100 великих - 100 великих археологических открытий

В 1877 году в иракский город Басру приехал вице-консул Франции Эрнест де Сарзек. Как и многие другие дипломаты той поры, работавшие на Ближнем Востоке, он страстно интересовался древностями и все свое свободное время посвящал обследованию ближних и дальних окрестностей Басры. Сарзека не пугали ни жара, доходившая до сорока градусов, ни нездоровый, гнилой климат. Упорство его увенчалось успехом. Кто-то из крестьян рассказал ему о кирпичах со странными знаками, которые часто попадаются в урочище Телло, расположенном к северу от Басры, в междуречье Тигра и Евфрата. Прибыв на место, Сарзек сразу приступил к раскопкам.

Они продолжались несколько лет и увенчались редким успехом. В пустынном урочище Телло, под целым комплексом оплывших глинистых холмов, Сарзек обнаружил руины Лагаша, а в них – огромный, хорошо систематизированный архив, состоявший более чем из 20 тысяч клинописных табличек и пролежавший в земле почти четыре тысячелетия. Это была одна из крупнейших библиотек древности.

Лагаш был во многом нетипичен для городов Шумера: он представлял собой скопление поселений, окружавших сложившееся ранее основное ядро города. В Лагаше была обнаружена целая галерея скульптур правителей города, в том числе ныне знаменитая группа скульптурных портретов правителя Гудеа. Из высеченных на них надписей и из текстов глиняных табличек ученые узнали имена десятков царей и других выдающихся людей того времени, живших в III тысячелетии до н. э. Из текста «Стелы Коршунов» (2450–2425 гг. до н. э.) стало известно содержание договора, заключенного правителем Лагаша Эаннатумом с правителем поверженной Уммы, а рельефы, высеченные на стеле, рассказали о том, как происходила битва между армиями обоих городов-государств. Вот правитель Лагаша ведет в бой легковооруженных воинов; затем – он же бросает на прорыв тяжеловооруженную фалангу, которая и решает исход сражения. Над опустелым полем битвы кружатся коршуны, растаскивающие трупы врагов.

На других барельефах изображены быки с человеческими головами. У некоторых быков вся верхняя часть туловища – человеческая. Это – отголоски древнего земледельческого культа быка; здесь мы наблюдаем превращение бога-быка в бога-человека.

На серебряной вазе из Лагаша – одном из шедевров шумерского искусства середины III тысячелетия до н. э. – изображены четыре орла с львиными головами. На другой вазе – две увенчанные коронами змеи с крыльями. Еще на одной вазе изображены обвившиеся вокруг жезла змеи.

Открытие Сарзека сбросило покров тайны, укутывавший шумерскую цивилизацию. Еще недавно по поводу шумеров в научном мире велись ожесточенные споры, некоторые ученые отвергали сам факт существования этого народа. А тут был найден не только шумерский город, но и огромное количество клинописных текстов на языке шумеров!

Сенсационное открытие Лагаша побудило ученых других стран отправиться на поиски других шумерских городов. Так были открыты Эриду, Ур, Урук. В 1903 году французский археолог Гастон Крое продолжил раскопки Лагаша. В 1929–1931 годах здесь работал Анри де Женильяк, а затем еще два года – Андре Парро. Эти исследования обогатили науку новыми многочисленными находками.

Леонард Вулли и открытие царских гробниц в Уре

Ур – один из древнейших городов мира. По преданию, его уроженцем был библейский праотец Авраам. В III тысячелетии до н. э., при Саргоне Аккадском (Саргоне Великом), первом известном во всемирной истории великом завоевателе, Ур стал столицей Месопотамии. В конце III тысячелетия до н. э., при царях III династии, Ур снова приобрел статус главного города Двуречья. Этот период стал временем расцвета шумерской культуры.

Полномасштабные археологические исследования древней столицы шумеров начались в 1922 году и велись на протяжении двенадцати сезонов (1922–1934). Этими изысканиями, организованными совместно Университетским музеем в Пенсильвании и Британским музеем, бессменно руководил английский археолог Леонард Вулли, выпускник Оксфорда. К моменту начала раскопок ему было 42 года и он уже был известен своими раскопками в Египте, Нубии и Сирии.

В начале 1927 года экспедиция Вулли приступила к раскопкам городского кладбища. Археологи обнаружили здесь около двух тысяч могил. «Должен признаться, что научная обработка двух тысяч могил из-за ее однообразия наскучила нам до крайности, – вспоминал Вулли. – Почти все могилы были одинаковыми, и, как правило, в них не оказывалось ничего особенно интересного».

