Гавана, 19 февраля 2157 года
      Дорогой Рени!
      Пользуясь случаем, посылаю тебе эту весточку: Леда собралась слетать на Ганимед и зашла попрощаться. И, конечно, до слез довела расспросами о тебе… Узнав о нашей размолвке, она тут же предложила захватить это письмо. Очень кстати — ведь так оно дойдет до тебя куда быстрей! Правда, на Демосе Леда пробудет очень недолго, но, прежде чем отправиться дальше, она успеет оставить в космопорте конверт на твое имя.
      Роби передал мне твою записку. Я зачитала ее до дыр. Ну вот, опять плачу, слезы так и льются…
      Дорогой! Неужели ты и вправду думаешь, что мы можем расстаться из-за такой чепухи? Нет, право, ты слишком впечатлителен… А все из-за Роби; бедняжка, ведь он всегда поступал из самых лучших побуждений. Ах, если бы ты его сейчас видел — он такой грустный! Это очень эмоциональный робот, и теперь буквально все валится у него из рук. Я целыми днями слушаю его жалобные скрипучие причитания.
      Но, положа руку на сердце, давай все же признаем, что и ты, моя радость, тоже кое в чем виноват… Может быть, даже больше, чем Роби. Не будь этих дурацких стеклянных конденсаторов, ровным счетом ничего бы не произошло. А ведь на обертке ясно было указано: «Хранить в недоступном для роботов месте». И о чем ты думал, когда оставил их на кухонном столе? Ясное дело — об этих ужасных круках с Сатурна. Решительно не понимаю, чем очаровали тебя эти мерзкие твари… Ладно, милый, не буду больше об этом.
      Так вот, если бы ты хранил конденсаторы в каком-нибудь месте поукромней, Роби никогда не подменил бы их своими. Тебе ведь прекрасно известно, какое действие они производят на чуткий механизм робота. Вот почему, подзарядившись ими, Роби впал в такой транс, что, когда ты попросил «Лунный тоник» для волос, он выдал тебе пятновыводитель…
      Повторяю, ты сам во всем виноват. Ну, кому в голову придет держать тоник рядом с шампунем?
      Знаю-знаю, о чем ты сейчас подумал: дескать, если бы я внушила Роби, что нельзя без спроса брать чужие вещи, то он и пальцем не тронул бы эти конденсаторы. Что ж, ты прав, но только отчасти. Любимый, ведь Роби совсем малыш, и он не понимает, что такое «нельзя». Ведь роботы заводской марки всегда поступают в продажу с этикеткой «Все знает. Все умеет». Любому ребенку известно, как трудно бороться с самонадеянностью электронного происхождения…
      Ты должен забыть тот случай, и пожалуйста, будь справедлив, нельзя же во всем винить Роби. Ты знаешь, в этом пятновыводителе что-то есть… Ну, походил ты с полгода лысым — зато потом как стали отрастать у тебя волосы!
      Милый, я так легко читаю твои мысли — пожалуйста, сейчас же выбрось из головы это нелепое происшествие в лаборатории. Ах, уж эта мне лаборатория! Если бы ты знал, как я обрадовалась, когда Роби — пусть и не сразу — все же удалось покончить с твоими экспериментами.
      «Это робот виноват!» — вот каким воплем ты встретил то прелестное утро, наступившее после, как ты тогда выразился, катастрофы. А ведь ты и думать забыл, что в тот момент рядом с тобой стоял Роби и твоя ругань могла пагубно отразиться на его психике.
      Да мыслимое ли это дело, любовь моя, всерьез полагать, что такой малыш может запросто отличить обыкновенных ящериц от этих самых сатурнианских круков? Даже если глаза у тебя слипались в тот вечер, ты все равно не должен был поручать Роби уборку лаборатории, хоть он и предлагал услуги от всего, так сказать, сердца, и уж во всяком случае — просить его выкинуть дохлых ящериц в мусоропровод.
