одного из племянников Давида. Два других племянника, Иоав и Авесса стали кровными врагами израильского военачальника.

Авенир всё более и более прибирал к рукам власть в Израиле. Он обнаглел настолько, что взял себе одну из наложниц умершего Саула. Это была неслыханная дерзость. Иевосфей, преодолев свой страх пред могучим Авениром, резко выразил ему своё недовольство. Тогда вспыльчивый Авенир поклялся, что отторгнет царство от дома Саулова и отдаст его Давиду.

Наполняя угрозу, он направил послов к Давиду с предложением о мире. Он готов был, ценою предательства, отдать Израильское царство Давиду, но оговаривал для себя место начальника над объединённым войском, чуть ли не соправителя. Давид притворно согласился на эти условия, хотя прекрасно понимал, что такой сильный компаньон для него будет опасен. Но Давид не мог так просто, без повода, отобрать власть у Иевосфея, зная, что должен будет убить его. Это был помазанник Божий. Нужен был серьёзный повод. И повод нашёлся. Давид потребовал от Иевосфея, чтобы ему была возвращена первая жена, царевна Мелхола.

«И отправил Давид послов к Иевосфею, сыну Саулову, сказать: отдай жену мою Мелхолу, которую я получил за сто краеобрезаний Филистимских» (2. Цар.3. 14)

Давид терпеть не мог Мелхолу. Он не преминул унизить её достоинство, уценив её наполовину, — ведь она стоила двести краеобрезаний. Испуганный царь был вынужден отобрать сестру у законного мужа, и выслать её белокурому шантажисту.И всё же это не помогло Иевосфею.

Авенир решил, что песенка израильского царя спета, и пора переходить на службу к более сильному властителю. Он прибыл к Давиду с двадцатью своими людьми, и подписал договор о полной и безоговорочной капитуляции, впрочем, не позабыв ранее выдвинутых условий.

После пира, которым ославили великую сделку, ободрённый Авенир отправился домой смещать Иевосфея. Но он не догадывался, насколько коварен Давид, который шёл к своей цели по трупам. Только что Иудейский царь пообещал, что устранит Иоава, стоящего во главе его войска, и поставит Авенира главнокомандующим. Но у него и в мыслях этого не было.

Иоав, кровный враг Авенира, не присутствовал при подписании капитуляции. Но вернулся, как и предполагал Давид, через пару часов после отъезда израильской делегации.

Давид, только что скрепивший договор торжественной клятвой перед Богом, желал остаться чистым и безгрешным. Но что мешало ему в разговоре со старым врагом своего нового друга как бы невзначай заметить: «Знаешь, племянник, у меня в гостях был Авенир. Мы с ним посидели за бокалом вина, вспомнили молодость, забыли старые распри, кое — что подписали. Если бы ты пришёл на час раньше, ты ещё бы его застал».

Иоаву не надо было повторять дважды. Молодая кровь закипела в нём. Он тотчас же вскочил на коня и помчался вслед своему кровнику. Догнав посольство, он скрыл свои чувства, и сказал, что Давид позабыл внести ещё один пункт в договор, и просит Авенира вернуться.

«Когда Авенир возвратился в Хеврон, то Иоав отвёл его внутрь ворот, как будто для того, чтобы поговорить с ним тайно. И там поразил его в живот.

И услышал после Давид об этом, и сказал: не винен я и царство моё вовек пред Господом в крови Авенира, сына Нирова. Пусть падёт она на голову Иоава и на весь род отца его. И оплакал царь Авенира». (2. Цар. 27— 33)

Крокодиловы слёзы. Давид так горевал о смерти друга, что решил отказаться от еды и постился… сколько времени? Правильно, до вечера. А Иоав, которого царь вроде бы проклял, так и остался во главе войска.

Между этими двумя было полное согласие. Не знаю, умел ли Иоав читать. Но он прекрасно читал между строк, угадывал самые потаённые мысли царя.

