Книга вторая

Я и это писал, уроженец края пелигнов.

Тот же Овидий, певец жизни беспутной своей.

Был то Амура приказ. Уходите, строгие жены, —

Нет, не для ваших ушей нежные эти стихи.

5 Пусть читает меня, женихом восхищаясь, невеста

Или невинный юнец, раньше не знавший любви.

Из молодежи любой, как я, уязвленный стрелою,

Пусть узнает в стихах собственной страсти черты

И, в изумленье придя, «Как он мог догадаться, — воскликнет. —

10 Этот искусник поэт — и рассказать обо мне?»

Помню, отважился я прославлять небесные брани.

Гигеса с сотнею рук — да и, пожалуй бы, смог! —

Петь, как отмстила Земля и как, на Олимп взгроможденный,

Вместе с Оссой крутой рухнул тогда Пелион.26

15 Тучи в руках я держал и перун Юпитера грозный, —

Смело свои небеса мог бы он им отстоять!..

Что же? Любимая дверь заперла… И забыл я перуны.

Сам Юпитер исчез мигом из мыслей моих.

О Громовержец, прости! Не смогли мне помочь твои стрелы:

20 Дверь запертая была молний сильнее твоих.

Взял я оружье свое: элегии легкие, шутки:

Тронули строгую дверь нежные речи мои.

Могут стихи низвести луну кровавую с неба,

Солнца белых коней могут назад повернуть.

25 Змеи под властью стихов ядовитое жало теряют,

Воды по воле стихов снова к истокам текут.

Перед стихом растворяется дверь, и замок уступает,

Если он накрепко вбит даже в дубовый косяк.

Что мне за польза была быстроногого славить Ахилла?

30 Много ли могут мне дать тот или этот Атрид,

Муж, одинаковый срок проведший в боях и в скитаньях,

Или влекомый в пыли Гектор, плачевный герой?

Нет! А красавица та, чью прелесть юную славлю,

Ныне приходит ко мне, чтобы певца наградить.

35 Хватит с меня награды такой! Прощайте, герои

С именем громким! Не мне милостей ваших искать.

Лишь бы, красавицы, вы благосклонно слух преклонили

К песням, подсказанным мне богом румяным любви.

Я никогда б не посмел защищать развращенные нравы,

Ради пороков своих лживым оружьем бряцать.

Я признаюсь — коли нам признанье проступков на пользу.

Все я безумства готов, все свои вины раскрыть.

5 Я ненавижу порок… но сам ненавистного жажду.

Ах, как нести тяжело то, что желал бы свалить!

Нет, себя побороть ни сил не хватает, ни воли…

Так и кидает меня, словно корабль на волнах!..

Определенного нет, что любовь бы мою возбуждало,

10 Поводов сотни — и вот я постоянно влюблен!

Стоит глаза опустить какой-нибудь женщине скромно, —

Я уже весь запылал, видя стыдливость ее.

Если другая смела, так, значит, она не простушка, —

Будет, наверно, резва в мягкой постели она.

15 Встретится ль строгая мне, наподобие суровых сабинок. —

Думаю: хочет любви, только скрывает — горда!

Коль образованна ты, так нравишься мне воспитаньем;

Не учена ничему — так простотою мила.

И Каллимаха стихи для иной пред моими топорны, —

20 Нравятся, значит, мои, — нравится мне и она.

Та же и песни мои, и меня, стихотворца, порочит, —

Хоть и порочит, хочу ей запрокинуть бедро.

Эта походкой пленит, а эта пряма, неподвижна, —

Гибкою станет она, ласку мужскую познав.

25 Сладко иная поет, и льется легко ее голос, —

Хочется мне поцелуй и у певицы сорвать.

Эта умелым перстом пробегает по жалобным струнам, —

Можно ли не полюбить этих искуснейших рук?

Эта в движенье пленит, разводит размеренно руки,

30 Мягко умеет и в такт юное тело сгибать.

