Поздняя весна, армия Эргота

Палатка была уставлена длинными рядами импровизированных носилок, и на них Сюзина видела людей со страшными ранами – они истекали кровью, страдали и умирали, прежде чем она могла начать ухаживать за ними. Она видела и других, с внутренними увечьями, – эти воины лежали тихо, ничего не видя перед собой, хотя глаза их оставались широко открытыми и глядели в одну точку. Со столбов, поддерживавших палатку, свисали шипящие масляные лампы, и среди раненых двигались сиделки и жрецы.

Люди стонали, пронзительно кричали, жалобно всхлипывали. Некоторые лежали в горячке, безумно бормоча что-то о мирной родине, которую им, скорее всего, никогда не суждено было увидеть.

И эта вонь! Палатку наполняли отвратительные запахи грязи, мочи, кала, стояла духота, обычная в маленьком помещении, битком набитом людьми. Пахло кровью, гниющим мясом. Но преобладал проникающий повсюду запах смерти.

В эти месяцы Сюзина делала для раненых все, что могла, ухаживала за ними, перевязывала раны, утешала их. На некоторое время больных стало меньше: воины, получившие раны зимой, выздоровели, некоторые погибли, некоторых отослали обратно в Эргот.

Но теперь, с приходом весны, война начала свирепствовать с новой силой. Всего несколько дней назад Гиарна в безумной попытке прорваться через вражеские укрепления бросил на штурм Ситэлбека десятки тысяч людей. Атаку возглавлял отряд диких эльфов, но защитники крепости набросились на своих сородичей и следовавших за ними людей с необычайной яростью. В бою погибло более тысячи людей, а сотни воинов вокруг Сюзины были лишь частью спасшихся, получивших тяжелые ранения.

Большинство раненых были людьми, но среди них встречались и эльфы – те, кто сражался против Сильванести, – а также гномы Тейвар. Гномы под командой приземистого капитана Калавакса руководили одной из атак, пытаясь прорыть подкоп под крепостными стенами. Эльфы предугадали этот маневр и бросили в туннель, полный гномов, бочки нефти, которые затем подожгли. Смерть нападавших была мгновенной и ужасной.

Сюзина переходила от койки к койке, раздавала воду, прикладывала холодные компрессы ко лбу. Ее окружали грязь и отчаяние, но она тоже страдала от ран – невидимых ран, терзавших ее душу.

И Сюзина, чувствуя свое родство с этими несчастными, старалась обрести хоть какой-то покой, заботясь о них и врачуя их раны. Она осталась в палатке до поздней ночи, зная, что Гиарна, страдая от неудачи, обязательно будет искать ее. Если он ее найдет, то снова причинит боль, как всегда; но здесь он ни за что не появится.

Наступила ночь, и лагерь постепенно погрузился в беспокойный сон. Миновала полночь, и даже те, кого мучила самая жестокая боль, временно забылись. Смертельно усталая, молясь, чтобы Гиарна уже уснул, Сюзина, наконец, оставила раненых и ушла в свою палатку.

Снаружи у дверей госпиталя ее ждали два вооруженных до зубов стражника, которые сопровождали ее по всему лагерю. Как ни странно, это были эльфы Каганести, присоединившиеся к армии людей в надежде завоевать независимость для своего народа. Удивительно, но со временем Сюзине стало даже приятно присутствие немногословных, искусных воинов с раскрашенными лицами, в перьях и темных кожаных одеяниях.

Сюзина не понимала, что заставляло этих эльфов вступить в ряды армии, терроризировавшей их собственный народ. Она несколько раз заговаривала с Каганести об их мотивах, но лишь один раз получила откровенный ответ – от молодого эльфа, за которым ухаживала: он был ранен во время одной из попыток взять крепость приступом.

– Моих родителей обратили в рабство, и они трудятся на железных рудниках на севере Сильваноста, – сказал он ей с горечью. – А нашу ферму захватили солдаты Пророка, потому что отец не в состоянии был платить налоги.

– Но как вы можете воевать против своего народа? – поражалась она.

– Многим моим сородичам эльфы Сильваноста принесли несчастье. Мой народ – это Каганести и эльфы с равнин! Жители города хрустальных башен мне не больше родня, чем гномы из Торбардина!

– Вы хотите, чтобы эльфийское государство пало?

