Глава 36

Вы уже знаете, что Сун Цзян не совсем удачно вознаградил на свою беду торговца лекарствами пятью лянами серебра, потому что из толпы к ним тут же прорвался огромный детина и, тараща глаза, закричал:

– Где этот прохвост научился фехтовать пикой и палицей? И как он смеет хвалиться перед жителями нашего города! Да не обращайте на него внимания, – обратился он к толпе, а потом заорал на Сун Цзяна: – А ты что за богач такой, чтобы раздавать здесь награды и тем пятнать честь нашего города?

– Да что тебе за дело, кому я даю деньги? При чем тут ты? – возразил Сун Цзян.

– Ах ты, тварь преступная! – завопил тот и схватил Сун Цзяна за грудь. – Да как смеешь ты так со мной разговаривать!

– А почему же это и не возразить тебе? – спросил Сун Цзян.

Тогда парень замахнулся кулаком, намереваясь ударить Сун Цзяна в лицо, но тот во-время увернулся. Однако парень продолжал наступать. Сун Цзян приготовился было дать ему отпор, но в это время мастер фехтования подбежал к нападающему сзади и, схватив его одной рукой за голову, а другой – за поясницу, так двинул под ребра, что тот кувырком полетел на землю. Когда же парень попытался подняться на ноги, торговец лекарствами пинком ноги снова повалил его. И лишь после того, как стражники удержали торговца, побежденный поднялся с земли, посмотрел сначала на Сун Цзяна, а затем на мастера фехтования и сказал:

– Хорошо же! Как бы там ни было, а я вас еще проучу, можете не сомневаться, – и пошел прочь.

Тогда Сун Цзян спросил, как зовут мастера фехтования и откуда он родом. Тот отвечал:

– Я родом из Лояна, провинции Хэнань. Зовут меня Сюэ Юн. Дед мой служил командиром в пограничном управлении под началом старого Чжуна. Дед был очень груб со своими сослуживцами и поэтому никак не мог продвинуться по службе. А вот мы – его дети и внуки – живем тем, что занимаемся фехтованием и продажей лекарств. Среди вольного люда я известен под именем Сюэ Юн – Злой тигр. Не могу ли я узнать ваше почтенное имя, – добавил Сюэ Юн. Когда же Сун Цзян назвал себя и сказал, откуда он родом, Сюэ Юн спросил:

– Уж не тот ли вы господин Сун из провинции Шаньдун, который известен под прозвищем «Благодатный дождь»?

Сун Цзян подтвердил, что это он и есть; тогда Сюэ Юн поспешно склонился перед ним в глубоком поклоне. Сун Цзяи помог ему подняться и пригласил побеседовать за чашкой вина.

– Очень рад! – согласился Сюэ Юн. – Я как раз хотел познакомиться с вами, но не имел счастья встретить вас раньше.

Он быстро собрал свое оружие и лекарства и отправился с Сун Цзяном в ближайший кабачок. Однако неожиданно для них содержатель кабачка заявил:

– И вино и мясо у меня есть, но, к сожалению, я ничего не могу вам подать.

– Это почему же? – удивился Сун Цзян.

– А потому, – отвечал хозяин, – что тот, кто сейчас с вами дрался, прислал человека сказать, что если я подам вам хоть что-нибудь, то он вдребезги разнесет мой кабачок. Я не смею нарушить его приказ. Да кто же посмеет ослушаться его, когда он в Цзеянчжэне ведет себя как хозяин.

– Ну, раз такое дело, – сказал Сун Цзян, – так нам лучше уйти отсюда. Этот парень, конечно, придет скандалить и сюда.

– Тогда я пойду в свою гостиницу, расплачусь там за комнату. Через день-два я тоже буду в Цзянчжоу, там мы и встретимся, – сказал Сюэ Юн. – А вы, дорогой брат, отправляйтесь вперед.

Сун Цзян достал еще лян двадцать серебра и дал их Сюэ Юну. Распростившись, они разошлись в разные стороны. Выйдя из кабачка, Сун Цзян со своей стражей пошел искать другое место, где можно было бы выпить и закусить. Но и во втором кабачке произошло то же самое.

– Наш господин, – сказал хозяин, – запретил подавать вам еду и питье. Как же я осмелюсь нарушить его приказ? Вы напрасно ходите и тратите свои силы. Никто вам не поможет.

Что могли сказать на это Сун Цзян и его стражники? Они заходили еще в несколько мест, но везде им говорили одно и то же. Наконец, они вышли на окраину города и увидели несколько небольших постоялых дворов. Однако попытка остановиться там на ночлег кончилась неудачей: им везде отвечали отказом. На вопрос Сун Цзяна, что же это значит, ему только повторяли, что господин распорядился ни в коем случае не впускать их на ночлег. Видя, что положение безнадежно, они снова пустились в путь.

Красный диск солнца спускался за горы. Наступили сумерки. У Сун Цзяна и его провожатых на душе стало тревожно. Но делать было нечего. Ясно, что Сюэ Юн разозлил этого негодяя, и вот теперь им негде остановиться на ночлег – здесь не пускают, а впереди нет никаких селений. Они так и не могли придумать, где остановиться на ночь. И вдруг в этот момент они увидели перед собой небольшую тропинку, которая уходила вглубь леса, а вдали между деревьями мерцал огонек. Заметив его, Сун Цзян воскликнул:

– Раз светится огонек, значит есть и люди! Теперь нам нечего беспокоиться. Остановимся там на ночлег, а завтра снова двинемся в путь.

– Огонек светится не на дороге, – присмотревшись сказали стражники.

– Неважно, – откликнулся Сун Цзян. – Пусть даже и не на дороге. Завтра придется пройти лишних два-три ли, что за беда! – и они пошли по тропинке.

Не прошли они и двух ли, как из-за леса перед ними выросла большая усадьба. Подойдя к воротам, они постучались. На стук вышел работник и спросил:

– Что вы за люди? Уж ночь на дворе, а вы стучитесь в ворота!

– Я ссыльный и иду со своей стражей, – вежливо начал Сун Цзян. – Но мы по ошибке прошли стоянку, и теперь нам негде остановиться на ночлег. Мы просим приютить нас на одну ночь в вашем уважаемом поместье, а завтра мы, как полагается, расплатимся за постой.

– Ну, раз такое дело, подождите здесь немного, а я пойду доложу хозяину. Если он разрешит, я вас впущу. Вскоре работник вернулся и сказал:

– Хозяин просит вас войти.

Сун Цзян со стражниками вошел в дом и познакомился с хозяином. Последний приказал работнику провести путников в помещение у ворот и дать им поужинать. Когда они туда вошли, работник зажег плошку и сказал им, чтобы они устраивались. Потом он принес три чашки супу и овощных закусок. После ужина работник убрал посуду и ушел в дом.

Оставшись одни, стражники сказали Сун Цзяну:

– Господин писарь, здесь посторонних нет, давайте снимем вашу кангу, тогда вам будет удобнее спать. А завтра утром снова наденете ее, и двинемся в путь!

– И то правда, – отвечал Сун Цзян и снял с шеи кангу. Потом они втроем вышли на двор справить нужду. Небо было усыпано звездами. Сун Цзян заметил, что от помещения, стоящего в стороне от гумна, идет узкая тропинка. Войдя к себе, они закрыли двери и легли спать. Укладываясь, Сун Цзян сказал стражникам:

– А все же повезло нам, что хозяин усадьбы оставил нас ночевать.

В эту минуту они услышали, что кто-то вышел из дома я ходит по двору. Сун Цзян выглянул в щелку двери и увидел, что это ходит сам хозяин в сопровождении троих работников. Светя факелами, они что-то осматривали кругом.

– Этот хозяин, как мой отец, – сказал Сун Цзян. – Все ему надо посмотреть самому. Не пойдет спать до тех пор, пока все не проверит.

Тут Сун Цзян и стражники услышали, что к воротам подошли какие-то люди и требуют, чтоб их впустили.

Работники поспешили открыть ворота, и в усадьбу вошло человек семь. Тот, что шел впереди, держал в руках меч, а у остальных были – у кого рогатины, у кого колья. При свете факела Сун Цзян узнал человека с мечом. Это был тот самый парень, с которым у него произошла стычка в Цзеянчжэне! Затем Сун Цзян услышал, как хозяин усадьбы спросил:

– Откуда это ты, сынок, явился и с кем собираешься драться? На дворе уже ночь, а ты все ходишь с пиками и кольями.

– Ах, это ты отец! А старший брат дома?

– Он напился и спит в беседке за домом.

– Ну, я пойду разбужу его. Мы отправимся в погоню за одним человеком.

– С кем же это ты опять повздорил, а? – спросил хозяин. – Ты и не думай будить брата, вряд ли он сейчас встанет. Расскажи-ка лучше мне, что там у тебя случилось?

– Да ты и не знаешь, отец, что произошло! Сегодня в город пришел какой-то фехтовальщик – продавец лекарств. И этот парень, черт бы его подрал, не представившись нам, собрал на улице народ и устроил представление. Ну, я запретил давать ему деньги. Тут, откуда ни возьмись, появился какой-то ссыльный преступник. Желая показать себя хорошим человеком, он дал торговцу пять лян серебра,запятнав таким образом честь нашего города! Только я собрался проучить этого бездельника, как дьявол торгаш схватил меня за голову и одним ударом сбил с ног. А потом еще наподдал мне под ребра. У меня и сейчас болит поясница. Прежде всего я разослал своих людей по всем кабачкам и постоялым дворам предупредить хозяев, чтобы они не давали им ни еды, ни ночлега. Затем я пошел в игорный притон, собрал там удальцов, и мы отправились на постоялый двор, где захватили торговца лекарствами и вздули его как следует. Сейчас мы его подвесили в доме дутоу [[1]], а завтра потащим на берег реки, свяжем и бросим в воду. Хоть на нем сорву свою злость! Но ссыльного преступника с его сопровождающими мне еще до сих пор не удалось захватить. И где они могли остановиться на ночлег – ведь впереди нет никаких постоялых дворов! Вот я и хотел разбудить брата, чтобы пуститься вдогонку по двум направлениям и поймать этого стервеца.

– Сын мой, – сказал старик, – нельзя так относиться к людям. У ссыльного были деньги, и он пожелал вознаградить фехтовальщика. А тебе-то какое дело до этого? За что ты собираешься расправиться с ним? Правда, тебя побили, но не так уж крепко. Ты лучше послушайся меня и ничего не говори об этом брату. Вряд ли он станет вмешиваться в это дело. А если и станет, так это значит, что опять кто-то должен погибнуть. Мой совет тебе: идти спать. Уж давно за полночь, не ходи ты по домам и не стучись. Не тревожь деревню. И тебе самому будет лучше.

Но молодец не стал слушать старика и с мечом в руках пошел в усадьбу. Старик отец последовал за ним. Услышав этот разговор, Сун Цзян сказал своим сопровождающим:

– Плохо наше дело! И надо же было нам остановиться в его доме. Что же теперь делать? Лучше всего, пожалуй, уйти отсюда. Если этот парень узнает, что мы здесь, он, конечно, покончит с нами. Хорошо еще, что старик не сказал ему о нас, но разве работники посмеют скрыть это от него?

– Да, вы правы, – согласились стражники. – Дело очень опасное! Надо поскорее отсюда выбираться.

– Через ворота нам выходить нельзя, – сказал Сун Цзян. – Придется проделать в стене дыру и уйти лесом.

Так они и сделали. Захватив свои узлы и кангу, они выбрались наружу и при свете звезд углубились по тропинке в лес. Путники так торопились, что шли, не разбирая дороги. Часа через два они увидели, что перед ними расстилаются большие заросли камыша, а далее – могучая река бурливо катит свои воды. Вдруг позади раздались крики и свист, показались пылающие факелы. Это была погоня.

– Беда! – крикнул Сун Цзян. – Придется нам, пожалуй, укрыться в камышах, – и они втроем бросились к зарослям. Но, оглянувшись, увидели, что факелы уже недалеко, и совсем пали духом. Ноги их ослабли. В камышах они натыкались друг на друга. Впереди не было пути, там лежала большая река. Взглянув на небо, Сун Цзян горестно вздохнул и промолвил:

– Если бы я знал, что попаду здесь в такую беду, уж лучше, бы остался жить в Ляншаньбо. Кто мог думать, что мне суждено погибнуть в пути?

И вот, когда Сун Цзян пришел в полное отчаяние, из камышей вдруг появилась лодка. Увидев ее, Сун Цзян закричал:

– Эй, лодочник! Помоги нам выбраться отсюда, мы тебе за это заплатим!

– А кто вы такие? – крикнул тот. – И как очутились здесь?

– За нами гонятся лихие люди, они хотят ограбить нас, – отвечал Сун Цзян. – Воспользовавшись темнотой, мы бросились сюда. Пожалуйста, поскорее перевези нас. Мы уж как следует отблагодарим тебя.

Тогда лодочник подъехал к ним, и все трое быстро вскочили в лодку. Один стражник бросил на дно узлы с вещами, другой взял шест и стал отталкивать лодку, а лодочник помогал веслом. Думая о том, что зазвенело в узлах, когда они ударились о дно, он был очень доволен и продолжал грести. Скоро лодка очутилась на середине реки.

Тем временем на берегу показалась толпа людей. Они несли более десяти факелов. Впереди шли два молодца с мечами в руках, а за ними следовало еше десятка два парней, кто с копьем, кто с дубинкой. Все они в один голос орали, требуя, чтобы лодочник возвратился и пристал к берегу. А Сун Цзян и стражники лежали на дне лодки и уговаривали лодочника:

– Не подавай ты им лодки, мы как следует отблагодарим тебя!

Лодочник молча кивнул головой и, ничего не отвечая тем, кто звал его с берега, продолжал гнать лодку вперед. Стоявшие на берегу, не умолкая, окликали лодочника и угрожали перебить всех, если он не подаст лодку. В ответ на это лодочник только сердито усмехался. Из толпы на берегу продолжали выкрикивать:

– Да ты кто такой, что осмеливаешься не подавать нам лодки?

– Меня зовут лодочник Чжан, – отвечал тот, холодно усмехаясь. – Перестаньте бранить меня!

Тогда освещенный факелами огромный детина закричал:

– Так это ты, почтенный Чжан! Разве ты не видишь, что это мы – братья?

– Не слепой! Вижу! – отвечал лодочник.

– Ну, а раз видишь, так давай поскорее сюда лодку. У нас есть к тебе разговор.

– Ну, поговорить можно и завтра утром. Мои пассажиры очень торопятся.

– Да нам как раз и нужны те трое, которые находятся в лодке!

– Эти пассажиры – самые близкие мне люди, – отвечал лодочник, – они помогают мне заработать на жизнь.

– А ты подъезжай сюда, мы с тобой поговорим, – продолжал настаивать тот.

– Вы с удовольствием отняли бы у меня кусок хлеба, – отвечал лодочник.

– Дорогой Чжан, ты не так меня понял! Нам надо поймать преступника. Ты лучше подъезжай сюда.

– Нет, я давно поджидал таких пассажиров! – прокричал лодочник, продолжая грести. – А вы уж не обижайтесь на меня. Мы встретимся с вами в другой раз.

Суя Цзян замер: он не мог понять, какой намек таится в словах лодочника. Лежа на дне лодки, он потихоньку переговаривался со своими стражниками.

– А ведь этот лодочник все же спас нам жизнь, – сказал он. – Смотрите в разговоре с ним не забывайте, что он оказал нам великую милость. Если б он не согласился перевезти нас – нам не удалось бы бежать.

А между тем лодочник продолжал грести и отъехал от берега уже далеко. Приподнявшись в лодке, Сун Цзян и стражники посмотрели на берег и увидели, что огни факелов удаляются, мелькая среди камышей.

– Ну, наконец-то! Какое счастье, что нам удалось повстречать хорошего человека и избавиться от злых преследователей, – сказал Сун Цзян. – Ведь мы избежали нависшей над нами беды.

В это время он услышал, как лодочник, не переставая грести, затянул песенку:

У реки я родился. Начальства и неба

Никогда не страшился. Мне все нипочем!

Слиток золота ночью добыл я удачно, —

Потому-то я весел! Грустить мне о чем?

Услышав, что он поет, Сун Цзян и его спутники так и похолодели. «Ну, это он просто шутит», – подумал Сун Цзян. Не успели они еще обмолвиться словом, как увидели, что лодочник положил весло и, обращаясь к ним, сказал:

– Вы, чертовы стражники! Только и знаете, что притеснять людей, занимающихся контрабандой. Ну, теперь вы все трое попали в мои руки! Говорите, что выбираете – рубленую лапшу или же чашку супа с клецками.

– Хозяин, брось шутить над нами! Говори прямо, что такое лапша и что это за суп с клецками? – спросил Сун Цзян.

– Какие там к дьяволу шутки! – закричал лодочник, сердито тараща глаза. – Хотите рубленую лапшу, так я могу без труда покончить с вами. Один взмах – и вы все будете в воде. У меня здесь в лодке есть такой острый нож, что им можно ветep разрезать. Ну, а если предпочитаете клецки, тогда живо сбрасывайте с себя одежду и прыгайте в воду. Кончайте с собой сами!

Услышав эти слова, Сун Цзян, сдерживая своих стражников, воскликнул:

– Вот и снова беда! Поистине беда не приходит одна.

– Ну, думайте, думайте скорее, да говорите, что вы решили! – закричал лодочник.

– Ты пойми, уважаемый, в каком мы тяжелом положении, – сказал Сун Цзян. – Сжалился бы ты над нами!

– Да что вы глупости мелете! – вскричал лодочник. – Я и полчеловека не помилую, не то что вас троих. Недаром меня прозвали Чжан «Собачья морда». Для меня нет ничего святого! Заткните свои поганые глотки и немедля прыгайте в воду!

– У нас в узлах есть золото и серебро, шелка и одежда, – продолжал упрашивать Сун Цзян. – Все бери, только оставь нам жизнь!

Но лодочник нагнулся, взял свой меч и громко закричал:

– Чего же вы еще ждете?

Тогда Сун Цзян, глядя на небо и тяжело вздыхая, сказал своей охране:

– Видно, я нарушил волю неба, был непочтителен к своим родителям и совершил преступление. А теперь по моей вине приходится погибать и вам.

– Не говорите так, господин писарь, – произнесли стражники, поддерживая Сун Цзяна. – Ведь мы погибаем все вместе.

– Ну, ну, живее раздевайтесь, да прыгайте в воду! А сами не прыгнете, так я вас сейчас порублю и выброшу.

Сун Цзян и его спутники сидели, тесно прижавшись друг к другу, и смотрели в воду. Вдруг они услышали позади скрип весел. Тут лодочник оглянулся и увидел, что их нагоняет летящая, как стрела, лодка. В ней было три человека: один с рогатиной в руках стоял на носу лодки, а двое его помощников изо всех сил налегали на весла; брызги воды сверкали при свете звезд. Вскоре лодка приблизилась, и стоявший на носу человек, взяв рогатину наизготовку, крикнул:

– Эй, чья это лодка? Кто осмелился орудовать в этих водах? Добычу делим пополам.

– Ах, это почтенный брат Ли! – воскликнул лодочник. – А я-то думал, кто же это такой? Ты что, тоже на работу выехал? А где твой брат?

– А, это ты, брат Чжан! – откликнулся другой. – Значит, ты опять здесь промышляешь? С уловом ты или нет?

– Ну, узнаешь, что тут у меня, так нахохочешься, – отвечал лодочник. – Мне в последнее время не везло, да еще я проигрался в пух и прах! Вот сидел я на отмели и раздумывал над своей судьбой, как вдруг на берегу показалась толпа людей. Они гнались за тремя, которые сами прибежали ко мне в лодку. Двое – из этих мерзавцев – стражники, а третий – низкорослый, темнолицый преступник. Но кто он и откуда, я не знаю. Сам он говорит, что его сослали в Цзянчжоу, однако канги у него на шее нет. Гнались за ними братья My из города Цзеянчжэнь. Они хотели поймать его, да я понял, что тут есть чем поживиться, и не выдал их.

– Э! – вскрикнул тот. – Может быть, у тебя в лодке почтенный брат Сун Гун-мин?

Сун Цзяну показалось, что этот голос ему знаком, и ов закричал, приподнявшись в лодке:

– Добрый человек, не спасете ли вы Сун Цзяна?

– Да, это действительно почтенный брат Сун, – с испугом воскликнул Ли. – Хорошо, что я не опоздал!

Выглянув из лодки, Сун Цзян при свете звезд увидел, что на носу догнавшей их лодки стоял не кто иной как Ли Цзюнь – Дракон, будоражащий реки. А гребцами оказались Тун Вэй и Тун Мэн. Как только Ли Цзюнь узнал Сун Цзяна, он сразу же прыгнул к нему в лодку и голосом, полным участия, сказал:

– Ну, уж натерпелись вы страху, уважаемый брат! Опоздай я немного, и вас могли бы по ошибке лишить жизни. Само небо послало меня сюда. Какое-то беспокойство грызл меня сегодня, и я решил выехать на лодке за добычей. Вот уж никак не думал, что найду вас, дорогой брат, в таком опасной положении.

А лодочник, казалось, потерял дар речи и после долгого молчания, наконец, решился спросить:

– Почтенный господин Ли Цзюнь, неужели этот темнолицый человек и есть Сун Гун-мин из Шаньдуна по прозвищу «Благодатный дождь»?

– Как видишь! – отвечал Ли Цзюнь.

Тогда лодочник отвесил Сун Цзяну глубокий поклон и сказал:

– Почтенный отец! Что же вы раньше не назвали своего имени? Ведь я мог совершить злое дело! Я едва не погубил вашу жизнь.

Тогда Сун Цзян, обращаясь к Ли Цзюню, спросил, кто этот человек и как его зовут.

– Вы, конечно, не могли знать, что это мой названный младший брат. Зовут его Чжан Хэн, по прозвищу «Собачья морда». Живет он здесь на реке и занимается вот этим «добродетельным» делом.

Тут Сун Цзян и стражники рассмеялись; затем лодки направились к берегу. Чжан Хэн и Ли Цзюнь помогли Сун Цзяну и его сопровождающим выйти на отмель. Там Ли Цзюнь сказал Чжан Хэну:

– Ну, брат, сегодня тебе представился случай познакомиться с самым справедливым человеком в Поднебесной, писарем Юньчэнского уездного управления господином Сун Цзяном, о котором я так много тебе говорил.

При этих словах Чжан Хэн выбил огонь из кремня, зажег Фонарь, поднял его и, осветив лицо Сун Цзяна, тут же бухнулся ему в ноги, прямо на песок.

– Дорогой брат! – взмолился Чжан Хэн. – Прошу вас простить мне мою вину. – И, закончив церемонию с поклонами, спросил:

– Могу ли я узнать, почтенный брат, за что же вас сослали в эти места?

Ли Цзюнь рассказал ему историю Сун Цзяна. Выслушав весь рассказ, Чжан Хэн произнес:

– Я должен сказать вам, дорогой брат, что у нас в семье два брата. Я – старший. У моего младшего брата отменное здоровье и белое как снег тело. Он может проплыть под водой пятьдесят ли и прожить под водой семь дней и семь ночей. А когда он плывет, то кажется, что в воде сплошная белая полоса. Народ дал ему прозвище Чжан Шунь – «Белая лента в воде». К тому же он очень хорошо владеет военным искусством. Прежде мы жили с ним вместе на берегу Янцзы и зарабатывали честным трудом.

– Ну, а что же потом случилось? – поинтересовался Сун Цзян.

– Потом мы оба проигрались. И я стал заниматься перевозкой через реку контрабандистов. Некоторые спешили, да и были не прочь избежать уплаты пошлин. Однажды, когда в лодке все места были заняты, я шепнул моему брату Чжан Шуню, чтобы он нарядился торговцем и тоже сел с узлом в мою лодку. На середине реки я остановился, бросил якорь и, схватив нож, потребовал деньги за перевоз. По уговору мне должны были заплатить по пятьсот монет с человека, а я требовал по три тысячи. Начал я со своего брата – мы условились, что он откажется платить такие деньги. Тогда я вступил с ним в драку. Одной рукой я схватил его за голову, другой – за ноги и швырнул в воду. После этого я обратился к остальным – они сидели, оцепенев от страха, и никто из них не подумал возражать, а напротив, каждый старался уплатить первым требуемую сумму. Собрав деньги, я доставил их в тихое место и высадил на берег. А мой брат тем временем переплыл под водой на противоположный берег. Там мы поделили с ним выручку и отправились играть в карты. Вот так мы и промышляли с моим младшим братом.

– А здесь много бывает торговцев, которые обращаются к вам для переправы через реку? – спросил Сун Цзян.

Услышав это, Ли Цзюнь и остальные рассмеялись, а Чжан Хэн сказал:

– Ну, сейчас-то мы с братом занимаемся другим делом. Я здесь – на Сюньянцзяне – сам понемногу занимаюсь контрабандой. А Чжан Шунь служит в Цзянчжоу надзирателем по торговле рыбой. Раз уж вы, почтенный брат, едете туда, то разрешите послать с вами брату письмо. Вот беда только – неграмотный я, сам написать не умею.

– Мы пойдем в деревню, – сказал на это Ли Цзюнь, – и попросим написать господина писаря. А Тун Вэй и Тун Мэн останутся здесь присматривать за лодками.

Так они и сделали. Впереди шагали Ди Цзюнь и Чжан Хэн. Последний нес фонарь. Не прошли они и одного ли, как заметили впереди огни факелов.

– А что, братья еще не ушли отсюда? – спросил Чжан Хэн.

– Какие братья? – в свою очередь спросил Ли Цзюнь.

– Из семьи My, они живут здесь в городке, – ответил тот.

– А вот мы сейчас заставим их подойти и поклониться нашему почтенному брату, – произнес Ли Цзюнь.

– Это невозможно, что вы, что вы! – поспешно воскликнул Сун Цзян. – Ведь они только что гнались за мной.

– Не беспокойтесь, почтенный брат наш, – сказал Ли Цзюнь. – Они ведь не знали, кто вы такой. Это парни из нашей компании.

И тут Ли Цзюнь, подняв руку, пронзительно свистнул. Люди с факелами тотчас же бросились в их сторону. Подбежав, они увидели, что Ли Цзюнь и Чжан Хэн оказывают всяческие знаки внимания Сун Цзяну. Это совершенно ошеломило братьев My. Наконец, они спросили, обращаясь к Ли Цзюню и Чжан Хэну:

– Разве, дорогие братья, вы знакомы с этими людьми?

– А как вы думаете, кто он такой? – смеясь, спросил Ли Цзюнь, показывая на Сун Цзяна.

– Нам неизвестно кто он, – отвечали братья. – Только мы видели, что он в нашем городе вынул деньги и вознаградил фехтовальщика. Этим самым он запятнал честь нашего города. За это мы и хотели наказать его.

– А ведь это – господин Сун Гун-мин, тот самый писарь Юньчэнского уездного управления, о котором мы с вами так часто говорили, – произнес Ли Цзюнь. – Что же вы медлите и не кланяетесь ему?

Услышав такие слова, оба брата My тотчас же отбросили в сторону свои мечи и повалились в ноги Сун Цзяну.

– Мы давно уже слышали ваше славное имя, и вот, наконец, нам удалось увидеть вас. Однако мы нанесли вам оскорбление и очень виноваты перед вами. Умоляем вас простить нам нашу вину.

Помогая им подняться, Сун Цзян сказал:

– Разрешите мне узнать ваши имена.

– Это отпрыски местной богатой семьи, – ответил за них Ли Цзюнь. – Старшего зовут My Хун, по прозвищу «Неудержимый», а младшего – My Чунь, по прозвищу «Младший Неудержимый». Городок Цзеянчжэнь полностью находится в их руках. У нас здесь есть три владения; вы, почтенный брат, человек новый в наших местах, и разрешите вас уж со всем этим познакомить. Местность, расположенная у подножья горы Цзеянчжэнь, считается другим владением, там распоряжаемся я и Ли Ли. А третье владение – Сюньянцзян, там хозяйничают Чжан Хэн и Чжан Шунь.

– Откуда же все это могли знать мы? – сказал Сун Цзян. – Но раз здесь все свои люди, так разрешите вас попросить освободить также и Сюэ Юна.

– Ах, этого фехтовальщика! – рассмеялся My Хун. – Ну, на этот счет вы, уважаемый брат, можете быть совершенно спокойны. My Чунь! – обратился он тут же к своему младшему брату. – Пойди-ка за фехтовальщиком, а мы пока попросим почтенного гостя к нам в поместье и воздадим ему должные почести, чтобы искупить нашу вину.

– Вот это правильно! – воскликнул Ли Цзюнь. – Мы пойдем прямо к вам в.поместье.

Затем My Хун распорядился, чтобы два работника пошли сторожить лодки и сказали Тун Вэю и Тун Мэну идти в поместье вместе со всеми. И тут же My Хун послал в поместье гонца предупредить, чтобы там готовились к пиршеству, закололи баранов, свиней и приготовили вина. Дождавшись Тун Вэя и Тун Мэна, вся компания двинулась к поместью. Было уже время пятой стражи.

Придя в поместье, братья вызвали отца – старого My – и познакомили его с гостями. Затем все прошли в зал и расселись за столом, заняв места, положенные для гостей. Сун Цзян и старый My сели друг против друга. Когда завязался разговор, уже рассвело. В это время пришел My Чунь с Сюэ Юном и познакомил его со всеми присутствующими.

Радушию My Хуна не было конца. Он угощал Сун Цзяна и других гостей с раннего утра и до самого вечера; на ночь все остались в поместье.

На другой день Сун Цзян собрался было уходить, но My Хун не отпустил его и оставил у себя также и всех остальных. Сун Цзяна повели прогуляться и показали достопримечательности города.

Так прожили они три дня. Наконец, Сун Цзян забеспокоился: срок явки к месту ссылки истекал и Сун Цзян решительно заявил, что больше не может оставаться в усадьбе. Никакие уговоры My Хуна и других не помогали. Тогда Сун Цзяну был устроен прощальный обед.

