасами небывалого лихолетья покарал Господь Русскую землю.
      Потерявши разум, веру и совесть, ослепленные русские люди с легким сердцем подменили суровую государственную мудрость дешевкой большевистских [бранное слово. - Ред.]... животные инстинкты разнузданной черни признали за волю народа и в два года дотла разрушили тысячелетнюю державу.
      Исчезла железная мощь великой страны, померкла ее гордая слава, и последним между последними, жалким презренным бездомным стал ... державный народ.
      На троне Великого Петра - подьячий Ленин, фельдмаршальский жезл старика Суворова в руках Лейбы Бронштейна..."
      По последним строкам можно догадаться, что листовка написана в годы гражданской войны. Готовилась она колчаковскими пропагандистами как призыв войскового осведомительного отдела Сибирского казачьего войска к "обманутому и закабаленному большевиками русскому народу". Не в ней ли почерпнул безнравственное и провокационное обвинение Черниченко для своей воинственней спекулятивной речи на митинге, состоявшемся в Москве на Зубовской площади 25 февраля 1990 года? В любом случае он здорово утешил бы сердца колчаковских пропагандистов и одного из самых страшных атаманов-боевиков - Анненкова.
      Кстати, Анненков тоже на словах ратовал за "демократические порядки". В сентябре 1918 года, когда численность его дивизии достигла нескольких тысяч человек, он стал именовать ее "партизанским отрядом имени Анненкова". "Партизаны" в обращении друг к другу, включая и начальствующий состав, употребляли слово "брат", на приветствие отвечали: "Привет!" Отряд имел свой боевой значок с девизом "С нами Бог!".
      Ну как тут не вспомнить фашистских солдат, бляхи поясных ремней которых были украшены такой же надписью. Но Анненков упредил Гитлера и в другом. Его "партизаны", как впоследствии и эсэсовцы, щеголяли устрашающей эмблемой череп с двумя перекрещенными костями. И в жестокости ни в чем не уступали фашистам. В обвинительном заключении по уголовному делу Б.В. Анненкова, суд над которым состоялся в июле - августе 1927 года, указывалось, что "партизаны", расправляясь и с красными бойцами, и с советскими активистами, и с простым трудовым народом, кощунственно заявляли: "Нам нет никаких запрещений! С нами Бог и атаман Анненков. Руби направо и налево!.."
      Но кто же он такой, этот всемогущий атаман? Вот краткие сведения о нем. Борис Владимирович Анненков родился в 1889 году. Окончил Одесский кадетский корпус и Московское Александровское военное училище. Потомственный дворянин. После победы Октября сразу же встал на сторону контрреволюции. Находясь на русско-германском фронте, отказался выполнить декрет Советской власти о демобилизации и во главе так называемого "партизанского" отряда прибыл в г. Омск, где включился в активную контрреволюционную борьбу. Впоследствии организовал карательные акции против крестьян, недовольных колчаковским режимом, на Южном Урале, в Омской и Семипалатинской областях и других местах. Командовал бригадой в войсках Колчака, от него же получил звание генерал-майора. После падения колчаковского режима возглавил белогвардейскую Семиреченскую армию. Отступая под ударами красных частей, Анненков с остатками своей армии (около 4 тыс. человек) ушел в Китай. Более подробно обо всем этом рассказывается ниже.
      Мы представляем читателю малоизвестные и неизвестные страницы судебного дела законно и обоснованно казненного преступника, который, прикрываясь лозунгом о защите русского народа, вел жестокую беспощадную войну против того, кого на словах защищал.