Однако вскоре выяснилось, что в действительности здесь одно под другим лежат два кладбища разных периодов. Верхнее, судя по надписям на цилиндрических печатях, относилось ко временам правления Саргона, то есть его возраст составлял приблизительно 4200 лет. Но под ним оказались могилы второго кладбища! Именно здесь ученых ждали совершенно неожиданные находки.

К этому времени археологи уже нашли сотни разграбленных могил и были уверены, что обнаружить богатое и неразграбленное погребение можно только случайно. И в один из дней это произошло.

Сначала кто-то из рабочих заметил торчащий из земли медный наконечник копья. Оказалось, что он насажен на золотую оправу древка. Под оправой было отверстие, оставшееся от истлевшего древка.

Это отверстие привело археологов к углу еще одной могилы. Она была чуть побольше обычной и представляла собой простую яму в земле, вырытую по размерам гроба с таким расчетом, чтобы с трех сторон от него осталось немного места для жертвенных приношений. В изголовье гроба стоял ряд копий, воткнутых остриями в землю, а между ними – алебастровые и глиняные вазы. Рядом с гробом, на остатках щита, лежали два отделанных золотом кинжала, медные резцы и другие инструменты. Тут же находилось около пятидесяти медных сосудов, серебряные чаши, медные кувшины, блюда и разнообразная посуда из камня и глины. В ногах гроба стояли копья и лежал набор стрел с кремневыми наконечниками.

Но по-настоящему археологи были поражены, когда очистили от земли гроб. Скелет в нем лежал в обычной позе спящего на правом боку. Кости настолько разрушились, что от них осталась лишь коричневая пыль, по которой можно было определить положение тела. И на этом фоне ярко сверкало золото – такое чистое, словно его сюда только что положили…

На уровне живота лежала целая куча золотых и лазуритовых бусин – их было несколько сотен. Золотой кинжал и оселок из лазурита на золотом кольце когда-то были подвешены к распавшемуся серебряному поясу. Между руками покойного стояла тяжелая золотая чаша, а рядом – еще одна, овальной формы и больших размеров. Возле локтя стоял золотой светильник в форме раковины, а за головой – третья золотая чаша. У правого плеча лежал двусторонний топор из электра (сплава золота и серебра), а у левого – обычный топор из того же металла. Позади тела в одной куче перепутались золотые головные украшения, браслеты, бусины, амулеты, серьги в форме полумесяца и спиральные кольца из золотой проволоки.

Но это все археологи рассмотрели потом, а сперва им бросился в глаза сверкающий золотой шлем, покрывавший истлевший череп. Шлем глубоко надвигался на голову и прикрывал лицо щечными пластинами. Он был выкован из чистого золота и имел вид пышной прически. Чеканный рельеф на шлеме изображал завитки волос, а отдельные волоски были изображены тонкими линиями. От середины шлема волосы спускались вниз плоскими завитками, перехваченными плетеной тесьмой. На затылке они завязывались в небольшой пучок. Ниже тесьмы волосы ниспадали локонами вокруг вычеканенных ушей с отверстиями, чтобы шлем не мешал слышать. По нижнему краю были проделаны маленькие отверстия для ремешков, которыми закреплялся стеганый капюшон. От него сохранилось лишь несколько обрывков.

Этот шлем представляет собой самый прекрасный образец работы шумерских мастеров золотых дел. «Если бы даже от шумерского искусства ничего больше не осталось, достаточно одного этого шлема, чтобы отвести искусству древнего Шумера почетное место среди цивилизованных народов», – писал Леонард Вулли.

Кем был этот человек, пять тысяч лет назад погребенный с такой роскошью? На двух золотых сосудах и на светильнике повторяется надпись «Мескаламдуг, Герой Благодатной страны». Впоследствии то же имя было прочитано на цилиндрической печати, обнаруженной в другом погребении, причем здесь Мескаламдуг именовался «царем». Однако Вулли предположил, что Мескаламдуг был всего лишь принцем царского рода. Окончательно Вулли уверился в своей правоте лишь тогда, когда археологи нашли настоящие гробницы царей Ура.

Археологи наткнулись на царские гробницы в последние дни сезона 1926/27 года. Всего здесь было шестнадцать царских захоронений, и ни одно из них не походило на другое. К сожалению, почти все гробницы были разграблены еще в древности. В неприкосновенности уцелели только две.

