Дневник матери

– А, сантименты все это! – нетерпеливо перебил сын. – В наш деловой век…

Да, век наш деловой. Но значит ли это, что любовь наша должна быть без поэзии?

* * *

У нашей Лиды уже есть поклонники. Но меняются они довольно часто. В прошлом году у неё было увлечение студентом-старшекурсником с физико-математического факультета. То и дело мы слышали от неё: «Борис обещал исправить приёмник!», «Мы с Борей идём в театр!»

Как-то через несколько дней после Нового года, который Лида встречала с Борисом и его друзьями, она попросила у меня три рубля.

– Зачем тебе?

– Уплатить Борису за карточки.

– Какие карточки?

– Разве я не говорила тебе, мама? Борис снимал нас, всю компанию, когда мы встречали Новый год, и теперь собирает деньги.

– Ну, милая моя, это уж последнее дело – зарабатывать на своих товарищах! Он мог просто подарить вам снимки. Неужели ты не находишь в этом ничего странного?

– Нет, мама. Ведь он учится только на стипендию…

– Всё равно это некрасиво.

Прошло с полчаса. Лида, которая, казалось, внимательно читала книгу, закрыла её и, задумчиво глядя перед собой, сказала:

– А пожалуй, ты, мама, права… Борис действительно не должен был делать этого…

Больше о Борисе мы от Лиды не слышали.

Сейчас у неё новый поклонник, её однокурсник Костя Щ. Ничего не скажешь, видный парень, высокий, стройный, успел уже отслужить в армии. Но меня настораживает его красивое лицо неотразимого сердцееда. И я всегда неспокойна, когда они уходят в кино. К счастью, теперь, кажется, у меня не будет оснований волноваться за Лиду. Вчера, готовясь к экзамену по ботанике, она спохватилась, что свою тетрадь с лекциями отдала Щ.

– Валя! Сходи, пожалуйста, в общежитие, к Косте…

– Не пойду! – ответил Валя, нетерпеливо дёрнув плечом; ему жаль было оторваться от интересной книги.

– Ну что тебе стоит перейти дорогу?! – умоляла Лида.

Кончилось тем, что Валя с досадой захлопнул книгу и пошёл в студенческое общежитие за тетрадью. Вернулся он с пустыми руками.

– Лид! Костя велел тебе сказать, чтобы ты сама пришла за тетрадкой. Он сейчас в комнате один…

– Это ещё что такое?! – строго спросила я Лиду.

– Не знаю, мама… – растерянно ответила она и покраснела.

– Мне кажется, тебе от этого молодца следует держаться подальше. Я лично такое приглашение сочла бы оскорблением для девушки.

– Да, мама, конечно. Я и не подумаю пойти… Вечером Щ. сам принёс тетрадь с лекциями, но Лида к нему даже и не вышла. Теперь она за версту будет обходить его. Уж я-то свою Лиду знаю!

Когда ребёнок спрашивает: «Мама, откуда дети берутся?», «Откуда я взялся?» – мать в большинстве случаев считает своим долгом ответить: «В игрушечном магазине купили, деточка!»

Сочиняется целая история о том, как папа с мамой пошли в магазин, как долго они выбирали и наконец выбрали самого лучшего мальчика или самую лучшую девочку. В других случаях папа с мамой находят крошку в грядках капусты, в третьих – детей подкидывают, в четвёртых – их приносит аист…

Вероятно, в помощь этим папам и мамам в витрине одного из детских магазинов города была сооружена такая экспозиция: летящий аист несёт в клюве запелёнатого младенца. С каким удовольствием мамы, наклонясь к малышам, шептали: «И тебя так же птичка принесла!»

К чему эта ложь? Какой ребёнок верит ей дольше шести-семи лет? А крушение этой веры разве не мучительно для ребёнка? Разве оно не поколеблет авторитета матери?

Я никогда не сочиняла своим детям сказок о деторождении. Даже трёхлетняя Оля знала, что, прежде чем появиться на свет, она была у мамы в животике. И дети не стали от этого безнравственнее!

Каждый раз, когда я ждала следующего ребёнка, дети с нетерпением ожидали его появления на свет и прини мали самое деятельное участие в приготовлении приданого ребёнку. Я помню, Лида сшила чепчик и была очень горда, когда он пригодился Оле.