      1. СВИДЕТЕЛЬСТВУЕТ ВОСТОЧНАЯ ЭМИГРАЦИЯ
      В начале 20-х годов ряд провинций Китая, а также местности, прилегающие к границам СССР и Монголии, наводнили выброшенные с советской земли остатки разбитых белогвардейских полчищ. Большинство их было разоружено местными властями, после чего многотысячная обездоленная масса разбрелась по просторам чужой огромной страны. Подобная участь постигла и бывшую Семиреченскую армию, также оказавшуюся на китайской территории, а ее командующий Анненков, носивший одновременно атаманский и генеральский титулы, очутился за тюремной решеткой. Некоторое представление о предшествовавших его аресту и заключению событиях можно почерпнуть из письма, адресованного 20 августа 1921 года французскому посланнику в Западном Китае:
      "Высокопочтенный Господин Посланник !, - писал один из сообщников Анненкова Денисов. - Партизанский отряд имени атамана Анненкова, того атамана, который еще в минувшую всемирную войну с Германией не раз отличался своими подвигами в общей с Вами борьбе с немцами, атамана, который первый поднял в Омске восстание против большевиков и потом дрался с ними 2 года в Семиречье. В то время как Омск и все города Сибири перешли в руки большевиков, армия атамана Анненкова продолжала жестокую и неравную борьбу, и только лишь когда не осталось снарядов и патронов, атаман с остатками своей армии интернировался в Китай 27 мая 1920 года у пограничного китайского городка Джимпань. Все оружие - пушки, пулеметы и винтовки - при переходе границы сданы китайским властям. После того как все желающие из армии ушли, она переформировалась в отряд и в нем осталось 700 человек...
      Атаману было объявлено (март 1921 г. - Авт.), что необходимо поехать в Урумчи для личных переговоров с генерал-губернатором. Атаман согласился и 30 марта уехал в Урумчи, где находится по настоящее время. Я как старший остался за атамана отряда. Несколько раз опротестовывал незаконное лишение его свободы, но все напрасно. Ответом на все мои протесты было гробовое молчание. Атаман посажен в тюрьму и охраняется китайскими властями.
      К моменту моего Вам доклада обстановка такова: 500 человек нашего отряда ушли... на Пекин, и, где они, мне в настоящее время ничего не известно. У них мало денег, совершенно нет медикаментов и на них плохое обмундирование. Со мною в Гучене 150 человек.
      Сообщая Вам, Почтенный Посланник, обо всем этом деле, я усердно прошу обратить Ваше благосклонное внимание на такой произвол и прошу принять зависящие от Вас меры воздействия на китайские власти к защите отряда атамана Анненкова от столь незаконных действий и издевательств над ними в глухой китайской окраине. Кучка партизан, дравшихся 6 лет, не заслужила такого обращения и такого издевательства, а что касается лишения свободы атамана Анненкова, командующего отдельной Семиреченской армией, то нет слов выразить негодование на бумаге. Я надеюсь, что Вы, Ваше Превосходительство, представитель благородной и прекрасной нашей союзницы Франции, поможете и выручите нас. Податель сей бумаги в беседе с Вами дополнит все мною сказанное и лично подтвердит.
      Остаюсь искренне Вас уважающий и готовый и услугам начальник штаба атамана Анненкова, ныне командующий его отрядом, Генерального штаба полковник Денисов".
      20 октября 1922 года последовало новое обращение - "К Его Высокопревосходительству Сербскому Генеральному Консулу в Шанхае". Снова идет перечисление заслуг атамана в борьбе с большевиками, осуждается допущенная в отношении Анненкова несправедливость:
      "...благодаря несоблюдению местными Китайскими властями международного права и творимого здесь произвола местных властей, - сетовал Денисов, - атаман Анненков изменническим способом арестован. Весь его отряд распылен и находится на Дальнем Востоке, сам же он заключен в Урумчинскую тюрьму, где и содержится уже 20 месяцев...
      Я остался с 20 конвойцами атамана в Гучене, в 18 верстах от Урумчей места заключения своего атамана - и ожидаю его свободы. Прошу Вас принять все зависящие от Вас меры и оповестить об этом деле правительство Югославии и через него сообщить генералу Врангелю. Все мы будем Вашими неоплатными должниками, и, если понадобится наша помощь в борьбе за идею славянства и борьбе с большевиками, мы всегда к Вашим услугам. Начальник штаба атамана Анненкова генерал-майор Денисов".
      Анненков провел в заключении три года и после настойчивых хлопот англичан был освобожден. Этому предшествовали многочисленные его обращения к японским, английским, французским и прочим посланникам, сопровождавшиеся клятвенными заверениями продолжать борьбу с Советской Россией.
