Чаепитие у Прекрасной Дамы
ModernLib.Net / Отечественная проза / Недосекин Алексей / Чаепитие у Прекрасной Дамы - Чтение
(стр. 2)
Последний вздох приговоренного. Калерия - вот источник зла. Сжечь ее вместе с Клубом! Она - в правых кулисах. (Седоку). Ты видишь ее? СЕДОК (завороженный). Да. Ее силуэт в длинном платье. Она стоит на площади Сан-Марко . Ветер ворошит ей волосы. Но я не вижу ее лица, здесь темно. Или это маска? МАФИЛЬКИН. Ты просто ослеп. Это не Калерия! Это актриса нашего с тобою Клуба Фрося Бурлакова! Она притворяется, она думает, что она Калерия. Она больна, как и ты. Несчастные! Вы спите. И я усну, но только не теперь. Сначала выпью чашу я позора, что величавой поступью грядет. Настройся на спектакль, коли сможешь. Другой Спектакль вынь из головы. СЕДОК. Только вместе с сердцем. МАФИЛЬКИН. Главное - умничать не надо много. Но Седок уже далеко отсюда. Он настраивается. Ему повезло. У него есть чем молиться. Он произносит свою молитву еле слышно постороннему уху, а даже, скорее всего, про себя. СЕДОК. Дай мне сил исполнить все,что задумано. Не дай мне опозориться, ослабнуть, уклониться от Твоего плана. Ты терпелив и милосерден, но и твое терпение не беспредельно, я знаю. Дай мне исполнить правду Твою и остаться на высоте Твоего замысла. Пошли мне всякую помощь на моем пути. Пусть вещи вернутся на свои места. Пусть в дороге светят всякие огни, что пошлешь мне ночью. Именем Твоим вызываю запахи травы, весеннего клейкого листа, осеннего уходящего листа. Я вызываю всякую каплю дождя и раннюю весеннюю капель. Я вызываю шум тополей над рекою, что неслышно проносит свои воды мимо меня. Я вызываю роение венецианского карнавала и безмолвие вовеки оставленного города. Я вызываю утраченное время и любые иные стихии, именем Калерия. И да будет так. Пронзительно звучит третий звонок. Мафилькин подает условный знак. Распахивается занавес. Музыка. Свет. Спектакль. 3. ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ПЕРСОНАЖЕЙ. x x x За каждою каплей дождя память тянется вслед. Тепло твоих рук, возложенных мне на плечи, оплачена данью дорог, цепями нажитых бед, и души опаленной никто уже не излечит. Я просил у тебя подарить мне еще десять лет, потому что в степи да в седле не найдешь покоя, покуда судьба не пошлет нам парад планет, чтоб живые и мертвые встали одной строкою. Перегретых софитов скрещенные лучи обозначат нам сумерки на поворотном круге, чтобы капли дождя, барабаня в любой ночи, отстучали нам текст о главном сказать друг другу. Там, где нету времен, сентябрь - игра ума. Там, где нету пространств, авансцена - лучшее место. Палимпсест прохудился, и прежние письмена, проступают сквозь кожу, ища воскреснуть. x x x Усилиями режиссера спектакля Мафилькина и его адептов создана полная иллюзия ночного поезда. Как будто бы лязгают колеса о стыки. Как будто бы за окном проносятся фонари. Но вослед зрителю спектакля становится ясно, что никакой не поезд, и не фонари, а просто разыгрывается в пыльном Клу бе пьеса под названием "Чаепитие у Прекрасной Дамы". Таков удел всякой иллюзии. И, как бы довершая раз рушение этой самой иллюзии, при посредстве убогих динамиков уху зрителя является назойливая консерви рованная музыка. Это - музыкальная тема Седока. Последний, находясь на свету, докуривает последнюю сигарету. Все музыкальное сопровождение вводной части спектакля выстроено Драматургом по образцу пионерской сюиты Прокофьева "Петя и Волк". СЕДОК. Здравствуйте, товарищи. Меня зовут Седок. Я - персонаж пьесы "Чаепитие у Прекрасной Дамы". Мы здесь все - персонажи. Вы не должны нас путать с живыми людьми из плоти и