– Мы хотим лишь, чтобы Каганести оставили в покое, чтобы нам снова предоставили свободу; мы не хотим иметь ничего общего с правителями, которые превратили наши земли в поле боя! – Эльф произнес это задыхаясь, с неожиданной страстностью, пытаясь сесть, но Сюзина уложила его обратно на койку.

– Если император Эргота будет плохо обращаться с нами после того, как выиграет войну, мы с такой же яростью будем сражаться против него! Но до тех пор армия людей – это наша единственная надежда, с ее помощью мы хотим избавиться от гнета Сильванести!

Сюзину сильно взволновало заявление эльфа – рассказы о несправедливости и дискриминации не соответствовали образу Кит-Канана, созданному ее воображением. Конечно, он и понятия не имеет о том, как обращаются с Каганести его соотечественники!

Таким образом, женщина убедила себя в его неведении и жалела эльфов Каганести. Она дружелюбно относилась к тем, кто присоединялся к армии людей, и пыталась облегчить их страдания.

Охранники открыли завесу, закрывающую вход в ее палатку, позволили ей войти и безмолвно остались снаружи. Они будут стоять на страже до рассвета, пока их не сменят. Как обычно, это давало Сюзине чувство безопасности, и она, совершенно без сил, легла, пытаясь ненадолго уснуть.

Но Сюзина не могла заснуть. Ее охватило странное возбуждение, и вдруг она поднялась, взволнованная и недоумевающая.

Инстинктивно Сюзина направилась к своему зеркалу, достала его и поставила на туалетный столик. Сначала в зеркале было видно лишь отражение; затем она сконцентрировалась, стараясь отключиться от окружающего.

И тут перед ней появилось это прекрасное эльфийское лицо – она не видела его почти восемь месяцев. Сердце едва не выскочило у нее из груди, она подавила вздох. Это был Кит-Канан.

Волосы развевались у него за спиной, словно навстречу ему дул сильный ветер. Она вспомнила грифона – но на этот раз он не покидал ее, он возвращался!

Она вглядывалась в зеркало, затаив дыхание. Она должна немедленно сообщить об этом генералу. Эльфийский главнокомандующий возвращается в свою крепость!

Но в то же время она почувствовала, что решение ее созрело. Возвращение Кит-Канана глубоко взволновало ее. Он выглядел величественным, гордым, торжествующим. Как непохож он на генерала Гиарну! Она поняла, что ничего не расскажет об увиденном.

Торопливо, с виноватым видом она спрятала зеркало обратно в обитую бархатом шкатулку. Чуть ли не хлопнув второпях резной крышкой из слоновой кости, она спрятала шкатулку на дно сундука с одеждой и вернулась в постель.

Едва Сюзина успела вытянуться на кровати, все еще дрожа от возбуждения, как почувствовала на лице дуновение ветра и услышала, что в палатку кто-то вошел, хотя в кромешной тьме нельзя было ничего разглядеть.

Ее охватил страх. Эльфы-часовые не пропустили бы к ней никого, но одного человека они не могли, не осмелились бы остановить – их жизни находились в его руках.

Гиарна, подойдя к кровати, прикоснулся к женщине. Прикосновение обожгло ее, словно удар. как будто он нанес ей невидимую рану.

Как она его ненавидела! Все, что было связано с ним, вызывало у нее отвращение. Он был главным убийцей. Она ненавидела его за то, что он пользовался ею, пользовался всеми окружающими.

Но теперь Сюзина могла скрывать это отвращение – она видела светловолосого эльфа и его гордого крылатого коня, и даже сейчас, с генералом Гиарной, она находила утешение в своем тайном знании.

Кит-Канан направлял Аркубаллиса сквозь кромешную тьму, высматривая огни Ситэлбека. Он миновал тысячи лагерных костров, выдававших расположение вражеской армии, и знал, что эльфийская крепость находится где-то неподалеку. Он должен попасть в Ситэлбек до рассвета, иначе люди узнают о его возвращении.

Вот он! Во тьме светился огонек. И еще один!

Он велел Аркубаллису снижаться, и грифон плавно пошел вниз. Они сделали круг, и Кит-Канан разглядел три мерцавших на крыше огонька, расположенных в виде правильного треугольника. Это был знак, сигнал, указывавший ему путь в казармы, – он приказал Парнигару зажигать эти огни.

