В холщовом мешке он нес остатки пиршества и старый незаряженный пистолет, а в голове его проносился вихрь мыслей. Лица людей, животные у общей палатки, берега, холмы и деревья — все наполняло его чувством безопасности. Леса прекрасны, темны, глубоки… Он прошел сразу на задний двор, проверил скот и начал колоть дрова. Это занятие всегда помогало ему привести мысли в порядок, хотя он покрывался липким потом и уставал до дрожи в суставах. С тех пор как жизнь занесла его сюда пять лет назад, он колол дрова не только для падре, но и для нескольких соседей в обмен на сахар или муку. Тяжесть топорища в руке, звук вонзающегося в сухую плоть дерева лезвия помогали ему успокоиться и привести мысли в порядок.

Он сложил дрова в поленницу и вошел в дом. В заполненной табачным дымом библиотеке вокруг пустой бутылки и наполовину пустого кувшина сидели трое мужчин. Небольшой мешочек, полный писем, включая письмо от юной леди по фамилии Гэфли, лежал на исцарапанном столе падре, а гораздо большая кипа писем лежала в мешке одного из гостей, готового к долгому пути на юг. Тот, кого звали Финнер, восхищенно листал замызганное издание под названием «Обнаженные модели через фотообъектив».

— Дэвид, ты пропустил всего лишь скучный обмен последними новостями. И еще более скучное распитие спиртных напитков, — сказал отец Макс, не вставая с облезлого стула. — Ты выиграл гонку?

— Типа того. Не важно.

Он рассказал, как все было. Когда Валентайн дошел до рассказа о дисквалификации, Финнер пренебрежительно фыркнул.

— Расскажите, как вы познакомились с моим отцом, мистер Сэмюэлс.

Сэмюэлс взглянул на падре.

— Просто Пол. Когда я был примерно, как ты, плюс-минус год-два, мы с твоим отцом частенько приезжали сюда с юга, как сейчас с Джессом. Нам нравилось поддерживать отношения со здешними ребятами и с этим старым плутом. Хорошо смоченные занятия философией. Вот как можно это назвать.

Валентайн начал раздачу добычи, принесенной из общей палатки. Гости налегли на еду с энтузиазмом людей, которые провели долгие дни в дороге на подножном корму.

— Вы с ними сражаетесь? С курианами, со Жнецами, с теми штуками, которые они делают? И с патрулями, да?

— Патрулями мы здесь называем полицаев, — вмешался падре.

— Ну, не все сразу, сынок, — ответил Сэмюэлс, — на самом деле мы больше времени проводим, в страхе прячась от них, чем открыто сражаясь. Мы можем нанести пару-другую ударов, там, где у нас поменьше шансов получить сдачи. А в остальное время мы просто пытаемся не умереть с голоду. Приходилось тебе запивать горсть муравьев водой прямо с земли, из следа, оставленного копытом? Спал ли ты когда-нибудь на улице без палатки, под дождем? Носил одну рубашку, не снимая, месяц? Грязно и воняет. Я не только рубашку имею в виду.

Валентайн выпрямился во весь рост, вытянувшись так, чтобы добавить себе еще пару дюймов к своим шести футам:

— Я хочу к вам присоединиться, сэр.

Отец Макс рассмеялся пьяным смехом:

— Я знал, что вы его уговорите!

Через неделю, теплым солнечным днем, падре провожал всю компанию. Он дал Дэвиду старый, пахнущий плесенью гамак. Его можно было использовать не только для отдыха, падре показал, как обмотать вокруг него одежду и повесить через плечо.

Когда остальные новобранцы, собравшиеся со всей округи за последние несколько дней, стали закидывать за спины свой багаж — большинство несло рюкзаки, набитые едой, — Валентайн обнаружил, что ему очень многое нужно сказать падре. Но уже не было ни времени, ни возможности поговорить наедине.

— Да хранит тебя Господь, — сказал священник, в его глазах блестели слезы.

— Я буду писать. Не волнуйтесь обо мне. Джейкоб Кристенсен сказал, что будет помогать вам здесь. Он хочет учить малышню, так что вам не придется…

Падре протянул руку.