крови. Дело в том, что мы частичны. Мы несем конечную смысловую нагрузку, которую впослед ствии вы разгадаете без труда, я уверен. Пауза. Седок оглядывает зал. СЕДОК. И знаете еще что: мы никогда не выделываемся. Мы идем строго по тексту, написанному для нас нашим уважаемым Драматургом. Вот он, кстати, сидит в третьем ряду. Похлопаем, товарищи! Аплодисменты. СЕДОК. Но иногда, товарищи, реальность как бы опережает наши о ней представления. Например, случаются события, которые не вошли в пьесу просто потому, что пьеса была написана раньше событий. Но они крайне важны для развития зрительских восприятий персонажа. Поэтому пер сонаж вынужден, на свой страх и риск, придумывать новые слова. Этих слов в пьесе нет. Но они бытуют за пределами пьесы. Поясню свою мысль. Вот, не далее как сегодня, я убежал от жены. Моя жена - тоже персонаж, по имени Ириния. В настоящий момент она ищет меня и через какое-то время обязательно будет здесь. Очевидно, зачита ет отрывок одного из моих писем. Главное, чтобы не кидалась разными предметами. Может случиться страшное. Если она будет кидаться, вы, пожалуйста, голову чем-нибудь прикройте. Просто на всякий случай. Еле-еле успел собрать чемоданы. Они стоят в левой кулисе на шего Клуба. И настроение хорошее - точно Шива протоптался. Для тех, кто не смотрел предыдущих серий, рассказываю, в каком состоянии у нас дела. Итак. В конце прошлой серии Ириния отыскала ряд документов, изобличающих меня в моральной (если и не в физичес кой) измене. Вот эти документы. Вытаскивает из кармана кипу бумажек, перевязанных веревочкой. К ним относятся: письмо от Прекрасной Дамы, копия моего письма к Прекрасной Даме, счета за междугородние телефонные переговоры, отрывной талон на Посещение. Был жестоко избит, убежал вон из дома, упрятался на ночлег в Клубе, будто бы в храме, а тут, оказывается, идет представление комедии Чаепития с элементами народной поэзии. В принципе, я не должен был сегодня играть в этом спектакле. Но исполнитель главной роли Иванов, - его, товарищи, убили. Возгласы негодования в зале. СЕДОК. Не волнуйтесь, товарищи, не насмерть! В него летел утюг, а он не смог уклониться. Он сейчас дома лежит. А меня попросили сыграть за него. Проблем в принципе нет. Пьесу я читал. Я могу иногда забывать слова, но мне их будут подсказывать из-за кулис. Сам режиссер пьесы товарищ Мафилькин сейчас в кулисах. Вот, я вижу, как он грозит мне кулаком. Это условный сигнал к тому, что вот-вот появится Ириния, и надобно будет удирать. Это была краткая прелюдия, а сейчас последует подлинный текст моего персонажа. Внимание, товарищи. Перемена освещения. СЕДОК. Мы попали в странную историю. Она не при нас началась, и не нам суждено ее закончить. Она, эта история, как бы скользит у нас поверх голов. А нам виден только луч от светового пистолета. Если нам обрежут веревочки, за которые надо дергать, мы умрем. Но, если этого не сделать, мы будем гнить заживо. Мы будем бормотать себе под нос, и это не будет иметь ни малейшего значения. Что-то происходит очень важное, но не с нами. Нас это касается постольку поскольку. Мы как бы законсервированы на случай войны, а о самой войне нам сообщат по радио. Жизнь накрылась Клубным тазом. Персонажи здесь не бытуют, а отрабатывают некую от века начисленную задолженность. Неизвестно, кто выписал штраф (возможно, это был Шива). Неизвестно, за что мы наказаны. У каждого из нас в душе есть маленькая точечка. Если в нее попасть булавкой, то будет очень больно. Обычно нас время от времени туда покалывают, чтобы выяснить, живы мы еще или нет, платежеспособны ли мы. Наш долг Шиве растет. А проценты