Настало время, когда Тамара должна была снова уезжать с Сережей в санаторий. Айку было больше года. И это обстоятельство чуть-чуть облегчало мои задачи и по его кормлению, и уходу за ним. Однако я еще не знал, как выдержит он без еды и прогулок целых девять часов.
      День отъезда всегда бывает наполнен хлопотами. Посредине комнаты стояли два чемодана, которые постепенно заполнялись вещами: один — Сережиными, другой — Тамариными. На стульях, диване, даже на столе лежали вещи. В доме царила какая-то неразбериха. Айк сидел на своем месте и с любопытством наблюдал за происходящим. Казалось, он силился понять, что же на самом деле происходит. На него не обращали внимания, с ним не играли, никто не говорил ему ласковых слов.
      И это еще больше озадачивало. Он несколько раз подходил то к Тамаре, то ко мне, то к Сереже, но каждый раз слышал лишь одно: «Не мешай! На место!» И он покорно возвращался на свою подстилку, чтобы снова наблюдать за нашей суетой.
      Перед отъездом на вокзал мы все присели. Сел и Айк, поочередно переводя взгляд на каждого из нас. Потом Тамара и Сережа простились с питомцем: пожали на прощание лапу, почесали за ушком. Он проводил нас до двери.
      — Совсем не переживает, — сказала Тамара, когда мы ехали в такси.
      — А что же он должен делать, — грустно заметил Эсвэ, — плакать или говорить: возьмите меня с собой?
      — Ну хотя бы поскулил…
      Это последнее слово я вспомнил, когда вернулся с вокзала домой. Айк ходил по квартире и поскуливал. Потом он залез на Сережину кровать, чего до этого никогда не случалось с ним, уткнул морду в лапы и так пролежал минут двадцать. Затем снова начал бродить из комнаты в комнату и подскуливать. Он просто не находил себе места. Когда же я указал ему на подстилку, он так выразительно посмотрел на меня, что мне стало его жаль. Казалось, его глаза говорили: «Ну неужели ты ничего не понимаешь? Или, может быть, ты совсем не переживаешь их отъезд? Стыдно. А вот мне так грустно». Я подозвал его к себе и принялся гладить по спине, почесывать за ухом. Он с каким-то особым смирением положил мне голову на колени и так стоял не шевелясь. Даже когда я позвал его гулять, он не выразил по этому поводу бурного восторга, а принял это, как необходимость, от которой никуда не уйти, и надо выполнять, что велят. В этот вечер он не играл ни с одной из собак, которых, как обычно, было на пустыре предостаточно.
      Однако меня волновало другое: я совершенно не реагирую на звонок будильника, где бы он ни стоял — на столе или на стуле, у самого моего уха. И обычно меня будила Тамара. А как быть теперь? Ложиться спать, как говорится, засветло? Но старая журналистская привычка работать ночами давала плохую надежду на то, что я быстро изменю свой режим. А вдруг проснусь сам?
      Кажется, с этой мыслью о чуде, которое должно свершиться завтра утром, я и заснул.
      Разбудило меня очень настойчивое царапание чем-то тяжелым по боку. Я открыл глаза и тут же встретился со взглядом Айка. Это он проводил по мне своей когтистой лапой. Щенок стоял рядом с низким диваном и пристально смотрел на меня. Стрелки на часах показывали 6 часов 30 минут, то есть то самое время, когда я должен был вставать, чтобы успеть покормить его, вывести на улицу, умыться, позавтракать и отправляться на работу. Я взял в руки стоявший рядом будильник. Завод звонка был свободным. Значит, будильник звонил, но я его не слышал. Так неужели Айк?…
      На следующее утро все повторилось вновь. И так продолжалось весь месяц. Он будил меня точно в установленное время. И тогда я понял, в чем дело. Тамара просыпалась по звонку будильника. Это было сигналом для щенка и к завтраку, и к прогулке. Теперь же, когда ее не было, рефлекс сыграл свою спасительную роль для меня. Айк, услышав звон будильника, будил меня. В пятницу я решил провести эксперимент. Вечером поставил будильник не как обычно — на 6.30, а на 8 часов. Однако ровно в 6 часов 30 минут Айк разбудил меня, настойчиво тыча носом в бок. Оказывается, он и без будильника точно определял время подъема. «Но будильник есть будильник, — думал я. — А вдруг случится так, что Айк проспит. Звонок же должен разбудить его». И, не мудрствуя лукаво, я стал оставлять заведенный будильник не в спальне, а в комнате, где находился Айк. Иными словами, для него. Уж если он так честно выполняет свои функции «будителя», то пусть часы и помогают ему делать это в строго установленное время.
