Книга вторая

Гряньте: «Ио, Пеан!» «Ио, Пеан!» — возгласите!

Бьется добыча в сети, кончен охотничий труд.

Ныне влюбленный, ликуя, стихи мои метит наградой

Выше Гомеровых пальм и Гесиодовых пальм.

5 Так распускал паруса похититель и гость, сын Приама,

От копьеносных Амикл212 в дом свой жену увозя;

Так и тебя, Гипподамия, вез в колеснице победной

Тот, кто примчался к тебе в беге заморских колес.

Но не спеши так, юнец; ты выплыл в открытое море,

10 Волны плещут кругом, берег желанный далек.

Если по слову стиха моего и достиг ты любимой —

Я научил овладеть, я научу сохранить.

Завоевать и оборонить — одинаково важно:

Случай поможет в одном, только наука — в другом.

15 Так не оставьте меня, Киприда и отрок Киприды,

Ты не оставь, Эрато, тезка которой — Любовь!

Долг мой велик: поведать о том, каким ухищреньем

Будет удержан Амур, мчащийся по миру бог.

Легок Амура полет, два крыла у него за плечами,

20 Трудно накинуть на них сдержанной меры узду.

Гостю когда-то Минос замкнул все пути для ухода —

Гость на пернатых крылах по небу путь проторил.213

Был уже скрыт в тайнике зачатый матерью в блуде

Бык-получеловек и человек-полубык,

25 И произнес строитель Дедал: «Минос-справедливец!

Плену конец положи: прах мой отчизне верни!

Пусть я не мог, гонимый судьбой, не знающей правды,

Жить в родимой земле, — в ней я хочу умереть.

Если не жаль старика — дозволь возвратиться ребенку.

30 Если ребенка не жаль — то пощади старика».

Так он твердил, и долго твердил, но тщетными были

Речи — пленнику царь выхода в путь не давал.

Это поняв, промолвил Дедал: «Теперь-то, умелец,

Время тебе показать, в чем дарованье твое.

35 Пусть и море, пусть и суша покорны Миносу,

Пусть ни земля, ни вода нам не откроют пути, —

Небо осталось для нас — рискнем на небесные тропы!

Вышний Юпитер, прости мне дерзновенье мое:

Я не хочу посягать на звездные божьи престолы —

40 Нет нам из рабства пути, кроме пути в небесах!

Ежели Стикс дозволит исход — поплывем и по Стиксу!

Новый пишу я закон смертной природе моей».

Часто беда изощряет умы. Возможно ли верить,

Чтобы шагнул человек ввысь по воздушной тропе?

45 Вот он перо за пером слагает в небесные весла.

Тонкими нитями льна вяжет одно к одному:

Жарко растопленный воск крепит основания перьев:

Вот уж подходит к концу новоизмышленный труд.

Мальчик веселый меж тем и пером забавлялся, и воском.

50 Сам не зная, что в них — снасть для мальчишеских плеч.

«Это, — молвил отец, — корабли для нашего бегства,

Это единственный путь к воле и отчей земле.

Всюду — запоры Миноса, свободен лишь воздух небесный;

Мчись по свободному ввысь, воздух полетом прорви!

55 Пусть, однако, тебя не влечет ни тегейская дева,214

Ни Волопас, ни его спутник с мечом — Орион:

Только за мною одним устремись на полученных крыльях —

Я — впереди, ты — вослед: в этом — спасенье твое!

Если эфирный поток вознесет нас к недальнему солнцу —

60 Знай, не вынесет воск солнечных жарких лучей;

Если же крылья у нас заплещут над самой волною —

То маховое перо взмокнет от влаги морской.

Посередине держись! Лишь бойся недоброго ветра —

Пусть лишь попутный порыв дует в твои паруса».

65 Эти слова говоря, он ладит на мальчика крылья,

Новым движениям плеч учит, как птица птенца;

Сам на свое надевает плечо рукодельные снасти

И в неизведанный путь телом парящим плывет.

Срок полета настал. Отец целуется с сыном,

70 Не высыхает поток слез на отцовских щеках.

Холм был пониже горы, но повыше гладкой равнины —

Здесь для двух беглецов горестный путь начался.

Крыльями движет Дедал, озираясь на крылья Икара,

И не сбиваясь с пути, правит и правит полет.

75 Радует двух беглецов новизна, развеваются страхи.

Мчится отважный Икар, сильным крылом шевеля.