Народу очень понравилось поведение Давида, верность его данной клятве. Любовь народа к нему возросла ещё сильнее.

Иевосфей, оставшись без военачальника, был полностью беззащитен. Но и эту незначительную преграду Давид не захотел убирать собственноручно. К израильскому царю были подосланы двое убийц, которые закололи его во время сиесты.

Голову Иевосфея они принесли Давиду, рассчитывая на обещанную награду. И царь щедро наградил их: они были тут же казнены. И поделом, — ведь они подняли руку на помазанника Божьего. Давид, как и на службе у Анхуса, без сожаления и без промедления убирал свидетелей своих преступных замыслов и поступков. Не только свидетелей, но и исполнителей.

Ничто уже не мешало Давиду занять оба трона. Которые он вскоре переделал в один, но зато — очень большой.

____________________

Конечно, грех смеяться над покойником. Тем более — помазанником. Но уж очень забавны некоторые библейские свидетельства. Не только грустно, но и очень смешно читать о последних минутах жизни Иевосфея.

«И пришли в самый жар дня к дому Иевосфея; а он спал на постели в полдень. И вошли внутрь дома, как бы для того, чтобы взять пшеницы; и поразили его в живот и убежали. И они поразили его, и умертвили его, и отрубили голову его, и взяли голову его с собою, и шли пустынною дорогою всю ночь» (2. Цар. 4. 5— 7)

Очень беспечным был этот трусливый царь. Спал без всякой охраны. К его телу мог приступить любой желающий или голодный, которому позарез нужна была пшеница. Спал он не в хоромах, как положено царственной особе, а в каком — то амбаре, где царям спать категорически запрещается. Поэтому убийцы, на вопрос амбарного сторожа, чего пришли с ножами, скромно отвечали: пришли взять щепотку зерна для голубей.

Потом они закололи царя и убежали. Но вспомнили, что не захватили вещественного доказательства. Тогда они вернулись с топором, снова закололи царя и отрубили покойнику голову. И опять же никто их не задержал. Да и с чего бы, мало ли народу шастает сюда туда. А пшеницы много, не жалко, всем хватит. Всю ночь шли убийцы по пустынной дороге, рискуя, что бесценную голову могут у них отнять. Но всё кончилось очень удачно. Вместо одной отрубленной головы к утру оказалось целых три.

____________________

Давид решил перенести столицу в большой город — Иерусалим. Но легко решить, трудно сделать. В городе этом испокон веков жили иевуссеи. Если вы уже забыли, то я напомню, что ещё Аврааму Господь клятвенно обещал выгнать иевуссеев, в числе шести народов, из земли Обетованной. Но самим иевуссеям об этом не сообщил. Поэтому они безмятежно жили в центре иудейского государства, занимая столь красивый город, который вдруг понадобился Давиду для осуществления своих великодержавных планов.

Иевуссеи со стен осаждённого города посмеивались над Давидом. Такого героя, кричали они, погонят наши немощные хромые и слепые. Давид так обиделся, что, когда всё же взял приступом Иерусалим, тут же перебил всех хромых и слепых.

«Посему и говорится: слепой и хромой не войдёт в дом Господень». (2. Цар. 5. 8)

Очень поучительное замечание, показывающее суть библейского понятия о милосердии и любви к ближнему.

____________________

Филистимляне не отказывались от агрессивных планов подчинить себе еврейское государство. И опять пошли на него войной. Давид, умело применяя разнообразную тактику и стратегию, разгромил их в нескольких битвах, расширив границы своего царства и выйдя к богатым портам Средиземного моря. Всякий раз перед важным сражением Давид напрямую советовался с Богом. И Бог всегда давал ему верные советы, которые приводили к победам. Думаю, что ответы Господу подсказывал сам Давид.

С целью упрочения своей власти Давид решил перенести ковчег завета, вместе с Самим Господом, сидящим на крышке ковчега между херувимами, в новую столицу. Но он не был уверен, понравится ли Господу переезжать с места на место. И поэтому не хотел подвергать себя риску Божьего наказания.