      Так у нашего питомца появилась еще одна кличка «Айк-будильник».

      Однажды во время занятий на площадке нам объявили: через неделю экзамены. Нам объяснили, как нужно сдавать рапорт, как выводить собаку на площадку. Но все мы, собаководы, без исключения, были растеряны: просто не ожидали, что все это произойдет так быстро, хотя занятия шли уже три месяца.
      Оставшуюся неделю решил посвятить интенсивным тренировкам. Возвратившись после работы домой, я выводил Айка на часовую прогулку, давал ему вволю набегаться, а затем шел на площадку и повторял с ним весь курс упражнений, которые ему предстояло выполнить во время испытаний.
      Площадка была большая, огороженная со всех сторон сеткой. Справа от входа стоял бум, за ним лестница, невысокий штакетник и барьер. Из всей полосы препятствий Айк больше всего любил бум и барьер. Набегавшись по площадке, он мог затем сам без команды прыгнуть несколько раз через барьер, пройтись туда и обратно по буму. Но это были прогулки и прыжки, так сказать, по собственной инициативе. Мне же было нужно, чтобы преодолевал он полосу препятствий в определенной последовательности.
      Очень часто, как я успел заметить, Айк работал по настроению. Это следовало мне учесть. С одной стороны, нужно было переупрямить собаку, заставить ее сделать то, что я велю, а с другой, не переборщить с командами. И если говорить честно, то не всегда удавалось мне найти эту самую «золотую середину». А время шло.
      В назначенный день я, как обычно, отправился с ним на прогулку. В это время собак на пустыре не было, но именно на этот раз мы встретили там одного из его любимых друзей. Я знал, что перед испытаниями собаку необходимо хорошо выгулять, чтобы во время экзамена она не рвалась побегать. И поэтому дал Айку вволю набегаться с другом. Но это было, как выяснилось позднее, моей ошибкой: Айк перевозбудился. Еще больше разнервничался он, увидев около площадки своих «соклассников».
      Нас вызвали четвертыми. По пути Айк все время оглядывался, не понимая, почему это вдруг уводят его от такой хорошей компании. Я сдал рапорт судье. Снял с Айка намордник, показал его зубы.
      — Отстегните поводок, — прозвучала команда.
      Щелкнул карабин и по едва уловимому движению собаки я понял: Айк в любую секунду может сорваться с места и убежать за пределы площадки. А это означало, что собака с испытаний снимается. Я заволновался, и мое волнение мгновенно почувствовал Айк. Первая половина испытаний прошла буквально на нервах. Обычно четко выполняя команды на расстоянии «сидеть», «лежать», «стоять», теперь он проделывал все это медленно, как бы через силу, без желания. И вдруг — хорошее выполнение команды «место». Заключается это упражнение в том, что рядом с собакой укладывается какой-то предмет, обозначающий место. Затем, отойдя от собаки метров на двадцать, подзываете ее к себе. Она должна подбежать и сесть у левой ноги. Следует команда «место», и собака возвращается к оставленному предмету, ложится возле него. Так вот все это Айк проделал четко и быстро. Мое волнение прошло. Но самое интересное, что с этой минуты я вдруг почувствовал настоящий контакт с собакой. Айк смотрел на меня в ожидании новых команд, чтобы по первому же требованию начать выполнять их. Он легко прошел по буму, быстро поднялся и спустился по лестнице. Чисто перепрыгнул через штакетник, даже не перепрыгнул, а перелетел, распластавшись в полете во всю свою длину. Легко взял барьер. Однако во время выстрела, который прозвучал у него за спиной, Айк повернул голову.