      Чтобы лучше уяснить обстановку, представившуюся Анненкову за открывшейся тюремной дверью, воспользуемся описаниями следователя по важнейшим делам Верховного суда Союза ССР Д. Матрона, приложившего много усилий для расследования дела бывшего атамана.
      Д. Матрон указывает, что с первых дней пребывания Анненкова на свободе тот стал получать предложения от различных организаций по подготовке военных акций против Советского Союза. Сначала его навестил глава русской монархической организации в Шанхае Николай Остроухов, назвавшийся представителем бывшего великого князя Николая Николаевича 1. Вслед за ним объявился посланец монархического общества "Богоявленское Братство". Очередным визитером оказался бывший подчиненный Анненкова по Семиреченской армии Черкашин, значившийся по подложным документам английским, подданным - коммерческим посредником фирмы, занимавшейся скупкой пушнины а Китае. Черкашин довел до сведения атамана предложение об организации специального воинского формирования из русских эмигрантов для последующего его использования против Китайской Народной Армии 2 и борьбы с Россией.
      Наряду с тем Анненков получал множество писем от руководителей различных эмигрантских организаций, убеждавших его в необходимости перехода к активным действиям против Советов. Подчеркивалось, что видеть его в этом качестве заинтересованы не только эмиграция, но и иностранцы, главным образом англичане, имевшие большую силу в Центральном Китае, в особенности в Шанхае.
      Анненков понял, что антисоветские организации созданы во многих городах Китая и они содержались на средства англичан, японцев и т. д. На таких правах, к примеру, существовал в Шанхае "Комитет защиты прав и интересов эмигрантов", где верховодили бывшие белогвардейцы генерал Глебов и полковник Колесников. Последний попутно был и редактором шанхайской черносотенной газеты "Россия". Там же, в Шанхае, обосновалась и другая антисоветская организация, именовавшаяся "Богоявленским Обществом", руководитель которой Казаков3 проявлял явную заинтересованность в сотрудничестве со своим бывшим начальником. В Харбине энергично действовал бывший секретарь российского посольства в Пекине некий Остроухов, возглавивший сразу три эмигрантские группировки: "Мушкетеры", "Черное кольцо" и "Голубое кольцо". Существовали военизированные формирования - отряды Глебова, Нечаева и другие, преследовавшие цели прямого противодействия намерениям некоторых эмигрантов возвратиться в Советский Союз.
      В марте 1925 года упомянутый Остроухов поставил Анненкова в известность о приезде в Шанхай бывшего белогвардейского генерала Лукомского, являвшегося эмиссаром великого князя Николая Николаевича. Этот посланец передал Анненкову предложение своего титулованного хозяина объединить и возглавить все монархические группировки и отряды на Дальнем Востоке в единый центр действий против Советской России.
      Не бездействовали и иностранные дипломаты. По утверждениям самого Анненкове, он имел личные встречи с английскими посланниками Александэром и Дудой, а также с французским посланником Робертом Герцем, настаивавшими на активизации его деятельности в антисоветских эмигрантских организациях.
      Однако Анненков уже более реально оценивал соотношение сил, которое к тому времени складывалось явно не в пользу белой эмиграции. А потому он всячески уклонялся от предложений включиться в непосредственную борьбу против Советской власти. Бывший атаман довольно скоро убедился, что белое движение не имеет для такой борьбы достаточных сил. В то же время Анненков понимал, что отсиживаться в тихой заводи ему просто не позволят. К тому же из среды бывших собратьев по борьбе стали доноситься и явно недружественные голоса.
      В конце концов Анненков принял одно из предложений о формировании белого отряда в составе возглавлявшихся маршалом Фын Юйсяном китайских войск. Вместе с тем в белоэмигрантских кругах этот военачальник считался сторонником большевиков. Во всяком случае для маршала не являлось секретом то, что советская сторона добивается выдачи ряда бывших руководителей белогвардейского движения, виновных в совершении тяжких преступлений против народа. Среди них фигурировал и Анненков.
