О, нынче нашим дамам не чета
      Питс, Райт, Моде - сегодня стиль не тот.
      Им леди сто очков дадут вперед.
      Народ наш горд, но уважает знать
      И потону им склонен позволять
      Жить в блуде, не таясь и на виду.
      Здесь, как на бирже, их товар в ходу.
      Кто похотью к чужой жене влеком,
      Тот и свою не держит под замком.
      Муж нынче грубым скрягою слывет,
      Коль не пустил супругу в оборот
      И не сумел всех средств употребить,
      Чтоб с честного пути бедняжку сбить.
      Сестрой торгует брат, а лорда друг
      С его же леди делит свой досуг.
      Не принято и думать ни о чем,
      Кроме любовниц. Будет наречен
      Пажом служанки тот, кто грубый пыл
      Ни с кем из знатных шлюх не разделил
      Иль не бывал бессчетно ублажен
      Щедротами примерных наших жен.
      Вот каковы дела и нравы их.
      Достойны ли они, чтоб ради них
      Терять здоровье? Разум? Сердце? Честь?
      Швырять на ветер тысячи и сесть
      Во Флит иль в Каунтерс? Не в угоду ль им
      Несется франт по людным мостовым,
      В пух разодет, в карете иль верхом,
      Чтоб из Гайд-парка въехать прямиком
      На те подмостки, где, как говорят,
      Не принят слишком вычурный наряд,
      Где гребни, склянки, пудры и духи,
      Как, впрочем, и любовные стихи,
      Уж не спасут. Не ради ль них, мой друг,
      Себя мы обрекаем на недуг?
      Безумства? Ссоры? Не за них ли пьем
      Сверх меры, чтобы выблевать потом
      С проклятьем? Отчего с недавних пор
      В гостях напиться пьяным - не позор?
      Что за геройство - прочих перепить,
      Когда героя впору выносить
      Проветриться? Таким предстал для нас
      Мир немощный и дряблый. Всякий час
      Пороки наши множатся. Они
      В движенье постоянном (что сродни
      Погоне), по телам и головам
      Друг друга заползают в души к нам,
      Переполняя чувства и умы,
      Пока под грузом их не рухнем мы.
      Я говорю: беги, мой друг, беги
      От гибельных сих пропастей, где зги
      Не разглядишь. Уж короток и день
      Стал для игры - так нам и ночь не лень.
      На то потратить, чтоб одним броском
      Себя навек связать с ростовщиком.
      Старик уже не в силах сам поднять
      Стакан игральный - ну так он нанять
      Того, кто б за него сыграл, спешит
      И взором стекленеющим следит,
      Как тот бросает. Так развратник рад
      Хоть поглядеть под старость на разврат.
      Нас червь азарта точит. Мы же с ним
      Не можем сладить или не хотим.
      Иль так тщеславье в нас раздражено?
      (Хоть это нам не оправданье.) Но
      Уж лучше так, чем вовсе потерять
      Достоинство и честь и восхвалять
      Их светлости любой удачный шар,
      Крича, что лорда выдает удар,
      Хоть, кажется, какое дело мне,
      Раз я стою спокойно в стороне?
      Ведь хоть охрипни я, хваля его,
      Их светлость не вернут мне и того,
      Что мне потом придется уплатить,
      Чтоб сорванное горло подлечить.
      Лесть лорду дешева, поскольку он
      Такой толпой лакеев окружен,
      Которым их лакейство не претит,
      Что жалкий одиночка-льстец, кто льстит
      Без низости, пред этой бандой слаб.
      Зато продажный шут и подлый раб
      Возлюблен и в чести. О, времена!
      Беги, мой друг! Пусть строк моих волна
      Тебя умчит из ада, где льстецы,
      Завистники, фискалы, гордецы,
      Наушники, шпионы, шептуны
      (Чьи руки кровью тех обагрены,
      Кто их не раскусил), где мастаки
      В искусстве лжи, ханжи, клеветники,
      Бахвалы, лжесвидетели кишат
      Несметною толпой. И этот ряд
      (Ведь род людской плодит повсюду грех)
      Длить много легче, чем прервать иль всех
      Пересчитать на первый и второй,
      Хоть будь фельдфебель ты над всей землей.
