Глава 42

Дальше рассказ пойдет о том, как Ли Куй, обращаясь к Сун Цзяну, спросил:

– Дорогой брат, скажите, какие же это три условия?

И тот отвечал:

– Когда ты пойдешь в уезд Ишуй, округа Ичжоу, за твоей матушкой, то по дороге туда и обратно ты не возьмешь в рот ни одной капли вина – это первое условие. А второе – ты слишком горяч и вряд ли кто-нибудь согласится пойти с тобой. Отправляйся один в путь, соблюдай осторожность, захвати с собою мать, да смотри нигде не задерживайся и возвращайся поскорее. И третье условие: ты не возьмешь с собой свои топоры; сдерживай себя, иди быстро и поскорее возвращайся обратно.

– Да что же тут невыполнимого? – удивился Ли Куй. – Дорогой брат, вы можете быть за меня совершенно спокойны. Я сегодня же отправлюсь в путь и нигде не буду задерживаться.

Ли Куй тут же принарядился, подвесил к поясу кинжал, взял меч и большой слиток серебра, да еще лян пять мелочью. Затем, выпив несколько чашечек вина, он поклонился и ушел; спустившись с горы, Ли Куй переправился на другой берег. Его провожали Чао Гай, Сун Цзян и остальные вожаки. Возвратившись в лагерь, они уселись в большом зале. На душе у Сун Цзяна было неспокойно, и, обращаясь к остальным, он сказал:

– Наш брат Ли Куй обязательно что-нибудь натворит. Надо было бы отправиться вслед за ним и посмотреть, что он будет делать. Я не знаю, кто приходится ему земляком.

– Да у нас только Чжу Гуй уроженец уезда Ишуй, округа Ичжоу, – сказал на это Ду Цянь.

– А я и забыл! – воскликнул Сун Цзян. – В тот день, когда мы все собрались в монастыре Белого дракона, Ли Куй и Чжу Гуй узнали, что они земляки.

Тогда Сун Цзян послал за Чжу Гуем. Посланец как на крыльях слетел с горы и направился прямо в кабачок. Тот немедля пришел в лагерь, и Сун Цзян сказал ему:

– Наш брат Ли Куй отправился к себе на родину, чтобы перевезти сюда свою старуху мать. Но беда в том, что в пьяном виде он всегда буйствует, и мы решили никого не посылать с ним. Я очень опасаюсь, как бы в дороге не случилось какого-нибудь несчастья. А вы, уважаемый брат, ведь с ним земляки, так не могли ли бы вы тоже пойти туда и присмотреть за ним?

– Да, я сам из уезда Ишуй, округа Ичжоу, – отвечал Чжу Гуй. – И мой брат Чжу Фу держит кабачок за западными воротами уездного города. Ли Куй живет в том же уезде в деревне Байчжанцунь, к востоку от лавки Дуна. У него есть старший брат Ли Да, который работает по найму. Сам Ли Куй с детства отличался озорством и буйством. Потом случилось так, что он убил человека, бежал и стал бродяжничать. После этого он никогда больше не бывал дома. Если вы хотите послать меня туда, чтобы я разузнал, как он себя ведет, то я могу это сделать. Только боюсь, что некому будет присмотреть за моим кабачком. Я ведь тоже давно не был дома, и мне самому хотелось бы повидаться с братом.

– Ну, за свой кабачок вы можете не беспокоиться, – промолвил Сун Цзян. – Я скажу Хоу Цзяню и Ши Юну, чтобы они присмотрели за ним до вашего возвращения.

После этого Чжу Гуй распростился с вожаками лагеря и ушел с горы к себе в кабачок. Там он собрал узел в дорогу, передал кабачок Ши Юну и Хоу Цзяню и отправился в Ичжоу. А Чао Гай и Сун Цзян, оставаясь в лагере, проводили время в веселье и вместе с У Юном изучали Небесную книгу. Однако дальше речь пойдет не об этом.