И опять Давид нашёл блестящий, хитроумный выход из сложившейся ситуации. Он решил подставить под карающую десницу другого человека, своего хорошего приятеля. И оставил ковчег на половине пути между прежним местом и Иерусалимом. Давид решил переждать и посмотреть: что же будет?

Господь как будто остался доволен.

«Когда донесли царю Давиду, говоря: „Господь благословил дом Аведдара и всё, что у него, ради ковчега Божия“, то пошёл Давид и с торжеством перенёс ковчег Божий из дома Аведдара в город Давидов» (2. Цар. 6— 12).

Ликующие толпы народа приветствовали ковчег на всём пути его. Все были празднично одеты. Музыканты трубили в дуды, играли на гуслях и тимпанах, шуты кривлялись,

акробаты крутили сальто. На телегах, едущих за колесницей с ковчегом, громоздились горы провизии. Слуги царя бросали в толпу хлебы, куски жареного мяса, лепёшки, связки изюма и смокв.

И сам царь, народный любимец, полуголым «скакал изо всей силы перед Господом».

Мелхола, которая никогда не была именована царицей, презрительно смотрела из окна дома на пляшущего и дурачащегося мужа.

«Когда Давид возвратился, чтобы благословить дом свой, то Мелхола, дочь Саула, вышла к нему навстречу и сказала: как отличился сегодня царь Израилев, обнажившись сегодня пред глазами рабынь рабов своих, как обнажается какой — нибудь пустой человек.

И сказал Давид Мелхоле: пред Господом, который предпочёл меня отцу твоему и всему дому его, утвердив меня вождём народа Господня, Израиля; пред Господом играть и плясать буду. И я ещё больше унижусь, и сделаюсь ещё более ничтожнее в глазах моих, и перед служанками, о которых ты говоришь, я буду славен» (2. Цар. 6. 20— 22)

«Унижаясь, возвышусь!» — таково было жизненное кредо Давида, великого популиста.

____________________

Своими благими делами, а ещё более, своей преданностью, Давид заслужил ещё большую любовь Господа. И Господь предсказал ему и всему дому его великое будущее.

«Я был с тобою везде, куда ни ходил ты, и истребил всех врагов твоих пред лицом твоим, и сделал имя твоё великим, как имена великих на земле. И я устрою место для народа Своего, для Израиля, и укореню его, и будет он спокойно жить на месте своём, и не будет тревожиться больше. И люди нечестивые не станут больше теснить его, как прежде.

Когда же исполнятся дни твои, и ты почиешь с отцами твоими, то Я восставлю после тебя семя твоё и упрочу царство его. Он построит дом имени Моему, и Я утвержу престол царства его навеки. Я буду ему отцом, а он будет Мне сыном; и, если он согрешит, Я накажу его жезлом мужей и ударами сынов человеческих» (2. Цар. 7. 9— 13)

Уже в который раз я спрашиваю себя: для чего Бог встревает в сторические события, не спросясь, является на сцену и начинает высокопарно держать речь? Зачем Он каждый раз напоминает о Своих выдающихся заслугах? Мы уже знаем, насколько велико Его «могущество». Филистимляне несколько веков угнетали евреев, пока, наконец, не явился сильный еврейский вождь, который положил конец этому беззаконию. Если бы Господь был действительно могуч, почему Он этого не сделал Сам, не дожидаясь появления на свет Давида? Почему Иисусу Навину, почему Самсону не помог избавить Свой народ от угнетателей? Не смог, без помощи Давида, изгнать маленькое племя, которое владело всего одним городом. Так чего же Он стоит?

И теперь, когда уже всё решено, Он является со своими глупыми прогнозами. Но ведь Он же ещё Аврааму обещал, что его потомки будут спокойно и вольготно жить на земле Обетованной. Не сбылось! Теперь Он то же самое обещает Давиду. Не сбудется!

