- Кивираннаский пастор! - взволнованно воскликнул Ильмар.
      - Да, кивираннаский пастор!
      Ури сам вызвался проводить Ильмара к пастору. В воскресенье под вечер мальчики отправились в кивираннаскую церковь.
      По дороге Ури сказал:
      - Я считаю тебя настоящим человеком, капитан. Ты умеешь хранить тайны. Ты не то что этот дурак Бенно, который все выболтает первому встречному, а потом будет колотить себя в грудь и орать: "Не будь я Бенно, если сболтнул хоть слово!" А ты не такой... Ты даже под страшными пытками не нарушишь клятву...
      Ильмар шел молча. Он думал только об отце. В ту ночь, когда фашисты разыскивали в тормикюласком лесу русского летчика, Ильмар тяжело болел скарлатиной. Он лежал в постели, не зная, что делается вокруг, не зная, зачем и куда уходил из дома его отец. Ильмар даже не мог проститься с ним. Бот с убитым рыбаком обнаружили утром после облавы на берегу залива, неподалеку от того места, где были найдены клочья парашюта и полуобгоревшая военная сумка с документами, из которых тормикюласцы узнали, что русского летчика звали Сергей Устинов.
      "Конечно, - думал Ильмар, - пастору хоть что-нибудь известно об отце - ведь он был тогда на хуторе Пеэтри, разговаривал с ним и наверняка знал о его намерениях".
      Чем ближе подходили мальчики к церкви, тем больше охватывало Ильмара беспокойство. Он никогда не был суеверным и не признавал никаких примет. Но когда из церковной ограды навстречу им выехала вереница саней, а на передних они увидели большущий черный гроб, Ильмару стало не по себе. Переждав, пока последние замешкавшиеся сани скроются за трепещущей снежной занавесью, друзья, собравшись с духом, нырнули в церковь.
      Просторная, величественная церковь показалась Ильмару сейчас мрачной и тесной. В холодном, дымном сумраке - грозди мерцающих свечей. Плывут и сливаются с полутьмой неясные человеческие силуэты. Крошечная старушка с растрепанными седыми волосами, взмахнув платком, как крыльями, опустилась подле ребят и зачем-то показала на распятие.
      - Деточки, деточки! - простонала она замогильным голосом.
      Мальчики в ужасе шарахнулись в сторону. Впереди синими серебряными узорами горит алтарь. Мимо него в черном длинном, до пят, таларе проплыл пастор. На передней скамье, уронив голову на руки, застыл в горестной позе чернобородый старик-великан в кожаной капитанской тужурке. Пастор подошел к нему и о чем-то заговорил.
      - Я знаю этого старика, - прошептал Ильмар, - это же капитан Карм.
      - Черный капитан? - испуганно переспросил Ури, услышав имя прославленного моряка, о котором ходило столько легенд и небылиц.
      - Черный капитан, - ответил Ильмар, - его сын Тоомас перед войной в Америку удрал и погиб там. Так он день и ночь о сыне думает. Почти ослеп от горя...
      Мальчики с любопытством подошли ближе. Теперь им удалось услышать, о чем говорил пастор с Черным капитаном.
      - Мы все дети одного господа бога, - вздохнув, произнес пастор печальным голосом. - Надейся, мой брат, и милосердный Иесусе не оставит тебя... Твой Тоомас был для меня родным сыном... Кровь Кармов течет в его жилах. Он поступил так, как поступил бы на его месте любой из нашего рода...
      - Оставь! - раздраженно ответил Карм. - В нашем роду до сих пор не было предателей.
      Пастор пропустил слова Черного капитана мимо ушей.
      - Глас свыше подсказывает мне, что сын твой жив, - вкрадчиво заметил он. - Советую тебе все-таки послушать радиопередачи оттуда. Верные люди говорили мне об этом.
      - Мальчик погиб, - угрюмо ответил Карм, - иначе он давно вернулся бы к родным берегам. Шесть лет жду вестей от Тоомаса, и все напрасно.
      - Господь благостный! - все тем же печальным голосом пропел пастор. - Вразуми заблудших, погрязших в пагубном неверии! - Пастор молитвенно вознес руки кверху и не спеша удалился.