Детей не сразу заинтересовывал вопрос, как появляется на свет ребёнок. Этот вопрос у них возник значительно позже, и мой ответ: «Открывается живот» – вполне удовлетворил их.

Я убеждена, что в объяснении любого «щекотливого» вопроса всегда можно найти такие слова, которые вполне исчерпают любознательность ребёнка и ни в коей мере не исказят правды. Не помню, кто сказал, что истинное целомудрие не в неведении, а в правильном отношении к вопросам пола. Я тоже так думаю. Но не все согласны с этим.

Однажды ко мне пришла жена одного из преподавателей университета крайне взволнованная.

– Мария Васильевна! Вы подумайте только! – сказала она. – Приходит домой Люсенька и спрашивает: «Мамочка, правда, ты Меня купила в магазине?» Говорю: «Да, детка!» «А Оля говорит, что я сидела у тебя в животике!» Вы представляете, Мария Васильевна, меня точно кипятком обдало. Ну кто мог сообщить вашей крошке такую гадость?! Кто просветил её?!

Все поведение женщины выражало такой гнев, такую решимость во что бы то ни стало найти источник тлетворного влияния на детей, что я невольно улыбнулась, хотя момент для этой улыбки был не совсем подходящий.

– Я сама сделала это…

Лицо женщины выразило испуг, смятение.

– Как! Вы сами?! Не понимаю!

– Видите ли, в чём дело… Я не считаю нужным вводить в заблуждение детей относительно их появления на свет.

Женщина слушала, не веря своим ушам.

– Вы извините меня, Мария Васильевна, – перебила она, когда я попыталась более подробно осветить свою точку зрения. – Но я своей Люсеньке вынуждена буду запретить играть с вашей Олей. Я не хочу, чтобы моя Люсенька знала подобные вещи! Она ещё ребёнок!

И женщина сдержала своё слово. С этого дня часто можно было слышать, как она, высунувшись в кухонную форточку, кричала дочери;

– Люся! Люсенька! Отойди сейчас же от Оли! Сколько раз я тебе говорила!

Я не обижалась на неё. Она была матерью и как умела воспитывала своего ребёнка.

Гораздо сложнее, на мой взгляд, объяснить сущность половых отношений. Но я не уверена, что в этом есть уж такая необходимость. К двенадцати-тринадцати годам у ребёнка накапливается известный запас наблюдений из животного мира. В какой-то момент его мозг пронзает догадка провести аналогию с человеком. Ребёнок потрясён. Все существо его наполняется ужасом, отвращением. Происходит ломка, крушение. На какое-то время появляется неприязнь к родителям. Но обычно дети более или менее благополучно минуют пору «открытий», и нет надобности впадать в панику, чем грешат некоторые родители да и педагоги, кстати сказать. По этому поводу у А. С. Макаренко есть такие слова:

«Впечатлительным людям в самом деле могло показаться, что положение ребёнка перед тайной деторождения подобно трагической коллизии какого-нибудь царя Эдипа! Оставалось только удивляться, почему эти несчастные дети не занимаются массовым самоубийством»[13].

В педагогике до сих пор не решено, когда следует начинать разговор с детьми на эту тему. Имеется двоякая опасность: или начать его слишком рано, следовательно, акцентировать преждевременно интерес ребёнка на этом вопросе, или опоздать со своим просвещением и сделать его ненужным и скучным, позволив укорениться в сознании ребёнка ложным понятиям, полученным из вредных источников. Большинство педагогов придерживается того мнения, что в области полового просвещения лучше сообщить знания на день раньше, чем часом позже.

Мой отец был такого же мнения. И всё же он опоздал со своим сообщением. Я была достаточно осведомлена обо всём из медицинских книг, имевшихся в домашней библиотеке. Но когда мне исполнилось четырнадцать лет, папа, очевидно, решил, что пора ему выполнить его родительский долг. Он вошёл в комнату, где я сидела за шитьём, и со значительным видом сказал:

– Мне надо серьёзно поговорить с тобой, Маша… Я испугалась. О чём намерен папа говорить со мной, да ещё после такого вступления?

Папа сел напротив меня, выдернул из букета, стоявшего на столе, цветок лютика и рассказал его устройство: мужские, женские цветы, завязь, плод, оплодотворение. Словом, добросовестно повторил со мной урок ботаники. В конце урока папа вскользь заметил:

– То же самое происходит и у животных, и у человека… Ты поняла, Маша?

