Книга вторая

Разве до вас мне сейчас, до стихов и книжек злосчастных?

Я ведь и так из-за вас, из-за таланта погиб.

Что ж возвращаюсь опять к моим отверженным Музам?

Мало с меня, что за них был уже я осужден?

5 Песни — причина того, что мужчины и женщины скопом

В час недобрый искать стали знакомства со мной.

Песни — причина того, что я и мое поведенье

Цезарем осуждены из-за «Науки любви».

Страсть к стихам отними и снимешь с меня обвиненья:

10 Думаю, лишь за стихи вредным признали меня.

Вот наградой какой мой труд бессонный отмечен:

Я дарованьем своим лишь наказанье добыл.

Будь я немного умней, ненавистны б мне стали по праву

Девять ученых сестер, губящих собственных слуг.

15 Я же теперь, — таково безумие, спутник болезни, —

Ногу неловкую вновь ставлю на тот же уступ.

Так побежденный боец возвращается вновь на арену,

Так поврежденный корабль в море выходит опять.

Может быть, как в старину Тевтрантова царства правитель,

20 Буду и я исцелен рану нанесшим копьем.

Муза, навлекшая гнев, сама же его успокоит:

Песнями можно смягчить даже великих богов.

Цезарь и сам приказал авзонийским женщинам песней

Каждый год прославлять Мать в башненосном венце.542

25 Феба велел величать на вновь устроенных играх,

Видеть которые век может единственный раз.543

Этих богов в образец возьми, милосерднейший Цезарь,

Гнев твой да будет смягчен ныне талантом моим.

Я не могу отрицать, что он справедлив и заслужен,

30 Нет, не настолько еще стыд позабыли уста,

Но милосердье явить ты не мог бы, не будь я виновен:

Жребий мой повод тебе для снисхожденья дает.

Если бы всех, кто грешит, поражал Юпитер громами,

То без единой стрелы вскоре остался бы он.

35 Бог же, когда прогремит и грохотом мир испугает,

Чистым, дождь разогнав, делает воздух опять.

По справедливости он отец и правитель бессмертных,

По справедливости нет выше его никого.

Ты, что зовешься отцом и правителем нашей отчизны,

40 С богом поступками будь, так же как именем, схож.

Ты ведь и делаешь так, и нет никого, кто умеет

Власти поводья держать так же свободно, как ты.

Ты к побежденным врагам всегда бывал милосерден,

Хоть милосердья от них сам ты не мог ожидать.

45 Видел я, как оделял ты почестью или богатством

Тех, кто когда-то посмел меч на тебя поднимать.

День окончанья войны прекращает и гнев твой мгновенно,

Бывшие недруги в храм вместе приносят дары.

И как солдаты твои, одолев противника, рады,

50 Так побежденный тобой рад твоему торжеству.

Я не столь виноват: мечом с тобой я не спорил,

В стане, враждебном тебе, я никогда не бывал.

Морем клянусь, и землей, и богами третьей стихии,

Видимым богом клянусь, наш покровитель, тобой:

55 Всем моим сердцем тебе сочувствовал я, о великий,

Помыслы отдал тебе (большего дать я не мог).

Я желал, чтобы ты вознесся к звездам не скоро.

Был я песчинкой в толпе тех, кто о том же молил.

Я воскурял за тебя фимиам и вместе со всеми

60 В храме молитвы свои с общей молитвой сливал.

Упомяну ли, что те, меня погубившие книги

В тысячах мест полны именем славным твоим?

В больший мой труд загляни, который еще не окончен,

В невероятный рассказ о превращениях тел:

65 Ты обнаружишь, что я и там тебя прославляю,

Ты доказательства чувств там обнаружишь моих.

Знаю, что славу твою стихами нельзя увеличить,

Знаю, что ей и без них некуда дальше расти.

Мир переполнен молвой о Юпитере, правда, но слушать

70 Песнь о деяньях своих нравится даже ему.

Если напомнят ему, как сражались с гигантами боги,

Может быть, эту хвалу слушает с радостью он.

Пусть тебя славят певцы, которым это пристало,

Пусть тебе песни поют с большим талантом, чем я,

75 Все же, как сотня быков заколотых трогает бога,

Так приклоняет свой взор к пригоршне ладана он.

Ах, как безжалостен был неведомый мне неприятель,

Тот, кто однажды тебе шутки мои прочитал!

Он не хотел, чтобы ты беспристрастным взором увидел,

80 Сколько почтенья к тебе вложено в книги мои.