Видит летящих рыбак у воды с дрожащей удою,

Видит, и зыбкую трость в страхе роняет рука.

Наксос, и Парос, и Делос, любезный кларосскому богу,

80 Минули: с левой от них Самос прошел стороны,

С правой виднелся Лебинт и рыбная Астипалея

И подымался из вод остров Калимны лесной.

Вдруг юнец, по пылкости лет опрометчивый ранних,

Выше направил тропу, долу оставил отца;

85 Скрепы расслабились, воск растекся от ближнего солнца,

Ветра не может поймать взмах торопливой руки;

В ужасе он с высоты глядит в просторное море,

В сердце — трепетный страх, ночь наплыла на глаза,

Тает воск, бьет юнец бескрылыми воздух руками.

90 Чувствует смертную дрожь, не в чем опору найти.

Рушится он, крича: «Отец! Отец! Погибаю!» —

И захлестнулись слова темно-зеленой волной.

А злополучный отец (уже не отец!), восклицая:

«Где ты, сын мой Икар? Где, под какой ты звездой?

95 Где ты, Икар?» — вдруг видит в воде плывущие перья…

Кости укрыла земля, имя осталось волне.

Если Минос не сумел удержать человеческих крыльев, —

Мне ли пытаться унять бога крылатого взлет?

Но ошибается тот, кто спешит к гемонийским заклятьям

100 И с жеребячьего лба тонкий снимает нарост,215 —

Чтоб уцелела любовь, не помогут Медеины травы,

Ни заговорный напев ведомых марсам словес.216

Если бы только любовь могли уберечь заклинанья, —

Был бы с Цирцеей — Улисс и с Фасианкой — Ясон.

105 Да и девицам не впрок наводящие бледность напитки:

В души несут они вред и помрачают умы.

Прочь, нечестивые, прочь! Будь любезным, и будешь любимым.

Чтобы любовь заслужить, мало одной красоты.

Будь ты хоть сам Нирей, любимец былого Гомера,

110 Или нежнейший на вид Гилас, добыча наяд,

Чтобы любовь госпожи сохранить и ее не лишиться,

Ты приложи к красоте малую долю ума.

Ведь красота — ненадежная вещь, убывает с годами:

Чем протяженнней она, тем ее сила слабей.

115 Вечно цвести не дано цветам длиннолепестных лилий;

Роза, осыпав красу, сохнет, шипами торча.

Так и в твоих волосах забелеют, красавец, седины,

Так и тебе на лицо борозды лягут морщин.

Дух один долговечен, — да будет тебе он опорой!

120 Он — достоянье твое до погребальных костров.

Не забывай и о том, что для всякой души благотворно

Знание двух языков и благородных наук.

Не был красивым Улисс, а был он красноречивым —

И воспылали к нему страстью богини морей.

125 Ах, сколько раз, сколько раз о поспешном грустила Калипсо,

И говорила, что нет в море дороги гребцу,

Как она вновь и вновь вопрошала о гибели Трои,

Чтобы на разный он лад все говорил об одном!

На берегу стояли они, и снова Калипсо

130 Об одрисийском вожде свой начинала расспрос.

Легким прутом Улисс (был прут в руке у героя)

Все, о чем говорил, изображал на песке.

«Вот, — говорил он, — стена» (рисуя троянские стены),

«Вот река Симоент, вот и палатка моя;

135 Вот и луг (нарисован и луг), обагренный Долоном

В ночь, когда пожелал он гемонийских коней;

Ну, а там стояли шатры ситонийского Реса,

Там я пробрался в ночи, пленных коней уводя».

Так он чертил и чертил, как вдруг волна, разливаясь,

140 Вмиг стирала с песка Трою, шатры и царя.

И говорила богиня: «Ты видишь, как смыла пучина

Столько великих имен, — ей ли доверишь ты плот?»

Не возлагай же надежд на красу ненадежного тела —

Как бы ты ни был красив, что-то имей за душой.

145 Лучше всего привлекает сердца обходительность в людях, —

Грубость, наоборот, сеет вражду и войну.

Ястреба мы ненавидим за клюв его дерзкий и коготь,

И ненавидим волков, хищников робких овец;

Но безопасно от нас кротких ласточек быстрое племя

150 И хаонийский летун, башен высоких жилец.217

Прочь, злоязычная брань, исчезни, вредная ссора!

Сладкие только слова милую нежат любовь.

