Стук в дверь. Слуга докладывает, что подплыл Пьетро
      и просит сеньору Риччи поторопиться, потому что подни
      мается ветер, и в лагуне неспокойно. Все вещи уже в
      гондоле. Гоцци говорит, что сеньора Риччи будет через
      пять минут. Слуга откланивается.
      ТЕОДОРА. Давай попрощаемся. Мы расстаемся уже целую неделю, и это становится немного понарошку. Жизнь грубее и непригляднее наших снов. Поэтому ты не хочешь просыпаться. И ты прав. И я еще соврала тебе одну вещь. Я была с Гратаролем. Тогда мы с тобой уже были любовниками. А в тот вечер я просто напилась. Со мной так бывает. КАРЛО. Теперь это неважно. Ты напишешь мне из Парижа, как приедешь? ТЕОДОРА. Как только присмотрю себе жилье. Карло, я дарю тебе одну вещицу. В этом медальоне - мой портрет. Я заказала его год назад, как раз на такой вот случай. Возьми его. Когда тебе будет очень одиноко, ты вспомнишь обо мне. КАРЛО. Ты - славная девочка, я благодарю тебя. (Берет медальон и вглядывается в портрет). Представляю, во что ты превратишься лет через тридцать. (Смеется). ТЕОДОРА (стукает его кулаком в грудь). Ах ты, негодный старикашка! Кто бы говорил! (Улыбается). С тобой мне было весело. Прощай.
      Уходит. Гоцци садится за стол. Лицо у него
      как белая восковая маска. Проходит несколько
      минут. Занавес начинает закрываться, но вдруг
      останавливается на полпути. В комнату Гоцци входят
      четыре человека, одетые в черно-белые баутты - маски
      с капюшоном. Двое "баутт" выходят из-за кулис, и еще
      двое прямо из зрительного зала поднимаются на
      авансцену. Один из вошедших сразу принимается
      рыться в бумагах Гоцци, берет со стола рукопись,
      разглядывает ее.
      ПЕРВЫЙ. Подождите закрывать занавес. Сначала мы исполним предписание, а потом вы продолжите спектакль.
      В недоумении на сцену выходит Чиголотти.
      ЧИГОЛОТТИ. Позвольте, но вас нет в пьесе! ПЕРВЫЙ. Да причем тут ваша пьеса! Не мешайтесь под ногами. (К Гоцци). Вы граф Карло Гоцци, драматург?
      Гоцци в растерянности глядит на Чиголотти,
      потом на "баутту".
      ГОЦИИ. Да, я Карло Гоцци, но ... ПЕРВЫЙ. Сеньор Гоцци, вы арестованы по подозрению в государственной измене. Мы действуем по доносу. Вам разрешено захватить с собой личные необходимые вам вещи. Перо, бумага, чернила не разрешаются. Вас сейчас сопроводят в тюрьму, а мы произведем у вас обыск. Мы ищем письма от одного из министров французского двора. Они адресованы вам и изобличают вас как шпиона короля Франции. Если вы что-либо знаете об этих письмах, мы предлагаем вам сдать их дробровольно, и вам это зачтется. ГОЦЦИ. Здесь явная ошибка. Я... (Умоляюще глядит на Чиголотти). ПЕРВЫЙ. Вы хотите сказать, что у вас их нет?
      ГОЦЦИ. Да. (Внезапно что-то понял). В какую тюрьму вы меня отведете? ПЕРВЫЙ. В Пьомби. ГОЦЦИ. Мост Вздохов. Я могу написать записку своему слуге? ПЕРВЫЙ. Нет. Вы можете все приказания передать на словах, в нашем присутствии. ГОЦЦИ. Могу я поговорить с сеньором Чиголотти? ПЕРВЫЙ. Да, но недолго. Мы должны доложить о вашем задержании в Коллегию. Они обеспокоены, как бы вы не сбежали. Кстати, вы не знаете ничего о местонахождении актрисы театра Сан Самуэле Теодоры Риччи? ГОЦЦИ. Ни малейшего представления. ПЕРВЫЙ. Но она, как нам известно, до последнего времени была вашей любовницей. ГОЦЦИ. Мы расстались неделю назад. Взбалмошенная девчонка спуталась с каким-то оборванцем с твердой земли. ПЕРВЫЙ. А чья гондола только что отчалила от вашего под?езда? ГОЦИИ. Синьорита Анриетта Дзаппо, одна из наших актрис. Брала у меня уроки сценодвижения. ПЕРВЫЙ. В десять утра? ГОЦЦИ. К сожалению, сеньора Риччи оставила театр. Необходимы срочные замены. Мы работаем по четырнадцать часов в сутки. ПЕРВЫЙ. Хорошо. Разговаривайте побыстрее с сеньором Чиголотти, и поплыли.
