– Я и пробовать не буду! – резко ответила гнома. – Не сердитесь, лучше сами ищите выход из создавшегося положения.
А утром спутники обнаружили, что Финеллин ушла.
* * * * *
На этот раз Эриан много дней оставался запертым в теле волка. Только постепенно стали возвращаться к нему человеческие формы, причиняя почти непереносимую боль. Наконец, он пришел в себя в каком-то диком месте, очень далеко от побережья. Как и раньше он был совершенно обнажен и покрыт засохшей кровью. Ужас леденящими пальцами сжал его душу. Теперь он знал, что никогда не сможет вернуться в мир людей. Заходясь в рыданиях от горя, страха и боли, он, спотыкаясь, побрел куда глаза глядят. Неделями он ел только то, что мог добыть голыми руками. Орехи, ягоды, корни и даже мыши – все отправлял в рот – его не интересовал ни вид, ни вкус. Эриан просто поглощал столько пищи, сколько было необходимо, чтобы остаться в живых.
Однажды он на одинокой ферме украл цыпленка – и это было лучшее блюдо с тех пор, как он вновь обрел человеческий облик.
Эриан двигался безо всякой цели, или так ему казалось. Его гнал всепожирающий ужас, и он, шатаясь и спотыкаясь, двигался сначала на север, а потом повернул на восток. Эриан не обращал ни малейшего внимания на то, где он находится, но какой-то глубинный инстинкт толкал его в нужном направлении, помимо его сознания.
Ночь за ночью луна уменьшалась, пока совсем не пропала на черном небе. А потом она снова стала увеличиваться из тонкого серпа до яркой половинки. И она продолжала расти, а потом появились лунные слезы, которые с каждой ночью становились все ярче, словно сверкающее ожерелье света вокруг самой луны.
С приближением полной луны, Эриана охватывал смертельный страх. На этот раз, он знал, будет летнее солнцестояние, и самая яркая луна в году.
Какое влияние это на него окажет, Эриан мог только догадываться, но от этих догадок у него начались чудовищные кошмары. Он несколько раз решался покончить с собой, прежде чем его кошмары станут реальностью, но ему всегда не хватало силы воли. Эриана гнал страх, и безумие постепенно охватывало его разум. Он все время продолжал двигаться, словно его звала за собой судьба, вдруг изменившая ему после укуса Казгорота. А луна раз за разом становилась все больше.
* * * * *
– Для человека, который всю жизнь тренировал псов, ты очень много знаешь, – замечание Керена было сделано небрежным тоном, но Дарус моментально сел прямо, внимательно глядя на менестреля.
– Да, я кое-чему научился в разных местах, – сказал он, пожав плечами.
Небольшой костер создавал островок тепла в прохладном лесу. Двое мужчин сидели по разные стороны огня. Тристан и Робин пошли прогуляться, а Полдо дремал, накрывшись меховыми одеялами.
– Такое впечатление, что ты обучался у истинных мастеров своего дела – ну, скажем у тех, что учат в Академии Хитростей – в школе шпионов Паши Калимшана?
Дарус помолчал. Потом он ухмыльнулся.
– А ты действительно немало путешествовал. Да, я посещал «школу» султана – из меня готовили шпиона, убийцу или вора, выбирай, что хочешь.
Кроме того, – добавил калишит, оправдываясь, – я на самом деле много лет тренировал самых разных собак!
– Тогда почему же ты здесь? – менестрель очень внимательно посмотрел в глаза Даруса, когда он задал этот вопрос.
На мгновение калишит отвел глаза.
– Я убежал от Паши, школы и всего остального. У меня возникли разногласия с Пашой из-за прав… на некую собственность, которой мне удалось овладеть, и той же ночью я стал матросом. Корабль этот направлялся в Корвелл, а мне быстро надоело быть моряком. Так я оказался здесь.
Менестрель удовлетворенно откинулся назад.
– Ты здорово дерешься. Наверное, ты был отличным студентом!