Расскажем лучше о Ли Куе, который, уйдя из Ляншаньбо, зашагал по дороге и вскоре добрался до границы уезда Ишуй. В пути Ли Куй действительно не пил вина и потому ничего не натворил, так что и говорить было бы не о чем, если бы не дальнейшие события. Добравшись до западных ворот, Ли Куй увидел толпу, стоявшую полукругом около доски с приказами, и, протискавшись в самую середину, стал слушать. Кто-то прочитал приказ и сказал:

– На первом месте – разбойник Сун Цзян, родом из уезда Юньчэн; на втором – Дай Цзун, бывший тюремный начальник в Цзянчжоу, а на третьем – их сообщник Ли Куй, уроженец уезда Ишуй…

Стоявший позади Ли Куй услышал это, и у него сами собой задвигались руки и ноги. Еще не решив, что ему делать, он вдруг почувствовал, как сзади кто-то, к нему проталкивается и, обхватив его за поясницу, говорит:

– Дорогой брат Чжан, ты что же это здесь делаешь?

Обернувшись, Ли Куй увидел, что это был Чжу Гуй, и удивленно спросил его:

– А ты как сюда попал?

– Пойдем поговорим, – отвечал Чжу Гуй.

Они направились в кабачок, находившийся вблизи западных ворот, и, войдя в него, прошли в заднюю комнату.

– Ну и отчаянный же ты человек! – начал тут Чжу Гуй, грозя пальцем. – В той бумаге ведь ясно сказано, что за поимку Сун Цзяна будет выдано десять тысяч связок монет, за Дай Цзуна – пять тысяч и за Ли Куя – три тысячи, так как же ты можешь останавливаться в таких местах и еще смотреть на доску с приказом? Ну, а если бы, кто посмекалистей, схватил тебя да препроводил властям, что бы с тобой было? Наш уважаемый брат Сун Цзян, зная твой нрав, побоялся посылать с тобой кого-нибудь из наших удальцов. Однако, опасаясь за тебя, он отправил меня вслед за тобой. Я ушел из лагеря на день позже тебя и пришел сюда днем раньше. Почему же ты так долго шел?

– Да все потому, что наш старший брат запретил мне пить вино! Из-за этого, я и шел так медленно! А ты откуда знаешь этот кабачок? – в свою очередь спросил он Чжу Гуя. – Ты что, здешний? А где же твой дом?

– Это кабачок моего младшего брата Чжу Фу, – отвечал Чжу Гуй. – Я и сам ведь из этих мест, занимался торговлей, много разъезжал, а потом потерял весь свой капитал и ушел в Ляншаньбо разбойничать. Давно я здесь не бывал…

Чжу Гуй позвал своего брата и познакомил его с Ли Куем. Чжу Фу принес вина и предложил Ли Кую выпить.

– Мой старший брат запретил мне пить вино, – сказал Ли Куй. – Но сегодня я вернулся к себе на родину. И я думаю, что ничего особенно не произойдет, если я выпью пару чашечек.

Даже Чжу Гуй не стал отговаривать его и предоставил ему возможность выпить. В этот вечер, выпивая и закусывая, они просидели до четвертой стражи. Лишь во время пятой стражи, когда звезды и луна стали бледнеть, а облака окрасились в розовый цвет, Ли Куй отправился в свою деревню.

– Ты по тропинке не ходи, – предостерегал его Чжу Гуй. – Около большого дерева поверни на восток, а оттуда пройдешь прямо на деревню Байчжанцунь. Как раз там и будет лавочка Дуна. Поскорее забирай свою мать и возвращайся обратно, отсюда мы отправимся прямо в Ляншаньбо.

– А все же лучше идти по маленькой тропинке, чем по большой дороге, – возразил Ли Куй. – Что может мне помешать?

– Вдоль маленькой тропинки водится много тигров, – отвечал на это Чжу Гуй. – И к тому же там пошаливают разбойники, грабят прохожих.

– Да какого черта мне бояться? – вскричал Ли Куй.

