СКОРБНЫЕ ЭЛЕГИИ

Так, без хозяина к путь отправляешься, малый мой свиток,

В Град, куда мне, увы, доступа нет самому.

Но нарядившись, иди, как сосланным быть подобает.

Бедный! Пусть жизни моей твой соответствует вид.

5 Красным тебя покрывать не надо вакцинии соком,532

Скорбным дням не под стать яркий багрянец ее.

Минием пусть не блестит твой титул и кедром — страницы,

Пусть и на черном челе белых не будет рожков.

Пусть подобный убор украшает счастливые книги,

10 Должен ты помнить всегда о злополучье моем.

Пусть по обрезам тебя не гладит хрупкая пемза,

В люди косматым явись, с долго небритой щекой.

Пятен своих не стыдись, пусть каждый, кто их увидит,

15 В них угадает следы мной проливаемых слез.

В путь же! Иди, передай местам счастливым привет мой —

Ныне таким лишь путем их я достигнуть могу.

Ежели кто-нибудь там, в многолюдье меня не забывший,

Спросит, как я живу, чем занимаюсь вдали,

Ты говори, что я жив, но «жив и здоров» не ответствуй.

20 Впрочем, и то, что я жив, — богом ниспосланный дар.

Если же станут еще расспрашивать, будь осторожен,

Их любопытству в ответ лишнего им не скажи, —

Тотчас припомнит и вновь перечтет мои книги читатель,

И всенародной молвой буду я предан суду.

25 Будут тебя оскорблять — но ты не посмей защищаться:

Тяжба любая, поверь, дело ухудшит мое.

Встретится ль там и такой, кто моим опечален изгнаньем,

Пусть со слезами прочтет он эти песни мои,

И пожелает без слов, таясь, — не услышал бы недруг, —

30 Чтоб наказанье мое Цезарь, смягчась, облегчил.

Кто бы он ни был, молю, — того да минуют несчастья,

Кто к несчастьям моим милость богов призовет.

Да совершится, что он пожелал, да гнев свой умерит

Цезарь и мне умереть в доме позволит родном!

35 Выполнишь ты мой наказ, но все-таки жди осужденья:

Скажет молва, что в тебе прежнего гения нет.

Должен и дело судья, и его обстоятельства вызнать,

Если же вызнано все — суд безопасен тебе.

Песни являются в мир, лишь из ясной души изливаясь,

40 Я же внезапной бедой раз навсегда омрачен.

Песням нужен покой, и досуг одинокий поэту, —

Я же страдаю от бурь, моря и злобной зимы.

С песнями страх несовместен, меж тем в моем злополучье

Чудится мне, что ни миг, к горлу приставленный меч.

45 Пусть же труду моему подивится судья беспристрастный,

Строки, какие ни есть, пусть благосклонно прочтет.

Хоть Меонида возьми и пошли ему столькие беды, —

И у него самого дар оскудел бы от бед.

В путь, мой свиток, ступай и к молве пребывай равнодушен,

50 Если ж читателю ты не угодишь, не стыдись.

Ныне фортуна моя не настолько ко мне благосклонна,

Чтобы рассчитывать мог ты на людскую хвалу.

В благололучье былом любил я почестей знаки,

Страстно желал, чтоб молва славила имя мое.

55 Если мне труд роковой и стихи ненавистны не стали,

То к довольно с меня, — я же от них пострадал.

В путь же! На Рим за меня посмотри — тебе он доступен.

Боги! Когда бы я мог сделаться свитком своим!

Не полагай, что, придя чужестранцем в город великий,

60 Будешь в народной толпе ты никому не знаком, —

И без названья тебя тотчас опознают по цвету,

Как бы ты скрыть ни хотел происхожденье свое.

Тайно, однако, входи, опасайся былых моих песен, —

Ныне они уж не те, громкий утрачен успех.

65 Если тебя кто-нибудь, узнав, кто твой сочинитель,

Вовсе не станет читать, сразу отбросив, — скажи:

На заголовок взгляни — я здесь в любви не наставник,

Прежний труд мой уже кару понес поделом.

Может быть, ждешь: своему не дам ли приказа посланцу

70 Вверх подняться, на холм, к выси, где Цезаря дом?533

Да не осудят меня те святые места и их боги:

С этой твердыни в меня грянул удар громовой.

Я, хоть и знаю, что там обитают, полны милосердья,

Вышние силы, — страшусь раз покаравших богов…

75 Крыльев шум услыхав издалека, голубь трепещет,

Если хоть раз он в твоих, ястреб, когтях побывал.

Так же боится овца далеко отходить от овчарни,

Если от волчьих зубов только что шкуру спасла.