Первая царская гробница, вскрытая Вулли, дала очень мало материала. Впрочем, здесь, среди массы бронзового оружия, археологи нашли ныне знаменитый золотой кинжал Ура. Его лезвие было выковано из чистого золота, рукоятка сделана из лазурита с золотыми заклепками, а великолепные золотые ножны украшал тонкий рисунок, воспроизводящий тростниковую плетенку. Здесь же был найден еще один не менее ценный предмет – золотой конусообразный стакан, украшенный спиральным орнаментом. В нем оказался набор миниатюрных туалетных принадлежностей, изготовленных из золота.

До сих пор в Месопотамии не находили ничего, хотя бы отдаленно похожего. Эти предметы были так необычны, что один из лучших европейских экспертов той поры заявил, что это вещи арабской работы XIII века н. э. Никто и не подозревал, какое высокое искусство существовало уже в III тысячелетии до н. э!

Однако самые главные открытия были сделаны археологами в сезоне 1927/28 года.

Все началось с находки пяти скелетов, уложенных бок о бок на дне наклонной траншеи. У каждого из них на поясе был медный кинжал, рядом стояли маленькие глиняные чашки. Отсутствие привычной погребальной утвари и сам факт массового захоронения показались ученым весьма необычными.

Начав копать вдоль траншеи, Вулли и его коллеги наткнулись на вторую группу скелетов: останки десяти женщин были уложены двумя ровными рядами. На всех были головные украшения из золота, лазурита и сердолика, изящные ожерелья из бусин, но обычной погребальной утвари при них тоже не оказалось. Зато здесь лежали остатки великолепной арфы: ее деревянные части истлели, однако украшения сохранились полностью, и по ним можно было восстановить весь инструмент. Прямо на остатках арфы покоился скелет арфиста в золотой короне.

Неподалеку от входа в подземную гробницу стояли тяжелые деревянные салазки, рама которых была отделана красно-бело-синей мозаикой, а боковые панели – раковинами и золотыми львиными головами с гривами из лазурита на углах. Верхний брус украшали золотые львиные и бычьи головы меньшего размера, спереди были укреплены серебряные головы львиц. Ряд бело-синей инкрустации и две маленькие серебряные головки львиц отмечали положение истлевшего дышла. Перед салазками лежали скелеты двух ослов, а в их головах – скелеты конюхов. Рядом с повозкой археологи нашли игральную доску. Тут же была целая коллекция оружия, утвари и инструментов – набор долот, большие серые горшки из мыльного камня, медная посуда, золотая пила, золотая трубка с лазуритовой отделкой – через такие трубки шумеры пили из сосудов разные напитки.

Дальше снова лежали человеческие скелеты. За ними – остатки большого деревянного сундука, украшенного мозаичным узором из перламутра и лазурита. Сундук был пуст. Наверное, в нем хранилась одежда, истлевшая без следа.

За сундуком стояли жертвенные приношения: множество медных, серебряных, золотых и каменных сосудов, выточенных из лазурита, обсидиана, мрамора и алебастра. Среди сокровищ, обнаруженных в этой донельзя загроможденной могиле, оказался золотой кубок с насечкой по верху и низу и коваными вертикальными желобами, а также похожий на него сосуд для воды, чаша, гладкий золотой сосуд и две великолепные серебряные головы львов, по-видимому, некогда украшавшие царский трон.

Предметов было много, костей тоже, но среди них археологи не находили главного – останков того, кому принадлежала эта гробница. Когда все предметы были извлечены на поверхность, Вулли и его коллеги приступили к разборке остатков деревянного сундука длиной 1,8 м и 0,9 м шириной. Под ним неожиданно обнаружились обожженные кирпичи. Кладка была разрушена, и лишь в одном месте уцелел фрагмент свода. Неужели это и есть гробница? Да, так оно, вероятно, и было. Однако эта гробница была ограблена еще в древности, и свод над нею не обрушился, а был пробит намеренно.