Что обо мне говорить — я пылаю от всякой причины, —

Тут Ипполита возьми: станет Приапом27 и он.

Ты меня ростом пленишь: героиням древним подобна, —

Длинная, можешь собой целое ложе занять.

35 Эта желанна мне тем, что мала: прельстительны обе.

Рослая, низкая — все будят желанья мои.

Эта не прибрана? Что ж, нарядившись, прекраснее станет.

Та разодета: вполне может себя показать.

Белая нравится мне, золотистая нравится кожа;

40 Смуглой Венерой и той я увлекаюсь подчас.

Темных ли пряди кудрей к белоснежной шее прильнули:

Славою Леды была черных волос красота.

Светлы они? — но шафраном кудрей Аврора прельщает…

В мифах всегда для меня нужный найдется пример.

45 Юный я возраст пеню, но тронут и более зрелым:

Эта красою милей, та подкупает умом…

Словом, какую ни взять из женщин, хвалимых в столице,

Все привлекают меня, всех я добиться хочу!

Днесь попугай-говорун, с Востока, из Индии родом.

Умер… Идите толпой, птицы, его хоронить.

В грудь, благочестья полны, пернатые, крыльями бейте,

Щечки царапайте в кровь твердым кривым коготком!

5 Перья взъерошьте свои; как волосы, в горе их рвите;

Сами пойте взамен траурной длинной трубы.

Что, Филомела, пенять на злодейство фракийца-тирана?28

Много уж лет утекло, жалобе смолкнуть пора.

Лучше горюй и стенай о кончине столь редкостней птицы!

10 Пусть глубоко ты скорбишь, — это давнишняя скорбь.

Все вы, которым дано по струям воздушным носиться,

Плачьте! — и первая ты, горлинка: друг он тебе.

Рядом вы прожили жизнь в неизменном взаимном согласье,

Ваша осталась по гроб долгая верность крепка.

15 Чем молодой был фокидец Пилад для аргосца Ореста,

Тем же была, попугай, горлинка в жизни твоей.

Что твоя верность, увы? Что редкая перьев окраска,

Голос, который умел всяческий звук перенять?

То, что, едва подарен, ты моей госпоже полюбился?

20 Слава пернатых, и ты все-таки мертвый лежишь…

Перьями крыльев затмить ты хрупкие мог изумруды,

Клюва пунцового цвет желтый шафран оттенял.

Не было птицы нигде, чтобы голосу так подражала.

Как ты, слова говоря, славно картавить умел!

25 Завистью сгублен ты был — ты ссор затевать не пытался.

Был от природы болтлив, мир безмятежный любил…

Вот перепелки — не то; постоянно друг с другом дерутся,29 —

И потому, может быть, долог бывает их век.

Сыт ты бывал пустяком. Порой из любви к разговорам,

30 Хоть изобилен был корм, не успевал поклевать.

Был тебе пищей орех или мак, погружающий в дрему,

Жажду привык утолять ты ключевою водой.

Ястреб прожорливый жив, и кругами высоко парящий

Коршун, и галка жива, что накликает дожди:

35 Да и ворона, чей вид нестерпим щитоносной Минерве,30 —

Может она, говорят, девять столетий прожить.

А попугай-говорун погиб, человеческой речи

Отображение, дар крайних пределов земли.

Жадные руки судьбы наилучшее часто уносят,

40 Худшее в мире всегда полностью жизнь проживет.

Видел презренный Терсит погребальный костер Филакийца;31

Пеплом стал Гектор-герой — братья остались в живых…

Что вспоминать, как богов за тебя умоляла хозяйка

В страхе? Неистовый Нот в море моленья унес…

45 День седьмой наступил, за собой не привел он восьмого, —

Прялка пуста, и сучить нечего Парке твоей.

Но не застыли слова в коченеющей птичьей гортани.

Он, уже чувствуя смерть, молвил: «Коринна, прости!..»