      Простимся ж, Колби. В свой опасный путь
      Возьми с собой заветы друга: будь
      Столь безупречен, чтобы дел своих
      Ты мог не устыдиться в смертный миг;
      Ищи не славы на полях войны,
      Но истины единой; без вины
      Не виноваться; властвуй над собой
      И сможешь одолеть в борьбе любой;
      Не сетуй на судьбу, и, что она
      Тебе ни шлет, - верни ей все сполна;
      Какой она тебе ни кажет лик,
      Смирись, но будь себе равновелик.
      Знай: удостоит высшая хвала
      Не доблести, а добрые дела.
      Я верю, друг мой: мертвый иль живой,
      Ты не уронишь чести родовой.
      Еще последний мой тебе совет:
      Не богохульствуй. Среди смертных нет
      Такого, в ком бы чтили храбреца,
      За то, что он дерзнул хулить Творца.
      Теперь ступай искать покой в бою.
      Кто пал за веру, быть тому в раю.
      Перевод М. И. Фрейдкина
      ЭЛЕГИЯ
      Не будь, о госпожа моя, строга,
      Когда тобой покинутый слуга
      Тебе опишет, каково ему
      С тобой расстаться; так в ночную тьму
      Внезапно канет полдня светлый луч,
      И солнца лик сокроется меж туч
      На долгие полгода, что должны
      Прожить мы врозь, той тьмой разведены.
      В житейских бурях каждый день и час
      С теченьем лет подтачивают нас.
      Увы, нет в сердце прежнего тепла
      Безвременно зима моя пришла.
      Я телом слаб, а без тебя, мой друг,
      Кто исцелит души моей недуг?
      Ты мне ее вернешь? О, нет, тогда
      И отнимать не стоило труда.
      Оставь ее себе - уж лучше ей
      Пасть беззащитной жертвою твоей,
      Чем здесь со мной остаться. Впрочем, будь
      Что будет. Меж людьми свой грустный путь,
      Как призрак, я пройду, уныл и тих,
      Пока не встречу снова вас двоих.
      Перевод М. И. Фрейдкина
      ЭЛЕГИЯ
      Будь, как Вергилий, холоден поэт
      Иль тучен, как Гораций, или сед
      И стар годами, как Анакреон
      Все мнит читатель, что поэт влюблен.
      Кто ж запретит и мне в моих стихах
      Игривым быть, как юный вертопрах,
      Который провести не мыслит дня,
      Чтоб не взнуздать крылатого коня?
      Одев чело плющом, взгляну-ка я,
      Кто будет мне завистник и судья.
      Супруги и отцы! От глаз моих
      Сокройте дочерей и жен своих!
      Я заявить спешу свои права
      На все, чем прелесть женская жива.
      Ведь лица, формы, линии - черты
      И атрибуты женской красоты
      Весьма любезны музам. Но поэт
      Воспеть их вправе, вожделеть же - нет.
      Поэтому уймитесь. Жен и дев
      Лишь восхваляет скромный мой напев
      (Коль им к лицу хвала), иль будет вам
      Спокойней, если ваших милых дам
      На мерзких ведьм, уродливых и злых,
      Заменят эльфы? Впрочем, даже их
      Держите в затрапезье, ведь шелка
      Пройдох-певцов манят издалека.
      А век наш поэтическим слывет,
      И нынче каждый конюх - рифмоплет.
      Но я, уж двадцать лет живущий там,
      Где столько шелка, что не снилось вам,
      Не хуже тех, кто поставляет шелк
      Иль ус китовый, знаю в этом толк.
      Я, что не раз едал на серебре
      Среди франтих и франтов при дворе,
      Изведав и вражду, и дружбу их,
      Я знаю, их ли платья, что на них.
      И потому хулить пристало ль мне
      Того портного, что своей жене
      Перед началом брачной их игры
      Давал одеть наряд, что до поры
      Заказчице не послан? Он грешил
      Лишь тем, что упредить других спешил.