Дарус засмеялся, а затем снова посерьезнел.
– Ты знаешь, я множество раз сражался против самых разных противников, но никогда я не бился за что-нибудь.
– Что ж, – ответил менестрель, – теперь ты сражаешься за Корвелл.
Тристан и Робин медленно прогуливались в прохладной ночи. Никому из них не хотелось спать – по крайней мере сейчас. Когда луна озаряла ее удивительное лицо, принцу хотелось заключить девушку в объятия, но мужества ему опять не хватило.
– Там, в цитадели ты все делал, как надо, – спокойно сказала Робин. – Твой отец гордился бы тобой.
Тристан застыл на месте, удивленный ее комплиментом. Он только и смог сказать: «Спасибо», и повернулся к Робин.
Они стояли на скалистом берегу озера, глядя на мир, который, казалось, никогда не знал ни насилия, ни смерти. Половинка луны, окруженная своими блистающими слезами, стояла уже почти в зените. Тысячи звезд – больше, чем он когда-либо видел раньше – сверкали на темном небе.
Хотя их лагерь с маленьким костром находился всего в нескольких шагах от них, скалы полностью скрывали их. Казалось, они одни на многие мили.
Тристан неохотно подумал о своем отце. Король теперь должен был окончательно разочароваться в своем сыне, который исчез среди ночи, бросив командование гарнизоном, которое его отец поручил ему.
– Мы сделали все, как надо, – задумчиво сказал принц. – Но если бы мой отец был здесь, я уверен, что он нашел бы немало ошибок, – Тристан даже не пытался скрыть свою горечь.
– Не будь к нему так жесток! – резко сказала Робин, удивив его своей горячностью. – Почему вы оба должны все время бороться друг с другом? Это не только твоя вина: ни один из вас не желает, хотя бы временно, понять другого.
– Я не знаю, почему так получается. Он всегда хотел, чтобы я все делал, как можно лучше и никогда не был мной доволен – а я, возможно именно из-за этого, специально поступал ему назло. Я не желаю быть его слугой!
– Не думаю, что ему этого хочется, – сказала она, и нежная улыбка смягчила ее лицо. – Я думаю, он просто хочет, чтобы его сын стал достойным принцем ффолков. И если бы он был сегодня с нами, он бы порадовался за тебя!
Похвала Робин заглушила все остальные чувства. И Тристан был готов голыми руками сразиться с фирболгом, если наградой ему будет ее улыбка.
– Без тебя мы никак бы не обошлись, – сказал он. – Как ты здорово понимала единорога.
Она улыбнулась.
– Когда со мной нечто подобное происходит, меня удивляет, что остальные ничего не слышат – его обращение было таким ясным! Например, почему вы все не почувствовали, что земля под крепостью фирболгов осквернена, а я поняла сразу.
– Робин, – неловко начал принц.
Он повернулся к девушке и потянулся к ней. Их глаза встретились, она прижалась к нему, и Тристан почувствовал тепло ее губ на своих губах. И им вдруг показалось, что их жизнь до сих пор была лишь подготовкой к этому моменту. Тристан еще крепче прижал Робин к себе, и кровь тяжело застучала у него в висках. Она полностью растворилась в нем и на короткий миг они стали единым целым… Затем Робин мягко отстранила Тристана.
– Когда мы вернемся домой, – быстро заговорил принц, – я хочу… ты понимаешь, ты?…
– Нет.
Это простое короткое слово заставило его замолчать. Потом в нем вновь проснулась ревность.
– Что? Это из-за Даруса?
– Не будь ребенком, – укоризненно сказала она. – Дело не в нем. Он, конечно, многое для меня значит, но он просто мой хороший друг. Точно так же, как и ты.
Слова «хороший друг», были, как ушат холодной воды для Тристана. Он отвернулся, не зная, то ли ему кричать от ярости, то ли рыдать от отчаяния. Однако, через секунду он снова повернулся к ней.
– Я хочу, чтобы ты знала, что я люблю тебя.