      Наконец мы покинули площадку. И тут я почувствовал, как неимоверно устал за эти короткие десять или пятнадцать минут. Казалось, не он, а я ходил с ним рядом по команде, садился, ложился, вставал, бегал за апортом, не брал предлагаемый чужим человеком корм, шел по буму, прыгал через барьер.
      — Что ж это ты? — проговорил я, опускаясь на траву. Айк посмотрел на меня, вздохнул и лег рядом. Я дал ему несколько кусочков мяса. Налил в миску воды. Но он не стал пить и отвернулся. Он понимал, что я чем-то недоволен, чем-то расстроен, но чем именно, Айк, разумеется, не знал. И мне вдруг стало жаль его.
      — Ну, хорошо, хорошо. Молодец, ты все же умная у меня собака. Хорошая собака. Сейчас пойдем домой, и я вкусно покормлю тебя.
      Он повернул ко мне свою морду, несколько мгновений смотрел не моргая, а затем молниеносно поднялся и лизнул меня в ухо. Это означало, что все в порядке, а упреки и огорчения в прошлом — забыты. По общему курсу дрессировки Айк в тот день получил диплом второй степени и серебряный жетон.
      Из этих испытаний я сделал один, и главный, вывод. Занятия на площадке, которые проводятся раз в неделю, служат, скорее, уроком для владельцев собак, нежели для четвероногих. Необходимы ежедневные повторения пройденного, систематические занятия каждый день. Только это принесет успех. Что же касается самих испытаний, то свои волнения и растерянность нужно оставить в стороне. Собака чувствует все нюансы ваших переживаний, как чуткий барометр реагирует на них по вашему взволнованному голосу, неуверенным жестам. Просто необходимо научиться владеть собой, и тогда вам и питомцу успех будет обеспечен.
      Вечером того же дня я послал Тамаре и Эсвэ письмо. Начиналось оно так: «С завтрашнего дня начинаю тренировать себя…»

      Теперь я знаю точно, что собаки очень чутки к переживаниям человека. Даже в том случае, когда внешне эти переживания, казалось бы, и не выражаются.
      В день возвращения Тамары и Сережи я был разбужен Айком в положенные 6.30 утра. Чтобы не тратить после прогулки время на приготовление еды для питомца, я все сделал с вечера, поставил в холодильник, так что утром мне нужно было лишь подогреть содержимое кастрюли. Готовясь к прогулке, я заметил, что Айк необычно возбужден. Он несколько внимательнее, чем обычно, прислушивался к каждому стуку двери лифта, несколько раз подбегал к двери и замирал возле нее.
      Перед самым выходом на прогулку я застал Айка за весьма интересным занятием: он стоял на задних лапах, положив передние на подоконник, и смотрел на улицу.
      На пустыре он не столь охотно играл с собаками и, как мне казалось, был не прочь поскорее вернуться домой. А когда я взял его за поводок и скомандовал: «Домой!» — он потянул с такой силой, что мне пришлось несколько раз одернуть поводок и заставить его идти рядом. Обычно Айк после прогулок не входит в комнату из коридора до тех пор, пока сырой тряпкой мы не протрем ему лапы. Это уже стало у нас законом, этому мы приучили его с самых первых дней жизни. Но в этот раз впервые он изменил правилу. Стоило мне отстегнуть поводок, как Айк рванулся в комнату, на бегу оглядывая ее, потом забежал в другую, осмотрел кухню. Я даже подумал, уж не вор ли забрался к нам, пока мы гуляли, и не прячется ли где-то. Настолько возбуждена была собака.