      - Скорее... уйдет, - шепнул Ури, схватив Ильмара за руку.
      Мальчики подбежали к пастору.
      - Чего вы хотите, дети мои? - ласково спросил он.
      - Мой учитель, - вежливо обратился к нему Ури, - этот мальчик сын рыбака Таммеорга...
      Ильмар увидел, как по грустному, задумчивому лицу старого пастора пробежала тень беспокойства. Неторопливым жестом поправил он красивые коротко подстриженные седые волосы, которые так шли к смугловато-розовой коже лица, затем пальцы его стали нервно теребить тонкую цепочку большого висевшего на груди серебряного креста с четырьмя непонятными буквами. Чуть повернув голову, пастор огляделся. Церковь была пуста. Только на передней скамье сидел с низко опущенной головой старый капитан Карм.
      - Да, я слушаю тебя, сын мой, - нагнул голову пастор. - Итак, этот мальчик - сын рыбака Таммеорга.
      - Мой учитель, вам все открыто, только вы можете сказать, кто убил рыбака Таммеорга, - дрожащим голосом с поклоном ответил Ури.
      Легкая усмешка скользнула по губам пастора, когда он заметил, с каким волнением Ильмар ждет ответа.
      - Вы правильно сделали, дети мои, придя узнать истину в храм божий, - промолвил пастор и сделал мальчикам знак следовать за ним.
      Они подошли к небольшой двери. Пастор впустил друзей в кяяркампер[11]. Перед решетчатым окном стоял маленький алтарь с высоким серебряным распятием и дорогими подсвечниками, на стене висела массивная картина с изображением Христа в пустыне, в углу комнаты виднелся старинный низенький орган. У входа стоял шкаф с одеждой пастора.
      После томительной паузы, во время которой пастор, судя по всему, беседовал с богом, он торжественно начал:
      - Да защитит нас господь от всякого зла и искушения! Преклоните колена, дети мои. И возблагодарите всевышнего за то, что награждает он вас хлебом своим духовным...
      Мальчики робко опустились перед алтарем на колени.
      Сказав несколько слов о тех несчастных, которые нарушают заповедь и забывают бога, пастор тихо продолжал:
      - Рыбак Таммеорг был истинно верным сыном господа. Он любил свою землю, как мать любит родное дитя. Свою праведную кровь он пролил за свободу родины, ибо не желал, чтобы чужеземцы с Востока, нечестивцы, забывшие господа, пришли топтать нашу веру и землю, ибо узрел он за улыбкой агнца зубы хищные, волчьи.
      Пастор подошел к Ильмару и с горестным вздохом опустил на плечо мальчика худенькую, почти детскую руку.
      - Встань, сын мой любезный, - сказал он.
      Ильмар неловко поднялся на ноги. Следом за ним встал Ури. Лицо Ури пылало от восторга, а Ильмар, смущенный и раздосадованный всем происходящим, не знал, куда деть руки, как себя вести, и страшно злился, что пастор "тянет кота за хвост", а самого главного так и не сказал.
      - Сатана вышел, и была ночь! - торжественно пропел пастор. - Когда упал самолет, люди острова искали русского летчика. Твой отец вместе с теми людьми выполнял свой священный долг. Так знай же, чадо мое возлюбленное, - вдруг тоном заговорщика зашептал пастор, обдавая мальчика жарким дыханием; благородное лицо его при этом сморщилось, а глаза превратились в щелки, - так знай же, этот русский летчик, из Москвы присланный, этот нечестивец в облике человека, - он, он убил твоего отца!
      Глава 14. ЗАГОВОРЩИКИ
      Зябко ежась от предутреннего мороза, Ури обогнул флигель замка. Здесь темнели длинная конюшня с провалившейся крышей и выбитыми стеклами, остатки крепостной стены, разрушенная башня. А дальше за парком, за небольшим замерзшим прудом, окруженным стеной высоких деревьев, спящей косматой медведицей вытянулась Черная гора.
      "Не прозевать бы его", - с беспокойством думает Ури, вглядываясь в темноту.