Если ты враг мой теперь, кто может остаться мне другом?

Сам я порою готов возненавидеть себя.

Дом, который осел, начинает набок клониться

И на осевшую часть всем своим весом давить.

85 Трещине лишь пробежать, и вмиг рассядутся стены.

И наконец под своей тяжестью рушится дом.

Ненависть общая — все, чего я добился стихами,

И, как ей должно, толпа с волей согласна твоей.

Вспомни, ты сам признавал безупречным мое поведение,

90 Сам ты для смотра коня некогда мне подарил.544

Пусть все это ничто, пусть честность нам не приносит

Славы — но все ж и вины не было также на мне.

Я не обидел ничем порученных мне подсудимых

Там, где вершат дела десятью десять мужей.

95 Я безупречно решал в суде гражданские тяжбы,545

Из проигравших никто не усомнился во мне.

О злополучный, не стань я жертвой недавних событий, —

Мне правосудье твое не угрожало ничем.

Случай меня погубил, и под первым натиском бури

100 В бездне морской потонул течи не знавший корабль.

Нет, не одною волной меня опрокинуло, — воды

Хлынули все на меня, ринулся весь Океан.

О, для чего провинились глаза, увидевши нечто?

Как на себя я навлек, неосторожный, вину?

105 Раз невзначай увидал Актеон нагую Диану:

Дичью для собственных псов стал из-за этого он.

Значит, невольной вины не прощают всевышние людям,

Милости нет, коли бог даже случайно задет.

Ибо в горестный день, когда совершил я ошибку,

110 Рухнул, пусть небольшой, но незапятнанный дом.

Пусть небольшой, но в дали веков отеческих зримый,

Он благородством своим мог бы поспорить с любым.

Он не бросался в глаза ни роскошью, ни нищетою,

Не выделялся ничем — истого всадника дом.

115 Если б и не был мой дом старинным всадника домом,

Славу ему бы принес мой поэтический дар,

И хоть язвят, что его я на шалости тратил пустые,

Громкое имя мое миру известно всему.

Тьма просвещенных умов Назона знает и ценит

120 И причисляет его к самым любимым певцам.

Вот и обрушился дом, лишь недавно Музам любезный,

Пал под гнетом одной, хоть и немалой, вины.

Все же так он упал, что воздвигнуться может из праха,

Если смягчится вдруг Цезаря праведный гнев.

125 Столь милосердным себя явил в наказании Цезарь,

Что оказалось оно мягче, чем я ожидал.

Мне дарована жизнь, и до казни свой гнев не простер ты,

Пользуясь силой своей, меру ты, принцепс, хранил.

Ты достоянья меня не лишил — наследия предков,546

130 Будто бы мало того, что подарил ты мне жизнь.

Не был я заклеймен как преступник решеньем сената,

Не был я присужден к ссылке особым судом.

Сам произнес приговор и сам, как правитель достойный,

Ты за обиды свои в горьких словах отомстил.

135 Даже и этот эдикт, для меня суровый и грозный,

Все-таки можно еще легкою карой назвать,

Ибо значится в нем, что я не изгнан, а сослан,

Мне облегчают судьбу мягкие эти слова.

Люди со здравым умом считают из всех наказаний

140 Самым тяжелым одно — вызвать твою неприязнь.

Но ведь бывает порой божество к мольбам благосклонно,

Но ведь сменяет порой бурю сияющий день.

Видеть мне вяз довелось, отягченный лозой виноградной,

Ствол которого был молнией бога задет.

145 Пусть ты надеяться мне запретил, я все же надеюсь, —

В этом одном не могу повиноваться тебе.

Весь я полон надежд, как твое милосердие вспомню,

Весь — безнадежность, едва вспомню проступки мои.

Но как у буйных ветров, взмущающих лоно морское,

150 Не одинаков задор, не беспрерывен разгул,

Между порывами вдруг спадают они, и слабеют,

И затихают совсем, словно лишенные сил.

Так то отхлынут, то вновь ко мне возвращаются страхи,

Как и надежды мои милость твою пробудить.

155 Ради всевышних богов, — да продлят тебе долгие годы,

Если только они к римлянам благоволят,

Ради отчизны моей, что сильна твоим попеченьем,

Частью которой и я был среди граждан других,

160 Пусть, за высокий твой дух и дела воздав по заслугам,

Платит любовью стократ Рим благодарный тебе.