И, надев войлочную шляпу, он привязал к поясу кинжал и взял в руки меч. Распрощавшись с Чжу Гуем и Чжу Фу, он зашагал по направлению к деревне Байчжанцунь. Уже совсем рассвело, когда Ли Куй прошел примерно ли десять с лишним, и тут вдруг увидел, как перед самым его носом выскочил белый заяц и поскакал по дороге. Ли Куй погнался за ним и, смеясь, приговаривал:

– Ах ты, животинка! Ну что ж, показывай мне дорогу!

Продолжая путь, он увидел впереди рощу, в которой было не менее пятидесяти огромных лиственных деревьев. Стояла осень, и листья уже приняли красный оттенок. Когда Ли Куй подошел к опушке, он увидел, что из-за деревьев показался здоровый детина.

– Если у тебя есть голова на плечах, так ты дашь мне выкуп за то, что я тебя пропущу, а не дашь, так я отберу твой узел.

Взглянув на разбойника, Ли Куй увидел на его голове красную шелковую повязку, повязанную двумя узлами; одет он был в грубую меховую куртку, в руках держал два топора, а лицо его было густо вымазано черной тушью. Увидев все это, Ли Куй закричал:

– Да что ты за дьявол такой, и как смеешь разбойничать здесь?

– Стоит тебе лишь услышать мое имя, как сердце твое и печень от страха разорвутся на куски! – пригрозил разбойник. – Я – Черный вихрь! Отдавай свой узел и деньги, и я оставлю тебе жизнь!

– Ах ты, чучело гороховое, не дам твоей чертовой матери порадоваться! – закричал Ли Куй. – И откуда ты только взялся, падаль проклятая, и как ты узнал мое имя, чтобы, прикрываясь им, бесчинствовать здесь? – И, подняв свой меч, Ли Куй ринулся на разбойника. Тот не мог противостоять ему и совсем уже было приготовился бежать, как Ли Куй плашмя хватил его мечом по бедрам, и он полетел на землю. Тогда, став ему ногой на грудь, Ли Куй крикнул:

– А ты знаешь, кто я такой?

– Почтенный отец, – взмолился тот, – пощади жизнь своего сына.

– Я и есть Ли Куй Черный вихрь, удалец вольницы, – продолжал Ли Куй. – Как же ты осмелился бесчестить здесь мое имя?

– Хотя моя фамилия действительно Ли, но я не Черный вихрь. А вы, почтенный отец мой, завоевали себе среди вольного люда такую славу, что даже черти и те боятся вас! Поэтому-то я и решил присвоить себе ваше имя и промышлять здесь разбоем. Стоит какому-нибудь путнику услышать «Черный вихрь», как он бросает свои пожитки и бежит прочь без оглядки, а я – остаюсь с добычей. Но людей я не трогал и не причинял им большого зла. Имя мое Ли Гуй, и живу я в той деревне, что лежит впереди.

– Бессовестный ты негодяй, – отвечал Ли Куй. – Грабишь народ и чернишь мое имя! Даже топоры и то завел такие же, как у меня! Вот я сейчас заставлю тебя попробовать этого топора.

И, выхватив у него топор, он высоко занес его, но разбойник испуганно воскликнул:

– Дорогой отец! Убив меня, ты убьешь сразу двух человек!

Услышав это, Ли Куй остановился и спросил:

– Как же это так?

– Да разве я осмелился бы заниматься грабежом, – отвечал на это Ли Гуй, – если бы у меня дома не было престарелой матери, которой сейчас уж девяносто лет и которую некому кормить, кроме меня. Ведь только поэтому я и решился присвоить ваше уважаемое имя, чтобы наводить страх на путников и отбирать у них пожитки. Но, по правде говоря, я не причинил вреда ни одному человеку. Если вы, почтенный отец, сейчас убьете меня, то моя мать умрет с голоду!

И тут Ли Куй, который сам был сатаной и, не моргнув глазом, мог спокойно убить человека, выслушав пленника, подумал про себя: «Я пришел сюда для того, чтобы позаботиться о своей матери, и если я лишу жизни человека, который беспокоится о том, чтобы его мать не голодала, то ни небо, ни земля не простят мне этого».