      Рассвет еще не наступил. Крупные звезды высоко роились в холодной пустыне неба. Справа, за узкой речкой, пугающе чернела роща. Мохнатые островерхие кедры в белых снежных шлемах напоминали рать древних богатырей, настороженно замерших с поднятыми пиками за неровной стеной темных щитов.
      В парке на краю пруда мигала единственным красным глазом избушка-теремок. В ней жили две старушки учительницы и старый кот. Кот обедал с ними за одним столом, спал на собственной перине и был до того важным, что при встрече невольно хотелось уступить ему дорогу.
      Старушки вставали задолго до рассвета. Уж чем они занимались в такую рань, один бог ведает, но ровно в пять часов утра в их теремке всегда загорался свет. Сейчас Ури меньше всего хотел бы встретиться с кем-нибудь из них. Он торопливо прокрался мимо низкой, покосившейся калитки и направился к мосту, откуда должен был показаться Ильмар.
      Ильмар всегда возвращался в школу напрямик через гору. Пройти пять километров ночью в безлюдном лесу да еще и по Черной горе, где даже днем ходить опасно, мог, по мнению Ури, только сумасшедший, но в душе он завидовал смелости Ильмара. Ури и сам толком не мог понять, как он относится к нему. Временами он восхищался его мужеством и прямотой и был страшно доволен тем, что такой человек, как Ильмар, называет его своим другом. Временами Ури ненавидел его и вместе с тем чувствовал, что его тянет к Ильмару. Каждая похвала, каждое доброе слово из его уст были для Ури дороже похвалы любого другого человека.
      Ури был старше Ильмара. Он считал себя умным и талантливым и никак не мог понять, почему Ильмар, сын простого рыбака, всегда одерживал верх над ним. Ури прекрасно знал себе цену. Он умел себя держать и с товарищами, и со старшими, не говорил лишнего, был точен и аккуратен, играл на пианино, сочинял музыку и при всем том никогда не зазнавался. Недаром же учителя в один голос расхваливали его на все лады и ставили всем другим в пример. Ури первый предложил Ильмару дружбу. Еще в шестом классе он принес капитану в подарок чудесные английские коньки для буера. Ильмар презрительно ухмыльнулся и не взял их. Он терпеть не мог этого щеголевато одетого самоуверенного "новичка", у которого были слишком нежные белые руки и слишком гладко зачесанные волосы. Неудачу с коньками Ури пережил очень болезненно. Самолюбие его было оскорблено. Он искал случая доказать Ильмару, как тот несправедлив, и однажды в драке с кивираннаскими мальчишками яростно бросился его защищать. Ури жестоко отколотили, но он чувствовал себя героем: капитан назвал его своим другом.
      В седьмом классе мальчики сидели за одной партой. Ури был теперь в числе первых учеников и все-таки он по-прежнему завидовал Ильмару, признанному вожаку седьмого класса, считавшегося лучшим классом мустамяэской школы.
      Но в последнее время отношение семиклассников к своему капитану заметно переменилось. Началось это со скандальных историй на уроках русского языка. По просьбе дирекции, уроки русского языка вел теперь новый учитель Александр Уйбо.
      С недавних пор в классе вдруг непонятным образом стал исчезать мел, тряпки, разом высыхали чернила во всех чернильницах, учительский стул частенько разваливался при первой же попытке сесть на него. А несколько дней назад кто-то искромсал ножом новенькие наглядные таблицы по русской грамматике. Виновник не был найден. Подозрение пало на Ильмара. Последние дни Ильмар ходил, как грозовая туча, - отдалился от друзей, ни с кем не хотел разговаривать и вообще вел себя очень странно.
      Семиклассники чувствовали, что капитан за что-то крепко невзлюбил учителя Уйбо. Ребята только удивленно переглядывались и пожимали плечами. Единственный человек, хорошо понимавший, что творится с Ильмаром, был Ури.
      Прошло немногим больше недели, как Ильмар узнал у старого пастора имя убийцы рыбака Вольдемара Таммеорга.