по этому долгу уплачиваются нами чисто механически. Чем дальше, тем больше мы напоминаем друг другу машинки для счета денег. Вот пусть другой из нас один, послуживший материальной основой для моего персонажа, взял у Иринии два рубля на такси до вокзала и не отдал. Этот долг его заботит, тем более что он извел из дома последние деньги. Вот ведь кто распоследний-то Седок. А я тогда кто после этого? И обязан ли я Иринии два рубля, если их взял у нее какой-нибудь другой Седок? И если сей Седок отнял у вышеупомянутой Иринии помимо тех пресловутых двух несчастных рублей еще и здоровье, и надежду, должен ли я вернуть вышеозначенной Иринии и здоровье, и надежду, или напротив, по факту невозможности вернуть ничего подобного, должен ли я в форме компенсации за ущерб сам утерять и деньги, и здоровье, и надежду? Этого нельзя понять так сразу. И такой еще практический вопрос, на который никогда нет вразумительного ответа. Голос в трубке Иринии, если она плачет в спальной, а я сижу на чемоданах у привокзального киоска - это кто? У Драматурга нашей пьесы, похоже, появились проблемы. Один из персонажей разболтался. Это про моего персонажа было сказано древ ними: вроде, целился в ворону, а попал, кажись, в корову. Грохот за сценой. Перемена освещения. СЕДОК. Ну вот и Ириния родная. Пора бежать. И не хочется с ней разго варивать, а все ж придется. Пересижу грозу в кулисах. Смотреть на Ири нию не стану, иначе обращусь в соляной столп. Завершив свое рассмотрение, спешит в левую кулису, поближе к своим чемоданам. Опять грохот, сменяемый музыкой. Это музыка Иринии, понятное дело. На заднем плане Клуба вырастает гигантское дерево. Из правой кулисы выбегает Ириния. В танце она носится вокруг дерева и трясет его, аки Брунгильда и ясень Иггдра силь. С ясеня облетают груши (потому что ясень клубный). ИРИНИЯ. Ухтитошненько. Запыхалась я совсем. Но подлец, очевидно, неподалеку. Я могу звать его или читать текст. Как будем? Получает установку из-за кулис и продолжает: ИРИНИЯ. Тогда я текст: Ужасен день, когда его я встретила! Молилась в храме, чувствуя недоброе, Но не смогла подумать даже в страшном сне, Что я змею голубила гадючую! И вымолвить ужасно, зреть ужаснее, Что гонит жрицу вон из дома божьего! Хочу крепиться - ноги отымаются!! Перевод с древнегреческого, между прочим. Пауза. ИРИНИЯ. Вот гадость какая. А называется - Клуб. Приют для врагов народа. Ну ты где там? ГОЛОС СЕДОКА (усиленный при помощи микрофона). Я сокрыт от тебя в левых кулисах. ИРИНИЯ. Очень красиво. Тебе, наверное, стыдно глаза-то показать народу. ГОЛОС СЕДОКА. Да уж. ИРИНИЯ. Бесстыжий. Только я бдительность потеряла, - сразу потянулся к этой своей сучке, к бляди к этой, к своей этой прошмандовке! ГОЛОС СЕДОКА. Не смей ее так называть! Ты ее не стоишь! ИРИНИЯ. Фу ты ну ты. Плевать мне на нее три раза! Сучка не за хочет - кобель не вскочит. А ведь предупреждал меня дядя Мафилькин, только я молодая глупая была. ГОЛОС СЕДОКА. Ох. Надо было мне с тобою раньше разойтись по-хорошему. Не успел я. Молодой был глупый. И не тебе мешать мне испытывать возвышенные чувства! ИРИНИЯ. Не всякой бочке ты затычка, вот что я тебе скажу. С Клуба-то тебя погонят, это уж как пить дать. Пусть все товарищи из Облиспол кома, они здесь присутствуют в зале, будут свидетели. ГОЛОС СЕДОКА. Дай ты людям культурно отдохнуть после трудового будня. ГОЛОС ИЗ ЗАЛА. Правда что, гражданка, вы со своим мужем лучше бы шли ругались дома, а не на спектакле. ИРИНИЯ (на голос). А пять лет совместной жизни псу под хвост - это как? Я ж его еле отмыла после всех этих сраных Чаепитий! Он же мне слово дал, а я ему