— Хорошо, Дэвид, у меня все будет в порядке. Тебе скоро придется думать о более важных вещах, чем о том, как подоить корову или накормить цыплят. Но день, когда я прекращу учить детей читать, наступит, только если я буду лежать в земле.

Сэмюэлс и Финнер тоже подошли пожать руку падре. Как они умудрялись оставаться такими бодрыми, было загадкой для Дэвида. Они все ночи проводили за выпивкой и разговорами, а днем ходили по торговым палаткам и соседним домам. Дэвид по едва заметным лесным тропинкам водил их к семьям, чьи имена стояли на конвертах.

Один из таких визитов особенно запомнился молодому человеку: Сэмюэлс тогда пришел передать пожилой женщине несколько личных вещей ее погибшего сына, который был ему другом. Она, должно быть, предчувствовала беду и не показалась ни удивленной, ни убитой горем и даже не собиралась уходить из дому на лето. В ту ночь в библиотеке они больше пили и меньше смеялись.

Посвящение Валентайна началось в первый же день пути на юг. Сначала он узнал, насколько сильно могут уставать ноги. Ему не раз приходилось проводить целый день шагая, но никогда еще он не нес на своей спине больше сорока фунтов продуктов, воды и вещей да еще и со скоростью, установленной требовательным сержантом.

К ним присоединились другие волонтеры. Одну из них Валентайн знал. Гэбриэлла Чо несколько лет ходила в школу к падре. Густые черные волосы девушки причиняли Валентайну немало страданий, завораживая его, когда он входил в неуклюжую пору полового созревания. В пятнадцать лет из-за работы по дому ей пришлось бросить школу. С тех пор как Валентайн видел ее в последний раз, два года назад, она успела расцвести и превратиться в прекрасную женщину.

— Гэбби, так и ты с нами, — сказал Валентайн, с облегчением осознав, что он наконец-то стал выше ростом, чем девушка с оленьими глазами.

Она посмотрела на него один раз, другой.

— Да, я тоже отправляюсь в долгий путь.

— Мы скучали по тебе. Отцу Максу пришлось задавать свои каверзные вопросы другим. Все изменилось, когда ты ушла.

— Да, все изменилось, — ответила она.

На прочие вопросы Гэбриэлла отвечала так же односложно и опустив глаза. Валентайну пришлось закончить разговор.

В первый вечер они остановились на заросшем травой перекрестке больше чем в дюжине миль на юг от дома падре. Члены отряда разбили лагерь и весь следующий день провели в разговорах. Пока спутники отдыхали, появился солдат, ведя за собой еще четверых новобранцев: двое светловолосых парней были близнецами и отличались гигантским ростом. Валентайну даже показалось странным, что звали их Кайл и Пит, а не Тор и Один.

Дальше на юг и на запад отряд продвигался простыми этапами, простыми с точки зрения людей, которые не назывались Волками. Для Валентайна каждый следующий день оказывался сложнее предыдущего. К тому времени как они добрались до окрестностей Миннеаполиса, группа разрослась до тридцати солдат и больше сотни юношей и девушек.

Лейтенант Скеллен встретил их у лодки, на которой люди партиями должны были переправиться через Миссисипи. На глазу у него была повязка, такая широкая, что ее скорее можно было бы назвать шарфом. Она прикрывала шрам в форме полумесяца. С лейтенантом было еще несколько дюжин рекрутов, таких же подростков с широко распахнутыми глазами, как и люди сержанта. Им было так же неуютно в незнакомых местах и среди незнакомых лиц. После переправы путешественники сделали крюк вокруг Городов Близнецов и направились в пустынные земли, заросшие степной травой. По пути им встретилось стоголовое стадо каких-то животных, каждое из которых напоминало гору меха и кожи. Волки сказали Валентайну, что это бизоны.

— Никакая погода нипочем таким косматым, — объяснил Финнер своим подопечным из Пограничных Вод, — когда начинается метель, бизоны не прячутся в лесу, а встают в круг и пережидают.