      Гоцци подходит к Чиголотти.
      ГОЦЦИ. Что происходит, Джузеппе? ЧИГОЛОТТИ (вполголоса). Я сам еще не понял. Но это не спектакль, и дураку понятно. Я во всем разберусь, обещаю тебе. Сейчас я сбегаю на рынок, куплю тебе табачку и бутылочку кьянти, чтобы ты не раскисал в тюрьме. Там сыро, захвати с собой плед. На тебе есть золотые вещи? ГОЦЦИ. Только медальон. ЧИГОЛОТТИ. Давай его сюда. Там его от тебя отберут, а потом скажут, что потеряли. Я сидел в этой тюрьме как-то раз, поэтому я знаю. ГОЦЦИ. Выясни, кто донес. (Отдает ему медальон). ЧИГОЛОТТИ. Непременно. В тюрьме будешь сидеть не один. Старайся ни с кем не разговаривать, особенно по делу. Там каждый второй стукач. ПЕРВЫЙ. Сеньор Гоцци, нам пора. ГОЦЦИ. Да, пойдемте. (Чиголотти). Скажи слуге, пусть сделает все необходимое. Я уже не успеваю. И деньги на все про все будешь брать у него. ЧИГОЛОТТИ. Самую малость. А то у меня в карманах ни сольдо.
      Четверо "баутт" и Гоцци уходят. Пауза.
      ЧИГОЛОТТИ. Не понимаю. Ладно, я побежал за табаком. Когда горожане узнают, что баутты засадили нашего Карло в тюрьму, они Дворец Дожей на уши поставят. Так что здесь я спокоен. Французский шпион! Идиоты. Карло - человек импульсивный. Нажил себе врагов. Но я узнаю. (Зрителю). Тут еще одна неувязка. Из Горисполкома пришла телефонограмма: "Связи необходимостью проведения идейно-воспитательных мероприятий прошу включить спектакль антиклерикальную сцену библейским сюжетом председатель горисполкома такой-то". Нам с вами, конечно, Горисполкомовские не указ, особенно в свете последних событий, но с властями надо дружить, тем более, что у нас есть одна срепетированная вещица. Мы ее вставим сразу вслед за сценой "Прощание в Заповеднике". Будете смотреть - не удивляйтесь. Пока.
      Убегает. Поворотный круг делает полуоборот.
      8.5. ПРОЩАНИЕ В ЗАПОВЕДНИКЕ.
      Действующие лица: Эмилия, Прекрасная Дама, Седок.
      Заповедник, каким мы его застали в сцене "Застольная беседа".
      Ну я тогда пошла мыть посуду, сказала Эмилия. И пошла. А
      сама осталась под дверью подслушивать. А Новый Друг Элм пошел жечь
      бумагу на поляну перед домом. Это он фильм "Солярис" недавно посмо
      трел. А Мафилькин пошел воевать с рыболовецким колхозом "Путь Капи тала" на озеро. Потому что известный полководец.
      А Седок с Дамой остались сидеть за столом. Дама было пошла
      смотреть, как Элм жжет бумаги, да Седок ей сказал: это , мол, непо
      рядок, раз процедуру Чаепития ты сорвала со своим надуванием всяких новых персонажей, то я теперь, как бы, имею дополнительное время. И хочу я, говорит, сказать о наболевшем.
      А Прекрасная Дама молчит и только ложечкой по блюдечку тю
      кает. Ну а что она-то может сказать? Она, голубушка моя, боится,
      что Седок даст себе волю рукам, и все мимо Регламента. А она-то снача
      ла сухенького немножко попила, а потом пивком разрезала. А как Седок
      начнет ее тискать, так ей и схудит.
      А Седок-то каков: рук не распускает, а говорит следующее
      (я всего-то не запомнила, да и как-то умно все было сказано, но
      примерно помню):
      Я, говорит, понимаю, что ты сейчас только об Элме и помы
      шляешь. Это и понятно, он тебе кажется как бы суженным, и ты всякий
      Регламент и всякую другую правду думаешь задвинуть. Это в известном смысле освобождает от Регламента и меня, говорит он, поэтому я поз волю себе высказаться, а затем уеду. Я знаю, он дальше говорит, что ты от меня ждешь всяких таких дел, что я тебя прямо здесь буду лапать. У меня в принципе, он говорит, есть такое желание, тем более что я перед приездом к тебе слегка поддал. А под этим делом всегда насту пает переоценка ценностей. Здесь никакой аномалии нет, а есть чистая физиология. Половое, обезличивающее индивидуальное. Но я, говорит, все эти процессы держу под контролем. А если уж очень припрет, то просто пойду и вздрочну, какие проблемы (вот бесстыжая-то пьяная рожа!).