– Ну, ладно, – сказал он, – я оставлю тебе, стервецу, жизнь! – и отпустил своего пленника.

Поднявшись с земли и не выпуская из рук топора, Ли Гуй с благодарностью низко поклонился Ли Кую.

– Запомни же, что Черный вихрь – это я! – сказал ему Ли Куй. – И не смей больше пятнать мое имя!

– Раз уж вы помиловали меня, то и вернусь домой и займусь другим делом, – отвечал Ли Гуй. – Никогда больше не воспользуюсь я вашим именем и не буду никого грабить.

– За то, что ты такой почтительный сын, – промолвил Ли Куй, – я дарю тебе десять лян серебра. Ты сможешь заняться другим делом, – и, вынув слиток серебра, он передал его Ли Гую, а тот поклонился ему с благодарностью и ушел. А Ли Куй, смеясь про себя, сказал:

– Напоролся же этот парень на меня! Если он действительно почтительный сын, то, конечно, займется теперь другим делом. А если б я прикончил его, то ни небо, ни земля не простили бы мне этого. Ну, мне тоже надо идти, – и, взяв свой меч, он зашагал вперед по горной тропинке.

Он шел так примерно до полудня, а потом почувствовал голод и жажду. Но кругом были только узенькие горные тропинки и никаких признаков кабачка или постоялого двора. Пробираясь вперед, он вдруг увидел вдалеке, в горной долине, две крытых соломой хижины. Ли Куй поспешил туда и заметил, как из-за хижины вышла женщина: волосы ее украшали полевые цветы, лицо было сильно набелено и напудрено. Положив свой меч. Ли Куй поклонился и сказал:

– Сестра, я путник. Я проголодался и хочу пить. Но по дороге нигде не встретил ни трактира, ни кабачка. Не можешь ли ты дать мне чего-нибудь поесть и выпить. За все это я заплачу.

Взглянув на Ли Куя, женщина не посмела ответить ему отказом и произнесла:

– Вина-то у нас здесь достать негде, а вот поесть я могу вам что-нибудь приготовить.

– Ну и то хорошо, – сказал Ли Куй. – Только приготовь, пожалуйста, побольше, я сильно проголодался.

– Если я сварю один шэн риса, не будет мало? – спросила женщина.

– Приготовь лучше сразу три шэна, – сказал Ли Куй.

Женщина разожгла очаг и пошла к ручьто помыть рис. Вернувшись, она занялась приготовлением пищи. А Ли Куй пошел за хижину оправиться. И вдруг он увидел, как из-за горы вышел человек и, прихрамывая, направился к хижине. Ли Куй притаился за дверью, решив выждать. В это время женщина вышла, чтобы нарвать овощей, но остановилась, поджидая пришедшего, и потом спросила:

– Дорогой мой, где это ты поранил себе ногу?

– И не говори! – отвечал тот. – Сегодня мне угрожала такая опасность! Мы с тобой могли больше никогда не встретиться. Помнишь, ты сама говорила, что у меня злая судьба? Целых полмесяца бродил я, поджидая какого-нибудь одинокого путника, но так у меня ничего и не получилось. И вот сегодня попался мне, наконец, один, и как ты думаешь, кем он оказался? Это был сам Черный вихрь! И дернул же меня черт столкнуться с этим ослом! Я не мог с ним справиться. Он ударил меня своим мечом, и я полетел на землю. Он уже хотел было убить меня, но мне удалось обмануть его. «Если ты убьешь меня, – сказал я ему, – то убьешь сразу двух». Тогда он спросил, что это значит, а я опять же обманул его: «У меня дома осталась девяностолетняя старуха мать, кроме меня некому ее кормить, и она помрет с голоду». Тогда этот проклятый осел поверил мне и оставил меня в живых. Он даже дал мне слиток серебра, чтобы я мог заняться другим делом и поддерживать свою мать. Боясь, что он может передумать и догнать меня, я поспешил спрятаться в уединенном местечке и соснул там немного, а потом, обогнув гору, пришел сюда.