      То, что Роби все перепутал и отправил туда живехоньких круков, не так уж, в конце концов, и важно. Но я никогда не позволю тебе обвинять его в том, что случилось после.
      Если твоим обожаемым крукам удалось прямиком с городской свалки забраться опять в лабораторию, разбить там два флакона марсианских чернил, сожрать подопытных мышей и повсюду раскидать листки с твоими никому не понятными записями — все это никак не касается Роби. Он только выполнил твой приказ — ничего больше. А ты, вместо того, чтобы так распоясываться в присутствии ребенка, мог бы наконец и всерьез заняться этой сатурнианской шпаной.
      Но нет, это значило бы просить у тебя слишком многого. Круки так вскружили тебе голову! Боже мой, как вспомню… Ведь ты их тогда взял на руки, приласкал — и в клетку, словно в колыбельку…
      Стыд и срам, милый! Видели бы наши друзья, как ты стоишь перед этим их, с позволения сказать, домиком, ублажая взор свой созерцанием мерзких чудовищ, которые только и знают, что корчить жуткие рожи и показывать язык.
      Нет, я решительно не понимаю тебя. И просто уверена, любовь моя, что ты должен показаться психиатру. Я всегда знала, что работа на Демосе пагубно отразится на твоем душевном здоровье.
      Но оставим эту тему, милый. Давай поговорим о нас. Когда ты вернешься на Землю, мы сможем вместе славно провести внеочередной отпуск — на базе никто возражать не будет, я уже все устроила. И, кстати, присмотрела номер в отеле «Селена» — уютное гнездышно, где можно прекрасно устроиться. Говорят, там отличный космический бар — единственное пока на Кубе место, где можно послушать настоящую музыку Вселенной.
      Все это время, пока я пишу тебе, Роби стоит рядом, то и дело заглядывая через плечо. Как радостно он замигал своими глазками-лампочками, когда я ему сказала, что ты скоро вернешься. Я уверена — так оно и будет. И не только потому, что ты меня любишь. Ведь больше никто, никогда, ни за что в жизни не возьмет на себя заботу об этих омерзительных круках. Нет второй такой женщины во всей Галактике.
      Жду космограмму с датой твоего прибытия.
       Любящая тебя Анна
      Р. S. Роби просит — если можешь — привези ему чего-нибудь вкусненького. Хорошо бы стеклянных конденсаторов.

      Дангисвейо долго стоял на зеленой лужайке между двумя полосами автострады. Этот предназначенный для парковки машин островок был тенистым, и дышалось здесь легко.
      Но не только поэтому он остановился будто вкопанный, вместо того чтобы пройти еще несколько шагов и сесть на одну из коричневых обитых искусственной кожей скамеек.
      Погруженный в свои мысли, он все же слышал, как щебечут птицы и тихо шепчется листва подрагивающих на ветру крон. Он наслаждался покоем.
      Вокруг ни души. В это раскаленное добела утро окрестные жители словно вымерли. Да и на самой автостраде магнетогляйтеров — раз-два и обчелся.
      Он с радостью остался бы здесь если не навсегда, то очень надолго, лишь бы не переходить на другую сторону автострады. До жилой башни, куда он хотел, а вернее, обязан был зайти, каких-то пятьсот метров, но этот путь стоит для него не меньших усилий, чем сверхдальний космический полет.
      Мысленно он не раз уже открывал входную дверь, но так и не решил, воспользуется ли лифтом или поднимется на двадцать первый этаж пешком — только бы хоть немного отдалить встречу с Веленой. Чем она ближе, тем меньше его уверенность в себе.
      Еще немного он простоял в нерешительности. А потом подумал: «Что изменится, даже если я здесь останусь до завтра? Все равно придется идти. Она ждет меня, потому что хочет узнать все о Нормене… И я ей обещал рассказать…»
      Он проклинал себя за то, что согласился.