поверила. Вы посмотрите, ему даже стыдно из кулис нос высунуть. А теперь опять начинается: тра-ля-ля над рекой то поля, не могу без тебя, ты ушла навсегда и так дак далее. Нет, Седок, с меня хватит. Пусть тобою Управление занимается. А чтоб тебе служба медом не казалась, я напоследок стишок тебе прочту. ГОЛОС СЕДОКА. А давай свой стишок. Заценим. ИРИНИЯ (декламирует) Выползают две змеи И кусают Лаокона. А за этим Две Судьбы Наблюдают благосклонно. Если б каждому стиху Отвечало содержанье, Непременно бы в труху Обратилось мирозданье. Решительным шагом уходит в левую кулису. Из правой кулисы столь же решительно на авансцену выдвигается Седок. СЕДОК. Дичь! Ира, дичь! Вы , товарищи, извините, что я был вынуж ден в беседе с женой использовать текст из роли отстутствующего здесь товарища Иванова. Последняя реплика произнесена мною также в манере этого персонажа. Но лучше нам выбросить из головы эту глупую историю. У Драматурга в пьесе этой сцены нет, она внеплановая. И мы с прискор бием констатируем, что увиденное нами и стилево, и композиционно вы падает из спектакля. В известном смысле получился, я не побоюсь этого слова, товарищи, косяк. Мафилькин запрещает нам играть за сценой в шахматы. За кули сами он вывесил распорядок выхода на сцену персонажей, в расчете на нашу тупость. Он брюзжит, требуя держаться ближе к тексту пьесы. Ну а что, собственно, текст пьесы? так, фокус ума. Чаепитие у кого? У Прекрасной Дамы; стало быть, необходима прекрасная дама. Ну вот она. Перемена света и музыка сопровождают выход Прекрасной Дамы. СЕДОК. Здравствуй, Калерия. ПРЕКРАСНАЯ ДАМА. Здравствуй, Седок. Пауза. СЕДОК. Мы могли бы отказаться от текста. Но уже поздно. Мы в Клубе. ПРЕКРАСНАЯ ДАМА. Это был текст? Или твоя собственная речь? СЕДОК. Я еще сам не разобрался. ПРЕКРАСНАЯ ДАМА. В любом случае - слишком долгий разговор, Седок. СЕДОК. Скорее - иллюзия долгого разговора. Размеры здесь недействи тельны. Лишь хрупкая цепочка мысли, разодранная на слова. Таким скользким путем, по обрывкам моих воспоминаний и моих снов, я пытаюсь добраться до Чаепития. ПРЕКРАСНАЯ ДАМА. История Чаепития стара. И, когда ты пытаешься по ходу спектакля менять текст, по-моему, выходит плохо. СЕДОК. По-моему, тоже. Паузы и накладки. Только ты успел подумать, как твой партнер отобрал у тебя текст, и ты стоишь на авансцене пустой, словно скафандр погибшего космонавта. Так дело не пойдет. Калерия, попробуй все же освободиться от моей опеки и зажить самостоятельно в рамках схемы своего персонажа. Если тебе не будет хватать текста, я отдам тебе свой, но злоупотреблять этим не следует. Если меня будут спрашивать, куда ты сейчас идешь, я им скажу, что ты пошла на авансцену. А если Мафилькин потребует от нас любви, то мы полюбим друг друга прямо на авансцене. Если, конечно, Мафилькин так выстроит. Я должен сделать пояснение для тех, кто задержался в клуб ном буфете. Любовь моего персонажа к Прекрасной Даме всецело прилюдна, так как развертывается либо в пространстве Чаепития, либо на авансцене Клуба. В любом случае между нами встает величайшее препятствие. Это не человек, это целое явление. Имя ему - Мафилькин. Риг Веда говорит о нем: "Это источник меда, скрытый в бочке дегтя". Пусть войдет. Появляется Мафилькин. Древняя музыка сопутствует ему. Драматург поясняет: за кулисами и на самой сцене Мафилькин одет в один и тот же костюм. МАФИЛЬКИН. Чушь от начала и до конца. Вознамерился выказать чувства, а текста не хватает. Разные маньяки обычно называют это Другим Спектаклем. СЕДОК. Иногда они даже называют это Самой Жизнью. МАФИЛЬКИН. Постановка рассыпается на глазах. Чтобы