Жен мужья и жены мужей пусть ссорами гонят,

Словно меж ними в суде длится неконченый спор.

155 Это — супружества часть, в законном приданое браке,

А меж любовников речь ласкова будь и мила.

Вам не закон приказал сойтись к единому ложу —

Силу закона иметь будет над вами Любовь.

Пусть, к приятным словам склоняясь польщенной душою,

160 Будет подруга всегда рада увидеть тебя!

Тех, кто богат, я любви не учу — на что им наука?

Ежели есть, что дарить, — им мой урок ни к чему.

Тот без науки умен, кто может на всякую просьбу

«Вот тебе, молвить, и вот!» — с ним мне тягаться невмочь.

165 Бедным был я, любя, для бедных стал я поэтом;

Нечего было дарить — праздное слово дарил.

Бедный робок в любви, боится недоброго слова,

Бедный такое снесет, что не стерпеть богачу.

Помню, однажды, вспылив, повредил я прическу подруги —

170 Скольких мне дней любви стоила эта гроза!

Я ей рубашку не рвал, а она уверяет, что рвал я, —

Мне же пришлось на свои новую ей покупать.

Умные ученики! Не следуйте нашим ошибкам!

Пусть мой убыточный грех служит уроком для вас.

175 Схватки — на долю парфян, а учтивым подругам несите

Ласки, шутку и мир — все, что питает любовь.

Если подруга в ответ на любовь неприветлива будет —

Будь терпелив и крепись: жди, и смягчится она.

Ветку нагни, и нагнется она, если гнуть терпеливо;

180 Если же с силой нажать, то переломится сук.

Будь терпелив, по теченью плыви через всякую реку,

Ибо пустой это труд — против течения плыть;

Будь терпелив, и ты усмиришь и тигрицу и львицу,

И неповадливый бык шею нагнет под ярмо.

185 Кто неприступнее был Аталанты, охотницы горной?

Но и ее получил сильный заслугою муж.

Часто Миланион под сенью дубравных деревьев

Плакал о доле своей, о непокорной любви;

Часто по слову ее таскал он охотничьи сети,

190 Хаживал на кабанов с пикою наперевес.

Раны знавал он тугой тетивы Гилеева лука —

Но уязвляла его глубже иная стрела.218

Я не гоню тебя следом за ним по рощам Менала,

Можешь сетей не таскать, можешь не трогать копья.

195 Можешь не подставлять свою грудь стремительным стрелам —

Проще и легче завет скромной науки моей!

Я говорю: будь уступчив! Уступки приносят победу.

Все, что придет ей на ум, выполни, словно актер!

Скажет «нет» — скажешь «нет»; скажет «да» — скажешь «да»: повинуйся!

200 Будет хвалить — похвали; будет бранить — побрани;

Будет смеяться — засмейся и ты; прослезится — расплачься;

Пусть она будет указ всем выраженьям лица!

Если захочет играть, бросая квадратные кости, —

Хуже старайся играть, больше старайся платить.

205 Ежели в длинные кости игра219 — то же самое делай:

Чаще выбрасывай «псов», ей уступая игру.

Если, в «разбойники» сев, ты двинешь по линии шашку.220 —

Пусть поскорей твой боец сгинет в стеклянном бою.

Сам держи над своей госпожой развернутый зонтик,

210 Сам расчищай для нее путь в многолюдной толпе.

Если в точеных носилках она — придвинь ей скамейку,

И не стыдись у нее ножку обуть и разуть;

Ежели холодно ей — позабудь, что и сам ты иззябнул,

И на холодной груди ручку замерзшую грей.

215 Нет позора и в том (отрада ведь пуще позора!),

Чтобы своею рукой зеркальце ей подносить.

Тот, кому мачеха дать по плечу не могла супостата,221

Тот, кто небо носил, тот, кто на небо взошел,

Меж ионийских девиц сидел над рабочей корзинкой

220 И, говорят, не стыдясь прял ионийскую шерсть.

Если тиринфский герой покорялся приказу царицы —

Ты ль не возьмешься снести то, что сносил Геркулес?

Коли прикажет тебе госпожа явиться на площадь —

Раньше срока предстань, самым последним уйди.

225 Если велит бежать по делам — беги, не замедли,

Чтоб никакая толпа не задержала тебя.

Ночью ли с пира домой собираясь, раба себе кликнет, —

Будь ей вместо раба, первым являйся на зов.