      Мы не имеем подробных сведений о сношениях советской и китайской сторон с бывшим атаманом. Известен лишь их итог. Вскоре после прибытия Анненкова в штаб Фын Юйсяна в газете "Новая Шанхайская жизнь" за 20 апреля 1926 года появилась сенсационная новость, разом всколыхнувшая всю русскую эмиграцию. В ней было опубликовано обращение Анненкова к Всероссийскому Центральному Исполнительному Комитету.
      "Я, Борис Анненков, в минувшую гражданскую войну принимал самое деятельное участие в борьбе на стороне белых. Считал большевиков захватчиками власти, неспособными вести народ и страну к благу и процветанию. Суровая трехлетняя борьба кончилась нашим поражением, и мы эмигрировали в Китай. Шесть лет эмиграции были самыми тяжелыми в моей жизни. Потеря своей Родины, сознание своей вины перед людьми, которые верили мне и которых я повел за собой в скитание в Китай, сильно угнетали меня. Строгий анализ своих прошлых поступков и действий привел меня к выводу, что гражданская война и борьба с советами были глубоким заблуждением, ибо то, что сделала Советская власть после того, как окончила борьбу на всех фронтах, говорит, что она твердо и неуклонно ведет народ к достижению намеченных идеалов...
      Сознавая свою огромную вину перед народом и Советской властью, зная, что я не заслуживаю снисхождения за свои прошлые действия, все-таки обращаюсь к Советскому правительству с искренней и чистосердечной просьбой о прощении мне моих глубоких заблуждений и ошибок, сделанных мной в гражданскую войну. Если бы Сов[етская] власть дала мне возможность загладить свою вину перед Родиной служением ей на каком угодно поприще, я был бы счастлив отдать все свои силы и жизнь, лишь бы доказать искренность моего заблуждения. Сознавая свою вину и перед теми людьми, которых я завел в эмиграцию, я прошу Советское правительство, если оно найдет мою просьбу о помиловании меня лично неприемлемой, [то] даровать таковое моим бывшим соратникам, введенным мною в заблуждение и гораздо менее, чем я, виноватым. Каков бы то ни был суров приговор мне Советского правительства, я приму его как справедливое возмездие за свою вину,
      Атаман Анненков"
      Буквально на другой день - 21 апреля - бывший полковник Генерального штаба Н. Колесников разразился а шанхайской эмигрантской газете "Россия" уничтожающей статьей, которая стоит того, чтобы ее воспроизвести.
      "АТАМАНЫ
      "Выплывают расписные..."
      "Песня о Стеньке Разине"
      "И башмаков еще не износила"
      Шекспир ("Гамлет").
      Еще сравнительно недавно доктор Казаков, большой патриот и председатель одной из крупнейших организаций получал письма атамана Анненкова, клявшегося и уверявшего в своей ненависти к большевикам и преданности России. Почти год тому назад у меня а кабинете сидел начальник штаба генерал-майор (звание Денисова дается то полковник, то генерал-майор. - Авт.) Денисов и рассказывал об испытаниях, пережитых Анненковым в китайской тюрьме, и о том, будто бы атаман Анненков пишет свои мемуары, которые желал бы опубликовать в газете.
      Я небольшой поклонник атаманов и "атаманщины", мне больше нравится государственная власть адмирала Колчака, Деникина, Врангеля. Не лежит моя душа к этой вольнице разнузданной, к ничтожеству, стремящемуся "рассудку вопреки, наперекор стихиям" выскочить обязательно из толпы, козырнуть на Наполеона, без мозгов великого корсиканца, а только примеряя на пустую черепную коробку треугольную шляпу великого человека.
      Я очень много слышал об атамане Анненкове, на никогда не видел его в лицо, и вот доктор Казаков прислал мне его карточку.
      Взглянул я и ахнул. На меня глядел молодец из какой-нибудь купеческой лавки, в лихо заломленном на затылок картузе, подпоясанный, точно коренник, ремнем с бляхами, а рукава, галифе и рубаха представляли из себя расплесканную палитру красок.
      Но самое замечательное - это лик. Большая челка, точно у китайских леди, закрывала пол-лба, и из-под этой челки на вас смотрел весьма демократический "патрет".