      Мы давно знакомы, дальше он говорит, я тебе о своих чувствах
      говорил и писал достаточно, а ты эти мои чувства пропускала мимо ушей и глаз. И я не обижаюсь. Все было правильно.
      Разные, говорит он, бывают ошибки на свете. Одна из ошибок подмена желаемого действительным. Вот пусть горит Костер в ночи. И ты думаешь: ах как это романтично, а дай-ка я попробую зажечь примерно такой же в своей кооперативной квартире. А получается: либо нормиро ванное пламя газовой горелки, либо пепелище. Мы выходим на осознание того, что мы любим, что с нами происходят чудесные события. Но мы глупы и нетерпеливы, мы не желаем вчувствоваться в ситуацию, проник нуться и принять, мы немедленно хотим трансформировать наши тонкие чувства в удобоваримые понятия и в компактные жизненные способы,
      чтобы можно было у одного костра и обогреться, и обсушиться, и из
      котелка пожевать. Силы небесные свидетельствуют: Костер сей разожжен,
      дабы сквозь его отблески усматривались и дальние звезды, и клонящиеся
      подзакатному сумерку горние вершины. А ты говоришь: это слишком стран
      но, это слишком эфемерно, это не подлежит практическому освоению.
      И все рушится. Ушла иллюзия, ушла поэзия, ушла жизнь.
      И скажи мне еще одну вещь, Седок говорит. Жить физически
      и всяко разно с одним и тем же физическим лицом все время - это как?
      Изнашивать друг друга, стирать при взаимном трении все особенное,
      что есть у Другого, - это как? Пропитаться дурными настроениями,
      дурными запахами, дурными снами, спасть с лица, вяло мямлить "да" там,
      где надо кричать "нет", - это как? Где истина в таком положении
      вещей? Ты - Калерия Боттичелли, я знаю это наверняка. Тебе пристали:
      венецианские ночи, бой часов на площади Сан-Марко, плеск воды в Canalе Grande. А теперь ты - товарищ Пшечневская.Тебе пристали: шквор чащие сардельки, телеродственники-идиоты-маринасергеевнадура-опятьку пилаакцийаоммм, буквы "б", "х", "ж", заскорузлая посуда нет горячей воды, стрельба по периметру, безудержный ночной пердеж (это безобра зие какое-то, что он себе позволяет).
      Так и мы с Иринией и споткнулись, далее Седок говорит.
      Мы запустили свою историю на рельсы, с которых она не пожелала
      с?езжать. Время работало против нас, а мы с этим не посчитались.
      Будто тупоумные, мы колотились в одни и те же двери, аки в крышку
      гроба. Я был словно твой Элм, и даже хуже, ибо я знал, что творю,
      но не в силах был отыграть назад, а она все более становилась Ири нией из дурной клубной пьесы про "Чаепитие". И только счастливая случайность, когда в одном из наших совместных ночных припадков в меня полетел утюг, позволила мне сбежать из тюрьмы. Но есть и другая тюрьма - это я сам.
      Ты гениально наметила свой персонаж Прекрасной Дамы, Седок
      продолжает, но ты не смогла удержаться на высоте своего положения. Тебя предупреждали, что нельзя спать с кем попало, даже за двух комнатную квартиру и приусадебный участок. Ты переступила черту и затем, испугавшись, принялась метаться взад-вперед. Этот резиновый придурок с Комбината - неужели он и есть венец твоих неспокойных снов? Ты полагаешь, что надутый и управляемый означает безопасный. Никак нет. Ты захочешь его перестроить, откроешь переднюю панель,
      а он тебе скажет: не хочу перестраиваться, не хочу сдуваться, хочу,
      чтоб ты пожарила мне сарделек. И тогда тебе придется его грохнуть. Или попросить кого-нибудь, если у самой рука не подымается.
      Тут Седок подходит к окну и приоткрывает его. Ему, наверное,
      красиво смотреть на закат и вдыхать свежий вечерний воздух полной
      грудью. Да и успокоиться ему надо, а то уж больно разговор волни
      тельно складывается.