      Мир разом перевернулся в глазах потрясенного мальчика. Ему и в голову не пришло усомниться в словах пастора. Что делать и как жить дальше, Ильмар не представлял. Матери, не желая ее расстраивать, он не обмолвился ни словом. Ночью, задыхаясь от слез, почти раздетый, выскочил он во двор и не помня себя с маху бросился в ледяные волны залива. Он не почувствовал холода - в тело впились тысячи раскаленных игл. Сейчас же выскочил, вернулся в постель и как сумасшедший стал растирать себя шерстяным одеялом.
      "Дурак! - ругал себя. - Не подумал о матери! Что бы с ней стало... Буду мстить за отца".
      Но кому мстить и как, он не знал. Тут-то и пришел на помощь Ури. Он ни в чем не убеждал Ильмара. Он просто объяснил ему положение вещей. Ильмар сам должен понять: если Уйбо так же, как летчик Устинов, был в войну советским офицером, значит, его тоже прислали сюда русские. Ури считал нового учителя предателем и русификатором - так презрительно называл его дядя Альберт.
      Посоветовавшись между собой, мальчики начали против учителя Уйбо тайную войну. Вдохновителем ее, конечно, был дядя Альберт. Он внимательно следил за всеми действиями друзей, а иногда даже давал Ури советы, как лучше провести ту или иную "операцию". Когда "операция" заканчивалась успешно, дядя Альберт хохотал до слез и весело говорил:
      - Молодец, племянничек! Ты поступил, как настоящий патриот!
      Затем случилось событие, которое удивило и обескуражило Ури. Директором школы была теперь Ребане. Ури хорошо помнил, какой скандал мать устроила дяде Альберту, когда узнала, что это он посоветовал Ури сводить Ильмара к пастору и что по наущению Альберта мальчики срывают занятия на уроках Уйбо. Самыми мягкими прозвищами, которыми она наградила дядю, были "безмозглый осел" и "копеечный политикан". После этого скандала дядя, отдуваясь, как будто только что парился в жаркой бане, с виноватой улыбочкой сказал своему племяннику:
      - Дружок мой, у твоей мамы, между прочим, гениальный ум. Если бы такие головы руководили в свое время нашим правительством, мы избежали бы роковых ошибок сорокового года. Ты сейчас бы имел свою легковую машину, а твой дядя по меньшей мере был бы миллионером... Впрочем, речь не о том, - вздохнул дядя. - Придется тебе кончать возню с Ильмаром. Он опасен. В конечном итоге, братец мой, он может утопить тебя. Словом, дело сделано, а теперь поворот на сто восемьдесят градусов.
      Предостережение дяди Альберта Ури истолковал по-своему.
      "Дядя ошибается, - думал Ури, - он просто плохо знает Ильмара. Что бы ни случилось, капитан никогда не выдаст меня. Начатое нужно довести до конца. Ведь дядя Альберт сам сказал, что Уйбо враг и его надо поскорее выжить из Мустамяэ..."
      Ури гордился своей сообразительностью. Он действительно мечтал стать настоящим патриотом. Пусть дядя не беспокоится, он будет доволен своим племянником.
      Раздумывая над всем этим, Ури медленно брел к реке.
      Впереди на берегу, росли высокие, густо заснеженные кусты ив. Они, как гигантские белые хризантемы, щедро разбросали во все стороны длинные снежные лепестки. Между кустами одиноко торчала старая ободранная ель. Редкие обломанные ветви не защищали от мороза ее сгорбленное тело. Из порванных снежных рукавов безжизненно свисали пальцы-шишки.
      Через реку были перекинуты две узкие балки. Они настолько обледенели, что Ури так и не решился пройти по ним. Прохаживаясь вдоль берега, он поминутно озирался и прислушивался к каждому ночному шороху. Но вот до слуха его донеслось мягкое похлопывание лыжных палок. Ури пригляделся.
      - Наконец-то! - прошептал он, прячась за ствол ели. - Интересно, как он будет перебираться.
      Со стороны горы быстро приближалась на лыжах рослая, сильная фигура Ильмара. На нем било затянутое поясом короткое меховое пальто, высокие сапоги, за плечами ранец. Он остановился на самом берегу, затянул лыжные ремни и, сильно оттолкнувшись палками, с разгона перемахнул обледенелые балки.