В полном согласье с тобой да живет еще долгие годы

Ливия, что изо всех ровня тебе одному,

Та, без которой тебе остаться бы должно безбрачным, —

Кроме нее, никому мужем ты стать бы не мог.

165 Рядом с тобой невредим да будет твой сын, чтобы в дальней

Старости власть разделить вместе с тобой, стариком.

Да продолжают и впредь по твоим следам и по отчим

Юные внуки твои, юные звезды, идти.547

Да устремится опять к твоим знаменам победа,

170 Лик свой являя бойцам с нею сроднившихся войск,

Над авзонийским вождем пусть она, как прежде, витает,

Кудри лавровым венком пусть украшает тому,

Кто идет за тебя, собой рискуя, в сраженья,

Кто получил от тебя власть и поддержку богов.

175 Здесь половиной души за Городом ты наблюдаешь,

Там половиной другой делишь опасности с ним;548

Пусть он вернется к тебе с победой над всеми врагами,

Пусть на венчанных конях высится светлый, как бог, —

180 Сжалься и молний своих отложи разящие стрелы.

Это оружие мне слишком знакомо, увы!

Сжалься, отчизны отец, и, помня об имени этом,

Дай мне надежду мольбой сердце твое укротить.

Не о возврате молю, хотя великие боги

Могут тому, кто просил, сверх ожидания дать.

185 Сделай изгнанье мое не столь суровым и дальним, —

Больше чем вдвое его ты для меня облегчишь.

Сколько я тягот терплю, заброшенный в землю чужую,

Прочь из отчизны моей сосланный далее всех!

Я возле устьев живу семиструнного Истра в изгнанье,

190 Дева аркадская здесь мучит морозом меня.

От многочисленных орд язигов, колхов и гетов

И метереев с трудом нас защищает Дунай.

Многие больше меня виновны перед тобою,

Но не сослали из них дальше меня никого.

195 Дальше и нет ничего: лишь враги, морозы и море,

Где от мороза порой отвердевает волна.

Это римский рубеж у левого берега Понта;

Рядом бастарнов лежит и савроматов земля.

Местности этой пока Авзонии власть непривычна

200 И с государством твоим связи не прочны ее.

Я заклинаю меня в безопасное место отправить,

Чтобы, отчизны лишен, мира я не был лишен,

Чтоб не боялся врагов за непрочной оградой Дуная,

Чтобы твой гражданин к варварам в плен не попал.

205 Не подобает тому, кто рожден от крови латинской,

Цепи носить, доколь Цезарей род не угас.

Две погубили меня причины: стихи и оплошность,

Мне невозможно назвать эту вторую вину.

Я не таков, чтобы вновь бередить твои раны, о Цезарь!

210 Слишком довольно, что раз боль я тебе причинил.

Но остается упрек, что я непристойной поэмой

Как бы учителем стал прелюбодейной любви.

Значит, способен порой божественный ум обмануться

И со своей высоты малое не разглядеть.

215 Если Юпитер блюдет богов и вышнее небо,

Разве на всякий пустяк времени хватит ему?

И от тебя ускользнуть, когда ты мир опекаешь,

Разве не могут порой мелкие чьи-то дела?

Принцепс, может ли быть, чтоб ты, забыв о державе,

220 Стал разбирать и судить неравностопный мой стих?

Ты на своих плечах несешь величие Рима,

И не настолько легко бремя его для тебя,

Чтобы ты мог уследить за всякой шалостью нашей,

В наши безделицы мог бдительным оком вникать.

225 То Паннонию ты, то Иллирию нам покоряешь,

То за Ретией вслед Фракия бредит войной,549

Мира ждет армянин, а вот возвращает знамена

Всадник парфянский и лук нам боязливо сдает.

В юном потомке тебя узнает Германия снова:550

230 Цезарь великий рукой Цезаря войны ведет.

Так что малейшую часть твоих небывалых владений

Вместе с державою всей ты неусыпно хранишь.

На попеченье твоем и Рим, и законы, и нравы,

Коими жаждешь всех ты уподобить себе.

235 Отдых тебе не знаком, который даруешь народам,

Ибо ради него частые войны ведешь.

Буду ли я удивлен, что среди подобных занятий

Времени нет у тебя шалости наши читать?

Ах, когда бы ты мог на час оказаться свободным,

240 Знаю, в «Науке» моей ты не нашел бы вреда.

Книга моя, признаюсь, не отмечена строгостью важной

И не достойна тобой, принцепс, прочитанной быть.