      Да не сочтут "товарищи", которым он поклонился сей час до земли, подметая этой челкой грязь с сапог комиссаров, что я обрушиваюсь на "атамана" исключительно потому, что вот-де такой великий человек, а "признал" же советскую власть. Нет. Не в этом дело. Я отлично знаю, что атаман Анненков своим переходом сотворил грязное, тяжелое для эмиграции дело. Уже наличие разыскивающих атамана показывает, что он скоро сформирует шайку своих приверженцев и недаром его советская власть разыскивала столько времени.
      Мы не отнимаем у авантюриста его личных качеств: энергии, храбрости, упорства, умения соорганизовать хорошую шайку, знаем жестокость, с которой он может проводить в жизнь свои задачи.
      Возможно, что на клич перекрасившегося в ворона сокола или, вернее, на клич вороны с полинявшими соколиными перьями полетит немало "ушкуйников". Мы знали и знаем, что ренегаты всегда самые лучшие проводники купившей их власти. Кто, как не янычары, дети христиан, были самыми лютыми врагами христианства! Мы знаем, что слащевы, ивановы-риновы и "атаманы" анненковы теперь уже отрезали себе всяческие пути и будут до конца сражаться за советскую власть, с чем и поздравляем. Благодарим Бога за то, что в последние часы нашего пути, когда снова поднимается национальное знамя, когда в Париже заседает конгресс эмиграции, собравшейся с целью мира, когда весь земной шар глядит с презрением и гадливостью на советскую власть, когда кругом образовываются Лиги борьбы с нею, когда в судах повсюду идут процессы уловленных мошенников и бандитов, в этот час атаман Анненков раскрывает свою истинную натуру и переходит к тем, кто был ему ближе.
      Внимательно прочтите мемуары этой канальи с челкой, этого расписного болвана, нарядившегося шутом гороховым, как масляничный балаганный дед, и вы увидите, в какое он геройство ставит свое неподчинение Верховному Правителю адмиралу Колчаку. Кому же! Человеку, которого знала вся Россия, кто был овеян славой, о ком рассказывали легенды, чье имя было на устах у каждого.
      Атаманы не признавали этой власти в Семиречье и на Дальнем Востоке, появились анненковы, семеновы и калмыковы, от которых шел вопль по городам и селам, которые марали чистое белое знамя и выступали в распохабнейшем виде перед толпой, стараясь дискредитировать и власть, и национальное движение. Достаточно сказать, что любимым занятием Анненкова была прогулка по селам в пьяном виде с гармонией в руках, на которой этот гармонист действительно изумительно зажаривал всякие польки и "вальцы". Вот эти-то "гармонисты", эта пьяная угарная атаман-шина с блюющими, распоясавшимися сукиными сынами, нарядившимися в военную форму, с маршами хоронили то, что делали корниловские ударники, скитаясь в степи, что творили дроздовцы, марковцы и алексеевцы, что созидал адмирал Колчак, к чему звали Духонин и Каледин. Отваливаются гнойные струпья от тела выздоравливающей России. Уходят в область предания и уродливых кошмаров прошлого "атаманы" и проклятая, заливавшая кровью, опаскудившая движение "атаманщина"..."
      Вот так, отражая переполох и растерянность в эмигрантских кругах, а также свое персональное двуличие, отреагировал бывший полковник Генерального штаба Российской империи Колесников на это сенсационное сообщение. А ведь все предшествующие годы считал за честь увидеть Анненкова под своим монархическим знаменем, превозносил его как непревзойденного лидера белоэмигрантского движения в Китае.
      Несколько иначе отреагировала на случившееся газета "Шанхайское новое время". 24 апреля она поместила такое письмо в редакцию. "Итак, - констатирует в нем пожелавший остаться неизвестным "старый патриот", - доблестный атаман Анненков, блестящее прошлое которого принадлежит золотым страницам русской истории и не может быть отнято, вместо блестящей в будущем роли освободителя Родины от Третьего Интернационала перешел в его лапы. Сдали нервы у атамана. Иди, атаман, той дорогой, которую ты избрал сам. За те победы, которые ты вынес в германской войне, мы, низко опустив головы, только скажем: иди, атаман, с миром - ни один камень от истинных патриотов не будет брошен в твою голову. Там далеко в стране диких масок, ГПУ, Чека и Чинов защищай Россию в дни тяжких испытаний, как это сделал и генерал Брусилов.