      А Калерия просит его закрыть окно, чтобы комары не налетели.
      У тебя в этом спектакле меньше всех текста, Седок ей гово
      рит. Я знаю, что у Драматурга с твоим персонажем были большие про
      блемы. Поэтому он Прекрасную Даму как бы размазал по тексту. Ее
      играют. Каждая ее собственная реплика дорогого стоит. И после
      этого у тебя хватает такта уже второй раз за вечер подкидывать
      текст про комаров! Ты чего-то, мать, совсем себя забыла.
      Я ужасно устала, говорит Калерия. У меня конец сезона,
      перед тобою прошло 157 Любителей Меня, и каждый норовил мимо Регла
      мента. Я, наконец, дождалась любимого человека, он приехал из коман
      дировки и тоже страшно устал. Да, у него не все в порядке с желудком,
      потому что в детстве он перенес стафилококк, а потом - дизентерию,
      его еле выходили, благо у Каца-отца был блат в поликлинике, и удалось
      купить нужные лекарства. Да, он попал под ливень, простудился. А я
      ему не могу даже чаю с медом заварить, потому что я должна соблюдать
      Регламент, торчать тут с тобой и слушать твои пьяные испражнения
      (правильно, Каля, так ему) . Текст, текст, текст. Ну что текст?! У те
      бя в этом спектакле больше всех текста, ты вообще с площадки не сле
      заешь. Из текста следует, что ты не смог добиться одной женщины и
      испортил жизнь другой. Из текста также следует, что ты всегда жил
      за пределами реального мира, полагая, что весь мир - это Клуб, а ты
      Гамлет на Клубе, и все прочие вкруг тебя - затейники, минеральное удобрение. Ровно двух фраз достаточно. А ты целый спектакль на сцене. О каком такте ты говоришь, Седок?
      Да, мы - падшие твари, далее Калерия продолжает. Мы не оправдали возложенных на нас надежд. Где Венеция, где Боттичелли? Я Прекрасна, но теперь лишь Регламентом. Любители преклоняют колена предо мною, но вижу, как при прочтении Слова о Любви они с трудом скрывают зевоту. Зато они обожают партийные посиделки, где во всеуслышание можно рассказать о своем Посещении Меня, о подвигах тела и духа, что были совершены во имя Мое, сколько удалось подстрелить колхозников, и так далее. Царит подпольный разврат духа, чистое самоубийство. Мы линяем на глазах, а все началось с тебя. Думали, что ты открыл новый источник жизненной энергии, дорогу в Эдем. А ты , на самом-то деле, обнаружил источник опасного для жизни излучения, а некий предприимец по следам твоих изысканий соорудил водородную бомбу. И вот бомба взорвалась, а мы оказались в эпицентре. Твои действия.
      Тут они постояли немного без текста (я ж не вижу ничего), а потом Седок говорит: принимается. Конечно, ты права. Мы попали в аварию. Напрасен спектакль, напрасен Клуб, и нам не отсидеться в рамках своей схемы. Путей два, и они известны: уход или смерть, в зависимости от границ Клуба.
      Я сейчас уйду, Седок завершает. Но я не сказал о главном.
      Вот мы умерли. Я вошел в тонкий мир немного раньше, и, чтобы не про
      пустить тебя, сел на камень у входа. Потом появилась ты, я заметил
      тебя и сказал: здравствуй калерия я ждал тебя у нас есть немного
      времени чтобы побродить по саду. А ты спросила: а где все остальные.
      А я сказал: их больше нет ты свободна. И мы вошли в сад и были там
      одни, пока не иссякло тамошнее малопонятное время или чье-то высокое
      терпение. А потом нам было сказано, что мы вправе выбирать направле ние: вверх к свету или вниз в новую земную юдоль. Я знаю: ты была здесь, ты жила на свете, ты была любима мною, с нами происходили чудесные или позорные события, а потом мы умерли, а потом мы снова жили, но уже никогда больше не виделись ни Здесь, ни Там.
      Но нам нельзя отчаиваться, замечает Седок под конец беседы. Быть может, мы слишком торопимся в оценке действительной необрати мости своего падения. Потому что пока мы по эту сторону, нам еще многое возможно. И надежда не умерла.
      Тут Седок встал и говорит: извини, дескать, что побеспокоил
      своими тревогами, болями, так сказать, волнениями. Пошел я, говорит,
      к Мафилькину помогать отстреливаться от колхозников. Это тоже необ ходимо кому-то делать, иначе они нас попросту прикончат. Спокойной, мол, ночи, постарайся хотя бы немного поспать. И пошел.