На следующее утро, рано поднявшись, Сун Цзян простился с хозяином поместья старым My и со всеми удальцами. А Сюэ Юну ой посоветовал пожить еще некоторое время в доме My Хуна и потом приехать в Цзянчжоу, где они снова встретятся.

– Почтенный брат, вы можете быть совершенно спокойны, – уверил его My Хун, – я сам позабочусь о Сюэ Юне.

После этого он взял блюдо с золотом и серебром и преподнес Сун Цзяну. Кроме того, он щедро наградил его стражу. Тем временем Чжан Хэн нашел в поместье My Хуна человека, который написал ему письмо, и попросил Сун Цзяна передать это письмо Чжан Шуню. Сун Цзян спрятал письмо в свой узел. После этого все пошли провожать Сун Цзяна к берегу реки Сюньянцзян. Там My Хун прежде всего велел сложить в лодку узлы с вещами, кангу и провизию на дорогу. Затем они, плача, распрощались. Мы не будем рассказывать о том, как все они разошлись по своим домам.

Расскажем лучше о том, как Сун Цзян и его стража поплыли в лодке в Цзянчжоу. На этот раз у них был другой лодочник. Он поднял паруса, лодка быстро неслась, и вскоре путники высадились на берегу в Цзянчжоу. Здесь Сун Цзян снова надел свою кангу, а стражники приготовили бумаги. Захватив вещи. они двинулись к областному управлению. В тот момент, когда они туда пришли, как раз появился на чальник области и приступил к делам. Это был Цай Дэ-чжан, девятый сын Цая, советника императора, поэтому народ в Цзянчжоу называл его еще Цай девятый. Он был жадным, корыстолюбивым, заносчивым человеком, любил всякие излишества. Советник императора назначил его начальником области, со множеством населения и обилием продуктов, так как это было богатое и доходное место.

Войдя в присутствие, стражники подвели Сун Цзяна к начальнику и представили бумаги. Цай Дэ-чжан по одному виду Сун Цзяна понял, что это человек необыкновенный, и обратился к нему с вопросом:

– Почему на твоей канге нет печати Цзичжоуской области?

– Мы попали по дороге под проливной дождь, и вода смыла все печати, – отвечали стражники.

Тогда начальник области отдал распоряжение написать препроводительную бумагу и отправить Сун Цзяна в лагерь для ссыльных, находящихся за городом. Затем он добавил, что Сун Цзяна в лагерь доставит служащий управления. А тот, получив бумагу, вышел вместе с прибывшими, и все четверо прежде всего направились в кабачок. Там Сун Цзян вынул три ляна серебра и, передавая их служащему Цзянчжоуского областного управления, попросил его замолвить слово перед начальником лагеря, чтобы тот поместил его в отдельную камеру. Когда они прибыли на место, служащий областного управления вошел в канцелярию лагеря и попросил, чтобы к Сун Цзяну относились как можно лучше. А стражники вручили Сун Цзяну вещи и, горячо поблагодарив, распрощались с ним.

– Хотя мы и натерпелись много страху, – говорили они, уходя, – но зато и заработали немало.

Получив в областном управлении бумагу, охранники отправились в обратный путь в Цзичжоу.

Дальше речь пойдет только о Сун Цзяне. За предоставление отдельной камеры Сун Цзян дал надзирателю десять лян серебра. Кроме того, ему еще пришлось удвоить эту сумму и отдать двадцать лян серебра начальнику лагеря, а также сделать мелкие подарки остальным тюремным служащим. Так Сун Цзян завоевал себе всеобщее расположение.

Спустя некоторое время надзиратель повел Сун Цзяна в канцелярию. Здесь с него сняли кангу и привели к начальнику лагеря. Благодаря тому, что Сун Цзян уже заранее дал взятку, начальник обратился к нему с такими словами:

– Вновь прибывшему ссыльному Сун Цзяну объявляется следующее: по уложению, изданному родоначальником Сунской династии императором У Дэ, каждый вновь прибывающий в ссылку подлежит предварительному наказанию – ста палочным ударам, дабы выбить из него всякую спесь! Эй, взять и связать его, – распорядился он.

– Я простудился по дороге, – скромно доложил Сун Цзян, – и заболел. До сих пор я еще не оправился от болезни.

– А ведь действительно этот парень как будто не совсем здоров, – заметил начальник лагеря. – По одному его истощенному виду и желтизне лица можно сказать, что он болен. Ну что ж! В таком случае наказание можно пока и отложить. А поскольку ссыльный уже служил в уездном управлении, то отправить его в канцелярию лагеря, где он и будет работать писцом, – и он тут же написал бумагу о назначении Сун Цзяна и приказал ему идти в канцелярию.

Поблагодарив начальника. Сун Цзян пошел к себе в камеру, взял свои вещи и, придя в канцелярию, устроился там. Другие заключенные, видя, что Сун Цзян пользуется таким уважением, купили вина и пригласили Сун Цзяна, желая поздравить его. А на другой день Суп Цзян в свою очередь приготовил вина и закусок, чтобы ответить на любезность заключенных. После этого он часто приглашал выпивать надзирателей и постоянно преподносил подарки начальнику лагеря. Денег и всякого добра у него было достаточно, и он тратил все это только на подарки.

Прошло полмесяца, и во всем лагере не было ни одного человека, который не полюбил бы Сун Цзяна. Однако старая пословица гласит: отношения между людьми складываются от того, как к ним подходят. Достоинство же людей оценивается по тому, как они себя держат – высоко или низко. Однажды, когда Сун Цзян распивал в канцелярии вино с надзирателем, последний сказал:

– Почтенный брат мой! Почему вы до сих пор не послали; подарка начальнику тюрьмы? Ведь это полагается по обычаю. Я и раньше напоминал вам об этом. А сейчас уже прошло более десяти дней. Завтра он приедет сюда, и получится не совсем хорошо.

– Это пустяки! – сказал Сун Цзян. – Если даже этот человек и попросит у меня денег, я не дам их ему. Если бы попросили у меня вы, дорогой брат, я дал бы вам без всяких разговоров. Если же их будет требовать начальник тюрьмы, он не получит от меня и медяка. Пусть он приходит, я знаю, что ему сказать.

– Не забудьте, господин писарь, – сказал надзиратель, – что это очень жестокий человек, да к тому же он очень силен. Если вы скажете что-нибудь не так, он может оскорбить вас, да и мне попадет, что я во-время не предупредил вас.

– Дорогой мой! – сказал на это Сун Цзян. – Пусть он делает, что ему вздумается. А вы не беспокойтесь. Я с этим делом сам справлюсь. Может быть, я ему кое-что и дам, но это еще неизвестно. А может быть, он и сам не осмелится требовать у меня что-нибудь.

Едва он успел договорить это, как вошел младший надзиратель, который сообщил, что в лагерь прибыл начальник тюрьмы. И в этот момент они услышали шум и ругань. Начальник тюрьмы кричал:

– Почему новый ссыльный до сих пор не послал мне деньги?!

– Ну, что я говорил! – воскликнул надзиратель. – Вот видите, он сам пожаловал сюда.

– Вы уж извините меня, дорогой брат, что я сейчас не могу больше беседовать с вами, – сказал, улыбаясь, Сун Цзян надзирателю. – Мы закончим нашу беседу как-нибудь в другой раз. А сейчас мне надо поговорить с ним.

– Лучше бы вам с ним не встречаться, – сказал, поднимаясь, надзиратель.

– Простившись с надзирателем, Сун Цзян пошел из канцелярии в контору, где был начальник тюрьмы.

Если б Сун Цзян не встретился с этим человеком, – город Цзянчжоу не превратился бы в логово тигров и зверей и на перекрестках улиц не валялись бы горы трупов и не потекли бы реки крови. Поистине:

О том, чем кончилась встреча Сун Цзяна с начальников тюрьмы, рассказывает следующая глава.

Глава 37

Как уже говорилось, Сун Цзян расстался с надзирателем и прошел в приемную. Здесь он увидел начальника тюрьмы, который сидел на скамейке у самого входа в приемную и громко кричал:

– Кто здесь новый ссыльный?

– А вот он! – сказал стражник, указывая на Сун Цзяна.

– Эй ты, разбойник! Карлик черномазый! – стал ругаться начальник. – На кого же это ты рассчитываешь, что не присылаешь мне положенных по обычаю денег?

– Ведь знаки внимания оказываются по доброй воле, – отвечал Сун Цзян. – А вы хотите силой заставить людей присылать вам деньги. Это нехорошо!

Присутствующих при этом разговоре от страха даже пот прошиб. А начальник тюрьмы пришел в ярость и заорал:

– Ах ты, гнусная тварь! Как же смеешь ты так разговаривать со мной! Да еще обвинять меня в невежливости! Эй, стражники, всыпать ему сотню палок!

А надо вам сказать, что низшие служащие лагеря хорошо относились к Сун Цзяну. Как только они услышали приказание начальника, то сразу же все исчезли, словно их ветром сдуло, и в помещении остались только начальник тюрьмы и Сун Цзян. Увидев, что все ушли, начальник разозлился еще больше и, схватив дубинку, бросился на Сун Цзяна.

– Господин начальник, вы хотите меня бить? Но какое же преступление я совершил? – спросил тогда Сун Цзян.

– Ты сосланный преступник и находишься в моих руках, – закричал тот. – Если ты даже кашлянешь в моем присутствии, то и это уже преступление!

– Но если бы вы даже сочли меня в чем-либо виновным, – отвечал Сун Цзян, – то вряд ли и тогда я заслужил бы смертную казнь!

– Это ты думаешь, что не заслужил смерти, – продолжал кричать начальник тюрьмы. – А мне ничего не стоит покончить с тобой, все равно что муху придавить!

– И я должен умереть только потому, что не послал вам положенных по обычаю денег? – с усмешкой спросил Сун Цзян. – А как бы вы поступили с тем, кто ведет знакомство с У Юном из стана Ляншаньбо!

При этих словах начальник тюрьмы так растерялся, что даже выронил палку и быстро спросил:

– Что ты сказал?

– Да это я сам с собой говорю о друзьях военного советника У Юна, – отвечал Суп Цзян. – А в чем дело?

Тогда начальник поспешно оттащил Сун Цзяна в сторону и спросил:

– Кто же вы такой в действительности? И откуда вы узнали то, о чем говорите?

– Я – Сун Цзян, из уезда Юньчэн, провинции Шаньдун, – произнес Сун Цзян.

Услышав это, начальник тюрьмы окончательно растерялся и, почтительно кланяясь Сун Цзяну, забормотал:

– Так это вы Благодатный дождь Сун Гун-мин…

– Да, но не будем об этом говорить, – сказал Сун Цзян.

– Почтенный брат мой, – продолжал начальник тюрьмы, – здесь нам неудобно разговаривать, и я даже не могу приветствовать вас полагающимися поклонами. Прошу вас, уважаемый брат мой, пойти со мной в город, там мы и побеседуем.

– Хорошо, – согласился Сун Цзян. – Прошу вас обождать меня немного, господин начальник, я запру комнату и тотчас же вернусь.

Сун Цзян пошел к себе и, взяв письмо У Юна и деньги, закрыл помещение, приказав стражнику охранять его. Затем они вместе с начальником тюрем вышли из лагеря и направились в город Цзянчжоу. На одной из тихих улиц они нашли кабачок и, поднявшись на верхний этаж, уселись. Тогда начальник тюрьмы спросил:

– А где же вы встречались с У Юном, уважаемый брат мой?

В ответ на это Сун Цзян вынул из-за пазухи письмо и передал его своему собеседнику. Тот разорвал конверт, прочитал письмо и спрятал его в рукав. После этого он встал и до земли поклонился Сун Цзяну. Сун Цзян не замедлил ответить на этот поклон и сказал:

– Не сердитесь на меня за то, что я позволил себе непочтительно разговаривать с вами.

– Я ведь ничего не знал, кроме того, что в лагерь прислан какой-то человек по фамилии Сун, – сказал на это начальник тюрем. – А тут уж так установлено, что каждый вновь прибывший ссыльный присылает мне пять лян серебра. Вот я и ждал, что вы поступите так же. Однако со дня вашего приезда прошло уже более десяти дней, а денег я так и не дождался. Пользуясь тем, что у меня сегодня свободный день, я решил сам пойти за деньгами. Разумеется, я никак на ожидал, что это окажетесь вы, почтенный брат мой. Извините меня за мою невежливость!

– Надзиратель часто напоминал мне о вас, – сказал на это Сун Цзян, – но мне самому хотелось познакомиться с вами. К сожалению, я не знал, где вы живете, и не мог прийти к вам. Мне не оставалось ничего другого, как ждать вашего прихода. Поэтому я и задержал отправку вам денег. Не подумайте, что я сделал это из жадности, жалея какие-то пять лян серебра! Я просто ждал, что вы, уважаемый брат, обязательно придете сами. И вот сегодня я счастлив-мы встретились с вами, желание всей моей жизни наконец-то исполнилось!

Но вы спросите: с кем же это беседовал Сун Цзян? А это и был тот самый начальник двух тюрем в Цзянчжоу по имени Дай Цзун, о котором У Юн говорил Сун Цзяну.

Надо сказать, что в эпоху Сунской династии все начальники тюрем в районе Нанкина назывались «цзянчжан», а в провинции Хунань – «юаньчжан» [[2]]. А про этого начальника тюрьмы следует еще сказать, что он владел поразительным искусством, заимствованным от даосских монахов. Искусство его состояло в том, что когда он отправлялся куда-нибудь со срочным поручением, чтобы доставить военные или другие важные сведения, он подвязывал к ногам две бумажных полоски с изображением богов, и они обретали волшебную скорость: он мог пройти пятьсот ли в один день; если же он подвязывал к ногам четыре таких полоски, то проходил и восемьсот ли в день. За это его прозвали «Волшебный скороход».

После задушевной беседы Дай Цзун и Сун Цзян очень понравились друг другу. Продолжая сидеть в занятой ими комнатке, они подозвали слугу и заказали вина, закусок и фруктов. Все это было подано, и они долго сидели в кабачке, распивая вино.

Сун Цзян рассказывал о том, каких удальцов он встречал по дороге и какие происшествия с ним приключались. Дай Цзун в свою очередь высказал все, что у него было на душе, и рассказал о том, как он познакомился с У Юном. Вдруг в самый разгар беседы внизу поднялся какой-то скандал. В комнату вбежал слуга и, обращаясь к Дай Цзуну, взмолился:

– Этого человека можете унять только вы, господин начальник! Я вынужден побеспокоить вас и просить спуститься вниз – надо как-нибудь успокоить его.

– Да кто это там такой шум поднял? – спросил Дай Цзун. – Все тот же Ли, по прозвищу «Те-ню» – «Железный бык». Он ведь всегда ходит с вами, господин начальник! – отвечал слуга. – Сейчас он требует, чтобы хозяин дал ему денег взаймы. – Опять этот парень бесчинствует, – рассмеялся Дай Цзун. – А я думал, кто же это так разошелся. Вы посидите здесь немного, – сказал он, обращаясь к Сун Цзяну, а я понду приведу этого молодца сюда.

Дай Цзун встал и сошел вниз. Через некоторое время он возвратился, ведя за собой огромного, нескладного черномазого детину. Сун Цзян был поражен его наружностью и, обращаясь к Дай Цзуну, спросил:

– Кто он, этот молодец?

– Это мой постоянный спутник, один из стражников нашей тюрьмы, – отвечал тот. – Зовут его Ли Куй. Сам он из деревни Байчжанцунь, уезда Ишуй, округа Ичжоу. У него странное имя – Ли Куй Черный вихрь. Но в деревне его все звали Ли Те-ню – Ли Железный бык. Случилось так, что он убил человека и бежал. Хотя впоследствии и было объявлено о помиловании преступников, но он не поехал на родину, а перебрался на жительство в Цзянчжоу. В пьяном виде он страшно свиреп, поэтому все боятся его. Он может орудовать сразу двумя секирами и так же хорошо владеет палицей.

Тем временем Ли Кун, рассматривая Сун Цзяна, обратился к Дай Цзуну с вопросом:

– Брат мой, скажите, кто этот чумазый удалец?

– Ну вот, вы сами видите, господин писарь, до чего этот парень невежествен, – сказал Дай Цзун, обращаясь к Сун Цзяну. – У него нет никакого понятия об учтивости.

– Я ведь только спросил вас, почтенный брат, почему же вы называете меня неучтивым? – удивленно проговорил Ли Куй.

На это Дай Цзун отвечал:

– Брат мин, ты должен был иначе спросить. Сказал бы: «Кто этот почтенный чиновник?» – и тогда все было бы в порядке. А то: «Кто этот чумазый удалец?» – В этом и заключается твоя неучтивость. Ну, а теперь я открою тебе, кто это такой! Это тот самый справедливый и уважаемый человек, к которому ты все время собирался идти.

– Неужели это Благодатный дождь из Шаньдуна – темнолицый Сун Цзян! – воскликнул Ли Куй.

– Вот черт! – закричал Дай Цзун. – Ну, разве можно быть до такой степени невежливым и прямо так называть человека! Ты совершенно не умеешь вести себя! Чего же ты еще Ждешь? Сейчас же приветствуй поклонами старшего брата!

– Если это действительно Сун Гун-мин, так я поклонюсь ему – сказал Ли Куй. – А если это какой-нибудь бездельник, то какою черта я буду ему кланяться! Вы, почтенный начальник, не дурачьте меня понапрасну и не заставляйте зря кланяться!

– Я действительно смуглолицый Суй Цзян из Шаньдуна, – вставил свое слово Сун Цзян.

– О, дорогой отец мой! – воскликнул Ли Куй. – Почему же вы молчали до сих пор и не обрадовали меня раньше? – И, как требовала церемония, он сложил руки и, грохнувшись на колени, поклонился Сун Цзяну.

Сун Цзян в свою очередь учтиво поклонился ему и сказал:

– Прошу вас, отважный брат, присядьте с нами!

– Друг мой! – добавил Дай Цзун, обращаясь к Ли Кую. – Садись рядом со мной и пей вино.

– Я не хочу утруждать себя и пить вино из таких маленьких чашечек, – сказал Ли Куй. – Дайте мне большую чашку!

– Кто это вас рассердил там внизу? – спросил Сун Цзян.

– У меня был слиток серебра, – отвечал Ли Куй, – но я заложил его за десять лян, так как мне нужны были деньги. И вот сейчас я попросил хозяина этого кабачка одолжить мне десять лян серебра, чтобы я мог выкупить свой слиток. Тогда я вернул бы ему деньги, и у меня еще осталось, бы на расходы. Но он отказался дать мне взаймы, и я уже хотел как следует проучить этого мерзавца – разнести все его хозяйство вдребезги, а тут как раз вышел почтенный брат и позвал меня сюда.

– Но ведь, кроме десяти лян серебра, за выкуп нужно заплатить и проценты, – заметил Сун Цзян.

– На это у меня есть деньги, – ответил Ли Куй, – мне не хватает лишь десяти лян.

Тут Сун Цзян полез в карман, достал десять лян серебра и, протянув их Ли Кую, сказал:

– Дорогой друг, возьмите эти деньги и выкупите ваше серебро.

Дай Цзун хотел было удержать Сун Цзяна, но тот уже передал деньги Ли Кую.

– Вот это хорошо! – воскликнул Ли Куй. – Подождите меня здесь, я только выкуплю серебро и сейчас же приду обратно и верну вам деньги, а после этого мы прогуляемся за город, уважаемый брат Сун Цзян, и выпьем там вина.

– А вы не спешите, посидите и выпейте с нами еще чашечку, – предложил Сун Цзян.

– Нет, я пойду и скоро вернусь, – сказал Ли Куй и, откинув дверную занавеску, вышел из комнаты и спустился вниз.

– Лучше бы не давать ему денег, – промолвил Дай Цзун. – Я хотел удержать вас, да не успел.

– Но почему же? – спросил Сун Цзян.

– Этот парень, хотя и честный малый, – отвечал Дай Цзун, – но большой охотник до вина и азартных игр. Откуда это у него слиток серебра, который он мог бы заложить? Вы просто попались на удочку. А заметили вы, как он спешил уйти? Ему не терпелось поскорей попасть в игорный дом. Если он выиграет, то, пожалуй, вернет вам деньги. Ну, а если проиграет, то откуда он возьмет их? Мне очень неловко перед вами.

– Дорогой мой брат, – рассмеявшись, сказал Сун Цзян. – Не считайте меня чужим человеком. Стоит ли говорить о таких пустяках. Ну и пусть себе проигрывает. Помоему, он честный и надежный малый.

– Этот парень не без способностей, – сказал Дай Цзун, – но совсем неотесан и уж очень отчаянный. Вот и здесь, в тюрьме, когда напьется, то никого из заключенных не трогает, а лезет в драку только с самыми свирепыми надсмотрщиками. У меня из-за него столько неприятностей. Стоит ему увидеть какую-нибудь несправедливость, как он обязательно полезет в драку с виновным. Недаром в Цзянчжоу все боятся его.

– Давайте выпьем еще пару чашечек вина и пройдемся за город. Там мы погуляем и отдохнем немного, – предложил Сун Цзян.

– Да, да, я совсем забыл, почтенный брат мой, пригласить вас полюбоваться нашей рекой, – сказал на это Дай Цзун.

– Вот и замечательно, – обрадовался Сун Цзян. – Мне и самому хотелось полюбоваться видами реки Цзянчжоу.

Но оставим пока беседующих и расскажем о Ли Куе. Как только Сун Цзян дал ему деньги, Ли Куй задумался: «Редко встретишь такого человека, как Сун Цзян. Ведь мы с ним не близкие друзья, а он одолжил мне десять лян серебра. Поистине, не зря назвали его справедливым и бескорыстным. И вот теперь, когда я встретил егп, мне, как на грех, не везет. В последние дни я все время проигрывал, и сейчас у меня не осталось ни полушки, я не могу, как полагается порядочному человеку, пригласить и угостить его. Ну, ничего, сейчас у меня есть десять лян серебра. Пойду-ка я поиграю на эти деньги и, если выиграю несколько связок монет, то смогу угостить его, и все будет хорошо».

С этими мыслями Ли Куй поспешил за город в игорный Дом маленького Чжан И. Здесь он прошел прямо в комнату, где шла игра в кости, и, бросив свои десять лян серебра, крикнул:

– Ставлю на главный выигрыш!

Маленький Чжан И всегда знал Ли Куя как честного, соблюдающего правила игрока, и, обращаясь к нему, сказал:

– Дорогой брат, вы немножко отдохните, а потом поставите на другой кон.

– Нет, я хочу играть сейчас, – упорствовал Ли Куй.

– Ну, тогда вы можете подмазывать со стороны, это тоже неплохо, – сказал маленький Чжан И.

– Не буду подмазывать! – отказался Ли Куй. – Я играть хочу! Ставлю на кон пять лян серебра.

Игроки хотели было продолжать свою игру, но Ли Куй отодвинул в сторону их ставки и спросил:

– Ну, кто со мной играет?

– Что ж, в таком случае ставлю пять лян против, – сказал маленький Чжан И.

– Идет! – крикнул Ли Куй.

Раздался звук брошенных костей, и Ли Куй проиграл. Маленький Чжан И придвинул деньги к себе.

– У меня десять лян серебра, – сказал тогда Ли Куй.

– Ну что ж, ставь еще пять лян, – предложил маленький Чжан И. – И я тоже поставлю пять. Выиграешь – я верну тебе деньги.

Ли Куй сделал новую ставку и крикнул:

– Играю!

Снова раздался звук брошенных костей, и опять Ли Куй проиграл. Тогда маленький Чжан И, смеясь, сказал:

– Ведь говорил же я тебе, что не надо перебивать игру! Лучше бы ты немного переждал, а потом уж играл. Не послушался меня, – вот и проиграл два раза подряд.

– Это не мои деньги, – произнес Ли Куй.

– Да чьи бы они ни были, теперь уж ничего не сделаешь, – сказал на это маленький Чжан И. – Если проиграл, так и говорить не о чем!

– Но у меня безвыходное положение, – отвечал Ли Куй. – Одолжи мне эти деньги, а завтра я верну их тебе.

– Что зря болтать! – воскликнул маленький Чжан И. – Ведь ты сейчас у всех на глазах проиграл мне, так зачем же затеваешь спор?

Тут Ли Куй подоткнул полы своего длинного халата и, выступив вперед, закричал:

– Вернешь ты мне деньги или нет?

– Дорогой брат Ли, – промолвил маленький Чжан И, – ты всегда играл правильно и честно, что же с тобой сейчас случилось?

Не отвечая на это, Ли Куй схватил с кона проигранные деньги, прихватив при этом более десяти лян, принадлежащих другим игрокам, и, сунув их в карман своего халата, заорал, тараща глаза:

– Верно, я всегда играл честно и справедливо, а вот сегодня буду разок нечестным!

Тут маленький Чжан И вместе с остальными тринадцатью игроками бросились на него, чтобы отнять свои деньги. Но Ли Куй, нанося удары направо и налево, разогнал наседавших на него противников и бросился к двери.

– Уважаемый брат! Куда вы бежите? – попробовал было остановить его привратник.

Но Ли Куй, с силой оттолкнув его в сторону, пинком ноги вышиб двери и побежал прочь. Его противники выбежали вслед за ним и, стоя у ворот, кричали:

– Уважаемый брат Ли, разье можно так нечестно поступать! Вы утащили все наши деньги!

Однако, крича ему вслед, они продолжали стоять у ворот, не решаясь бежать за ним. Но в этот момент кто-то догнал Ли Куя и, схватив его за плечо, закричал:

– Ах ты, мошенник этакий! Да как ты смеешь отнимать то, что принадлежит другим?

– А тебе какое до этого дело? – огрызнулся Ли Куй, но, оглянувшись, увидел Дай Цзуна, а позади него Сун Цзяна. Тут Ли Куй совершенно растерялся и забормотал:

– Уважаемый брат! Не сердитесь на меня. Я всегда играл по-честному, но сегодня неожиданно для себя проиграл деньги почтенного брата Сун Цзяна. Мне не на что угостить его, и, оказавшись в столь затруднительном положении, я поступил нечестно.

Выслушав его, Сун Цзпн рассмеялся и сказал:

– Дорогой брат, когда нам понадобятся на что-нибудь деньги, скажите об этом мне. Ну, а если вы сегодня проиграли, то скорее верните чужие деньги.

Ли Кую ничего не оставалось, как полезть в карман, вытащить оттуда все деньги и передать их Сун Цзяну. Последний подозвал маленького Чжан И и дал деньги ему. А тот, обращаясь к Сун Цзяну и Дан Цзуну, сказал:

– Почтенные господа! Я возьму только свои деньги. Мне не нужны те десять ляп, которые уважаемый Ли проиграл мне. Я не возьму их, чтобы не портить наших хороших отношений и избежать всякой неприязни между нами.

– Нет, вы уж берите все и ни о чем не беспокойтесь, – сказал Сун Цзян.

Однако маленький Чжан И продолжал отказываться. Тогда Сун Цзян спросил его:

– А он никого не побил?

– Да он всех пораскидал, и тех, кто прислуживает, и привратника, – отвечал Чжан И.

– Ну, раз так, – сказал Сун Цзян, – тогда возьмите эти деньги и раздайте их пострадавшим. А если вам самому неудобно это сделать, так я пошлю его.

Только после этого маленький Чжан И решился взять деньги и, низко поклонившись Сун Цзяну в знак благодарности, ушел.

– Ну вот, а теперь мы можем пойти с уважаемым братом Ли выпить чашечки по три, – сказал Сун Цзян.

– У реки есть харчевня под названием «Павильон лютни». Это памятник старины времен Танской династии. В этом павильоне бывал Бо Цзюй-и, – сказал Дай Цзун. – Пойдемте туда, выпьем в беседке несколько1 чашечек вина и полюбуемся рекой. Что вы на это скажете?

– А не захватить ли нам с собой вина и закусок, а потом уже пойти, – предложил Сун Цзян.

– Нет, это лишнее, – ответил Дай Цзун. – Там есть все, что нужно.

– В таком случае, хорошо, – согласился Сун Цзян. И они втроем направились к «Павильону лютни». – Придя туда, они поднялись наверх и, оглядевшись, увидели, что по одну сторону павильона раскинулась река Сюньянцзян, а по другую – стоит дом хозяина.

Наверху было расставлено более десяти столиков. Дай Цзун выбрал самый чистый и попросил Сун Цзяна занять почетное место, сам сел напротив, а рядом с ним – Ли Куй. Затем они заказали вина, закусок, фруктов, всего, что полагается к выпивке.

Слуга принес им два кувшина лучшего вина, которое называлось Юйхучунь – «Весна в яшмовом кувшине», – этим вином славился Цзянчжоу. Вынув глиняную пробку, Ли Куй сказал слуге:

– Ты принеси большие чашки. Из маленьких и пить не стоит!

– Ну, какая же ты деревенщина, дорогой мой! – воскликнул Дай Цзун. – Ты бы уж лучше молчал! Пей вино!

Но Сун Цзян приказал слуге:

– Нам двоим ты подай маленькие чашечки, а этому почтенному брату – большую.

Слуга послушно выполнил его распоряжение, принес Ли Кую большую чашку и, расставив перед гостями закуски, налил им вина.

– Вот уж сразу видно, уважаемый брат Сун, что вы настоящий человек, – сказал, смеясь, Ли Куй. – Правильно о вас люди говорят. Вы мигом поняли, каков я! Большая честь побрататься с таким человеком, как вы.

Время шло, и слуга уже раз семь подливал гостям вина. Глядя на своих приятелей, Сун Цзян радовался. Когда выпили еще по нескольку чашечек, ему вдруг пришло в голову, что не плохо было бы поесть рыбного супа с острой приправой.

– Можно ли здесь достать хорошей свежей рыбы? – спросил он Дай Цзуна.

– Разве вы не видите, уважаемый друг мой, что на реке полно рыбацких лодок? – отвечал тот. – В наших местах ловят рыбу и разводят рис. Где же еще водиться свежей рыбе, как не здесь!