– Поняла.

– Нет, я вижу, тебе непонятно, Маша…

И папа вновь принялся толковать о мужских и женских цветах, о плодах и завязи… Мне было мучительно стыдно от мысли, что я знала гораздо больше того, что мне силился втолковать отец, что, не зная о моей осведомлённости, он честно пытался выполнить свой родительский долг, а я, видя его беспомощность, не находила в себе сил прервать мучительную для нас обоих сцену. Разговор так и не привёл к желаемому. Помявшись, папа ушёл, а я с пылающими щеками вновь склонилась над шитьём.

Чтобы не поставить себя и детей в неловкое положение, я ни с одним из них не заговаривала на эту тему. И была очень рада, когда прочла у Макаренко такое его высказывание:

«Никакие разговоры о „половом“ вопросе с детьми не могут что-либо прибавить к тем знаниям, которые и без того придут в своё время. Но они опошляют проблему любви, они лишают её той сдержанности, без которой любовь называется развратом. Раскрытие тайны, даже самое мудрое, усиливает физиологическую сторону любви, воспитывает не половое чувство, а половое любопытство»[14].

Я не видела ничего недопустимого в том, чтобы Юра, десятилетний мальчик, купался вместе с сёстрами. Наоборот, мне казалось, что чем дольше дети сохранят младенчески простодушное отношение к наготе человеческого тела, тем лучше будет для них.

Однако всё же пришлось положить предел совместному купанию детей. И виной этому была маленькая Оля. Однажды, когда Лида сидела в ванне и намыливала себе голову, Оля, со свойственной её возрасту непосредственностью, объявила:

– А наша Лида может уже кормить ребёнка… Ребята фыркнули.

– Мама! Пусть они сейчас же убираются отсюда! – возмущённо закричала Лида. – Я не буду мыться при них! – И она с решительностью вылезла из ванны.

– Да погоди! Куда ты с намыленной головой!

– Не буду! – дёрнув плечом, упрямо сказала Лида. – Пусть сейчас же уходят!

– Довольно, Лида! – уже рассердилась я. – Что особенного сказала Оля? Почему можно, не стесняясь, говорить о руке, ноге и нельзя сказать о груди? Ведь это такая же часть твоего тела! И даже более важная для тебя… будущей матери!

– А что они смотрят! – со слезами в голосе, но уже сдаваясь, сказала Лида. И снова полезла в ванну.

Купание благополучно закончилось. Но я поняла, что для Лиды, которой тогда исполнилось пятнадцать лет, пришла пора девической стыдливости и что надо щадить эту стыдливость. С тех пор дети стали купаться порознь.

Когда я, будучи студенткой, работала летом на детской площадке, у меня в группе был мальчик лет пяти. Худенький, черноглазый, он ничем особенно не выделялся среди других детей, только, когда мы ходили на речку купаться, и дети, сбросив трусики, с восторженным визгом бросались в воду, он одиноким галчонком оставался на берегу.

– Игорек! А ты почему не купаешься?

Мальчик, потупив голову, молчал, пальцем ноги разгребая песок.

– Ты что, не хочешь купаться?

– Хочу…

– Ну, так иди в воду! Игорек пошёл к воде.

– Трусики сними! – крикнула я вдогонку. Мальчик вернулся, но не думал раздеваться, а стоял, опустив голову.

– Ну, снимай же скорее трусики! – сказала я и сделала попытку помочь ему. Руки Игорька судорожно вце пились в штанишки, и он заплакал. Крайне удивлённая я не стала настаивать, а решила поговорить с матерью.

Мать Игорька, красивая женщина, с такими же чёрными, как у сына глазами, подтвердила:

– И не заставите! Затрясётся весь, как начнёшь снимать с него трусы. Уж я и так и сяк говорю, нехорошо, Игорек. Ведь я – мама. И что стало с ним? Не замечала раньше. А тут деверь приехал. Как увидит его без штанов, так и начнёт стыдить: «У-у-у! Бесштанная сила!» Неужели от этого?

Конечно, от этого. И до чего же обидно становится, когда какой-нибудь пошляк с грязным воображением наносит тяжёлую рану ребёнку, оставаясь при этом безнаказанным!