«Я утвержу престол царства его навеки», — говорит Он, имея в виду Соломона. Не утвердил!

Сразу же после смерти Соломона половина царства была отторгнута от престола Давида. И обе эти половинки, раздираемые междоусобными войнами, вскоре ослабели, и были разгромлены более сильными язычниками. И заникли на долгие века. И Бог не спас их.

«Если он согрешит, Я накажу его». Во второй половине своего сорокалетнего правления Соломон повернулся к Иегове задом, стал служить другим богам, ставил им капища и жертвенники. И не был наказан. Прекрасно дожил до конца своих дней, в роскоши и довольстве, окружённый сотнями жён и наложниц. И умер своей смертью. И, будучи стариком, даже ни разу не заболел, не дав Библии возможности представить эту болезнь, как наказанье Божье. А вот верный раб Божий Давид в не такой уж старости (он умер в семьдесят лет) был очень болен и немощен.

Увидев, что Соломон грешит, Господь счёл своим долгом явиться к нему с заявлением, что забирает назад клятву, данную Давиду. За тяжкие грехи Соломона, поклялся Он, будет наказано его потомство. Но почему же не сам Соломон? Так надо. «Я сказал». Что же это за клятвы такие, которые даются и забираются? Почему Господь не предусмотрел отступничество Соломона, и не сказал Давиду, что в этом случае клятва аннулируется?

Тысяча вопросов, на которые у Библии нет ответа.

Но Давид никаких вопросов Господу не задавал. Он был безмерно счастлив, что Господь снизошёл до приватной беседы. Царь был так растроган, что позволил себе смелое сравнение. Он сказал, что Господь поступает по — человечески. Потрясающе!

«Кто я, Господи, что Ты меня так возвеличил? И этого ещё мало показалось в очах Твоих, Господи мой, но Ты возвестил ещё о доме раба Твоего вдаль. Это уже по — человечески, Господи мой, Господи» (2. Цар. 7.18— 19).

____________________

Давид одержал несколько побед над филистимлянами и моавитянами. Ужас Господень шёл впереди его войска. Потому что Давид не брал пленных. Всем захваченным солдатам противника тут же рубили головы.

Он не жалел и мирных жителей взятых городов. Горожан собирали на центральной площади и, независимо от пола и возраста, укладывали на землю плотными рядами, одного возле другого. И мерили верёвкой, потому что считать было недосуг.

«Две верёвки на умерщвление, а одну верёвку на оставление в живых» (2. Цар. 8. 2)

Оставляли в живых каждого третьего. Но этот третий завидовал мёртвым. Потому что, до конца своих дней, должен был каторжно трудиться в каменоломнях, рудниках, на лесоповале. Может ли быть нечто ужаснее таких зверских расправ над мирными жителями? Может.

Победив аммонитян и захватив их столицу Равву, «взял Давид венец царя их с головы его, — а в нём был золота талант и драгоценный камень, — и возложил его Давид на свою голову, и добычи из города вынес очень много. А народ, бывший в нём, он вывел, и положил их под пилы, под железные молотилки, под железные топоры, и бросил их в обжигательные печи. Так он поступил со всеми городами Аммонитскими» (2. Цар. 12. 30— 31).

Вот какие богоугодные подвиги во славу Господа совершал Давид — белокурая бестия!

Замечу, кстати, что моавитяне и аммонитяне не были какими — то презренными и проклятыми Ноем хамитами. Это были те же братья — семиты, потомки Лота, племянника Авраама. (Быт.19. 38). Это были потомки благословенного Сима.

Впрочем, мне не жалко ни тех, ни других. Потому что они были рабами не нашего Бога.

Больше всего мне, представьте себе, жалко царя Давида. Как ему приходилось тяжело, бедняге! Особенно — после захвата Раввы. Как он не свернул себе шею, возложив на себя золотой венец, в котором был талант золота?

А талант, дорогие дети, весил в то время ни много, ни мало — тридцать четыре килограмма.