– А ведь с похмелья лучше всего поесть немного рыбного супу! – сказал Сун Цзян.

Дай Цзун подозвал слугу и приказал ему приготовить на троих рыбного супу, хорошо сдобрив его красным перцем. Суп быстро приготовили. Когда его подали на стол, Сун Цзян сказал:

– Как суп ни хорош, а посуда еще лучше. Ресторанчик небольшой, а посуда у них, по совести сказать, замечательная. – И, взяв палочки, он пригласил Дай Цзуна и Ли Куя есть рыбу.

Сун Цзян поел немного и отхлебнул несколько глотков супу. А что касается Ли Куя, то он не считал нужным пользоваться палочками и, вылавливая рыбу из чашки прямо пальцами, жевал ее вместе с костями.

Глядя на него, Сун Цзян не мог сдержать улыбки. Сделав еще несколько глотков, Сун Цзян отложил в сторону палочки.

– Дорогой брат! Вам, наверно, не нравится эта рыба, потому что она соленая, – заметил Дай Цзун.

– Да, по-моему, эта рыба не совсем подходит к выпивке, – отвечал Сун Цзян. – Я люблю суп из свежей рыбы, а эта не очень хороша.

– И я тоже не могу ее есть, – согласился Дай Цзун. – Соленая и невкусная.

А Ли Куй, тем временем покончив со своей чашкой, сказал:

– Ну, если вы, уважаемые братья, не хотите рыбы, так я съем ее за вас. – С этими словами он протянул руку и выловил рыбу сначала в чашке Сун Цзяна, а потом и Дай Цзуна и все съел. Сделал он это так неосторожно, что залил супом весь стол.

Наблюдая, как Ли Кун поглощает суп и рыбу вместе с костями, Сун Цзян подозвал слугу и сказал:

– Этот почтенный человек, очевидно, проголодался. Вы нарежьте цзиня два мяса и подайте ему. А потом мы за все расплатимся с вами.

– Я должен предупредить вас, – сказал на это слуга, – что у нас есть только баранина, – говядины мы не держим. Зато баранина жирная.

Услышав это. Ли Куй швырнул слуге в лицо остатки рыбы и залил его с головы до ног супом.

– Что же это ты опять вытворяешь? – закричал Дай Цзун.

– Да как же можно терпеть бесцеремонность этого негодяя? – возмутился Ли Куй. – Уж не думает ли он, что я ем только говядину, и не хочет подать мне баранину!

– Я жду, что вы прикажете, и ничего особенного не скавал, – заметил слуга.

– Хорошо, иди и нарежь мяса, – сказал Сун Цзян. – А потом мы расплатимся за все.

Сдерживая гнев, слуга пошел, нарезал три цзиня баранины и, положив ее на блюдо, подал на стол. При виде мяса Ли Куй умолк и, загребая полные пригоршни, стал уплетать его. В один миг все три цзиня мяса были уничтожены.

– Вот это молодец! Вот это настоящий мужчина! – воскликнул Сун Цзян.

Обращаясь к нему, Ли Куй сказал:

– Ну, уважаемый брат Сун Цзян, вы хорошо угадываете мои желания. Ясное дело, мясо куда сытнее рыбы!

Тут Дай Цзун подозвал слугу и сказал:

– Суп ты нам подал с очень хорошей приправой, но рыба была соленая и нам не понравилась. Если у вас есть свежая рыба, так приготовьте другой суп для этого почтенного господина.

– Не хочу обманывать вас, господин начальник, – сказал слуга, – эта рыба действительно была вчерашнего улова. А свежая – все еще находится в лодках. Рыбаки не осмеливаются продавать ее, пока не разрешит надзиратель. Поэтому у нас нет свежей рыбы.

Услышав это, Ли Куй вскочил и сказал:

– Я сам пойду и достану две живых рыбы, чтобы угостить моего уважаемого брата!

– Нет, ты не пойдешь, – возразил Дай Цзун. – Мы попросим слугу пойти и достать несколько рыб.

– Я сам пойду, – настаивал Ли Куй. – Рыбаки не посмеют мне отказать.

С этими словами он исчез, и Дай Цзун не успел его задержать.

– Не сердитесь на меня, уважаемый брат, что я привел этого человека и познакомил его с вами, – сказал Дай Цзун, обращаясь к Сун Цзяну. – От его бесцеремонности и грубости можно сгореть со стыда.

– Ну что ж, такова его натура, – промолвил Сун Цзян. – Ведь его уже не переделаешь. Но что мне очень нравится в нем, так это его прямота и честность.

Так, наслаждаясь беседой, они продолжали сидеть в «Павильоне лютни».

Однако вернемся к Ли Кую. Выйдя на берег реки, он увидел по крайней мере девяносто рыбацких лодок, привязанных в ряд к ивам, которые росли у самой воды. Многие рыбаки, лежа как попало в лодках, спали; другие, сидя на носу, вязали сети, а некоторые купались.

Стояла половина пятого месяца; красный диск солнца уже склонялся к западу, а надзиратель так и не показывался. Подойдя к одной лодке, Ли Куй окликнул:

– Эй, вы там! Уступите-ка мне парочку живых рыб?

– Да вот никак не можем дождаться надзирателя, а без него не смеем начинать торговли, – отвечали из лодки. – Посмотри, сколько на берегу торговцев. Все ждут.

– Какого там еще черта ждать надзирателя! – закричал Ли Куй. – Можете и без него отпустить мне две-три рыбы!

– Мы еще не совершали обряда возжигания, – сказал один из рыбаков. – Как же мы можем открыть наши лодки и начать торговлю?

Ли Куй понял, что рыбаки не хотят продавать ему рыбы, и тут же прыгнул в одну из лодок. Конечно, никто не мог остановить его.

Надо сказать, что Ли Куй не знал устройства рыбацких лодок и потому решил, что следует вытащить бамбуковый заслон на корме лодки. Рыбаки с берега увидели это и подняли крик:

– Что он делает?

– Ну, все пропало!

А Ли Куй, сунув руки под доски, постланные на дне лодки, стал шарить там в поисках рыбы, но, конечно, ничего не нашел.

Дело в том, что на рыбацких лодках, плавающих по большим рекам, на корме бывает отверстие, прикрытое заслоном. Через это отверстие речная вода свободно проникает в ту часть лодки, где хранится улов. А бамбуковый заслон как раз и предназначается для того, чтобы прикрывать это отверстие и не давать рыбе возможности уйти в реку. Лежащая в лодках живая рыба постоянно находится в свежей проточной воде. Цзянчжоу славится свежей рыбой.

А Ли Куй по своему неведенью прежде всего вытащил бамбуковый заслон, и вся рыба из лодки ушла в реку. Тогда он перепрыгнул на вторую лодку и там тоже ухватился за бамбуковый заслон.

Тут уж все рыбаки кинулись к своим лодкам и, схватив бамбуковые шесты, бросились на Ли Куя. При виде рыбаков, подбегавших к нему с шестами, Ли Куй рассвирепел и сбросил с себя халат, под которым носил только пестрое полотенце, повязанное на бедрах. Безоружный, он ринулся на своих противников и, схватив человек шесть, стал вертеть их так, как вертят лук, когда хотят оторвать головку. Эта картина до того напугала рыбаков,, что они поспешили отвязать свои лодки и отплыть на середину реки. А разъяренный Ли Куй, совершенно обнаженный, схватив поломанные шесты, прыгнул на берег и бросился избивать торговцев. Те, подхватив свои коромысла, разбежались кто куда.

В разгар этой свалки на тропинке показался какой-то человек; увидев его, все закричали:

– Вон надзиратель идет! Господин надзиратель, этот чумазый отбирает у нас рыбу. Он разогнал все рыбачьи лодки!

– Что за чумазый? – спросил пришедший. – Как он смеет чинить здесь безобразия?

– Вон он там, на берегу, ищет, с кем бы подраться, – отвечали люди, указывая пальцами на Ли Куя.

– Если бы ты даже съел сердце барса и печень тигра, то и тогда не должен был бы стоять на моем пути! – закричал надзиратель, обращаясь к Ли Кую.

Взглянув на него, Ли Куй увидел перед собой человека лет тридцати трех, ростом примерно в пять с половиной чи, в белой рубашке, подпоясанного шелковым поясом; усы и борода его спускались вниз, как три ветви ивы. На голове была повязка из черного шелка с торчащими вперед узелками. В собранных волосах проглядывал красный нарост. На ногах были соломенные туфли, в руках он держал весы.

Пришел он сюда для того, чтобы разрешить рыбакам продавать рыбу, но, увидев, как буянит Ли Куй, передал свои весы стоявшему поблизости торговцу и подбежал к Ли Кую.

– Кого это ты, мерзавец, собираешься бить? – гневно спросил он.

Не отвечая на этот вопрос, Ли Куй с шестом в руках обернулся и ринулся на говорившего. Однако тот не растерялся и, бросившись на Ли Куя, выхватил у него шест. Тогда Ли Куй схватил противника за волосы, в то время как тот старался ухватить Ли Куя за ноги, чтобы повалить его. Но разве мог он справиться с Ли Куем, который был силен, как буйвол? Ли Куй так оттолкнул его от себя, что он больше не осмеливался приблизиться к нему. Правда, враг еще пытался нанести Ли Кую несколько ударов кулаком под ребро, но Ли Куй, можно сказать, и не почувствовал этого. Противник Ли Куя попытался дать ему пинка ногой, но Ли Куй, опустив голову, взмахнул своим огромным, как железный молот, кулаком и с таким треском ударил по спине своего врага, что тот уж не мог больше сопротивляться.

Ли Куй собирался добить своего противника, но вдруг почувствовал, как сзади кто-то обхватил его рукой за поясницу, а другой взял за руки, говоря:

– Нельзя так, нельзя!

Оглянувшись, Ли Куй увидел Сун Цзяна и Дай Цзуна. Он тут же отпустил противника, который сразу исчез.

– Ведь я же говорил тебе, чтобы ты не ходил за рыбой, – стал отчитывать провинившегося Ли Куя Дай Цзун. – А ты опять завязал драку. Ведь если бы ты убил кулаком человека, то попал бы в тюрьму и поплатился за это своей жизнью.

– А вы боитесь, как бы я не впутал и вас в это дело? – спросил Ли Куй. – Если бы я и убил кого-нибудь, так сам бы и отвечал за это!

– Не надо ссориться, – успокаивал их Сун Цзян. – Оденься и пойдем выпьем еще вина.

Тогда Ли Куй взял лежавший под ивой халат и, напяливая его на себя, отправился вместе с Сун Цзяном и Дай Цзуном. Но не прошли они и десяти шагов, как услышали, что вслед им кто-то кричит и ругается:

– Постой, черномазый разбойник! Сегодня мы с тобой по-настояшему померяемся силами!

Оглянувшись, Ли Куй увидел, что это кричит его противник. Теперь на нем были только короткие штаны, в каких работают в воде, и тело его отливало сверкающей белизной. Он снял повязку, и на голове его открылся нарост. Стоя на рыбацком челноке, он подгребал к берегу и отчаянно ругался.

– Тебя мало разрезать на десять тысяч кусков, черномазый разбойник! Не будь я добрым молодцем, если испугаюсь тебя. Как жалок тот, кто уходит от драки.

Услышав такие слова, Ли Куй даже зарычал от гнева. Скинув свой халат, он ринулся назад. А его противник в это время подъехал к берегу и шестом остановил лодку, не переставая браниться.

– Если ты считаешь себя добрым молодцем, так выходи на берег, – крикнул Ли Куй.

В ответ на это ему под ноги полетел шест. Ли Куй окончательно разъярился и в один миг вскочил в лодку своего врага.

События развертывались, конечно, гораздо быстрее, чем об этом можно рассказать. Противник Ли Куя как раз хотел заманить его в лодку, и как только тот прыгнул туда, моментально, упершись ногами в дно, изо всей силы оттолкнул лодку шестом от берега, и она как стрела отлетела на середину реки. Надо сказать, что Ли Куй, хотя и умел плавать, но чувствовал себя на воде не очень уверенно. И потому, неожиданно очутившись на середине реки, даже растерялся. А враг его перестал ругаться и только выкрикивал:

– Ну, раз уж ты здесь, так мы увидим, чья возьмет.

И, ухватив Ли Куя за плечо, добавил: – Пока что я драться с тобой не стану, а прежде всего заставлю попить воды из этой реки.

Говоря это, он широко расставил ноги и так раскачал лодку, что она перевернулась вверх дном, и оба молодца кувырком полетели в воду. Подбежавшие в это время к берегу Сун Цзян и Дай Цзун видели, как перевернулась лодка, и только горестно вздыхали.

А на берегу собралась толпа человек в триста – пятьсот и. расположившись под деревьями, наблюдала за тем, что происходит на реке. То и дело слышались возгласы:

– Ну, этот черномазый сегодня попал в беду. Если ему я удастся выйти живым, то уж во всяком случае воды наглотается вдосталь.

А Сун Цзян и Дай Цзун с берега видели, как противник Ли Куя поднял последнего над водой, а затем снова погрузил в воду.

Итак, в прозрачных водах реки два человека схватились друг с другом, один – загорелый до черноты, другой – с белой, как сверкающий иней, кожей. В схватке они сплетались в один клубок. Наблюдавшие за этой борьбой не могли удержаться от того, чтобы не выразить своего восхищения.

Сун Цзян и Дай Цзун видели, как человек с белой кожей то подымает Ли Куя над водой, то снова погружает в воду и держит его там до тех пор, пока у того не закатываются глаза. По всему было видно, что положение Ли Куя очень тяжелое. Тогда Сун Цзян сказал Дай Цзуну, что надо попросить кого-нибудь помочь Ли Кую. Обращаясь к толпе, Дай Цзун спросил:

– Кто этот человек с белой кожей?

– А это надзиратель по торговле рыбой, – отвечал кто-то из толпы. – Зовут его Чжан Шунь.

Услышав это, Сун Цзян быстро спросил:

– А не тот ли это Чжан Шунь, которого прозвали «Белая лента в воде»?

– Да, да, это он и есть, – отозвалось несколько голосов.

– Я должен передать ему письмо от его старшего брата Чжан Хэна, – сказал Сун Цзян, обращаясь к Дай Цзуну, – только оно осталось в лагере.

Тут Дай Цзун закричал:

– Уважаемый брат Чжан Шунь! Обождите-ка немного! У нас есть письмо от вашего старшего брата Чжан Хэна. А этот темнолицый парень наш друг. Вы уж простите его и выходите на берег. Мы здесь поговорим.

Чжан Шунь, услышав, что его зовут, взглянул на берег и узнал Дай Цзуна, который был хорошо ему известен. Он тотчас же отпустил Ли Куя и поплыл к берегу. Выбравшись на сушу и почтительно приветствуя Дай Цзуна, он сказал:

– Извините меня, господин начальник, за мое недостойное поведение.

– Я убедительно прошу вас, почтенный, ради меня помочь нашему другу выбраться из воды. А потом я вас познакомлю с одним человеком.

В ответ на эти слова Чжан Шунь снова прыгнул в воду и поплыл на середину реки, где Ли Куй барахтался, пытаясь плыть к берегу, голрва его то скрывалась, то снова показывалась над водой. Чжан Шунь быстро подплыл к нему и, взяв за руку, направился к берегу, шагая по воде так, как будто шел по суше.

Вода была ему по пояс; он размахивал свободной, рукой, а другой тащил Ли Куя и вместе с ним приближался к берегу. Толпа при виде этого зрелища восторженно выражала свое одобрение.

Сун Цзян замер от изумления и долго стоял, не двигаясь с места.

Когда Чжан Шунь и Ли Куй выбрались на берег, Ли Куй глубоко вздохнул, и изо рта у него хлынула вода.

– Разрешите пригласить вас в «Павильон лютни», там мы и потолкуем, – сказал Дай Цзун.

Чжан Шунь нашел свою одежду и оделся. Натянул халат и Ли Куй. Затем они вчетвером направились в «Павильон лютни».

– А вы, уважаемый брат, знаете меня? – спросил Дай Цзун, обращаясь к Чжан Шуню.

– Ну как же, конечно знаю, – отвечал тот. – К сожалению, не было случая встретиться с вами раньше.

– А его тоже знаете? – снова спросил Дай Цзун, показывая на Ли Куя. – Или сегодня впервые схватились с ним?

– Да как же я мог не знать уважаемого брата Ли! – воскликнул Чжан Шунь. – Но до сих пор нам не приходилось с ним схватываться.

– Ну, ты досыта искупал меня! – сказал Ли Куй.

– Да и ты порядком меня поколотил, – ответил на это Чжан Шунь.

– А теперь вы должны побрататься, – сказал Дай Цзун. – Не зря пословица говорит: «Пока не подерешься, не узнаешь друг друга».

– Ну, а на суше ты мне все же не попадайся! – промолвил Ли Куй.

– Хорошо, я буду поджидать тебя на воде, – сказал на это Чжан Шунь, и все четверо рассмеялись шутке.

После этого они совершили положенную при знакомстве церемонию поклонов. Затем Дай Цзун, указывая на Сун Цзяна, спросил Чжан Шуня:

– Уважаемый брат, знаете ли вы этого почтенного человека?

– Нет, не знаю, – отвечал Чжан Шунь. – Нам не приходилось встречаться.

– Почтенный брат, ведь это же смуглолицый Сун Цзян! – воскликнул Ли Куй, так и привскочив.

– Уж не тот ли писарь Сун из Юньчэнского уездного управления в Шаньдуне, которого прозвали «Благодатный Дождь»? – спросил Чжан Шунь.

– Да, это почтенный брат Сун Гун-мин, – подтвердил Дай Цзун.

Услышав это, Чжан Шунь низко поклонился Сун Цзяну и сказал:

– Давно я слышал ваше славное имя, но никак не думал. что сегодня мне представится случай встретиться с вами! Среди вольного люда многие рассказывали мне о вашей, уважаемый брат, высокой добродетели и о том, что вы всегда помогаете несчастным и обездоленным, защищаете справедливость и отвергаете богатство.

– Да что вы, стоит ли много говорить о таком маленьком человеке, как я, – запротестовал Сун Цзян. – По пути в Цзянчжоу я прожил несколько дней у Ли Цзюня в Цзеянлине. А затем на реке Сюньпицзян познакомился с My Хуном и повстречался с вашим братом Чжан Хэном. Он написал письмо и просил меня передать вам, только письма нет при мне, оно осталось в лагере. Мы с начальником Дай Цзуном и братом Ли Куем пошли в «Павильон лютни», чтобы выпить чашечки по три вина и полюбоваться рекой, а здесь мне пришло в голову поесть супу из свежей рыбы; такой суп освежает после вина. Брат Ли Куй вздумал пойти и достать свежую рыбу. Мы не смогли удержать его и вскоре услышали шум на берегу. Попросили слугу узнать, в чем там дело, и он сказал, что наш удалец с кем-то дерется. Тут мы бросились на берег, чтобы прекратить драку, и я никак не думал, что мне удастся познакомиться с таким героем, как вы. Сегодня у меня счастливый день – я нахожусь среди трех героев, поэтому разрешите пригласить вас выпить с нами вина, – и, подозвав слугу, приказал снова накрыть стол, принести вина и закусок.

– Если вы, почтенный брат, любите свежую рыбу, так разрешите мне пойти и принести несколько штук, – сказал тут Чжан Шунь.

– Вот и прекрасно! – воскликнул довольный Сун Цзян.

– Я тоже пойду, – предложил Ли Куй.

– Опять за свое! – сказал Дай Цзун. – Мало воды наглотался, что ли?

Но Чжан Шунь, смеясь, взял Ли Куя за руку и сказал:

– Ничего, сейчас я пойду вместе с тобой, посмотрим, как нас встретят.

Они спустились вниз и пошли к реке. Чжан Шунь потихоньку свистнул, и все находившиеся на реке лодки сразу же подплыли к берегу.

– У кого есть золотой карп?

– Сюда, ко мне идите!

– У меня тоже есть! – разом отвечали из нескольких лодок и быстро набрали более десяти золотых карпов.

Чжан Шунь выбрал четыре самых крупных рыбы, потом отломил ветку ивы и нанизал на нее этих карпов. Отдав их Ли Кую, он сказал, чтобы тот возвращался в «Павильон лютни» и заказал там суп. Сам же Чжан Шунь остался, чтобы рассортировать рыбу и открыть торговлю; у весов стояли его подчиненные и взвешивали рыбу. Затем Чжан Щунь тоже отправился в «Павильон лютни», чтобы провести время в обществе Сун Цзяна.

Сун Цзян поблагодарил Чжан Шуня за рыбу и сказал:

– Зачем вы принесли так много? Вполне достаточно было бы и одной.

– Не стоит и говорить о таких пустяках, – возразил тот. – Не сможете съесть сейчас, возьмете с собой и после съедите.

Ли Куй и Чжан Шунь заняли места за столом по старшинству. Ли Куй сказал, что он старше, и занял третье место, а Чжан Шунь сел на четвертое.

Слуге приказали принести кувшин лучшего вина «Весна в яшмовом кувшине», а также морских деликатесов, фруктов и прочих закусок. Чжан Шунь велел слуге из одной рыбы сварить суп, сдобренный перцем, а другую приготовить на винном пару.

И вот, когда они вчетвером сидели, попивая вино и поверяя друг другу свои самые сокровенные мысли, в комнату вдруг вошла девушка лет шестнадцати, в легком летнем одеянии и, почтительно отвесив им четыре глубоких поклона, запела песню.

Этим она прервала рассказ Ли Куя об его бесчисленных героических делах. Остальные трое стали слушать ее.

Ли Куй вспыхнул и, вскочив на ноги, двумя пальцами легонько толкнул девушку в лоб. Девушка вскрикнула и упала на пол. Все бросились к ней, и увидели, что ее розовые, как персик, щеки стали землистого цвета, а маленький рот умолк. Тут все слуги «Павильона лютни» выступили вперед и преградила дорогу четырем приятелям, чтобы задержать их и заявить о них властям.

Поистине:

О том, как Сун Цзян и его друзья избежали неприятностей в «Павильоне лютни», рассказывает следующая глава.

Глава 38

Вы уже знаете, что Ли Куй толкнул двумя пальцами девушку, и та упала; приятелей задержали, и хозяин, обращаясь к ним, спросил:

– Как же теперь быть, почтенные господа?

Видно было, что он совсем растерялся. Кликнув слуг и продавцов вина, он приказал оказать девушке помощь. На лицо ей брызнули водой, и вскоре она пришла в себя. Ей помогли подняться и заметили, что у нее на лбу сорван кусочек кожи: это и было причиной обморока.

Все очень обрадовались, когда девушка очнулась. Но ее родители, услышав, что дочь толкнул Черный вихрь, до того испугались, что долго не могли двинуться с места и уж, конечно, не осмеливались сказать ни единого слова обидчику. Понемногу девушка совсем пришла в себя и заговорила. Мать привела в порядок ее прическу и украшения, потом взяла платок и повязала голову дочери.

– Как вас зовут и откуда вы пришли? – спросил их Сун Цзян.

– Нам незачем обманывать вас, уважаемый господин, – отвечала на это старуха, – наша фамилия Сун, и когда-то мы жили в столице. У нас одна-единственная дочь – вот она – и зовут ее Юй-лянь. Отец обучил ее нескольким песенкам и кое-как устроил сюда, в «Павильон лютни», чтобы она пением зарабатывала на жизнь. Да вот беда, горяча она у нас немножко – никогда не считается с обстановкой. Да и сейчас не посмотрела на то, что вы тут беседуете, вошла и сразу же запела. А из-за того, что уважаемый господин по неосторожности поранил ее немножко, не стоит, конечно, обращаться к властям и впутывать вас в это дело, уважаемые господа.

Видя, что женщина рассуждает довольно разумно, Сун Цзян сказал ей:

– Не могли бы вы послать со мной кого-нибудь в лагерь? Я дам вам двадцать лян серебра, чтобы ваша дочь могла хорошо отдохнуть. А потом вы выдадите ее замуж за доброго человека, и ей больше не придется петь песенки в таких местах.

С благодарностью кланяясь Сун Цзяну, родители девушки твердили:

– Можем ли мы надеяться на такую милость?

– Я хозяин своему слову, – сказал на это Сун Цзян. – Зря болтать не люблю. Пусть ваш муж идет со мной, и я дам ему денег.

– Примите нашу глубокую благодарность за вашу милость, – продолжали кланяться Сун Цзяну родители девушки.

– Ну, что ты за негодяй такой! – ругал в это время Дай Цзун Ли Куя. – С кем бы ни встретился, сразу затеваешь ссору и заставляешь нашего почтенного брата расплачиваться за твои выходки. Ему это дорого обходится!

– Да ведь я только прикоснулся к ней пальцем, а она возьми да повались, – оправдывался Ли Куй. – Никогда еще не встречал такой неженки, как эта чертова девка! Меня хоть сто раз бей, все равно ничего мне не сделается.

При этих словах все рассмеялись.

– Скажи хозяину, что деньги за вино и угощение заплачу я, – сказал Чжан Шунь слуге.

– Ничего, ничего, не беспокойтесь, идите, – отвечал слуга.

Услышав это, Сун Цзян, обращаясь к Чжан Шуню, решительно запротестовал:

– Да разве можно, дорогой друг! Я пригласил друзей выпить вина, а вы будете за это платить?

– Я почитаю это за счастье. Встретиться с вами было не так уж легко, – настаивал на своем Чжан Шунь. – Когда вы жили в Шаньдуне, я со своим старшим братом все собирался навестить вас. А сегодня само небо послало мне счастливый случай – я встретился с вами. Разрешите оказать вам хотя бы столь скромный знак внимания и не придавайте этому особенного значения.

– Господин Сун Цзян, – присоединился и Дай Цзун, – ведь наш брат Чжан Шунь хочет выразить вам свое уважение, и вы не должны возражать.

– Хорошо, дорогой друг, раз уж вы хотите сейчас расплатиться, – отвечал Сун Цзян, – так разрешите мне как-нибудь еще пригласить вас выпить вина.

Чжан Шунь остался очень доволен таким решением вопроса и, захватив с собой две рыбы, вышел из «Павильона лютни» вместе с Дай Цзуном, Ли Куем и стариком Суном. Все они отправились провожать Сун Цзяна в лагерь. Он привел их в канцелярию и усадил там. Вынув два небольших слитка серебра, по десять лян каждый, Сун Цзян отдал их старику Суну. Тот горячо поблагодарил его и ушел; и говорить об этом мы больше не будем.

Время было позднее. Чжан Шунь отдал принесенную им рыбу Сун Цзяну, и они обменялись поклонами. Затем Сун Цзян вытащил слиток серебра весом в пятьдесят лян и, передав его Ли Кую, сказал:

– Возьмите это, дорогой друг, на расходы.

После этого они распрощались, и Дай Цзун с Ли Куем поспешили в город. Что касается Сун Цзяна, то одну из полученных рыб он подарил тюремной страже, а вторую оставил для себя. Сун Цзян был большим любителем свежей рыбы и съел больше, чем следует. А под утро, во время четвертой стражи, он вдруг почувствовал сильные рези в желудке. К рассвету его прослабило больше двадцати раз; он до того ослаб, что у него закружилась голова, и, повалившись на пол, он так и заснул.

Сун Цзян был очень хорошим человеком, и тюремная стража охотно ухаживала за ним, готовила ему кашу и кипятила воду. А Чжан Шунь, запомнив, что Сун Цзян любит рыбу, достал еще два больших золотых карпа и принес ему в благодарность за то, что тот доставил письмо брата. Но, войдя в помещение, он увидел, что Сун Цзян болен и лежит в кровати, а вокруг него суетятся другие заключенные, стараясь облегчить его страдания. Чжан Шунь решил сейчас же пойти за врачом, но Сун Цзян стал возражать.

– Я просто испортил себе желудок тем, что пожадничал и съел больше, чем нужно, свежей рыбы. Будьте добры, купите мне закрепляющей настойки из шести трав, и все будет в порядке.

Затем он попросил отдать одну рыбу начальнику лагеря Вану, а вторую – надзирателю Чжао. Чжан Шунь исполнил эту просьбу и пошел за настойкой.

Ухаживающие за Сун Цзяном заключенные дали ему лекарство. А на следующий день в гости пришел Дай Цзун и принес вина и мяса. Вместе с ним явился и Ли Куй. Войдя в канцелярию, они узнали, что Сун Цзян только что перенес тяжелую болезнь и еще не может ни есть, ни пить. Тогда они сами закусили и, пробыв у него до самого вечера, распрощались и пошли домой.

Пролежав дней семь, Сун Цзян почувствовал, что болезнь его прошла и он совсем здоров. Тут ему в голову пришла мысль отправиться в город и разыскать Дай Цзуна. Он подождал еще день, никто его не навестил, и на следующее утро, после завтрака, захватив с собой немного денег и закрыв комнату, Сун Цзян беспечно зашагал по городу. Не доходя до областного управления, он спросил у прохожих, где проживает начальник тюрем Дай Цзун.

– Да ведь у него нет никакой семьи, – отвечали ему, – поэтому он живет в кумирне Гуаньинь, рядом с кумирней Чэнхуан.

Услышав это, Сун Цзян направился туда, куда ему указали, но там он увидел, что дверь закрыта, – Дай Цзун куда-то ушел. Тогда он стал разыскивать Ли Куя. Но на все его расспросы ему отвечали: «У этого парня нет ни кола, ни двора. Есть у него какое-то жилище при тюрьме, а где его самого искать – сказать трудно. Он обретается то тут, то там, а как ею найти – никто не знает».

После этого Сун Цзян решил найти Чжан Шуня. Но ему сказали, что надзиратель по торговле рыбой живет в деревне за городом и появляется на берегу реки только в те дни, когда торговцы скупают улов у рыбаков. В городе же он бывает лишь тогда, когда ему нужно собирать долги.