Она улыбнулась и быстро поцеловала его, а в ее глазах заблестели слезы. Потом Робин повернулась и медленно пошла обратно к костру, оставив принца одного в лесу, где вдруг стало очень холодно.
* * * * *
Боль раздирала гигантское тело. Серая пелена застилала взор Левиафана, но это были не волны потемневшего моря. Могучие мускулы напряглись и вновь расслабились. Он медленно тонул, ощущая лишь жгучую боль. А потом она исчезла, осталось лишь теплое приятное свечение. Серая пелена спала, теперь вокруг сиял яркий свет, и руки богини поманили его к себе. Так умер Левиафан.
Более сотни кораблей было рассеяно по серой стальной поверхности Моря Муншаез. Обломки дерева, невероятным образом спасшиеся моряки и трупы их менее удачливых товарищей – все смешалось в холодных водах. Многие из оставшихся на плаву кораблей низко сидели в воде, почти затонув, другие имели тяжелый крен из-за повреждения килей. Битва была выиграна, но какой ценой! Низкий грохочущий звук донесен из глубины, и вода в центре между кораллами вспенилась и забурлила. Языки огня вырвались из морских глубин.
Две дюжины судов исчезли мгновенно, а двадцатифутовые волны потопили или перевернули еще столько же. Долго еще бурлило море. Когда грохот постепенно стих, оставшиеся суда медленно перегруппировались, у многих были сломаны мачты, потеряны весла и порваны паруса. Наконец, корабли нехотя поплыли к ближайшему берегу. Богиня боялась, что боль сведет ее с ума. От растущего отчаяния она только усиливалась. Даже сквозь пелену горя, она чувствовала, как выросла власть Зверя. От незаживающей язвы Темного Источника воспалилась вся ее кожа, и отравленные щупальца безжалостно сжимали тело богини. Гибель Левиафана высвободила страшный яд из темного водоема, и Равновесие вновь оказалось под серьезной угрозой.
Отупляющее онемение – желание заснуть – охватило все существо богини.
Вдруг она почувствовала, что ужасно устала.
* * * * *
Ревущее пламя все выше поднималось над деревней. Крики ужаса, безнадежные мольбы о пощаде наполняли воздух леденящим предчувствием смерти. Кольцом окружив небольшое поселение, окровавленными копьями отбрасывая обратно в огонь любого, кто пытался спастись из пламени.
Смертоносные Всадники наблюдали за бойней. Застывшие в странной неподвижности, они, словно зачарованные, смотрели на огонь. Дьявольское сияние исходило от их пунцовых плащей, от черных лоснящихся коней и пустых остановившихся глаз. И когда пламя с новой силой рванулось вверх.
Смертоносные Всадники, все как один, начали произносить свое странное хриплое заклятие. Слова казались бессмысленными, однако несли зловещие предзнаменования на языке столь древнем, что его не мог знать никто из ныне живущих. И все же они говорили на этом языке.
И понимали друг друга.
Гэвин
Черное щупальце потянулось к Робин и крепко обвило ее ногу, проникая под кожу ядовитыми присосками. Вскрикнув, девушка попыталась отползти в сторону, но щупальце потащило ее по каменистой земле.
Другое извивающееся щупальце обхватило девушку за талию, и сжало так, что ей стало трудно дышать. Земля задрожала и стала трескаться, и перед Робин разверзлась глубокая впадина, на дне которой глухо бурлила какая-то оранжевая кошмарная гадость.
Робин повернулась и стала цепляться за землю, вырывая с корнем мелкие растения, но щупальца неумолимо тащили ее к пропасти. Неожиданно, из черного дыма, который, казалось, обволакивал все вокруг, появилась пара белых хрупких рук. Даже в этом отвратительном месте рукава невидимого платья были белоснежными, а мягкие ладони обещали покой и безопасность.
Но щупальца потянули снова, и рукава, а потом и ладони, исчезли в черном дыму.
Робин проснулась в липком поту. Она села и прижала руку к губам, словно хотела заглушить свои стоны, и осмотрелась.