– Тише! – предупредила женщина. – Только что сюда пришел какой-то здоровенный черный парень и попросил меня приготовить ему еду. Наверно, это он и есть. Вон он сидит около дверей. Пойди тихонько и посмотри, если это действительно он, тогда давай мы подмешаем ему в кашу немного дурману, и он потеряет сознание. Тут-то мы уж сможем справиться с ним, заберем его деньги и переселимся в город, а там откроем какую-нибудь торговлю. Это будет лучше, чем оставаться здесь и заниматься разбоем.

«Ну и тварь, – подумал Ли Куй, подслушав этот разговор. – Я пощадил его да еще дал денег, а он за все это собирается покончить со мной! Нет, небо этого не потерпит!» И он притаился за воротами. В тот момент, когда Ли Гуй вошел в ворота, Черный вихрь схватил его за грудь. Женщина в страхе убежала. Тут Ли Куй, крепко держа Ли Гуя, повалил его на землю и, выхватив из-за пояса меч, отсек ему голову. Потом, с мечом в руке, он подскочил к воротам, чтобы схватить женщину, но куда она скрылась, он так и не знал. Войдя в дом, Ли Куй все обыскал, но ничего не нашел, кроме двух старых бамбуковых корзин, наполненных всякой рухлядью. На дне одной из них он обнаружил немного мелочи и женские украшения для волос. Затем он снова подошел к Ли Гую и, взяв у него свой слиток серебра, положил в узел.

После этого он подошел к очагу и увидел, что засыпанные в котелок три шэна риса уже готовы. Не было только овощей. Ли Куй наложил себе в чашку каши, поел немного, а потом вдруг рассмеялся и сказал:

– Ну и дурень же! Перед ним лежит прекрасное мясо, а он не знает, что с ним делать!

Тут он выхватил свой кинжал и, подойдя к Ли Гую, отрезал от его ноги два хороших куска мяса. Помыв мясо в воде, он выгреб из очага горячие угли, на которых и стал поджаривать его. Наевшись досыта, он бросил тело Ли Гуя под дом и поджег дом со всех строи, а потом взял меч и пошел по горной тропинке дальше.

Когда он подошел к лавочке Дуна, солнце уже склонялось к западу. Он быстро вбежал в свой дом и услышал, как мать спросила:

– Кто там?

Взглянув на нее, Ли Куй увидел, что она совершенно слепа. Сидя на кровати, старуха напевала буддийские молитвы.

– Мама! – воскликнул Ли Куй. – Это пришел Железный бык!

– Сынок мой, – заговорила старуха, – тебя слишком долго не было дома! Где же ты жил все эти годы? Твой старший брат работает по найму в чужих домах, и его заработка едва хватает на то, чтобы самому прокормиться, а меня кормить он уже не в силах. Я часто думала о тебе и даже глаза все выплакала. Видишь, я совсем ослепла. Но как же ты жил?

«Стоит мне сказать, что я присоединился к разбойникам в Ляншаньбо, – раздумывал про себя Ли Куй, – и она, конечно, откажется пойти со мной. Пожалуй, придется обмануть ее».

И он сказал:

– Я теперь стал чиновником и вот приехал, мама, за тобой.

– Ох, это очень хорошо, – отвечала старуха. – Но как же ты пойдешь со мной?

– До дороги я отнесу тебя на спине, – сказал Ли Куй, – а там мы найдем повозку и поедем.

– Подождем все же твоего старшего брата и тогда обсудим, – предложила мать.

– А зачем нам ждать его? Я ведь пойду вместе с тобой, вот и все, – возразил Ли Куй.

Однако, когда они уже собрались уходить, показался Ли Да с кружкой каши в руках. Он вошел в комнату, и Ли Куй, почтительно приветствуя его поклоном, сказал:

– Дорогой брат, давненько мы с тобой не виделись.