Валентайн еще многое узнал по пути на юг. Он научился делать компас, натирая старое двустороннее лезвие бритвы о свою руку. Когда лезвие заряжалось статическим электричеством, он подвешивал его на ниточку в банке из-под консервов, чтобы защитить от ветра. Проболтавшись туда-сюда, маленький кусочек металла находил север, как собака. Новобранцы научились тому, как и где разводить костры, выстраивать защитные барьеры из поленьев, чтобы спрятать огонь и направить тепло в лагерь. Ему рассказали об окопных кострах на большом ветру и о том, как жарить дичь на вертеле не над огнем, а рядом с ним, подставив внизу сковородку, чтобы поймать каждую каплю ценного жира. Валентайн научился делать муку не только из пшеницы, но и из рогоза, и даже из древесной коры. Он толок кору в кастрюле с водой, отделял жилки и оставлял ее отстояться, затем сливал воду и поджаривал мясистый крахмал на палке.

Даже с солью на вкус он был не очень, но Валентайн понял, что может есть практически все что угодно.

Что еще более невероятно — он прибавил в весе, хотя и был голоден от заката до рассвета.

Когда мешки новобранцев пустели, люди останавливались на одиноких фермах и в мелких поселениях, и жители кормили их.

— Нет, сэр, я не могу с ними сражаться, но я могу накормить тех, кто это делает, — объяснил один фермер с козлиной бородкой, передавая мешки бобов и кукурузной муки доброй сотне людей, вставших лагерем на берегу его ручья.

Валентайн учился обращаться с пистолетом. Волки пустили шапку по кругу и собрали около двух дюжин пуль с тех членов отряда, чьи боеприпасы подходили к его пистолету. Некоторые Волки носили по три кобуры с оружием, чтобы иметь больше шансов использовать пули, добытые в бою у погибших. Дэвид сбивал старые банки из-под краски и обветшалые, облезлые дорожные знаки. Во время одного из таких уроков стрельбы Валентайн попытался поговорить с сержантом Сэмюэлсом. Он только что сбил подряд целый ряд алюминиевых банок и очень гордился собой.

— Надо бы тебе попробовать левой рукой, — предложил ветеран.

Эта мысль стерла самодовольную ухмылку с лица Валентайна.

— Почему, сержант?

— Что, если тебя ранят в правую, парень? Если ее тебе только что оторвало? Я знаю, большинство инструкторов говорят, что это потеря времени. А я думаю, что хорошо бы уметь пользоваться и другой рукой. Заставляет и тело, и мозги работать по-другому, не так, как всегда.

Валентайн поставил одну из банок на место, резкий запах бездымного пороха защекотал его ноздри.

Он неловко поднял пистолет на уровень глаз, расставил ноги на ширину плеч. Валентайн сбил банку со второго выстрела.

— Можно? — спросил Сэмюэлс.

Валентайн протянул ему пистолет. Сержант внимательно, профессионально осмотрел его.

— Это твоего отца?

— Нет, сержант. Мне отдал его сосед моих родителей.

Сэмюэлс присвистнул:

— Такое оружие? Оно в отличном состоянии. Этот сосед, должно быть, много думал о тебе, — сказал он, возвращая пистолет Валентайну.

— Скорее, он много думал о моих родителях, — задумчиво сказал Валентайн. Он помолчал, не зная, как сформулировать вопрос: — Вы, кажется, тоже много думали о моем отце. Я ничего не знаю о его жизни до того, когда он встретил маму. Он говорил только, что путешествовал.

Сэмюэлс выглянул из дверного проема сарая. Лагерь был практически пуст. Патруль ушел под руководством лейтенанта, а новобранцы, воспользовавшись свободным временем, стирали и купались в ближайшей речке.

— Да, Дэвид. Я знал его. Мы познакомились не так уж давно, уже после того как небо наполнилось пеплом. Мы встретились в Мичигане вскоре после того как началось все это дерьмо. Я тогда был моложе, чем ты сейчас, мне было лет пятнадцать. Твой отец и я были в таком же отряде: сражались, когда могли, а чаще прятались. Полицейские, военные, несколько ребят из береговой охраны озера Мичиган.