      Дангисвейо ступил на пешеходную дорожку. Первые шаги были вялыми, неверными. Но потом он овладел собой, и походка стала привычной, пружинистой. Поднимаясь по лестнице, он умерил шаг. Нет, не от усталости: для его сильного, тренированного тела такая нагрузка нипочем. Наоборот, прыгая по бесчисленным ступенькам, он испытывал незнакомое ему до сих пор мучительное удовольствие — и наслаждался им. От движения выветрились всякие мысли, и он успокоился.
      Наконец дверь Ведены. Он немного помедлил, а потом решительно нажал на пластинку вызова и попытался изобразить на лице улыбку.
      Дверь открыла сама Ведена.
      — Входи, я ждала тебя, — проговорила она, и ему почудилось в ее голосе оживление, а может быть, даже радость. Но нет, скорее всего он ошибся… — Я давно тебя жду…
      Задержавшись у автомата для чистки обуви, он двинулся вслед за хозяйкой дома по длинному коридору, покрытому ворсистой ковровой дорожкой.
      От бархатного платья Ведены исходило мягкое фиолетовое мерцание, оно подчеркивало мягкие линии ее тела. Длинные, по пояс, волосы, движения сдержанные, но исполненные внутренней энергии.
      Он тщетно силился вспомнить название ее любимых духов.
      — Садись, я приготовлю чай, или ты предпочитаешь кофе?
      — Честно говоря, сейчас мне не повредил бы стаканчик виски. Каплю виски и побольше льда.
      — Я же не пью спиртного и даже в доме не держу. Разве ты уже забыл, Гирл? — проговорила она с явно вымученной улыбкой. Сейчас он это не только почувствовал, но и увидел.
      — Извини, я действительно забыл. Мы так давно не виделись.
      Улыбка с ее улица не исчезла, только углубились складки у рта.
      Дангисвейо знал, о чем она сейчас думала. Он никогда не был особенно внимателен к ней, никогда не старался понять, что ее занимает и тревожит, — вот и вышло, что он упустил в их совместной жизни главное. Словно не заметил расставленных на дороге огромных предупредительных щитов, которые другим видны уже издалека. Поверхностный, нечуткий — вот в чем упрекала его Велена, когда ушла к Нормену Лармонту. Она искала глубоких чувств, нежности и понимания — он, Дангисвейо, этого дать ей не мог.
      Но теперь все в прошлом…
      Обжигающе горячий чай они пили молча. Откинувшись на спинку кресла, он делал вид, будто его занимают два пряных лепестка фиалки, которые плавали в стакане.
      — Не тяни, Гирл. Говори. Ну, пожалуйста, — вдруг очень тихо сказала она.
      Дангвисвейо даже вздрогнул.
      — Да, хорошо, — согласился он и снова умолк. Он не знал, с чего начать. С их разлуки, с его ненависти к Лармонту? Или с полета «Ромула»? А может, сначала рассказать об арайцах? И какие найти слова, чтобы она увидела происходившее его глазами? Чтобы не обидеть, а утешить ее… Он мысленно не раз и не два выстраивал свой рассказ. А теперь все мысли выветрились…
      — О ходе вашей экспедиции я знаю почти все. Из официального бюллетеня. Расскажи мне о нем.
      «О нем!», — подумал он с горечью, хотя вполне ее понимал. Нормен Лармонт не вернулся. Он погиб. И Ведена, любившая Лармонта, имела право узнать все.
      «Но почему она просит об этом меня? — спрашивал он себя. — Почему не кого-нибудь другого? Ведь она знает, что Лармонт стоял между нами всегда, еще до того, как она ушла к нему, и как меня это уязвило. И почему я не отказался прийти к ней?..»
      — Поверь, Ведена, мне горько и больно, что все так произошло. Все мы переживаем потерю Нормена и остальных. А я…
      — Нет, — резко оборвала его женщина и так решительно поставила чашку, что звякнула ложечка на блюдце. — Не верю! Ты никогда ни за кого не переживал. А если и переживал, то только из-за уязвленного собственного самолюбия. Ты всегда и во всем видел только себя и свое отражение. А что происходило с другими — тебя не волновало.