Под Елисейским холмом есть падубов темная роща;

50 Вечно на влажной земле там зелена мурава.

Там добродетельных птиц — хоть верить и трудно! — обитель;

Птицам зловещим туда вход, говорят, запрещен.

Чистые лебеди там на широких пасутся просторах,

Феникс, в мире один, там же, бессмертный, живет;

55 Там распускает свой хвост и пышная птица Юноны:32

Страстный целуется там голубь с голубкой своей.

Принятый в общество их, попугай в тех рощах приютных

Всех добродетельных птиц речью пленяет своей…

А над костями его — небольшой бугорочек, по росту,

60 С маленьким камнем: на нем вырезан маленький стих:

«Сколь был я дорог моей госпоже — по надгробию видно.

Речью владел я людской, что недоступно для птиц».

Значит, я буду всегда виноват в преступлениях новых?

Ради защиты вступать мне надоело в бои.

Стоит мне вверх поглядеть в беломраморном нашем театре,

В женской толпе ты всегда к ревности повод найдешь,

5 Кинет ли взор на меня неповинная женщина молча,

Ты уж готова прочесть тайные знаки в лице.

Женщину я похвалю — ты волосы рвешь мне ногтями;

Стану хулить, говоришь: я заметаю следы…

Ежели свеж я на вид, так, значит, к тебе равнодушен:

10 Если не свеж, — так зачах, значит, томясь по другой…

Право, уж хочется мне доподлинно быть виноватым:

Кару нетрудно стерпеть, если ее заслужил.

Ты же винишь меня зря, напраслине всяческой веришь, —

Этим свой собственный гнев ты же лишаешь цены.

15 Ты погляди на осла, страдальца ушастого вспомни:

Сколько его ни лупи, — он ведь резвей не идет…

Вновь преступленье: с твоей мастерицей по части причесок,

Да, с Кипассидою мы ложе, мол, смяли твое!

Боги бессмертные! Как? Совершить пожелай я измену,

20 Мне ли подругу искать низкую, крови простой?

Кто ж из свободных мужчин захочет сближенья с рабыней?

Кто пожелает обнять тело, знававшее плеть?

Кстати, добавь, что она убирает с редким искусством

Волосы и потому стала тебе дорога.

25 Верной служанки твоей ужель домогаться я буду?

Лишь донесет на меня, да и откажет притом…

Нет, Венерой клянусь и крылатого мальчика луком:

В чем обвиняешь меня, в том я невинен, — клянусь!

Ты, что способна создать хоть тысячу разных причесок;

Ты, Кипассида, кому только богинь убирать:

Ты, что отнюдь не простой оказалась в любовных забавах;

Ты, что мила госпоже, мне же и вдвое мила, —

5 Кто же Коринне донес о тайной близости нашей!?

Как разузнала она, с кем, Кипассида, ты спишь?

Я ль невзначай покраснел?.. Сорвалось ли случайное слово

С губ, и невольно язык скрытую выдал любовь?..

Не утверждал ли я сам, и при этом твердил постоянно,

10 Что со служанкой грешить — значит лишиться ума?

Впрочем… к рабыне пылал, к Брисеиде, и сам фессалиец;

Вождь микенский любил Фебову жрицу — рабу…

Я же не столь знаменит, как Ахилл или Тантала отпрыск,33 —

Мне ли стыдиться того, что не смущало царей?

15 В миг, когда госпожа на тебя взглянула сердито,

Я увидал: у тебя краской лицо залилось.

Вспомни, как горячо, с каким я присутствием духа

Клялся Венерой самой, чтоб разуверить ее!

Сердцем, богиня, я чист, мои вероломные клятвы

20 Влажному ветру вели в дали морские умчать…

Ты же меня наградить изволь за такую услугу:

Нынче, смуглянка, со мной ложе ты вновь раздели!

Неблагодарная! Как? Головою качаешь? Боишься?

Служишь ты сразу двоим, — лучше служи одному.