      А Дама, Калерия то есть, ничего не отвечает. Да и понят
      но, не всякая женщина выдержит такой напор из пустомельства. И еще 157 Посещений подряд провела, видано ли дело!
      Как Седок пошел к двери, так Эмилия подслушивать пере
      стала. Иначе бы дверью получила по голове, а зачем ей это
      нужно.
      8.6. ИОВ И ЕГО ПРОБЛЕМЫ.
      x x x
      Иов, позабыв зубы в районном гестапо,
      справив детей до печи, а встретив в облаках газа,
      под сердцем прижив глухую жадную жабу,
      от вечного ужаса выпучил оба глаза.
      Находят его войска комиссара Тита.
      Минув "запретку" и тупо окрест озираясь,
      Иов ищет живых на обломках былой атлантиды,
      но напрасны труды, потому как живых не осталось.
      Корреспондент газеты "В Казарме Нашей",
      взглянув, как Иов трясущимися руками
      щупает комья - початки походной каши,
      холодно щелкает ряд фотографий на память
      с подзагаловком: "Это забыть невозможно",
      или же: "Жертвы Халдейского геноцида".
      Дремлет Иов на заднем сиденье "доджа".
      Бегут в никуда по зеркалу заднего вида
      горе-березки, поля пустые, как годы
      там, взаперти. Сердце двигало глыбу,
      шестерка искала навек покинуть колоду...
      Прибили вроде тузом, а где же спасибо?
      x x x
      Действующие лица: Иов, его лучший друг Елифаз,
      а также Господь, Сатана и многочисленные родственники Иова.
      В Клубе смонтирована декорация ближневосточной пустыни.
      Сидит Иов, обуреваемый проказой, и усердно скоблит себя
      черепицей. Неподалеку расположился его лучший друг Елифаз.
      Он сопереживает Иову и дает ему ценные советы.
      ИОВ. Погибни день, в который я родился, и ночь, в которую сказано "зачался человек!" День тот да будет тьмою, да не взыщет его Бог свыше, и да не воссияет над ним свет! ЕЛИФАЗ. Мы понимаем, что тебе очень тяжело, но ты бы все-таки поостерегся. ИОВ. А мне уже без разницы. Я чувствую себя настолько плохо, что не намерен отвечать ни за свои слова, ни за свои поступки. ЕЛИФАЗ. Но не ты ли сказал своей жене: "Неужели доброе мы будем принимать от Бога, а злого не будем принимать?" ИОВ. Я действительно так сказал? (Пауза). Нет, но всему же есть предел! Кто бы мог подумать! И главное: ну что я Ему сделал?! Я же никогда не выступал против него! Я все делал правильно! Я проводил регулярные всесожжения! Я никогда не поклонялся идолам! И вот пожалуйста! ЕЛИФАЗ. Ты действительно не чувствуешь за собою никакой тайной вины? Быть может, ты совершил что-то такое, за что Он теперь просто воздает? ИОВ. Нет, но тогда пусть Он скажет! Я не от чего не отказываюсь. Если это необходимо, если это заслуженно, - будь что будет. Но зачем делать больно и не говорить за что?! Садизм какой-то. ЕЛИФАЗ. Может быть, имеет смысл попросить у Него, чтобы Он об?яснил свои действия? ИОВ. Ты рассуждаешь как жалкий утешитель. Неужели неясно, что все это Он сделал как бы между делом?! Может быть, я нужен ему как устрашающий пример? Чтобы все знали: вот был такой Иов, он все делал правильно, но Я все равно втоптал его в дерьмо, и неужели вы , грешившие много более него, думаете, что вас ожидает нечто другое? Трепещите! Вот Его мотив. Так мне кажется.
      Грохот за сценой и перемена освещения.
      На трапеции в свете лучевого пистолета
      над сценой Клуба зависает Господь. В руке
      у него - картонная молния.