И в самом деле, когда грифон, расправив крылья, мягко приземлился на вершине башни, Кит-Канан заметил своего верного заместителя с фонарем в руке. Два других фонаря держали старый учитель Кенкатедрус и преданный ему эльф Каганести по имени Белый Локон.

Офицеры быстро отдали честь, затем горячо сжали командира в объятиях.

– Клянусь богами, господин, я рад снова видеть тебя! – хрипло произнес Парнигар.

– Это счастье и облегчение для нас. Мы ужасно беспокоились! – Кенкатедрус не мог удержаться от упрека.

– У меня есть уважительная причина. А теперь мы с Аркубаллисом должны скрыться, пока не начало светать. Я не хочу, чтобы воины узнали о моем возвращении – пока, по крайней мере.

Офицеры с любопытством взглянули на него, но удержались от расспросов и приказали управляющему конюшнями разместить Аркубаллиса в закрытом стойле. Тем временем Кит-Канан, закутавшись в широкий, плотный плащ, проскользнул в комнаты Кенкатедруса, где остался ждать двоих воинов. Они присоединились к нему, когда на востоке показались первые лучи рассвета.

Кит-Канан поведал им о поисках грифонов, описал полк летающей кавалерии и союзников-гномов и подробно рассказал о плане предстоящей битвы.

– Значит, две недели? – переспросил Парнигар, едва сдерживая возбуждение.

– Верно, друг мой, – наконец-то.

Кит-Канан понимал, сколь многое довелось пережить этим эльфам. Он и сам прошел через суровые испытания. И все же энергичным воинам пришлось хуже – они вынуждены были провести зиму, весну и начало лета взаперти в стенах крепости.

– Свежие подкрепления уже направляются к Ситэлбеку. Крылатые Всадники выступят на запад через неделю. Гномы Торбардина также готовятся занять позиции.

– Но ты хочешь, чтобы твое прибытие осталось в тайне? – уточнил Кенкатедрус.

– До тех пор, пока все не будет готово к битве. Я не желаю, чтобы враги заподозрили об изменениях в нашей тактике. Я хочу, чтобы эта атака оказалась самым большим сюрпризом в их жизни.

– Надеюсь, это будет последний сюрприз, – буркнул Парнигар.

– Я пробуду здесь неделю, затем отправлюсь на восток – договориться о деталях нашей встречи с войсками из Сильваноста. Когда я вернусь, мы начнем бой. До того времени продолжайте действовать, как и прежде. Просто не давайте им пробить брешь в стене.

– Эти старые стены держатся крепко, – заметил Парнигар. – Люди несколько раз пытались взять их приступом, но мы каждый раз отбрасывали их назад, на кучу мертвецов.

– Однако весенние бури причинили нам больше вреда, чем все вражеские вылазки, – добавил Кенкатедрус.

– Я несколько раз попадал в грозы, когда летел сюда, – сказал Кит-Канан, – и Дунбарт тоже жаловался на погоду.

– Град пробил крыши двух коровников. Мы потеряли много рогатого скота. – Кенкатедрус пустился перечислять убытки. – Прошло два смерча, немного повредив внешнюю стену.

Парнигар мрачно усмехнулся:

– Немного повредило бревенчатую стену – и смело множество вражеских палаток!

– Верно. Снаружи разрушения оказались еще большими, чем в крепости. Я никогда не видел, чтобы стихия так бушевала.

– Так бывает каждый год, – объяснил Парнигар, много времени проживший на равнинах, – но эта весна была более яростной, чем обычно. Старые эльфы рассказывают о буре, случившейся триста лет назад, когда с запада с ревом примчалась сотня циклонов. Тогда разнесло вдребезги все фермы на протяжении тысяч миль.

Кит-Канан покачал головой, пытаясь представить себе это. По сравнению с буйством стихий даже война казалась игрушечной! Он обратился мыслями к другим предметам.

– А что слышно о численности вражеской армии? Смогли ли они возместить свои потери? Увеличилась она или уменьшилась?

– Насколько нам известно… – начал было Парнигар, но бывший учитель Кит-Канана оборвал его.

– У них появилось одно пополнение, о котором мне стыдно говорить! – рявкнул Кенкатедрус. Парнигар, слушая старого воина, печально кивнул. – Эльфы! Из лесов! По-видимому, они довольны, служа захватчикам, и нимало не беспокоятся, что воюют против своего народа! – Эльф, родившийся и выросший среди башен Сильваноста, не мог понять такого подлого предательства.