      Накануне вечером, разговаривая по телефону с мамой, я сказал, что завтра утром приезжают Тамара с Сережей и что я поеду их встречать на вокзал. Айк в это время лежал, растянувшись на прохладном линолеуме и, кажется, даже ухом не повел, когда я прознес два этих имени. Ухом-то не повел, однако про себя отметил. Только разговор этот, видно, был не главным. Главное заключалось в другом. На время отсутствия жены и сына, тапочки, в которых они обычно ходят дома, я поставил в шкаф. А в то утро, чтобы не рыться и не искать их, когда мы вернемся с вокзала, я заранее достал тапочки и поставил на обычное место под вешалкой. Вот это-то, по всей вероятности, и дало основание Айку предположить, что следом за выставленными тапочками должны появиться и их владельцы.
      Встреча была бурной. Его радостный лай вперемежку с повизгиванием мы услышали еще в тот момент, когда поднимались от лифта по лестнице. Айк выскочил в коридор, стоило мне открыть дверь, и заходил «лисой». Он подбегал то к Тамаре, то к Сереже. Становился на задние лапы и подпрыгивал, стараясь каждого лизнуть. Убегал в комнату и снова возвращался в коридор. Радости и счастью, казалось, не было предела. Это было какое-то великое собачье ликование. И вдруг он убежал в дальнюю комнату. Оттуда послышалось сопение, царапание лапой по паркету. По звуку я догадался, что там происходит: мяч, его любимый зеленый прокусанный мяч, закатился под диван-кровать и теперь он старался достать его. И действительно вскоре он появился с мячом в зубах. Он подбежал к Сереже, положил мяч у его ног, отошел на несколько шагов и лег. Глаза его были такими выразительными, что по ним легко было прочесть: «Вот мой любимый мяч. Бери его, играй. Я не стану его отнимать у тебя. Теперь ты видишь, что мне ничего не жаль для тебя, потому что я очень рад, что ты приехал и снова мы все вместе».
      Сережа взял в руки мяч. И… О, чудо! Айк даже не шелохнулся. Он просто смотрел на Эсвэ влюбленными, преданными и необычайно веселыми глазами.
      Почти весь день Айк не отходил от Тамары и Сережи. А обо мне, казалось, он просто забыл. Когда они вместе были в комнате, Айк старался лечь на пол так, чтобы быть между ними. Если же Тамара уходила на кухню, а Сережа оставался в комнате, наш питомец бежал на несколько секунд к сыну, чтобы убедиться, что он дома и никуда не делся, а затем возвращался к жене, проверить, не ушла ли за это время она.
      Во время дневной прогулки, когда мы втроем отправились на пустырь, Айк вышагивал между Тамарой и Сережей. А когда его спустили с поводка, затеял веселую игру со своими друзьями. Но и во время этой игры он не забывал постоянно подбегать то к Тамаре, то к Сереже, проверяя, на месте ли они, а может быть показывая тем самым, что он ни на минуту не забывает о них.
      Казалось, за доброту и внимание к нему со стороны жены и сына теперь он сам платил им такой же искренней добротой и вниманием.

      Я возвращался с выставки из Орехова-Зуева в электричке. Айк, уставший за день, спал на подстилке возле моих ног. По другую сторону от прохода сидел пожилой мужчина с журналом в руках. Он с интересом рассматривал Айка. Потом поднялся и сел рядом со мной.
      — Доберман?
      — Доберман.
      — Возраст какой?
      — Год и три месяца.
      — Родословная хорошая?
      — Хорошая.
      — Отличная собака, сразу видно.
      Я пожал плечами.
      — Не продадите?
      —?!?
      — Ну, а так… Сколько бы за него запросили?
      — Видите ли, просто нет такой цены, которую я бы запросил.