      Он хотел было возмутиться, но в глубине души признал, что она права. Конечно, о гибели Нормена он не горюет. Это всего-навсего маска… Он всегда недолюбливал его.

1

      Когда межпланетный корабль «Ромул» опустился на планету Ара, все в экспедиции знали, что здесь есть жизнь.
      Несколько лет назад специальный комплексный зонд установил наличие на планете растительности. Для научных сотрудников с базы «Волк-424Б» это было необъяснимой загадкой, ибо небольшая планета находилась в четырех АЕ от расчетной экосферы карликового солнца Чирны. Вдобавок Чирна была окружена сферой, содержащей частицы алюминия и магния, которые отражали ее излучение.
      Представить, что на одной из двух планет этого солнца есть растительный мир, было просто немыслимо! И тем не менее… По данным спускаемых капсул на дневной стороне планеты средняя температура составляла плюс девять градусов по Цельсию, а на ночной — минус двадцать семь. Ара, ротационный некроид, больше не вращалась. Но обладала огромным запасом накопленного тепла.
      Вот почему и была создана экспедиция для обследования планет Чирны. Уже пролетая по ее орбите, космонавты получили подтверждение данных, переданных с зондов. Командир корабля Гарпойе принял решение о посадке на Ару. Первые дни после приземления прошли весьма обыденно: подготовка к выходу на планету, затем тщательнейший осмотр и изучение района приземления. Приказы командира не обсуждались, не принимались во внимание никакие возражения. Безопасность участников экспедиции — вот первейшая заповедь для командира корабля!
      — А чем занимался в это время Нормен? — спросила Ведена, терпеливо слушавшая это пространное вступление Дангисвейо.
      — Будничной работой, как и все. А потом он отправился в местную экспедицию. Вместе с Клудером, ты его знаешь. И еще… с Ани. Мы с ним редко встречались, и я мало что о нем слышал. Сама понимаешь, каждый был занят своим делом. На первых порах очень трудно привыкали к темноте.
      Его так и подмывало сразу выложить ей, что на самом деле он пристально следил за тем, как шли работы у биологов, а особенно за теми отношениями, которые возникли между Норменом и Ани, но в последний момент все-таки прикусил язык.
      — Я ждала от вас вестей, — сказала она, подливая чай.
      Дангисвейо понял, кого Ведена подразумевает, говоря от вас.
      — Передать что-либо на Землю мы не могли. Слишком много помех из-за сферического кольца Чирны.
      — А через релейные спутники?
      — Они отключились. Мы не могли пробиться даже до базы «Волк».
      Дангисвейо потянулся за печеньем и быстро сунул его в рот, чтобы не продолжать. То, что он сейчас сказал, было полуправдой. В бюллетенях не сообщалось, что радиосвязь все же осуществлялась — после того как удалось образовать вторую цепочку спутников. Просто во время драматических событий на Аре никаких передач не велось. Сам же Лармонт и не просил сеанса для личной связи. Он, Дангисвейо, это проверил. Нормен не пожелал говорить с Веленой — ему дороже был покой Ани. С его, Дангисвейо, точки зрения.
      Ему не терпелось сказать об этом Велене, открыть ей глаза, но он опасался, что она сразу догадается, что им движут не самые благородные намерения.
      — …и только много позже мы узнали об открытии, сделанном группой Лармонта: оказывается, они обнаружили на планете разумную жизнь.

2

      Группа биологов натолкнулась в устье реки на запруду. Случилось это через две недели после посадки. Свои исследования они несколько дней проводили в тайне. А потом оправдывались перед командиром корабля тем, что искали убедительные доказательства своей гипотезы, иначе их просто подняли бы на смех.
      Никто, конечно, хитрецам не поверил. Но возбуждение и восторг охватили всех, и на сей раз Гарпойе решил выговора биологам не объявлять. Или это был всего лишь дипломатический ход с его стороны? Рано или поздно он не мог не заметить, что его подчеркнутая педантичность кое-кому из экипажа действует на нервы.