Эта победа, как и победа в поединке над Голиафом, была приписана героизму Давида. Иоав уже ночью взял бы Равву, но медлил с последним штурмом. Он послал Давиду гонца с просьбой поспешить, пока Равва не пала. Потому что, в этом случае, вся слава достанется не царю, а ему, Иоаву. И царь поспешил, и во главе войска вошёл в город.

Так пеклись победы для Давида. Так совершал он свои героические подвиги. (2. Цар. 12. 27— 28)

____________________

Царь безжалостно расправлялся не только с внешними, но и с внутренними врагами. Весь род Саула и все его приближённые были истреблены.

Однажды Давиду донесли, что чудом спасся единственный сын Ионафана, Мемфивосфей. Этот несчастный мальчик был хил и хром на обе ноги. И не мог представлять для Давида опасности. Поэтому царь решил проявить чудо великодушия и, вроде бы, в память о той клятве, которую когда — то дал любимому другу Ионафану, оставил Мемфивосфея в живых. Потомок Саула получил место за царским столом, что было почётно. Но в то же время позволило Давиду держать его под постоянным присмотром. Это был почётный домашний арест.

Давид сильно раздвинул границы своего государства. Теперь оно простиралось от Великого моря на западе до реки Евфрат на востоке, от границ с Египтом на юге, до границ с Сирийским царством на севере.

Разгромив южных соседей, Давид решил вплотную заняться сирийцами. И двинул против них полки Иоава. Сирийцы позвали на помощь аммонитян. Перед решающим сражением армии этих двух народов окружили с севера и юга армию израильтян.

Иоав сохранил присутствие духа. Он разделил своё войско. Сам с большей частью стал лицом к сирийцам, а меньшую часть, под командованием своего брата Авессы, поставил лицом к аммонитянам.

Так стали два храбрых брата — спиной к спине, лицами к врагам. «Если одного из нас будут одолевать, — сказал Иоав, — другой придёт ему на помощь.

Иоав оказал такое давление на сирийцев, что они побежали. Аммонитяне, услышав вопли своих союзников, тоже отступили. Но сирийцы быстро собрались с силами, сомкнули свои ряды, и, в свою очередь, стали теснить израильтян. Услышав об этом от гонцов, царь Давид быстро собрал ополчение, перешёл вброд Иордан и с тыла, с северо — востока, напал на сирийцев.

Армия врага была разбита наголову, потеряла семьсот колесниц и сорок тысяч всадников. Конечно, эти числа, как и все библейские числа, не внушают доверия, но факт остаётся фактом, — семьдесят лет, до конца правления Соломона, сирийцы не только не беспокоили израильтян, но платили им дань.

Но ничто не вечно в этом мире…

____________________

В этот год наступил перелом в личной жизни Давида. Ему уже было за тридцать. Бурные молодые годы наложили на нёго свой отпечаток. Он выглядел старше своих лет. Это был умудрённый, закалённый в боях и многочисленных интригах, государственный деятель, вождь народа. Но сердце его оставалось молодым, а ориентация его не была однобокой.

Женщины никогда особо не интересовали Давида. Только такие незаурядные личности, как Авигея, жена Навала, могли пробудить в нём интерес. Количество жён царя никогда не переваливало за первый десяток, хотя он мог позволить себе гораздо более многочисленный гарем. В этом отношении он был самым бедным из государей Востока.

Только одной женщине всё же удалось покорить его сердце. Это была красавица по имени Вирсавия.

Вирсавия, к сожалению, была уже замужем. Давид не остановился бы перед тем, чтобы отобрать её у мужа. Но в данном случае это было невозможно. Мужем Вирсавии был народный герой Урия, слава которого равнялась славе непобедимого Иоава. Ни армия, ни народ не простили бы царю, если бы он обидел Урию.

Дом генерала находился неподалеку от царского дворца. Давид мог часами наблюдать за Вирсавией, которая на плоской крыше дома занималась различными домашними делами, а иногда, — просто загорала на солнце полунагая и купалась в большом чане, не подозревая, что за нею следят.