В лагере царило спокойствие. Тристан и Дарус безмятежно спали у костра, а чуть в стороне под ворохом меховых одеял храпел Полдо. Огонь почти угас, лишь изредка, после порывов ветра угольки краснели и вспыхивали искрами. Кантус, лежащий рядом с принцем, во сне сучил лапами и тихонько поскуливал. Дернувшись, он чуть не скатился на угли.
Потом Робин увидела Керена, одиноко стоявшего в тени большого валуна.
Менестрель смотрел на девушку, свет луны отбрасывал на его лицо странные тени. Его черты по-прежнему были искажены беспокойством и болью.
– Что это? – спросила Робин, вставая. – Мне страшно.
– Не знаю. У меня никогда не бывало таких кошмаров! Наверное, это какое-то зловещее предзнаменование.
– Я тоже видела кошмар, – она содрогнулась. – Ничего более страшного мне не приходилось видеть!
Менестрель успокаивающе положил руку на плечо Робин, и они присели рядом с тлеющими угольками. Она подбросила в костер дров, и он быстро разгорелся.
Вдруг Кантус вскочил на ноги и встревоженно зарычал в темноту. Пес медленно обошел лагерь и уселся у ног Робин и Керена, настороженно глядя в лес у них за спиной.
– Он тоже что-то чувствует, – сказала Робин.
– Я могу только догадываться, но думаю, богине был нанесен жестокий удар. Может быть даже… она потеряла кого-то из своих детей.
– Камеринн! Единорог! – на мгновение Робин почувствовала ужасное отчаяние, когда представила себе, что великолепное существо убито.
– Возможно. Или это мог быть Левиафан – кто знает.
– Смотри! – вскричала девушка, бросив случайный взгляд на небо.
Над ними сотни пучков света коротко сверкнули между звездами, и бесследно исчезли. Затем последовали новые вспышки: тысячи и тысячи тонких мерцающих нитей, словно сама луна заплакала.
Рука Керена согревала Робин, и присутствие друга вселяло в нее новую надежду. Так до самого утра и просидели они рядом.
* * * * *
Люди из небольшого городка рассредоточились на поле перед воинами Рыжего Короля, и Грюннарх улыбнулся, предвкушая сражение.
– Смерть врагам! – закричал король, и передняя линия северян бросилась в атаку. Мощный боевой клич вырвался из сотен глоток, и ряды ффолков дрогнули.
Тем не менее, эти фермеры и ремесленники не обратились в бегство.
Враг в четыре раза превосходил их числом, но ффолки отчаянно сражались, чтобы дать возможность спастись своим женщинах и детям.
Грюннарх, нанеся смертельную рану фермеру, небрежно наступил на упавшего врага, ища следующую жертву. Повсюду его воины собирали свою кровавую жатву. Оставив часть солдат подавлять последние очаги сопротивления, Грюннарх с основными силами вошел в городок.
Большая часть жителей уже покинула город, но некоторые в ужасе еще выбегали из своих домов, когда северяне вошли в город. Для них спасения не было.
Жажда крови обуяла Рыжего Короля. Пожилая женщина встала у него на пути, пытаясь спасти дочерей, но Грюннарх, усмехнувшись, одним ударом снес ей голову. Другие его люди схватили дочерей – совсем юных девушек – и потащили к дому.
На мгновение Грюннарх остановился и огляделся. Его взор застилал красный туман, а в висках тяжело пульсировала кровь, отдаваясь в мозгу режущей болью. Он смотрел, оцепенев, как двое ребятишек в ужасе пытались спастись, но его люди нагнали их и, насадив одного за другим на копья, небрежно отбросили бездыханные тела в канаву. Рыжий Король вдруг содрогнулся, и у стены дома, откуда доносились истошные вопли девушек, его вырвало. Он повернулся назад, чтобы посмотреть, чем закончилось сражение, но перед глазами стоял кровавый туман. Всюду валялись тела, в основном, это были ффолки. Война вдруг разом потеряла для него всю свою привлекательность.