      - Ох! - от неожиданности выдохнул восхищенный Ури, едва веря своим глазам. - Гей! Ильмар! Куда же ты? Погоди!
      Ильмар затормозил и резко повернулся:
      - А, ты здесь, Ури? Здравствуй!
      - Привет, капитан! Что ж так поздно?
      Ильмар подъехал к приятелю. Разгоряченный от быстрого бега, он часто дышал.
      - Посмотрел бы ты, что на море делается! Шторм!.. Восемь баллов, не меньше. Знаешь, силища какая! После шторма с дядей Мадисом тюленей бить пойдем, самое время. Хочешь с нами?
      - Не до тюленей сейчас, - отрезал Ури, - Ты что, забыл уже?
      - Ничего не забыл, - ответил Ильмар и нахмурился.
      - Слушай, Ильмар, я нарочно здесь жду тебя. Со двора идти нельзя - старый Яан почему-то дверь запер. Я покажу тебе другой ход, никто его не знает.
      - Учитель попросил его дверь запереть, - уверенно сказал Ильмар.
      - Не знаю, может, и попросил. Он теперь всего боится, а самое главное - до сих пор не может понять, кто ему такие штучки устраивает. Вот потеха!
      - Горящую свечу под полой не спрячешь, - ответил Ильмар. Он еще что-то хотел добавить, но сдержался. - Ладно, идем, - строго сказал он.
      Мальчики подошли к школе со стороны интерната. Ури своим ключом отпер, в стене замка дверь, открыл ее и осторожно просунул нос в полутемный коридор, В лицо пахнуло теплом и сыростью. Впереди, в вестибюле, слабо мерцала лампочка. Было тихо. Ури облегченно вздохнул:
      - Никого, пошли, - шепнул он Ильмару.
      Оба бесшумно метнулись к стене. Им предстоял длинный путь: пройти вдоль всего коридора до вестибюля, потом по лестнице на второй этаж, а там пробраться в свой класс. Они подошли уже к самой лестнице, как вдруг услышали шаги. Кто-то, покашливая и ворча, возился в вестибюле. Что-то тяжелое громыхнуло по ведру. Заговорщики вздрогнули.
      - У, вредюга!.. - промычал Ури. - Проснулся уже!
      - Дядя Яан всегда рано встает, печи, наверно, топит, - прошептал Ильмар.
      Переждав, пока старик, гремя ведрами, спустится в подвал, мальчики снова продолжили свое путешествие.
      Неожиданно громко треснули под ногами старые дубовые ступени. Ури замер. Обернувшись, он со злостью замахал на Ильмара кулаками:
      - Тише ты своими сапожищами! Накроют! Если что, скажи - заниматься шли, сегодня контрольная.
      - Знаю, - буркнул Ильмар.
      Наконец добрались до класса. Тут оба вздохнули свободнее. За окном уже занимался рассвет. В синеющем морозном воздухе в густых серебристых ореолах горели бутоны оранжевых электрических лампочек. Забытые на подоконниках лабораторные склянки отсвечивали тусклыми красными огоньками, будто струились светящейся жидкостью. В сонном оцепенении замерли черные парты.
      - Давай! - Ильмар протянул руку.
      Ури сунул ему металлический молоточек с плоской заостренной ручкой, а сам взял отвертку. Мальчики сняли с гвоздей классную доску и стали вывинчивать из петель шурупы.
      - Штукатурку потом убрать... чтоб не заметили.
      - Уберем, - ответил нагнувшийся над доской Ильмар. - Главное аккуратно повесить, чтоб раньше времени не грохнула.
      - Не грохнет. Устроим ему контрольную... веселенькую...
      По коридору послышались тяжелые шаги - опять дядя Яан.
      Мальчики замерли.
      Близко за стеной хлопнула дверь.
      - Пронесло! - выдохнул Ури.
      - Ладно, берись за доску, - угрюмо проговорил Ильмар, - скоро наши придут.
      С большим трудом повесили доску на место. Она еле держалась на двух шатающихся шурупах.
      - Ты чего улыбаешься? - спросил Ильмар, заметив злую улыбку Ури.