Выслушав все это, Сун Цзян решил прогуляться за город: он чувствовал себя очень одиноким, и ему было грустно. Бездумно шагая, он вскоре вышел на берег реки; перед ним открылись такие красивые места, что он смотрел и не мог наглядеться.

Так он шел, пока не поравнялся с харчевней. Подняв голову, он увидел высокий шест, на котором висела надпись на темном полотне: «Сокровищница реки Сюньян». Кроме того, под карнизом дома была еще одна вывеска – три большие иероглифа, выгравированные в стиле Су Дунпо: «Сюньянлоу» – «Терем Сюньян». Тут Сун Цзян вспомнил, что когда он еще жил в Юньчэне, ему приходилось слышать о том, что в Цзянчжоу есть прекрасный трактир «Сюньянлоу». «Вот это он и есть, – подумал Сун Цзян. – И хотя сейчас я в одиночестве, но пропустить такую возможность и не зайти туда, конечно, нельзя. Подымусь-ка я наверх и немного отдохну».

По обе стороны входа стояли столбы, выкрашенные в красный цвет. Нa каждом столбе было прибито по белой дощечке с надписью из пяти иероглифов. Одна надпись гласила: «Здесь лучшее на свете вино», а другая: «Наша харчевня – лучшее место в Поднебесной».

Поднявшись наверх и подойдя к столику, откуда была видна река, Сун Цзян облокотился на перила и не мог оторвать глаз от раскрывшейся перед ним картины; он громко выражал свое восхищение. Тут к нему подошел слуга и спросил:

– Разрешите узнать, уважаемый господин, ожидаете ли вы кого-нибудь, или же думаете посидеть здесь один?

– Я поджидаю двух друзей, – ответил на это Сун Цзян, – но они еще не пришли. Ты пока принеси мне кувшин хорошего вина. Ну и к нему каких-нибудь закусок – мяса, фруктов. Не педавай только рыбы.

Слуга спустился вниз и через некоторое время принес поднос с закусками и кувшин прекрасного вина сорта «Ланьцяо фынъюэ». Поставив кувшин и поднос на стол, он налил вина, а затем расставил закуски: жирную баранину, молодых цыплят, гуся, приготовленного в вине, и лучшую говядину. Все это было разложено на яркокрасных тарелочках.

Сун Цзян остался очень доволен и с одобрением думал:

«Какие изысканные яства и какая замечательная посуда! Нет, Цзянчжоу действительно хороший город! Правда, я попал сюда в ссылку, но все же повидал много прекраснейших мест. Хотя и в наших краях есть и горы и старинные памятники, но разве можно их сравнить с красотой здешних мест!»

Так, сидя в одиночестве, облокотившись на перила, Сун Цзян наслаждался вином, попивая чашечку за чашечкой, и не заметил, как быстро захмелел. В голове у него стали бродить разные мысли, и он подумал: «Родился я в Шаньдуне, вырос в Юньчэне. Сам я человек с образованием, у меня много друзей среди вольного люда, и я как будто завоевал себе некоторую известность. Но мне уж за тридцать лет, а у меня нет ни славы, ни богатства! Наоборот, на моем лице клеймо, я ссыльный и даже не знаю, увижу ли когда-нибудь оставшихся дома отца и брата!» От выпитого вина Сун Цзян заплакал. Прохладный ветерок и окружающая природа навевали грусть, и он неожиданно сложил стихи «Луна на Западной реке». Подозвав слугу, он попросил принести кисточку и тушницу, а сам тем временем встал и, осмотревшись вокруг, увидел, что на белой стене и до него кто-то писал стихи и эпиграммы. «А почему бы и мне не написать здесь? Может быть, мне еще и удастся прославить свое имя. Когда-нибудь я буду проезжать эти места и прочту свои стихи – они напомнят мне о трудных временах».

Итак, находясь под воздействием винных паров, Сун Цзян растер тушь, взял кисточку и, обмакнув ее, подошел к стене и написал:

Прочитав написанное, Сун Цзян пришел в восторг и, довольный собой, засмеялся. После этого он выпил еще несколько чашечек вина и совсем развеселился. Размахивая руками и притопывая ногами, он взял кисть и приписал еще четыре строчки, которые гласили:

Закончив стихотворение, Сун Цзян поставил в конце пять больших иероглифов: «Написал Суп Цзян из Юньчэна». Затем, бросив кисть на стол, стал распевать песенки и выпил еще несколько чашечек вина. Так незаметно напился допьяна и едва мог владеть собой. Подозвав слугу, он попросил подать счет и расплатился, оставив на чай слуге. После этого, размахивая рукавами, он спустился с лестницы и, пошатываясь, побрел по направлению к лагерю.

Придя к себе, он повалился на кровать и проспал до пятой стражи. Протрезвившись, он совершенно забыл о том, что накануне написал стихи на стене «Сюньянлоу». Страдая от выпитого вина, он лежал в своей комнате один, но об этом мы не будем рассказывать.

Теперь речь пойдет о городе Увэйцзюнь, расположенном на противоположном берегу реки Сюньянцзян. Это было довольно заброшенное место. Там проживал бывший помощник начальника области – тунпань, по имени Хуан Вэнь-бин, который временно находился не у дел. И хотя человек он был довольно образованный, но по натуре своей – льстивый и завистливый, с очень ограниченными интересами. Он завидовал тем, кто был достойнее и способнее его, всегда старался причинить им вред. Над тем же, кто был ниже его, он зло здевался. Излюбленным его занятием было отравлять людям жизнь.

Разузнав, что теперешний правитель области Цай Цзю – девятый сын советника императора, Хуан Вэнь-бин всеми силами старался добиться его расположения и частенько переправлялся через реку, чтобы навестить начальника области и преподнести ему какие-нибудь подарки. Все это делалось в расчете на то, что тот замолвит за него словечко перед советником императора и ему дадут какую-нибудь должность.

И надо же было Сун Цзяну столкнуться с этим человеком и претерпеть из-за него новые бедствия! В тот день, о котором пойдет речь, Хуан Вэнь-бину наскучило сидеть дома и, не зная, как развлечься, он вышел в сопровождении двух слуг, купил подарки и в небольшой быстроходной лодке переправился через реку на другой берег, а там пошел в областное управление навестить начальника Цай Цзю. Но ему не повезло: в доме начальника пировали, и Хуан Вэнь-бин не решился войти. Он возвратился на берег. Оказалось, что слуги привязали его лодку у самой харчевни «Сюньянлоу». А так как погода стояла жаркая, то Хуан Вэнь-бин решил зайти да и немного отдохнуть. Войдя в помещение, он огляделся вокруг и поднялся наверх. Здесь он подошел к перилам и, облокотившись на них, стал любоваться окружающей природой. Затем он заметил стихи, написанные на стене, и, чтобы скоротать время, стал их читать. Некоторые стихотворения были хороши, другие – несуразны. Читая, Хуан Вэнь-бин иронически улыбался. Но вот ему на глаза попались четверостишия Сун Цзяна о «Луне на Западной реке». Хуан Вэнь-бин пришел в негодование и воскликнул:

– Да ведь это мятежные стихи! Кто осмелился их написать?

Взглянув на подпись, он узнал, что эти четверостишия «написал Сун Цзян из Юньчэна». Тогда Хуан Вэнь-бин стал еще раз внимательно перечитывать их:

Хуан Вэнь-бин улыбнулся и подумал про себя: «Однако этот человек высокого о себе мнения». И продолжал читать:

Хуан Вэнь-бин, склонив набок голову, размышлял: «Видно, этот парень недоволен своей судьбой». Дальше в стихах говорилось:

И тут, снова улыбнувшись, Хуан Вэнь-бин сказал себе: «Да к тому же он и не благороден – просто какой-то ссыльный военный».

прочитал Хуан Вэнь-бин и, покачав головой, подумал: «Кому же это ты, негодяй, собираешься мстить? Задумал начать здесь беспорядки! Но что ты можешь сделать, раз ты всего-навсего ссыльный!»

«Ну, эти две строчки тебе еще можно простить», – пробормотал Хуан Вэнь-бин и продолжал читать:

Если место высокое в свете займу, —

Хуан Чао со мной не сравнится вовек.

В этом месте Хуан Вэнь-бин даже прикусил язык от изумления и, качая головой, сказал себе: «Да, этот мерзавец настоящий беззаконник! Он хочет превзойти в жестокости самого Хуан Чао! Да это же самый настоящий мятеж!»

Прочитав еще раз подпись: «Написал Сун Цзян из Юньчэна», Хуан Вэнь-бин подумал: «Я часто слышал это имя; наверное, какой-нибудь мелкий чиновник». И, подозвав слугу, спросил:

– Кто написал эти стихи?

– Вчера вечером приходил какой-то человек, – отвечал слуга. – Он сидел один, выпил кувшин вина, а потом написал стихи.

– А каков он из себя? – продолжал расспрашивать Хуан Вэнь-бин.

– На лице у него клеймо, – сказал слуга. – Видимо, это какой-нибудь ссыльный из лагеря. Он низкого роста, смуглолицый и худой.

– Так, так, – произнес Хуан Вэнь-бин и попросил слугу принести кисточку, тушь и бумагу. Он списал стихи Сун Цзяна и, спрятав их, сказал слуге, чтобы написанное на стене не стирали. Затем он спустился вниз и пошел к своей лодке, где и провел эту ночь.

На следующий день после завтрака Хуан Вэнь-бин отправился к начальнику области в сопровождении слуги, несшего корзинку с подарками. Начальник только что закончил свой утренний прием в управлении и возвратился домой. Хуан Вэнь-бин попросил слугу, который впустил его, доложить о нем начальнику. Прошло довольно много времени, прежде чем вышел слуга и пригласил Хуан Вэнь-бина пройти во внутренние комнаты. Здесь его встретил сам Цай Цзю, и после обычных приветствий Хуан Вэнь-бин преподнес начальнику области свои дары. Затем они уселись на местах, предназначенных для хозяина и гостя, и Хуан Вэнь-бин сказал:

– Я приходил к вам, господин начальник, еще вчера. Но в доме было много гостей, и я не решился беспокоить вас. А сегодня опять пришел засвидетельствовать вам свое почтение.

– Помилуйте, мы же с вами близкие друзья, – укоризненно промолвил Цай Цзю. – Вам ничто не мешало пройти прямо к нам. Конечно, моя вина в том, что я не встретил вас.

В это время слуги подали чай. За чаем Хуан Вэнь-бин обратился к хозяину дома:

– Разрешите спросить, ваша милость, не получали ли вы за последнее время известий от вашего уважаемого батюшки – советника императора?

– Только позавчера получил от него письмо, – последовал ответ.

– Разрешите полюбопытствовать, что нового в столице?

– Мой батюшка написал о том, что историк-астроном доложил императору о результатах наблюдения за небесными явлениями. Установлено, что свет созвездия Большой Медведицы падает на южные владения княжеств У и Чу. Это – знамение того, что там могут появиться лихие люди. В этих местах необходимо установить строжайшее наблюдение и уничтожать мятежников. Вдобавок ребятишки на улицах распевают какие-то подозрительные песенки:

Ну и вот, в связи с этим мой отец приказывает мне быть особенно осторожным в моей области, – закончил начальник.

Выслушав это, Хуан Вэпь-бин долго сидел задумавшись и потом с улыбкой сказал:

– Ваша милость, а ведь это дело – не простая случайность. – С этими словами он вынул из рукава стихи, которые списал со стоны в харчевне «Сюньянлоу». Передавая листок начальнику Цай Цзю, он добавил: – Я не думал, что этот человек находится здесь.

– Да ведь это же мятежные стихи! – воскликнул Цай Цзю. – Где вы их раздобыли, господин тунпань?

– Вчера вечером, когда я не осмелился войти в ваш дом, – отвечал Хуан Вэнь-бин, – я возвратился на берег реки и, не зная, как убить время, зашел в «Сюньянлоу». Там я стал читать стихи, написанные праздными людьми на стене, и среди них нашел вот эти.

– А кто же мог их написать? – удивленно спросил начальник области.

– Тут точно указано имя этого человека, – сказал Хуан Вэнь-бин. – Под стихами стоит подпись: «Написал Сун Цзян из Юньчэна».

– Но кто же он, этот Сун Цзян? – снова спросил начальник.

– А он сам об этом ясно пишет, – промолвил Хуан Вэнь-бин. Прочтите слова:

Я в несчастье попал, я людьми заклеймен!

Мне Цзянчжоу – что плен! Мне лишь муки даны!

Нет никаких сомнений, что это какой-то ссыльный, один из заключенных в военном лагере.

– Да что может сделать какой-то ссыльный преступник? – удивился начальник Цай Цзю.

– Нет, ваша милость, – возразил Хуан Вэнь-бин, – вы не должны так относиться к нему. Ведь и те подозрительные песенки, которые мальчишки распевают на улицах, и сообщение вашего почтенного батюшки имеют прямое отношение к этому человеку.

– Да откуда же это видно? – с недоумением спросил начальник области.

– Подумайте сами, – отвечал Хуан Вэнь-бин, – недаром в песенке говорится, что бедствие для страны заключается в доме и дереве. Это означает, что человек, который должен разорить страну, носит фамилию Сун, иероглиф которой состоит из двух знаков: «дом», и находящегося под ним знака «дерево». Теперь дальше. Глава разбойников состоит из иероглифов «вода» и «работа». Это говорит о том, что имя человека, который подымет народ на восстание, состоит из иероглифа «Цзян» – в значении «река». Тот, кто написал эти мятежные стихи, как раз и носит фамилию Сун, а имя его Цзян. Само небо предопределило, чтобы это дело попало к вам в руки. Вы спасете народ!

– А что же тогда значат слова: «Тридцать шесть вояк не втуне вмиг зажгут мятеж в Шаньдуне?» – спросил начальник области.

– Это может означать либо годы, либо число участников, – отвечал Хуан Вэнь-бин. – А что касается слов: «зажгут мятеж в Шаньдуне», так ведь уезд Юньчэн и находится в Шаньдуне. Здесь уже полное совпадение.

– А верно ли, что этот человек находится здесь? – спросил начальник области.

– Слуга в харчевне «Сюньянлоу» сказал мне, что какой-то человек написал эти стихи позавчера, – произнес Хуан Вэнь-бин. – Да ведь не так уж трудно установить, кто он такой. Стоит вам только просмотреть списки заключенных, и вы сразу узнаете – есть здесь такой человек, или нет.

– Вы очень умны и дальновидны, господин тунпань, – похвалил его Цай Цзю и тут же приказал принести из канцелярии списки заключенных.

Вскоре посланный вернулся, передал списки начальнику области, и тот стал просматривать их. Действительно, в конце списка он нашел запись о том, что в пятом месяце в лагерь прибыл новый ссыльный Сун Цзян из уезда Юньчэн. Увидев эту запись, Хуан Вэнь-бин сказал:

– Вот это и есть тот самый человек, о котором распространяются слухи. Это дело не шуточное. Тут медлить нельзя! А то об этом могут проведать те, кому не следует. Необходимо срочно арестовать его и посадить в городскую тюрьму. А там уже можно будет подумать, что делать дальше.

– Вы совершенно правы, – согласился начальник области, – и тотчас же пошел в управление и приказал вызвать главного начальника тюрем Дай Цзуна. Когда тот, кланяясь, вошел к нему, Цай Цзю немедля отдал приказание:

– Сейчас же отправляйтесь в лагерь для ссыльных и там возьмите под стражу преступника Сун Цзяна из уезда Юньчэн, написавшего мятежные стихи в харчевне «Сюньянлоу». Не теряйте времени!

Выслушав это распоряжение, Дай Цзун ужаснулся и мог только в душе воскликнуть: «Беда, беда!» Выйдя из присутствия, он отобрал несколько надзирателей и дал им такое наставление:

– Идите сейчас же к себе домой и захватите свое оружие, а потом собирайтесь в кумирне Чэнхуан, которая находится рядом с моим домом.

Когда надзиратели разошлись по домам, Дай Цзун, прибегнув к своему волшебному способу, в один миг очутился в лагере. Здесь он сразу же прошел в канцелярию к Сун Цзяну, а тот, поспешно поднявшись навстречу и приветствуя Дай Цзуна, сказал:

– А я позавчера был в городе и повсюду искал вас, уважаемый друг, но так и не смог найти. Мне в одиночестве было скучно, и я отправился в «Сюньянлоу» и выпил там целый кувшин вина. И вот уже второй день, как у меня шумит в голове, никак не могу прийти в себя.

– Дорогой брат, – обратился к нему Дай Цзун, – а что вы написали там на стене?

– Да кто же помнит, что ему приходит в голову во хмелю? – удивился Сун Цзян.

– Так вот, – сказал Дай Цзун, – меня только что вызывал к себе начальник области и приказал доставить к нему в управление преступника, написавшего мятежные стихи в «Сюньянлоу» – Сун Цзяна из Юньчэна. Когда я услышал об этом, мне стало страшно за вас. Я должен явиться сюда со стражниками, но пока сказал им, чтобы они собрались около кумирни Чэнхуан, а сам пришел к вам, чтобы предупредить об опасности, дорогой брат. Что же теперь делать? Как освободить вас?

Суп Цзян почесал затылок и тяжело вздохнул.

– Ну, теперь я погиб!

– Я хотел бы, дорогой брат, посоветовать вам, как спастись, – сказал Дай Цзун. – Не знаю только, как вы на это посмотрите. Сейчас мне нельзя здесь задерживаться. Я должен прийти сюда с людьми, чтобы взять вас под стражу. Вам же я советую растрепать волосы, помочиться прямо на пол, лечь в эту лужу и притвориться сумасшедшим. А когда я приду сюда со стражниками, несите несусветную чушь и прикидывайтесь ненормальным. Тогда я вернусь к начальнику области и доложу ему об этом.

– Я очень признателен вам, дорогой друг, за этот совет, – сказал растроганный Сун Цзян. – Разрешите надеяться, что вы не оставите меня своей помощью и в дальнейшем.

После этого Дай Цзун простился с Сун Цзяном и сразу же оказался в городе возле кумирни Чэнхуан, где его ожидали стражники, и поспешил с ними в лагерь. Здесь Дай Цзун нарочито громко закричал:

– Кто здесь недавно прибывший преступник Сун Цзян?

Дежурный надзиратель провел всех их в канцелярию. Тут они увидели Сун Цзяна, который с растрепанными волосами сидел прямо на полу в луже собственной мочи. Дай Цзуна со стражниками он встретил такими словами:

– Это еще что за чертовы люди?

– Схватить этого мерзавца! – заорал Дай Цзун.

А Сун Цзян, вытаращив глаза, полез в драку и в то же время выкрикивал все, что ему приходило в голову.

– Я зять императора – сын неба! – кричал он. – Мой тесть послал меня сюда во главе стотысячного войска, чтобы я истребил всех вас в Цзянчжоу! Впереди нас идет сам владыка преисподней – великий князь Янь-ло, а за нами следует князь зла полководец У-дао. Сын неба передал мне золотую печать, которая весит более восьмисот цзиней. Эта печать дает мне право перебить всех вас, чертей!

– Да он сумасшедший, – в один голос сказали стражники. – Куда такого тащить?

– Правильно говорите, – согласился с ними Дай Цзун. – Надо раньше доложить начальнику, ну, а если он потребует, тогда мы придем опять и заберем этого сумасшедшего.

И все они отправились в областное управление, где их ожидал начальник Цай Цзю. Дай Цзун доложил ему:

– А Сун Цзян-то умалишенный! Он ходит под себя и не обращает на это никакого внимания. Он весь выпачкался нечистотами, так что и смотреть тошно, и несет всякий вздор. Поэтому мы и не решились тащить его сюда.

В тот момент, когда Цай Цзю хотел расспросить Дай Цзуна подробнее, сидевший за ширмами Хуан Вэнь-бин поспешно вышел и, обращаясь к начальнику области, сказал:

– Вы не верьте этим словам! Стихи Сун Цзяна и манера его письма совсем не свидетельствуют о том, что он сумасшедший. Тут какая-то хитрость. Но чтобы там ни было, прежде всего его надо доставить сюда. Если он сам не может прийти, так надо его принести!

– Вы совершенно правы, господин тунпань, – сказал начальник области. И, обращаясь к Дай Цзуну, приказал:

– Что бы с ним ни было, доставьте его сюда!

С болью в душе Дай Цзун снова отправился со стражниками в лагерь. Там он сказал Сун Цзяну:

– Дорогой брат, нас постигла неудача! Вам придется пойти с нами.

И, посадив Сун Цзяна в бамбуковую клетку, они понесли его в город. Придя в областное управление, они поставили клетку перед начальником.

– Подведите этого мерзавца сюда! – приказал тот.

Стражники исполнили приказание и сказали Сун Цзяну, чтобы он стал на колени перед начальником. Но где там! Разве мог Сун Цзян стать перед ним на колени! Свирепо тараща глаза, он закричал, показывая пальцем на Цай Цзю:

– Это еще что за мерзкая тварь! Да как он смеет задавать мне вопросы! Я зять самого императора! Тесть послал меня во главе стотысячного войска перебить всех в Цзянчжоу. Впереди идет сам властелин преисподней, а за мной следует князь зла полководец У-дао. У меня золотая печать весом в восемьсот с лишним цзиней! Если хочешь избежать смерти, так прячься скорее, а то я сейчас всех вас прикончу!

Начальник области смотрел на Сун Цзяна и не знал, что делать. Тогда Хуан Вэнь-бин, обращаясь к нему, сказал:

– Вызовите из лагеря надзирателей и стражников и спросите, был ли этот человек сумасшедшим уже тогда, когда прибыл в лагерь, или же он сошел с ума на этих днях. Если он был ненормальным, когда его доставили в лагерь, тогда можно поверить, что это действительно так. Если же его сумасшествие началось недавно, то это уловка.

– Вы совершенно правы, – обрадовался такому совету начальник области и тотчас же послал в лагерь.

Надзиратели и стражники явились в областное управление и, не осмелившись солгать, показали все как было.

– Когда этот человек пришел в лагерь, он был совсем здоров и вот только сегодня сошел с ума.

Услышав это, начальник области сильно разгневался и, подозвав тюремных стражников, приказал им связать Сун Цзяна и всыпать ему пятьдесят ударов палками. Сун Цзян был избит до полусмерти, кожа его во многих местах была содрана, и кровь текла ручьями. Видя все это и страдая в душе, Дай Цзун ничего не мог сделать, чгобы помочь своему другу.

Вначале Сун Цзян продолжал еще нести какую-то несуразицу, но потом боль, причиняемая ударами палок, стала невыносимой, и он признался:

– Я виновен в том, что в состоянии опьянения необдуманно написал мятежные строки. Других намерении у меня не было.

Начальник области приказал подробно записать показание Сун Цзяна, надеть на него колодки весом в двадцать пять цзиней, какие обычно надевают на преступников, приговоренных к смерти, и бросить его в тюрьму. Сун Цзян был до того избит, что не мог даже двигать ногами. Его заковали и препроводили в тюрьму, где поместили в камеру смертников.

Дай Цзун старался помочь своему другу всем, чем только мог, и приказал тюремным стражникам внимательно относиться к Сун Цзяну. Он сам готовил и приносил ему пищу, однако все это к нашему рассказу уже не относится.

Далее речь пойдет о том, как начальник области пригласил к себе домой Хуан Вэнь-бина и, пройдя с ним во внутренние покои, еще раз выразил ему свою благодарность и сказал:

– Если бы не ваш высокий ум и проницательность, господин тунпань, то этот мерзавец обманул бы меня.

– Ваша милость, вы не должны медлить с этим делом, – настаивал Хуан Вэнь-бин. – Напишите письмо и сейчас же отправьте его в столицу вашему уважаемому батюшке. Это важное государственное преступление. И, кстати, спросите, не доставить ли этого преступника живым в столицу. В этом случае они должны будут прислать за ним тюремную повозку. Если же не затребуют, из опасения, что он может сбежать по дороге, то вы казните его здесь, и этим предотвратите большие бедствия в будущем. Несомненно, сам император обрадуется, когда узнает об этом.

– Все, что вы говорите, господин тунпань, очень резонно, – сказал на это начальник Цай. – Я немедленно отправлю к батюшке гонца с письмом и напишу также о ваших, господин тунпань, заслугах и попрошу отца, чтобы он лично доложил о вас императору. Тогда вы в самом недалеком будущем получите высокое и почетное назначение и сможете наслаждаться славой и почестями.

– Вся моя жизнь зависит от вас, ваша милость, – сказал, низко кланяясь, Хуан Вэпь-бин. – За вашу доброту я буду вечно обязан вам.

Хуан Вэнь-бин поторопил начальника области написать письмо и приложить печать, а потом спросил:

– С кем же вы пошлете это письмо? Есть у вас доверенный человек?

– Я пошлю начальника тюрем Дай Цзуна, – сказал Цай Цзю. – С помощью какого-то волшебства он может пройти в день восемьсот ли. Завтра же он отправится с письмом в столицу и в каких-нибудь десять дней проделает путь туда и обратно.

– Ну, если он сможет так быстро доставить это письмо, то лучшего, конечно, и желать нельзя, – ответил на это Хуан Вэнь-бин.

В этот день начальник Цай Цзю устроил во внутренних покоях угощение в честь Хуан Вэнь-бина, и лишь на другой день тот распрощался и вернулся к себе в Увэйцзюнь.

Далее следует сказать о том, что начальник области Цай Цзю уложил драгоценные украшения в две корзиночки и опечатал их. На следующее утро он вызвал к себе на дом Дай Цзуна и сказал:

– Я приготовил подарки и письмо, которые хочу отправить в Восточную столицу советнику императора – моему отцу. Пятнадцатого числа шестого месяца день его рождения. Времени осталось мало, и только ты один можешь доставить посылку к сроку. Так что, будь любезен, не откажи взять на себя этот труд. Дождись ответа и сейчас же возвращайся обратно. Я щедро награжу тебя. По дороге нигде не задерживайся, чтобы не вышло каких-нибудь неприятностей.

Дай Цзун не мог не выполнить этого приказания. Ему оставалось только взять письмо и посылки. Поклонившись начальнику области, он пошел домой и, приготовившись в путь, заглянул в тюрьму попрощаться с Сун Цзяном и успокоить его.

– Дорогой брат, – сказал он, – начальник области посылает меня в столицу, но через десять дней я вернусь обратно. В доме советника императора я постараюсь познакомиться с нужными людьми, чтобы спасти вас от беды. В мое отсутствие у вас не будет недостатка в пище, так как я велел Ли Кую готовить и приносить вам еду. Уж потерпите несколько дней.

– Я не теряю надежды, дорогой брат, что вы спасете меня, – промолвил Сун Цзян.

Тут Дай Цзун вызвал Ли Куя и в присутствии Сун Цзяна обратился к нему с такими словами:

– Наш уважаемый брат по неосторожности написал мятежные стихи, и за это его посадили в тюрьму. Чем все это кончится, еще неизвестно. Сейчас меня посылают в Восточную столицу, но я скоро возвращусь. А пока поручаю тебе каждый день приносить еду нашему почтенному брату.

– А что же особенного в том, что он написал мятежные стихи? – удивился Ли Kyй. – Мало ли было случаев, когда мятежники становились сановниками! Будьте спокойны и отправляйтесь в Восточную столицу. А здесь, в тюрьме, пусть только кто-нибудь попробует тронуть его! Будут к нему относиться хорошо – все будет в порядке, а если нет, я рассеку его обидчика надвое своей секирой.

– Смотри же, брат, будь осторожен, – повторил перед уходом Дай Цзун, наставляя Ли Куя. – Не пей лишнего и не забывай приносить еду нашему почтенному брату. Напьешься, так он будет сидеть голодным.

– Дорогой брат, – отвечал па это Ли Куй, – вы можете идти со спокойной душой. Если же у вас есть еще хоть какое-то сомнение на этот счет, то даю слово, что с сегодняшнего дня и до самого вашего возвращения в рот не возьму вина! А потом уж наверстаю потерянное; пока буду неотлучно находиться при нашем уважаемом брате Сун Цзяне и во всем прислуживать ему.

– Ну, дорогой друг, если ты так твердо решил заботиться о нашем почтенном брате, то я очень доволен, – сказал Дай Цзун и в тот же день отправился в путь.

А Ли Куй действительно совсем бросил пить и все время находился в тюрьме, ухаживая за Сун Цзяном и ни на шаг не отходя от него.

Однако мы пока больше не будем об этом рассказывать, а вернемся лучше к Дай Цзуну. Придя домой, он сменил обмотки на ногах, надел пеньковые туфли на восьми завязках и желтую, цвета абрикоса, рубашку. Затем подпоясался и вложил в пояс табличку с обозначением своей фамилии и должности. Надев на голову новую повязку, он спрятал в сумку письмо и, завязав ее, взвалил на плечи корзиночки и тронулся в путь. На дороге за городом он вынул четыре бумажки с заклинаниями и привязал по две к каждой ноге, шепча при этом какие-то слова, и в тот же миг очутился далеко от Цзянчжоу.

Он шел безостановочно до самого вечера и заночевал на постоялом дворе. Здесь он снял с ног бумажки с заклинаниями, потом сжег жертвенные деньги из золоченой бумаги в честь духов дорог и лег спать. На следующее утро он встал, выпил, закусил и, выйдя из постоялого двора, снова подвязал к ногам бумажки с заклинаниями, подхватил корзиночки и пустился в дальнейший путь.

Дай Цзун шел так быстро, что в ушах у него свистел ветер, а ноги едва касались земли. По дороге он еще поел немного овощей и, когда наступил вечер, снова заночевал на постоялом дворе. Поднявшись перед рассветом, во время пятой стражи он с привязанными к ногам бумажками по холодку пошел дальше. Было уже часов десять утра, когда он прошел примерно триста ли, но ему так и не попался по дороге чистый трактирчик. Было начало шестого месяца, и Дай Цзун весь обливался потом от жары. Он уже стал опасаться, как бы с ним не случился солнечный удар. К тому же он сильно проголодался, и его нестерпимо мучила жажда. Но тут, на опушке леса, недалеко от озера, он увидел трактирчик.