Шлет ли, уехав, письмо «Приезжай!» — поезжай и не мешкай;

230 Не на чем ехать — беги: лени Амур не простит.

И да не будут помехой тебе ни снега на дорогах,

Ни в нестерпимые дни дышащий жаждою Пес.

Воинской службе подобна любовь. Отойдите, ленивцы!222

Тем, кто робок и вял, эти знамена невмочь.

235 Бурная ночь, дорожная даль, жестокая мука,

Тяготы все, все труды собраны в стане любви.

Будешь брести под дождем, из небесной струящимся тучи.

Будешь, иззябший, дремать, лежа на голой земле.

Если рожденный на Делосе бог, Адметово стадо

240 Пасший, ютился порой под шалашом пастуха, —

Ты ли не примешь того, что сам не отверг дальновержец?

Хочешь остаться любим — всякую спесь позабудь.

Если не будет тебе дороги открытой и ровной,

Если перед тобой дверь заперта на засов —

245 Не устрашись ничего и спускайся во двор прямо с крыши

Или в высоком окне выищи надобный лаз.

Женщина рада бывать причиною смертного риска:

Это им верный залог самой горячей любви.

Ты опасался, Леандр, потерять любимую Геро

250 И, чтоб себя показать, переплывал Геллеспонт.

Нет худого и в том, чтобы льстить рабам и рабыням:

Каждого, кто повидней, надобно ближе привлечь.

Но именам их зови, обращаясь (чего тебе стоит?),

И не гнушайся пожать рабскую руку своей.

255 В день Фортуны, когда о подарке попросит невольник,

Не пожалей для него: право, расход невелик.

Не пожалей и служанке подать в тот праздник, в который

Галлы погибель нашли в брачной одежде рабынь.223

Челядь должна быть с тобой заодно; особенно важен

260 Тот, кто стоит у дверей и перед спальнею спит.

Не предлагаю тебе дарить драгоценных подарков.

Но, небольшие даря, кстати и к месту дари.

В пору, когда урожай гнет ветви и хлебные стебли,

Ты поднеси госпоже сельских корзину плодов,

265 Ты расскажи ей, что ты получил их из ближней усадьбы, —

Хоть на Священной ты их улице в Риме купил, —

Гроздья дари и орехи, столь милые Амариллиде224

(Жаль, что ее на каштан нынче поймать мудрено!),

Можешь послать ей дрозда, а можешь — цветочные цепи,

270 Лишний раз подтвердив верность своей госпоже.

Тем же, в надежде на смерть, подкупают бездетную старость —

Ах, провалиться бы всем, кто опорочил дары!

Напоминать ли о том, чтобы льстить ей, стихи сочиняя?

Плохо только одно: песни теперь не в чести.

275 Все похвалят стихи, но все пожелают подарка —

Грубый милее богач, чем неимущий поэт.

Истинно, век наш есть век золотой! Покупается ныне

Золотом — почесть и власть, золотом — нежная страсть.

Если с пустыми руками придешь ты, питомец Камены,

280 Будь ты хоть сам Гомер — выставлен будешь, Гомер.

Все же, хоть мало, а есть на земле и ученые девы,

Да и невежды порой рады учеными слыть.

Тех и других в стихах прославляй! За сладкое слово,

Плохо ли, хорошо ль, всякая песня сойдет.

285 Стоит прободрствовать ночь, сочиняя красавице песню:

Вдруг да увидит в стихах хоть невеликий, а дар?

Далее: если ты сам замыслил какое-то дело,

Пусть и подруга твоя кстати попросит о нем.

Если кому из твоих рабов обещал ты свободу —

290 Пусть припадает, моля, чтоб заступилась она.

Снять ли оковы с раба, отменить ли его наказанье —

Все, что делаешь ты, делаешь ты для нее.

Ей — почет, а польза — тебе, и ты не в убытке:

Пусть насладится она ролью большой госпожи!

295 Чтоб оставаться с тобой, должна твоя женщина помнить,

Что от ее красоты стал ты совсем без ума.

Если в тирийском она — похвали тирийское платье,

В косском ли выйдет к тебе — косское тоже к лицу;225

Ежели в золоте вся, то сама она золота краше,

300 Если закутана в шерсть — молви: «Чудесная шерсть!»

Если предстанет в рубашке одной — вскричи: «Я пылаю!»

И осторожно добавь: «А не простудишься ты?»