25 Если же, глупая, мне ты откажешь, я все ей открою,

Сам в преступленье своем перед судьей повинюсь;

Все, Кипассида, скажу: и где и как часто встречались;

Все госпоже передам: сколько любились и как…

Ты, Купидон, никогда, как видно, гнев не насытишь.

Мальчик беспечный, приют в сердце нашедший моем!

Что обижаешь меня? Знамен твоих я ни разу

Не покидал, а меж тем ранен я в стане своем!

5 Что ж ты огнем опаляешь друзей и пронзаешь стрелами?

Право же, большая честь в битве врагов побеждать…

Тот гемонийский герой, пронзив копьем своим друга,

Не оказал ли ему тотчас врачебных услуг?34

Ловчий преследует дичь, но только поймает, обычно

10 3веря бросает, а сам к новой добыче спешит.

Мы, твой покорный народ, от тебя получаем удары.

А непокорных врагов лук твой ленивый щадит…

Стрелы к чему притуплять об кожу да кости? Любовью

В кожу да кости, увы, я уж давно превращен.

15 Мало ль мужчин живет без любви и мало ли женщин?

Лучше ты их побеждай — славный заслужишь триумф.

Рим, когда бы на мир огромных полчищ не двинул,

Так и остался б селом с рядом соломенных крыш…

Воин, когда он устал, получает участок земельный.

20 В старости конь скаковой праздно пасется в лугах,

В длинных доках стоят корабли, приведенные с моря,

И гладиатора меч на деревянный сменен.35

Значит, и мне, служаке в строю у любви и у женщин,

Дать увольненье пора, чтоб беззаботно пожить.

Если «Живи без любви!» мне бог какой-нибудь скажет,

О, я взмолюсь: до того женщина — сладкое зло.

Только пресыщусь, едва прекратится пылание страсти,

Вихрь куда-то опять бедную душу стремит.

5 Так, если конь понесет, стремглав помчит господина,

Пеной покрытой узде не удержать уж коня.

Так близ самой земли, у входа в надежную гавань,

Бури внезапный порыв в море уносит корабль.

Вот как я вечно гоним Купидона неверным дыханьем!

10 Снова знакомой стрелой целит румяный Амур.

Что же, стреляй! Я оружье сложил, я стою обнаженный.

В этих боях ты силён, не изменяет рука.

Как по приказу, в меня попадают без промаха стрелы. —

Стал я привычней для них, чем их привычный колчан.

15 Трижды несчастен тот, кто бездействия выдержать может

Целую ночь и сочтет лучшей наградою сон.

Глупый! Что же есть сон, как не смерти холодной подобье?

Волею неба вкушать долгий мы будем покой…

Лишь бы мне лгали уста подруги, обманщицы милой, —

20 Мне бы надежда и та радости много дала.

Ласково пусть болтает со мной, затевает и ссоры,

То утоляет мой пыл, то отвергает мольбы.

Марс переменчив, но в том виноват его пасынок резвый, —

Лишь по примеру его Марс обнажает свой меч.

25 Ветрен ты, мальчик, своих намного ты ветреней крыльев:

Радость нам дать и отнять — всё это прихоть твоя.

Если ты просьбе моей с божественной матерью внемлешь,

В сердце моем навсегда царство свое утверди.

Женщины пусть — легкомысленный сонм — признают владыку, —

30 Будешь ты в мире тогда ими и нами почтен.

Помнится, ты, мой Грецин…36 да, именно ты говорил мне,

Будто немыслимо двух одновременно любить.

Из-за тебя я в беде: безоружен был — и попался;

Стыдно сознаться — но двух одновременно люблю.

5 Обе они хороши, одеваются обе умело,

Кто же искусней из них, было бы трудно решить.

Эта красивее той… а та красивее этой.

Эта приятнее мне… нет, мне приятнее та…

Две меня треплют любви, как челн — два встречные ветра.

10 Мчусь то туда, то сюда, — надвое вечно разъят.