Мы даже форму придумали — к шляпе пришивали, как придется, кусок камуфляжного материала. Господи, какая это была голодная и жалкая банда! — Он покачал головой и продолжил: — Даже когда нам удавалось взрывать грогов, мы не могли в это поверить. Все было как в кино, в научно-фантастическом. Никто ни фига не знал о том, что происходит. Я плакал, кажется, каждую проклятую ночь. Когда взорвалась ядерная бомба, мои родители были в Детройте. Тогда-то я и понял: от слез тебе лучше, да только это ничего не меняет. Слезы высохнут, а ты по-прежнему голоден. И тебе по-прежнему одиноко.

Двое мужчин, обветренный годами взрослый и еще совсем мальчишка, вышли из сарая и смотрели, как садится солнце. Сэмюэлс кивнул Волкам, несущим дежурство по лагерю, и присел на останки зеленого трактора. Пространство под капотом, где когда-то находился мотор, было пусто, только болтались провода.

— Значит, вы оба были Волками? — спросил Валентайн, опустив обязательное «сэр», когда они оба сели.

— Это было потом. Господи Боже, мы не знали, что думать. Какие слухи до нас доходили… Что-то про эксперименты правительства. Что это был апокалипсис и сатана ходил по земле. Людей собирали в лагеря, как в фильмах про фашистов. Существа из космоса. Оказалось, что правда была еще более странной, чем слухи.

Кажется мне, мы пытались добраться до горы Омега. Говорили, что там находились вице-президент с теми, кто остался от правительства и военных начальников. Только вот беда, никто не знал, где эта гора Омега. И тут мы встретили падре.

Падре работал на кого-то по имени Ро. Нет, он не то чтобы бросил Святую Церковь. Он сказал, что Ро — особенный, он посоветует нам, как бороться с этой нечистью. Нам было неинтересно. Он сказал о том, как Ро сидит в безопасном месте с едой, выпивкой, женщинами.

В общем, не помню уж, что он нам наобещал. Никто из нас не заинтересовался. Незадолго до этого нас уже почти заманили в ловушку и чуть не убили такими обещаниями. Но когда падре заявил, что этот Ро знает, что происходит, это нас зацепило. Особенно твоего отца. Некоторые из ребят говорили, что это очередная ловушка, но я пошел с твоим отцом, потому что доверял ему.

Оказалось, что этот Ро — Ткач жизни. Он выглядел как врач из телевизора, такой весь умный и все такое. Думаю, ты знаешь, кто такие Ткачи жизни, ты у падре жил. Он рассказал нам о дверях в другие планеты, о вампирах и жизненной ауре и о том, что гроги были существами, выведенными в лаборатории.

Мы на это не купились. Помню, некоторые наши ребята начали распевать: «Ро, Ро, Ро, кати свою телегу», ну, типа, смеялись над ним. Мы думали, он и падре — парочка полных психов, понимаешь? Он что-то сказал падре, а потом, клянусь Господом, превратился в огромного золотого орла, а вместо крыльев у него горело пламя. Да никто из нас не знал, кричать или в штаны наложить. Я тебе говорю. Твой отец велел нам всем заткнуться и успокоиться, и орел снова превратился в человека.

Поверь мне, после этого мы слушали. Он рассказал нам о группе Ткачей жизни на планете Кур. С помощью Камней Прикосновения они узнали секрет того, как жить, питаясь жизненной аурой. Существам, которые жили около тысячи лет, возможность прожить миллионы, должно быть, показалась соблазнительной, слишком соблазнительной. Они нарушили закон Ткачей жизни, свой моральный кодекс, и начали поглощать ауру. Они пытались стать бессмертными. В интересах науки, прогресса. Согласно тому, что сказал Ро, единственное, чего они достигли, — это превратили свой мир в кошмар. Они стали тем, что мы называем вампирами, существами, которые кажутся нам бессмертными. Они забирают чужие жизни. Эти мерзавцы Ткачи, куриане, стали смертельными врагами всех остальных в своей расе.