      Плотина из каменных глыб и бревен была разборной, и вне всякого сомнения соорудили ее разумные существа.
      Накопленная вода частично спускалась по каналу длиной километра в два, который протянулся вдоль устья, орошая, пусть и довольно скудно, узкие прибрежные поля, поросшие какими-то вьющимися растениями.
      Во всяком случае, биологи полагали, что это поля, насколько разительным было сходство с земной агротехникой.
      Никаких следов тех, кто построил плотину, Лармонт не нашел, хотя искал ихбез устали. Он предполагал, что они живут за плоскими холмами, которые ограничивали каменистую равнину, послужившую посадочной площадкой для их корабля.
      Гарпойе объявил район холмов нулевой, то есть запретной, зоной, где никто не смел появляться. А потому напасть на след хозяев планеты еще долго не удавалось.
      Группа техников перестроила плотину, так что канал стал пропускать вдвое больше воды. А несколько дней спустя, когда ничего примечательного все же не произошло, обстановка на «Ромуле» напоминала грозовую тучу, готовую вот-вот разрядиться. Ждать, пусть и сравнительно недолго, ничего не предпринимая, особенно когда командир натянул вожжи до предела, не слишком-то приятно. Эмоции требовали выхода.
      — За это время поведение Нормена заметно изменилось. С нами он больше отмалчивался, зато мы часто видели, как он в чем-то горячо убеждает Ани.
      Дангисвейо испытующе посмотрел на Велену, но та выдержала его взгляд.
      — До меня дошел слух, — продолжал он, — что он впервые серьезно схлестнулся с командиром. Но не исключено, что это было только слухом. Вроде бы он требовал снятия запрета с нулевой зоны. И вроде бы поссорились они не на шутку. Апарисио сказал мне, будто Нормена даже посадили под арест. Во всяком случае, мы его целыми днями нигде не видели.
      — Под арест? — удивилась Ведена. — Разве у командира есть такие права?
      — В исключительных случаях права командира неограниченны. Ну, я-то думаю, что это был всего-навсего слух, сам я этого не проверял.
      На самом же деле Дангисвейо всеми правдами и неправдами пытался разведать, почему Лармонт подвергся столь строгому взысканию; но всякий раз наталкивался на стену молчания. Те, кто мог это знать, держали все в тайне, как и командир. Дангисвейо не удалось ничего выяснить даже из приватной беседы с Гарпойе, когда он как бы между прочим пустил в адрес Нормена несколько туманных намеков.
      — Мы встретились с Норменом снова, только когда удалось установить контакт с обитателями Ары. Дальновизоры показали, что к «Ромулу» приближаются какие-то существа. Но по непонятным причинам нам никак не удавалось получать четкие голограммы. Одни смутные очертания. Потом и они пропали… Но остался подарок — букет неизвестных нам цветов! К превеликому сожалению, эти сорванные растения увяли, и часа не простояв в нашей лаборатории. На следующий день (я имею в виду земной день — ведь на этой планете день не сменяет ночь) цветы появились вновь. Ты не можешь себе вообразить, до чего это было неожиданно и радостно!
      Дангисвейо улыбнулся, вспоминая.
      — Мы ожидали появления их посланцев, которых почему-то представляли себе стеснительными, опасающимися встречи с незнакомыми разумными существами. Не тут-то было! Неожиданно «Ромул» окружила целая толпа этих человечков, бестолковая и суетливая: матери с детьми, старики, мужчины. Приятно удивляло их наивное любопытство: как они ощупывали опоры корабля, как щебетали при этом! Ты ведь уже знаешь, что звуковые колебания у них главным образом в диапазоне УКВ, а видимый мир они воспринимают с помощью радарных сенсоров.
      — И никого из них больше нет… — тихо проговорила Ведена.
      — Что делать? Приходится примириться с этим, — не сразу, но твердо проговорил Дангисвейо.

3

      Была и еще причина, почему их направили к Чирне, но на первых порах о ней знали только астрофизики.