Археологи расширили площадь раскопок и натолкнулись еще на одну шахту, расположенную на 1,8 м ниже. Перед входом в эту вторую гробницу лежали в две шеренги скелеты шестерых солдат в медных шлемах, совершенно расплющенных вместе с черепами. При каждом было копье с медным наконечником. Ниже стояли две деревянные повозки, когда-то запряженные каждая тремя быками. Один из скелетов быков сохранился почти полностью. От повозок ничего не осталось, но отпечатки истлевшего дерева были настолько ясны, что можно было различить даже структуру дерева массивных колес и серовато-белый круг, оставшийся от кожаного обода или шины. Перед бычьей упряжкой лежали скелеты конюхов, на повозках – истлевшие костяки возниц, вдоль стен гробницы – останки девяти женщин. Они были чрезвычайно пышно облачены: на головах – парадные головные уборы из лазуритовых и сердоликовых бус с золотыми подвесками в форме буковых листьев, серебряные гребни в виде кисти руки с тремя пальцами, оканчивающимися цветами, лепестки которых инкрустированы лазуритом, золотом и перламутром; в ушах – большие золотые серьги полумесяцем, на груди – ожерелья из золота и лазурита. На тела «придворных дам» была поставлена прислоненная к стене гробницы деревянная арфа. От нее сохранилась только медная бычья голова да перламутровые пластинки, украшавшие резонатор. У боковой стены траншеи, также поверх скелетов, лежала вторая арфа с замечательно выполненной головой быка. Она была сделана из золота, а глаза, кончики рогов и борода – из лазурита.

В Месопотамии никто до Вулли не находил подобных гробниц, и эту находку не с чем было сопоставить. Археология не знала тогда ничего похожего. Вулли не сомневался, что найденное им погребение являлось царской гробницей.

Усыпальница царя располагалась в самом дальнем конце открытой археологами шахты. А за ней оказалась вторая комната, пристроенная к стене царской усыпальницы примерно в то же время или, возможно, немного позже. Эта комната также была перекрыта сводом из обожженного кирпича. Он тоже обвалился, но, к счастью, причиной тому была не алчность грабителей, а просто тяжесть земли. Само же погребение оказалось нетронутым!

Это была гробница царицы. Именно к ней вела верхняя траншея, в которой археологи нашли повозку, запряженную ослами. В заваленной шахте над самым сводом усыпальницы археологи нашли цилиндрическую печать из лазурита с именем царицы – Шубад.

Останки царицы покоились на истлевших деревянных носилках. Рядом стоял массивный золотой кубок, в головах и в ногах лежали скелеты двух служанок. Вся верхняя часть тела царицы Шубад была совершенно скрыта под массой золотых, серебряных, лазуритовых, сердоликовых, агатовых и халцедоновых бус. Ниспадая длинными нитями от широкого ожерелья-воротника, они образовали сплошной панцирь, доходящий до самого пояса. По низу их связывала кайма цилиндрических бусин из лазурита, сердолика и золота. На правом предплечье лежали три длинные золотые булавки с лазуритовыми головками и амулеты: один лазуритовый, два золотых в форме рыбок, а четвертый – тоже золотой в виде двух сидящих газелей.

Истлевший череп царицы покрывал чрезвычайно сложный головной убор, похожий на те, что носили «придворные дамы». Его основой служил широкий золотой обруч, который можно было надевать только на парик, причем огромного, почти карикатурного размера. Сверху лежали три венка. Первый, свисавший прямо на лоб, состоял из гладких золотых колец, второй – из золотых буковых листьев, а третий – из длинных золотых листьев, собранных пучками по три, с золотыми цветами, лепестки которых отделаны синей и белой инкрустацией. И все это было перевязано тройной нитью сердоликовых и лазуритовых бусин. На затылке царицы был укреплен золотой гребень с пятью зубцами, украшенными сверху золотыми цветками с лазуритовой сердцевиной, с боков парика спускались спиралями тяжелые кольца золотой проволоки. Огромные золотые серьги в форме полумесяца свешивались до самых плеч. Очевидно, к низу того же парика были прикреплены нити больших прямоугольных каменных бусин. На конце каждой такой нити висели лазуритовые амулеты, один с изображением сидящего быка, второй – теленка. Несмотря на всю сложность этого головного убора, отдельные части лежали в такой четкой последовательности, что впоследствии его удалось полностью восстановить.

Рядом с телом царицы лежал еще один головной убор. Он представлял собой диадему, сшитую, по-видимому, из полоски мягкой белой кожи. Диадема была сплошь расшита тысячами крохотных лазуритовых бусинок, а по этому густо-синему фону шел ряд изящных золотых фигурок животных: оленей, газелей, быков и коз. Между фигурками были размещены гроздья гранатов, укрытые листьями, и веточки какого-то другого дерева с золотыми стебельками и плодами из золота и сердолика. В промежутках были нашиты золотые розетки, а внизу свешивались подвески в форме пальметок из крученой золотой проволоки.