      — То есть?
      — Как вам объяснить? Цены нет такой, за которую я отдал бы его.
      Мужчина удивленно посмотрел на меня и вернулся на свое место.
      Я сказал ему честно. Сказал то, что думал. И хочу, чтобы вы поверили в искренность моих слов. Продать друга — это значит предать его. А предательство — самое последнее дело. Айк за то время, что живет у нас, стал всеобщим любимцем, нашим другом. И следовательно, мы его друзья. И так должно быть в каждом доме, где есть животное.
      Айк очень радуется, когда мы возвращаемся домой: Сережа — из школы, Тамара и я — с работы. Он бурно проявляет свой восторг. Но помимо того, что Айк норовит, к примеру, лизнуть меня в щеку, он еще и старается снять с головы берет. Для него это — предел выражения чувств. Когда берет снят, Айкуша убегает с ним в комнату, но тут же появляется в коридоре, гордо неся берет в зубах. Без малейшего напоминания отдает его мне и продолжает тереться у ног, издавая при этом странный звук, нечто среднее между посапыванием и похрюкиванием.
      Однако так бывает не всегда. Собаки довольно точно определяют настроение своих хозяев. И Айк в этом — не исключение. Приходя домой уставшим или расстроенным, я не отгоняю его, не отсылаю на место. Он сам отходит на несколько шагов и, застыв на месте, смотрит на меня исподлобья, чуть наклонив голову. Айк ждет, когда я подойду к нему и либо поглажу, либо почешу за ухом. Он знает, что мое плохое настроение — не вечно и что рано или поздно оно пройдет. В такие минуты мне кажется, что он мысленно говорит себе: «Ведь он все равно любит меня, а раз так, то можно и подождать».
      О дружбе собаки и человека написано очень много интересного. Наверное, вы читали в газете «Комсомольская правда» о том, как ждала немецкая овчарка в аэропорту «Шереметьево» своего хозяина, который оставил ее, улетев на Север. Сначала она провожала уходящие в рейс самолеты. Но затем, будто сообразив, стала встречать у трапа пассажиров, прилетающих в Москву. И так продолжалось два года. В конце концов собаку увезла одна женщина, у которой овчарка и осталась жить. Более трогательный случай рассказывает в одной из книг писатель Борис Рябинин. Это произошло в годы Великой Отечественной войны в одном из городов нашей страны. Там в рабочей семье жила собака. Когда город заняли фашисты, семью посадили в концлагерь. Забрали и собаку. И вот однажды ночью она перегрызла веревку, которой была привязана, проделала подкоп под колючей проволокой и нашла своих хозяев. Причем не только нашла. Она принесла им кость с остатками мяса. Согласитесь, что так мог поступить только самый искренний и верный друг.
      На площадке, где я занимался с Айком дрессировкой, мне довелось услышать рассказ одного человека. Во время войны он занимался подготовкой санитарных собак. Среди них была у него любимица. Как-то раз, возвращаясь в свою роту, он натолкнулся на вражескую засаду. Был тяжело ранен, потерял сознание, и фашисты, решив, что он убит, оставили его в лесу. Собака же, прибежав к своим, вела себя странно. Она лаяла, хватала за рукава солдат, тянула их куда-то. И тогда бойцы поняли, что произошло несчастье с их товарищем. Ночью они двинулись за собакой в путь. И она привела их на то место, где лежал раненый. Его жизнь была спасена.
      Однажды утром из своего почтового ящика я достал конверт. На нем был написан мой адрес и фамилия. Вскрыв его, я нашел в конверте листок бумаги с небольшим текстом, напечатанным на пишущей машинке. В письме говорилось, что у одного владельца пропала собака породы ньюфаундленд. Владелец просил сообщить по указанному в письме адресу или позвонить по телефону того, кто случайно увидит эту собаку. Я думаю, что многие сотни писем разослал этот человек московским собаководам. Спустя некоторое время я узнал, что ньюфаундленд был потерян случайно: хозяин уехал отдыхать на юг, а за собакой попросил посмотреть родственников. Воспользовавшись тем, что дверь была неплотно закрыта, собака ушла по следу хозяина. Этот ньюфаундленд однажды спас своего хозяина-геолога, когда тот упал в расщелину и потерял сознание.