* * * * *
В течение двух следующих дней они продолжали двигаться на восток, пока, наконец, не оказались среди пастушеских поселений восточного Корвелла. Тристан редко бывал в этой части королевства, соединенной о остальными областями узкой полоской земля между Долиной Мурлок и лесом Ллират – коридор, путешествовать по которому можно было лишь с большим трудом.
Честно говоря, принц не был до конца уверен, что они, действительно, снова находятся на земле королевства Корвелл, пока, наконец, не выбрались на настоящую дорогу.
– Скоро мы, наверняка, окажемся в деревне, где живут рыбаки, – сказал Тристан Керену. – И оттуда ты без труда сможешь добраться до Каллидирра.
Мы проводим тебя до деревни.
Менестрель выглядел огорченным.
– Какая досада, что я получил приказ вернуться к Высокому Королю.
Ведь теперь уже совершенно ясно, что этим летом все приключения, а значит и все легенды, случатся именно здесь, в Гвиннете.
Менестрель лениво пощипывал струны своей лютни. Он попробовал несколько вариаций одной мелодии, пока не нашел то, что ему понравилось.
Он повторил последний вариант несколько раз и постепенно на лице у него появилось удовлетворенное выражение.
Когда на востоке стало темнеть, они спустились в небольшую лощину, где весело потрескивал костер, а рядом терпеливо стояла цепочка осликов. У огня кто-то возился; его силуэт, в свете пламени, показался Тристану таким огромным, что принц забеспокоился, не фирболг ли это. Тут прогремел голос, без сомнения, принадлежащий человеку:
– О, путешественники! Рад встрече! Не хотите ли поужинать со мной? За разговором огонь кажется теплее, а еда вкуснее!
Силуэт превратился в огромного, похожего на медведя человека, который, выйдя на поляну, помахал путникам руками и добродушно улыбнулся.
Он, несомненно, был самым крупным человеком из всех, кого принцу доводилось видеть. Развевающаяся черная борода в сочетании с густыми вьющимися волосами того же цвета скрывали черты его лица. Улыбка, от которой засветились глаза, открывала ряд выщербленных и сломанных зубов.
Одежда была теплой и удобной, хотя сильно поношенной и покрытой дорожной грязью.
– Меня зовут Гэвин, я кузнец из Миррдейла, – представился незнакомец громким голосом, который далеко раскатился в ночи.
– Спасибо за приглашение, – ответил Тристан, спешиваясь. Принц представил себя и своих спутников. Если кузнец и узнал имя своего короля, виду он не подал. Друзья расседлали лошадей и освободили их от поклажи.
Тристан заметил, что собаки нетерпеливо окружали костер, и тут только он увидел большой котел, от которого исходил удивительно вкусный запах. Даже принимая во внимание размеры кузнеца, в котле явно помещалось гораздо больше, чем он один мог съесть.
– Ну, не хотите ли перекусить со мной? – пригласил кузнец, когда они разобрались с лошадьми. – Здесь хватит на всех.
– А зачем вы приготовили так много? – спросила Робин, поглядывая на дымящееся мясо. – Вы что, знали, что мы придем?
Тристан почувствовал, что ее вопрос был лишь наполовину шутливым.
– Ну, не обязательно вы, – ответил кузнец, добродушно ухмыляясь. – Но это моя последняя ночь перед возвращением домой, а у меня еще осталась целая баранья нога. Я уже давно обнаружил, что щедрость часто порождает ответную щедрость! – он закинул назад лохматую голову и оглушительно захохотал, словно отмочил грандиозную шутку. – И вот сегодня, – продолжал он, делая широкий жест, – у меня есть хорошая компания и угощение на всех.
– Действительно, – заметил менестрель, – хотя и нам, надо сказать, сегодня повезло.