Куриане разбили общество Ткачей. Из исследователей и ученых они превратились в нечто холодное и жестокое. Они использовали свои способности для подавления любого сопротивления. Ошеломленные Ткачи могли только закрыть порталы в Кур. Я думаю, это была попытка остановить эпидемию. Но оказалось слишком поздно. Несколько куриан уже сбежали и воспользовались Межзвездным Древом, чтобы атаковать всю цивилизацию Ткачей. Врата закрывались, но это только отрезало Ткачей от мира и помешало им организовать эффективное сопротивление. Они вели себя как люди, которые прячутся в доме от банды убийц, закрывшись каждый в своей комнате, вместо того чтобы сражаться вместе.

Стук копыт несущейся галопом лошади прервал его рассказ.

— Сержант, — отрывисто бросил всадник, влетая в лагерь, — лейтенант говорит, что на востоке отсюда колонна грогов. Направляются сюда. На червоногах. Четыре червонога, двадцать грогов. Не то чтоб прямо за нами идут, но ищут. Ты должен всех собрать и отвести к мосту на трассе сорок один. Если лейтенант не появится до завтра, ты отведешь всех к Круглому роднику.

— Понял, Ваг. Ты теперь поезжай к реке и подними детей. Только потише, не пугай их, как меня.

Курьер молча развернул лошадь и шагом направил ее к реке.

— Черт, но гроги далеко забрались от Омахи. Может, нас кто-то видел у Де-Мойна. Там сейчас живет много полицаев.

Сержант собрал шестерых Волков, которые оставались в лагере, раздал приказания, а потом поманил Валентайна.

— Да, сержант?

Сэмюэлс потянул себя за бороду.

— Валентайн, мы выступаем сегодня вечером. Нам надо держаться старой дороги, потому что я хочу отойти на пару миль южнее грогов, но это значит, что мне нужны разведчики и охрана в арьергарде. У меня мало людей, лейтенант и его группа ушли. Стало быть, ты получаешь, как говорится, повышение на поле боя. Я назначаю тебя главным за арьергард нашей колонны рекрутов. Твое дело следить, чтобы никто не отстал. Сегодня будет темнее из-за туч, так что придется нелегко. К счастью для нас, мы все утро бездельничали. Справишься?

Валентайн выпятил грудь и бодро выпалил:

— Так точно, сэр! — Но нервный пот уже побежал по его спине.

Несколько рекрутов возвращались к старому сараю, обернув вокруг тел мокрые полотенца. Они свернули в лагерь. Обычно крики и проклятия Волков, которые пытались заставить своих зеленых призывников шевелиться, раздавались, скорее, по привычке, но на этот раз все было по-настоящему.

Выступили в сгущающейся темноте. Они были на марше ночью всего лишь один раз, когда огибали Де-Мойн: гроги из Восточной Небраски патрулировали этот район. Хищники могли идти по следу и днем и ночью, они хорошо видели, слышали и прекрасно ориентировались по запаху.

Новобранцы двигались очень быстро. Валентайн прикрывал хвост. Отряд шел пятьдесят минут, потом десять отдыхал. Сержант поддерживал скорость, подходящую разве что для наказания.

Жалобы начались после четвертой остановки на отдых. К шестой было уже плохо. Одна из девушек, по имени Уинслоу, не могла встать на ноги.

— Мои ноги, Вал, — простонала она, сморщившись от боли, — судорога…

— Пить надо было меньше, Уинслоу. Сержант тебя предупреждал. Не ной у меня!

Колонна начала движение. Гэбби Чо, которая держалась неподалеку от Валентайна, задумчиво на него посмотрела. Валентайн махнул ей рукой:

— Иди, мы догоним.

Он начал растирать икры Уинслоу, попытался выпрямить одну ее ногу, но девушка застонала и что-то невнятно выкрикнула.

В ночном воздухе жужжали насекомые.

— Оставь меня, Вал. Когда пройдет, я побегу и догоню вас.

— Не могу, Уинслоу.

Он услышал, как подошли трое Волков из охраны арьергарда. Теперь или никогда.