собрать ее, необ ходимо властное вмешательство опытного в этих делах персонажа. СЕДОК. И флаг тебе в руки по такому случаю. МАФИЛЬКИН. Спасибо. Начнем с того, что нового ничего ты не сказал. СЕДОК. Ну откуда? Приходишь бывало так вслед за древними и гово ришь: вот вам это новое; а тебе сразу отвечают... МАФИЛЬКИН. Зрителям становится невмоготу; эдак они еще могут подумать, что пьеса несценична. СЕДОК. Несценичность пьес скрашивается сценичностью буфета. МАФИЛЬКИН. Для того, чтобы иметь свое мнение, следует почаще открывать рот. СЕДОК. А для того, чтобы не иметь своего мнения, надо почаще компостировать мозги. МАФИЛЬКИН. По твоей милости мы попадаем в интеллектуальный тупик. Надо переменить тему беседы. СЕДОК. Нет вопросов. Когда ты будешь готов, дай знать. Я и Даме уже говорил: вам просто необходимо время, чтобы выйти на режим. Утюг тоже не сразу прогревается. МАФИЛЬКИН. Раз такой выпад - сравнили с утюгом, уронили в глазах!! тогда я призову Клауса. Клаус! Появляется Клаус (без музыки). У него есть папка с бумагами и перо. МАФИЛЬКИН. Не обращай внимания ты, Клаус, что здесь и пыль, и суета. Будем думать, что мы в моем кабинете. КЛАУС. Ну разумеется, ответил я ему. Приготовился записывать. МАФИЛЬКИН. Давеча, помню, мы говорили с тобой о Байроне в связи с известным ряду специалистов хувальдовским "Портретом". Ты знаешь: Байрон, он ведь не любит своих персонажей. КЛАУС. А почему это? МАФИЛЬКИН. Потому что персонажи Байрона - это тени их автора. Твор чество Байрона глубоко суб?ективно. Он, как человек по сути своей талантливый и вдумчивый, понимает пропасть между суб?ективным и об?ективным, между талантливым и гениальным. И эта коллизия напол няет его неприязнью к своим творениям. КЛАУС. "Коллизия наполняет неприязнью". (Записывает). Так. Ну и что с того? МАФИЛЬКИН. А то, что раз он не любит своих персонажей, то тогда и его самого никто любить не будет. КЛАУС. Это-то уж точно. У нас не любят, когда кто-то зазнается. Настругал персонажей полную книгу - так уж будь добр любить. МАФИЛЬКИН. Золотые слова. Оформи эту мою мысль подобающим образом, а я ее потом ... скомпоную. КЛАУС. Угу. МАФИЛЬКИН. Теперь о нашей культурной программе. В малом зале Клуба Пшечневская разыгрывает на двух роялях сонатину Клумберта, а на Комбинате - балерины. Было бы некисло отсмотреть и то, и другое, чтобы вослед составить свое мнение. КЛАУС. Пшечневская жалуется, что вы слишком часто даете ей катать Клумберта на невыгодных площадках. Прошлый раз, когда она выступала на Комбинате, в нее кинули болтик. МАФИЛЬКИН. По сестрам и серьги. Для пианистки ее уровня Комби нат - это Парадиз. КЛАУС. Согласен с вами. И последнее. Вопрос. Вот я - за кулисами Клуба. И вот я - на авансцене Клуба, в пространстве спектакля. Это одно и то же или нет? МАФИЛЬКИН. Для тебя - определенно да. КЛАУС. Я так и подумал. Это чтобы не запутаться. Уходит. МАФИЛЬКИН (Седоку). И никакой не утюг. ПРЕКРАСНАЯ ДАМА. Так мы никогда не доберемся до Чаепития. МАФИЛЬКИН. Доберемся. Сейчас нам Эмилия заварит. Нажимает на звонок. Музыка. Появляется Эмилия в форме и с подносом в руках. На подносе - фарфоровый чайник и чашки. ЭМИЛИЯ. Старший сержант внутренней службы Эмилия для проведения планового Чаепития явился! МАФИЛЬКИН. Вольно, сержант. Ставьте на стол. ЭМИЛИЯ. Товарищ Мафилькин, осторожно, в чайнике кипяток. МАФИЛЬКИН. Не страшно. Пока мы добираемся до Чаепития, чай успеет остыть. СЕДОК. От свежекипелых клубных чайников за версту разит холодом. ЭМИЛИЯ. Согласно Регламента и вводной Управления, перед Чаепитием я обязана рассказать собравшимся краткое житие полковника Тобиаса. СЕДОК. Давай