О том, что дети проявляют большой интерес к интимной стороне человеческих отношений, свидетельствует тот факт, что брошюры медицинского «просветительного» порядка «зачитываются» ими до дыр. Некоторые сведения в этой области старшеклассники черпают и на уроках естествознания, изучая анатомию и физиологию человека. Но слишком углубляться в эту область, имея перед собой класс в тридцать пять – сорок человек, вряд ли решится любой учитель. Он предпочтёт поговорить на эту тему с глазу на глаз с учеником, если это будет необходимо. И будет совершенно прав.

ЭПИЛОГ ИЛИ ПРОЛОГ?

Снова весна, и снова у детей экзамены. Они уже закончились для «малышей»: Валя и Оля благополучно перешли в седьмой класс. Позади экзамены и у Юры. Как мы волновались за него! Больше, чем за девочек. Но Юра сдал экзамены без единой «тройки». Если бы у него не было «четвёрки» за сочинение, он мог бы получить серебряную медаль. Но бог с ней, с медалью! Разве в ней дело?

Документы Юра отправил в Казанский университет на биологический факультет. Решил стать биологом, как и отец. И хорошо. Помимо всего прочего, мы с Иваном Николаевичем довольны и тем, что хоть с Юрой обошлось у нас без тех волнений, какие были пережиты с девочками, когда те выбирали: «Кем быть?!»

Но Таня, кажется, нашла себя. От неё было письмо. Она пишет, что летом не приедет домой, так как отправляется с геоботанической экспедицией в Уссурийскую тайгу. По этому поводу за вечерним чаем было много весёлых шуток. Юра изобразил в лицах, как Таня встречает в тайге уссурийского тигра и «удирает» от него. А Валя загорелся желанием получить в подарок шкуру этого тигра. Сразу же после чая он сел за письмо к Тане:

«Милая сестрица! Если тебе посчастливится встретить в тайге тигра и убить его, то шкуру, умоляю, привези мне…»

Смех смехом, но как быть с туристскими путёвками на Черноморское побережье, купленными для девочек ещё зимой? Ведь Лиды тоже нет дома. Она снова укатила в Бухару с экспедицией противочумников и вернётся только в сентябре.

Валю с Олей отправить разве? Малы. Им нет ещё но шестнадцати лет, и на турбазе без паспортов их не примут. Юра? Но ему надо готовиться в вуз!

Я поступила опрометчиво, назвав Юру. И вот сейчас он ходит за мной по пятам и просит:

– Мама, я поеду?..

– А экзамены?!

– Но я же там могу готовиться…

– Какая там подготовка? И не проси даже! – я говорю строго. Но сама думаю, если Юра и дальше будет так же готовиться к экзаменам, как он это делает сейчас, то проку от этого не будет.

А занимается он так: с утра садится за стол, раскрывает два-три учебника, с усердием читает, конспектирует, выписывает и зубрит формулы. Но когда я, часа два спустя, заглядываю к нему, его и след простыл! Книги лежат по-прежнему на столе, точно Юра только что смотрел в них. Но я-то знаю, это обычная его уловка, когда он хочет притупить мою бдительность.

Через час-два он является домой красный, распаренный. Рубашка, ещё утром им выстиранная и тщательно выглаженная, измята, в пыли, в пятнах мазута.

– Так-то ты занимаешься! – встречаю я Юру.

– Но, мама! Не могу же я весь день сидеть на месте. Перекинулся с ребятами в волейбол…

Наискось от нашего дома волейбольная площадка медицинского института; вот она-то и не даёт покою Юре. С виноватым видом он отправляется в ванную стирать рубашку, мыться. В течение получаса оттуда доносится грохот стиральной доски, плеск воды, фырканье.

Выходит Юра чистый, розовый, с мокрыми волосами. Повесив рубашку на балконе, садится к столу заниматься. Он полон энергии, желания наверстать упущенное и готов сдвинуть горы. Очевидно, от избытка этой самой энергии ему трудно усидеть за книгой. Он входит ко мне в кухню и говорит:

– Мама, дай мне пожевать чего-нибудь!

До обеда остаётся час, и следовало бы напомнить Юре об этом. Но мне жаль становится Юру, когда я вижу его тонкие руки и обозначившиеся ребра. Мальчишка изрядно похудел за время экзаменов…

Я накладываю Юре полную тарелку макарон и сверху кладу парочку румяных котлет. Все это поливаю соусом и ставлю перед ним.