Стоит ли муки мои без конца умножать, Эрицина?37

Женщины мало ль одной мне для сердечных забот?

Нужно ли звезд прибавлять и так полнозвездному небу

Или деревьям — листвы, морю глубокому — вод?

15 Лучше, однако, хоть так, чем хиреть без любви одиноко, —

Я пожелал бы врагу в строгости жить, без любви.

Я пожелал бы врагу одиноко лежать на постели.

Где не мешает ничто, где ты свободно простерт.

Нет, пусть ярость любви прерывает мой сон неподвижный!

20 Лишь бы не быть одному грузом кровати своей…

Пусть истощает мой пыл, запретов не зная, подруга, —

Если одна — хорошо; мало одной — так и две!

Члены изящны мои, однако нимало не слабы;

Пусть мой вес невелик, жилисто тело мое.

25 Крепости чреслам моим добавляет еще и желанье, —

В жизни своей никогда женщины я не подвел.

Часто в забавах любви всю ночь проводил, а наутро

Снова к труду был готов, телом все так же могуч.

Счастлив, кого сокрушат взаимные битвы Венеры!

30 Если б по воле богов мог я от них умереть!

Пусть бестрепетно грудь подставляет вражеским стрелам

Воин, — бессмертье себе он через смерть обретет.

Алчный пусть ищет богатств и пусть, в кораблекрушенье,

Влаги, изъезженной им, ртом своим лживым хлебнет!

35 Мне же да будет дано истощиться в волнениях страсти.

Пусть за любовным трудом смерть отпускную мне даст,

И со слезами пускай кто-нибудь на моем погребенье

Скажет: «Кончина твоя жизни достойна твоей!»

Бремя утробы своей безрассудно исторгла Коринна

И, обессилев, лежит. С жизнью в ней борется смерть.

Втайне решилась она на опасное дело; я вправе

Гневаться… Только мой гнев меньше, чем страх за нее.

5 Все же она понесла — от меня, я так полагаю.

Впрочем, порой я готов верным возможное счесть…

Матерь Исида, чей край38 — плодородные пашни Канопа,

И Паретопий, и Фар с рощами пальм, и Мемфис.

Чьи те равнины, где Нил, по широкому руслу скатившись,

10 Целой седмицей ворот к морю выносит волну!39

Систром твоим заклинаю тебя и Анубиса ликом:

Вечно Осирис честной пусть твои таинства чтит,

Пусть не поспешно змея проползает вокруг приношений,

В шествии рядом с тобой Апис рогатый идет!40

15 Взор свой сюда обрати, в одной двоих ты помилуй:

Жизнь госпоже возврати, мне же — она возвратит.

Часто в Исидины дни тебе она в храме служила,

Галлы-жрецы между тем кровью пятнали твой лавр.41

Ты ведь жалеешь всегда беременных женщин, которым

20 Груз потаенный напряг гибкость утративший стан.

Будь благосклонна, внемли, о Илифия, жарким моленьям!42

Верь мне, достойна она милостей щедрых твоих,

В белых одеждах я сам почту твой алтарь фимиамом,

Сам по обету дары к светлым стопам я сложу.

25 Надпись добавлю я к ним: «Назон — за спасенье Коринны».

О, поощри же, молю, надпись мою и дары!

Если же в страхе таком и советовать можно, — Коринна,

Больше подобных боев не затевай никогда!

Подлинно ль женщинам впрок, что они не участвуют в битвах

И со щитом не идут в грубом солдатском строю,

Если себя без войны они собственным ранят оружьем,

Слепо берутся за меч, с жизнью враждуя своей?

5 Та, что пример подала выбрасывать нежный зародыш, —

Лучше погибла б она в битве с самою собой!

Если бы в древности так матерям поступать полюбилось,

Сгинул бы с этаким злом весь человеческий род!

