- Виктор Васильевич, направо смотри!- прокричал ему репортер.
      Трофимов развернул за рукоятку штатив и заметил в окуляре, что по лестнице подъемного крана кто-то взбирается. Он укрупнился - стало видно, что лезет женщина и держит в правой руке строительную вачегу.
      - Деньги, деньги ему несут!- угадал Николай.
      Иванин, услыхав от женщины, что она подняла ему деньги, начал осторожно, на своих затекших ногах, перехватываясь руками за трос, пробираться по стреле к стояку крана. Получив у женщины заработную плату, он собрался спускаться на землю. Виктор Васильевич и Николай, что было духу, ломанулись по ступенькам вниз с крыши высотки. Трофимов опередил Николая, выбежал из подъезда на строительную площадку, где удачно заснял, как охранники в камуфляже окружили Иванина и отконвоировали к вагончику. Николай подоспел к ним возле самых дверей, начал требовать, чтобы его с Трофимовым тоже впустили внутрь.
      В вагончике толстяк директор, взмахом короткой толстой руки указав на стул, велел чтобы Иванин садился.
      - Ты хоть понимаешь, что ты нас всех, все строительное управление опозорил?!- возвышаясь над Иваниным своим округлым телом, гневно заговорил директор.- Где такого ухаря только нашли, а, Константин Митрофанович?  Да что он, пьяный?- хищно спросил директор, обратив внимание, что Иванин все время, пока его вводили и усаживали на стул, не переставал ласково улыбаться, оглядывая странными округленными глазами людей в вагончике.Ну-ка, доктор, осмотрите его,- обратился он к врачу "скорой помощи".
      Иванин, продолжая улыбаться, затряс головой, давая знать, что он трезвый - у него просто был легкий шок...
      После разговора с начальством Трофимов впервые за много лет почувствовал, что он счастлив. Он шел с работы, глядел на лица прохожих и пытался угадать, кто еще из них видел его репортаж? Никто не обсуждал вчерашних новостей, бедно одетые не возмущались, что народу не выплачивают зарплату, богатые не совестились - лица были такие же, как всегда,- и все равно, Трофимову казалось: мире что-то должно измениться.
      В конце недели, в четверг, наметилась вторая любопытная съемка - у Трофимова состоялась беседа с Татьяной Гавриловой, корреспонденткой Восьмого канала, которая в выпусках новостей отвечала за освещение событий культуры. Она сказала, что будет делать репортаж о теперешнем, бедственном состоянии российского кинематографа.
      - Виктор Васильевич, вы как старый киношный волк, озвучите, может быть, свои мысли по этой проблеме?- спросила она.
      Трофимов после заминки ответил, что поскольку специализация у него узкая: он документалист,- то и разбирается он только в документальном кино; а кроме того, он всего-навсего оператор и, стало быть, красноречию не обучен.
      - Татьяна, есть у меня один друг, опытный режиссер. Никто лучше режиссеров тебе про кино не расскажет,- посоветовал Виктор Васильевич. Режиссера, сказал он, зовут Сергеем Павловичем Симко. Когда закрывали киностудию он забросил режиссуру, занявшись в своей родной деревне плотницким делом.
      Татьяне Гавриловой это показалось занятным, она попросила Виктора Васильевича организовать с Симко встречу.
      Деревня Бобровка, в которой обосновался Симко, была расположена на удалении сорока километров от города, немного в стороне от оживленного Сибирского тракта. Подъезжая на другое утро к деревне, Трофимов видел из окна автомобиля бугристые уральские, засеянные рожью поля, сосновые золотистыми стволами и колючей зеленью наполненные перелески; жмурясь, глядел на солнце,- видел, как торопится оно, мелькает между вершинами деревьев, летит в ту же сторону, куда несется автомобиль. Татьяна Гаврилова дремала на переднем сиденье, водитель, пригибаясь к рулю, сосредоточенно всматривался в повороты асфальтовой узкой дороги.
      У околицы деревни, Трофимов попросил водителя остановиться, вытащил камеру из салона и стал снимать панораму.
      - Отчего так воет?  Виктор Васильевич, слышите - в ушах?  А ведь, кажется, ветра почти нету?- спросила, выйдя из машины и разминая ладонями поясницу, Гаврилова.
      - Таня, а ты внимательнее, ты сюда посмотри. Вот он, ветер, но только он теплый,- ласково возразил Трофимов, шевеля улыбкой свою бороду и усы. Он наклонился, поставил камеру на запыленную щебенку, записал на видеопленку, как покачивается от ветерка пышный стебель придорожного великолепного ковыля.
      - Вы, оказывается, романтик, Виктор Васильевич,- сказала Гаврилова.
      - Таня, я заспиртованный романтик, романтик на всю жизнь,- ответил Трофимов.
      Гаврилова поглядела на Трофимова, на ковыль, провела взглядом вдоль по дороге,- на лесопилку со штабелями досок и грудой нераспиленных бревен возле нее, на серые, с жестяными крышами домишки деревни, на огороды, обнесенные загородою из жердей,- и в некотором раздумье промолвила:
      - Есть на свете места, где отчетливо понимаешь: счастье состоит только в том, чтобы забраться в автомобиль и навсегда уехать отсюда...
      Симко встретил их перед своими воротами, долго обнимал Трофимова, похлапывал его по спине, долго тряс ему руку, восклицал:
      - Чую - собака загавкала!  Не иначе, думаю, это вы: нам вчера принесли телеграмму. Я с огорода во все лопатки - сюда... Вы меня извините, я по-деревенскому, в чунях,- обратился он к Татьяне, шаркнув резиновою грязной калошей об траву, и затем торжественно произнес, сделав рукою актерский широкий жест,- Милости прошу в дом!  Там хозяйка уже колдует. К столу, к столу!