– Красота! – говорит Юра и подвигает себе горчицу. – Как ты, мама, делаешь такие вкусные котлеты?

После котлет он выпивает два стакана компоту. Теперь не грешно было бы сесть за книги, но игра в волейбол и еда разморили Юрку.

– После еды надо немножко отдохнуть… Правда, мама? – говорит он, зная, что я не одобряю, не могу одобрить столь эпикурейский образ мыслей.

Он уходит на балкон, кладёт под голову подушку и растягивается на коврике, раскрыв для успокоения совести учебник.

Когда я через несколько минут выглядываю на балкон, Юра безмятежно спит, прижав к груди книгу. Его мальчишески острый кадык выпирает. Бьётся, пульсируя, жилка на виске. И таким он мне кажется слабым, незащищённым, что почти в то же мгновение я решаю, что именно ему, а никому другому из детей, следует поехать по туристской путёвке: «Устал мальчишка от экзаменов, пусть отдохнёт, окрепнет, больше проку будет».

Вечером советуюсь с Иваном Николаевичем. Он, как и следовало ожидать, против. И не потому, что мальчишка не заслужил этой путёвки, а просто считает, что «не время ему разъезжать по курортам», надо готовиться к экзаменам в вуз.

Я привожу один довод за другим, и Иван Николаевич как будто начинает сдаваться. Во всяком случае, он говорит:

– Делай, как знаешь!

По его лицу я вижу, он уступает только потому, что я настаиваю. В душе же он по-прежнему стоит на своём. Но даже и он улыбается, когда Юрка, узнав о нашем согласии, кидается душить меня поцелуями:

– Мама, ты у нас просто молодец! Отцу он говорит:

– Папа! Вот ты увидишь, как я буду заниматься!

– – Чего уж там! – Иван Николаевич безнадёжно машет рукой.

Встаёт вопрос о второй путёвке. Что делать с ней? Продать? Кому?

– Мама! Можно я предложу путёвку Лизе? Может быть, ей тоже разрешат поехать?

Новая беда. Лиза, та самая девочка, которую Юра провожал когда-то. Они продолжают дружить. Как отпустить их вдвоём? Можно ли? Мало ли что может случиться между ними. Ведь там, на берегу Чёрного моря, они будут одни, без присмотра.

Но я гляжу в чистые, доверчивые глаза сына, и решаю, что можно. Ничего с ними не случится. Такого же мнения и мать Лизы. И вот Юра с Лизой вдвоём уезжают к морю. Им обоим по семнадцати лет.

Я провожаю их. До отправления поезда ещё добрых полчаса. Мы пришли на вокзал слишком рано. Юра говорит без умолку. Лиза сдержанно улыбается. Молчу и я.

Меня занимает мысль, как я прощусь с Лизой? Должна ли поцеловать её? Если поцелую только одного Юру, незаслуженно обижу девочку, ведь её никто не провожает, да и Юре это будет неприятно. Если же я поцелую Лизу, то не дам ли этим понять, что не только одобряю их дружбу, но и поощряю на большее? Между тем, что я знаю о девушке, кроме того, что она дружит с моим сыном? И видела-то её всего несколько раз.

Юра познакомил нас в театре. В антракте он подошёл с ней к нам и сказал просто:

– Мама, вот Лиза…

В душе я не могла не восхититься сыном. Ведь за этой фразой, вероятно, крылось многое: и минуты нерешительности и страха, как-то мы отнесёмся к тому, что у него уже есть девушка, и мальчишеские ещё смущение и неловкость, и открытый вызов, желание заявить, что он уже «большой», что имеет право на чувство. Юра отлично справился со всем этим.

Девушка была красива и выглядела скромно. Опасаясь, как бы увлечение Юры не потекло по нежелательному руслу, я, улучив момент, пока Иван Николаевич разговаривал с девушкой, сказала Юре:

– Почему ты никогда не пригласишь Лизу к нам? Мне кажется, если ты дружишь с девочкой, она должна бывать у нас…

Юра заметно обрадовался моим словам, и на следующий день вечером пришёл с Лизой. Да. Девушка была понастоящему красива. Прекрасные синие глаза, прямой носик, красивый овал лица, тёмные волосы.

– Мама! Ты видела, какая у Лизы коса? – спросил Юра, забежав ко мне на кухню, где я готовила чай для гостьи. – Почти до колен. Правда, мама, Лиза красива?