— Вставай, Уинслоу. Не можешь идти нормально, передвигайся хоть как-нибудь. Я тебе помогу. Это… приказ, — он протянул руку, взял ее за локоть и попытался поднять, — я тебя не понесу. Будешь идти так, как сможешь.

Волки, с винтовками в руках, смотрели на Валентайна, приподняв в изумлении брови. Им ситуация казалась смешной: рекрут, пораженный судорогой, и будущий офицер, пытающийся отдавать приказы хриплым от волнения голосом.

— Что происходит? — спросил Финнер, который тоже был среди этих троих. — Вы двое нашли самое подходящее времечко подержаться за руки при лунном свете.

— Она хочет, чтобы мы ее оставили, — объяснил Валентайн.

— Ну нет, она не хочет, — возразил один из Волков.

— О’кей, Уинслоу, — сказал Валентайн, вытаскивая пистолет, — я отдал тебе приказ.

Слова прозвучали как-то странно.

— А ты не подчиняешься. Я не оставлю тебя. Чтобы тебя нашли… и заставили рассказать о нас и о том, куда мы направляемся?

Что, люди так и в самом деле говорят?!

— Поэтому, я думаю, что должен пристрелить тебя. — Он снял пистолет с предохранителя и зарядил.

— Вал, ты шутишь.

Он посмотрел на Финнера, но тот пожал плечами.

С трудом девушка встала на четвереньки.

— Финнер, смотри, я едва могу ползти!

Пуля Валентайна ударила в грязь в одном футе от ее уха, взметнув мелкие камешки ей в лицо. Девушка моментально вскочила и побежала, а он припустил за ней, оставив позади в темноте трех хохочущих Волков.

В хвосте колонны их встретил Сэмюэлс.

— Господи, сержант, он пытался убить меня, — сказала Уинслоу, рассказывая о произошедшем. Сержант пнул ее в костлявый зад.

— Учти это в следующий раз, Уинслоу. Валентайн! — рявкнул он, со всей силы ударив кулаком о ладонь.

Они дождались, пока все прошли мимо.

— Никогда не стреляй, только в крайнем случае, когда пистолет — это последнее, что у тебя есть против врага. Не потому, что я об этой облажавшейся девке беспокоюсь, а потому, что у грогов слух, как у летучих мышей. Ты меня понял?

— Простите, сержант. Я только подумал, что смогу заставить ее встать. Она сказала, у нее ноги свело.

— В другой раз пинай их в зад, а если не поможет, зови меня.

— Я думал, что согласно вашему приказу я отвечаю за то, чтобы они шли, сэр.

Сержант Сэмюэлс задумался, а затем вернулся к старому, проверенному способу:

— Заткнись, умник. Я тебе не разрешал палить, в кого попало. Давай обратно в колонну. Смотри, чтобы шевелились.

Поравнявшись с арьергардом, Финнер переговорил с сержантом, и Сэмюэлс вернулся в начало колонны.

— Эй, Валентайн, — окликнул его Финнер, подбежав ближе. — Не переживай. Ты пытался сам заставить ее встать, в то время как другой сразу же обратился бы к нам. Не позволяй деду распекать тебя из-за одного выстрела. Когда выстрел один, издалека трудно распознать, откуда он. Да к тому же эта штука не так уж громко стреляет.

— Что он сказал?

— Сказал, чтобы я поменьше думал. Это для парней вроде меня опасно. И кое-что про мою мать прибавил.

Облако в форме гигантской улитки с невероятно огромной ракушкой начало наползать на луну.

— Все равно, я думаю, он за тебя пулю примет, Джесс.

— Да уж точно.

Лейтенант в условленное место не явился. Усталые новобранцы и неутомимые Волки отдыхали четыре часа. На рассвете сержант послал Вага верхом на лошади и трех Волков на разведку на другую сторону двухрядного металлического моста над Миссури. За крутым берегом начинались покрытые лесом холмы.

Все чисто.

Наконец один из Волков арьергарда замахал желтым платком в рощице в миле от дороги.

Сэмюэлс хлопнул Валентайна по спине:

— Пойдем, сынок, тебе стоит посмотреть на это. Все остальные — переходите мост.