      Ты, далекий, непонятный атаман, зачем, зачем взглянул ты на струпья эмиграции, а не в ее светлую душу под наносным злым недугом. Мы желаем избежать тебе страшных пыток и страданий. Мы готовили тебе лавры. Пусть бог пощадит тебя и сохранит твою голову".
      На всякий случай в сноске под статьей редакция уведомила читателей, что не имеет официального подтверждения о переходе Анненкова к большевикам и еще не доверяет этим слухам.
      Между тем разношерстная эмигрантская пресса лихорадочно освещала сногсшибательную новость, впадая то в одну, то в другую крайность. Первой, пожалуй, очнулась от шока "Шанхайская заря". С претензией на истину 25 апреля в ней появилась статья "Правда о Борисе Владимировиче Анненкове", поданная в виде своего рода собственного расследования обстоятельств случившегося и призванная, по-видимому, успокоить поддавшихся унынию и панике. Белоэмигрантская газета писала:
      "Появившееся известие о "переходе" (обратим внимание на эти кавычки) атамана Анненкова к большевикам, естественно, вызвало немало толков среди белых русских. Но как теперь выясняется, совершенно ошеломляющее действие оказало это известие на партизан атамана Анненкова, находящихся в Шанхае. Никто не мог поверить правдоподобности его. Анненков и большевики! Умы всех знавших его никак не могли совместить эти два совершенно противоположных элемента. Для партизан атаман неизбежно ассоциировался с понятием непримиримости к большевикам и, мало того, с понятием необходимости активной борьбы с ними. Человек, до самого последнего времени сохранивший чувство ненависти и брезгливости к власти убийц, грабителей и палачей русского народа. Таким он был, таким и остался. И непонятны недоумение и растерянность при вести "о раскаянии атамана Анненкова".
      Перед каждым стал вопрос: как могло это случиться? Анненков не только в стане своих врагов, но и своих партизан зовет туда же! И может, не у одного в душу заползла предательская мысль: не пора ли пересмотреть свои позиции по отношению к советской власти, не ведется ли там действительно творческая работа по воссозданию могущества России, не строят ли большевики, вопреки своему учению - вынужденные жизнью - национальную Россию, обновленную и возрожденную новыми идеями, новыми порывами творчества?
      Многие партизаны не станут отрицать, что большое смущение внесли в их души как самый факт "раскаяния" атамана Анненкова, так и его призыв возвращаться на Родину.
      Целью настоящей статьи является стремление рассеять это смущение, помочь сделать правильные выводы из факта нахождения Анненкова в стане большевиков и его обращения.
      Первое утверждение: атаман Борис Владимирович Анненков к большевикам не перешел. Он был насильно сдан красным ставленником маршала Фын Юйсяна начальником его штаба - генерал-губернатору провинции Кансу, где атаман проживал в последнее время.
      Краткая история этого такова. После трехлетнего заключения в тюрьме в Урумчи (Китайский Туркестан, провинция Синьцзян) Анненков переехал в соседнюю провинцию Кансу. Здесь он приобретает большие симпатии у генерал-губернатора, с которым заключает договор об улучшении породы лошадей. Всем известна прекрасная конюшня лошадей атамана Анненкова, которую ему удалось сохранить. Решив одновременно заняться и земледелием, Анненков выехал с этой целью по направлению к Тибету и обосновался в 100 милях от Ланчжоу-фу. Все шло хорошо, пока провинция Кансу не стала подвластной маршалу Фен Юйсяну, который сразу назначил своего начальника штаба генерал-губернатором. Под влиянием директив советских частей в Китае и Монголии Фен приказал в декабре 1925 года арестовать Анненкова, предварительно предложив ему перейти к красным, на что атаман, по словам русских офицеров, находившихся в провинции Кансу, ответил:
      - Лучше расстреляйте меня здесь. В дальнейшем сведения о насилии, произведенном над Анненковым, подтвердились, и его друзья в Шанхае обратились к Комиссару по иностранным делам с просьбой содействовать освобождению атамана. От проживающего в Ланчжоу-фу друга Анненкова 17 апреля с. г. было получено письмо, где он пишет, что атаман и его бывший начальник штаба Денисов по-прежнему находятся в тюрьме и их принуждают ехать на "свидание" в Баоту пункт на пути расположения красных войск.