– А зачем ты, бездельник, пришел? – проворчал Ли Да. – Опять будешь народ беспокоить?

– Наш Железный бык стал чиновником и вот пришел взять меня с собой, – сказала мать.

– Эх, мать, – промолвил Ли Да, – не верь ты тому, что он наболтал. Когда-то он убил человека, из-за этого и я должен был носить кангу и терпеть страдания. А недавно я слышал, что он связался с разбойниками из Ляншаньбо и вместе с ними устроил побоище на месте казни в Цзянчжоу, а потом и сам стал разбойником. На днях из Цзянчжоу пришел приказ арестовать его, когда он появится в родной деревне. Власти и меня-то чуть было не забрали, да спасибо одному богатому человеку, который заступился за меня и сказал властям, что мой младший брат вот уже больше десяти лет, как ушел неизвестно куда и с тех пор не возвращался домой. Не иначе, – сказал он, – как какой-то другой его однофамилец сказал, что он родом из этих мест. Кроме того, мой благодетель потратился на то, чтобы подкупить чиновников – и больших и малых – и только благодаря этому я избежал побоев и преследования. А сейчас здесь вывесили бумагу – обещают награду в три тысячи связок монет тому, кто поймает тебя. А на тебя, мерзавца, и смерти нет! Да еще приходишь домой и мелешь тут всякую ерунду.

– Дорогой брат, не сердись, – сказал Ли Куй. – Пойдем лучше вместе со мной в горы и будешь там жить в свое удовольствие. Как бы это было хорошо!

Тут Ли Да возмутился и хотел было побить Ли Куя, но, зная, что ему не справиться с ним, швырнул чашку с кашей на пол и выбежал из дому.

«Видно, пошел донести на меня, – подумал Ли Куй, – а если я попадусь здесь, то мне никогда уже не освободиться. Лучше поскорей убраться отсюда. Мой брат никогда не видел таких больших денег, как слиток серебра в пятьдесят лян. Оставлю-ка я этот слиток здесь на кровати, а когда он вернется и увидит деньги, то не станет преследовать меня».

Развязав пояс и вынув слиток серебра, Ли Куй положил его на кровать и сказал, обращаясь к матери:

– Давай я понесу тебя на спине!

– Да куда же ты понесешь меня? – спросила старуха.

– А ты не спрашивай и не беспокойся. Я понесу тебя, и все будет в порядке.

И Ли Куй тут же взял свою старую мать на спину, зажал в руке меч и, выйдя из дому, зашагал по горной тропинке.

А между тем Ли Да поспешил к богачу и сообщил ему о случившемся. Оттуда он вышел с десятью работниками и побежал домой. Однако, увидев, что матери уже нет, а на кровати лежит большой слиток серебра, Ли Да подумал:

«Брат оставил мне серебро и унес с собой Мать. С ним наверняка пришли еще и другие разбойники из Ляншаньбо. Если я стану гнаться за ним, то они могут прикончить меня. А раз он взял мать с собой, то ей, видно, там будет не плохо».

Между тем пришедшие с Ли Да работники, не найдя Ли Куя, не знали, что им тут делать. Тогда Ли Да сказал:

– Ли Куй унес с собой мать, но по какой дороге он ушел – я не знаю. Тут этих горных тропинок тьма-тьмущая! Ума не приложу, как его догнать.

Видя, что Ли Да ничего не может придумать, работники постояли в нерешительности, а потом разошлись по домам. Однако это к нашему рассказу уже не относится.

Теперь вернемся к Ли Кую. Опасаясь, что Ли Да направит по его следу погоню, он, держа мать на спине, спешил уйти по самым глухим и непроходимым тропинкам. Вскоре стало темнеть, и Ли Куй со своей ношей подошел к подножию горного хребта. Но его слепая мать уже не различала ни тьмы, ни света. Ли Кую этот хребет был известен, назывался он Илин. Ли Куй знал также, что только по другую сторону этого хребта живут люди.