      По мне ж, одень ты клячу хоть в парчу,
      Я оседлать ее не захочу,
      Как и твою жену, хоть на нее
      Ты лучшее навесь свое шитье.
      Ведь если так, то похоть возбудит
      И стул, коль модной тряпкой он обит.
      Но я, мой друг, признаюсь, не из тех,
      Кого атлас да бархат вводят в грех.
      Иль мнишь ты, будто я, как тот лакей,
      Что, в гардеробной у жены твоей
      Отряхивая с юбок пыль и грязь,
      Томится, от желанья распалясь,
      Иль, брошенный башмак ее найдя,
      Его лобзает, страстью исходя,
      Иль на висящем платье задерет
      Подол и то вершит, чего мой рот
      И вымолвить не в силах? Ты-то был
      От счастья без ума, когда следил
      За бедным парнем в щелку! Впрочем, он,
      Будь хоть немного грамоте учен,
      В стихах бы прозу чувств своих воспел,
      Мол, за любовь позор он претерпел.
      Подобных бардов нынче пруд пруди!
      Такой заметит бантик на груди
      И вмиг готов сонет. А тот, другой,
      Что в мадригале к матери родной
      Расхваливал французский капюшон,
      Что на знакомой леди видел он
      У Мэри Спиттл! "О, как была пестра
      На бирже и в порту шелков игра!"
      Поет один, другой в ответ ему
      Язвит, что шелку этому всему,
      Мол, грош цена, твердит, что для него
      С Чипсайдом не сравнится ничего
      Там в дни гуляний, по его словам,
      Не лавки напоказ являют вам
      Атлас, панбархат, плюш и кружева,
      А окна - вот, мол, пышность какова!
      Пусть глупостями тешатся глупцы,
      А то, пожалуй, не сведет концы
      С концами сводня-жизнь! Мне ж дела нет,
      Пленит ли их роскошный туалет
      На жирной шлюхе иль стульчак в резьбе!
      И не спрошу я, почему тебе
      Стократ важнее женино тряпье,
      Чем ум, манеры и лицо ее!
      Перевод М. И. Фрейдкина
      ПОСЛАНИЕ К ДРУГУ
      Нельзя считать плохим того из нас,
      Кто возвращает долг не в должный час.
      В нужде злодейства нет, лишь ростовщик
      В ней видеть преступление привык.
      А он - не друг. Ведь дружба чем верней,
      Тем меньше ищет выгоды своей.
      Я был бы должником сейчас едва ли,
      Но есть особы, что со мной порвали,
      Долг не вернув. Так я прошу покорно,
      Дай мне отсрочку. Это не зазорно,
      Нет преступленья в том, что обязательств
      Не выполнил я в силу обстоятельств.
      Ведь страшно, если тот, кто в долг дает,
      Не верит мне и только денег ждет.
      Будь другом, подожди. К тому ж не даром!
      Я не бесплоден, я - земля под паром.
      С меня ты снимешь урожай, как с поля
      Богатого, а может, и поболе.
      Перевод В. В. Лунина
      * *
      *
      Всегда свежа, всегда опрятна,
      Всегда надушена изрядно,
      Всегда одета, как на бал.
      Но, леди, я б вас не назвал
      Ни обаятельной, ни милой,
      Хотя румяна и белила
      Вы скрыть умеете вполне.
      В ином любезна прелесть мне.
      Невинный взгляд, убор неброский,
      Небрежность милая в прическе
      Для сердца больше говорят,
      Чем ваш обдуманный наряд.
      Перевод М. И. Фрейдкина
      ОДА К САМОМУ СЕБЕ
      Что ж ты бежишь забот
      И сон не гонишь прочь?
      Сознание умрет,
      Коль будет спать весь год.
      Ему не превозмочь
      Ту моль, что гложет ум и знанья день и ночь.
      Иль Аонид ручей
      Иссяк? Иль Феб остыл
      И с арфою своей
      Ждет песен поновей?