 
      Те из вас, кто мечтает стать путешественником, вероятно, читали книги об известных полярных исследователях Амундсене, Шеклтоне, Седове, Пири. Их верными помощниками в экспедиции всегда были собаки. В 1934 году во льдах Чукотского моря было затерто льдами и затонуло советское экспедиционное судно «Челюскин». Людей, высадившихся на льдину, вывезли самолетом. Но на льдине оставались еще собаки, взятые в экспедицию. И вот летчик В.С. Молоков — один из героев челюскинской эпопеи — делает дополнительный рейс, чтобы вывезти собак. Позднее Международное общество защиты животных наградило летчика Золотой медалью, тем самым отметив его благородный поступок.
      Можно еще много привести разных примеров о дружбе человека и собаки. Недаром великий русский физиолог И.П. Павлов назвал собаку «исключительным животным».
      Когда я прихожу домой уставший и расстроенный, я тут же забираю Айка и отправляюсь с ним на прогулку. Мы бродим с ним по оврагу, гуляем по соседним улицам, куда без него я бы никогда не пошел. Проходит усталость, раздражение. Я возвращаюсь домой совершенно иным человеком. «Вот что значит спокойно пройтись по воздуху», — думаю я. И, к сожалению, не всегда вспоминаю о том, что помог мне в этом он — мой добрый, верный, четвероногий друг.

      Айку шел четвертый год. К этому времени он уже имел двенадцать золотых медалей, полученных им на московских и областных выставках. Двенадцать раз Айк выходил на выставочный ринг и каждый раз уходил с него, завоевав первое место. Конечно, нам это было приятно. Ведь первое место свидетельствовало и о том, что мы правильно вырастили нашего питомца. А воспитание, как вы теперь уже знаете, — дело не простое. И все же, готовясь к выставке, которая должна была состояться в сентябре 1976 года, мы особенно волновались. И вот почему. Собак, участвующих в выставке, делят на три возрастные группы: младшая — от 10-ти месяцев до 1,5 лет; средняя — от 1,5 лет до 3-х и старшая — от 3-х до 9-ти лет. Но только в старшей группе присваиваются звания «Победитель» и «Чемпион».
      Больше всех за своего друга переживал Сережа. Он чуть ли не по минутам следил за тем, когда мы должны кормить Айка, гулять с ним. А однажды, когда по телевизору я смотрел концерт, он подошел и убавил громкость. «Айк отдыхает», — объяснил Сережа. Конечно, и в обычные дни мы стараемся кормить нашего питомца и гулять с ним в определенное время. Но накануне выставки режим этот стал особенно строгим.
      Согласитесь, что очень приятно видеть на выставке собаку, как говорится, «в форме»: чистую, здоровую, в меру упитанную. Это всегда производит хорошее впечатление и на судей, и на зрителей. Помню, как после одной из выставок Сережа долго не мог успокоиться: владелец вывел на ринг собаку, у которой была покусана лапа. Рана была старая, видно, ее не лечили. Уж не знаю, как этот человек сумел обойти врача, осматривающего перед выставкой собак. Кроме того, кормили ее, вероятно, плохо, потому что у собаки были видны ребра. А когда хозяин одергивал ее, она припадала к земле, явно ожидая удара. Значит, животное били.
      — Забрать бы у него эту собаку, — говорил Сережа. — И в клубе сказать, чтобы больше никогда ему не давали на воспитание щенков.