Давид так возжелал её, что рассудительность и обычная осмотрительность не смогли остановить его.

«Давид послал слуг взять её; и она пришла к нему, и он спал с нею. Когда же она очистилась от нечистоты своей, возвратилась в дом свой» (2. Цар. 11. 4).

Пока Давид развлекался с Вирсавией, Урия на поле боя рисковал головой, готовый отдать жизнь за царя. Но тут у счастливчика Давида, которому всегда и во всём необычайно везло, случился прокол. Вирсавия забеременела.

Давид, обычно сохраняющий спокойствие и присутствие духа в любой критической ситуации, тут вдруг запаниковал. Дело принимало нежелательный оборот, ситуация становилась угрожающей. Надвигалась катастрофа. Давиду грозил страшный скандал, а Вирсавии — мученическая смерть.

Конечно, если бы царь приказал Вирсавии, то она бы и под пыткой не назвала его имени. Но Урия не оставил бы это преступление не расследованным до конца. Сам Давид, который был не только царём, но и судьёй народа, должен был расследовать это дело, и вынести справедливый приговор.

Блудодеяние, допущенное замужней женщиной, по законам Моисея, каралось смертью. Причём казнить следовало и её сообщника. Да и сейчас в некоторых мусульманских странах действуют такие законы.

Совсем недавно всю мировую общественность взволновала судьба африканской вдовы (не замужней женщины!), которая родила ребёнка от постороннего мужчины. Суд шариата приговорил её к укаменованию.

Но Вирсавия могла бы почитать за счастье, если бы её казнили без расследования. Нет, она должна была пройти через все адские муки, через самые изощрённые пытки, пока не назвала бы имени соблазнителя. Следовало огнём, водой, дыбой вытащить из неё это имя. Следовало клещами вытащить из неё зародыш, плод греха, и казнить его публично, у неё на глазах.

Давид этого, конечно же, не желал. Он любил Вирсавию и дорожил своей незапятнанной репутацией.

Но над его головой сгущались грозовые тучи. Даже если бы Вирсавия проглотила язык, его участие в этом деле могло получить огласку. Ведь Давид и не особенно таился. Многие слуги знали об их преступной связи.

Царь всегда ценил в своих воинах храбрость, отвагу и личную преданность. Царь всегда воздавал по заслугам, чествовал и всячески возвеличивал своих генералов и героев войны, щедро одаривал их поместьями и рабами. Имена пятидесяти самых храбрых были занесены в специальную государственную Книгу воинской славы, а оттуда дважды переписаны в Библию. (2. Цар. 23; 1. Пар. 11). Давид знал, что только на них, на военную элиту он может положиться в часы опасности, только с их помощью может одолеть многочисленных врагов. В то же время, это была сила, которую следовало опасаться всерьёз.

Мудрость и справедливость царя были притчей во языцех. Эти редкие в те времена качества подогревали любовь народа к своему вождю. Нет, конечно, как самодержец и верховный правитель, помазанник Божий, он мог позволить себе иметь не только жену генерала, но и самого генерала. Но Давид не мог позволить себе подорвать доверие к нему народа. Кроме того, он не мог предвидеть, какова будет реакция военных. Тяжкое оскорбление, нанесённое одному из самых славных, могло быть расценено, как пощёчина всей армии, проливающей кровь за своего царя.

И этого Давид допустить не мог.

Он оказался в сложнейшей жизненной ситуации. Никогда ещё ему не приходилось искать выход из столь безвыходного, тупикового положения. Была, всё же, одна — единственная возможность, как тихо уладить дело, и он решил испробовать её.

Он срочно отозвал Урию из действующей армии. Якобы для того, чтобы узнать от него, какова ситуация на фронте, и обсудить с ним некоторые стратегические вопросы. Подпоив славного воина, Давид долго не задерживал его. Ласково потрепав героя по плечу, царь понимающе намекнул, что тот, конечно же, соскучился по красавице жене.