Снова пришлось бы искать того, кто в мире пустынном

10 Стал бы каменья бросать, вновь зачиная людей.43

Кто бы Приамову мощь сокрушил, когда бы Фетида,

Моря богиня, свой плод не захотела носить?

Если в тугом животе не оставила б Илия двойню,44

Кто бы тогда основал этот властительный Град?

15 Если б в утробе своей погубила Энея Венера,

То не пришлось бы земле в будущем Цезарей знать.

Так же погибла б и ты, хоть могла уродиться прекрасной,

Если б отважилась мать сделать, что сделала ты.

Сам я, кому умереть от любви предназначено, вовсе

20 Не родился бы на свет, не пожелай моя мать.

Можно ль незрелую гроздь срывать с лозы виноградной?

Можно ль жестокой рукой плод недоспелый снимать?

Свалятся сами, созрев. Рожденному дай развиваться.

Стоит чуть-чуть потерпеть, если наградою — жизнь

25 Что же утробу язвить каким-то особым оружьем?

Как нерожденных детей ядом смертельным травить?

Все колхидянку винят, обагренную кровью младенцев;45

Каждому Итиса жаль: мать погубила его.

Матери-звери они. Но у каждой был горестный повод:

30 Обе мстили мужьям, кровь проливая детей.

Вы же скажите, какой вас Терей иль Ясон побуждает

С дрожью, смущенной рукой тело свое поражать?

Сроду не делали так и в армянских логовах тигры;

Разве решится сгубить львица потомство свое?

35 Женщины ж этим грешат, хоть нежны, — и ждет их возмездье:

Часто убившая плод женщина гибнет сама, —

Гибнет, — когда же ее на костер несут, распустивши

Волосы, каждый в толпе громко кричит: «Поделом!»

Пусть же зной растворится снова в просторах эфира!

40 Пусть предсказанья мои станут лишь звуком пустым!

Боги благие, лишь раз без вреда согрешить ей дозвольте…

Но и довольно: потом пусть наказанье несет.

Палец укрась, перстенек, моей красавице милой.

Это подарок любви, в этом вся ценность его.

Будь ей приятен. О, пусть мой дар она с радостью примет,

Пусть на пальчик себе тотчас наденет его.

5 Так же ей будь подходящ, как она для меня подходяща.

Будь ей удобен, не жми тоненький пальчик ее.

Счастье тебе! Забавляться тобой госпожа моя будет, —

Сделав подарок, ему сам я завидовать стал…

Если б своим волшебством в тот перстень меня обратила

10 Дева Ээи иль ты, старец Карпафских пучин!46

Стоило б мне пожелать коснуться грудей у любимой

Или под платье ее левой проникнуть рукой,

Я соскользнул бы с перста, хоть его и сжимал бы вплотную,

Чудом расширившись, к ней я бы на лоно упал.

15 Или печатью служа для писем ее потаенных, —

Чтобы с табличек не стал к камешку воск приставать, —

Я прижимался б сперва к губам красавицы влажным…

Только б на горе себе не припечатать письма!..

Если ж меня уложить захочет любимая в ларчик,

20 Я откажусь, я кольцом палец сожму потесней…

Пусть никогда, моя жизнь, для тебя я не стану обузой,

Пусть твой палец всегда с легкостью носит свой груз.

Ты, не снимая меня, купайся в воде подогретой,

Ведь не беда, коль струя под самоцвет попадет…

25 Голая будешь… И плоть у меня от желанья взыграет…

Будучи перстнем, я все ж дело закончу свое…

Что по-пустому мечтать?.. Ступай же, подарок мой скромный

Смысл его ясен: тебе верность я в дар приношу.

Ты, свою песню ведя, подошел уж к Ахиллову гневу

И облекаешь в доспех связанных клятвой мужей,

Я же, о Макр47, ленюсь под укромною сенью Венеры,

Крупные замыслы все нежный ломает Амур.

5 Сколько уж раз «Отойди, не мешай!» говорил я подруге,

Но на колени ко мне тотчас садится она!