Дай Цзун поспешил туда; это оказалось уютное и чистенькое помещение, где стояло штук двадцать красных столиков.

Дай Цзун вошел, опустил свою ношу на пол, развязал пояс, снял оранжевую, цвета абрикоса, рубашку, вспрыснул ее водой и повесил сушить на перила. Затем он расположился за столиком, и к нему подошел слуга.

– Сколько прикажете подать вина, господин служивый? И какого вы желаете мяса – свинину, баранину или говядину?

– Вина много не надо, – ответил Дай Цзун. – Принеси мне хорошую порцию риса.

– У нас есть и вино, и рис, и пампушки, а также лапша, – сказал слуга.

– Скоромного мне ничего не надо, – отказался Дай Цзун – А вот если у вас есть какой-нибудь овощной суп, так подай.

– А не разрешите ли вы принести вам бобового сыру, заправленного маслом и перцем? – спросил слуга.

– Ну что ж, прекрасно! – сказал Дай Цзун.

Слуга ушел и вскоре принес миску с бобовым сыром и две тарелочки с закуской из овощей. Поставив все это на стол, он налил три больших чашки вина. А так как Дай Цзун был очень голоден и измучен жаждой, то одним духом проглотил и сыр и вино. Но только он собрался приняться за рис, как вдруг почувствовал, что у него все завертелось перед глазами, и он повалился на скамью.

– Готов! – закричал слуга, и в тот же миг из внутреннего помещения вышел человек. Это был не кто иной, как один из вожаков стана Ляншаньбо – Чжу Гуй.

– Отнеси корзинки в комнату, – сказал он слуге и обратился к двум своим помощникам: – А вы обыщите этого молодца. Нет ли чего-нибудь при нем.

Те поспешно бросились к Дай Цзуну и обыскали его, но в сумке нашли лишь бумажный сверток, в котором лежало письмо, и передали его Чжу Гую.

Взглянув на конверт, Чжу Гуй увидел, что это семейное письмо. На конверте было написано: «Письмо родным с пожеланием счастья и благополучия. Моему уважаемому отцу, от почтительного и покорного сына Цай Дэ-чжана».

Вскрыв письмо, Чжу Гуй в самом начале прочитал:

Прочитав эти слова, Чжу Гуй до того растерялся, что оцепенел и потерял дар речи. Он пришел в себя лишь в тот момент, когда его помощники взвалили на спину Дай Цзуна и потащили на кухню, где обычно свежевали туши. Чжу Гуй заметил свешивающийся со скамейки пояс, в который была вложена яркокрасная табличка. Взяв эту табличку, Чжу Гуй прочитал: «Дай Цзун, начальник двух тюрем в Цзянчжоу».

– Обождите-ка немного, – остановил он своих помощников, а про себя подумал: «Я часто слышал, как наш военный советник У Юн говорил о том, что в Цзянчжоу живет волшебный скороход Дай Цзун и что они с ним большие друзья. Не иначе, как это он и есть. Но как же он может нести письмо, которое должно погубить Сун Цзяна? Само небо послало это письмо в мои руки». – Дайте-ка противоядие, надо привести его в чувство и разузнать, в чем тут дело, – приказал Чжу Гуй.

Один из его помощников тут же развел на воде настойку, и, приподняв Дай Цзуна, они влили эту жидкость ему в рот. У Дай Цзуна сразу же дрогнули веки и раскрылись глаза, он сел, а потом встал на ноги. Увидев в руках Чжу Гуя распечатанное письмо, Дай Цзун закричал:

– Ты кто такой? Как ты осмелился напоить меня дурманом и распечатать письмо, посланное советнику императора? Ты знаешь, какое за это полагается наказание?

– Э, да что там говорить о каком-то чертовом письме! – рассмеялся Чжу Гуй. – Подумаешь, письмо какому-то советнику императора! Да будь здесь собственной персояой император великих Сунов, мы не побоялись бы выступить и против него!

Услышав это, Дай Цзун даже испугался.

– Да кто же вы, добрый молодец? – спросил он, наконец. – Не откажите назвать свое имя.

– Я один из удальцов горного стана Ляншаньбо и зовут меня Чжу Гуй, – ответил тот.

– Если вы один из вожаков Ляншаньбо, то должны, конечно, знать господина У Юна.

– Он у нас в лагере военный советник и ведает всеми военными силами, – сказал на это Чжу Гуй. – А вы откуда его знаете? – спросил он в свою очередь.

– Да мы с ним самые лучшие друзья, – воскликнул Дай Цзун.

– Значит, вы тот самый начальник тюрем Дай Цзун, Волшебный скороход из Цзянчжоу, о котором так часто вспоминает военный советник У Юн? – спросил Чжу Гуй.

– Тот самый, – ответил Дай Цзун.

– А советник У Юн послал вам письмо с господином Сун Цзяном, когда тот проходил мимо нашего лагеря по дороге в Цзянчжоу. Так почему же вы теперь хотите погубить жизнь нашего уважаемого брата Суна?

– Что вы говорите! – воскликнул Дай Цзун. – Ведь мы с господином Сун Цзяном самые лучшие друзья и братья. А сейчас он попал в беду из-за того, что написал мятежные стихи. Пока я ничем не мог помочь ему и вот сейчас спешу в столицу, чтобы при первой же возможности спасти его. Как же вы можете думать, что я хочу погубить его?

– Если вы мне не верите, – сказал Чжу Гун, – тогда почитайте сами письмо начальника области Цай Цзю.

Прочитав письмо, Дай Цзун даже испугался. Он подробно Рассказал Чжу Гую о том, как они встретились с Сун Цзяном, как тот передал ему письмо У Юна и как случилось, что Сун Цзян, изрядно выпив, необдуманно написал мятежные стихи на стене в харчевне «Сюньянлоу».

– Ну, раз дело обстоит так, – сказал Чжу Гуй, – тогда я попрошу вас, господин начальник, отправиться со мной в наш стан и там посоветоваться с главарями. Надо придумать, как спасти жизнь господина Сун Цзяна.

Чжу Гуй устроил угощение в честь Дай Цзуна и потом пустил на противоположный берег сигнальную стрелу. Оттуда сразу же отчалила лодка, в которой на веслах сидело несколько разбойников.

Захватив с собой корзинки, Чжу Гуй и Дай Цзун прыгнули в лодку и вскоре прибыли в Цзиньшатань, а оттуда пошли в лагерь. Советнику У Юну доложили, что в лагерь прибыл начальник тюрем Дай Цзун, и тот поспешил навстречу гостю. После церемонии приветствия У Юн сказал:

– Давно расстались мы с вами, дорогой друг! Каким же это ветром занесло вас сюда? Прошу пройти в наш главный лагерь.

Представив Дай Цзуна остальным главарям, Чжу Гуй рассказал все, что он узнал от начальника тюрем, и закончил такими словами:

– А сейчас господин Сун Цзян брошен в тюрьму.

Выслушав все это, Чао Гай попросил Дай Цзуна сесть и стал подробно расспрашивать о том, что случилось с Сун Цзяном. И Дай Цзун снова принялся рассказывать, как Сун Цзян написал мятежные стихи и что за этим последовало.

Чао Гай очень встревожился и решил немедля собрать всех вожаков на совет; он задумал снарядить отряд удальцов в поход на Цзянчжоу, чтобы освободить Сун Цзяна и привести его в горный стан.

– Брат мой, – стал отговаривать его У Юн, – нельзя так опрометчиво действовать. Отсюда до Цзянчжоу очень далеко, и если мы пошлем туда наш отряд, то можем вызвать большую беду. Ведь мы прежде времени потревожим змею в траве и не только не спасем, но, наоборот, погубим Сун Цзяна. В этом деле силой не возьмешь, здесь надо действовать хитростью. Я человек хотя и без особых дарований, но придумал небольшой план, и если господин Дай Цзун возьмет на себя труд выполнить его, тогда нам удастся спасти жизнь Сун Цзяна.

– Говорите, господин советник, мы слушаем вас, – попросил Чао Гай.

– Как нам стало известно, – начал У Юн, – правитель области Цай Цзю послал господина Дай Цзуна в Восточную столицу с письмом к советнику императора и теперь ждет его возвращения с ответом. Мы этим воспользуемся и сами ответим на письмо Цай Цзю, а господин Дай Цзун выдаст это за ответ советника императора. В нашем письме будет сказано: «Преступника Сун Цзяна ни в коем случае не казнить, а немедленно доставить под стражей в столицу. После тщательного допроса он будет подвергнут публичной казни. Это положит конец всяким слухам и разговорам о нем». Можно написать еще что-нибудь в этом роде. А мы тем временем будем поджидать его здесь; наши удальцы отобьют его у стражников. Как вы находите этот план?

– Ну, а если его повезут другой дорогой, не случится ли большей беды? – неуверенно промолвил Чао Гай.

– С этим-то легче всего справиться, – откликнулся Гунь-Сунь Шэн. – Мы вышлем разведчиков на ближние и дальние дороги и повсюду устроим засады. Они не пройдут мимо нас, и мы освободим Сун Цзяна. Но я опасаюсь другого – правитель области может и не послать его в столицу.

– Все это хорошо, – произнес Чао Гай. – Только у нас никто не сможет подделать почерк Цай Цзиня.

– Об этом я уже подумал, – отвечал У Юн. – Сейчас в стране наиболее распространенными считаются четыре стиля начертания иероглифов, а именно: Су Дун-по, Хуан Лу-чжи, Ми Юань-чжана и Цай Цзиня. Это четыре непревзойденных каллиграфа Сунской династии. В городе Цзичжоу у меня есть один знакомый ученый по имени Сяо Жан. Он очень искусно подражает почеркам знаменитых каллиграфов, и за это народ прозвал его «Чудесным писцом». Он умеет также владеть копьем, палицей, обоюдоострым мечом и саблей. Я знаю, что он без труда пишет стилем Цай Цзиня. Мы должны попросить господина Дай Цзуна немедля отправиться к Сяо Жану и под тем предлогом, что в монастыре Тайаньчжоу нужно снять копию надписи на каменном памятнике, заманить каллиграфа сюда. Но для этого прежде всего надо преподнести ему пятьдесят лян серебра, чтобы он мог оставить деньги на расходы своей семье. А вслед за ним мы заманим в горы и всю его семью. Так мы заставим его остаться у нас. Как вы относитесь к этому?

– Конечно, письмо он напишет, но где же взять печать? – снова заметил Чао Гай.

– И об этом я уже подумал, – отозвался У Юн. – Я знаю еще одного знаменитого человека. Он славится на весь Китай и живет сейчас тоже в Цзичжоу. Имя его Цзинь Да-цзянь. Это выдающийся резчик по камню, который может вырезать печати. Кроме того, он прекрасно владеет оружием в бою и большой мастер борьбы. В народе прозвали его «Искусный резчик по нефриту». Ему также надо послать пятьдесят лян серебра и привести его сюда якобы для того, чтобы соорудить памятник. Эти люди пригодятся в нашем стане.

– Вот это хорошо! – воскликнул Чао Гай.

В этот день они устроили в честь Дай Цзуна пиршество, а когда наступил вечер, разошлись отдыхать.

На следующее утро, после завтрака, Дай Цзуна нарядили монахом и дали ему лян двести серебра; привязав к ногам свои магические бумажки с заклинаниями, он спустился с горы. От Цзиньшатаня его перевезли на лодке, а дальше он зашагал по направлению к Цзичжоу. Не прошло еще время двух страж, как он уже был в городе и сразу стал расспрашивать, где проживает знаменитый каллиграф Сяо Жан. Ему сказали, что тот живет к востоку от управления округом, напротив храма Конфуция, и Дай Цзун поспешил туда.

Подойдя к дверям, он откашлялся и окликнул:

– Господин Сяо дома?

На его голос тотчас же вышел ученый и, увидев незнакомого монаха, спросил:

– Откуда вы, отец, и по какому делу пожаловали ко мне?

Дай Цзун почтительно поклонился и отвечал:

– Я монах из горного монастыря Тайаньчжоу и ведаю там хозяйственными делами. Сейчас мы отделываем в храме зал Пяти священных гор, и именитые жители нашего города пожелали установить каменные плиты и вырезать на них надписи. Поэтому-то меня и послали к вам, господин ученый, с просьбой прийти в наш монастырь и помочь нам в этом деле. Мне приказано передать вам пятьдесят лян серебра – это на расходы вашей семье. День для установки плит уже назначен, и я очень прошу вас, господин ученый, поспешить и отправиться вместе со мной.

– Но ведь я могу только писать иероглифы и переписывать книги, – сказал на это Сяо Жан. – А больше-то я ни к чему не пригоден. Так что если вы собираетесь устанавливать каменные плиты, то необходимо пригласить и резчика по камню.

– У меня есть еще пятьдесят лян серебра, – промолвил Дай Цзун, – и мне ведено пригласить в монастырь знаменитого резчика по камню господина Цзинь Да-цзяня. Не откажите в любезности указать мне, где он живет. Я найду его, и мы вместе отправимся в путь.

Получив пятьдесят лян серебра, Сяо Жан пошел с Дай Цзуном к резчику Цзинь Да-цзяню. Только они миновали храм Конфуция, как Сяо Жан поднял руку и, указывая вперед, произнес:

– Вон как раз идет наш знаменитый резчик по камню, – и, окликнув Цзинь Да-цзяня, познакомил его с Дай Цзуном и рассказал, по какому делу монах пришел из монастыря Тайаньчжоу.

– Этот почтенный монах, – закончил он, – принес нам по пятидесяти лян серебра и предлагает пойти вместе с ним, чтобы выполнить там необходимую работу.

Увидев серебро, Цзинь Да-цзянь в душе очень обрадовался. Затем они оба пригласили Дай Цзуна в кабачок, чтобы угостить его вином и скромными закусками.

Передавая Цзинь Да-цзяню пятьдесят лян серебра на расходы его семье, Дай Цзун снова напомяил:

– Предсказатель уже выбрал счастливый день для начала работы, и я очень прошу вас, почтенные господа, сегодня же отправиться вместе со мной.

– Ох, сегодня очень жарко, – возразил на это Сяо Жан. – И если даже мы и выйдем сегодня, то все равно много не пройдем и вряд ли доберемся до ближайшего ночлега. Лучше уж завтра встать до рассвета во время пятой стражи и тронуться в путь, как только откроются городские ворота.

– Вот это правильно, – поддержал его Цзинь Да-цзянь.

Договорившись так, они разошлись по домам, чтобы приготовиться в дорогу. Сяо Жан оставил Дай Цзуна ночевать у себя.

На другой день во время пятой стражи Цзинь Да-цзянь с узелком подошел к дому Сяо Жана, и все втроем тронулись в путь. Отойдя от города примерно на десять ли, Дай Цзун сказал своим спутникам:

– Я не смею, почтенные господа, слишком торопить вас. Вы можете идти и не спеша. Но я должен предупредить именитых жителей нашего города, чтобы они успели достойно встретить вас.

И с этими словами он ускоренным шагом двинулся вперед, а знаменитые каллиграф и резчик, неся свои узелки, не торопясь, продолжали путь.

Так они прошли до полудня около восьмидесяти ли, и вдруг впереди послышался разнобойный свист и со склона горы на них ринулась шайка удальцов, человек пятьдесят. Во главе несся разбойник Ван, по прозвищу «Коротконогий тигр», который изо всех сил кричал:

– Кто вы такие? Куда идете? Ну-ка, ребятки, взять их! Выньте у них сердца и приготовьте закуску к выпивке.

– Мы идем в монастырь Тайаньчжоу, чтобы сделать там в храме каменные плиты. У нас нет с собой ни полушки. В узлах только по одной смене одежды, – прокричал Сяо Жан.

– А нам не нужно ни ваших денег, ни одежды, – отвечал Ван Коротконогий тигр. – Нам нужны сердца и печень таких умных людей, как вы, чтобы приготовить закуску к вину.

Тут Сяо Жан и Цзинь Да-цзянь рассердились и, применив свое искусство владеть оружием, с палицами в руках бросились на Коротконогого тигра. А тот, в свою очередь, занеся меч над головой, бросился им навстречу. После семи жестоких схваток Ван бежал. Победители собрались было преследовать его, как вдруг с горы послышались удары гонга, и с левой стороны показался Сун Вань по прозвищу «Бог-хранитель в облаках», а оправа – Ду Цянь – «Достающий небо», за ними следовал белолицый Чжэн Тянь-шоу. Каждый из них вел за собой отряд человек в тридцать, и они все разом бросились на Сяо Жана и Цзинь Да-цзяня; захватив их в плен, они пошли в лес и там сказали:

– Вы, почтенные, можете не беспокоиться. Мы действуем по распоряжению нашего начальника Чао Гая. Он приказал нам встретить вас и просить присоединиться к нашему стану.

– А какая вам польза от нас? – спросил Сяо Жан. – Ведь наших силенок не хватит даже на то, чтобы связать курицу. Мы способны только есть.

На это Ду Цянь отвечал:

– Во-первых, наш военный советник господин У Юн хочет познакомиться с вами, а во-вторых, нам известно, что вы искусны в обращении с оружием. Поэтому к вам и послали Дай Цзуна, чтобы он привел вас.

Эти слова так изумили Сяо Жана и Цзинь Да-цзяня, что они только поглядывали друг на друга и не могли ничего сказать. Тем временем все подошли к кабачку, где хозяином был Чжу Гуй, и здесь в честь прибывших было устроено пиршество. Вскоре за ними пришла лодка, и они отплыли к горе, где находился стан разбойников.

Там они познакомились с Чао Гаем, У Юном и другими главарями; во время торжественного пира им сказали, что необходимо написать ответ правителю области от имени его отца, сановника Цай Цзина.

– Вот поэтому-то мы и решили просить вас, почтенные господа, присоединиться к нашему стану и вместе бороться за справедливое дело, – закончил У Юн.

Выслушав это, Сяо Жан и Цзинь Да-цзянь сказали:

– Мы не против того, чтобы работать здесь. Но беда в том, что дома у нас остались семьи, и когда власти узнают, где мы, то нашим домашним плохо придется.

– Об этом, уважаемые братья, вы можете не беспокоиться. Завтра с рассветом все уладится.

Весь этот день пировали. А на следующее утро пришли разбойники и доложили, что все доставлены на место.

Тут У Юн, обращаясь к Сяо Жану и Цзинь Да-цзяню, сказал:

– Ну, почтенные господа, можете встречать ваши семьи.

Услышав это, Сяо Жан и Цзинь Да-цзянь даже не знали, верить этому или нет. Все же они пошли вниз и на половине горы увидели, что на нескольких носилках несут их семьи.

В изумлении они стали расспрашивать своих, как все случилось, и услышали следующее:

– Вскоре после вашего ухода к нам пришли с носилками вот эти люди и сказали: «Ваши хозяева сейчас лежат в гостинице за городом, так как с ними случился солнечный удар. Они послали нас за вами, чтобы вы поскорей пришли к ним на помощь». Когда они вынесли нас из города, то уж не позволили сходить с носилок и доставили прямо сюда.

Обе семьи говорили одно и то же. Сяо Жан и Цзинь Да-цзянь не проронили в ответ ни одного слова. Теперь они потеряли всякую надежду возвратиться домой, и им не оставалось ничего другого, как заняться устройством своих семей в горном стане.

Потом У Юн пригласил к себе Сяо Жана, чтобы обсудить с ним, как написать ответ, подделав почерк Цай Цзина и тем спасти Сун Цзяна.

– Мне уже раньше приходилось вырезать и официальные и личные печати сановника Цай Цзина, – сказал Цзин Да-цзянь.

После этого они взялись за дело и работали до тех пор, пока и письмо и печать не были готовы. Затем в стане устроили прощальное угощение Дай Цзуну и проводили его в путь. Внизу его быстро переправили на лодке от Цзиньшатаня к кабачку Чжу Гуя; а там Дай Цзун поспешил подвязать к ногам четыре бумажки с заклинаниями, распростился с Чжу Гуем и двинулся в дальнейший путь.

Теперь следует рассказать о том, что, проводив Дай Цзуна к переправе, советник У Юн, вместе с другими главарями, вернулся в ста.н, где продолжался пир. И вот, во время этой пирушки, У Юн вдруг вскрикнул: «Ой, какая беда!» Никто не понял, в чем дело, и все стали расспрашивать его – что случилось.

– Вы и не представляете себе, какая стряслась беда, – отвечал У Юн. – Ведь письмо, которое я послал, поведет к гибели Дай Цзуна и Сун Цзяна!

Эти слова вызвали большое смятение среди главарей, и они наперебой стали допытываться:

– Какая же ошибка допущена в вашем письме, господия советник?

– Я слишком спешил и в этой спешке думал лишь о том, что было, и не подумал о том, что будет. В этом моя большая оплошность, – отвечал У Юн.

– Я ручаюсь, что никто не отличит моей руки от руки советника императора, – вставил свое слово Сяо Жан. – И ручаюсь, что ни в одном слове нет ошибки. Разрешите спросить вас, господин советник, о какой оплошности вы говорите?

– И я также ручаюсь, что печать сделана мной безукоризненно, – добавил Цзинь Да-цзянь. – Поэтому и мне непонятно, в чем ошибка.

Тогда У Юн, подняв два пальца, рассказал им об этом. И словно на роду было написано, чтобы из-за этого удальцы из Ляншаньбо устроили большое побоище в Цзянчжоу и перевернули все вверх дном в кумирне Белого дракона. Поистине говорится:

О том, какую ошибку совершил У Юн, читатель узнает из следующей главы.

Глава 39

Вы уже знаете, что Чао Гай и остальные главари, выслушав военного советника У Юна, спросили, какую же ошибку он допустил в письме. И он отвечал:

– В письме, которое мы вручили сегодня утром начальнику тюрем Дай Цзуну, я по недосмотру допустил ошибку. Из-за написанных древним стилем «сяочжуан» и вырезанных на печати четырех иероглифов «ханьлинь Цай Цзин», которые значат «ученый Цай Цзин», Дай Цзуна привлекут к ответственности.

– Но я сам видел много писем и сочинений советника императора Цай Цзина, и на всех этих документах была именно такая печать, – возразил Цзинь Дацзянь. – Я сделал точную копию без малейшего отступления. О какой же ошибке идет речь?

– Никому из нас не пришло в голову, что теперешний начальник области Цзянчжоу господин Цай Цзю – сын императорского советника Цай Цзина. Как же можно было на письме отца к сыну ставить официальную печать? Вот в этом-то и состоит ошибка. А я не заметил ее! В Цзянчжоу сразу все обнаружат, и Дай Цзуну не миновать беды.

– Так надо поскорее догнать его и передать другое письмо, – воскликнул Чао Гай.

– Разве его догонишь? – сказал У Юн. – Ведь он же Волшебный скороход и сейчас прошел уже не менее пятисот ли. Однако медлить нельзя, мы должны принять меры, чтобы спасти их обоих.

– Что же можно придумать? – спросил Чао Гай.

Тогда У Юн, наклонившись к нему, прошептал несколько слов и затем уже громко добавил:

– Вы наш начальник и должны тайно отдать приказ всем. Только так и можно сейчас действовать. Времени терять никак нельзя.

Но о том, что это был за приказ и кто готовился его выполнить, мы говорить не будем.

Между тем Дай Цзун в назначенный срок возвратился в Цзянчжоу и, явившись в управление, вручил ответ начальнику Цай Цзю. Тот был очень доволен, что Дай Цзун возвратился в срок и, наградив его тремя чарами вина, спросил:

– А ты видел моего отца?

– Нет, я не видел вашего почтенного отца, потому что пробыл там всего одну ночь и сразу же отправился в обратный путь, – отвечал Дан Цзун.

Правитель области вскрыл конверт и в начале письма прочитал: «Посылку твою с многочисленными подарками я получил…» А далее говорилось: «Император выразил желание посмотреть на этого преступника Сун Цзяна, поэтому немедля прикажи сделать прочную тюремную повозку, в которой и отправь злодея под надежной стражей в столицу. Необходимо принять меры, чтобы преступник не сбежал в дороге». И в конце письма было сказано: «Что касается Хуан Вэнь-бина, то я доложу о нем императору, и он, несомненно, получит высокое назначение».

Дочитав письмо, начальник области не мог скрыть своей радости; он тут же приказал принести слиток чистого серебра в двадцать пять лян и дал его в награду Дай Цзуну. Затем Цай Цзю приказал сделать крепкую тюремную повозку и вызвал к себе чиновников, чтобы сообщить им о решении императорского советника.

Нет надобности распространяться о том, как Дай Цзун, поблагодарив начальника области, отправился к себе домой, а потом, захватив с собой вина и мяса, пошел в тюрьму повидаться с Сун Цзяном.

Расскажем лучше о Цай Цзю, который очень спешил отправить преступника в столицу и не мог дождаться, когда будет готова тюремная повозка. И вот дня через два, когда все приготовления были закончены, к начальнику области вошел привратник и доложил о приезде Хуан Вэнь-бина из Увэйцзюня. Цай Цзю приказал просить гостя во внутренние. покои. Хуан Вэнь-бин, как обычно, привез подарки – вино и свежие фрукты.

– Вы постоянно оказываете мне такое большое внимание, я, право, не достоин этого, – промолвил Цай Цзю.

– Немного деревенских фруктов такой пустяк, о котором и говорить не стоит, – вежливо возразил Хуан Вэнь-бин.

– Могу поздравить вас, – сказал начальник области, – в скором времени вы, несомненно, получите назначение.

– А откуда вам это известно? – поинтересовался Хуан Вэнь-бин.

– На днях из столицы возвратился посланец с ответом на мое письмо, – сказал Цай Цзю. – Преступника Сун Цзяна приказано отправить в столицу. О вас же скоро будет доложено императору, и вы получите высокое назначение. Об этом мне написал мой отец.

– Ну, если так, то я глубоко благодарен вам за вашу поддержку, – отвечал Хуан Вэнь-бин. – Однако этот ваш посланец действительно чудесный скороход!

– Если у вас есть какое-нибудь сомнение, – промолвил начальник области, – так я покажу вам письмо моего отца, и вы убедитесь, что я ничуть не ошибаюсь.

– Боюсь, что не совсем удобно читать семейное письмо, – усомнился Хуан Вэнь-бин. – Но если вы доверяете мне, то разрешите взглянуть на него.

– Что вы, что вы, господин тунпань, – запротестовал начальник области. – Ведь мы же с вами лучшие друзья, и ничто не мешает вам прочитать это письмо. И, приказав слуге принести письмо, Цай Цзю протянул его Хуан Вэнь-бину.

А тот, внимательно прочитав его с начала до конца, повертел в руках и стал рассматривать конверт. Ему сразу же бросилось в глаза, что печать была слишком четкой и свежей, и, покачав головой, он проронил:

– Это письмо поддельное.

– Ну, тут уж вы ошибаетесь, господин тунпань, – уверенно возразил начальник области. – Это писал мой отец собственной рукой. Я знаю его почерк. Как же оно может быть поддельным?

– Разрешите спросить вас, господин начальник, – продолжал Хуан Вэнь-бин. – Такая ли была печать на письмах, которые вы получали раньше?

– А ведь правда, – воскликнул начальник области, – на других письмах вовсе никакой печати не было, там просто стояла подпись моего отца. Видно, на этот раз у него под рукой оказался ящичек с печатями, и он, случайно взяв ее, поставил на конверте.

– Милостивый господин начальник, простите меня за смелость, – настаивал на своем Хуан Вэнь-бин, – но это письмо фальшивое, – кто-то хочет вас обмануть. Как вам известно, у нас в стране сейчас весьма распространены четыре стиля начертания иероглифов, которые ввели знаменитые каллиграфы Су Дун-по, Хуан Лу-чжи, Ми Юань-чжан и Цай Цзин. И совсем не трудно научиться подражать им. А этой печатью ваш уважаемый отец пользовался еще в те времена, когда получил ученую степень ханьлинь. И, конечно, многие видели эту печать на документах, которые были им написаны раньше. Но с какой стати станет ваш отец прикладывать печать с обозначением своей ученой степени после того, как стал советником императора. Тем более, что в данном случае он писал сыну и не было никакой необходимости ставить официальную печать. Ваш уважаемый отец – человек высокопросвещенный и мудрый и, конечно, не мог допустить такой небрежности. Если же вы сомневаетесь в том, что я говорю, – допросите вашего посланца, пусть он вам скажет, кого видел в доме вашего отца. Если он солжет, тогда ясно, что это письмо поддельное. Простите меня, господин начальник, за то, что я позволил себе быть столь многословным, но из чувства благодарности за все ваши милости я должен был все это вам высказать.

– Ну что ж, то, что вы предлагаете, очень легко сделать, – отвечал начальник области. – Сейчас мы проверим этого человека. Он прежде никогда не бывал в Восточной столице, и по его ответу на первый же вопрос сразу будет видно, правду он говорит или лжет.

Предложив Хуан Вэнь-бину остаться за ширмой, начальник области вышел в управление и распорядился немедленно привести к нему Дай Цзуна. Стражники тотчас же бросились разыскивать его.

Здесь надо напомнить, что в день своего возвращения Дай Цзун отправился в тюрьму повидаться с Сун Цзяном и там тихо рассказал ему обо всем. Новости эти очень обрадовали Сун Цзяна.

А на следующий день друзья пригласили Дай Цзуна на пирушку. И вот, когда он с приятелями сидел в кабачке и попивал вино, его разыскали посыльные и сообщили, что он должен сейчас же явиться к начальнику области. А тот встретил Дай Цзуна такими словами:

– Ты честно потрудился и хорошо выполнил мое поручение, а я еще и не вознаградил тебя за это как следует.

– Мой долг выполнять приказания вашей милости, – отвечал Дай Цзун, – и разве осмелился бы я отнестись без должного внимания к вашему поручению!

– Я был очень занят, – продолжал начальник области, – и не имел возможности поговорить с тобой. – Ну-ка, расскажи, через какие ворота ты вошел в город?

– Я добрался до столицы поздним вечером и не знаю, как назывались ворота, – отвечал Дай Цзун.