      Дело в том, что сферическое кольцо, окружавшее Чирну, мешало базе «Волк» заниматься исследованием энергетических процессов, происходящих на солнце.
      Стоило кораблю проникнуть в систему Чирны, как ученые сразу обратили внимание на нестабильные условия излучения и гравиметрические изменения, однако этому сразу не придали должного значения. Но спустя некоторое-время было установлено, что в течение года Чирна превратится в Новую. А это значило, что Ара и ее цивилизация обречены на гибель.
      — Когда Нормен сказал: «Они погибнут!» — никто из нас этому не поверил. Такое даже отдаленно трудно себе представить. А меня его слова тем более удивили, что вид у него был такой… будто эта трагедия его не касается…
      — Ты его не выносил, правда? — прервала Ведена. — Больше этого — ты его ненавидел. Но Нормен не из таких, тут ты ошибся. Он тонкий и душевный человек и для других собственной жизни не пожалеет. Нет, Гирл, здесь ты не прав…
      Дангисвейо ощутил озноб. О нем бы она никогда так не сказала… Он пришел сюда, чтобы швырнуть ей в лицо правду, объяснить, что Лармонт ее обманывал — а Ведена его защищает, больше того — возвеличивает!
      Он вспомнил, как вели себя в острейший момент на «Ромуле» он и Лармонт.
      Один из техников предложил «подзарядить» Чирну с помощью пульсатора. Но тогда, израсходовав значительную часть запасов аркониума и антивеществ, космонавты обрекли бы себя на многолетнее пребывание на Аре, добившись лишь короткой, не поддающейся точным расчетам отсрочки возникновения новой.
      Дангисвейо сразу же выступил с возражениями. Более приемлемой ему представлялась идея химика Вуда: отобрать группу арайцев, чтобы спасти хотя бы нескольких представителей этой цивилизации, а на Земле найдется способ создать необходимые для их жизни условия… Тем самым люди Земли не отмахиваются, не снимают с себя ответственности. Но кто способен, кто в состоянии обратить чувства в реальные дела? В подобных условиях любое решение будет половинчатым. Улететь, не оказав помощи, — значит бежать, подобно преступникам. Остаться здесь — тоже невозможно. А чем помочь, когда почти нет времени? Поэтому предложение Вуда видится наиболее оптимальным, с чем согласен и сам Гарпойе.
      Не успел Дангисвейо закончить, как вскочил с места возмущенный Лармонт.
      — И кто же возьмет на себя смелость произвести отбор? Кто из вас пойдет и скажет: «Послушай, мать, ты спасешься, но для твоей сестры и твоего мужа места у нас нет, им придется умереть!» А кто позволит себе столь неслыханную жестокость, как без ведома и согласия оторватв их от родины, даже если планете суждено хоть десять раз погибнуть!..
      Тогда Дангисвейо обвинил Лармонта в излишней сентиментальности, в том, что эмоции у него превалируют над велениями разума и логики.
      Да, именно так все и было — тогда. Сейчас же он осторожно проговорил:
      — Возможно, ты права, Велена. Наверно, меня удивило, как он это сказал. Больше того, он был сам не свой. Ведь он был одним из тех, кто ближе других сошелся с арайцами.

4

      Когда группа космонавтов и ученых вышла из корабля для встречи, арайцы сразу окружили их тесным кольцом. Они ощупывали, обнюхивали и поглаживали землян. И хотя уроженцам Земли это казалось несколько странным, эта встреча осталась незабываемой на всю жизнь. Особенно памятен совместный праздник.
      Привыкшие к постоянной полутьме, наделенные инфракрасными и радарными сенсорами, эти существа явно тосковали по свету, пусть и не очень яркому.
      Светились и несколько часов даже излучали тепло чашечки цветов, покрытые неизвестной землянам тинктурой. Землян угощали фруктами со слегка пьянящей мякотью.