Если пробор в волосах — не надобно лучшей прически;

Если она завита — честь и хвала завиткам.

305 Пляшет? Хвали ее руки. Поет? Хвали ее голос.

Кончила петь и плясать? Громко об этом жалей.

Самое ложе любви и самые радости ночи,

Все, что любезно вдвоем, — все это можно хвалить.

Пусть она будет мрачней и жесточе Медузы Горгоны —

310 Слыша такие слова, станет мила и нежна.

Только следи, чтоб она твоего не открыла притворства,

И выраженьем лица не опрокинь своих слов!

Скроешь искусство свое — молодец; а выдашь — досадуй:

Веры тебе поделом с этой не будет поры.

315 Часто в осенние дни, когда наливаются гроздья,

Пурпурным крася вином лучшее время в году,

То вдруг нажмут холода, то снова распустится лето,

И переменчивый жар тяготой тело томит.

Пусть подруга твоя останется в добром здоровье!

320 Если же сляжет она, чувствуя воздух больной, —

Тут-то тебе и явить всю любовь твою, всю твою верность,

Тут-то и сеять тебе севы для будущих жатв!

Не поддавайся тоске, на докучные глядя капризы,

Все, что позволит она, делай своею рукой.

325 Дай ей слезы увидеть твои, поцелуем не брезгуй,

Дай пересохшим губам влажной коснуться щеки:

К богу взывай, но громче взывай, чтоб она услыхала:

Чаще рассказывай ей благополучные сны;

Дряхлую бабку найми к очищению ложа и дома

330 С серой и птичьим яйцом в горстке трясущихся рук,226 —

Все заботы твои оставят хорошую память:

Многим открыли они путь к завещаньям чужим.

Только и здесь ты сумей соблюсти в усердии меру —

Возле больной суетясь, и опостылеть легко.

335 Не говори ей: «Не ешь!», не подсовывай снадобий горьких —

Пусть твой соперник и враг это возьмет на себя.

Ветер, от берега вея, увел тебя в дальнее море —

Здесь парусам корабля надобен ветер иной.

Снову любовь некрепка, но привычка ей будет опорой:

340 Дай ей пищу и срок — станет крепка и сильна.

Бык, ужасный тебе, к тебе же ласкался теленком,

Дуб, под которым лежишь, тонким тянулся ростком;

Мал бывает родник, но куда ручеек ни польется,

Станет полней и полней, новые воды приняв.

345 Пусть же подруга привыкнет к тебе: привычка всесильна!

Ради привычки такой не поленись поскучать!

Пусть она видит и пусть она слышит тебя постоянно,

Ночью и днем перед ней пусть твое будет лицо.

А как уверишься в том, что она без тебя затоскует.

350 Что и вдали от нее будешь по-прежнему мил. —

Тут-то и отдых устрой. Отдохнувши, земля урожайней,

И пересохшим полям в радость бывают дожди.

Рядом дыша с Демофонтом, Филлида о нем не страдала,

А как отчалил он вдаль, — вспыхнула жарким огнем.

355 Дальним скитаньем Улисс тревожил тоску Пенелопы,

И, Лаодамия, твой был вдалеке Филакид.

Но берегись, не просрочь! Угасают со временем страсти,

Дальний забудется друг, новая встанет любовь.

Чтобы утешить печаль о далеком своем Менелае,

360 Пала Елена в ночи гостю на жаркую грудь.

Ах, Менелай, до чего же ты глуп! Одиноко уехав,

Ты оставляешь в дому гостя с женою вдвоем!

Лучше бы ястребу ты, обезумев, доверил голубок,

Лучше бы горным волкам предал овчарню свою.

365 Нет на Елене греха! Не преступен ее соблазнитель!

Он поступил, как любой, — так поступил бы и ты.

Ты ее сделал изменницей, дав им и время и место,

Ты ей указывал путь — и понимала она.

Правда: ведь муж далеко, а гость обходительный близко,

370 И на постели пустой страшно одной ночевать.

Думай, как хочешь, Атрид, а по мне, так Елена невинна:

То, что покладистый муж дал ей, она приняла.

Но ни коричневый вепрь, застигнутый в яростном гневе,

Молниеносным клыком рвущий ретивых собак,

375 Ни над сосущими львятами мать их, безгривая львица,

Ни под неловкой пятой змейка, таящая яд,

Так не бывают страшны, как страшна, услыхав об измене

Женщина в гневе своем: сердцем и взглядом горя.