– Я слышал об этом и очень удивился. Почему они переходят на сторону врага? – спросил Кит-Канан у Парнигара.

Офицер Гончих пожал плечами:

– Некоторым не нравится, что далекая столица взимает с них налоги, а должников забирают в рабство на рудники клана Дубовых Листьев. Другие считают, что торговля с людьми выгодна и открывает перед их детьми новые возможности. Существует множество эльфов, которые питают мало любви к трону или вообще не питают ее.

– Как бы то ни было, это ужасно. – вздохнул Кит-Канан. Проблема беспокоила его, но сейчас он не видел выхода.

– Тебе нужен отдых, – заметил Кенкатедрус. – А мы тем временем позаботимся о мелочах.

– Конечно! – отозвался Парнигар.

– Я знал, что смогу на вас положиться! – заявил Кит-Канан, полный благодарности. – Пусть грядущее принесет нам победу и свободу, за которую мы так отчаянно боролись!

Он воспользовался отдельной койкой, предложенной ему офицерами, и с наслаждением улегся на матрац – впервые за несколько недель. Он сделал все, что мог, и теперь погрузился в чудесный сон, длившийся более двенадцати часов.

Клан Дубовых Листьев

Вход в угольную шахту зиял, словно пасть какого-то ненасытного чудовища, поглощая почерневших от пыли рабочих: они устало тащились мимо бревенчатых стен и исчезали в его темных недрах. Рабочие шли длинной колонной, их было более сотни, и охраняла их дюжина надсмотрщиков с кнутами.

Ситас и лорд Квимант стояли на вершине крутого склона, ведущего вниз, к руднику. От шума, доносившегося снизу, почти ничего не было слышно. Прямо под ними по ленточному конвейеру, который приводили в движение рабы, глыбы породы ползли из ямы к ревущим печам плавильного цеха. Другие невольники долбили скалу кирками и молотами. Третьи – лопатами бросали уголь из огромных черных куч в огненное чрево печей. За плавильным цехом виднелись извергавшие дым трубы кузниц, где из горячей, только что выплавленной стали ковали острые как бритва клинки.

Некоторые из заключенных волочили за собой цепи, сковывавшие их щиколотки.

– Эти рабы пытались сбежать, – пояснил лорд Квимант.

Большинство просто тащились мимо, не нуждаясь в оковах, – они уже стали рабами в душе. Они еле шевелили ногами, уставившись в землю, чуть ли не спотыкаясь об идущих впереди.

– Большинство из них становятся вполне покорными, – продолжал лорд, – после года или двух лет тяжелой работы. Охранники поощряют это. Раба, который сотрудничает с хозяевами и усердно трудится, обычно оставляют в покое, а тех, кто проявляет непокорность или отлынивает от работы, наказывают.

Один из надсмотрщиков хлестнул плетью по спине раба, входящего в шахту. Раб немного замедлил шаг, и между ним и шедшим впереди рабочим образовалось свободное пространство. Получив удар бича, раб вскрикнул от боли и пошатнулся. Даже со своего высокого наблюдательного пункта Ситас заметил алый рубец, пересекавший его спину.

Торопясь вперед, раб споткнулся и упал, затем с жалким видом попытался подняться на ноги под градом ударов, обрушившихся на него.

– Остальные теперь прибавят шагу.

И в самом деле, другие рабы поспешно устремились в черную бездну, но Ситасу не показалось, что подобная жестокость оправдана.

– Это человек или эльф? – спросил Пророк.

– Кто… а, этот лентяй? – Квимант пожал плечами. – Они покрыты таким слоем пыли, что я не могу различить. К тому же это не важно. Мы здесь со всеми одинаково обращаемся.

– Мудро ли это? – Увиденные жестокости запали в душу Ситаса глубже, чем он думал.

Лорд Квимант пытался отговорить Ситаса от посещения имений и рудников клана Дубовых Листьев, но Пророк твердо решил предпринять трехдневную поездку в карете по владениям семьи Квиманта. Теперь он думал, что, возможно, лорд Квимант был прав, уговаривая его остаться. Многое из увиденного на рудниках клана Дубовых Листьев тревожило его. Но в то же время Ситас вынужден был признать, что не может обойтись без выплавляемой здесь стали и без мечей, выкованных в здешних кузницах.