      Или у нимф нет сил
      Сорочий слушать крик, что долы огласил?
      Молчанью твоему
      Причина есть, видать.
      Но знай, что ни к чему
      Великому уму
      Похвал и славы ждать
      Лишь сам себя хвалой он может награждать.
      Пусть жадных рыбок стая
      Стихи-наживки любит,
      В которых фальшь пустая,
      Искусством их считая,
      Тщеславье рыб погубит,
      И мир про глупость их с насмешкою раструбит.
      Ты лирою своей
      Вновь песню разбуди
      И, словно Прометей,
      Огонь для всех людей
      У неба укради.
      Афина и тебе поможет, подожди.
      Пока же век нечуткий
      Еще у лжи во власти,
      Не создавай и шутки
      Для сцены-проститутки.
      Тогда хотя б отчасти
      Ты избежишь копыт осла и волчьей пасти.
      Перевод В. В. Лунина
      ОДА САМОМУ СЕБЕ
      Покинь театр бездарный
      И этот век фиглярный,
      Где что ни день творится суд неправый
      Над каждой пьесой здравой,
      Где наглостью и спесью с двух сторон
      У мысли отнят трон.
      Пусть ум их извращенный,
      Тщеславьем изощренный,
      Лютует, бесится, зовет к суду
      Им не набросить на тебя узду.
      Пшеницей кормишь их,
      А им бы нужен жмых.
      Растрачивать талант свой не пристало
      На жрущих что попало.
      Напрасно лучший хлеб давать тому,
      Кому он ни к чему.
      Пусть жрут одни помои,
      Пусть пойло пьют свиное.
      Коль сладко им оно, а не вино,
      Как свиньям, им завидовать смешно.
      Что ж, ясно - нынче в моде
      Сюжет "Перикла" вроде.
      Тюремный хлеб - и тот его вкусней.
      В театре наших дней
      Его схватить из миски норовят.
      Театр отбросам рад.
      На сцене - пыль в почете,
      Муки же - не найдете.
      И тот, кто эту дрянь считает пищей,
      Пусть то и ест, что не возьмет и нищий.
      Но пользу в том сыщи,
      Что в бархате хлыщи
      Отбросы жрут и на твои проклятья
      Плюют твои собратья,
      Себя ж твоею славой защищая
      И слух твой оглушая
      Комическим хламьем,
      Придуманным глупцом,
      И в том, что с ним бесчестье делишь ты,
      Коль эти пьесы грязны и пусты.
      Себя не продавай,
      А лучше заиграй
      На лютне, как Алкей. И пусть свой жар
      В тебя вселит Пиндар.
      Да, сил уж мало, и судьба горька,
      Но коль ты жив пока,
      Излей весь гнев души
      И мерзость сокруши.
      Пускай шуты глумятся над тобой
      Не парализовать им разум твой.
      Когда же ты, хваля
      И славя короля,
      А с ним - его к всевышнему стремленье,
      Вдруг запоешь в волненье,
      Придется им навек умолкнуть. Ведь
      Им, как тебе, не спеть
      О мире и войне.
      А звезды в вышине,
      Когда они прочтут про Карловы деянья,
      Узрят вокруг себя его сиянье.
      Перевод В. В. Лунина
      Эдвард Герберт
      ЧАСАМ - ВО ВРЕМЯ БЕССОННИЦЫ
      Минуты! Длится ваша болтовня
      О времени - про жизнь твердит оно.
      Но эту жизнь догнать вам не дано:
      Вы, в предвкушенье рокового дня,
      Спешите по пятам, чтоб предъявить
      Ей смерти векселя в последний час.
      Вы призваны итожить и делить,
      Вы оглашаете судьбы приказ
      И вы ж его вершите, в свой черед.
      И зло, и благо - старит ваша власть.
      Мы - в вас умрем, вам - предстоит пропасть
      Во времени, что в вечности умрет.