Или «Мне стыдно…» скажу, — а милая чуть ли не в слезы.

«Горе мне! — шепчет, — моей стал ты стыдиться любви…

Шею мою обовьет и тысячью жарких лобзаний

10 Вдруг мне осыплет лицо, — я погибаю от них!

Я побежден, от боев отвлекает меня вдохновенье:

Битв домашних певец, подвиги славлю свои.

Скипетр я все же держал, как мог, и трагедия48 все же

Двигалась, с этим трудом справиться я бы сумел.

15 Плащ мой Амур осмеял, и цветные котурны, и скипетр:

Рано его я схватил и недостойной рукой!

В сторону был уведен своенравной красавицы волей

И о котурнах забыл: правил триумф свой Амур.

Делаю то, что могу: обучаю науке любовной

20 (Горе! Я сам удручен преподаваньем своим!),

Иль сочиняю, как шлет Пенелопа известье Улиссу,49

Иль как у моря, одна, слезы, Филлида, ты льешь. —

Всё, что Парис, Макарей и Ясон, благодарности чуждый,

Будут читать, Ипполит и Ипполитов отец;

25 Все, что, выхватив меч, сказала бы в горе Дидона

Или же Лесбоса дочь, лиры Эолии друг.

Скоро же ты, мой Сабин,50 объехал весь мир и вернулся,

Из отдаленных краев письма-ответы привез!

Значит, Улисса печать Пенелопой опознана верной,

30 Мачеха Федра прочла, что написал Ипполит;

Благочестивый Эней прекрасной ответил Элиссе:

Есть и к Филлиде письмо… если Филлида жива!

До Ипсипилы дошли Ясона печальные строки;

Милая Фебу, во храм лиру, лесбийка, отдай!..

35 Все же в стихах и твоих, о Макр, воспеватель сражений,

Голос порой подает золотокудрый Амур:

Там и Парис, и жена, что неверностью славу снискала,

И Лаодамия, смерть мужу принявшая вслед…

Знаю тебя хорошо: ты любовь воспеваешь охотней,

40 Нежели брани, ты в мой перебираешься стан!

Если жену сторожить ты, дурень, считаешь излишним,

Хоть для меня сторожи, чтобы я жарче пылал!

Вкуса в дозволенном нет, запрет возбуждает острее;

Может лишь грубый любить то, что дозволит другой.

5 Мы ведь любовники, нам и надежды и страхи желанны,

Пусть иногда и отказ подогревает наш пыл.

Что мне удача в любви, коль заране успех обеспечен?

Я не люблю ничего, что не сулило бы мук.

Этот мне свойственный вкус лукавой подмечен Коринной, —

10 Хитрая, знает она, чем меня лучше поймать.

Ах, притворялась не раз, на боль головную ссылалась!

Как же я медлил тогда, как не хотел уходить…

Ах, сколько раз обвиняла меня, и невинный виновник

Нехотя вид принимал, будто и впрямь виноват.

15 Так, меня обманув и раздув негорячее пламя,

Снова готова была страстным ответить мольбам.

Сколько и нежностей мне, и ласковых слов расточала!

А целовала меня — боги! — о, сколько и как!

Так же и ты, которая взор мой пленила недавно,

Чаще со мною лукавь, чаще отказывай мне,

20 Чаще меня заставляй лежать у тебя на пороге.

Холод подолгу терпеть ночью у двери твоей.

Так лишь крепнет любовь, в упражнении долгом мужает,

Вот чего требую я, вот чем питается страсть.

25 Скучно становится мне от любви беспрепятственной, пресной:

Точно не в меру поел сладкого — вот и мутит.

Если б Данаю отец не запрятал в железную башню,

От Громовержца она вряд ли бы плод принесла,

Зорко Юнона блюла телицу рогатую — Ио, —

30 И Громовержцу вдвойне Ио милее была.

Тот, кто любит владеть доступным, пусть обрывает