      - Да так, смешно...
      - Что смешно?
      - Все идет как по маслу, капитан. С таким другом, как ты, никогда не пропадешь. Мы еще не то предателю устроим. Верно говорю?
      Стирая ладонями известковую пыль с пола, Ильмар промолчал. Через минуту оба выскользнули из класса.
      Урок русского языка в седьмом классе был первым.
      Увидев входящего Уйбо, ученики ровными рядами быстро вытянулись у своих парт. По обе стороны учительского стола застыли дежурные.
      - Бенно Тарк, - недовольно сказал учитель одному из них, - я, кажется, просил не стоять на моих уроках возле учительского стола. Это только отнимает время, да и вообще ни к чему.
      - Нам стоять приказала директор, - глуповато вытягивая физиономию, отчеканил Бенно.
      Уйбо поморщился:
      - Сядьте!
      Класс сел. Дежурные, громыхая сапогами вернулись на свои места.
      Отметив в журнале отсутствующих, Уйбо начал урок.
      - Сегодняшнюю работу, - сказал он, - мы посвятим с вами летчику-герою Алексею Маресьеву. Вспомните отрывок, который мы недавно читали с вами в учебнике, и перескажите его своими словами. Трудные русские слова я выпишу на доске, Напишите в своих тетрадях заголовок пересказа: "Подвиг советского летчика".
      Уйбо подошел к доске и стал по-русски писать: "Контрольная работа".
      Класс не мешкая принялся за дело.
      Ильмар замер. Ручка не слушалась его. Чернильная капля скатилась прямо на чистый листок тетради. Тоненькие хвостики брызг, как лучики, разбежались от кляксы во все стороны.
      Неторопливо, красивым почерком, выводил Уйбо русские буквы. Потом, сильно нажимая мелом, подчеркнул написанное. Доска дрогнула, поползла по стене и с грохотом обрушилась на пол. Класс ахнул. Все повскакали с парт.
      - Тихо! Сядьте на место! - отрывисто сказал учитель.
      Ильмар видел расстроенное лицо, мелькнувшую гримасу боли. Доска, падая, очевидно, задела ему ногу.
      - Элла, - через секунду уже совершенно спокойно проговорил Уйбо, - после урока пойди, пожалуйста, к дяде Яану и пригласи его сюда с молотком.
      Элла молча встала. Заметив ее возмущенное лицо, Уйбо, подойдя к ней, ласково сказал:
      - Ничего страшного не произошло. Просто плохо прибили доску, и она сорвалась. Этого следовало ожидать. А теперь сядь... Ильмар Таммеорг! - Учитель пристально взглянул в синие настороженные глаза побледневшего ученика. - Помоги, пожалуйста, поднять доску.
      Неторопливо, словно нехотя, поднялся Ильмар, бросив на учителя вызывающий взгляд. Он остался стоять у парты, не трогаясь с места, стараясь показать полнейшее равнодушие к случившемуся.
      Ученики заволновались.
      - Иди...
      - Ну, иди же...
      - Ильмар! Оглох, что ли? - со всех сторон сердито зашипели на него.
      Арно Пыдер толкнул Ильмара в спину. Ури, сидевший с Ильмаром рядом, ободряюще шепнул:
      - Не трусь, капитан!
      - Ну, что же ты? - строго спросил учитель.
      Чужим, срывающимся голосом Ильмар громко выпалил:
      - Я не буду писать такую работу!
      По классу прокатился ропот. Потом стало необычно тихо. Было слышно, как где-то далеко внизу зазвенело разбитое стекло.
      - Встать! - испуганно крикнул кто-то с задних парт.
      Класс вытянулся и угрюмо замер. Уйбо удивленно обернулся.
      В дверях стояла Ребане. Окинув взглядом упавшую доску и рассыпанную по полу штукатурку, она, не повышая голоса, коротко произнесла:
      - Весь класс останется без обеда. Учитель Уйбо, прошу вас после урока зайти ко мне в кабинет.
      Шарканье ног в коридоре не затихало ни на минуту. Ученики, как это принято в прибалтийских школах, прогуливались на перемене одним общим кругом.
