19

Двадцать минут спустя – звонок в дверь. Наверное, ключи забыл.

– Слава богу, – говорю я, открывая дверь.

– Здравствуйте. – На пороге Мэри. – Милочка, я опоздала?

– Здравствуйте, Мэри. Э, нет. Нет, вы не опоздали. Вообще-то... – А что она тут делает?

Мэри быстро проходит мимо меня и снимает пальто.

– Холод на улице собачий. А моя крошка Хани еще не спит?

– Спит уже.

– Как, вы все еще не одеты? – вопрошает Мэри. – Уже без четверти девять – вам пора собираться. Я принесла с собой все необходимое, если снова придется на ночь остаться.

– Мэри, мне кажется, вы ошиблись... На сегодня мы няню не вызывали.

– Меня Фрэнсис попросил. Позвонил сегодня днем, около пяти. Он собирался пригласить вас на ужин в какой-то французский ресторан. Говорил, вы будете что-то отмечать. Я, конечно, понимаю, что это не мое дело, но вы...

– Нет, – отвечаю я в растерянности. – Нет, мы не встречаемся.

О, только не это. Фрэнк собирался пригласить меня отпраздновать его выставку в Америке, а я фактически изгадила ему весь вечер. Боже мой. Я тяжело сглатываю. На глаза наворачиваются слезы.

– Просто его мать так часто о нем спрашивает, и я хочу порадовать ее. Вы с Фрэнсисом так хорошо ладите...

– Да, – бормочу я. – Хорошо ладим.

– Он ведь уже взрослый мужчина, ему тридцать пять, и его мать беспокоит, что он до сих пор не завел семью. Боится, что в этой суете так и не найдет для себя времени. Мне не очень нравятся его коровы, а вам? Вот дельфины – намного симпатичнее коров.

– Мэри, его здесь нет. – Я в смятении, не могу собраться с мыслями. – Простите, но мне кажется, вам лучше пойти домой.

– Ах, он появится. Мужчины всегда опаздывают, – снисходительно говорит она и направляется на кухню. – Не хотите ли чашечку чая, миссис Мидхерст?

– Нет, спасибо. Знаете, я уверена, что он не придет. Я вызову вам такси.

– Не глупите. Я тут устроюсь, а вы пока примите ванну. Идите же.

– Я... Хм, хорошо. – Мэри может быть очень убедительной.

Я послушно залезаю в ванну, но тут же выпрыгиваю из нее как ошпаренная, расплескивая воду и едва не вывернув ноги. Как она там говорила о матери Фрэнка – будто та боится, что ее сын не успеет создать семью? Что все это значит?

– Мэри, – кричу я, сбегая по лестнице в одном кимоно.

– Миссис Мидхерст! – Она выходит в прихожую. – Вы простудитесь.

– Прошу вас, называйте меня Стелла, я вас сто раз просила.

– Стелла, вы себя ужасно ведете, в чем дело, деточка?

– Фрэнк. Фрэнсис.

– Да? – щурится она.

– Вы его хорошо знаете?

– Фрэнсиса? О, с того времени, когда он еще пешком под стол ходил.

– Ну да, конечно. Вы говорили.

– Если хотите, я вам как-нибудь все расскажу. Только, – она смотрит на часы, – не сейчас. Вы уже опаздываете, так что поторопитесь.

– Нет, расскажите мне все сейчас.

– Ну хорошо, но вы простудитесь...

– Не беспокойтесь.

– Что вас интересует? – спрашивает Мэри; в глазах ее озорный блеск старой сплетницы.

– Откуда вы его знаете?

– Мы с его матушкой давние подруги. Жили по соседству, ходили вместе в школу, а мой старшенький, Эндрю, ходил в школу вместе сФрэнсисом. Мило, правда?

– О да. Очень.

– Да, – соглашается Мэри. – Еще что-нибудь? Только я как раз смотрела очень увлекательную передачу. Про рыб. Удивительные они все же существа. А у этих еще полный рот зубов, огромных. Я и не думала, что у рыб бывают такие большие зубы, а вы? Или у омаров? – задумчиво добавляет она.

– У омаров? Нет. У рыб... хотя я не уверена. Знаете, я понимаю, что это странно звучит, но для меня это очень важно. Мэри, скажите пожалуйста, Фрэнк, Фрэнсис, он был... приличным молодым человеком? До того, как приехал в Лондон. Он был хорошим парнем?

– О, что вы, нет. Он был такой хулиган. – Мэри печально трясет головой. – Его мать так из-за него переживала.

Вот, опять это чувство, чувство опустошения, как будто я плакала много дней подряд. Я заставляю себя очнуться и сажусь на ступеньки.

– Он всегда был непослушным, озорничал, – продолжает Мэри. – Всегда. С самого детства. С ним все время были одни неприятности. Но он был добрым, понимаете, он любил свою маму, братьев, сестер. Наверное, мне не стоит об этом говорить, но он каждый месяц посылает домой деньги.