      ГОСПОДЬ. Кто здесь нарывается на неприятности? А, это ты, Иов. (Устало). Ну что тебе еще нужно от Меня. ИОВ. Я уже и не знаю. У меня все болит. ГОСПОДЬ. Что конкретно у тебя болит? ИОВ. Во-первых, у меня все гниет и чешется. Я воняю. Во-вторых, наступило общее ухудшение здоровья. Постоянные запоры. Остеохандроз. Ухудшение слуха. Я и Тебя слышу не очень хорошо. ГОСПОДЬ. Обратись к врачам. ИОВ. Никто не берется. Они говорят, что это Ты послал на меня все эти неприятности, и, кроме Тебя, никто не может ничего сделать. ГОСПОДЬ. Может быть, уже немного поздно. Тебе следовало попросить Меня об этом раньше. ИОВ. Я понимаю. (Пауза. Смиренно:) Но, может быть, Ты все-таки скажешь, почему так вышло? ГОСПОДЬ. Что вышло? ИОВ. Ну, все. Гибель моих детей под развалинами дома, грабеж и порча моего личного имущества Савеянами и Халдеями, и то, что я так опасно заболел? ГОСПОДЬ. Я сейчас уже и не помню. Это дело Сатаны, тебе лучше спросить у него. ИОВ. Хорошо. (Пауза). Но Ты не посчитаешь это за наглость, если я позову его при Тебе? Потому что если я буду делать это втайне от Тебя, потихоньку, то Ты обидишься и сделаешь мне еще что-нибудь плохое. Я чувствую себя ужасно, но, вероятно, бывает и хуже. ГОСПОДЬ. Ты и не догадываешься, как тебе еще может быть плохо. ИОВ. Да. И, если что-то еще можно исправить, чтобы не было хуже, то я готов это сделать. Если Ты говоришь, что я должен позвать Сатану, то пусть так и будет. (Призывно:) О , Сатана! Если тебе не трудно, не мог бы ты ... ну, в общем, тут у нас ...
      Грохот за сценой и перемена освещения.
      На параллельной трапеции под веселую
      джазовую композицию к зрителю спу
      скается Сатана.
      САТАНА. Общий привет! Какие-то проблемы? А, Иов. (Заметив Господа). О-о, Кто к нам пришел! Просто праздник веселый. ГОСПОДЬ. Тут у меня Иов прихворнул. Ты не помнишь, за что ты его так? САТАНА. Прекрасно помню. У Тебя было очередное общее собрание, я немного подзадержался, а Ты у меня спросил, как мне нравится Иов, а я Тебе сказал, что он мне никак не нравится, потому что он зануда и все делает из-под палки. Тогда Ты сказал буквально следующее: "Вот все, что у него, в руке твоей; только на него не простирай руки твоей". ГОСПОДЬ. И ты это понял так, что надо ликвидировать его детей и личное имущество? Ты поторопился. САТАНА. Нет, я понял так, что Ты хочешь его испытать, насколько он крепкий парень. Через некоторое время у Тебя опять было общее собрание, а я опять опоздал. Ты тогда очень рассердился и начал мне пенять, почему это я - это я-то! - возбуждал Тебя против Иова, чтобы погубить его безвинно. Это Твои собственные слова. Ты отметил, что Иов в ответ на мои козни сказал: "Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно!" А я тогда Тебе ответил, что мне, в общем-то, безразличен какой-то там Иов, но если Ты хочешь провести чистый эксперимент, то необходимо вдарить и по самому Иову. И Ты тогда сказал: "Вот он, в руке твоей, только душу его сбереги". Ну и пожалуйста. Я так понял, что Иов совсем раскис. ГОСПОДЬ. Да. Я вижу, что Мы тут немного погорячились с Иовом. САТАНА (Иову). Ты просто сразу занял неверную позицию. Когда Он тебя решил испытать в первый раз, ты должен был сразу начинать жаловаться. Ты не должен был говорить в том плане, что Он дал, Он и взял. Получилось, что для тебя гибель детей - это как бы в порядке вещей. Как будто так и надо. Естественно, Господь обиделся. И потом я знаю Его давно, Он азартный старик, и играет до упора. А если бы ты начал жаловаться, то Господь бы услышал твои жалобы и сказал бы мне, чтобы я больше ничего не делал. Конечно, Он бы немного расстроился, что ты оказался не на высоте, но зато для тебя бы все кончилось, потому что у нас так принято, что лежачего не бьют. ИОВ. Теперь я понимаю. (Пауза). Надо было раньше думать. ГОСПОДЬ (Сатане). Я ,в общем-то, разобрался. Ты можешь идти. САТАНА. Если он будет вести себя совсем скверно, можем ему еще и душу извести. ГОСПОДЬ. Нет, пока не надо. Спасибо тебе и на том. САТАНА. Да какие проблемы. Если что, Ты знаешь, как меня найти. Пока, Иов.
      Сатана улетает. Пауза.