      Перевод Д. В. Щедровицкого
      * *
      *
      О слезы, слишком долго вас я лил,
      Умерьте пыл,
      Не затопите мир,
      От меньших струй - река наводнена,
      И меньший дождь волну вскормил,
      Как вы, волна морская солона.
      О, вам бы хлынуть в сердце, угасив
      Страстей порыв,
      Чье пламя может сжечь:
      И меньший жар способен охватить
      Весь мир: боюсь его обречь
      Огню - и в жертву страсти обратить.
      Но если буря вздохов столь сильна,
      Что страсть она
      Лишь раздувает, несмотря на вас,
      То, значит, суд ей не дано свершить
      Над вами - чтоб в единый час
      Огонь задуть, а слезы осушить.
      Перевод Д. В. Щедровицкого
      НАДГРОБНАЯ ЭЛЕГИЯ
      Я ль вижу, как безбрежный мрак застлал
      Свет изумительных очей,
      Взор погасил, исполненный лучей,
      Что так светло пылал,
      Всегда являя мысли глубину,
      Любовь одну?
      О ты, кому отныне доли нет
      В сем жалком теле земляном,
      Ты, чья обитель ныне - вечный дом,
      Услышь нас, дай ответ:
      Где красота, что обитала тут,
      Нашла приют?
      Не светом ли твоим заря полна?
      Твои ли локоны - в волнах?
      И твой ли пурпур - утром в небесах,
      И синь, и белизна?
      Твое ль дыхание, покинув прах,
      Живет в цветах?
      Как не ослепло солнце средь небес,
      И свет навеки не погас?
      Не скрылся небосвод из наших глаз,
      И воздух не исчез?
      Не стал доселе сорною травой
      Цветок живой?
      Так почему же мир живет опять
      И горьких слез не льет?
      Чем обновился мирозданья ход
      Не в силах мы понять.
      Иль от красы твоей вновь родились
      Земля и высь?
      Ответь нам, пусть услышит вещий глас
      Сия могильная плита:
      Куда твоя сокрылась красота,
      И где она сейчас?
      Пусть скорбь безмолвна, пусть надежды нет
      Дай нам ответ...
      Перевод Д. В. Щедровицкого
      ПЛАТОНИЧЕСКАЯ ЛЮБОВЬ
      О леди, ваши прелести всецело
      Поэзия воспеть бы не сумела,
      Они - любви отточенные стрелы,
      Настигнув нас и насмерть поразив
      Лишь страсти самый низменный позыв,
      Рождают благодарности порыв.
      Вы, чувства постоянно обеляя,
      К невинности одной их направляя
      И в чистоте почти обожествляя,
      Готовы Светлость вашу нам явить,
      Чтоб мы могли желанья подавить
      И ясный ум в себе восстановить.
      И как душа - вневещная стихия,
      Не соглашаясь на дела плохие,
      Боится свойства утерять благие,
      Так вы нас приучаете к добру:
      И тем, кто вашу изучил игру,
      Брать и владеть уже не по нутру.
      Так духи движут звезды на орбитах,
      Стремя к любви свой каждый вдох и выдох,
      Она же, ими зримая, живит их;
      И как они хранят светил пути,
      Так можете и вы к нам снизойти,
      Чтоб нас к блаженству высшему вести.
      О леди, в ваш приход полны мы веры,
      Ведь каждый светлый луч из вашей сферы
      Способен пробудить любовь без меры
      Пусть загорится каждый луч и блик,
      Чтоб, отовсюду видимый, возник
      Пред нами ослепительный ваш лик!
      Перевод Д. В. Щедровицкого
      ОДА В ОТВЕТ НА ВОПРОС, МОЖЕТ ЛИ ЛЮБОВЬ ДЛИТЬСЯ ВЕЧНО
      Оплакав юноши уход,
      Могилой ставшая земля,
      Вновь разукрасила поля,
      Прослышав, что жених грядет.
      В гармонии сойдясь земной,
      Звенели птицы на весь мир,
      Расхваливая щедрый пир,
      Уже справляемый весной.
      Им ветер мягко подпевал,
      Присвистывая тут и там,
      И ноты раздавал листам,
      Поддерживая весь хорал.