Отправив Урию домой, царь радостно потирал руки и восклицал, как впоследствии Александр Пушкин: «Ай да царь! Ай да молодец!» Он хитро рассчитал, что Урия, переспав с Вирсавией, сочтёт родившегося ребёнка за своего. Кто тогда, право же, считал месяцы!

Но высланные агенты донесли, что Урия всю ночь провёл на пороге своего дома, так и не отметившись у Вирсавии.

Царь пригласил солдата на завтрак и, скрывая озабоченность, спросил его, как бы в шутку: «Так что, мой друг, показал ли ты и сегодня ночью себя героем? Был ли ты так же стоек в ночном сражении?»

На что доблестный воин с достоинством отвечал: «Может ли раб твой предаваться любовным утехам, в то время как мои товарищи гибнут в бою за моего господина?»

Давид был тронут до слёз таким проявлением благородства, преданности и чувства долга. Но прослезился он оттого, что так прекрасно придуманный план потерпел фиаско

Отпуск был продлён ещё на один день. Но результат был тот же, плачевный. Возможно, Урия начал что — то подозревать. Потому что такой внезапный отпуск в разгар боевых операций был случаем необычным. Солдаты годами не видели своих жён. Возможно, кто — то из дворцовой челяди, обиженный Давидом, намекнул Урии, что ему следует продырявить в шлеме пару отверстий для царственных ветвистых украшений.

Тогда царь, загнанный в угол, решается на крайнюю меру, берёт на свою душу тяжкий грех. Отправляя Урию в действующую армию, он даёт ему запечатанную депешу, предназначенную главнокомандующему, Иоаву. В ней он тонко намекает племяннику, что не возражал бы, если бы Урия был поставлен в самый опасный участок сражения.

Исключительно для пользы дела, для поднятия боевого духа у воинов.

Иоаву не надо было повторять дважды, ему не надо было что — то прояснять. Иоав, как всегда, догадывался, что написано между строк, прекрасно зная нрав своего великого родственника.

«Посему, когда Иоав осаждал город, то поставил он Урию на таком месте, о котором знал, что там храбрые люди. И вышли люди из города, и сразились с Иоавом, и пало несколько из народа, из слуг Давидовых; был убит также и Урия Хеттянин». (2. Цар. 11. 16— 17).

«Нет человека, нет проблемы» — так любил говорить вождь народов великий Сталин. Очевидно, он научился этому, когда штудировал Библию в духовной семинарии, откуда был выгнан за бандитские замашки.

Убрав Урию, Давид решил большую личную проблему. Рождение Вирсавией ребёнка не должно было породить кривотолки. Ведь все знали, что Урия приезжал в отпуск. Но никто не знал, что он не появился у жены.

Иоав, вытащив для Давида каштаны из огня, имел серьёзные опасения, что царь может убрать его, как ранее убирал всех исполнителей своих преступных замыслов. Поэтому он счёл, что будет правильней, если он не станет открытым текстом отчитываться о проделанной работе и просить о вознаграждении. Он послал к царю гонца с депешей, в которой писал, что в последние дни произошло несколько жарких сражений. Армия понесла ощутимые потери. В депеше перечислялись имена погибших, среди которых ничем не выделялось нужное имя ненужного человека.

Наткнувшись на это имя, царь, как обычно, разодрал на себе одежды, громко кричал от горя, обливался горючими слезами и постился до вечера. Успокоившись, он сказал гонцу: ничего не поделаешь, пуля не выбирает. Все мы смертны. К сожалению, погибают и самые достойные.

«Тогда сказал Давид посланному: так скажи Иоаву: пусть не смущает тебя это дело, ибо меч поядает иногда того, иногда сего; усиль войну против города и разрушь его». Так ободри его» (2. Цар 11. 25).

По окончанию положенных дней траура Давид забрал Вирсавию в свой гарем.