По всей усыпальнице были расставлены всевозможные приношения: серебряные, медные, каменные и глиняные сосуды, посеребренная голова коровы, два серебряных алтаря для жертвоприношений, серебряные светильники.

Царские гробницы Ура, уникальные по времени, по богатству, по архитектуре и по сложности связанного с ними ритуала, открыли миру многочисленные произведения шумерского искусства, которые сегодня украшают ведущие музеи мира. Большинство предметов, найденных в царских гробницах, было сделано из золота. Шумеры обладали достаточными познаниями в металлургии и столь высоким мастерством в обработке металлических изделий, что в этом с ними вряд ли сравнится хоть один народ древности. Такое мастерство приобреталось веками. При этом шумерские мастера старались следовать установившимся образцам, совершенство которых оттачивалось из поколения в поколение.

Загадка Дилмуна

В III–II тысячелетиях до н. э. шумеры, ассирийцы, вавилоняне неоднократно упоминали в своих клинописных текстах о богатом и цветущем царстве или городе Дилмун – «стране жизни», лежавшей далеко к югу от Месопотамии, «за горькой водой», «на восходе солнца». Эта счастливая страна, по представлениям шумеров, не знала ни болезней, ни старости, ни смерти и была одним большим цветущим садом.

Всевозможные легенды об «островах блаженных» – не редкость даже для Средневековья. Что уж говорить о временах еще более древних! Практически весь опыт обращения к подобного рода сказаниям свидетельствует, что, как правило, за ними не стоит ничего реального. И тем не менее страна Дилмун стала счастливым исключением из этого правила.

Американский исследователь П. Корнуолл стал первым, кто попытался отнестись к древним шумерским сказаниям о Дилмуне всерьез. Где могла находиться эта страна? В шумерском эпосе о Гильгамеше и ряде других источников сказано, что это «страна, где восходит солнце». Ну не Япония же это, в самом деле! Шумерские и аккадские клинописные тексты сообщают о «кораблях из Дилмуна», которые привозили в Лагаш и Аккад золото, лазурь, драгоценные сорта деревьев. Глиняные таблички, найденные в древнем шумерском городе Уре, свидетельствуют о том, что Ур получал слоновую кость из Дилмуна. Может быть, это Индия? Но ведь все эти товары могли попасть в Месопотамию и через транзитную торговлю. И тогда база этой транзитной торговли могла находиться гораздо ближе – на юге Ирака, в Иране, на востоке Аравии.

В 1946 году, после тщательного изучения всех имевшихся в его распоряжении письменных источников, П. Корнуолл пришел к выводу о том, что легендарный Дилмун следует отождествлять с современным островом Бахрейн. Он расположен у южного побережья Персидского залива, примерно на половине пути от устья Тигра и Евфрата к долине реки Инд и вполне мог играть роль центра транзитной торговли между Индией и Междуречьем.

Окончательно доказать правоту Корнуолла могли лишь археологические раскопки на Бахрейне и прилегающих к нему участках аравийского побережья. Но вплоть до 1950-х годов этот район в силу религиозных и политических причин был наглухо закрыт для европейских и американских ученых. Только в конце 1950-х годов нефтяной бум открыл страны Персидского залива для внешнего мира. И тогда сюда пришли археологи.

Первое, что привлекло их внимание, – ныне знаменитые «сто тысяч» бахрейнских могил. Эти невысокие, присыпанные желтым песком курганчики были давным-давно пусты – их разграбили еще в древности, по меньшей мере два тысячелетия назад. Тем не менее загадка этих захоронений долгое время оставалась неразгаданной. На Бахрейнских островах – пустынных, продуваемых всеми ветрами, усыпанных гравием и обломками выветрившихся известковых скал, – не нашлось бы такого количества покойников! По поводу этого феномена была даже выдвинута популярная в свое время гипотеза, что Бахрейн служил гигантским кладбищем для какого-то народа, населявшего территорию Аравии или Южной Месопотамии и по каким-то причинам упорно хоронившего своих мертвых на Бахрейне. Некоторые исследователи полагали, что этим народом могли быть шумеры, которые, непонятно почему, считали своей прародиной именно Бахрейн.