      Блаженство поровну делилось
      И умножалось оттого,
      И каждой жизни торжество
      Мгновенно общим становилось.
      Средь трелей, щебета, рулад
      Любовь могла ли быть безгласной?
      Меландр с Селиндою прекрасной
      Весну на свой воспели лад.
      Дойдя до рощи небольшой,
      В которой все дары апреля,
      Объединясь, запечатлели
      Любви их образ золотой,
      На траву, полную тепла,
      Они присели отдохнуть
      (Ее глава ему на грудь
      Блаженным бременем легла).
      И - вроде гибких повилик
      В объятье руки их сплелись,
      И словно оба поклялись
      Ввек не отринуть сих вериг.
      Глаза от неба отвратить
      Им долго было не дано:
      Лишь это зеркало одно
      Могло любовь их отразить.
      Тогда, вздохнув, она сказала,
      Откинув локоны с лица:
      О если б не было конца
      Любви иль не было начала!
      Поверь, что я твоя до гроба,
      Я б никогда не предала
      Любви, что столько нам дала
      И коей преданы мы оба.
      И если смерть в своей алчбе
      Тебя в бессрочный плен захватит,
      Ей никаких теней не хватит,
      Чтоб преградить мой путь к тебе.
      Одно страшит: коль огнь любви
      Дыханьем жизни порожден,
      Скажи: не будет побежден
      Он смертным холодом в крови?
      Любовь - не суждено ли ей
      Прерваться в чей-то смертный час?
      Быть может, сила есть, что нас,
      Союза нашего сильней?
      Он просиял: из этих слов
      Он понял ясно, что любим
      Любовью той, что им самим
      Ценима выше всех даров.
      Он взором словно отвергал
      Все чары бытия земного,
      Все, кроме образа живого
      Той, чьим дыханием дышал.
      Он рек: о небеса, приют
      Душ, устремивших взор на землю,
      Ужели, все в себя приемля,
      Вы не отвергли б грязь и блуд?
      Ужель любовь, что далека
      От низких аппетитов плоти
      И души единит в полете,
      Не сможет пережить века?
      И разве мы вконец должны
      Все чувственное исключить,
      Чтоб ненароком не забыть,
      Что мы духовному верны?
      Ведь если видимых сейчас
      Вершин творенья не достичь,
      То как сумеем мы постичь
      То, что невидимо для глаз?
      И если вправду торжество
      Творца - в творениях земных,
      То согласись, сначала в них
      Нам должно возлюбить Его.
      Но вдруг и впрямь огонь сердец
      И вся таимая в них нежность
      Есть только жизни принадлежность
      И смерть означит их конец?
      Нет, дорогая, я уверен,
      Они - души благая часть,
      А душам не дано пропасть,
      И срок их жизни не измерен.
      И коль злодейство или грех
      Не вытравимы, словно пятна,
      И в душах, позванных обратно,
      Не меркнет память страшных вех,
      То тем прочнее быть должна
      Та радость, коей чужд порок,
      Та сила, что презрела рок
      И смерти не подчинена.
      Иначе душам выбор дан
      Напрасный и напрасен мир,
      Когда любовь - всего кумир
      Не вечный свет, но лишь туман.
      Нет, и в заоблачном пути
      Любовь не ведает утрат.
      Где добродетели царят,
      Сей дар тем более в чести.
      Вновь очи встретятся с очами.
      Вновь будут руки сплетены.
      И счастье нынешней весны
      Там навсегда пребудет с нами.
      Когда же чувство умирать
      Обречено со смертью тела,
      Тогда б душа не захотела
      В обличье плотском вновь восстать.
      Коль на земле любовь зовем
      Венцом познанья и блаженством,
      Представь, каким же совершенством
      Она предстанет в мире том.
      Так пусть сомненье не гнетет
      Тебя ни днем, ни среди тьмы,
      Да если не бессмертны мы,
      Любовь исправит сей просчет.
      Одно крыло не вознесет,
      Потребно два, чтобы взлететь,
      Один живет, чтоб умереть,
      Но двое продолжают род.