      Конечно, это — редкий случай. Владельцы собак любят своих четвероногих друзей. Они никогда не позволяют себе бить животное, даже повышать без надобности голос. Ведь битьём и криком можно очень легко сделать собаку раздражительной и трусливой.
      В день выставки Сережа проснулся рано, в обычные дни с ним это редко случается. Поднялся и Айк. Они вышли на балкон и уж о чем там «беседовали» — осталось тайной. После обычной утренней прогулки мы стали собираться на выставку. Сережа буквально забросал нас вопросами. Не забыли ли мы подстилку, взяли ли бутылку с водой и миску. Положили ли в целлофановый пакет мясо, которым Айк должен был полакомиться после выставки. Он сам проверил папку: все ли там необходимые документы. И лишь после этого мы вышли из дома, чтобы встретить у подъезда заказанное с вечера такси.
      Справедливости ради следует сказать, что, как всем нам показалось, Айк с большим неодобрением относился к этим выставочным мероприятиям. Прежде всего утром он лишался завтрака. Кормить собак перед выставкой не рекомендуется. Нарушался и весь привычный режим дня. Если же к этому добавить «собачье» волнение на ринге, то можно понять Айка и его собратьев. Недаром наш питомец после выставок отсыпается несколько часов кряду.
      В парке, где проходила выставка, мы с Сережей поинтересовались у женщины, регистрирующей доберманов, много ли собак ожидается на ринге в старшей возрастной группе.
      — Довольно много, — ответила она.
      — Что ты думаешь по этому поводу? — спросил я у Эсвэ.
      Сын задумался.
      — Ну, с одной стороны, это хорошо. Много собак, значит, и конкурентов на первое место больше. Тем почетнее будет тому, кто его займет, — ответил он.
      — Разумно, — согласился я. — А с другой?
      — С другой… Дольше будет проходить выставка: ведь собак нужно не только правильно расставить судьям, но потом и описать каждую. Это займет много времени, и собаки устанут. Хорошо еще, что день сегодня не жаркий, а то им трудно пришлось бы: несколько часов ходить по кругу под солнцем — дело не простое.
      И в этом Сережа был прав. Мне вспомнилась одна из выставок, которая проходила в очень жаркий день. На этой выставке с боксером случился обморок. И только решительное вмешательство врача привело его в чувство.
      Мы расположились в тени, неподалеку от ринга. Айк тут же улегся на разостланную подстилку. Поодаль, под деревьями, сидели с собаками другие участники выставки. Те, кто бывает на них регулярно, уже знают друг друга. Как старые знакомые, они подходят, расспрашивают о питомце, сами рассказывают о своих четвероногих друзьях. Вскоре помощник судьи пригласил на ринг собак. Их действительно было много. И большинство как на подбор: крупные, крепкие, красивые.
      Я украдкой взглянул на Сергея. Он явно волновался, но старался не показывать вида. Собаки еще только заканчивали первый круг, а Айк был уже переведен судьями с одиннадцатого на второе место. Но это еще ни о чем не говорило. Каждую минуту перед ним могли появиться другие, более достойные, по мнению судей. Конкурентов на титул «Победитель» было действительно много. Как-то Вера, ставшая за эти годы нашим добрым другом, заметила: «Хитрый он у вас: ходить за кем-нибудь не желает. Пока впереди собаки — тянется по рингу. Но зато уж когда первым идет — любо-дорого смотреть. Может быть, ему обзор нужен, чтобы все видеть впереди. А сзади что увидишь — не интересно. Вот и тащится».
      Прошел час. Минул другой. А собаки все шли и шли, делая круг за кругом. Некоторые из них заметно устали. Их движения стали вялыми, они начали опускать уши. Видно, с ними мало гуляли, мало давали им бегать. Айк же по-прежнему бодро вышагивал по рингу.
      В эти минуты очень интересно понаблюдать за теми владельцами, которые сами не водят собак, а поручают это знакомым или друзьям. Одни, бегая вокруг ринга, выкрикивают клички своих питомцев, стараясь подбодрить их. Другие молча и внешне спокойно наблюдают происходящее.