– А кто встретил тебя в доме моего отца? – продолжал расспрашивать Цай Цзю. – И где тебя устроили на ночлег?

– Встретил меня привратник и, взяв письмо, ушел в дом, – спокойно рассказывал Дай Цзун. – Немного погодя, он вернулся за посылкой и сказал мне, чтобы я шел в гостиницу и там переночевал. Ранним утром я снова постучался в дом вашего отца, вышел тот же привратник и вручил мне ответ на ваше письмо. Помня, о том, что я должен выполнить поручение в срок, и боясь опоздать, я не стал ни о чем расспрашивать и поспешил в обратный путь.

– А сколько лет тому привратнику? И какой он из себя: худой или толстый, черный или белый, высокий или низкий, носит бороду или нет?

– Я пришел к дому вашего почтенного отца поздним вечером и в темноте не мог разглядеть привратника, – отвечал Дай Цзун. – А на следующий день я был там слишком рано и в предутренних сумерках тоже ничего не мог рассмотреть. Но мне кажется, он не особенно высок, а так – среднего роста, как будто немолод, с небольшой бородкой.

– Взять злодея! – в гневе закричал Цай Цзю.

С десяток стоявших здесь стражников подбежали к Дай Цзуну и крепко схватили его.

– Я же ни в чем не виновен! – взмолился тот.

– Казнить тебя мало! – продолжал кричать начальник области. – Старый привратник нашего дома Ван-гун умер уже несколько лет тому назад. Теперь привратником – молодой Ван, так как же ты смеешь говорить, что он пожилой и с бородкой. Да к тому же молодому Вану не дозволяется входить во внутренние покои моего отца. Все письма получает старший слуга Чжан, который передает их управляющему Ли, а уж тот доставляет во внутренние покои. И ответа на письмо приходится ждать дня три. Кроме того, как же это так получилось: ты отдал две корзины с подарками, и никто даже не вышел и ни о чем не расспросил тебя? А я-то поддался на твой обман, негодяй! Ну, теперь выкладывай все начистоту – кто тебе дал это фальшивое письмо?

– Я сказал вам всю правду, – настаивал Дай Цзун. – В темноте я ничего не мог разглядеть и так спешил в обратный путь, что никого не хотел ждать…

– Врешь! – закричал начальник области. – Этого закоренелого разбойника надо бить, тогда он, может быть, и скажет правду. Эй, вы, – крикнул он стражникам, – вздуть его как следует!

Тут тюремные стражники поняли, что дело плохо, – в такой обстановке не приходится считаться с тем, кто перед тобой, и, повалив связанного Дай Цзуна, принялись так избивать его, что срывали с него куски кожи, и кровь лилась ручьями. Не будучи в силах дольше терпеть такую пытку, Дай Цзун вынужден был сознаться, что письмо фальшивое.

– Ах, мерзавец, откуда же ты достал его? – заорал начальник области.

– А вот как это было, – начал свой рассказ Дай Цзун. – Когда я проходил мимо Ляншаньбо, на меня напала шайка разбойников, они схватили меня, связали и потащили в горы. Они хотели разрезать меня на куски и вынуть мое сердце. Но прежде чем резать, они обыскали меня и нашли письмо. Прочитав его, разбойники отобрали корзинки с подарками, но меня пощадили. А я, понимая, что теперь не моту к вам возвратиться, умолял их, чтоб они там же, в горах, покончили со мной! Ну, тогда они и написали это письмо, чтобы помочь мне избежать ответственности. Я же, опасаясь наказания за совершенное мной преступление, позволил себе обмануть вашу милость.

– Складно ты говоришь, – заметил начальник области, – только во всем этом нет ни единого слова правды. Ясно, что ты был в заговоре с разбойниками из Ляншаньбо. Вы задумали присвоить мои корзины с подарками! И ты еще смеешь обманывать меня! Бейте этого мерзавца! – снова приказал он.

Однако, несмотря на пытки. Дай Цзун так и не признался в том, что был связан с разбойниками из Ляншаньбо. Цай Цзю попытался еще раз допросить его, но тот твердил одно и то же. Тогда начальник области решил:

– Хватит его допрашивать! Принесите большую кангу, наденьте ему на шею и бросьте его в тюрьму!

Выйдя из присутствия, начальник области поблагодарил Хуан Вэнь-бина.

– Ваша прозорливость, господин тунпань, помогла мне избежать большой ошибки.

– Нет сомнения в том, – отвечал тунпань, что этот человек связан с людьми из Ляншаньбо, он участвует в заговоре, они готовятся поднять мятеж. Если не покончить с ними сейчас, то в дальнейшем могут произойти большие бедствия.

– Надо записать показания этих двух злодеев, – сказал начальник области, – и приложить эти бумаги к делу, а виновных под конвоем вывести на базарную площадь и там обезглавить. Потом можно будет послать донесение императорскому двору.

– Вы приняли мудрое решение, ваша милость, – сказал на это Хуан Вэнь-бин. – Поступив таким образом, вы, во-первых, заслужите милость императорского двора, а во-вторых, помешаете разбойникам из Лянизаяьбо освободить преступников.

– А все ваша прозорливость, господин тунпань, – произнес начальник области. – И вы можете не сомневаться в том, что я позабочусь о вашем назначении на высокую должность. В этот день Цай Цзю устроил в честь Хуан Вэнь-бина пиршество, после которого сам проводил его до дверей, и Хуан Вэнь-бин вернулся в Увэйцзюнь.

На другой день начальник области вызвал следователя и приказал ему немедленно завести дело на двух преступников и приложить к нему показания виновных. Кроме того, он еще велел написать приказ, что через день на базарной площади будут обезглавлены два злодея. С древних времен говорится: «Не откладывай суда над мятежниками». А раз так, то во избежание тяжких бедствий в дальнейшем нельзя откладывать и казни преступников Сун Цзяна и Дай Цзуна.

Следователь Хуан, которого вызвали для составления этого дела, был большим приятелем Дай Цзуна. Но у него не было никакой возможности помочь другу, и он мог только горевать в душе. Однако, обращаясь к начальнику области, Хуан все же решился сказать:

– Завтра государственный праздник, а послезавтра пятнадцатое число седьмого месяца – праздник середины лета. В эти дни запрещается совершать казни. И через три дня тоже государственный праздник. Выходит так, что совершить казнь можно будет только на пятый день.

Все, что мог сделать следователь Хуан, так это продлить Дай Цзуну жизнь еще на несколько дней, и он старался добиться хоть этою в надежде, что за три дня можно будет придумать какой-нибудь лучший выход.

Выслушав Хуана, начальник области согласился с ним.

Спустя пять дней, утром на базарную площадь, где должна была состояться казнь, прислали людей подмести и привести все в порядок. Затем к главным воротам тюрьмы подошли палачи и охрана из местных войск – не менее пятисот человек. В полдень главный надзиратель тюрьмы доложил начальнику области, что все приготовления закончены. Цай Цзю предупредил, что будет лично наблюдать за свершением казни.

Что же касается следователя Хуана, то ему не оставалось ничего другого, как представить начальнику области две дощечки с написанными на них обвинениями, и начальник поставил там одно слово: «Обезглавить». Затем дощечки с приговором были прикреплены к камышовой цыновке.

Несмотря на то, что тюремная стража в Цзянчжоу была в самых добрых отношениях с Дай Цзуном и Сун Цзяном, спасти их она уже не могла.

Между тем осужденных одели соответствующим образом, смочили их волосы клейкой водой, скрутили их наподобие рога или клюва гуся и воткнули по бумажному красному цветку. После этого осужденных подвели к алтарю темнолицего бога тюрьмы и здесь подали им по чашке риса – для вечного успокоения и по чашке вина – для прощания навеки.

Когда приговоренные съели рис и выпили вино, их повели от алтаря к повозке. Около семидесяти стражников сопровождали осужденных, когда их выводили за ворота тюрьмы; Сун Цзян шел впереди, а Дай Цзун – позади. Здесь они остановились и только поглядывали друг на друга, не имея возможности обменяться хотя бы одним словом. Сун Цзян переминался с ноги на ногу, а Дай Цзун, опустив голову, тяжело вздыхал.

В это время на улицы города высыпало огромное множество любопытных. Набралось несколько тысяч человек, они стояли вплотную, толкаясь и наседая друг на друга. Осужденных провели на место казни, где их тесным кольцом окружила вооруженная стража. Сун Цзяна поставили лицом к югу, а Дай Цзуна – лицом к северу. Потом им приказали сесть и дожидаться прихода палача, который должен был казнить их после полудня. Столпившиеся вытягивали шеи и подымали головы, чтобы прочесть написанное на дощечках обвинение.

Одно гласило:

На другой дощечке было написано:

В это время сам Цай Цзю подъехал к месту казни и, сдерживая своего коня, ожидал доклада.

Но тут в восточном конце площади вдруг появилась группа нищих – заклинателей змей, которые изо всех сил пробивались вперед. Стража не в силах была остановить их.

А пока на одном конце площади происходила эта свалка, с западной стороны подошли продавцы лекарств, вооруженные палицами, и также неудержимо устремились вперед. Напрасно стража кричала им:

– Да что же вы, дурачье безголовое, не понимаете, куда лезете?

– Сами-то вы дурни бестолковые, деревенщина! – отвечали из толпы вооруженные палицами удальцы. – Мы-то в каких только городах не побывали, где нас только не носило! И казни мы видели в разных местах! Даже когда сам император в столице казнил людей, и то пускали народ посмотреть. А вы в своей дыре казните каких-то двух человек и думаете, что потрясаете всю вселенную! Что за беда, если мы проберемся вперед и посмотрим на эту казнь?

Перебранка не утихала, и начальник Цай закричал:

– Не пускать их! Отогнать назад!

Шум не прекращался, а с южной стороны вдруг показались носильщики с грузом, которые в свою очередь стали проталкиваться вперед.

– Сейчас здесь будет совершена казнь! – закричала стража. – Куда же вы лезете со своей кладью?

– Дакак вы смеете задерживать нас, – отвечали те. – Мы несем груз для самого начальника области!

– Сегодня вы все равно должны пройти другой дорогой! Тогда носильщики опустили свой груз на землю и, взяв в руки коромысла, молча осматривались по сторонам. А в это время с северной стороны подошли торговцы с двумя повозками и стали силой прокладывать себе дорогу к месту казни.

– Эй вы, куда лезете? – кричала им стража.

– Идем своей дорогой, – отвечали торговцы. – Пропустите нас!

– Как же мы можем пропустить вас? – возмутились стражники, – когда сейчас здесь будет совершаться казнь. Идите другой дорогой.

– Здорово придумали, – даже рассмеялись торговцы. – Мы идем из столицы и никаких ваших захолустных дорог не знаем. Нам надо тут пройти!

Стража не могла, конечно, этого разрешить и преградила путь. Тогда торговцы тесно сбились в кучу и стояли, не двигаясь с места.

Таким образом, базарная площадь со всех четырех сторон оказалась окруженной людьми, старавшимися прорваться к месту казни. Даже сам начальник области ничего не мог поделать с ними. А торговцы между тем взобрались на свои повозки и, устроившись там, стали смотреть, что происходит в центре площади.

Спустя некоторое время народ расступился, и вперед вышел глашатай, который крикнул:

– Время – третья четверть полудня!

– Казнить преступников! – отдал приказ главный наблюдающий. – По окончании доложить мне!

Палачи с двух сторон подошли к приговоренным и сняли с них канги, а те палачи, которые должны были совершить казнь, держали наготове свои секиры.

Но рассказ ведется медленнее, чем развертывались события.

Как только торговцы, стоявшие на повозках, услышали:

«Казнить!» – один из них выхватил из-за пазухи небольшой гонг и с силой ударил в него несколько раз. И в тот же миг все кругом пришло в движение. Надо сказать, что на базарной площади была чайная с нижним и верхним помещением, и вот наверху вдруг показался огромный, похожий на тигра, смуглый человек. Он был раздет догола и в каждой руке держал по топору. Испустив рычание, подобное раскатам грома, удалец прыгнул прямо вниз и, взмахнув своими топорами, уложил на месте двух палачей и тут же бросился на начальника области.

Охранники пытались было пиками преградить ему дорогу, но разве в силах они были это сделать? И начальник области, прикрываемый со всех сторон охраной, бежал, спасая свою жизнь.

Тем временем на восточной стороне площади нищие – заклинатели змей – вытащили спрятанные в одежде острые кинжалы и напали на стоявших вблизи стражников.

А на западной стороне продавцы лекарств подняли невообразимый шум и стали пиками и палицами избивать тюремную стражу. Вскоре все стоявшие неподалеку от них стражники были перебиты.

В то же время на южной стороне базарной площади носильщики своими коромыслами наносили удары направо и налево, избивая всех, кто попадался под руку. Тут на северной стороне торговцы соскочили со своих повозок и, толкая их вперед, прокладывали себе путь в толпе. Двое из них прорвались к приговоренным, и один взвалил себе на спину Сун Цзяна, а другой – Дай Цзуна; остальные стали стрелять из луков, швырять камни, а некоторые вытащили дротики и размахивали ими. Эти люди, нарядившиеся торговцами, на самом деле были разбойники. Во главе находились Чао Гай, Хуа Юн, Хуан Синь, Люй Фан и Го Шэн. Среди наряженных продавцами лекарств и вооруженных палицами и пиками были Янь Шунь, Лю Тан, Ду Цянь и Сун Бань. В роли носильщиков выступали Чжу Гун, Ван Коротконогий тигр, Чжэн Тянь-шоу, Ши Юн, а под видом нищих – заклинателей змей – пришли Юань Сяо-эр, Юань Сяо-у, Юань Сяо-ци и Бай-шэн.

Эти семнадцать вожаков из Ляншаньбо привели на место казни более ста разбойников и во всех концах площади устроили резню. И вот тут они увидели выпрыгнувшего из чайной голого черного человека, который, размахивая двумя топорами, упорно пробивался вперед.

Чао Гай и его товарищи не знали, кто этот удалец, но они видели, что он, прокладывая себе путь, разит направо и налево. Тут Чао Гай вдруг догадался: «Это Ли Куй по прозвищу “Черный вихрь”. Дай Цзун говорил, что этот малый – лучший друг Сун Цзяна, но очень дерзок и необуздан». И Чао Гай громко окликнул Ли Куя.

– Эй, добрый молодец! Уж не ты ли Черный вихрь?

Но тому некогда было вступать в разговор. Он, как пламя, метался из стороны в сторону, взмахами своих топоров укладывая подряд всех, кто попадался на пути. Тогда Чао Гай приказал двум разбойникам, которые несли на спинах Сун Цзяна и Дай Цзуна, следовать за этим черным удальцом. А тот, уходя с площади, оставил за собой множество убитых, кровь лилась ручьями. Сколько он погубил людей – и не счесть.

Вожаки, переодетые торговцами, бросили свои повозки и вместе с остальными пошли за черным удальцом. Отходивших прикрывали Хуа Юн, Хуан Синь, Люй Фан и Го Шэн. Они стреляли из своих луков, и стрелы, как тучи саранчи, летели на площадь. Тут уж ни солдаты, ни жители Цзянчжоу не осмеливались преследовать их.

А между тем черный удалец шел прямо к берегу реки, продолжая избивать всех, кто попадался ему на дороге: все тело его было выпачкано кровью. И даже на самом берегу он все еще размахивал топорами. Но тут Чао Гай, преградив ему путь мечом, закричал:

– Народ здесь ни при чем! Прекрати избиение людей! Но разве мог Ли Куй остановиться? Каждый взмах его топора нес смерть.

Так они отошли от города примерно на семь ли, но тут бурная широкая река делала крутой поворот, а впереди не было никакой дороги. Чао Гай пришел в отчаяние, однако чернолицый молодец сказал ему:

– Не расстраивайтесь! Отнесем пока нашего почтенного брата вон в тот монастырь.

Действительно, невдалеке виднелся большой монастырь, ворота которого были плотно закрыты. Удалой молодец, подняв свои топоры, ударил по воротам и, распахнув их, ринулся внутрь.

Чао Гай и остальные последовали за ним и, осмотревшись, увидели храм; у храма рос старый можжевельник и голубые сосны. Деревья бросали на землю густую тень. Над входом в храм висела доска с четырьмя большими золотыми иероглифами: «Священный храм белого дракона».

Сун Цзяна и Дай Цзуна внесли в храм и опустили на пол. Только теперь Сун Цзян решился открыть глаза. Увидев Чао Гая и его товарищей, он со слезами сказал:

– Уважаемый брат мой! Не во сне ли я вижу вас?

Чао Гай ему отвечал:

– Вот, не хотели вы, дорогой брат, остаться у нас в горах, потому и пришлось вам испытать столько горя! Но кто же этот черный удалец, который с такой яростью избивал людей?

– А это и есть Ли Куй по прозвищу «Черный вихрь», – сказал Сун Цзян. – Он все предлагал освободить меня из тюрьмы, но я не соглашался, боясь, что из этого ничего не выйдет.

– Да, такого человека редко можно встретить, – промолвил Чао Гай. – У него огромная силища, да к тому же он не боится ни меча, ни стрел.

– Сейчас необходимо достать одежду для наших уважаемых братьев, – напомнил Хуа Юн. – Ведь им не во что переодеться.

Тут все увидели, как из галереи вышел Ли Куй с топорами в руках и направился дальше.

– Вы куда это, дорогой друг? – окликнул его Сун Цзян.

– Ищу монахов, – отвечал Ли Куй, – я всех их прикончу! Стервецы проклятые, и всего-то они боятся: и чертей и богов! Среди бела дня сидят с закрытыми воротами. Вот найду их и принесу в жертву у ворот храма. И где они только попрятались!

– Идите-ка сюда, я познакомлю вас со своими друзьями.

Услышав это, Ли Куй выпустил из рук свои топоры и, низко кланяясь Чао Гаю, произнес:

– Уважаемый брат мой! Не осуждайте меня, невежду, Железного быка!

Затем он познакомился со всеми остальными вожаками и узнал, что Чжу Гуй его земляк. Оба они очень этому обрадовались. Но тут Хуа Юн, обращаясь к Чао Гаю, сказал:

– Уважаемый брат! Вы приказали нам следовать за почтенным братом Ли, и вот теперь мы попали в безвыходное положение. В.переди большая река, которая преграждает нам путь. И нет ни одной лодки, которая выручила бы нас. Что же будет, если из города пошлют за нами погоню? Нам нужна подмога, а где ее найдешь?

– А вы не волнуйтесь, – вмешался Ли Куй. – Мы с вами снова войдем в город и перебьем там всех вместе с этой тварью, начальником области Цай Цзю. Только тогда можно будет успокоиться!

– Ну, дорогой мой, – сказал недавно пришедший в себя Дай Цзун, – твоя необузданность до добра не доведет. В городе наберется шесть-семь тысяч пешего и конного войска. Если мы вздумаем пробиваться в город, то непременно потерпим поражение и погубим все дело.

– Вон на том берегу я вижу несколько лодок, – сказал в это время Юань Сяо-ци. – Мы с двумя моими братьями переплывем реку, захватим эти лодки и доставим их сюда. А там уж можно будет всех переправить. Как вы на это смотрите?

– Да, это был бы наилучший выход! – воскликнул Чао Гай.

Тогда братья Юань, не мешкая, сбросили с себя одежду, оставив одни пояса, и, заткнув за них кинжалы, попрыгали в воду. Однако не успели они отплыть от берега и на ли, как оставшиеся на берегу люди увидели, что вниз по течению вихрем несутся три больших весельных лодки. В каждой лодке сидело не менее десяти человек, все они кричали и свистели, и у всех в руках было оружие. Оставшихся на берегу охватило волнение.

Находившийся в храме Сун Цзян, узнав об опасности, с горечью воскликнул: «Какая же у меня несчастная судьба!» – и поспешно вышел из храма посмотреть, что случилось. Передняя лодка приблизилась, и Сун Цзян увидел в ней здорового детину с пятизубцем в руках. Волосы его были подвязаны красным шнурком. Он был в коротких штанах из белого шелка: налегая на весла, детина, не умолкая, свистел. Сун Цзян тотчас же признал в нем Чжан Шуня и, махая рукой, закричал:

– Дорогой брат, спаси меня!

Тут Чжан Шунь и его товарищи увидели Сун Цзяна и радостно откликнулись:

– Вот хорошо! – и как ветер подлетели на своих лодках к берегу.

Увидев это, братья Юань повернули назад и тоже причалили. Сун Цзян заметил, что в лодке Чжан Шуня было еще человек десять здоровых молодцов. Во второй лодке сидел Чжан Хэн вместе с My Хуном, My Чунем, Сюэ Юном и десятью поселянами. В третьей лодке находились Ли Цзюнь, Ли Ли, Тун Вэй, Тун Мэн и с ними более десятка контрабандистов солью. Все они, вооруженные пиками и палицами, высадились на берег.

Чжан Шунь, встретившись с Сун Цзяном, был вне себя от радости и, низко кланяясь, со слезами на глазах говорил:

– Когда я узнал, что вас отдали под суд, я потерял покой. Но ничего не мог сделать для вашего спасения. Потом я услыхал о том, что арестовали также и Дай Цзуна. В это время я не имел возможности встретиться с уважаемым братом Ли Куем и решил разыскать своего старшего брата, чтобы вместе с ним отправиться в поместье почтенного My. Там мы собрали желающих помочь вам. И вот сегодня решили войти в город Цзянчжоу, прорваться в тюрьму и освободить вас. Мы никак не ожидали, что найдутся другие, которые спасут вас и доставят сюда. Не смею спрашивать, кто эти доблестные герои. Может быть, это справедливейший господин Чао Гай – Небесный князь из Ляншаньбо?

– Это и есть уважаемый брат Чао Гай, – отвечал на это Сун Цзян, указывая на стоявшего впереди других Чао Гая. – Я хочу попросить всех вас войти в храм и почтительно приветствовать его.

Тогда Чжан Шунь с восемью своими товарищами, Чао Гай – с шестнадцатью, а за ними Сун Цзян, Дай Цзун и Ли Куй-всего двадцать девять человек вошли в храм Белого дракона. И эта их встреча стала известной впоследствии под названием «Малое собрание в храме Белого дракона».

После того как все двадцать девять молодцов закончили церемонию приветствия, в храм торопливо вбежало несколько разбойников.

– Со стороны Цзянчжоу слышатся удары гонгов и барабанов, пз города в погоню за нами выступили пешие и конные войска. Вдали видно множество флагов, которые закрывают почти все небо. Копья, сабли и мечи торчат густо, как конопля в поле. Впереди – одетая в броню конница, а позади – копьеносцы со своими начальниками. С длинными мечами и секирами все они идут к храму Белого дракона.

– В бой! – закричал Ли Куй и, схватив свои топоры, ринулся из храма.

– Ну что ж, – сказал Чао Гай, – раз начали, так надо доводить дело до конца. Ну, удальцы мои, – обратился он ко всем, – помогите мне. Мы должны перебить все войско в Цзянчжоу до последнего человека и лишь потом сможем вернуться в Ляншаньбо.

– Мы все готовы выполнить твои приказания, начальник! – в один голос отвечали герои.

И вот около ста пятидесяти человек с боевыми возгласами высыпали на берег реки Цзянчжоу. И, видно, так уж было суждено, чтобы:

Верно так уж было предначертано, что:

О том. как Чао Гай со своими удальцами избежал беды, читатель узнает из следующей главы.

Глава 40

Вы знаете уже о том, что вольные люди из Ляншаньбо устроили побоище на площади города Цзянчжоу, где должны были казнить Сун Цзяна и Дай Цзуна. Освободив приговоренных, они собрались вблизи города в монастыре Белого дракона. Там были: Чао Гай, Хуа Юн, Хуан Синь, Люй Фан, Го Шэн, Лю Тан, Янь Шунь, Ду Цянь, Сун Вань, Чжу Гуй, Ван Коротконогий тигр, Чжэн Тянь-шоу, Ши Юн, Юань Сяо-эр, Юань Сяо-у, Юань Сяо-ци и Бай-шэн – всего семнадцать вожаков, и с ними девяносто отважных и сильных разбойников.

А на трех больших лодках к ним на помощь подоспели Чжан Шунь, Чжан Хэн, Ли Цзюнь, Ли Ли, My Хун, My Чунь, Тун Вэй, Тун Мэн и Сюэ Юн – девять удальцов и с ними более сорока контрабандистов солью. Всего в монастыре Белого дракона собралось около ста пятидесяти человек. И тут один из разбойников вдруг доложил, что из Цзянчжоу со знаменами выступили войска и под грохот барабанов и гонгов, с боевым кличем идут к монастырю.

Когда Ли Куй услышал это, он даже взревел от ярости и, схватив оба свои топора, выскочил из храма. Вслед за ним с оружием в руках и боевыми возгласами ринулись и остальные удальцы.

Между тем Лю Тан и Чжу Гуй отвели Сун Цзяна и Дай Цзуна в лодку, а Ли Цзюнь, Чжан Шунь и братья Юань приготовились отчалить. Но, взглянув на берег, они увидели, что из города подходят правительственные войска, конные и пешие, примерно тысяч семь. Впереди следовала конница. Воины были в шлемах и латах, вооружены луками и длинными пиками. За конницей шли пешие отряды. Все они с воинственными криками, размахивая флагами, торопились вперед, готовые вступить в бой.

А навстречу войскам мчался Ли Куй; скинув с себя всю одежду и размахивая топорами, он готов был разить противника. Не отставая от него, бежали Хуа Юн, Хуан Синь, Люй Фан и Го Шэн. Увидев конницу, вооруженную пиками, Хуа Юн испугался, как бы не ранили Ли Куя и, взяв лук, приложил стрелу. Затем, натянув до отказа тетиву, он прицелился в едущего впереди начальника конницы и пустил стрелу. Всадник кувырком полетел с коня; весь конный отряд был так этим напуган, что повернул назад. Спасая свою жизнь, всадники налетели на пеших воиноз, сшибли и потоптали больше половины.

А удалые молодцы бросились преследовать правительственное войско, нанося ему удары направо и налево; изрубленные трупы врага валялись кучами, и потоки крови окрасили воды реки. Удальцы гнали противника до самых стен города, где отступавшим была оказана помощь. Им открыли ворота и с городской стены стали бросать в преследователей заранее заготовленные бревна и камни. Ворота были тотчас же закрыты и не открывались несколько дней: никто не мог ни выйти из города, ни войти в него.

С трудом уведя Ли Куя Черного вихря, удальцы возвратились в монастырь Белого дракона. Пересчитав всех собравшихся, Чао Гай приказал разбиться на группы и погрузиться в лодки. Затем они отчалили от берега и тронулись в путь.

Им посчастливилось: подул попутный ветер, и они подняли паруса. Так три лодки с разбойниками и главарями, при которых были их кони, плыли к усадьбе почтенного My. Всю дорогу дул попутный ветер, и они, быстро добравшись до места, высадились на берег.

Здесь My Хун пригласил всех в усадьбу. Настречу им вышел почтенный хозяин – старый My. Сун Цзян приветствовал его и познакомил со всеми остальными; обращаясь к начальникам, старик сказал:

– Все вы, почтенные, очень устали в этом походе, – поэтому прошу вас пройти в комнаты для гостей и отдохнуть.

И пока все отдыхали и приводили в порядок свою одежду и оружие. My Хун приказал работникам зарезать корову, штук десять свиней, овец, кур, гусей, уток, достать рыбы и всяких редких яств. В усадьбе был устроен большой пир в честь вожаков вольного люда. На пиру удальцы вспоминали минувшие события.

– Если бы почтенные братья My со своими товарищами не подоспели в лодках на помощь, – промолвил Чао Гай, – нам пришлось бы очень плохо.

– Но как же вам удалось прорваться? – спросил старый My, обращаясь к Ли Кую.

– А я стал пробиваться там, где было больше народу, – отвечал на это Ли Куй, – а удальцы сами пошли за мной, я их и не звал!

При этих словах все громко рассмеялись. А Сун Цзян поднялся с места и, глядя на всех, сказал:

– Если бы вы, удальцы, не пришли на помощь мне, ничтожному человеку, то нам с начальником Дай Цзуном пришлось бы погибнуть безвременной смертью! Благодеяние, которое вы оказали нам, глубже самого глубокого моря, и я даже не знаю, чем отплатить вам! Вот только одна тяжелая забота осталась у меня на душе – это ненавистный Хуан Вэнь-бин, который несколько раз пытался причинить мне зло и погубить меня. Разве можно забыть об этом и не отомстить негодяю? Если б я мог попросить вас, вольных удальцов, еще раз помочь мне и одолеть подлого врага, я бы отправился в Увэйцзюнь и прикончил там этого мерзавца! Только тогда я мог бы спокойно уйти отсюда вместе с вами. Что вы на это скажете?

– Один раз нам удалось захватить врага врасплох, – произнес Чао Гай, – но удастся ли это сделать снова? Можно не сомневаться, что эти негодяи уже приняли меры предосторожности. Пожалуй, лучше сейчас вернуться в лагерь, собрать там всех наших людей, и пеших и конных, а потом выступить вместе с уважаемыми учителями У Юном, Гун-Сунь Шэном, Линь Чуном и Цинь Мином и отомстить за вас. Думаю, что мы не опоздаем.

– Нет, – возразил Сун Цзян. – Если мы вернемся в лагерь, то больше не придем сюда. Во-первых, путь в горы долгий, а во-вторых, из Цзянчжоу, конечно, повсюду будут разосланы уведомления о том, чтобы власти были начеку. Мы не должны поступать опрометчиво. Надо сейчас воспользоваться благоприятной обстановкой и нанести еще один удар. Не следует ждать, пока они подготовятся.

– Вы рассуждаете совершенно правильно, уважаемый брат, – вставил свое слово Хуа Юн. – Однако у нас нет ни одного человека, кто знал бы туда дорогу. Сначала надо послать кого-нибудь в Увэйцзюнь разведать обстановку, а также все дороги, которые ведут в город. Надо точно узнать, где живет этот мерзавец – Хуан Вэнь-бин и уж затем действовать.