      Когда отступит жизни шум,
      Уйдя, друг друга сохраним.
      И двое - станем мы одним,
      И каждый станет равен двум.
      Она очей не опустила,
      К зениту устремлявших взгляд,
      Так звезды, пав с небес, глядят,
      Знакомые ища светила.
      В тот миг их осенил покой,
      На чувства снизошла дремота,
      И, кажется, незримый кто-то
      Увлек их души за собой.
      Перевод Т. Ю. Гутиной
      Генри Кинг
      СОНЕТ
      Молчи. Она прекрасна. Да.
      Но слышать не хочу
      О счастье том, что никогда
      Уже не получу.
      Поверь, на деле знаю я:
      Ее сиянье - тьма моя.
      Не говори, что я с судьбой
      Шучу себе на горе,
      Что мне не справиться с собой,
      Что я раскаюсь вскоре,
      Но будет поздно. Ведь тогда
      Забыт я буду навсегда.
      Меня ты не жалей, Амур,
      И строго не суди.
      И зависть погаси, Амур,
      К огню в моей груди,
      Где сердце бьется через силу,
      Став жертвой той, кого любило.
      Перевод В. В. Лунина
      ТРАУРНАЯ ЭЛЕГИЯ
      Несравненному незабываемому другу
      Прошу, прими напев печальный
      Взамен молитвы погребальной
      И вместо сладостных цветов
      Венок безрадостных стихов
      От друга, что скорбит любя
      И плачет, потеряв тебя.
      Навек ушла ты в мир иной,
      Но мысль моя - всегда с тобой.
      Ты - книга главная моя,
      В тебя все вглядываюсь я,
      Хоть слеп почти. Тебя зову
      И сам от горя не живу.
      Одна лишь у меня забота
      Давать своим глазам работу.
      Им мокрые очки сказали:
      Едва ползут из-за печали
      Дни для того, чей дух погас.
      Одним лишь занят я сейчас:
      Часы томления считаю
      И в мире духов обитаю.
      Так разве странно, что течет
      Мой век назад, а не вперед?..
      С тобой и ночью вместе мы.
      Ты превратилась в Еву тьмы.
      А ведь была ты - день (пока
      Свет не закрыли облака).
      Мне слезы застилают свет:
      Ты прожила так мало лет,
      Как в дне часов. Ты для меня,
      Как солнце на вершине дня.
      Но ты не явишься опять,
      Чтоб мир души моей объять.
      Ты, как падучая звезда,
      Упав, погасла навсегда.
      Любимая, навек с тобой
      Я разлучен сырой землей.
      Затменья этого страшней
      Нет в записях календарей.
      Тебе позволить я бы мог
      Уехать на недолгий срок.
      Ну год, ну десять лет. Но все ж
      Я знал бы точно - ты придешь.
      Я пребывал бы в огорченье,
      Однако вера в возвращенье
      Твое была бы столь сильна,
      Что грусть развеяла б она.
      Но этот срок, он так длинен,
      Что причинить способен он
      Лишь боль. Не буду счастлив я,
      Пока с твоей душой моя
      Не встретится. И будет это,
      Когда конца дождемся света
      И огнь, не знающий предела,
      Сожжет весь мир, как это тело.
      Мой малый мир! Но будет час,
      Когда отступит огнь от нас
      И души вновь войдут в тела.
      Тогда воскреснем мы. И мгла
      Рассеется. И ясным взглядом
      Увидим мы друг друга рядом
      В той тихой стороне, где ночь
      Не сможет тьмой нас заволочь.
      Пока ж, земля, она твоя.
      Ты рада, но печален я.
      Теперь я больше не сумею
      Уже назвать ее моею.
      Теперь тебе я отдаю
      Всю радость светлую мою
      И верность сердца к той, кого
      Любил я более всего.
      С печалью должен я отдать,
      Что был не в силах удержать.
      Так будь же доброй с ней всегда
      И в книгу Страшного суда,
      Из гроба взятую, впиши
      Все чудеса ее души.