      ГОСПОДЬ (Иову). Теперь-то ты понял, почему все так вышло? ИОВ. Да. Надо было сразу жаловаться. ГОСПОДЬ (во гневе Божием). Да ты , видимо, совсем дурак, если не прикидываешься! (Швыряет в него молнию, промахивается). Мимо. Следующий раз обязательно попаду, так и знай. ИОВ ( в панике ). Прости меня за мою несмысленность. Прошу Тебя, не делай мне больно, мне и без того очень плохо. ГОСПОДЬ. Нашел кого слушать - Сатану! Держи карман шире! Нет, ты должен был постоянно советоваться со Мной, чтобы научиться отличать доброе от злого. А ты, как испорченный автомат, все бубнил себе под нос какие-то заклинания, а в душе оставался пуст, как колба. Ты был и непорочен, и справедлив, и богобоязненен, но все это не по доброй воле, не от чистоты сердца, а от страха за свою репутацию и от нежелания поступать по-совести. ИОВ. Да, верно. Теперь я понимаю. ГОСПОДЬ. Ты говоришь так, надеясь Меня разжалобить, хотя сам ты ничего и не понял. Ты Меня только раздражаешь своим враньем, так что лучше заткнись, пока Я тебя не убил. Дальше. Когда одна вдова шла из дальних краев и попросила у тебя подаяния, ты приютил ее и дал ей в дорогу две золотые монеты и ватрушку. Но, пока она жила у тебя в доме, она тебя постоянно раздражала своими причитаниями, своей грязной залатанной торбой, своими гнилыми зубами. Ты вел себя с ней внешне благожелательно, но в душе посылал ее ко всем чертям, и только тогда вздохнул с облегчением, когда она скрылась за поворотом. Было такое? ИОВ. Да. (Боится дополнить свой ответ). ГОСПОДЬ. Было. И потом эти всесожжения, каждый день, по любому поводу. Какой идиотский способ Меня задобрить! Разве не было вам сказано Мною через пророка Исаию: "К чему мне множество жертв ваших? Я пресыщен всесожжениями овнов и туком откормленного скота; и крови тельцов, и агнцев, и козлов не хочу"? ИОВ. А кто такой этот Исаия? Я его не знаю. ГОСПОДЬ (через паузу). Да, правильно, он жил уже после тебя. Ты мог и не знать о том, что Я не благоволю к всесожжениям. ИОВ. Тем более что Ты рекомендовал нам всесожжения через твоего пророка Моисея и нигде доселе ничего не сообщил об изменении в Твоем взгляде на эти вещи. ГОСПОДЬ. Да. (Вздыхает). ИОВ (осмелев). И потом, когда Сатана убил моих детей, я-то, по правде говоря, подумал, что это был Ты. Поэтому мне пришлось с этим согласиться. Я подумал, что Тебе лучше знать, как надо поступить с моими несчастными детьми. Но если бы я знал, как все обстоит на самом деле, я бы сразу начал жаловаться. Ведь Ты же ничего не сказал мне. Ты не предупредил меня о том, что я живу в нечистоте, и что мне надо исправляться. ГОСПОДЬ. Неужели Мне больше делать нечего? Ты сам должен был постоянно спрашивать себя: так ли я живу? то ли я делаю? Ведь Я - вездесущий. И всеблагой. ИОВ. Да, мне говорили. ГОСПОДЬ. Я - повсюду. И даже в твоем сердце, козявка. Когда б ты спрашивал свое сердце чаще, то сейчас бы сидел дома с женой и детьми, а не скребся бы черепицей и не вонял на всю пустыню.
      Пауза.