Сержант побежал на север, вдоль разрушенной дороги, Валентайн держался рядом.

Они добрались до рощицы. Один из Волков установил подзорную трубу в развилке молодого дуба и направил на дорогу. Валентайн мог рассмотреть какие-то фигуры вдали, но не хотел верить в то, что видел.

Сэмюэлс посмотрел в трубу.

— Должно быть, унюхали нас прошлой ночью. Они не знают точно, сколько нас, поэтому не спешат обратно с докладом. Глянь-ка на это шоу уродов, Валентайн.

Валентайн наклонился к трубе.

Враг.

Обезьяноподобные фигуры сидели верхом на длинном карандаше из плоти. Существо было похоже на сверкающую многоножку с кожей слизняка. Сотни крошечных ног двигались слишком быстро для того, чтобы их можно было разглядеть. Валентайн почему-то подумал о пальцах, бегающих по клавишам пианино. У всадников, которых было всего пятеро, кожа напоминала серую броню, вроде кожи носорога. У них были широкие плечи, как две рукояти топора, сложенные вместе. Свои ружья, старые, добрые кентуккийские винтовки, они держали дулом кверху. Издалека они походили на покачивающиеся антенны. Валентайн задумался о том, смог бы он прицелиться из такого, шести футов в длину, оружия или нет.

— Спереди они еще уродливее. У них однозарядное орудие пятидесятого калибра. Заряжается с казенной части. И они умеют им пользоваться, — уточнил Финнер, — они могут тебе голову снести с расстояния в тысячу ярдов, если ты настолько глуп, что тебя видно и ты не двигаешься.

— Это гроги? — спросил Валентайн, не в силах оторваться от трубы.

Сержант отобрал у него трубу.

— Червоногов тоже забавно валить. Мозг где-то в заднице, почти как у Финнера. Впереди ни черта нет, думаю, кроме рта и пары вкусовых рецепторов. Да вроде тоже, как у Финнера, если задуматься. Ничто, кроме пушки, пожалуй, не остановит червонога, если он на тебя прет. Хорошо, что они немного заторможенные.

— Мы стараемся валить всадников, но у того, кто впереди, обычно большой щит, толстый, как танковая броня, — сказал другой Волк, — надо с боков брать. Вот что точно врагу не пожелаешь увидеть, это как они прут на тебя штук пятьдесят в ряд.

— Что и получилось в битве при Кленовом Холме, — вмешался сержант. — Мы проиграли.

Отряд пересек Миссури в воскресенье и присоединился к сержанту в благодарственной молитве о том, что их долгое путешествие наконец-то почти завершилось.

В следующие несколько дней они совершали короткие перебежки, стараясь держаться в стороне от дорог.

Патрули грогов в свою очередь держались подальше от холмов. Этот пограничный регион и тем и другим был не по душе. Однажды ночью у костра Сэмюэлс рассказал Валентайну еще немного об отце, о том как Ткач жизни по имени Ро создал специальное подразделение для борьбы со Жнецами и их союзниками — Охотников.

— Он сказал нам, что эти твари уже приходили на нашу планету и что его земляки уже учили людей сражаться с ними. Только мы все позабыли. Разве что в легендах что-то осталось.

Ткачи брали определенных людей и делали из них достойных противников тем, кого им предстояло встретить. Ро сказал, что он и сейчас может это сделать, если мы согласимся на сделку. Но это навсегда изменит нас, мы уже никогда не сможем стать такими, как прежде. Твой отец согласился. И убедил нас всех. Это явилось началом многих трудных лет, сынок. Но когда доберемся до Озарка, сам увидишь, что это того стоило.

Лейтенант ждал их у Круглого родника. Офицеры, ответственные за тренировку новобранцев на Свободной Территории Озарк, приветствовали уставшую от долгого пути группу.

Пиршественный стол по случаю их прибытия накрыли тут же, под деревьями. Шестинедельный переход сделал этот пир еще более желанным. Там был свежий хлеб, арбузы размером со свиную голову, мясо откормленных бычков, свиней и кур. Валентайн впервые в жизни съел целый вишневый пирог за один присест. Еще одна группка будущих солдат прибыла на место на день раньше. И теперь молодежь обменивалась историями о своих приключениях с видом настоящих ветеранов.