      Апогеем праздника стали игры арайцев с дрессированными животными, которых с помощью ультразвуков они научили воссоздавать многозвучные ритмы — перед их очарованием не могли устоять и люди, хотя воспринимали эти звуки лишь с помощью специальных устройств.
      Лармонту пришла в голову мысль в свою очередь исполнить что-нибудь, и он побежал на «Ромул» за своей гитарой.
      Арайцы были вне себя от радости и удивления: оказалось, что они способны воспринимать и низкие частоты.
      Сопровождая свою жестикуляцию милым и дружелюбным щебетом, арайцы «разобрали» землян по семьям, взаимные дружеские визиты не прекращались несколько дней, и кое-кому эта неподдельноя сердечность начала даже внушать опасения: а не пострадают ли из-за этого наши исследовательские работы?
      Но постепенно большинство ученых отошли от прямых контактов, занявшись своими непосредственными обязанностями, и лишь несколько космонавтов были оставлены для более глубокого изучения жизни арайцев.
      Они довольно быстро пришли к выводу, что встретились с общественной системой, находящейся на низком уровне развития, ибо не обнаружили никаких признаков частной собственности.
      Из-за невероятно сложных условий поиска установить точное число жителей Ары было невозможно, но мы полагали, что их насчитывалось тысяч двадцать. Вся жизнь арайцев протекала на сравнительно ограниченном пространстве, что, разумеется, сильно облегчало ее изучение и осмысление.
      Постепенно, шаг за шагом, устанавливались и уточнялись социальные связи и взаимоотношения этих существ. Они зижделись на родственных связях, причем главенствующую роль в семье играли матери. И рождение детей, и их воспитание проистекали в архисложных условиях, так что выживали лишь немногие.
      Лармонту, который поддерживал с арайцами особенно тесные контакты, удалось добиться, чтобы обследовали нескольких беременных женщин. Врачи установили, что матери испытывают недостаток в минеральных веществах и жировых кислотах, что пагубно влияло на развитие новорожденных и их сопротивляемость внешним воздействиям.
      Увы, за короткое время ученые не в состоянии были добиться радикальных улучшений, хотя помогали, чем могли, роженицам и спасли не одного младенца.
      Но куда важнее, по общему мнению, было убедить арайцев в исключительно дружелюбных намерениях землян к законным хозяевам планеты. И тут нельзя не признать, что весь экипаж «Ромула» открыто восхищался Лармонтом, который все свое время, не зная сна и отдыха, проводил у арайцев, в их жилищах, с их семьями.
      — Заболел Клудер, и на несколько дней меня прикрепили к группе Нормена.
      — Ты работал вместе с Норменом? — поразилась Ведена.
      — Да, — стараясь казаться как можно равнодушнее, ответил Дангисвейо.
      На самом деле ему и в кошмарном сне не могло присниться, что Гарпойе отправит к Лармонту именно его. Не иначе командир заметил, что Дангисвейо старается держаться подальше от биолога. Возможно, это было одним из шахматных ходов Гарпойе: заставить их с Лармонтом сработаться и, значит, помириться.
      Однако вышло так, что командир добился обратного.
      Несмотря на всю свою неприязнь к Лармонту, Дангисвейо не мог сейчас не воздать должного усилиям биолога, не признать его успеха. И сейчас он сказал об этом Велене, правда, с известным холодком.
      — Нормен был слишком впечатлительным и эмоциональным человеком, это мешало ему придерживаться утвержденного плана работ. Он опекал эти существа, как отец родной. Старался как можно глубже проникнуть в мир их мыслей и чувств…
      Заметив, как просветлело лицо Велены, Дангисвейо запнулся. Он понял: его слова подтвердили именно то, что она хотела услышать о Лармонте — что он человек, готовый принести себя в жертву ради счастья других.
      «Совсем ты, что ли, голову потеряла? — подумал Дангисвейо. — Он тебя бросил, а ты вся светишься, когда о нем говорят».