      В вестибюле у лестницы девочки из пятого класса окружили Эви Рауд. Раскрасневшаяся, сама похожая на ученицу, Рауд рассказывала, как ей удалось с боем добыть в комитете комсомола машину для ребят, отправлявшихся в весенние каникулы в Таллин на экскурсию.
      - До аэропорта - на машине, а там, конечно, самолетом, успокаивала Рауд щебечущих учениц. - А может быть, попросим пограничников перевезти нас на катере.
      В другом конце коридора семиклассники обсуждали чрезвычайное происшествие на уроке. Ури среди ребят не было. Сразу же после урока он куда-то ушел. Ильмар равнодушно бродил по коридору, делая вид, что возмущенные реплики друзей к нему не относятся.
      - Никогда не поверю, чтоб доска сама упала, - басил на весь коридор длинный Бенно. - Знаем, чьи это штучки!..
      - Ребята, надо поговорить с капитаном. Пусть ответит!
      - А я уверена, что Ильмар тут ни при чем, - защищала его Элла. Он честный, он никогда не побоится сознаться, если виноват.
      Семиклассники заспорили. И только Арно, не принимавший никакого участия в разговоре ребят, энергично жестикулируя, толковал с кем-то о Зеленом Охотнике.
      - Подавиться мне старыми сетями, если вру! - клялся он. - Сегодня же ночью пойду охотиться за этой дрянью.
      Невольно прислушиваясь к разговорам в коридоре, Уйбо с трудом пробирался сквозь бурливший поток учеников к кабинету директора.
      Учителя не столько волновала история с упавшей доской, сколько отказ Ильмара писать работу о советском летчике. Ильмар ничего не захотел объяснить. На все вопросы отвечал молчанием. Упрямства у этого парня не меньше, чем дерзости.
      Уйбо знал уже и о гибели рыбака Таммеорга, убитого во время облавы, и о том, как были найдены документы летчика Сергея Устинова. Странное поведение Ильмара после пропажи рапорта, его отношение к урокам русского языка и, наконец, отказ писать работу о советском летчике без сомнения были звеньями одной и той же цепи. Учителю Уйбо было над чем задуматься.
      Ребане сидела за директорским столом. Мельком взглянув на входившего учителя, она, продолжая рыться в бумагах, жестом предложила ему присесть.
      С первых же ее слов Уйбо понял, что о происшествии в седьмом классе она осведомлена во всех подробностях. Впрочем, это нисколько не удивило учителя. Ребане всегда была в курсе всех школьных дел. Даже о самых незначительных событиях она каким-то образом узнавала первой. Проницательность этой женщины была необыкновенна. Казалось, она обладала способностью читать мысли по глазам собеседника, наперед знала, чем кончится с ним разговор, и каким-то особым, свойственным одной только ей чутьем безошибочно предугадывала ход событий.
      К Уйбо она вначале относилась с видимой симпатией и как будто не замечала или, по крайней мере, не придавала серьезного значения беспорядкам на его уроках. Можно было подумать, что она просто щадит самолюбие нового учителя. Однако очень скоро Уйбо почувствовал со стороны Ребане скрытую неприязнь. Особенно это было заметно, когда речь шла об Ильмаре Таммеорге.
      - Я неоднократно предупреждала вас, товарищ Уйбо, - с горечью в голосе сказала она учителю: - Таммеорг своим поведением разлагает весь класс. А вы этого хулигана открыто берете под свою защиту и тем самым потворствуете его безобразиям. Я вынуждена предостеречь вас от дальнейших ошибок, и на первом же педсовете я поставлю вопрос об исключении Таммеорга.
      Уйбо выслушал Ребане с непоколебимым спокойствием, только глаза его, светло-голубые, слегка прищуренные, загорелись сердитым блеском.
      - Товарищ Ребане, неделю назад вы обещали мне посмотреть в бумагах Филимова рапорт Вальтера.
      - Боже мой! - раздраженно перебила Ребане, - я давно уже пересмотрела все школьные документы, но никакого рапорта не нашла. И простите меня, Уйбо, но я совершенно отказываюсь вас понимать. При чем здесь рапорт? Какое он имеет отношение к поведению Таммеорга на уроках русского языка?