– Это очень трогательно, – соглашаюсь я. У меня шумит в голове. – Но вы говорили, что мать очень из-за него переживала.

– Да, – весело сообщает Мэри, – она очень огорчилась, узнав, что он переезжает в Лондон. Она ведь во всем на него полагалась. С тех нор как умер ее муж, он был главным в семье. Поэтому она была в отчаянии, плакала целыми днями, умоляла его остаться. Но сейчас она в порядке, очень рада за него. Она из всего делает трагедию, – хихикает Мэри.

– А как насчет девушек?

– О, – смеется Мэри, – хо-хо-хо. Ну... да.Девушек он всегда любил, да. И они его тоже любили. Это понятно. Он ведь такой славный парень. Какая шевелюра.

– Согласна. А с этим у него никогда не было, как бы это сказать, проблем!

Мэри смотрит на меня голубыми, круглыми от ужаса глазами.

– Нет, что вы! – кричит она. – Миссис Мидхерст, нет. Ничего подобного. Боже мой, что вы. Фрэнсис – настоящий джентльмен, и всегда им был. У него прекрасные манеры, шарм. Он такой франт. Иногда, конечно, девушки из-за него плакали – они все мечтали выйти за него замуж. Городок-то маленький. Понимаете, миссис... Стелла, он был первым парнем на деревне.

– Но плохого ничего за ним не числилось? Ничего серьезного? -Нет! – опять кричит она, возмущенная одной мыслью. – Боже правый, нет. Ничего подобного.

– Хорошо, простите за такой расспрос, Мэри. Простите меня. И спасибо вам большое.

– А теперь я могу вернуться к своим рыбам? – спрашивает она.

– Да, конечно, спасибо.

Я несусь вверх по ступенькам, сердце выпрыгивает из груди. Кидаюсь к телефону. Надо кое-что выяснить у Доминика. Немедленно.

– Слушай, а тебе непременно надо сейчас об этом говорить? – тянет Доминик сонно. – Черт, у нас тут, между прочим, полседьмого утра.

– Еще как надо, встряхни мозги, урод.

– Ладно, – зевает он. – Я тебе наврал.

– Что?

– Я наврал, – говорит далекий скучающий голос. – Это все? Тогда я вешаю трубку. Перезвоню, когда высплюсь.

– Что значит наврал? Зачем?

– Наврал значит наврал. Я тебя обманул, все придумал, сказал неправду. J'ai menti<Я солгал (франц.).>. Понятно?

– Но зачем, Доминик? Он смеется.

– Я ничего не имею против Фрэнсиса. Кстати, он тебе про выставку не говорил? Супер, да? – Он замолкает, но я никак не реагирую. – Кроме того, это хотя бы на время изолирует тебя от него. Уж очень вы там сладко устроились.

– Почему ты меня обманул?

– А почему ты спрашиваешь?

– Доминик, еще минута, и я потеряю терпение. Просто отвечай на вопрос! – ору я в трубку.

Кажется, мой гнев развеселил его – он позволяет себе еще раз лениво хохотнуть.

– Что, Стелла, запала на Фрэнка?

– Доминик!

– Ладно, ладно. Стелла, все просто. Я с этими людьми все время сталкиваюсь по работе. Они меня окружают везде и всюду – хреновы провинциалы с тремя классами приходской школы, которые едва научились кисть в руках держать. Стелла, они даже говорить нормально не умеют, если ты еще не успела заметить. Они нож держат так же, как пилу. Все бы ничего. Но они стали пролезать в мою личную жизнь. Деревенщина в моей семье – это уже слишком. Я не хотел, чтобы ты жила под одной крышей с неотесанным болваном, поэтому наврал тебе. Чтобы заставить тебя держаться от него подальше. И, – апатично добавляет он, – мне это удалось.

– Доминик, ты о чем? – шепотом спрашиваю я. – Ты же знаешь, что Фрэнк тут живет. – Я так потрясена, что нахожусь в каком-то полуобморочном состоянии.

– Если тебе непременно нужно сдавать комнату безграмотному провинциалу, дело твое, – великодушно разрешает Доминик. – Но мне бы не хотелось, чтобы деревенщина с грязными ногтями спал в твоей постели. Точнее, в нашей постели. Не подумай, что я ей так дорожу, что готов сам в нее вернуться. “Наша” постель означает, что я за нее заплатил. И она стоит в моем доме. В котором живет мать моего ребенка. Кстати, о Хани.

– А что Хани?

Доминик издает сдавленный смешок.

– Стелла, ты думаешь, мне захочется, чтобы отчимом моей дочери стал какой-то крестьянин? Невежа вроде Фрэнка, который и говорить по-английски не умеет? А уж что касается его пресловутой распущенности...

– Не будем об этом.

– Неудачник Руперт, по крайней мере, хоть в частной школе учился.

– Доминик, меня от тебя воротит, – говорю я ему. – Ты полный урод.

– Пока. – По голосу я слышу, что он все еще улыбается. – Поцелуй от меня Хани.

Я швыряю телефон об стену. А потом бегу, бегув ванную.