рассказывай. Отличный был мужик. Долго в Облисполкоме работал, потом пять лет в Управлении, много народа поперепортил. Классный был черт. Давай свою историю. ЭМИЛИЯ (Седоку). Не знаете, так и не говорили бы. (Порывается уйти). МАФИЛЬКИН. Старший сержант Эмилия! ЭМИЛИЯ. Я! МАФИЛЬКИН. Вас никто не отпускал. Косяки порете. ЭМИЛИЯ. Виноват, товарищ Мафилькин! МАФИЛЬКИН. Можете идти. ЭМИЛИЯ. Есть! Строевым шагом уходит. И в этот же момент - перемена освещения и грохот за сценой. МАФИЛЬКИН (инфернальным голосом). Другойспектакльусы аматынын! Баал, Ваал, Заал! О, ужас, ужас, ужас! СЕДОК. Что происходит? ПРЕКРАСНАЯ ДАМА. Не мешай ему. Он вызывает Элма. Грохот нарастает. Ветер. СЕДОК. Калерия, очнись. Это только Клуб. ПРЕКРАСНАЯ ДАМА. Нет. Элм придет, возьмет меня за руку, и тогда все будет хорошо. МАФИЛЬКИН (колдует). Проснись, белый человек, однако уже пора любовь к Даме! Если мало-мало сомневайся, пиши жалоба в обком, большой город далеко, пурга, олени устали, моя заповедник сторожи. СЕДОК (Мафилькину). Ты из?ясняешься, как малые народы. МАФИЛЬКИН. Я и есть малые народы. Это колдовство мне в ребячестве рассказала старая калмычка. (В иной манере). Это раньше мы видели, как сквозь тусклое стекло, а теперь все иное! Итак, вот он, истинный герой, Повелитель Дамы, Герой Клуба - Новый Друг Элм! Встречаем! Музыка, выражающая торжество разума. На авансцену выбегает Новый Друг Элм, весь в белом. ЭЛМ. Ах как же я спешил, ах как же я летел к своей любимой из командировки! Ну здравствуй. Прекрасная Дама бросается Элму на грудь. Они лихорадочно целуются. ПРЕКРАСНАЯ ДАМА. Я ждала тебя. Я верила, что ты придешь, я не хотела закрывать окно. Все хорошо. Она плачет. ЭЛМ (сморкается) . Ну какие тут могут быть слезы, любимая! Ведь мы снова вместе. Помнишь, на ВДНХ ... Впрочем, пустое. Разлука только укрепила мои чувства, и теперь мы можем не бояться новых разлук. Мы преодолеваем расстояния, мы мчимся на крыльях народной поэзии. Про пади оно ты пропадом, старое житье! Здравствуй, светлое! МАФИЛЬКИН. Наконец-то хоть один положительный персонаж! Новые люди в романе! А так только одни плачущие клоуны. ЭЛМ. Здесь нет места клоунаде. От смеха пучит. Слишком много воздуху глотается. Смеются только недалекие. Смех глупых подобен хворосту под котлом. У нас другие цели. Я готов ответить по обязательствам, возложенным на меня самой жизнью. Мой персонаж взыскует идеала, и моя любовь к Даме - это и есть воплощение этого идеала. Безусловно. МАФИЛЬКИН. Золотые слова! ( Внезапно усомнившись). Где-то я уже слышал. ЭЛМ (Мафилькину). Надеюсь, вы скомандовали насчет бумаг. МАФИЛЬКИН. Как вы и молнировали, со старым житьем покончено. Архив Заповедника аккуратно вывален на поляну перед домом. По завершении планового Чаепития мы его подожжем. ЭЛМ (сморкается). Славно. В жизни, в которую мы с Калерией вступаем, не будет места бумагам. Те бумаги, что остались, мы покидаем в огонь, я вылечу свой насморк, а брачный контракт мы запишем на дискету и закопаем в лесу. СЕДОК. Как думаете жить дальше? ЭЛМ (мечтательно). Припеваючи. Только бы не было войны. Я квалифициро ванный работник, на Комбинате меня ценят. Партия создала условия. Пальмы, бассейн с золотыми рыбками, отдельная прихожая с окнами во двор. Ранним утренним солнцем зашкворчат сардельки, и я буду проха живаться по веранде в ожидании нового чуда. Там-то мы и найдем друг друга. Я прижму ее к себе, а из радиоточки в это время будут пере давать сообщение Имформбюро. Сморкается. ПРЕКРАСНАЯ ДАМА. Я знаю, что так и будет, как ты говоришь. После всего, что мы с тобой пережили, мне кажется, что мы заслужили хотя