– Пусть наша удача будет общей! Много ночей коротал я у костра один, безо всякой компании. Не могу пожаловаться – было совсем неплохо, но вот поговорить не с кем! – и опять кузнец захохотал, а остальные не могли скрыть улыбки.
Баранья похлебка показалась им удивительно вкусной после сухого хлеба и сыра, которыми они питались уже целую неделю. Гэвин достал фляжку крепкого ржаного вина, которое превратило их трапезу в настоящий пир. Вся компания поглощала пищу словно стая голодных волков, а кузнец – как голодный медведь, но, когда все они насытились до отвала, котел опустел лишь наполовину. Щедрый кузнец позаботился и о собаках.
Он сложил большой костер, совершенно забыв об осторожности. Но никому не хотелось вспоминать о фирболгах.
Тристан прислонился спиной к дереву, наслаждаясь теплом костра.
– Такое ощущение, что мы снова дома, – сказал он, лениво потягиваясь.
– Снова? – спросил кузнец. – А где же вы были?
– Мы прошли Долину Мурлок из Кер Корвелла, – ответил менестрель.
– Я там был, был! – похвастался кузнец. – На службе у самого нашего короля. Сражался против северян у Морея. Это наверное твой отец? – Гэвин посмотрел на принца.
– Да, я принц Корвелла.
– И как поживает наш Король?
– Он был… в порядке, когда мы ушли. Он отдал приказ о созыве войска со всего Корвелла, – мы получили сведения, что северяне собирают большие силы.
– Действительно? – Гэвин выпрямился. Впервые за все время, на его лице появилось беспокойство. – Возможно, мае не надо было так надолго оставлять свой дом, – гигант с тревогой посмотрел на восток.
– Миррдейл… Это на побережье? – Принц не мог вспомнить этот город.
– Нет, это на двадцать миль в глубь острова. Город должен оставаться в относительной безопасности, даже если война придет на восточные поселения побережья. Я сомневаюсь, что северяне будут далеко уходить от моря. И в любом случае, мы будем там завтра утром… Нет-нет, мне не о чем беспокоиться.
Однако, большой кузнец продолжал кидать беспокойные взгляды на восток, и они знали, что больше всего на свете он хотел бы сейчас оказаться дома.
– Я ужасно скучаю по моим маленьким девчушкам, – сказал Гэвин, тоскливо глядя на пламя. – Они самые хорошенькие крошки по эту сторону Мурлока, уж можете мне поверить. Как две капли воды похожи на свою мать, мою милую Шаррин.
– Буду рада с ними познакомиться, – сказала Робин, грустно улыбаясь, видя любовь кузнеца к своей семье. «Интересно, любил ли меня так сильно мой отец», – подумала Робин.
Вторая фляжка вина сделала свое дело, и скоро все заснули вокруг огня. Первый раз за много дней они не выставили охрану, но никто не потревожил их сон. Встали рано, зараженные энтузиазмом кузнеца. Он связал своих осликов в цепочку и друзья помогли нагрузить на них тяжелые корзины, которые были сложены под деревьями.
– Железо и уголь, – объяснил он, – основа моего ремесла. Дважды в год я отправляюсь в городок под названием Торндин, чтобы пополнить запасы.
– Это где-то в горах? – спросил Тристан.
– Верно, – они добывают лучшее железо на Муншаез, если конечно не брать в расчет гномов. Но ведь люди не покупают железо у гномов? – Кузнец усмехнулся при мысли о том, как затворники-гномы продают что-нибудь людям.
– Дело не в том, что я не могу послать кого-нибудь вместо себя, – объяснил кузнец так громко, словно он выступал перед несколькими сотнями слушателей. – Просто… – его голос спустился до заговорщицкого шепота, – я так люблю горы, что эта поездка – самая настоящая награда для меня.
– Да, эти горы очень красивы, – согласился принц, рожался о том, что он не очень-то смотрел по сторонам во время их поспешного бегства.
– А кроме того, – продолжал кузнец, нетерпеливо поглядывая на невысокий холм – последнее препятствие в их коротком утрешнем путешествии, – ничто не может сравниться с возвращением домой. И если мы поторопимся, то можем успеть к завтраку!