– Ничего, – сдержанно ответила я. Мне хотелось несколько умерить восторг Юры.

– Ну как ты можешь говорить «ничего»! Да она просто красавица! Ты, наверное, не разглядела её… Ну прошу тебя, посмотри хорошенько… Посмотришь? Да? – и подхватив поднос с чашками, Юра убежал к Лизе.

И вот они вместе едут на юг… До отхода поезда остаётся две минуты, а я так и не могу решить: надо или не надо поцеловать Лизу? Но все решается как-то само собой, в последнюю минуту.

Растроганная прощанием с Юрой (он обнял меня и несколько раз поцеловал), я взглядываю на Лизу и неожиданно для себя, притянув её к себе, целую. Каким счастьем вспыхивает лицо Юры! Он ещё раз чмокает меня в щеку, успев шепнуть при этом: «Спасибо, мама, за все», – и прыгает на подножку.

Поезд трогается. Лиза стоит на площадке задумчивая, лёгкая улыбка на её губах. Юра же улыбается во весь рот. Зубы его кажутся ослепительными на солнце, рыжеватые волосы отливают золотом, и весь он какой-то светлый, солнечный.

И не только мне приятно смотреть на них, замечаю – ими любуются и другие. Глядя на них, я думаю, что вряд ли когда-нибудь они будут счастливее, чем сейчас. Хорошо быть молодым! Хорошо быть влюблённым! Хорошо вместе с любимой мчаться на юг, к морю.

Узнав, что мы отправили Юру на юг с девушкой, к которой он неравнодушен, мои приятельницы только плечами пожимают:

– Неужели вы хотите, чтобы мальчишка в восемнадцать лет женился?

– Совсем не хочу…

Тогда женщины начинают говорить о том, что моя позиция в этом деле ещё понятна, ведь речь идёт о сыне, о мальчике, но куда смотрела мать девушки, о чём думала, когда разрешала дочери поехать с молодым человеком?

Мне неприятны эти разговоры, и я говорю, может быть, слишком самонадеянно:

– Очевидно, мать Лизы достаточно хорошо знает Юру, если доверила ему свою дочь…

Возвращаются Юра с Лизой через три недели. Оба похудевшие, почерневшие от моря и южного солнца. Рассказам нет конца. Юра, который со мной всегда откровенен, ложась спать, говорит мне:

– Мама! Знаешь, как там Лиза заболела! Ужас! Температура сорок. Я страшно перепугался, побежал к врачу. А он сказал:

«Ты сводил бы её в горы… И всю болезнь как рукой бы сняло!» Старый верблюд!

И такое осуждение слышится в этом: «старый верблюд!», что все мои опасения рассеиваются. Нет, забываем мы порой, что юность чиста!

Две недели, остающиеся до экзаменов, Юра занимается «как зверь»! Теперь даже Иван Николаевич не сомневается, что экзамены в университет Юра выдержит. Иногда он пробует экзаменовать сына, задаёт каверзные вопросы, но из всех испытаний Юра выходит с честью. И Иван Николаевич говорит мне с удовлетворением, наедине конечно:

– Как ни старался поддеть молодца, не удалось. «Котелок» у него варит… Пожалуй, в его годы я так не разбирался в физике.

Первого августа у Юры начинаются экзамены. И вот мы провожаем его в Казань. На вокзал приходит Лиза с большим букетом цветов. Она остаётся в родном городе, подав документы в сельскохозяйственный институт. Родители её и слышать не хотят о том, чтобы отпустить единственную дочь куда-то на сторону.

Лиза в белом платье. Оно хорошо оттеняет нежную смуглоту её тонких девичьих рук и стройной шейки. Коса её сегодня уложена на затылке, и эта «взрослая» причёска, сделанная, очевидно, впервые, придаёт Лизе удивительно женственный облик. Лиза перехватывает на себе восхищённый взгляд Юры и краснеет.

Чтобы дать им возможность поговорить наедине, я отвлекаю от них внимание Ивана Николаевича и детей.

Прощаясь, целую Юру и тихонько говорю ему: «Береги своё счастье…» «Да, мама!» – твёрдо, точно клятву, произносит он. А я в тревоге: мало ли соблазнов ждёт мальчишку его лет вдали от дома. Возвращаемся мы с вокзала вдвоём с Иваном Николаевичем. Малыши разбежались по своим делам. Мне грустно. Дом кажется опустевшим, а ведь всего-то на одного человека стало в нём меньше!