Сам Фаэтон, будь он жив, избегал бы небес и по дури

80 Трогать не стал бы коней, страстно желанных ему.

Так же и я, испытав однажды стрелу Громовержца,

Лишь громыхнет в облаках, жду, что меня поразит.

Аргоса флот, избежав погибельных вод Кафареи,

Гонит всегда паруса прочь от эвбейских пучин.

85 Так же и мой челнок, потрепанный бурей жестокой,

Ныне боится тех мест, где он едва не погиб.

Милый мой свиток, итак: осмотрителен будь и опаслив, —

Благо и то, что тебя люди попроще прочтут.

К высям заоблачным взмыв на немощных крыльях, оттуда

90 Пал и названье Икар морю Икарову дал.

Все же сказать нелегко, под парусом плыть иль на веслах, —

Дело и время тебе сами совет подадут.

Если в досужий ты час будешь передан и благодушье

В доме приметишь — поймешь: переломил себя гнев.

95 Если тебя кто-нибудь, твою нерешительность видя,

Сам передаст, предпослав несколько слов, — подойди.

В день счастливый, и сам своего господина счастливей,

Цели достигни и тем муки мои облегчи.

Их иль никто не смягчит, иль тот, мне рану нанесший,

100 Сам, как древле Ахилл, и уврачует ее.

Только меня, смотри, не сгуби, добра мне желая, —

Ибо надежда в душе страха слабей у меня, —

Как бы притихший гнев не стал свирепствовать снова,

Поберегись на меня новую кару навлечь.

105 После, когда в сокровенный приют мой будешь ты принят

И обретешь для себя в круглой коробочке дом,

Там ты увидишь своих в порядке расставленных братьев,

Все они также трудом бдений ночных рождены.

Те, остальные, толпой, не таясь, о себе заявляют,

110 И на открытом челе значатся их имена.

Трех ты увидишь, в углу притаившихся темном, поодаль,

Хоть обучают они общеизвестным вещам.

Дальше от них убегай иль, если уста твои смелы,

Имя Эдипа им дать иль Телегона решись.534

115 Но, заклинаю, из трех, если дорог тебе их родитель,

Ни одного не люби, он хоть и учит любить.

Есть еще и четырнадцать книг «Превращений», недавно

Вырвали их из костра при всесожженье моем.

Им скажи, я прошу, что судьбы и моей превращенье

120 В повествованиях тех место могло бы найти,

Ибо внезапно она непохожей на прежнюю стала:

Радостной раньше была, ныне рыдаю о ней.

Знай, что много б еще я преподал тебе наставлений,

Только боюсь, что и так слишком тебя задержал.

125 Если с собою возьмешь все то, что в ум мне приходит,

Как бы не стал ты, боюсь, грузом уже не в подъем.

Долог твой путь, поспешай! А мне — на окраине мира

Жить и в далекой земле землю свою вспоминать.

Боги морей и небес! Что осталось мне, кроме молений?

О, пощадите корабль, ставший игралищем волн!

Подпись не ставьте, молю, под великого Цезаря гневом:

Если преследует бог, может вступиться другой.

5 Был против Трои Вулкан, меж тем Аполлон был за Трою.

Другом Венера была тевкрам, Паллада — врагом.

Турна Сатурнова дочь предпочла, ненавидя Энея,

Но ограждаем бывал мощью Венеры Эней.

Сколько грозился Нептун с осторожным покончить Улиссом, —

10 Был у Кронида не раз вырван Минервой Улисс.

Что же мешает и нам, хоть мы и не ровня героям,

Если разгневался бог, помощь другого узнать?

Но — несчастливец — слова понапрасну я праздные трачу,

Сам говорю, — а от волн брызги мне губы кропят,

15 И ужасающий Нот мои речи уносит — моленьям

Не позволяет достичь слуха молимых богов.

Ветры как будто взялись двойною пытать меня мукой —

Вместе в безвестную даль мчат паруса и мольбы.

Боги! Какие кругом загибаются пенные горы!

20 Можно подумать — сейчас звезды заденут они.

Сколько меж пенистых волн разверзается водных ущелий!

Можно подумать: вот-вот черный заденут Аид!

Взоры куда ни направь, повсюду лишь море и небо.

Море громадами волн, небо ненастьем грозит.

25 А между ними шумят в беспрерывном кручении ветры,

Море не знает само, кто же владыка над ним.

Вот взбушевавшийся Эвр с багряного мчится востока.

А уж навстречу ему западом выслан Зефир:

Вот и холодный Борей от Медведиц несется в безумье,

30 Вот поспешает и Нот с братьями в битву вступить.

Кормчий растерян; куда корабль ему править, не знает,

Даже искусство зашло, разум теряя, в тупик.