бы немного покоя. Мне снился сон. Ветер качал одинокое дерево, ты шел через поле, я захотела окликнуть тебя, вдруг раздался страшный грохот, и я в ужасе проснулась. ЭЛМ (Даме). Это только сны, любимая. Теперь мы будем спать вместе, и если тебе опять приснится что-то ужасное, я пихну тебя в бок, ты перевернешься на другую сторону и увидишь новый хороший сон. А если я вдруг захраплю или, неровен час, подпукну, ты пнешь меня в бок, и тогда уже я перевернусь на другую сторону. Так и будем всю ночь ворочаться, как кролики. Окончательно высмаркивается и декламирует: Вот ночь прошла, прожектора остыли, В Дорогу Же, любимая моя! Музыка, означающая перемены. Рассвет. Экипаж, запряженный клубной лошадью, подан. Элм пода ет Даме руку. Она усаживается в экипаж, Элм порывается сесть рядом, но не успевает. Взрыв. Лопнувший надувной друг Элм пулей улетает в неизвестность и, шлепнувшись о древнее дерево (груши с коего только что околачивала новоявленная Брунгильда), падает в муравейник. Прекрасная Дама бежит к муравейнику, Седок пе реводит дух, Мафилькин невозмутим. Наклоняется к тому, что раньше было Элмом. МАФИЛЬКИН (для протокола). Множественные повреждения резиновой поверхности, разрывы по всему периметру, лоскутные отслоения. Предположительная причина аварии - микротрещина в баллоне сжатого воздуха заднего моста. Ненадежные новые друзья. Игрушки заводные, затейливо-взрывные. Для нас и наших детей. Пауза. ПРЕКРАСНАЯ ДАМА. Все это чудовищно. Отворачивается, плачет. МАФИЛЬКИН. Не думаю. Вот взять хотя бы Седока. Седок, подойди, по жалуйста, поближе, попробуем выстроить эту мизансцену поточнее. Так: вот она стоит перед тобой живая, любимая, плачущая. Ты хочешь приласкать ее, утешить , но не имеешь права (тут у тебя есть очень точная пластическая оценка, ты даже полшага вперед можешь сделать). Ты понял, да? Седок любит, хочет любить, но не имеет права. Потому что Регламент, потому что Правило, потому что твой персонаж - осел. Ну, казалось бы: взял за руки, отвел в сторону. Ан нет. Не положено. Персонаж переживает, и мне это понятно, это выстраивается. Так, те перь у Дамы. Слезы высохли, впереди - неизвестность, устала от всего, но ты сильная женщина и должна перенести все это на ногах. Как бы через не могу сказала текст, прислонилась к дереву, постояла и пошла ровненько за кулисы. Понимаешь, да? Отлично. Давайте еще раз попро буем пройти этот кусочек с самого начала. Соберитесь. ПРЕКРАСНАЯ ДАМА. Просто, когда привыкаешь, то расставанье ... Плачет. МАФИЛЬКИН (в озлобленьи). Стоп! Мать моя, ты рискуешь. Я еле удер жался, чтобы в тебя пепельницей не зашвырнуть. Калерия, ау, проснись и пой! Ну что ты играешь?! ПРЕКРАСНАЯ ДАМА (всхлипывая). Меня зовут Фрося. МАФИЛЬКИН. Ты по жизни Фрося и пытаешься здесь нам на Клубе сваять незабываемый образ Фроси. А спектакль у нас про чаепитие у прекрасной дамы именем Калерия. Девушек по имени Фрося не открывают известные естествоиспытатели. Быть может, в районной гостинице путешественники с голодухи и способны трахнуть одну-другую Фросю, но это не от хорошей жизни. Ты сама прекратишь реветь или как? ПРЕКРАСНАЯ ДАМА. Все-все-все( Перестает плакать, сморкается в платок). МАФИЛЬКИН. Вот так. Прекращай. Элм лопнулся, беда какая. А вся наша жизнь, что она?! да то же самое сплошное надувательство. Дуешь, дуешь в нее, а потом она легкокрылым Элмом - фюить! - уносится вверх пузырьком. И где пристроится, и где снискает успокоение? Лад но, перерыв. (Прекрасной Даме) Тебе надо в гримерную, у тебя тушь по текла. (Седоку). А ты оставайся здесь. Учи как следует текст, пройди еще раз мизансцену. Я пошел в буфет, встречаемся через десять минут. СЕДОК. Но спектакль продолжается? МАФИЛЬКИН. Да. В своем монологе можешь об?