Все же не стоит считать, что она, противно законам,

Римских женщин могла б низким вещам обучать.

245 Чтобы тебя убедить, кому предназначена книга,

В первой книге прочти эти четыре стиха:551

«Прочь от этих стихов, целомудренно-узкие ленты,

Прочь, расшитый подол, спущенный ниже колен!

О безопасной любви я пишу, о дозволенном блуде,

250 Нет за мною вины и преступления нет».

Я ль не велел держаться вдали от «Науки» матронам,

Если препятствуют им ленты и платья до пят?

Но, мне скажут, жена познакомиться с книгою может

И, хоть стихи для других, хитрости все перенять.

255 Значит, женам читать стихов не следует вовсе,

Ибо любые стихи могут греху научить.

Что бы она ни взяла, имея склонность к пороку,

Ей отовсюду на ум новая хитрость придет.

Пусть «Анналы»552 возьмет — неуклюжей не знаю я чтенья

260 Тут же, как Илия вдруг матерью стала, прочтет.

«Рода Энеева мать»553 возьмет — про Венеру узнает,

Стала она отчего «рода Энеева мать».

Далее я прослежу по порядку, если сумею,

Как и кому повредить могут любые стихи.

265 Это не значит совсем, что всякая книга порочна:

В самых полезных вещах вредная есть сторона.

Что полезней огня? Но если кто о поджоге

Думает, — руку его вооружает огонь.

Лекари то возвратят, а то отнимут здоровье,

270 С пользою или во вред травы свои применив.

Носят на поясе меч разбойник и путник разумный,

Этот — в засаде таясь, тот — защищая себя.

А красноречье, чей смысл в защите правого дела,

Может невинность губить или вину покрывать.

275 Так и поэма моя никому повредить неспособна,

Если читатель ее с чистой душою прочтет.

Несправедлив, кто в стихах у меня порочное видит,

Без основания строг он к сочиненьям моим.

Если он в чем-то и прав, семена разврата найдутся

280 В играх. Тогда прикажи зрелища все отменить:

Многих уже на грех навели и ряды и арена,

Где кровавый песок твердую землю устлал.

Следует цирк запретить: опасна распущенность цирка,

Юная девушка там рядом сидит с чужаком.

285 Если женщины ждут, гуляя в портике, встречи

С милыми, то почему портики нам не закрыть?

Есть ли место святей, чем храм? Но оно не подходит

Женщине, если она устремлена не к добру!

Ступит к Юпитеру в храм, у Юпитера в храме припомнит,

290 Скольких женщин и дев он в матерей превратил.

В храм соседний придет молиться Юноне — и вспомнит,

Скольких соперниц пришлось этой богине терпеть.

Спросит, к Палладе придя, зачем это был Эрихтоний,

Плод незаконной любви, девою усыновлен.

295 К Мстителю в храм ли войдет, тобою построенный, — рядом

С Марсом Венера стоит, выставив мужа за дверь.

В храме Исиды задаст вопрос: почему же Юнона

Деву гнала за Босфор, за Ионийский простор.

Вспомнит Анхиза она по Венере, припомнит Церере

300 Иасиона554 ее, Эндимиона — Луне.

Это способно вредить неустойчивым душам, но в храмах

Статуи наших богов чинно стоят по местам.

С первых же строк удалил порядочных я от «Науки»,

Ибо ее написал лишь для забавы блудниц.

305 Та же, что хочет войти в святилище без разрешенья,

Будет виновна сама, если нарушит запрет.

Да не такой уж и вред — развернуть любовную книгу.

Можно о многом читать, но не всему подражать.

Строгой жене иногда приходится видеть готовых

310 Всех без разбора любить полураздетых блудниц.

Взоры весталок порой касаются тел непотребных,

Но за такую вину их не карает никто.

Что же Музу мою считают столь непристойной?

Разве мои лишь стихи всех побуждают любить?

315 Это ошибка моя, моя провинность — согласен.

В книге мне изменил вкус и талант заодно.

Ах, почему я тогда аргосским взятую войском

Трою не предпочел вновь потревожить стихом?

Фивы зачем не воспел и взаимное братоубийство,

320 И семерых вождей, семь защищавших ворот?

Мне и воинственный Рим предлагал немало предметов:

Подвиги родины петь есть благороднейший труд.

В жизни твоей, наконец, из многих подвигов, Цезарь,

Мог я для песен своих выбрать хотя бы один.

325 Словно солнце влечет глаза лучистым сияньем,