Пока специалисты ломали копья вокруг проблемы «ста тысяч могил», на самом Бахрейне и на востоке Аравии – от Кувейта на севере до Аджмана на юге – на протяжении полутора десятка лет тихо и методично работала небольшая датская археологическая экспедиция во главе с Дж. Бибби. Открытие, сделанное в итоге датчанами, было настолько невероятным, что археологи не стали спешить с публикацией результатов своих трудов, а вместо этого несколько лет тщательно и продуманно выстраивали собранные факты в единое целое. Наконец, исследователи опубликовали свои сенсационные заключения. На первый взгляд они могли показаться фантастическими, но тем не менее скрупулезность датчан внушала уважение и доверие к их выводам.

А выводы были следующими: Бахрейн был заселен в глубокой древности, и его загадочные могилы никак нельзя приписывать соседним народам. Датские археологи обнаружили и раскопали поселения и могильники совершенно неизвестной древней цивилизации III тысячелетия до н. э. – «культуры Барбар». Центром ее был остров Бахрейн. Археологи отыскали здесь руины большого города, остатки величественного храма, несколько маленьких поселков. Возраст этих поселений и построек составлял пять тысяч лет – именно тогда, согласно клинописным текстам Двуречья, легендарный шумерский герой Гильгамеш отправился в свое долгое путешествие по трем царствам земным. Еще недавно специалисты спорили, насколько вообще достоверен этот миф. И вот теперь выходило, что некоторые сведения о странствованиях Гильгамеша не выдуманы.

Дж. Бибби убедительно связал открытую на Бахрейне цивилизацию с легендарной страной Дилмун. Многочисленные находки – резные стеатитовые печати, бусы, изделия из меди и слоновой кости – показали, что в III–II тысячелетиях до н. э. Бахрейн был тесно связан с двумя древнейшими цивилизациями мира – Шумерской и отстоящей от нее на многие тысячи километров цивилизацией долины Инда, играя важную посредническую роль в оживленной морской торговле. Смутные догадки о том, где проходил древний путь из Двуречья в Индию, теперь нашли свое материальное подтверждение: эта дорога пролегала через Бахрейн. Именно отсюда, как оказалось, происходят круглые каменные печати, которые ставили в тупик археологов и при раскопках в Шумере, и при раскопках в Индии. На Бахрейне при раскопках древнего города и храма были найдены сотни таких печатей.

По большому счету, не столь уж важно – являлся ли Бахрейн легендарным Дилмуном или нет. Кстати, мнения по этому вопросу расходятся: по мнению других ученых, Дилмун все же следует искать в Индии. Главное состоит в другом: датским археологам во главе с Дж. Бибби удалось сделать одно из самых интересных археологических открытий ХХ века – найти недостающее звено в цепочке древнейших культур мира.

Ошибка Поля Ботта

В 1840 году на должность французского консула в Мосул был назначен Поль Эмиль Ботта. Как и многие образованные люди начала XIX века, он одновременно являлся путешественником, натуралистом, политическим деятелем, дипломатом и немного авантюристом. Назначение в Мосул, расположенный на правом берегу Тигра и бывший тогда центром турецкого вилайета, Ботта воспринял с большим воодушевлением. Он горячо интересовался всевозможными древностями и хорошо владел арабским языком. Зная это, французское Азиатское общество поручило Ботта найти остатки знаменитой Ниневии – легендарной столицы Ассирии, которая много раз упоминается в Библии.

Все свое свободное время Ботта посвящал исследованиям окрестностей Мосула, собирая старинные черепки, кирпичи, испещренные непонятными знаками. Наконец, круг поисков сузился до огромного холма, расположенного на левом берегу Тигра вблизи селения Куюнджик. Однако Ботта ничего не сумел здесь найти. Злая ирония судьбы: девять лет спустя Генри Лэйярд именно здесь, под холмом Куюнджик, откроет руины легендарной Ниневии!

Наступил март 1843 года. В один из дней в кабинете Ботта появился некий араб и сказал, что может показать ему место, где видимо-невидимо древних кирпичей с надписями, из которых он и его односельчане сооружают очаги в домах. Заинтересовавшись этим сообщением, Ботта отправил с арабом своих людей. Проводник привел маленькую экспедицию на холм, расположенный у селения Хорсабад, в 75 километрах от Мосула. Здесь волею судьбы Ботта суждено было обнаружить первый памятник древней ассирийской цивилизации, существовавшей более двух с половиной тысячелетий назад. Это открытие сделало имя Ботта бессмертным.