– Мне пришлось много скитаться, – сказал тут, поднявшись, Сюэ Юн. – И город Увэйцзюнь я знаю очень хорошо. Не пойти ли мне туда на разведку?

– Ну, если бы вы могли пробраться туда, уважаемый брат, – промолвил Сун Цзян, – то это было бы лучше всего!

Сюэ Юн тут же простился со всеми и отправился в путь.

Теперь скажем несколько слов о том, как Сун Цзян и остальные главари, оставшись в усадьбе My Хуна, готовились к нападению на Увэйцзюнь. Они привели в порядок свое оружие, запаслись луками и стрелами, а также большими и маленькими лодками. Спустя два дня возвратился Сюэ Юн и привел с собой какого-то человека, которого хотел познакомить с Сун Цзяном.

– Дорогой брат, кто этот молодец? – спросил тот, увидев незнакомца.

– Этого человека зовут Хоу Цзянь, – отвечал Сюэ Юн. – Он уроженец Хунду, провинции Цзянси, и занимается портняжеством. Это мастер первой руки! Игла с ниткой, можно сказать, летает в его руках. Кроме того, он очень искусен в обращении с оружием. Раньше я был его учителем. За темное лицо, за сухощавость и подвижность народ прозвал его «Обезьяна с большими руками». Сейчас он живет в Увэйцзюне и работает в доме Хуан Вэнь-бина. Я встретился с ним и попросил пойти со мной.

Выслушав это, Сун Цзян остался очень доволен и пригласил пришедшего сесть и принять участие в обсуждении плана нападения на врага. Хоу Цзянь был человеком справедливым, поэтому ему суждено было присоединиться к созвездию, в котором было семьдесят две звезды.

Сун Цзян поинтересовался, что делается в Цзянчжоу, и расспросил о дороге в город Увэйцзюнь. Сюэ Юн отвечал:

– Начальник области Цай Цзю уже подсчитал, сколько убитых среди войска и населения. Оказалось – более пятисот человек. А раненным стрелами и счету нет. В столицу отправлены гонцы с докладом императору. После полудня городские ворота закрываются, и все, кто входит в город и выходит оттуда, подвергаются строгому допросу. Однако не начальник области повинен в ваших бедствиях, почтенный брат. Все это дело рук мерзавца Хуан Вэнь-бина, который неоднократно подстрекал начальника Цай Цзю к тому, чтобы причинить зло вам обоим. Но со времени побоища на месте казни в городе очень тревожно, ни днем, ни ночью не снимается усиленная охрана. Я побывал также и в Увэйцзюне, чтобы разведать, что там делается, и вот встретился с этим уважаемым братом, который шел к себе обедать. От него я и услышал все подробности.

– А вы откуда узнали об этом, почтенный брат Хоу Цзянь? – спросил Сун Цзян.

– Я с малых лет увлекался фехтованием копьем и палицей, – отвечал Хоу Цзянь. – И многому научился у моего учителя господина Сюэ Юна. Этого я никогда не забуду. А недавно тунпань Хуан Вэнь-бин позвал меня к себе на дом и попросил сшить ему одежду. И вот когда я вышел из его дома, то повстречался со своим учителем. Как только он назвал ваше уважаемое имя, почтенный брат мой, и сказал, по какому делу пришел, я сам выразил желание увидеться с вами и рассказать вам все, что знаю. У этого Хуан Вэнь-бина есть родной старший брат – Хуан Вэнь-и. И хотя они кровные братья, но Хуан Вэнь-и всю свою жизнь делает только добрые дела. Он починяет мосты, строит дороги, посылает еду монахам, помогает беднякам и тем, кто попадает в тяжелое положение. В городе Увэйцзюне народ прозвал его «Желтолицым буддой» [[3]]. А тунпань Хуан Вэнь-бин, который сейчас не у дел, только и занимается тем, что наносит вред людям. В Увэйцзюне его прозвали «Жало желтой осы». Братья живут порознь, в отдельных домах, но ворота их дворов выходят в один переулок. Дом Хуан Вэнь-бина прилегает к городской стене, а Хуан Вэнь-и живет ближе к улице. И вот один раз я слышал, как младший Хуан вернулся домой и сказал: «А ведь начальника области чуть было не перехитрили в этом деле! Хорошо, я успел надоумить его, что следует прежде казнить, а потом уж посылать донесение». Услышав это, Хуан Вэнь-и проворчал за спиной брата: «Опять за свои проклятые подлые дела взялся! Ведь это тебя не касается, зачем же тебе нужно вредить людям? Ну, волею неба, для тебя наступит скоро час возмездия за все твои проделки! Ты сам накликаешь на себя беду!»

Узнав о побоище на базарной площади, где должна была состояться казнь, Хуан Вэнь-бин сильно перепугался. Вчера вечером он уехал к начальнику области в Цзянчжоу, чтобы обсудить создавшееся положение, и до сих пор еще не вернулся домой.

– А далеко живет Хуан Вэнь-бин от своего брата? – спросил Сун Цзян.

– Раньше они жили в одном доме, но раздельно, – отвечал Хоу Цзянь, – а теперь между домами лежит огород.

– Сколько же народу живет в доме Хуан Вэнь-бина, – поинтересовался снова Сун Цзян, – и сколько там строений?

– Да всего человек пятьдесят мужчин и женщин, – сказал Хоу Цзянь.

– Само небо хочет, чтобы я отомстил Хуану, – воскликнул Сун Цзян, – и потому послало мне этого человека! Дело это, может быть, и простое, но все ж? я рассчитываю на вашу помощь, друзья мои, – обратился он ко всем.

– Мы готовы жизнь свою отдать, – был единодушный ответ, – только бы истребить этого вредного, жадного, бесчестного подхалима и помочь вам, уважаемый брат, отомстить ему за зло!

– Но только я должен сказать, – заявил Сун Цзян, – что буду мстить лишь одному этому злодею – Хуан Вэнь-бину, моя ненависть не распространяется на жителей Увэйцзюня. И раз уж его кровный брат – человек гуманный и справедливый, то никакого вреда причинять ему не следует. Не надо делать того, что может вызвать нарекания народа Поднебесной. Поэтому, когда мы пойдем туда, друзья мои, не причиняйте ни малейшего ущерба населению. У меня есть свой план, и я рассчитываю только на то, что вы поможете мне выполнить его.

– Мы готовы во всем слушаться вас, уважаемый брат, – отвечали в один голос остальные вожаки.

– Я хотел бы просить почтенного хозяина усадьбы My одолжить нам девяносто мешков и вязанок сто тростника. Потом нам понадобится еще пять больших лодок и два маленьких челнока. В челноках я хочу просить поехать Чжан Шуня и Ли Цзюня. А на больших лодках поплывут Чжан Хэн, братья Юань, Тун Вэй и с ними те, кто чувствует себя на воде как дома. Они будут охранять лодки, и это даст мне возможность выполнить то, что я задумал.

– Тростник, хворост и мешки у нас в усадьбе найдутся, – оказал My Хун. – Ну, а все наши работники умеют хорошо управлять лодками и ловко плавают. Так что, пожалуйста, приказывайте, уважаемый брат, что нам надо делать.

– Теперь мы попросим брата Хоу Цзяня вместе с Сюэ Юном и Бай-шэном отправиться вперед и незаметно войти в город Увэйцзюнь. На другой день, во время четвертой стражи, они услышат свист – свисток будет привязан к голубю, которого мы выпустим за городскими воротами. Тут Бай-шэн подойдет к воротам и поможет нам. Прежде всего на стене должен быть установлен флаг из белого шелка, указывающий, где находится дом Хуан Вэнь-бина, чтобы мы именно в том месте перелезли через городскую стену.

Затем Сун Цзян приказал Ши Юну и Ду Цяню нарядиться нищими, пробраться к городским воротам и там где-нибудь укрыться. А как только появится сигнальный огонь, они должны перебить стражу у ворот. Что же касается Ли Цзюня и Чжан Шуня, то они останутся в лодках, будут нести наблюдение за берегом и оказывать помощь там, где она потребуется.

Сун Цзян закончил свои указания, и все отправились их выполнять. Сюэ Юн, Бай-шэн и Хоу Цзянь ушли первыми, а вслед за ними ушли и Ши Юн с Ду Цянем, наряженные нищими, спрятав в одежде короткие кинжалы. Остальные стали грузить на лодки песок, мешки, тростник, топливо. Когда наступило время трогаться в путь, все удальцы привели себя в порядок, захватили оружие, погрузились в лодки и спрятались там под навесами. Чао Гай, Сун Цзян и Хуан Юн сели в джонку Тун Вэя; Янь Шунь, Ван Коротконогий тигр и Чжэн Тянь-шоу – в джонку Чжан Хэна; Дай Цзун, Лю тан и Хуан Синь – в джонку Юань Сяо-эра; Люй Фан, Го Шэн и Ли Ли – в джонку Юань Сяо-у; My Хун, My Чунь и Ли Куй – в джонку Юань Сяо-ци.

Чжу Гуй и Сун Вань должны были остаться в усадьбе старого My и ждать сообщений из Цзянчжоу. Тун Мэн на быстроходном челноке отправился вперед разведать путь. Гребцы на джонках – работники, поселяне и рыбаки – налегли на весла, и в ту же ночь лодки тайно причалили в Увэйцзюне.

Стоял конец седьмого месяца, и ночь была прохладная и безветренная. Луна ярко освещала реку, и в серебристой воде отражались очертания гор. Было примерно время первой стражи, когда все лодки, и большие и малые, подошли к берегу. Выбрав место, где тростник был особенно густ, они выстроились в ряд. Вскоре на своем челноке подплыл Тун Мэн и доложил, что в городе все спокойно. Тогда Сун Цзян приказал выгрузить на берег мешки с песком, вязанки тростника и хвороста, а потом перенести все это поближе к городской стене. Вскоре они услышали, как отбивают время второй стражи. Тогда Сун Цзян отдал распоряжение сложить один на другой мешки с песком под самой городской стеной.

Взяв оружие в руки, все высадились на берег. В лодках остались только Чжан Шунь, братья Юань и братья Тун, чтобы в нужный момент прийти на помощь. Остальные вожаки поспешили к городской стене. Взглянув на город, они увидели, что находятся в половине ли от северных ворот. Тут Сун Цзян приказал выпустить голубя с привязанным к нему свистком, и в тот же миг они увидели поднявшийся над стеной бамбуковый шест с прикрепленным к нему флажком из белого шелка, который развевался по ветру.

Сун Цзян тотчас же отдал распоряжение взобраться по мешкам на стену и поднять туда вязанки тростника и хвороста. На стене их уже поджидал Бай-шэн. Указывая рукой, он сказал:

– Вон в том переулочке как раз и находится дом Хуан Вэнь-бина.

– А где же Сюэ Юн и Хоу Цзянь? – спросил Сун Цзян.

– Они уже укрылись в доме Хуан Вэнь-бина и ждут вашего прихода, уважаемый брат, – отвечал Бай-шэн.

– А Ду Цяня и Ши Юна ты не видел? – поинтересовался Сун Цзян.

– Они ожидают у городских ворот, – последовал ответ.

Выслушав это сообщение, Сун Цзян спустился со своими удальцами в город и повел их прямо к дому Хуан Вэнь-бина. Здесь они увидели притаившегося под навесом Хоу Цзяня. Сун Цзян подозвал его и на ухо сказал ему:

– Пойди отопри ворота в огород, скажи, чтобы туда отнесли тростник и хворост, и пусть Сюэ Юн подожжет все это. А потом беги к воротам дома Хуан Вэнь-бина, стучись и кричи: «У соседей пожар, разрешите перенести к вам сундуки и другие вещи». Когда они откроют ворота, я скажу тебе, что делать дальше.

Затем Сун Цзян отрядил людей охранять переулок с двух концов. Тем временем Хоу Цзянь уже успел открыть на огороде ворота, тростник и хворост быстро сложили. Потом Хоу Цзянь взял факел и передал его Сюэ Юну, чтобы тот поджег кучу хвороста, а сам бросился к дому Хуан Вэнь-бина и стал стучать в двери, крича:

– Откройте скорее ворота! У соседей пожар, разрешите перенести к вам сундуки и другие вещи.

Когда в доме услышали этот стук и взглянули на соседний двор, то действительно увидели, что там горит. Ворота тотчас же открыли, и обитатели дома выбежали на улицу. Тут Чао Гай и Сун Цзян с остальными молодцами вбежали во двор и с боевым кличем начали расправу, убивая тех, кто попадался под руку. Вскоре вся семья Хуан Вэнь-бина, и кто был в доме и кто вышел, большие и малые, все до единого были перебиты. Однако самого Хуан Вэнь-бина среди них не оказалось.

Удальцы вынесли из дома все драгоценности и деньги, которые Хуан Вэнь-бин вымогал у населения. Затем по свистку вся вольница кышла из города, неся сундуки и ящики с добром Хуан Вэнь-бина.

Теперь следует сказать несколько слов о том, что делали Ши Юн и Ду Цянь. Заметив пламя, они выхватили свои кинжалы и перебили стражу у ворот. Потом они увидели, как жители соседних домов бросились с ведрами и лестницами к месту пожара тушить огонь. Тогда они закричали:

– Эй вы, люди! Куда бежите? Стойте! Нас здесь тысячи молодцов из Ляншаньбо. Мы пришли уничтожить Хуан Вэнь-бина и всю его родню – мы мстим за Сун Цзяна и Дай Цзуна. Жителей города мы не тронем! Расходитесь по своим домам и не вмешивайтесь не в свое дело!

Однако не все поверили этому и остановились посмотреть, что будет дальше. Но тут Ли Куй Черный вихрь, вращая своими топорами, ринулся прямо на них. Тогда они с криком и визгом бросились бежать, подхватив свои лестницы и ведра.

Из соседнего переулка тушить пожар выскочило несколько стражников с веревками и крюками. Но Хуа Юн натянул тетиву своего лука и пустил стрелу – бежавший впереди споткнулся и рухнул на землю. В то же время Ли Куй закричал:

– Кому жить надоело, пусть бежит тушить пожар!

После этого стражники отступили. А Сюэ Юн с факелом в руках бегал вокруг дома Хуан Вэнь-бина, поджигая его со всех сторон. Тем временем Ли Куй разнес своими топорами железный замок и распахнул городские ворота. Удальцы уходили из города – кто через городскую стену, а кто через ворота. Там их уже поджидали братья Юань, Чжан Хэн, Тун Вэй; все вместе они понесли захваченное добро в лодки.

А жители Увэйцзюня, узнав, что в их город пришли те самые молодцы из Ляншаньбо, которые устроили побоище на месте казни в Цзянчжоу, где полегло множество народу, попрятались в своих домах и не показывались. Сун Цзян со своими молодцами горевал лишь о том, что им не попался Хуан Вэнь-бин. Никем не преследуемые, они погрузились в лодки и поплыли обратно к усадьбе старого My. Но рассказывать об этом нет надобности.

Послушайте лучше о том, как из Цзянчжоу увидели пламя пожара в Увэйцзюне, окрасившее небо в багровый цвет, и как весь город пришел в смятение. Когда об этом доложили начальнику области, у него в управлении как раз сидел Хуан Вэнь-бин. Услышав о том, что произошло, он тотчас же обратился к начальнику области:

– У нас в городе пожар, и я должен немедленно отправиться туда. Мне надо посмотреть, что там происходит.

В ответ на это начальник области приказал открыть городские ворота, выпустить Хуан Вэнь-бина и в казенной лодки перевезти его через реку. Поблагодарив начальника, Хуан поспешно вышел из управления и в сопровождении своих подчиненных зашагал к реке. Переправляясь на другой берег, они видели пламя, бушующее в Увэйцзюне, воды реки казались багровыми.

– Горит около северных ворот, – заметил лодочник.

Услышав эти слова, Хуан Вэнь-бин заволновался еще больше. Когда их лодка была уже на середине реки, они вдруг заметили, что вниз по течению несется небольшой челнок. А вскоре появился и другой челнок, быстро приближающийся к ним. Вместо того, чтобы обойти их лодку, челнок шел на сближение. Тогда один из сопровождающих Хуан Вэнь-бина закричал:

– Чья это лодка? Как вы смеете идти прямо на нас?

Тут в челноке поднялся здоровенный детина, и, держа в руках багор, ответил:

– Мы едем в Цзянчжоу доложить о пожаре!

– А где пожар? – спросил, высунувшись из своей кабины Хуан Вэнь-бин.

– Горит дом тунпаня Хуан Вэнь-бина, у северных ворот, – отвечал человек. – Удальцы из Ляншаньбо перебили всю его семью, разграбили все его имущество, а дом все еще горит.

Услышав это, Хуан Вэнь-бин не сдержался и даже заплакал, позабыв о своем достоинстве. Тогда человек зацепил своим багром их лодку и прыгнул к ним. Хитрый и сообразительный, Хуан Вэнь-бин сразу же понял, что все это неспроста и, не раздумывая, бросился на корму, а оттуда в воду! Но тут перед ним оказалась другая лодка, и какой-то человек, тоже прыгнув в воду, одной рукой обхватил его за поясницу, а другой за волосы и втащил в лодку. В это время подоспел второй челнок, и сидевший в нем удалец помог связать Хуан Вэнь-бина конопляной веревкой.

Тот, кто поймал Хуан Вэнь-бина, был Чжан Шунь Белая лента в воде. А тот, кто прыгнул в лодку с багром, был Ли Цзюнь Дракон, будоражащий реки. Сейчас оба они стояли в казенной лодке, и те, которые находились там, в страхе отбивали перед ними поклоны.

– Мы не тронем вас, – успокоил их Ли Цзюнь. – Нам надо было поймать только этого негодяя Хуан Вэнь-бина. А вы можете ехать обратно и доложить вашему начальнику Цай Цзю, этому разбойнику и ослу, что удальцы из Ляншаньбо пока что оставляют ему на плечах его ослиную голову. Но рано или поздно мы придем и за ней!

– Мы все передадим, – ответил лодочник, дрожа от страха.

После этого Ли Цзюнь и Чжан Шунь перетащили Хуан Вэнь-бина на челнок, а казенную лодку отпустили на волю. Затем быстроходные челноки направились прямо к усадьбе почтенного My.

Вскоре они причалили к берегу и увидели, что там вожаки уже выгружают добычу и поджидают их возвращения. Узнав о том, что Хуан Вэнь-бин пойман, Сун Цзян не мог сдержать своей бурной радости. Все были очень довольны и говорили:

– Вот на него-то мы и хотели посмотреть.

Между тем Ли Цзюнь и Чжан Шунь выволокли Хуан Вэнь-бина на берег. Все с любопытством рассматривали его и в то же время крепко охраняли. Наконец, все направились к усадьбе почтенного My. Там их встретили Чжу Гуй и Сун Вань; когда все уселись, Сун Цзян сорвал с Хуан Вэнь-бина мокрую одежду и привязал его к стволу ивы. Вожаки вольного люда расположились кругом; им подали кувшин вина и налили в чашки. А когда вино поднесли всем тридцати начальникам, начиная от Чао Гая и кончая Бай Шэном, Сун Цзян принялся громко бранить Хуан Вэнь-бина:

– Какой же ты мерзавец! Ведь у нас с тобой, негодяй, ни в прошлом, ни в настоящем никаких ссор не было. Так почему же ты решил погубить меня, подстрекая начальника области Цай Цзю непременно уничтожить нас с Дай Цзуном? Ты читал книги древних мудрецов, так как же ты мог идти на такие подлые дела? Между нами не было такой вражды, которая требует кровной мести! Хотя Хуан Вэнь-и и приходится тебе родным братом, но он добродетельный и справедливый человек. Я давно слышал, что в вашем городе все называют его «Желтолицый будда». Прошлой ночью мы не нанесли ему ни малейшего ущерба. А ты, подлец, только и делал, что вредил людям, всегда старался сближаться лишь с теми, у кого была власть и сила, заискивал перед начальством и угнетал простой народ. Нам известно, что в Увэйцзюне тебя прозвали «Жало желтой осы». Вот сегодня мы и хотим вырвать у тебя это жало!

– Я признаю себя виновным, – сказал на это Хуан Вэнь-бин, – и прошу только об одном – поскорее прикончить меня.

– Ах ты, разбойник и осел! – закричал тут Чао Гай. – Умереть еще успеешь! Если б ты знал, что наступит сегодняшний день, так пожалел бы, что родился на свет! – И, обернувшись к удальцам, спросил: – Ну, кто из вас, братья, хочет постараться для меня?

– Я готов разрезать этого мерзавца на куски, – сразу же вскочил при этих словах Ли Куй. – И, взяв в руки острый кинжал, посмотрел на Xyaн Вэнь-бина и с улыбкой сказал: – Так ты, мерзавец, во внутренних покоях начальника области занимался тем, что оговаривал честных людей и старался им нанести вред! Ты выдумывал всякие небылицы и подстрекал его на злодеяния! А теперь ты хочешь поскорее умереть! А вот мне не хочется, чтобы ты умер скорой смертью!

И с этими словами Ли Куй стал срезать мясо с ног Хуан Вэнь-бина, а потом рассек ему грудь и вынул сердце и печень, необходимые для приготовления отвара, который пьют удальцы с похмелья.

Когда все тело Хуан Вэнь-бина было разрезано, вожаки собрались в приемных комнатах дома и принесли Сун Цзяну свои поздравления. Но Сун Цзян первый опустился перед ними на колени. Тогда они тоже поспешили стать на колени и, обращаясь к нему, сказали:

– Почтенный брат наш, какая у вас еще тревога на сердце? Выскажите ее нам. Мы готовы выслушать все.

– Я человек бесталанный и с малых лет стал писцом, – отвечал-Сун Цзян. – Но с тех пор как я вырос, у меня не было иного желания, как только подружиться с вольным людом Поднебесной. Однако по слабости своей и невежественности я так и не смог выполнить желания всей моей жизни. Меня заклеймили и сослали в Цзянчжоу, но я был глубоко растрогaн тем вниманием, которое оказали мне почтенный брат Чао Гай и остальные герои. Они всеми силами старались удержать меня в горном стане, однако тогда я должен был выполнить волю моего отца и не мог остаться с ними. Но небо послало мне счастливый случай: мне пришлось ехать по реке Сюньянцзян, и там я повстречался со многими храбрыми молодцами. Кто мог думать, что придет день, когда я напьюсь допьяна, напишу сумасбродные слова и тем навлеку смертельную опасность и на начальника тюрем Дай Цзуна. Я хочу сейчас выразить вам, доблестные герои, самую сердечную благодарность за то, что вы, не щадя своей жизни, пошли, можно сказать, в логово тигра, в пещеру дракона, желая спасти мою ничтожную жизнь! И благодаря вашей помощи я отомщен. Однако сейчас, когда мы учинили разгром в двух окружных городах, власти, конечно, донесут об этом императору. И теперь у меня нет иного выхода, как только обратиться к вам, Дорогие друзья, с просьбой дать мне убежище в вашем стане в Ляншаньбо. Я не знаю, что об этом думают остальные молодцы, но если они хотят следовать за мной, то надо собираться в дорогу. Те же, кто не хочет идти в горы, могут выбрать себе другой путь. Боюсь только, что когда это дело Раскроется, то им…

Но не успел он закончить, как Ли Куй вскочил и закричал:

– Да что там долго разговаривать – мы все пойдем! А кто откажется – тот узнает, каков мой топор! Одним ударом рассеку надвое, и дело с концом!

– Зачем же угрожать, – возразил Сун Цзян. – Пойдет только тот, кто сам выразит желание.

Все обсудили этот вопрос и решили, что теперь за ними непременно будут охотиться императорские войска, чтобы переловить виновников побоища в обоих городах. Поэтому лучше всего пойти за старшим братом Сун Цзяном, на жизнь и на смерть связав с ним свою судьбу.

Выслушав это, Сун Цзян очень обрадовался и поблагодарил своих друзей за верность. В тот же день они решили отправить в лагерь с сообщением Чжу Гуя и Сун Ваня и следовать за ними, разделившись на пять отрядов. В первом должны были идти Чао Гай, Сун Цзян, Хуа Юн, Дай Цзун и Ли 1Куй; во втором – Лю Тан, Ду Цянь, Ши Юн, Сюэ Юн и Хоу Цзянь; в третьем – Ли Цзюнь, Ли Ли, Люй Фан, Го Шэн, Тун Вэй и Тун Мэн; в четвертом – Хуан Синь, Чжан Шунь, Чжан Хэн и три брата Юань и в пятом отряде – My Хун, My Чунь, Янь Шунь, Ван Коротконогий тигр, Чжэн Тянь-шоу и Бай-шэн. В пяти отрядах было двадцать восемь главарей, которые вели за собой остальных удальцов. Имущество и ценности, которые они захватили в доме Хуан Вэнь-бина, были разделены на несколько частей и погружены на повозки. My Хун взял с собой и своего старого отца – почтенного My и всю семью. Имущество и пожитки они также погрузили на повозки.

Некоторые работники My Хуна не пожелали идти вместе с ним, и он, оставив им небольшую сумму денег, разрешил искать работу где-нибудь в другом месте. Тех же, кто согласился идти, он взял с собой. Первые четыре отряда один за другим отправились в путь. Наконец, и My Хун, закончив все приготовления, взял несколько факелов и поджег свою усадьбу со всех сторон. Бросив землю на произвол судьбы, он также двинулся по направлению к горному стану Ляншаньбо.

Здесь нет надобности подробно рассказывать о том, как все пять отрядов следовали друг за другом на расстоянии в двадцать ли. Поговорим о первом отряде, во главе которого были Чао Гай, Сун Цзян, Хуа Юн, Дай Цзун и Ли Куй. Все они ехали верхом на конях и спустя три дня приблизились к горе, носившей название Хуанмыньшань – «Желтые ворота».

– Уж очень зловещей кажется эта гора, – промолвил Сун Цзян, следуя на своем коне за Чао Гаем. – Здесь непременно должна быть большая шайка разбойников. Надо послать людей, чтобы поскорей подтянуть все наши отряды, и тогда мы все вместе перевалим через эту гору.

Не успел он договорить, как впереди у подножия горы послышались удары гонга и грохот барабанов.

– Ну вот, так я и знал! – воскликнул Сун Цзян. – Надо пока остановиться и подождать остальных. Потом дадим бой.

Хуа Юн взял лук, вынул стрелы и приготовился к битве. Чао Гай и Дай Цзун обнажили свои мечи, а Ли Куй взял в руки топоры; все они приготовились защищать Сун Цзяна и. подстегнув коней, выехали вперед. В этот момент они увидели, как с горы скатился отряд разбойников, не менее пятисот человек. Впереди, окруженные отрядом, ехали четыре всадника. Все они были вооружены и вызывающе кричали:

– Эй, вы! Устроили побоище в Цзянчжоу, разграбили Увэйцзюнь, перебили много войска и населения, а теперь возвращаетесь в Ляншаньбо! Мы уже давно поджидаем вас здесь! Если вы люди толковые, то оставьте нам Сун Цзяна, а остальных мы не тронем.

Услышав это, Сун Цзян выступил вперед и, низко склонившись перед разбойниками, промолвил:

– Я, Сун Цзян – ничтожный человек, – был обижен и не имел возможности отомстить за свою обиду. Тогда храбрые молодцы собрались с разных концов, чтобы спасти мою жизнь. А вот сейчас я никак не могу вспомнить, доблестные герои, когда и чем оскорбил вас. Надеюсь, вы будете великодушны и пощадите мою жалкую жизнь.

Когда четыре всадника увидели, что Сун Цзян встал перед ними на колени, они сошли со своих коней и. отбросив оружие, низко склонились перед Сун Цзяном:

– Мы, четверо братьев, только слышали ваше прославленное имя – Благодатный дождь из Шаньдуна – Сун Гун-мин. Но, несмотря на все наше желание, нам так и не представилось случая встретиться с вами. И вот, когда мы услышали, что власти в Цзянчжоу обвинили вас по какому-то делу, мы твердо решили идти туда и освободить вас из тюрьмы. Однако нам не удалось получить точных сведений, и мы послали в Цзянчжоу своего человека разведать там обстановку. Вернувшись, он сообщил нам о побоище на месте казни в Цзянчжоу и о том, что какие-то удальцы спасли вас и все вы отправились в городок Цзеянчжэнь. Дошли до нас слухи и о том, как вы устроили пожар в Увэйцзюне и разорили дом Хуан Вэнь-бина. Тогда мы подумали, что вы обязательно должны пройти этой дорогой и ежедневно посылали сюда дозорных. Узнав, что на дороге показались какие-то отряды и опасаясь, как бы нам не попасть впросак и не принять кого-нибудь другого за вас, мы и придумали обратиться к неизвестным всадникам с дерзкими вопросами. Конечно, мы этим оскорбили вас и просим великодушно простить нашу вину. Сегодня, наконец, нам посчастливилось встретить вас, и в нашем стане Для этого случая есть скромное вино и простая еда. Мы надеемся отпраздновать нашу встречу и поэтому приглашаем всех удальцов пожаловать в наш лагерь и немного отдохнуть у нас.

Выслушав их, Сун Цзян очень обрадовался и, помогая незнакомцам подняться с колен, просил назвать свои имена. Тот, кто был впереди других, назывался Оу Пэн, родом из Хуанчжоу. В свое время он служил в военной охране на реке, но однажды оскорбил начальника, и ему пришлось бежать. Так он стал бродить по свету, пока не присоединился к лесным молодцам. Там его прозвали «Орел золотокрылый». Второго молодца звали Цзян Цзин; он был родом из Таньчжоу, провинции Хунань. Когда-то он держал экзамены на ученую степень, но провалился и поэтому бросил книги и взялся за оружие. Цзян Цзин был искусен в военной стратегии, каллиграфии и в счете. В самых сложных вычислениях он никогда не допускал ни малейшей ошибки. Но, кроме того, он прекрасно владел пикой и палицей, а также искусством военного строя. Прозвище его было «Волшебный счетчик». Третьего удальца звали Ма Линь. Он был родом из Цзиньлина и выходцем из семьи, принадлежавшей к вольному люду; хорошо играл на двойной металлической флейте и в совершенстве владел длинным мечом. Народ прозвал его «Чудесный железный свисток». Имя четвертого было Тао Цзун-ван, родом он был из Гуанчжоу, происходил он из крестьянской семьи, обладал огромной силой, ловко работал железной лопатой и умел обращаться с копьем. В народе его прозвали «Девятихвостая черепаха».