– Так-то лучше, – одобрительно кивает Мэри. – Красивое платье.

– Мэри, Фрэнсис сказал вам название ресторана? Пожалуйста, постарайтесь вспомнить.

– Ресторан, ресторан... Ах да. Он говорил что-то о французском заведении за углом, если я не ошибаюсь.

– Он не говорил, на какое время заказал столик?

– Кажется, на девять.

– А сейчас?

– У-у, – тянет она, приподнимая свой шерстяной рукав с проворством черепахи, – без четверти десять.

– Мэри, никуда не уходите, хорошо? Договорились? Пожалуйста, останьтесь. – Я хватаю пальто, ключи и распахиваю дверь.

– Приятного вам вечера, – напутствует меня Мэри. – Надеюсь, вы его найдете.

“У Одетты”. Наверняка он говорил про него – туда Руперт водил Крессиду. Это на Регентс-Парк-роуд, рядом с домом Луизы. Конечно, он не мог пригласить...

Нет. Я пулей вылетаю из дома и бегу, как Форест Гамп. Неужели я могла быть такой дурой? Я настоящая Форест Гамп – дубина, идиотка, кретинка.

Через пять минут, дыша как загнанная лошадь, врываюсь в ресторан. Вот он, ест за столом, накрытым на двоих, перед ним бутылка вина. На столовом серебре играет пламя свечи.

– Фрэнк?

Он поднимает взгляд; вижу, что он удивлен.

– Стелла.

– Очень учтиво с твоей стороны оставить меня без ужина. Почему ты мне не сказал?

– Рад тебя видеть. Я хотел, но ты меня выгнала.

– Только не надо, Фрэнк.

– Принесите нам, пожалуйста, еще одно меню, – обращается он к официанту и протягивает мне свой бокал: – Вот, выпей вина.

Я поднимаю бокал.

– Поздравляю, Фрэнк. Ты молодец, и я тобой горжусь.

– Спасибо.

– Ты что ешь?

– Луковый пирог. Хочешь попробовать?

– Да.

Он кладет мне в рот полную вилку пирога. Мимолетом я думаю, уместно ли будет с моей стороны продемонстрировать на вилке мои навыки орального секса.

– Итак, – говорит Фрэнк.

– Итак, – говорю я.

– Вот мы тут, вдвоем.

– Да.

– Хочешь, дам тебе еще один урок флирта? Покажу похотливых самок в этом заведении?

– А ты что, сидел и выслеживал жертву? Фрэнк смотрит на меня своим пронзительным взглядом.

– Нет, Стелла, я ужинал.

– Я тоже хочу заказать что-нибудь.

– Конечно.

– Фрэнки, извини за то, что я наговорила тебе сегодня, – невнятно бормочу я, уставившись в меню. – Просто у меня были дурацкие подозрения...

– Все нормально, Стелла, – останавливает он меня. – Я все понимаю. Что будешь?

– Бифштекс. Нет, думаю, ты не понимаешь...

– Не порти все, – мягко просит он, пристально глядя на меня. – Мне нравится ужинать с тобой.

– Фрэнки, я только хотела сказать. Нет, выслушай, пожалуйста. Может быть, тебе не надо больше выискивать похотливых самок?

– Хорошо, – медленно говорит Фрэнк, не сводя с меня глаз.

– А ты не против?

– Нет, – качает он головой, наливая вино в бокал.

– Мне это было бы неприятно. И мне бы не хотелось, чтобы ты приводил домой разных девок, – добавляю я. – Я не хочу больше натыкаться в ванной на незнакомых женщин в одних трусах.

– Правда? – И в его улыбке растворяются все мои сомнения и вопросы. – Я и сам от них уже устал.

– Знаешь, – говорю я, расплывшись в ответной улыбке до самых ушей, – неважно, чем все это кончится, но после ужина мы могли бы вернуться домой и...

Фрэнк разглядывает свою тарелку, потом резко поднимает голову.

– Да, – говорит он низким голосом и смотрит на меня своими серыми глазами, и я таю... Он мило улыбается, и в его улыбке читается явный намек. – Давай поужинаем, пойдем домой, заберемся в постель и не вылезем оттуда до самого Рождества.

Мы смотрим друг на друга и продолжаем есть, только жуем быстрее обычного.

– Я не хочу десерт, – говорю я с набитым ртом.

– Черт возьми, Стелла, – смеется он. – Хотя я понимаю. Как думаешь, они отдадут нам оставшиеся полбутылки с собой?

– Какая разница. Пошли домой.

Мы оплачиваем счет, я беру свое пальто, и вдруг мы уже на улице. Моя ладонь в его ладони. Мы идем, взявшись за руки, и это так сексуально, и мне хочется кричать от восторга. Но знаете что? Кажется, дело тут не только в сексе.

Я поворачиваюсь к Фрэнку и собираюсь что-то сказать, но потом думаю, что я уже достаточно сказала.

– Будем, -говорит он. – Давай просто пойдем домой, и просто... будем.