      - Вот в этом я и хочу разобраться, - холодно ответил Уйбо. - Или мальчику кто-то основательно засорил голову, или он думает, что его отец погиб по вине русского летчика. Это и является, на мой взгляд, основной причиной, почему Таммеорг так относится к урокам русского языка. Я собираюсь съездить в больницу и выяснить у Филимова, что произошло с рапортом.
      Ребане пожала плечами.
      - Не знаю, удобно ли это делать теперь, - укоризненно проговорила она. - У Филимова инфаркт, он лежит при смерти. Малейшее волнение, а тем более разговор о рапорте сведет его в могилу. Ведь нам не известно, по каким мотивам Филимов сжег немецкие документы. Быть может, та же участь постигла и рапорт.
      - Не думаю, - возразил Уйбо. - По крайней мере, мы должны установить, что было в рапорте. Если понадобится, я обращусь в соответствующие органы.
      Ребане усмехнулась и с легкой иронией произнесла:
      - Вряд ли все это так серьезно, как вы пытаетесь меня уверить. Я говорю о Таммеорге. По-моему, это все мальчишеские проказы, дошедшие до хулиганства. Не стоит поднимать шум из-за пустяков и подрывать авторитет школы, но дело ваше. Во всяком случае, ищите злополучный рапорт сами.
      Резкий звонок, оповестивший о конце перемены, прервал этот неприятный разговор. Уйбо вышел в учительскую.
      Там уже знали о случившемся. И хотя никто не подал вида, Уйбо, войдя, понял, что товарищи встревожены за него.
      - Скажите-ка, Александр, - дружелюбно забасила собиравшаяся на урок Томингас, - что происходит в седьмом классе?
      - Так, мальчишеские проказы, - с досадой ответил Уйбо.
      Он оставил классный журнал и, ни слова больше не прибавив, вышел из комнаты. Учителя переглянулись.
      - Э-э, - глубокомысленно протянул Кукк, - тут надо еще разобраться, почему на уроках Уйбо прескверная дисциплина. У меня, заметьте, ничего подобного не случалось. Пардон, я имею сказать, что наш новый коллега весьма неопытен...
      Кукку не дали договорить. На него напустились со всех сторон, а строгая завуч сердито сказала:
      - Оставьте глупости, Эльдур! Вместо того, чтобы помочь молодому человеку, мы занимаемся пустословием... Товарищи, - обратилась она к учителям, - в школе творятся невероятные вещи. На днях соберем педсовет!
      В вестибюле Уйбо встретился с Тальвисте.
      - Что сказала Ребане? - коротко спросил он.
      - С ней говорить бесполезно. Она или не нашла рапорта, или не собиралась его искать. Сегодня же напишем письмо в Таллин. Надо бы достать машинку...
      Из квартиры Ребане навстречу разговаривающим учителям вышла худенькая девушка с бледным, печальным личиком.
      - Линдочка, почему такая невеселая? - улыбнулся Тальвисте. - Или по весне соскучилась?
      - Да Альберт все, будь ему земля пухом! - чуть покраснев, ответила девушка. - Сегодня рыбу жарила... И тут своими поручениями замучил. "Со свежими яичками поджарь, - передразнила она, - сухариков не забудь, сладким лучком заправь, да перцем, перцем получше прохвати". Ох ты господи, что за человек!
      Улыбка Тальвисте погасла.
      - Делать ему нечего, - нахмурился он. - Послушай, Линда, у него, случаем, нет пишущей машинки?
      - Есть, - неуверенно ответила она.
      - Ну и отлично! - обрадовался Тальвисте. - Вечером попросим.
      - Нет, он не даст, - убежденно ответила девушка. - Альберт свои вещи никому не дает. Лучше я сама попрошу. - Улыбнувшись учителям, Линда убежала.
      - Жди меня после ужина, Тальвисте, - хмуро предупредил Уйбо. Филимов не так уж болен, как расписала мне Ребане. Сразу же после занятий еду к нему в больницу.
      Глава 15. ЗЕЛЕНЫЙ ОХОТНИК