Гэбби Чо сидела под соснами, с Валентайном. Свежий, чистый аромат напомнил Валентайну Рождество перед гибелью его семьи. Он пробовал одуванчиковый чай со льдом, сладкий, как сироп. Чай, лед — это летом-то — и очевидное изобилие сахара — все было ему в новинку.

— Мы добрались, Дэйви, — сказала Чо.

Обрезав свои длинные черные локоны на второй день марша от Пограничных Вод, сейчас она выглядела старше.

— Я вот думаю, а что дальше? Ты говорил с этими Волками. Знаешь, что будет?

— Да нет, Гэб. И думать могу только о том, чтобы выспаться.

Гэбби казалась неуверенной.

— Почему ты записался?

Валентайн вопросительно посмотрел на нее. На протяжении всего пути на юг Чо уклонялась от личных разговоров. Она вежливо, но решительно отвергала попытки других рекрутов поближе с ней познакомиться.

Дэвид погремел кусочками льда в глиняной кружке, наслаждаясь звуком и тем, как приятно держать в ладонях влажную холодную кружку.

— Ты, наверное, думаешь, что из мести, потому что вся моя семья… Ты знаешь, что случилось, да ведь?

— Да, Дэвид. От ребят в классе. Я однажды спросила падре, но он велел спросить у тебя самого, а я не хотела.

— Дело не в этом.

«Ты уверен?» — промелькнуло в его сознании.

— Я знаю, что отец был с этими Волками. Может, он хотел, чтобы я тоже это делал. Он, должно быть, считал свое занятие важным. Он много лет посвятил этой войне, — Валентайн замолчал, услышав шорох сверху. Белки, привлеченные едой, так активно гонялись друг за другом по веткам, что из-под их коготков летели щепки.

— Я хочу что-то изменить, Гэб. Ясно ж, что все неправильно. Помнишь, как мы читали Джефферсона? Про то, что Создатель дал всем нам неотъемлемые права? Так эти права у нас отняли, даже право на жизнь. Надо что-то с этим делать.

— Так просто?

— Так просто, Гэбби, — он залпом допил холодный чай. — А ты?

— Знаешь, что у меня был ребенок? — выпалила она.

Валентайн проглотил новость в неуклюжей тишине, затем прокашлялся.

— Нет, ты просто исчезла из школы. Я думал, уехала на север с семьей.

— Мы помалкивали об этом. Отец ребенка был патрульным… — она всмотрелась в лицо Валентайна. — Нет, это не то, что ты думаешь. Я знала его. Его звали Ларс. Ларс Йоргенсен, — выдавила из себя девушка, и ему показалось, что она давно не произносила этого имени вслух.

— Он дарил мне подарки. Красивую одежду, обувь.

Мне даже не хотелось спрашивать, откуда он это берет. Догадывалась, что мародерствует в магазинах в Дулуте. Однажды привез мне часы, настоящие, работающие часы. Я заметила, что на них гравировка, хотя он, видимо, пытался ее стереть. Я тогда велела ему больше ничего мне не дарить. А исчез он, когда я сказала ему, что будет ребенок.

— С кем он остался? У твоей мамы или?…

— Скарлатина. Прошлой зимой. Помнишь эпидемию? Вас там тоже задело. Всего… — ее голос сорвался.

— Господи, Гэбби. Прости.

Она вытерла слезы.

— Я слишком много об этом думаю. Говорила с падре. Может быть, я плохо заботилась о ней. Падре свел все к тому, что в округе нет квалифицированных врачей. Или, если врач хороший, у него нет ни оборудования, ни лекарств.

Она вдохнула чистый воздух Озарка.

— Падре сказал, что очень многие люди, которых он знал, смогли пережить такое, помогая другим. Он мне целую лекцию прочитал о том, как нужны сильные тела и здоровый дух, стал говорить о правом деле. Ну, сам знаешь его.