Итак, при свете звезд и луны беглец осторожно пробирался вперед. В это время мать, обращаясь к нему, попросила:

– Сынок, достал бы ты мне глоточек воды. Пить очень хочется.

– Обожди, мать, немножко, – сказал Ли Куй. – Вот перевалим через гору, попросимся там куда-нибудь на ночлег в приготовим что-нибудь поесть.

– Я сегодня ела только сухую кашу, – продолжала мать, – и сейчас так пить хочется, что просто сил нет.

– У меня у самого во рту все горит, – отвечал Ли Куй. – Ну, уж ты как-нибудь потерпи еще немного. Вот перейдем гору, там я найду воды, и ты попьешь.

– Сынок, я совсем умираю от жажды, – взмолилась. мать. – Помоги мне!

– Да я и сам мучаюсь так, что никакого терпенья нет! – вскричал Ли Куй.

В это время он подошел к огромной глыбе гранита, лежавшей под большой сосной, опустил свою мать на эту глыбу, воткнул в землю меч и сказал матери:

– Ты потерпи немного и посиди здесь, а я пойду поищу для тебя воды. – Прислушавшись, Ли Куй уловил вдали журчание горного ручья и стал пробираться к нему. Наконец, он подошел к ручью и, набирая пригоршнями воду, утолил свою жажду, а потом подумал: «В чем же я понесу воду матери?»

Встав на ноги и оглядевшись по сторонам, он увидел вдалеке на вершине горы кумирню. «Вот это хорошо!» – сказал Ли Куй и стал взбираться на гору. Добравшись туда, он толкнул двери кумирни и заглянул внутрь. Это была кумирня, построенная в честь святого из Сычжоу. Перед статуей бога стояла каменная курильница для возжигания благовоний. Ли Куй хотел взять ее, но оказалось, что она высечена вместе с основанием алтаря. Ли Куй стал тянуть курильницу, но разве мог он сдвинуть ее с места? Тут он так рассвирепел, что схватил ее вместе с алтарем, вытащил на каменную террасу и бросил на камни. Тогда курильница отскочила от алтаря., Схватив ее, Ли Куй снова пошел к ручью. Здесь он погрузил курильницу в воду и, нарвав травы, вымыл дочиста; затем, зачерпнув воды и держа курильницу в обеих руках, осторожно пошел обратно.

Но когда он приблизился к гранитной глыбе под сосной, то не нашел там своей матери: только меч попрежнему был воткнут в землю. Ли Куй позвал мать, но никакого ответа не последовало. Он стал кричать, но никто не откликался.

В сердце Ли Куя закрался страх, и он выронил из рук курильницу. Внимательно осмотревшись по сторонам, он нигде не увидел своей матери. И только отойдя шагов на тридцать, вдруг заметил в траве лужу крови и содрогнулся. Ли Куй пошел по следу крови, и этот след привел его к большой пещере. Здесь он увидел двух тигрят, которые с ворчаньем пожирали человеческую ногу. Ли Куя бросило в дрожь. «Я пришел сюда из Ляншаньбо, – подумал он, – чтобы взять с собой мать. С каким трудом мне удалось донести ее сюда на спине и все это только для того, чтобы тигры сожрали ее! Эта нога, которую приволокли сюда проклятые тигры, нога моей матери».

И тут в сердце его поднялось такое пламя гнева, что он перестал дрожать, а рыжие усы его стали торчком. С мечом в руках ринулся Ли Куй на тигрят, чтобы зарубить их. Тигрята, напуганные нападением, оскалили клыки и, выпустив когти, бросились на врага. Ли Куй, взмахнув мечом, тут же уложил одного, а второй в страхе бросился в пещеру. Но Ли Куй побежал за ним и заколол его. Попав в логово тигров, Ли Куй притаился и стал смотреть на вход в пещеру. А там, оскалив зубы и выпустив когти, стояла тигрица и смотрела в логово.

– Так это ты, дикая тварь, сожрала мою мать! – вскричал Ли Куй и, положив меч, выхватил из-за пояса кинжал.