яснить зрителю, что тут у нас образовался клуб в Клубе. А то они подумают, что антракт, и ринутся в буфет. Прекрасная Дама убегает за кулисы. Мафилькин складывает лопнутого Элма в экипаж, берет лошадь под уздцы и направляется в сторону буфета. На сцене в полном одиночестве остаются: Седок и луч прожектора, который его ведет. 4. СИГНАЛ НИСПОСЛАН. x x x Теплая майская ночь накрывает тебя с головой. Огонек сигареты ярче иных созвездий. В парке несчастный влюбленный шуршит немятой травой и мычит любимое имя в парадном под"езде. Вечно голодный студент к экзамену не готов. В общежитии чай состоит из воды и хлеба. Там шпаргалок полон карман, под плинтусом - город клопов, на улице - клейкий тополь и теплое небо. Деревья еще не потрачены пылью и духотой. Паровозный гудок на станции неподалеку разбудил усталую женщину. Фейерверк над трамвайной дугой озарит подушку в слезах (та женщина одинока). Полусонный Седок гоняет по тамбуру дым. Способ назван ему, как остаться один на один с вечной печалью, первоначально сокрытой от посторонних взоров, а ныне в природе разлитой. Тополиный рассвет грядущих белых ночей колыхание парочек, шепот на расстояньи, как и чай в коридорах, где персонажи свечей выгорают дотла, выставляя воспоминанья. x x x За окном - тополя, кусочек кирпичного завода, ржавая ар матура вдоль обочины, Калерия. Это весна. Сколько мне еще осталось ждать? Мафилькин гримирует синяк, я его не слушаю. Молчу. Страдать молча тяжело. Если едешь - болит, но не так сильно. Притворяешься откомандированным по срочной надобности. Гостиницы одна за другой выталкивают тебя вон. Удел. Его надлежит хлебать не расхлебать. Быть в дороге, получать по роже, погружаться в необяза тельные слова, иметь нетвердое мнение, засыпать на ходу, забывать с каждым часом. И что-то с совестью. Седок, он же Наблюдатель в Движении. Движущееся не наблюдается реальным. Исчезли все необхо димые подробности особенного. Уловлены лишь символические типы. Отсюда - утеря остроты, конкретности проживания. Порвалась серебряная нить. Во сне приходит помощь. Калерия возращается. Осень, Венеция. Сегодня ветер не в себе. Он буквально заталкивает нас в собор Сан-Джованни э Паоло. Никого нет, все решили пересидеть непогоду в тепле. Высокие гулкие своды. Калерия Рассматривает Росписи и Фрески, Калерия Молчит. Ее глаза, и тихий свет из верхних витражных окон. Статуя Богоматери в левом приделе. Есть время помолиться и подумать, есть время получить ответы. "Узнаешь ли Ты себя?" спрашиваю. Нет ответа. Часы на площади Святого Марка пробили пять. Ливень. Вода сверху полощет по красным черепичным крышам, вода снизу подтапливает мостки, море уравнивается с рукотворной сушей. Спаса тельные катера снуют вдоль Canale Grande мимо утопающих дворцов. Силуэт Калерии на мосту Риальто. Калерия Под Зонтиком. Ветер ломает его напополам . Мой плащ, накинутый ей на плечи, не добавляет ни сухости, ни тепла. Все - в укрытие, или спасайся, кому дано спастись, молитесь остальные. Стихия переходит всякие пределы. Залило цокольный этаж. Отключили электричество. Беспомощный взгляд владельца отеля: "К этому невозможно привыкнуть". Свечи и холодный ужин на верхних этажах. Тени, вполголоса. Мы в плену, но плен этот целителен. Ее пальцы холодны (как лед? как смерть?). И она говорит: " Мы останемся. Нам пристали эти площади, эти храмы, эти стихии. И, когда умрем, будем с теми, кто пришел раньше, будем ими самими, останемся в них, навсегда."
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7
|