Приятный теплый бриз дул из долины, и солнце ласково улыбалось с безоблачного неба. С легким сердцем пятеро друзей пустили коней вниз по дороге. Кузнец пешком вел вереницу ослов, однако, без труда держался рядом со своими конными спутниками. Пока они ехали, Керен снова взялся за лютню, доводя новую мелодию до совершенства.
– Что это будет? – спросила Робин.
– Новая баллада. Может быть, я спою ее для вас, когда закончу.
– Очень хотелось бы послушать, – ответила она, тихонько напевая мелодию, а Корея снова заиграл на лютне.
Собаки носились по полям и лугам, по обе стороны от дороги, с такой энергией, которой Тристан не помнил со времени бегства от фирболгов.
Дорога поднималась по пологому склону холма, и вскоре они оказались на широком, поросшем травой поле, которое и служило вершиной холма. Пред ними открывался пологий спуск сразу в несколько широких долин. Узкие ручьи поблескивали среди садов и пастбищ. Горизонт терялся в туманной дымке, – там, в тридцати милях к востоку, было море.
Но все эти подробности отступили, когда они увидели клубы дыма, поднимающиеся в нескольких местах – толстые черные колонны, каждая из которых отмечала горящее поселение ффолков.
Сдавленный, нечеловеческий звук вырвался из огромной груди Гэвина.
Тристан безо всяких вопросов знал, что ближайшая из колонн поднимается над Миррдейлом.
* * * * *
– Тысяча чертей! Вы все идиоты! – Грюннарх Рыжий приказал своим людям собраться у разрушенного городка. Еда, питье и охота за женщинами привели большинство солдат в совершенно скотское состояние, казалось, сознание вот-вот их покинет. Рыжему Королю пришлось даже пустить в ход свои тяжелые сапоги, чтобы хоть как-то заставить воинов слушать.
Но не одно только поспешное бегство пешего воинства привело Грюннарха в такую ярость. Где эти проклятые Смертоносные Всадники? Целую неделю он не получал никаких известий от Ларика, их капитана. Доходили слухи о сожженных дотла деревнях, о неслыханной жестокости Всадников. Грюннарх с неудовольствием вспомнил свою последнюю встречу с Лариком. Похоже, тот решил все делать по-своему. Он почти не слушал того, что говорил ему Грюннарх, однако что-то в яростном взгляде Ларика заставило Рыжего Короля воздержаться от резкого замечания, уже готового сорваться с его губ.
Теперь наплевательское отношение Ларика к приказам ставило под угрозу весь план.
Смертоносные Всадники должны были соединиться с основной частью армии здесь, в Макшигане, еще три дня назад. Макшиган был крупным и богатым поселением, и армия смогла собрать целый караван припасов для марша на Кер Корвелл. Как и предсказывал Телгаар, беженцы сплошным потоком двинулись на запад. Если армия будет готова выступить не позднее завтрашнего дня, она, пройдя через долину Мурлок, отрежет им путь к отступлению и перебьет всех.
Глухой грохот, наконец, привлек внимание Грюннарха, и он посмотрел на дорогу. Его гнев смешался с облегчением – Смертоносные Всадники галопом скакали по дороге. Черные лошади лоснились от пота, их ноги и бока были облеплены запекшейся грязью. Меховые плащи Всадников покрывала пыль.
Ларик подъехал к Грюннарху и спрыгнул с седла. Король уже готов был отчитать своего вассала, но проклятия замерли на губах, когда его глаза с ужасом уставились в лицо подошедшего человека.
Кожа Смертоносного Всадника приобрела серый, мертвенно-бледный оттенок, а его ярко-красные губы чудовищно выделялись на неподвижном лице.
Глаза сильно запали, но в глубоких темных пещерах глазниц горел прежний дьявольский огонь. У Грюннарха мелькнула мысль о черепе, которому кто-то пририсовал невозможно красные губы.