      Совесть партизан может быть спокойна. Атаман Анненков не перешел к красным - над ним совершено насилие. Это обычный прием советской власти: как всегда в таких случаях, красные заставили его писать то, чему он сам, конечно, не верит. Здесь были какие-то трагически исключительные обстоятельства, остающиеся для нас пока тайной. В своих обращениях атаман взывает к чувству долга перед Родиной, любви к ней и т. д. Слишком часто у него повторяется "Родина". Но какая же родина может быть у интернационалистов! Они так много поработали над тем, чтобы вытравить понятие о родине, чтобы атаман, будучи умным человеком, не понимал, какую цену мы придадим его словам о родине при существовании советской власти.
      Дальше Анненков пишет, что сов[етская] власть "проводит работу". Где же атаман увидел эту "строительную работу"! В тюрьме Ланчжоу-фу или в монгольском штабе красных! Слышим, атаман, понимаем тебя, но "строительной работе" красных не верим.
      Какое же мы должны иметь отношение к "раскаянию" атамана Анненкова! Только одно. От всей души выразим ему наше сочувствие и пожелаем ему поскорее освободиться от нравственных мук, происходящих от роковой, может быть, необходимости подписываться под тем, против чего восстает и возмущается его душа.
      Атамана Анненкова нет среди партизан. Но славные традиции, сильный дух и непреклонная воля в борьбе с врагами Родины - большевиками, вдохновленные атаманом Анненковым, останутся, а характер его писем еще больше укрепит партизан в этой воле"4.
      2. ИСПОВЕДЬ ПОВЕРЖЕННОГО АТАМАНА
      "Я родился в семье отставного полковника. Отец имел около 70 десятин земли и имение в Волынской губернии. Он умер в 1904 году. По линии отца моя родословная идет от декабриста Анненкова 5.Восьми лет я был отдан в кадетский корпус, который окончил в 1906 году, затем по вакансии поступил в Военное Александровское училище в Москве, где пробыл два года и произведен в офицеры, в чин хорунжего. Хорошо знаю китайский, мусульманский (так в документе. Авт.), французский и немецкий языки. Воспитание получил строго монархическое, тогда каждый офицер не имел права придерживаться никаких других взглядов. Я полагал, что монархический образ самый подходящий для России.
      По окончании военного училища меня назначили командиром сотни сначала в Первый Сибирский полк, затем перевели в туркестанский город Кокчетав в казачий полк.
      Обстановка в полку в тот период сложилась тяжкая. Среди казаков все сильнее проявлялось недовольство муштрой, строгостью порядков, развязным поведением офицеров. Многие казаки не хотели отрываться от своих станиц и полей. По существу, они принудительно были собраны в лагеря, к ним назначили офицеров, совершенно незнакомых с жизнью и обычаями казаков. За малейшее непослушание следовали строгие наказания, обычным делом было рукоприкладство, мордобой. Один из случившихся на этой почве эксцессов привел к серьезному бунту, последствия которого разом изменили всю мою жизнь. Это произошло в самом начале германской войны.
      Начальником лагеря являлся жестокий и грубый офицер Бородихин, который к тому же был нервным и вспыльчивым, а потому избивал казаков по самому ничтожному поводу. Однажды он публично ударил по лицу молодого казака Данилова. Кто-то из присутствующих громко произнес; "Бить нельзя, нет у вас такого права!"
      - Кто сказал? - гневно выкрикнул Бородихин, поворачиваясь к группе казаков, из которой исходил протестующий голос.