Сажусь на диван и не мигая смотрю на лампочку под абажуром. То ли от яркого света, то ли от печальных мыслей на глаза навёртываются слёзы. Вокруг лампы расплывается большое радужное пятно.

Ивану Николаевичу тоже не по себе. Он ходит по комнате из угла в угол, заложив руки за спину, и вдруг, остановившись передо мной, говорит нарочито бодро, даже весело:

– Что, Маша, вылетают птенцы из гнезда?! А?

И вздыхает. Что в этом вздохе? Удовлетворение ли, то вот ещё один птенец выпал из гнезда, пусть не совсем оперившийся, но уже крепкий, за полёт которого не будет стыдно. Сожаление ли, что жизнь не вечна, что шла она порой не так, как хотелось бы, как должна была бы идти. А может быть, было в этом вздохе раскаяние в своих вольных и невольных ошибках?

– Ничего, Маша! У нас ещё внуки будут!

Иван Николаевич садится рядом, прижимает мою голову к себе и медленно гладит мои волосы.

* * *

Прошло немало лет. Дети наши выросли, разлетелись из родного гнезда во все концы нашей необъятной Родины. И мы с Иваном Николаевичем счастливы, что каждый из них нашёл свою верную дорогу в жизни.

Лида наша – паразитолог. Экспедиция в Бухару не прошла для неё даром. Дело, которым она увлеклась тогда, стало делом всей её жизни. И мы с Иваном Николаевичем не терзаемся больше сомнениями, что направили её не по тому пути. Таня стала геоботаником, закончила аспирантуру, защитила диссертацию и сама теперь читает лекции студентам. Юра закончил аспирантуру и готовится к защите диссертации. Он, как и Лида, – паразитолог. Валя, некогда мечтавший стать лётчиком, стал ихтиологом и вот уже не один год плавает у берегов Гренландии, изучая биологические особенности морских рыб. А младшая, Оля, стала врачом.

Иван Николаевич оказался прав. У нас есть уже внуки. Каждое лето они со своими папами и мамами съезжаются в отчий дом. И тогда квартира наша, в которой нам с Иваном Николаевичем кажется непривычно тихо и немножко грустно, вновь наполняется топотом детских ног, победными криками малышей и не менее громогласным рёвом от набитой на лбу шишки. Я вновь, как прежде, в дни своей молодости, целиком погружаюсь в бурный мир детских страстей с их большими радостями и маленькими огорчениями и, вспоминая прошлое, думаю о том, какое это счастье – дети и как полнее жизнь, когда они рядом, и что пора отцовства и материнства – самая лучшая, самая красивая пора в жизни человека…

Волгоград – Нальчик

1959—1965 гг.

Примечания

1

А. С. Лавров, О.А. Лаврова, Товарищ ребёнок, М., изд. «Знание», 1964, стр. 15.

2

А. С. Макаренко, Книга для родителей, М., Учпедгиз, 1954, стр. 37.

3

А. И. Герцен, Сочинения, М., Госиздат худ. лит., 1956, т. V, стр. 614.

4

Карел Чапек, Сочинения, т. 3, М., 1958, стр. 374.

5

А. С. Макаренко, Книга для родителей, М., Учпедгиз, 1954, стр. 46.

6

А. С. Макаренко, О воспитании в семье, М., Учпедгиз, 1955, стр. 57.

7

А. С, Макаренко, О воспитании в семье, М., Учпедгиз, 1955, стр. 56.

8

К. Финн, Драмы и комедии, М., изд. «Советский писатель», 1957, стр. 140.

9

А. С. Макаренко, Книга для родителей, М., Учпедгиз, 1954, стр. 224.

10

Ф. Э. Дзержинский, Дневник. Письма к родным, изд. «Молодая гвардия», 1958, стр. 129.

11

Н. А. Добролюбов, Избранные педагогические произведения, М., изд. АПН РСФСР, 1952, стр. 147.

12

А. С. Макаренко, Книга для родителей, М., Учпедгиз, 1954, стр. 223.

13

А. С. Макаренко. Книга для родителей, М., Учпедгиз, 1954, стр. 232.

14

А. С. Макаренко, Книга для родителей, М., Учпедгиз, 1954, стр. 256.