Ларик прошел мимо короля, не сказав ни слова, и Грюннарх Рыжий, никогда не страдавший излишней сдержанностью, не смог приказать ему остановиться. В ярости Рыжий Король вернулся к прежнему занятию – попытке привести в порядок свою армию, раздавая удары направо и налево, всем кто не успевал вовремя убраться с его пути.
Когда король шел через лагерь, он увидел, что все его солдаты одинаково реагируют на появление Смертоносных Всадников. Они медленно разбирались по отрядам, бросая нервные взгляды на Всадников, лица которых казались лицами оживших мертвецов. Всадники не обращали на остальных северян ни малейшего внимания и расположились отдельно, чуть в стороне ото всех. Грюннарх, сожалея, что он не может проигнорировать самый факт существования Смертоносных Всадников, послал гонца, чтобы тот позвал Ларика на собрание офицеров. Капитан Ларик молча присоединился к кольцу командиров, окруживших Грюннарха. Вдруг началась странная толкотня, а когда все успокоилось, то оказалось, что на расстоянии пяти метров от Ларика нет никого.
– Мы выступаем на рассвете! – провозгласил Грюннарх. – Рааг Хаммерстаад возьмет половину армии и караван с продовольствием и будет двигаться по дороге на Корвелл. Он проследит за тем, чтобы беженцы не смогли, ускользнув от нас, вернуться сюда.
– Мы перекроем всю дорогу! – заявил Хаммерстаад. – Мимо нас и мышка не проскользнет!
– Хорошо. Остальные двинутся прямо на запад, через проход на этом горном перевале, – Грюннарх показал на линию скал, громоздящихся в двадцати милях на запад. С того места, где стояла армия Грюннарха, перевал казался очень крутым и совершенно непроходимым, и по рядам офицеров прокатилась волна удивленного шепота.
– Там нас встретит проводник, – поспешил успокоить своих людей Рыжий Король, надеясь, что Телгаар не обманул его, когда говорил о предателе-друиде. – Он покажет нам дорогу. Смертоносные Всадники возглавят колонну, – продолжил он, взглянув на Ларика, который с отсутствующим видом смотрел прямо перед собой. – Для остальных, главное требование – скорость.
Мы берем провизии всего на пять дней, и будем делать привалы только на ночь, с рассветом снова отправляясь в путь.
– Мы спустимся с гор как раз на дорогу, по которой движется колонна беженцев, и они окажутся зажатыми между двумя армиями! – Мысль о кровавом празднике, который ждет впереди, пульсировала в мозгу короля, заставляя сердце радостно биться. Он видел тот же восторг и ожидание в глазах собравшихся вокруг него воинов. А в глазах Ларика этот огонь напоминал свечение раскаленной лавы.
* * * * *
Гэвин бросил своих осликов и неуклюже побежал по дороге к горящей деревне, которая находилась за следующей низкой грядой холмов.
Тристан тут же пришпорил своего коня и догнал кузнеца.
– Подожди! – крикнул он. – Возьми одну из лошадей – мы поедем с тобой!
Гэвин тяжело бежал, словно не слышал Тристана, и принц еще раз повторил ему свои слова. Наконец, тяжело дыша, гигант остановился.
Отчаянье и боль в глазах кузнеца потрясли принца, и тот быстро соскочив с лошади, отдал ее Гэвину. Огромный серый мерин был самим большим среди лошадей, взятых принцем с собой. Тристан вскочил на запасную лошадь, в то время как остальные быстро поскакали вниз по дороге. Псы бежали рядом, а ослики, моментально отстав, тихонько плелись сзади.
Вскоре все перешли на легкий галоп и меньше чем через час оказались среди опустошенных ферм, сожженных домов и полей, где все посевы были уничтожены. В самом центре пепелища лежали дымящиеся руины поселения Миррдейл. В маленьком поселке не уцелело ни одного строения: многие сгорели, а некоторые, – те, что поменьше – были разнесены в щепки.