      - Вы не беспокойтесь, мы буквально на два часа,- сказала Татьяна.
      - Ни, ни, ни!  слышать ничего не хочу!  Столько не видались - и чтобы не погостили?!
      - Мать, гляди, кого я к тебе веду!- открывая из сеней дверь и впуская съемочную группу в избу, кричал Сергей Павлович.- Давайте, я вас представлю. Это - Светлана Юрьевна, супруга моя, это - водитель Игорь, журналистка Татьяна... не знаю, как по отчеству?
      - Просто Татьяна,- сказала Гаврилова.
      - Ну, просто, так просто. А это... да ты узнала!
      - Здравствуйте, Виктор Васильевич, как вы... повзрослели,- сказала хозяйка, протягивая Трофимову руку и взглядывая на его полуседую бороду.
      Губы у Светланы Юрьевны, совсем не накрашенные, были окружены морщинками и волосками.
      - Можно на "ты", на "ты"!- веселился Симко.- Они старые знакомые,объяснил он Гавриловой,- лет двадцать с гаком назад на Севере познакомились.
      - Виктор, помнишь, на ледоколе?- спросил он Трофимова и, не дожидаясь ответа, опять объяснил репортерше.- Работала на ледоколе "Ленин" она, мы там с Виктором вместе фильм делали, а на другой год я туда прилетел один доснимывать, с другим оператором. Ну, вот и... До "серебрянной" свадьбы скоро срок домотаем!
      И хозяйка, и Трофимов,- отчего-то оба смутились.
      - Ты хоть женился, наконец, Виктор?- спросила Светлана Юрьевна.
      - Нет... Так все как-то... не удалось... А теперь уж зачем?..
      - Женится он еще - какие его года!  Подыщем ему здесь...- бодро начал возрожать Сергей Павлович и сам, почувствовав фальшь в своем голосе, на мгновение осекся...
      За обедом они угощали гостей деревенской едой: куриным супом из собственной курицы, картофелем со своего огорода, квашенной капустой, солеными груздями, хлебом домашеней выпечки, самогоном. Правда, самогона рюмку выпил только Симко: водителю нельзя было пить, Трофимов же отказался:
      - Я теперь не пью,- сказал он, невольно замечая краем глаза выражение лица Светланы Юрьевны.
      Татьяна Гаврилова изложила хозяевам цель своего визита, но, к удивлению Владимира Васильевича, Симко наотрез отказался говорить о кино, пока все не встанут из-за стола. После обеда он, напустив на себя самый серьезный вид, повел Гаврилову в огород. Светлана Юрьевна и за ней Трофимов, с камерой и штативом в руках, следовали за ними поодаль. Водитель Игорь вернулся к автомобилю. Светлана Юрьевна медленно шла по борозде между грядами моркови, внимательно смотрела, наклонив голову, себе под ноги, будто что-то искала, и  опять показалось Трофимову - искать ей нужно только его.
      Симко, подвел журналистку к новенькому, блестящему под солнечными лучами срубу бани, погладил ладонью нагретые бревна, прошелся в своих резиновых чунях до угла, остановился и сказал: Снимать будем здесь.
      Татьяна велела Трофимову настраивать камеру.
      - Мы в гостях у бывшего режиссера, который предпочел кинематограф занятию крестьянским хозяйством, Сергея Павловича Симко,- начала репортаж Татьяна,- Пожалуйста, Сергей Павлович, объясните, что побудило вас принять такое решение?- спросила она, поднося микрофон к Симко.
      - Вы видете перед собой счастливого человека!- пылко произнес Сергей Павлович и шлепнул ладонью по гладкому срубу,- Это сделал я своими руками!  Оглянитесь - вам сейчас оператор покажет,- баню, сарай, конюшню, большую часть мебели, которая у нас в доме,- это все сделал я. Я перекрыл крышу, поднял домкратами дом и заменил бревна нижних венцов, причем, практически все я осилил один! Теперь это может послужить потомкам хоть через  сотню лет. Понимаете, я имею материальное подтверждение полезности своего присутствия в мире!
      Меня спрашивали про советское кино, что оно умерло.  Жалею ли я?  Нисколько!  Я отдал ему лучшие свои годы, здоровье, энергию,- но в один печальный миг убедился - вовсе не искусство, не идеи прекрасного управляют народом, а гораздо более мощное чувство - зов человеческой алчности. Впрочем, надо признать, что и во мне любовь к кинематографу была в значительной степени замешана на корысти: ведь приятно, согласитесь, воображать себя мыслителем, лидером, способным увлечь людей. И вот, прошло в сущности, совсем мало лет - и ничего не осталось. Даже сам я уже забываю о своих фильмах... Только помню один длинный план - представляете, море во льдах, и над ним густой, красный-красный в половину неба закат, я на этом кадре пустил финальные титры,- засел он у меня в душу,- Симко положил руку себе на грудь, помолчал и продолжил.- Я не считаю свою жизнь потерянной, нет,- мне тоже посчастливилось урвать то, что мне было нужно: у меня есть ремесло в руках, дети мои учатся в институте, рядом со мной жена...- Симко замолчал, задумался, посмотрел в голубое стекло объектива, на Трофимова, приникшего щекой к камере, на прищур его левого глаза, на свою жену, Светлану Юрьевну, вставшую у Трофимова за плечом...
      Трофимов чуть не прервал интервью: так его возмутили слова Симко. Лучший друг перечеркивал его жизнь, объявлял ее бесполезной! Но потом мелькнула мысль: ведь запомнился же Симко тот закат? Пускай всего один кадр и только одному человеку. Какая разница? Это все равно - уже что-то!..