      ЕЛИФАЗ. О Господи, помилуй раба Твоего Иова! Воистину, он не ведал, что творил, и жил впотьмах. ГОСПОДЬ. Думай лучше о себе. До тебя у Меня просто руки не доходят. Говори: спасибо, Господи, что мне еще не так плохо, как приятелю моему Иову. ЕЛИФАЗ. Спасибо, Господи, что мне еще не так плохо, как приятелю моему Иову. ГОСПОДЬ. На здоровье. (Швыряет в него молнией. Елифаз умирает). ИОВ(через паузу). После случая со мной я уже ничему не удивляюсь. ГОСПОДЬ. Правильно. У тебя будет время на досуге поразмышлять, почему так получилось с твоим приятелем Елифазом. Никогда не говори, что вот мне хорошо, а вот ему плохо, потому как всегда можешь поменяться с ним местами. (Через паузу). Ты меня изрядно утомил. Ты кричал настолько громко, что Я решил снять с тебя все болезни, коими тебя наградил Сатана. ИОВ. И остеохандроз? ГОСПОДЬ. Остеохандроз останется. Это - привнесенное. ИОВ. Все равно - большое спасибо. ГОСПОДЬ. Теперь с имуществом. В порядке компенсации за урон все возместим вдвойне. Это жест доброй воли. Сколько у тебя было мелкого скота? ИОВ. 7000. ГОСПОДЬ(подсчитывает в уме). Значит, будет 14000. Сколько у тебя было верблюдов? ИОВ. 3000. ГОСПОДЬ. Будет 6000. Сколько у тебя было пар волов? ИОВ. 500. ГОСПОДЬ. Будет 1000. Сколько у тебя было ослиц? ИОВ. Тоже 500. ГОСПОДЬ. Тоже, значит, будет 1000. Также у тебя будет семь сыновей и три дочери. Первую ты назовешь Емима, вторую - Кассия, а третью - Керенгаппух. ИОВ. Керенгаппух? Не слишком удобное имя.
      ГОСПОДЬ. Ты опять за свое? ИОВ. Ох, извини, я на радостях забыл свое место. (Через паузу). Скажи пожалуйста, а нельзя ли воскресить моих бедных детей? Ведь они ничем не провинились пред Тобою. ГОСПОДЬ. Я знаю. (Вздыхает). Но того, что ты просишь, Я исполнить не могу. У нас это не принято. ИОВ. Я понимаю. Ты и без того сделал для меня слишком много. ГОСПОДЬ. Да. Прощай, Иов, и не забывай Меня.
      Улетает. К Иову возвращается здоровье.
      Из стойл доносится блеяние, мычание, рев
      более чем 23000 разных животных. К Иову
      сбегаются многочисленные родственники и
      знакомые.
      РОДСТВЕННИКИ. Какое счастье, что все обошлось. Могло быть гораздо хуже. ИОВ. Жалко Елифаза. РОДСТВЕННИКИ. Он сам виноват. Не говори гоп, пока не перескочишь. ИОВ. А чем это так воняет? РОДСТВЕНННИКИ. В честь твоего выздоровления и возврата скота мы проводим массовое всесожжение! ИОВ (в ярости). Вы что, с ума все посходили?! Немедленно тушите костер! Вам же ясно было сказано: ОН ЭТОГО НЕ ЛЮБИТ!
      Убегает за кулисы. Занавес.
      8.7. ФИНАЛ "ЧАЕПИТИЯ".
      Действующие лица: Мафилькин, Седок, Прекрасная Дама,
      Клаус.
      Декорации из сцены "Кладбищенские встречи". С южной
      стороны кладбища доносится шум машин. Это включился
      в работу Комбинат. Поэтому финал пьесы "Чаепитие у
      Прекрасной Дамы" отдаленно напоминает сцену в заводском
      цеху.
      МАФЛЬКИН (Седоку, перекрикивая шум). Тут у нас, на кладбище, бывает интересно, особенно когда проходит ежегодная монетарная лотерея. На площади перед кладбищем - товары по сниженным ценам. Ты будешь читать прощальный текст или так пойдешь в машину?
      СЕДОК. Текст как будто бы весь сказал.
      МАФИЛЬКИН. Да уж действительно.
      СЕДОК. Осталось непонятным лишь одно.
      МАФИЛЬКИН. Что именно?
      СЕДОК. Почему в первой монетарной лотерее из 1000 человек выиграло лишь 300?
      МАФИЛЬКИН. Читай трактат Бернулли о неопределенности и об априорной вероятности однократного опыта, на основе которой формируется апостериорная вероятность многократного опыта.
      СЕДОК. Не вкручивай. По теории, выигрывает в среднем 500 плюс-минус пятьдесят. Каким образом тебе удалось зажулить 200 голосов?
      МАФИЛЬКИН. Седок, сколько дней в году?
      СЕДОК. 365 плюс-минус один.
      МАФИЛЬКИН. Отдыхать когда-то надо?
      СЕДОК. Надо.
      МАФИЛЬКИН. Значит, Посещений может быть уж никак не более трехсот, чтобы еще два месяца отдыха за границей.
      СЕДОК. Значит, ты пошептал над монетой, и она тебе выкинула столько, чтобы ты смог еще и отдохнуть.
      МАФИЛЬКИН. Да. Технические подробности тебя ведь не интересуют. Всякие там квазимагниты, вмонтированные в могильную плиту, управление углом падения монеты в режиме сельсинной пары, и так далее.