      Послушай, нужно, чтоб сумела
      Ты в судный день вернуть ей тело.
      За прах ее, за каждый атом
      Ответить перед Ним должна ты.
      Ведь лишь на время отдана
      Тебе, земля, была она.
      Так затяни же, пелена,
      Склеп, где лежит моя жена.
      Пусть, не тревожась, спит она,
      Хотя постель и холодна!
      Прощай и жди минуты той,
      Когда приду я за тобой,
      Когда нелегкая судьбина
      Соединит нас воедино
      В том месте, тихом и пустом,
      Куда душою я влеком.
      Ты верь, и я к тебе приду
      В юдоли слез я встречи жду.
      Знай, не могу я не прийти,
      Ведь я давно уже в пути.
      С той скоростью к тебе стремлюсь,
      Какую порождает грусть.
      Да, отдыхал я ночью, но
      К закату жизни все равно
      На семь часов я ближе стал,
      Чем в миг, когда я засыпал.
      Я вниз спешу день ото дня
      Мой компас вниз зовет меня.
      Но я теченью не перечу,
      Ведь впереди тебя я встречу.
      Поверь, обидно мне до боли,
      Что первой ты на вражье поле
      Пришла и в битве захватила
      Сию холодную могилу,
      Хотя по возрасту скорей
      Мне полагалось быть бы в ней.
      Но пульса тихое биенье
      Есть нашей встречи приближенье,
      И как ни медленно он бьет,
      Но нас в конце концов сведет.
      И эта мысль мне как наказ
      Спокойно ждать свой смертный час.
      А ты, любимая, прости,
      Что бремя жизни мне нести
      Придется до поры, пока
      С тобой не встречусь на века.
      Перевод В. В. Лунина
      SIC VITA
      Как звезд падучих яркий свет,
      Как в небесах орлиный след,
      Как весен славная пора,
      Как серебро росы с утра,
      Как свежий ветер у реки
      Или как в лужах пузырьки,
      Жизнь человека, чьи лучи
      Погаснут, долг отдав ночи,
      Звезда исчезла. Ветер спал.
      Роса просохла. След пропал.
      Осенний день глядит в окно.
      И человек забыт давно.
      Перевод В. В. Лунина
      МОИ ПОЛУНОЧНЫЕ РАЗДУМЬЯ
      Скажи, зачем, ты, глупый человек,
      Продлить стремишься свой короткий век,
      Когда все то, что видеть ты привык,
      Твердит тебе о смерти каждый миг?
      Угасший день, увядший лист любой
      Кричат: "Глупец! То ж будет и с тобой!"
      Стук сердца твоего, его биенье
      Зов погребальный, медленное тленье.
      Ночь - это склеп, чьи своды чернотой
      Нависли над землей и над тобой.
      А слезы неба в полуночный час
      Всего лишь плач, рыдание о нас.
      Перевод В. В. Лунина
      СОЗЕРЦАНИЕ ЦВЕТОВ
      Всегда похожим быть на вас, цветы,
      Хочу, но не могу я.
      Растете вы невинны и чисты,
      Чтоб снова лечь в постель земную.
      Вы знаете, что каждый ваш бутон
      И каждый ваш листок землей рожден.
      Вы времени подчинены, а я
      Весны желаю вечной.
      Судьба моя боится забытья
      И стужи бессердечной.
      Мне хочется, услышав смерти глас,
      Таким беспечным быть, как вы сейчас.
      О, научите встретить смертный час
      Бесстрашно и достойно.
      Я часто на могилах вижу вас
      Вы так свежи, спокойны...
      Скажите, где душистое дыханье
      Мне взять, чтоб в смерть внести благоуханье?
      Перевод В. В. Лунина
      Джордж Герберт
      АЛТАРЬ
      Алтарь разбит - но строю вновь, Христос:
      Из сердца - он, его цемент - из слез.
      А камни высек Ты, мой Бог,
      Простой строитель бы не смог.
      Кто для сердец
      Найдет резец?
      Твердь сердца лишь