      — Я сказал ему, что так работать нельзя — это противоречит плану. Но он пропустил мои слова мимо ушей, продолжал учить арайцев разным техническим приемам, облегчавшим их повседневный труд. А они не отходили от него, глаз с него не сводили, хотя толком ничего не понимали. Слишком они были примитивны…
      Ведена громко рассмеялась.
      — Как это на тебя похоже, — сказала она пренебрежительно. — Это ты ничего не понял, а не они, арайцы!
      Слова Велены выбили его из колеи, но он взял себя в руки и продолжил:
      — Пойми, это было моей идеей — передать наши знания арайцам. Геономы нашли в горах залежи железной руды, добывать которую арайцы вполне могли и сами. И мы начали обучать их простейшим способам плавки металла… Потом научили изготавливать элементарные орудия труда… Но обо всем этом тебе известно из бюллетеня. Наконец выздоровел Клудер, и я вернулся на корабль. К тому времени подвели черту под своими расчетами астрофизики.

5

      Поскольку процесс возникновения новых и сверхновых досконально не изучен, немало белых пятен было и в отношении Чирны.
      Чирна — малый карлик спектрального класса F-0 с абсолютной яркостью +7. И тем самым она попадала в категорию «новообразующих» солнц.
      Было отмечено появление первых абсорбционных линий и серьезных гравитационных колебаний, а также понижение уровня выделяемой энергии. Насколько мы понимали, с этого момента Чирна вступила в стадию предновой. За несколько дней до самого взрыва произойдет предпорожный гравитационный шок. Это случится месяца через четыре, но не позднее чем через семь. Зная силу шока, можно с помощью шкалы Гаатава уточнить, будет ли это быстрая или медленная переменная.
      Спорными оставались сила и последствия взрыва. Масса Чирны — три четверти массы Солнца. Ара находится на расстоянии 600 миллионов километров от Центрального созвездия. Сфера из частиц алюминия и магния поглотит часть выделившейся энергии.
      Быстрая новая буквально в течение нескольких дней сбросит материальные оболочки, которые способны достичь Ары через восемьдесят часов. Геономы утверждали, что в таком случае радиоактивное излучение и разогревшаяся атмосфера приведут к гибели всей флоры и фауны. После испарения полярных шапок и льдов на ночной стороне настанет черед обитаемой стороны Ары — воздух здесь перенасытится испарениями, что вызовет повышение альбедо, после чего произойдет резкий прыжок температуры — до пятисот градусов.
      В случае возникновения медленной новой Чирна только местами изрыгнет материальные облака, которые через три-четыре недели попадут на планету. Эти извержения будут значительно менее энергоемкими, но, как правило, они длятся много дольше, так что можно ждать сходных результатов: нагревание Ары будет не столь резким и скачкообразным, но и двухсот градусов окажется довольно, чтобы превратить планету в бионекроид.
      — Когда астрофизики доложили о результатах проделанной ими работы, мнения у экипажа разделились. И так как абсолютным большинством голосов предложение Вуда было отвергнуто, не оставалось ничего иного, как предоставить планету ее судьбе. А что мы могли предпринять для спасения арайцев? Чем помочь? Решительно нечем. Будь в нашем распоряжении несколько десятилетий — да, тогда с помощью космофлота мы успели бы эвакуировать всех арайцев.
      Дангисвейо развел руками, как актер на сцене:
      — Противостоять развитию мироздания мы не в силах!
      Он ощущал необъяснимую сухость во рту, хотя выпил уже несколько чашек чая, и попросил стакан воды. Отпивая маленькими глотками, Дангисвейо продолжал рассказ:
      — Я упомянул о том, что мнения разделились. Мы, то есть одни, смирились с неизбежным и предложили либо прямо сразу оставить планету, либо попытаться все же осуществить идею Вуда. Да, да, не смотри на меня так. Разве был выбор? Мы не всемогущи. Остальные искали возможность спасти арайцев, делая ставку на самый благоприятный исход взрыва на Чирне. Они допускали даже появление новулы. Заговорили о переселении арайцев на ночную сторону планеты. В подземные помещения.