Стало быть, это конец, на спасенье надежда напрасна;

Я говорю — а волна мне окатила лицо.

35 Скоро вода захлестнет эту душу живую, и воды

Тщетно взывающий рот влагой смертельной зальют.

Но лишь о том, что я сослан, жена моя верная плачет,

О злоключенье одном знает и стонет она,

Только не знает, как нас в безбрежной бросает пучине,

40 Как устремляется шквал, как уже видится смерть.

Слава богам, что отплыть я с собой не позволил супруге,

Истинно, вместо одной две бы я смерти познал.

Если погибну теперь, но ее не коснется опасность,

То половина меня, знаю, останется жить.

45 Боги! Мгновенно кругом рассверкались молнии в тучах,

Что за ужасный удар над головой прогремел!

Ветры бока кораблю потрясают с таким грохотаньем,

Словно, ядро за ядром, город баллиста разит.

Вот подымается вал, всех прочих возвышенней, грозно

50 Перед одиннадцатым он за девятым идет.

Я умереть не боюсь, но страшусь этой смерти плачевной,

Если б не в море тонуть, смерть я наградой бы счел.

Благо — в положенный час умереть иль в сраженье погибнуть,

Чтобы в привычной земле тело покой обрело,

55 Благо — от близких своих забот ожидать о могиле,

Вместо того чтоб на корм рыбам морским угодить.

Пусть я погибели злой заслужил, — но здесь не один я

На корабле, — за меня что ж неповинным страдать?

О небожители, вы и лазурные боги морские,

60 Сонмы и тех к других, — нам перестаньте грозить!

Жизнь, сохраненная мне милосерднейшим Цезаря гневом,

Лишь довлеклась бы до тех, мне предназначенных мест!

Если провинность мою сопоставить с возмездием, — знайте,

Цезарем я за нее не был на смерть осужден.

65 Если бы Цезарь желал услать меня к водам стигийским.

Ваша бы помощь ему в этом была не нужна.

Только бы он захотел, моей бы он крови потоки

Пролил, — что сам даровал, он полноправен отнять.

Вы же, кого никаким я не мог оскорбить преступленьем,

70 Да удовольствуют вас, боги, страданья мои.

Пусть несчастному жизнь сохранить вы желали бы все же, —

Если пропал человек, то уж его не спасти.

Вы пощадите меня, и море утихнет, и ветер

Станет попутным, — а я? Ссыльным останусь, увы!

75 Жадностью я не гоним, богатств не ищу непомерных,

Чтобы товары менять, в море бразды не веду;

Как в молодые года, учиться не еду в Афины

И не к азийским стремлюсь, виденным мной, городам.

Я не мечтаю, сойдя в Александровом городе славном,

80 Видеть услады твои, о жизнерадостный Нил.

Кто бы поверил, зачем ожидаю попутного ветра? —

Быть на Сарматской земле я у бессмертных молю.

Велено жить мне в дикарской стране, на западном Понте, —

Плачусь, что медленно так мчусь я от родины прочь.

85 Чтоб очутиться в глухих, бог весть где затерянных Томах,

Сам я изгнания путь, вышних моля, тороплю.

Если я вами любим, эти страшные воды смирите,

Божеской волей своей мой охраните корабль.

Если ж не мил, не спешите к земле, мне сужденной, причалить, —

90 Полнаказания в том, где мне приказано жить.

Мчите! Что делать мне здесь? Паруса надувайте мне, ветры!

Все ли мне вдоль берегов милой Авзонии плыть?

Цезарь не хочет того, — не держите гонимого богом!

Пусть увидит меня берег Понтийской земли.

95 Цезарь меня покарал, я виновен; блюдя благочестье,

Я преступлений своих и не берусь защищать.

Но коль деянья людей не вводят богов в заблужденье,

Знайте: хоть я виноват, нет злодеяний за мной.

Сами вы знаете: я совершил и вправду оплошность,

100 В этом не умысел злой — глупость повинна моя.

Если я Августов дом поддерживал, меньший из граждан,

Если я Цезарев суд волей всеобщей считал,

Ежели время его называл я счастливейшим веком,

Если я Цезарю жег ладан и цезарям всем,

105 Ежели все это так, меня пощадите, о боги!

Если же нет, — с головой пусть меня скроет волна.

Что это? Или редеть начинают набухшие тучи?

Или меняется вид моря, смирившего гнев?

То не случайно! То вы, в благовременье призваны, боги,

110 Не ошибаясь ни в чем, мне пожелали помочь.

Только представлю себе той ночи печальнейшей образ,

Той, что в Граде была ночью последней моей,

Только лишь вспомню, как я со всем дорогим расставался, —

Даже сейчас у меня капают слезы из глаз.