      Но вот судья поднял руку и попросил тех, кто вел собак, остановиться.
      — Да, — вздохнул Сережа. И, видно желая успокоить нас с Тамарой, добавил: — А вообще-то среди стольких собак и второе место хорошо.
      Я посмотрел на него и понял, что хоть и говорит он это, сам — расстроен.
      — Конечно, — поддержал я сына в свою очередь.
      И тут судья произнес:
      — Первые три собаки продолжают движение по рингу. Переведите собаку со второго места на первое, — обратился он к Вере.
      Теперь первым шел Айк. Но наше внутреннее ликование было не долгим. Снова команда судьи, и теперь уже первой идет собака, шедшая до этого третьей. Айк — вновь второй. Опять остановка. Вот сейчас судья объявит присутствующим, что такая-то собака на ринге заняла первое место, такая-то — второе и такая-то — третье. Все.
      — Движение продолжают все собаки, — вновь слышится голос судьи.
      — Ну и дела, — говорит стоящий рядом мужчина.
      — А что тут удивительного, — отвечает ему женщина. — Действительно, первые три собаки просто великолепны. И тут все может решить какая-нибудь маленькая деталь.
      Мне захотелось пить, и я отошел к дереву, возле которого стояла сумка, а в ней бутылка с водой. Но не успел я сделать и глотка, как услышал голос Сережи:
      — Папа, Айк опять первый!
      — Не торопись радоваться, — остановила его Тамара. — Ты же…
      Но она не успела договорить. По жесту судьи все вновь остановились.
      — Первое место и звание «Победитель», — послышалось из мегафона, — присваивается доберман-пинчеру по кличке Айк. Прошу владельца получить приз.
      С выставки Айк уезжал в тот день с двумя большими золотыми медалями. Одна была присуждена за первое место на ринге. На другой было выгравировано «Победитель».

      Часто меня спрашивают: трудно ли воспитать и вырастить собаку? Ответить коротко, одним словом, не всегда бывает просто. Поэтому я просто поделюсь своими наблюдениями, советами, которые мне давали бывалые собаководы.
      У Антуана де Сент-Экзюпери в «Маленьком принце» есть такие слова: «… ты навсегда в ответе за всех, кого приручил». Неважно, кто отныне станет вашим другом — маленький белый мышонок или щенок, котенок или ежик, которого вы нашли в лесу, белка, которая спустя немного времени будет доверчиво брать из ваших рук орехи. Важно другое — вам будут доверять, вас будут любить. И отвечать на это нужно только доверием и любовью. Вот почему я советую прежде, чем приобрести собаку, все хорошо продумать и взвесить.
      Сначала нужно точно определить, серьезно ли желание иметь щенка или же решение пришло неожиданно: гуляли по улице, увидели собаку со множеством медалей и жетонов и решили: давайте и мы заведем такую. А какую? Ту, лохматую, которую встретили на улице? Или же ту, которую видели в фильме «Ко мне, Мухтар!»? А может быть… Это перечисление можно продолжать очень долго. Ведь в мире сейчас насчитывается до 400 различных пород собак. И выбрать из них одну-единственную не так-то просто. Если квартира небольшая, стоит подумать о том, необходимо ли приобретать, скажем, дога или московскую сторожевую, сенбернара или какую-либо другую крупную собаку? Ведь когда они вырастут, то будут занимать в доме много места. Это может стеснить, вызвать раздражение к животному. В результате и вам, и собаке будет плохо: вы перестанете быть друзьями. Лично мое мнение, что для городских квартир мало подходят и длинношерстные собаки. Особенно много хлопот они могут доставить в период линьки. Но это — мое мнение. И конечно, в таких вопросах последнее слово остается за вами. Если бы мне пришлось вновь приобретать собаку, я выбрал бы только доберман-пинчера.