Но тогда, в марте 1843 года, Ботта еще не знал, что судьба зло посмеется над ним. В том, что он нашел именно Ниневию, он был убежден едва ли не до конца дней своих. И изданное им в Париже в 1847–1850 годах роскошное пятитомное издание носило гордое название «Памятники Ниневии, открытые и описанные Ботта». Но это была… не Ниневия!

Холм возле селения Хорсабад скрывал руины другой ассирийской столицы – Дур-Шаррукина, резиденции царя Саргона II с великолепным дворцом, сооруженным в 709 году до н. э. Мнимое «открытие» Ниневии Боттой вошло в анналы археологической науки в качестве вопиющей ошибки неопытного ученого.

Но это все еще впереди, а пока идет март 1843 года и Поль Эмиль Ботта впервые в истории науки приступает к раскопкам ассирийского города. Буквально через час после начала раскопок из земли выступили полуразрушенные стены. Когда исследователи соскоблили налипшую на них грязь, перед их взором появились многочисленные надписи, рисунки, рельефы, изображения зверей…

Изобилие рельефов и скульптур было поразительным. Как зачарованный, Ботта сидел в раскопе и срисовывал причудливые, совершенно необычные изображения крылатых зверей, фигуры бородатых людей; ничего подобного ему не приходилось видеть даже в Египте, да и вообще европейцам еще не были знакомы такие изображения.

Открытие Ботта стало мировой сенсацией. До сих пор колыбелью человечества считали Египет. О древних царствах Двуречья до этого сообщала лишь Библия, которую европейские ученые XIX века со времен французского Просвещения привыкли считать «сборником легенд». Но открытие Ботта свидетельствовало о том, что в Двуречье действительно некогда существовала по меньшей мере такая же древняя, а если признать сведения Библии достоверными, то даже еще более древняя, чем Египет, цивилизация. Открытия Ботта положили начало ассириологии как одной из ветвей археологической науки.

Многочисленные исследователи, зачастившие в Хорсабад уже после первых сообщений Ботта, пришли к выводу, что это – древний Дур-Шаррукин, загородная резиденция царя Саргона (Шаррукина) II, тот самый, который упоминается в пророчествах библейского пророка Исайи. Это был летний дворец на окраине Ниневии, своеобразный Версаль Древнего мира.

Первые раскопки Дур-Шаррукина велись три года – с 1843 по 1846-й. Затем в 1852 году их продолжил Виктор Плас. Стена за стеной поднимались из земли величественные здания с великолепно украшенными порталами, с роскошными помещениями, ходами и залами, с гаремом из трех отделений и остатками ступенчатой башни-зиккурата. Стены дворца покрывали изображения диковинных животных, барельефы бородатых царей и крылатых богов. В его помещениях археологи нашли изумительные по форме вазы и предметы из алебастра, рассыпавшиеся от прикосновения в порошок. Все эти вещи говорили о величии древней цивилизации.

Дворец был сооружен на искусственной террасе и доминировал над расположенным у его подножия городом. Площадь дворца составляет 10 гектаров при общей площади города 18 гектаров. Крепостная стена, окружавшая город, подходила вплотную к дворцу так, что часть дворцовых помещений выдавалась вперед, образуя огромный бастион над крутым обрывом холма. С высоких башен стража могла увидеть врагов на далеком расстоянии, а отвесные склоны затрудняли осаду. Дворец имел 30 внутренних дворов и 210 залов. В центре находилась царская резиденция, вокруг нее группировались служебные помещения, гарем, храмы, зиккурат.

Во внутренних покоях дворца обнаружены остатки стенных росписей и панелей из глазурованных кирпичей. Комнаты были узкими, длинными и высокими, балки перекрытий делались из ливанского кедра, стены парадных залов в нижней части облицовывались рельефными фризами.

Величественны и фантастичны возвышавшиеся у входа во дворец Саргона грандиозные крылатые быки – шеду, стражи царских чертогов, охранявшие их от врагов, видимых и невидимых. Они – в высоких тиарах, с высокомерными человеческими ликами, сверкающими глазами, с огромными, прямоугольными, сплошь закрученными мелким завитком бородами. Характерная черта: каждый бык имеет пять ног. Добавочная нога создавала иллюзию шага животного по направлению к зрителю: входящий во дворец видел быков сбоку – в движении, устрашающем своей тяжестью, а спереди – в не менее грозном покое…