5 День приближался уже, в который Цезарь назначил

Мне за последний предел милой Авзонии плыть.

Чтоб изготовиться в путь, ни сил, ни часов не хватало;

Все отупело во мне, закоченела душа.

Я не успел для себя ни рабов, ни спутника выбрать,

10 Платья не взял, никаких ссыльному нужных вещей.

Я помертвел, как тот, кто, молнией Зевса сраженный,

Жив, но не знает и сам, жив ли еще или мертв.

И лишь когда моя боль прогнала помрачавшие душу

Тучи и чувства мои вновь возвратились ко мне,

15 Я наконец, уходя, к друзьям обратился печальным,

Хоть из всего их числа двое лишь было со мной.

Плакала горше, чем я, жена, меня обнимая,

Ливнем слезы лились по неповинным щекам.

Дочь в то время была в отсутствии, в Ливии дальней,

20 И об изгнанье моем знать ничего не могла.

Всюду, куда ни взгляни, раздавались рыданья и стоны,

Будто бы дом голосил на погребенье моем.

Женщин, мужчин и даже детей моя гибель повергла

В скорбь, и в доме моем каждый был угол в слезах.

25 Если великий пример применим к ничтожному делу, —

Троя такою была в день разрушенья ее.

Но и людей и собак голоса понемногу притихли,

И уж луна в небесах ночи коней погнала.

Я поглядел на нее, а потом и на тот Капитолий,

30 Чья не на пользу стена с Ларом сомкнулась моим.

«Вышние силы! — сказал, — чья в этих палатах обитель,

Храмы, которых моим впредь уж не видеть глазам,

Вы, с кем я расстаюсь, Квиринова гордого града

Боги, в сей час и навек вам поклоненье мое.

35 Пусть я поздно берусь за щит, когда уже ранен, —

Все же изгнанья позор, боги, снимите с меня.

Сыну небес, я молю, скажите, что впал я в ошибку,

Чтобы вину он мою за преступленье не счел.

То, что ведомо вам, пусть услышит меня покаравший.

40 Умилосердится бог, — горе смогу я избыть».

Так я всевышних молил; жены были дольше моленья.

Горьких рыданий ее всхлипы мешали словам.

К Ларам она между тем, распустив волоса, припадала,

Губы касались, дрожа, стывшей алтарной золы.

45 Сколько к Пенатам она, не желавшим внимать, обращала

Слов, бессильных уже милого мужа спасти!

Но торопливая ночь не давала времени медлить,

Вниз от вершины небес нимфа аркадская шла.535

Что было делать? Меня не пускала любимая нежно

50 Родина: но наступил крайний изгнания срок.

Сколько я раз говорил поспешавшим: «К чему торопиться?

Вдумайтесь только, куда нам и откуда спешить!»

Сколько я раз себе лгал, что нам назначили будто

Благоприятнейший день для отправления в путь.

55 Трижды ступил на порог я и трижды вернулся, — казалось,

Ноги в согласье с душой медлили сами идти.

Сколько я раз, простившись, опять разговаривал долго,

И уж совсем уходя, снова своих целовал.

Дав порученье, его повторял; желал обмануться,

60 В каждом предмете хотел видеть возврата залог.

И наконец: «Что спешить? — говорю. — Я в Скифию выслан,

Должен покинуть я Рим — медля, я прав, и вдвойне!

Я от супруги живой живым отторгаюсь навеки,

Дом оставляю и всех верных домашних своих.

65 Я покидаю друзей, любимых братской любовью, —

О, эта дружба сердец, верный Тесея завет!

Можно еще их обнять, хоть раз, — быть может, последний, —

Я упустить не хочу мне остающийся час».

Медлить больше нельзя. Прерываю речь на полслове,

70 Всех, кто так дорог душе, долго в объятьях держу.

Но между тем, как еще мы прощались и плакали, в небе

Мне роковая звезда, ярко денница зажглась.

Словно я надвое рвусь, словно часть себя покидаю,

Словно бы кто обрубил бедное тело мое.

75 Метий мучился так, когда ему за измену

Кони мстили, стремя в разные стороны бег.536

Стоны и вопли меж тем моих раздаются домашних,

И в обнаженную грудь руки печальные бьют.

Вот и супруга, вися на плечах уходящего, слезы

80 Перемешала свои с горечью слов, говоря:

«Нет, не отнимут тебя! Мы вместе отправимся, вместе!

Я за тобою пойду ссыльного ссыльной женой.

Путь нам назначен один, я на край земли уезжаю,

Легкий не будет мой вес судну изгнанья тяжел,

85 С родины гонит тебя разгневанный Цезарь, меня же

Гонит любовь, и любовь Цезарем будем моим».

Были попытки ее повторением прежних попыток,