____________________

Слухи об этом преступлении проникли в народ. То, что Давид не был наказан Господом, породило у израильтян сомнения в справедливости Бога. Тем самым Давид дал повод маловерам хулить Господа.

Два пророка подвизались при дворе Давида: Нафан и Гад. Они, да еще полководец Иоав, пожалуй, были единственными, кто не боялся говорить царю правду в глаза.

Нафан явился к Давиду и рассказал ему притчу о богаче и бедняке. У богача было большое стадо овец, у бедняка, — одна — единственная овечка, которую тот любил, холил и лелеял, как родную дочь. Когда к богачу пришел гость, то он пожалел зарезать одну из своих овец, но забрал овечку у бедняка. Как следует поступить с таким человеком, спросил Нафан.

«Сильно разгневался Давид на того человека и сказал Нафану: жив Господь! Достоин смерти человек, сделавший это. И сказал Нафан Давиду: ты тот человек. Но как ты этим делом подал повод врагам Господа хулить Его, то умрет родившийся у тебя сын». (2. Цар. 12. 5— 7, 14)

И действительно, новорожденный сын умер на седьмой день. В этом народ увидел руку Божью, покаравшую Давида. Грешник был сурово наказан. И подданные уже не злословили ни его, ни Бога. Наоборот, царь был достоин сострадания и участия. А где сострадание, там и любовь.

Отчего же умер родившийся ребенок? Действительно ли по воле Господа? Не были ли причиной тому те переживания, которые достались на долю Вирсавии? Возможно также, что она безуспешно применяла некоторые народные средства, способствующие прекращению беременности и выпадению плода.

Давид постился и горевал те семь дней, когда ребенок болел. Узнав, что сын умер, царь тотчас же успокоился.

«И сказал Давид: доколе дитя было живо, я постился и плакал, ибо думал: кто знает, не помилует ли меня Господь, и дитя останется живо? А теперь оно умерло: зачем же мне поститься? Разве я могу возвратить его? Я пойду к нему, а оно не возвратиться ко мне» (2. Цар. 12. 22— 23)

Ни до, ни после не было у израильтян более великого и более лицемерного царя.

____________________

У своевольного отца и сыновья были своевольными. Первенец Давида, наследник престола Амнон, так влюбился в свою сводную сестру Фамарь (дочь Давида от другой жены), что совсем потерял голову. Он не смог уговорить ее по — доброму, поскольку она берегла свою девичью честь. Тогда он хитростью заманил царевну в свою спальню, и тут же изнасиловал её. И тут же её возненавидел.

«И посыпала Фамарь пеплом голову свою, и разорвала разноцветную одежду, которую имела на себе, и положила руки свои на голову свою, и так шла и вопила. И услышал царь Давид обо всем этом и сильно разгневался» (2. Цар. 13. 19— 21).

Так сильно разгневался, что никак не наказал Амнона. И даже не поговорил с ним по душам, как строгий отец с нашкодившим сыном. Тяжелейшее преступление, изнасилование царской дочери, было замято и забыто.

Но Авессалом, родной брат Фамари, затаил обиду и искал возможности рассчитаться с насильником. Через два года у Авессалома был сабантуй по случаю стрижки овец, и он пригласил на праздник всех своих братьев. Во время пира слуги Авессалома убили Амнона.

Авессалом вынужден был бежать от гнева Давида, и находился три года в эмиграции, пока гнев отца не утих. Приютил его Фаалмай, отец его матери, царь Гессурский.

Красавец Авессалом был любимцем народа. Кроме того, как третий по счету сын, после смерти Амнона он стал законным наследником престола. Мы ничего не знаем и не узнаем о судьбе второго сына царя, Далуии, чьей матерью была Авигея, бывшая жена Навала. То ли он умер в раннем возрасте, то ли по состоянию здоровья в цари не годился. Но, может быть, Авигея считалась не женой, а наложницей, и поэтому её сын не имел права наследовать по Давиду.

В конце концов, царю пришлось простить опального сына, и позволить ему вернуться на историческую родину.