Рвется к огню и мечу, забывает стыдливость и чинность,

380 Словно почуяв удар от Аонийских рогов.

Вот Фасианка — она, по-варварски мстя за измену,

Кровью любимых детей брачный омыла позор.

Вот и другая жестокая мать — ты ласточку видишь.227

Кровь у нее запеклась вечным клеймом на груди.

385 Так расторгает любовь крепчайшие скрепы и связи, —

Вот почему для мужчин эта опасна вина.

Но не подумай, что мой приговор: «Будь верен единой», —

Боже тебя сохрани! Это и в браке невмочь.

Нет: но резвясь, умейте таить свои развлеченья:

390 Ежели грех за душой — право, молва ни к чему.

И не дари подарков таких, чтобы стали приметой,

И постоянного дня не отводи для измен,

И, чтоб тебя не сумели застичь в знакомом приюте,

Разным подругам для встреч разное место назначь.

395 А сочиняя письмо, перечитывай каждую строчку:

Женщины видят в словах больше, чем сказано в них.

Да, удар за удар воздает, сражаясь, Венера,

И заставляет терпеть, что претерпела сама.

Жил при супруге Атрид, и была непорочна супруга,

400 Только по мужней вине злою преступницей став.

Слух до нее доходил и про Хрисову дочь, о которой

Тщетно отец умолял, лавры повязкой овив,

Слух доходил и о горе твоем, Лирнессийская дева,

Чей обернулся увод стыдной задержкой войны;

405 Все же это был слух, а Кассандра явилась воочью —

Сам победитель своей пленницы пленником был.

Тут-то Тиндарова дочь и открыла Фиестову сыну

Сердце и ложе свое — тут-то и грянула месть.228

Сколько, однако, греха ни скрывай, всего ты не скроешь;

410 Но и попавшись врасплох, все отрицай до конца.

Будь не более ласков и льстив, чем бываешь обычно:

Слишком униженный вид — тоже ведь признак вины.

Но не жалей своих сил в постели — вот путь к примиренью!

Что у Венеры украл, то вороти ей сполна.

415 Многим известен совет: принимать сатурейские травы,

Вредные травы: по мне, это опаснейший яд;

Или советуют с перцем принять крапивное семя,

Или растертый пиретр во многолетнем вине;

Но не желает таких побуждений к любовным утехам

420 Та, чью обитель хранит тень Эрицинских холмов.

Белый ешь пеласгийский чеснок Алкафоевых севов

И бередящую ешь травку из наших садов;

Мед с Гиметтской горы не вредит, полезны и яйца,

И помогает орех с веток колючей сосны.229

425 Но перестань, Эрато, вникать в ведовскую ученость!

Ближе лежат рубежи бегу квадриги моей.

Я говорил тебе, как утаить от подруги измену,

Я же теперь говорю, как показать ее въявь.

Не торопись меня обвинять в легкомыслии вздорном —

430 Ведь и ладью по волнам разные ветры несут:

То нас фракийский Борей, то Эвр подгоняет восточный,

То под полотнищем Нот, то заполощет Зефир.

Или взгляни, как на конских бегах то отпустит возница

Вожжи, то, вновь натянув, сдержит летящих коней!

435 Женщины есть и такие, кому наша преданность в тягость:

В них угасает любовь, если соперницы нет.

Изнемогает порою душа, пресытившись счастьем,

Ибо не так-то легко меру в довольстве хранить.

Словно огонь, в горенье своем растративший силы,

440 Изнемогая, лежит, скрывшись под пеплом седым,

Но поднеси ему серы — и новым он пламенем вспыхнет,

И засияет опять ярко, как прежде сиял, —

Так и душа замирает порой в нетревожимой лени:

Острым кресалом ударь, чтоб разгорелась любовь!

445 Пусть изведает страх, пусть теплая станет горячей.

Пусть побледнеет в лице, мнимой измены страшась!

О, четырежды счастливы, о, неисчетно блаженны

Те, чья обида могла милую деву задеть,

Чтобы она, об измене твоей услыхав боязливо,

450 Бедная, пала без чувств, бледная, пала без слов!

Мне бы такую любовь, чтоб, ревнуя, меня не жалела,

Чтобы ногтями рвалась и к волосам и к щекам,

Чтобы взглянула — и в плач, чтоб яростным взором сверкала,