И вот эти четыре молодца, встретив Сун Цзяна, приказали своим людям принести плетеные корзины и достали оттуда большой кувшин вина и два блюда мяса. Сначала угощение поднесли Чао Гаю и Сун Цзяну, потом – Хуа Юну, Дай Цзуну и Ли Кую, а затем и всем остальным. Прошло время двух страж, когда к ним подошел второй отряд. Снова началась церемония знакомства и приветствий, после которой пришедшим также преподнесли вина. Затем все направились в горы. И вот десять вожаков из первых двух отрядов попали в лагерь на горе Хуанмыньшань. Тут хозяева – четыре молодца – распорядились зарезать коров и лошадей и устроили торжественный пир в честь своих гостей. На дороге были оставлены дозорные, которым приказано было дожидаться, пока подойдут еще три отряда с восемнадцатью главарями, и затем привести их в лагерь на пиршество.

Не прошло и полдня, как остальные отряды появились в лагере. Тогда все собрались в парадном помещении и заняли места за общим столом. Во время пира, за беседой, Сун Цзян между прочим сказал, обращаясь к четырем хозяевам:

– Я просил нашего старшего брата, Небесного князя Чао Гая дать мне убежище в стане Ляншаньбо. Не знаю, доблестные братья, есть ли у вас желание оставить это место, отправиться вместе с нами и жить одним большим лагерем?

– Если вы, благородные мужи, оказываете нам, недостойным, такую великую честь, то мы готовы всю жизнь носить ваши плетки и повсюду сопровождать вас с фонарем, – в один голос отвечали четверо главарей.

– Раз вы, бесстрашные герои, согласны бороться вместе с нами за правое дело, то готовьтесь в дорогу, и все мы пойдем в Ляншаньбо, – радостно сказали Сун Цзян и Чао Гай.

Все остальные вожаки также остались этим очень довольны. Переночевав в стане, они на другой же день тронулись в путь. Впереди, как и раньше, выступали Сун Цзян и Чао Гай. А за ними в прежнем порядке двигались и остальные отряды на расстояний двадцати ли друг от друга. Уходившие вместе с ними четыре предводителя, собрав все свои пожитки и ценности, подожгли покинутый лагерь и возглавили шестой отряд в пятьсот человек.

Сун Цзян был очень рад, что ему удалось присоединить силы этих четырех удальцов. Сидя на коне, он ехал рядом с Чао Гаем и вел с ним беседу:

– Правда, за время моих странствий мне пришлось пережить не мало страхов, но зато я повстречался со многими хорошими людьми. И теперь, когда я опять еду, дорогой брат, к вам в лагерь, в моем сердце установилось спокойствие. Я твердо решил навсегда связать свою судьбу с вашей.

Так, беседуя всю дорогу о всякой всячине, они незаметно добрались до кабачка Чжу Гуя.

Здесь следует сказать о том, что четыре вожака, остававшиеся в Ляншаньбо охранять лагерь, – У Юн, Гун-Сунь Шэн, Линь Чун и Цинь Мин, вместе с двумя вновь прибывшими – Сяо Жаном и Цзинь Да-цзянем, уже знали от Чжу Гуя и Сун Ваня о скором возвращении ушедших в поход. Они каждый день высылали на лодках дозорных – к кабачку, чтобы не опоздать со встречей. А когда отряды стали переправляться в Цзиньшатань, их встретили барабанным боем и игрой на музыкальных инструментах. Предводители прибыли в лагерь кто верхом, а кто на носилках. У первых ворот их встречали с вином шесть вожаков во главе с У Юном. Потом все собрались в парадном зале, и здесь совершили возжигание благовонных свечей.

После этого Чао Гай обратился к Сун Цзяну с просьбой возглавить лагерь и сесть на почетное место. Но мог ли Сун Цзян принять такое предложение?

– Вы ошибаетесь, почтенный брат мой, – возразил он Чао Гаю. – Я благодарю вас, дорогие друзья, за то, что вы не побоялись взяться за оружие и вызволить меня из смертельной опасности. Но вы, почтенный брат мой, и прежде были предводителем лагеря, так зачем же сейчас уступать это место такому недостойному человеку, как я! Не вздумайте настаивать – я готов скорее умереть, чем принять ваше высокое предложение. – Уважаемый брат мой, – отвечал на это Чао Гай. – Зачем же вы говорите такие слова? Если бы вы раньше не взяли на себя бремя, тяжелое, как море крови, и не спасли жизнь нам семерым, а потом еще не помогли переправиться в этот лагерь, то разве имели бы мы счастье сегодня собраться здесь? Вы действительно милостивый покровитель нашего лагеря! И если вы откажетесь занять место начальника, то кто может быть достоин этого?

– Почтенный брат мой, – сказал Сун Цзян, – вы старше меня на десять лет. Мне просто совестно занять такое почетное место!

И только после долгих споров и уговоров Чао Гаю пришлось согласиться остаться на посту предводителя стана. Второе место занял Сун Цзян, третье – У Юн, четвертое – Гун-Сунь Шэн. Затем Сун Цзян сказал:

– Сейчас мы не будем заниматься распределением обязанностей в зависимости от прежних заслуг наших старших братьев. Пусть хозяева сядут в ряд по левую сторону, а вновь прибывшие займут места гостей – справа. Придет время, когда мы распределим посты в зависимости от тех стараний, которые проявит каждый из нас.

– Вот это правильно! – раздались одобрительные возгласы.

Итак, с левой стороны сели в ряд: Линь Чун, Лю Тан, Юань Сяо-эр, Юань Сяо-у, Юань Сяо-ци, Ду Цянь, Сун Вань, Чжу Гуй, Бай Шэн, а с правой, вежливо уступая друг другу место, расселись по старшинству – Хуа Юн, Цинь Мин, Хуан Синь, Дай Цзун, Ли Куй, Ли Цзюнь, My Хун, Чжан Хэн, Чжан Шунь, Янь Шунь, Люй Фан, Го Шэн, Сяо Жан, Ван Коротконогий тигр, Сюэ Юн, Цзинь Да-цзянь, My Чунь, Ли Ли, Оу Пэн, Цзян Цзин, Тун Вэй, Тун Мэн, Ма Линь, Ши Юн, Хоу Цзянь, Чжэн Тянь-шоу и Тао Цзун-ван. Итак, за стол уселось всего сорок главарей, и под звуки музыки и бой барабанов началось пиршество и взаимные поздравления по случаю объединения.

Когда же речь зашла о том, почему начальник области Цай Цзю поверил сплетням и начал дело против Сун Цзяна, последний рассказал присутствующим, как все было:

– Это затеял мерзавец Хуан Вэнь-бин! Берясь не за свое дело, он вздумал толковать начальнику области слова песенки, которую распевали мальчишки на улицах столицы. Так, первую строку: «Бедствие страны заключается в словах – дом и дерево», он разъяснил, что несчастье Поднебесной принесет человек по фамилии Сун, так как этот фамильный знак состоит из иероглифов «дом» вверху и «дерево» – внизу. А следующую строчку – «Глава разбойников – вода и работа» – он растолковал, что человек, который носит имя, состоящее из знаков «вода» и «работа», поднимет восстание. Но ведь это же и есть имя Цзян. И все это указывает на меня – Сун Цзяна. А последние две строчки песенки: «Тридцать шесть необузданных героев подымут мятеж в Шандуне» – означают, что я, Сун Цзян, подыму мятеж в Шаньдуне. Поэтому-то начальник области и схватил меня. Ну, а тут еще Дай Цзун неожиданно принес ему фальшивое письмо, и тот же Хуан Вэнь-бин уговорил его раньше казнить нас двоих, а потом уже донести об этом императору. И если бы не ваша помощь, дорогие друзья, – закончил Сун Цзян, – разве могли бы мы сегодня собраться здесь вместе!

– Ладно! – закричал Ли Куй, вскочив с места. – Вы, почтенный брат, выполняете веление неба! И хотя вам пришлось пострадать, но зато я разрезал Хуан Вэнь-бина на куски так, что любо-дорого! Теперь нам бояться нечего. У нас большое войско, и мы можем смело поднять мятеж! Старший брат Чао Гай будет главным императором великих Сунов, а брат Сун Цзян – малым сунским императором. Господин У Юн станет первым советником, а господин Гун-Сунь Шэн – первым сановником. А все мы станем полководцами и проложим себе с боем дорогу в Восточную столицу, захватим там этот проклятый трон и будем жить в свое удовольствие! Уж, наверно, там будет получше, чем в этой чертовой дыре.

– Железный бык! – поспешил остановить его Дай Цзун. – Ну, что за ерунду ты несешь! Теперь уж ты попал сюда и не должен больше показывать свой нрав, как это делал в Цзянчжоу. Ты должен выполнять распоряжения и прислушиваться к словам обоих наших старших братьев. Нельзя распускать язык и болтать всякую чушь! Если ты позволишь себе еще раз прервать разговор старших, тогда придется снять тебе башку для острастки остальным.

– Ай-я! – испуганно воскликнул Ли Куй. – Если мне снесут голову, так когда же это у меня вырастет другая? Нет, уж я лучше буду пить вино и помалкивать!

Его слова вызвали общий смех. Затем Сун Цзян опять заговорил о необходимости готовиться к отпору правительственным войскам.

– Помню, когда вы впервые предложили мне остаться с вами, я сильно испугался. Вот уж не думал, что может наступить такой день, когда я сам заговорю об этом.

– Если бы, уважаемый брат, вы тогда послушались меня, – вступил в разговор У Юн, – то жили бы здесь спокойно, вам не пришлось бы отправляться в Цзянчжоу, и вы были бы избавлены от многих бедствий. Но, очевидно, все это было предопределено небом.

– А где сейчас этот мерзавец Хуан Ань? – поинтересовался Сун Цзян.

– А он прожил месяца три, потом заболел и умер, – сказал Чао Гай.

Сун Цзян вздохнул.

На этом пиру все они были безмерно счастливы.

Чао Гай заранее распорядился, чтобы семью почтенного Хуна хорошо устроили. Затем он приказал выдать награды из захваченного имущества Хуан Вэнь-бина всем, кто проявил особенные старания. После этого принесли корзинки с подарками, которые здесь оставил Дай Цзун, и передали их в его распоряжение. Однако последний наотрез отказался взять эти корзины, и тогда было решено передать их в общую каану.

Затем Чао Гай приказал всем разбойникам воздать положенные почести новым предводителям – Ли Цзюню и другим.

Еще несколько дней подряд в горном стане продолжалось празднество – резали скот и пировали, но говорить об этом больше нет надобности.

Расскажем лучше о том, как Чао Гай распорядился, чтобы каждый построил себе возле лагеря дом и обосновался там на житье. Несколько домов было построено и внутри лагеря. Стену, окружавшую стан, починили.

Это было на третий день торжества, когда Сун Цзян поднялся из-за стола и, обращаясь к остальным главарям, сказал:

– У меня есть еще одно дело, и я хочу просить вас, дорогие друзья, отпустить меня на несколько дней. Мне необходимо еще раз уйти из лагеря. Не знаю только, согласитесь ли вы на это?

– Почтенный брат, куда же вы опять хотите идти и что у вас за важное дело? – спросил Чао Гай.

И тогда Сун Цзян, помедлив, назвал место, куда он собирался идти. И уж, наверно, так было на роду написано, что, попав в лес пик и мечей, он едва спас свою жизнь. У горного пика он завоевал себе славу на тысячи лет. Поистине, как говорится:

О том, куда пошел Сун Цзян на этот раз, вы узнаете из следующей главы.

Глава 41

Мы уже рассказали, как Сун Цзян во время пира заговорил о том, что ему придется еще раз покинуть лагерь.

– Вы спасли меня, – сказал он, – и привели к себе на гору. Вот уж несколько дней, как мы веселимся, и я чувствую себя вполне счастливым. Но я не знаю, что с моим старым отцом. Если начальник области Цзянчжоу доложит обо всем в столицу, то, несомненно, в Цзичжоу будет послано распоряжение арестовать мою семью в Юньчэне. Моему отцу грозит опасность. И мне пришла в голову мысль перевезти его сюда. Тогда уж я буду спокоен. Вот только не знаю, позволите ли вы мне это сделать, дорогие друзья.

– Почтенный брат, – отвечал Чао Гай, – отношения между отцом и сыном – самые главные отношения между людьми. Могу ли я задерживать вас здесь на пиршестве, когда ваш старый отец страдает дома? И как можем мы не согласиться с вашим желанием? Но вот только остальные наши братья изрядно натерпелись в эти дни и еще не привели себя в порядок. Хорошо, если б вы подождали день-два, пока мы выясним, сколько у нас народу н лошадей. А потом вы можете идти за своим отцом.

– Да, несколько лишних дней как будто ничего не значат, дорогой брат, – оказал Сун Цзян. – Только боюсь, что из Цзянчжоу могут послать срочное распоряжение в Цзичжоу немедля схватить мою семью. Поэтому опасно откладывать, да я и не хочу брать с собой много людей. Пойду тайком один и вместе с моим братом Сун Цином постараюсь быстро переправить отца сюда в горы, так что ни одна душа в нашем селении не узнает об этом. А если со мной пойдет много народу, это может вызвать целый переполох, и мы испортим все дело.

– А вдруг по дороге с вами случится какая-нибудь беда, дорогой брат, ведь некому будет даже помочь вам, – возразил Чао Гай.

– Ради отца я и смерть приму безропотно, – отвечал Сун Цзян.

И, несмотря ни на какие уговоры, он твердо решил отправиться в путь в тот же день. Надев войлочную шляпу и привязав к поясу кинжал, он взял короткую палицу и пошел с горы. Все главари провожали его до Цзиньшатаня, а потом возвратились обратно.

Переправившись через озеро, Сун Цзян очутился на берегу около кабачка Чжу Гуя, а оттуда пошел по дороге к Юньчэну. Ему приходилось испытывать и голод и жажду. К концу пути, торопясь поскорее дойти до своего селения, он нигде не останавливался, пока не стемнело, но до дома так и не добрался. Тогда он завернул на постоялый двор. На следующее утро он отправился дальше, но пришел домой очень рано и спрятался в лесу. Переждав там до наступления вечера, он подошел к усадьбе и постучал в задние ворота. На его стук вышел Сун Цин. Увидев своего старшего брата, он от испуга даже вздрогнул и быстро спросил:

– Дорогой брат, как же это ты пришел домой?

– Я пришел только за тем, чтобы увести отсюда отца и тебя, – отвечал Сун Цзян.

– Дорогой брат, о том, что ты сделал в Цзянчжоу, здесь уже всем известно, – сказал Сун Цин. – В нашем селении два начальника охраны ведут наблюдение за нашим домом – надеются поймать тебя. Мы находимся под надзором и не можем никуда двинуться. Ждут только распоряжения из Цзянчжоу, чтобы схватить нас, посадить в тюрьму и держать там до тех пор, пока не найдут тебя. И днем и ночью около двухсот солдат разыскивают тебя. Медлить нельзя, быстрее возвращайся в Ляншаньбо и попроси вожаков прийти и спасти твоих отца и брата.

Выслушав это, Сун Цзян до того перепугался, что весь покрылся холодным потом и, не осмеливаясь войти в дом, поспешно зашагал обратно в Ляншаньбо. В ту ночь луна светила тускло, и он не мог даже как следует разглядеть дорогу. Выбрав маленькую и уединенную тропинку, Сун Цзян пошел по ней. Прошло время одной стражи, и вдруг позади послышались крики. Сун Цзян остановился и прислушался: крики раздавались менее чем в двух ли от него. Затем он увидел множество пылающих факелов и услышал возгласы:

– Сун Цзян, остановись!

Но он быстро шел вперед и думал про себя: «Не послушался я Чао Гая, вот и попал в беду. О небо, сжалься! Спаси Сун Цзяна!»

И вдруг впереди он заметил жилье и пошел прямо туда. Вскоре ветер рассеял легкие облака, и на небе показалась яркая луна. Тут.только Сун Цзян понял, куда он попал, и от горя даже застонал. Это место называлось Хуаньдаоцунь – деревня без сквозного проезда.

Со всех сторон она была окружена высокими отвесными неприступными горами, а у подножья гор бежал бурный поток. Туда вела только одна дорога. Всякий, кто приходил сюда с правой стороны, должен был уходить налево – так как никакой другой дороги не было.

Сун Цзян знал это место и уж совсем было решил повернуть обратно, но преследователи успели преградить ему дорогу; свет их факелов сверкал, как яркое солнце.

Сун Цзяну ничего не оставалось, как поспешить вперед и искать там убежища. Он пробирался лесом и вскоре очутился возле старой кумирни. Толкнув обеими руками ворота, он вошел в кумирню и, осмотрев при свете луны все залы, не нашел уголка, где можно было бы укрыться. На сердце Сун Цзяна стало еще более тревожно. Тут он вдруг услышал, как кто-то снаружи сказал: «Начальник, он вошел в кумирню».

Сун Цзян узнал голос Чжао Нэна, но в сильном волнении так и не мог найти места, где бы спрятаться. Вдруг он заметил нишу, где стояла статуя бога – покровителя здешних мест. Сун Цзян отдернул покрывало и вполз туда, поставив свою палицу. Свернувшись в клубок, он спрятался за статуей, не смея перевести дыхания. И сразу же услышал, как люди с факелами вошли в кумирню. Осторожно выглянув, Сун Цзян увидел Чжао Нэна и Чжао Дэ, а за ними еще человек пятьдесят. При свете факелов они осматривали всю кумирню. Наконец, дошли до зала, где находился Сун Цзян. «Ну, теперь мне конец, – подумал тот. И стал повторять про себя. – Боги, спасите меня!»

Один за другим преследователи проходили мимо него, и никто из них не заглянул в нишу. «О небо, сжалься надо мной!» – снова пробормотал Суп Цзян. И тут он увидел, как Чжао Дэ с факелом направляется к нише. «Ну, теперь все кончено», – опять подумал Сун Цзян. А Чжао Дэ, взяв кинжал, рукояткой отодвинул занавес и осветил факелом нишу снизу доверху. Но факел вдруг задымил, облако черной копоти ударило в глаза Чжао Дэ и ослепило его. Он бросил факел на землю, затоптал его ногой и, выйдя из зала, сказал:

– Этой твари в кумирне нет. Но ведь здесь всего одна дорога! Куда же он мог уйти?

– Больше некуда, как только вон в тот лес на горе, – отвечали стражники. – Нечего и думать, что он может уйти отсюда. Дорога-то ведь здесь одна, недаром деревня называется Хуаньдаоцунь. Кругом неприступные горы и леса, и нет ни одной тропинки, по которой можно было бы пройти. Вы, господин начальник, поставьте охрану у входа в деревню. И даже будь у него крылья, он и тогда не уйдет от нас! Вот рассветет, тогда мы пойдем в деревню и поищем его там.

– Ладно, – согласились Чжао Нэн и Чжао Дэ.

Они вывели стражников из кумирни, и Сун Цзян подумал: «Разве не бог защитил меня? Если мне удастся спастись, то я починю эту кумирню и сделаю новые…»

Вдруг он услышал, как несколько голосов закричали у ворот кумирни:

– Начальник, он здесь!

Тогда Чжао Нэн, Чжао Дэ и другие бросились обратно к кумирне. И Сун Цзян снова сказал про себя: «Ну, разве у меня не злая судьба! Уж сейчас-то они, конечно, захватят меня живым!» А Чжао Нэн, Остановившись у ворот кумирни, спросил:

– Где же он?

– Пойдите сюда, начальник, и посмотрите! Вот здесь на воротах пыльные отпечатки пальцев! Он, наверно, только что открыл эти ворота и спрятался внутри.

– Ты прав! – отвечал Чжао Нэн. – Обыщите еще раз как следует.

Люди опять вошли в кумирню и принялись за поиски. А Сун Цзян думал: «И до чего же несчастная моя судьба. Уж теперь-то мне наверняка конец пришел!» А преследователи обошли кумирню, обыскали и перевернули все, за исключением разве одних стен. Войдя в зал, где находился Сув Цзян, Чжао Нэн сказал:

– Он должен быть в этой нише. Вы плохо искали там! Сейчас я сам посмотрю.

Солдат держал факел, а Чжао Нэн откинул занавес, и человек пять-шесть просунули свои головы в нишу. Не загляни они туда, не случилось бы никакой беды. Но как только они заглянули, из ниши подул свирепый ветер и погасил все факелы: в кумирне наступила такая темнота, что никто не видел друг друга.

– Вот странно! – удивился Чжао Нэн. – Откуда взялся вихрь в таком закрытом месте? Не иначе, как боги прогневались на нас за то, что мы разгуливаем тут с факелами, и послали сильный ветер. Пойдемте-ка отсюда. Лучше будем охранять проход в деревню, а на рассвете опять возьмемся за поиски.

– А все-таки эту нишу мы как следует не осмотрели, – заметил Чжао Дэ. – Давайте попробуем пикой.

– Дельно говоришь! – поддержал Чжао Нэн.

Но только они хотели приблизиться, как снаружи опять задул ужасный вихрь, подымая в воздух песок и камни, – казалось, что кумирня вот-вот перевернется. Черное облако спустилось и окутало все вокруг. У людей от страха кровь застыла в жилах и волосы встали дыбом. Тут Чжао Нэн, видя, что дело плохо, подозвал Чжао Дэ и сказал:

– Уйдем отсюда поскорее, брат! Боги прогневались!

И все ринулись из зала. Одни в спешке падали, другие, натыкаясь на них, тоже валились наземь и ползком пробирались к дверям кумирни. Вырвавшись наружу, они вдруг услышали, как кто-то позади кричит: «Пощади нас!»

Чжао Нэн повернул обратно посмотреть, что там случилось, и увидел несколько солдат, которые упали со ступенек, зацепившись одеждой за деревья, и никак не могли освободиться. Они побросали свои мечи и, дергая изо всех сил одежду, вопили о пощаде.

Притаившись в нише, Сун Цзян слышал все это и едва сдерживал смех.

Чжао Нэн высвободил солдат и вывел за ворота, где их встретили такими словами:

– Мы же говорили, что этот бог очень строгий, зачем же вам надо было затевать все это дело в кумирне! А теперь вы еще вызвали маленьких злых духов! Пойдемте охранять дорогу. Не может же беглец улететь!

– Правильно, – сказали Чжао Нэн и Чжао Дэ. – Мы должны охранять дорогу и все!

И все они двинулись к единственной в деревне дороге. А теперь расскажем о Сун Цзяне, который сидел в нише и горестно восклицал:

– Хоть и не схватили меня, но как же мне теперь уйти?

Размышляя и строя множество планов, из которых ни один не мог его спасти, Сун Цзян вдруг услышал, как с другого входа кто-то вошел в кумирню. И снова его охватила дрожь. «Опять беда! – подумал он. – Хорошо, что я еще не вышел отсюда!»

Два отрока в простых одеждах подошли к нише и сказали:

– Повелитель звезд, вас приглашает к себе богиня и хочет побеседовать с вами.

Но Сун Цзян не осмеливался ответить на такое приглашение. И отроки, стоявшие у ниши, снова сказали:

– Вас приглашает сама богиня, и вы, Повелитель звезд, можете идти свободно.

Но Сун Цзян и теперь не решался произнести хоть слово. Тогда отроки промолвили:

– Повелитель звезд, Сун Цзян, не медлите! Богиня давно ждет вас.

Их голоса показались Сун Цзяну нежными, как пенье иволги или щебет ласточек, совсем не похожими на голоса мужчин. Высунувшись из ниши, он увидел двух девушек, стоящих по обе стороны входа. Но тут Сун Цзян даже вздрогнул от испуга: это оказались не девушки, а две статуи, сделанные из глины. И снова до него донеслись слова: «Повелитель звезд, Сун Цзян, богиня ждет тебя».

Сун Цзян раздвинул занавес и вышел. Здесь он увидел двух девушек в темных платьях; волосы их были высоко уложены. Обе они низко склонились перед Сун Цзяном. И он спросил их:

– Откуда вы, священные девы?

– Мы выполняем волю нашей богини и приглашаем Повелителя звезд пройти во дворец, – отвечали девушки.

– Священные девы, вы ошибаетесь. Мое имя Сун Цзян, и я не Повелитель звезд.

– Никакой ошибки тут нет. Просим вас, Повелитель звезд, пойти с нами. Богиня давно уже ждет вас, – твердили девушки.

– Какая богиня? – опросил Сун Цзян. – Ведь я никогда не поклонялся ей, как же я осмелюсь предстать перед ней?

– Когда вы придете туда, Повелитель звезд, то все узнаете сами, – сказали девушки, – а сейчас ни о чем не спрашивайте.

– А где же богиня?

– Она во внутреннем зале.

После этого девушки пошли впереди, а Сун Цзян последовал за ними. Обойдя внутренний зал, они очутились перед боковой дверью в стене.

– Повелитель звезд, господин Сун Цзян, войдите сюда – пригласили девушки.

Вместе с ними Сун Цзян вышел в маленькую дверь и, оглядевшись, увидел луну и усеянное звездами небо. Легкий ветер доносил до него волны аромата. Со всех сторон здесь был густой лес и высокий бамбук. Сун Цзян подумал: «Так вот, оказывается, какое место за кумирней! Знай я об этом раньше, спрятался бы здесь, и не пришлось бы мне пережить весь этот страх».

Шагая вперед, Сун Цзян заметил, что вдоль низких стен в два ряда растут огромные сосны со стволами более чем в два обхвата. И дорога меж этими стенами была гладкая, как панцырь черепахи. «Кто бы мог подумать, что позади старой кумирни есть такая хорошая дорога», – сказал сам себе Сун Цзян.

Пройдя вслед за девушками не более одного ли, он услышал шум горной реки. А впереди открылся мост из синего камня с красными перилами. По берегам росли какие-то необыкновенные цветы и травы, седые сосны и много бамбука, нежнозеленые ивы и персиковые деревья, покрытые розовыми цветами. Под мостом бурлила вода. Отливая серебром и кружась, как снег, она вырывалась из пещеры под скалой. Проходя по мосту, Сун Цзян увидел впереди два ряда диковинных деревьев, а между ними-красные решетчатые ворота. Войдя в ворота, он увидел перед собой храм. «Я родился в Юньчэне, – подумал Сун Цзян, – но никогда не слышал об этом месте».

В душе он испытывал страх и не осмеливался двинуться дальше. Но девушки торопили его, повторяя:

– Повелитель звезд, пожалуйста, идите быстрей.

Они ввели его в ворота и приблизились к великолепной лестнице, украшенной изображениями драконов. По обе стороны веранды стояли красные колонны, между которыми висели вышитые занавеси. В центре находился большой храм, освещенный множеством свечей. Девушки провели Сун Цзяна по лестнице через веранду к храму, и там у входа на ступеньках он услышал голоса других священных дев:

– Повелитель звезд, богиня приглашает вас войти.

Сун Цзян вступил в храм, его охватил трепет, и волосы на голове шевелились. Плиты под его ногами были украшены драконами и фениксами. Девушки, которые привели его в храм, скрылись за занавесом и, обращаясь к богине. сказали:

– Тот, кого вы приглашали – Повелитель звезд, Сун, ждет у входа.

Тогда Сун Цзян подошел к священному возвышению и, преклонив колена, распростерся на полу.

– Твой раб, – произнес он, – всего лишь ничтожный и недостойный смертный. Он не видел священного лика богини. Молю тебя о небесном милосердии, сжалься надо мной.

Тогда голос из-за священного занавеса приказал:

– Пусть Повелитель звезд сядет.

Но Сун Цзян не осмеливался даже голову поднять. Тогда тот же голос приказал священным девам поднять его и усадить на фарфоровый стул. Сун Цзяну ничего не оставалось, как повиноваться, а голос богини опять прозвучал на весь храм:

– Откиньте занавес.

Несколько девушек быстро подошли и отдернули украшенную драгоценными камнями ткань, повесив ее на два золотых крючка. Тогда богиня спросила:

– Повелитель звезд, надеюсь, что все это время ты был в добром здоровье?

Сун Цзян поднялся и, низко кланяясь, отвечал:

– Я ведь простой смертный и не смею смотреть тебе в лицо.

– Но ты уже здесь, Повелитель звезд, – сказала богиня, – и тебе незачем выполнять все церемонии.

Только тогда Сун Цзян осмелился поднять голову. Он увидел сверкание золота и драгоценных камней, и зажженные лампы в виде драконов, и подсвечники в форме фениксов. По обе стороны стояли девы в темных платьях и держали опахала, а позади богини виднелся большой веер. В самом центре, на драгоценном царственном ложе, сделанном из фигур девяти драконов, восседала сама богиня. На ней было шелковое тканное золотом одеяние. В руке она держала скипетр из белого нефрита. Лицо ее, с глазами ясными, как небо, было прекрасно.

– Подойди сюда. Повелитель звезд, – проговорила она и приказала поднести Сун Цзяну вина.

Девушки тотчас же принесли драгоценный кувшин в форме лотоса и налили из него в чашу вина. Одна из девушек поднесла чашу Сун Цзяну. Не смея отказаться, он встал, взял вино, затем опустился на колени и, глядя на богиню, осушил чашу до дна. Вино было такое тонкое и ароматное, что Сун Цзян почувствовал, будто какое-то просветление снизошло на него, и сладостная истома переполнила его душу.

Другая девушка подошла к нему с блюдом священных фиников и попросила отведать их. Со всей осторожностью, опасаясь, как бы не допустить какой-нибудь оплошности, Сун Цзян протянул руку и взял финик. Съев его, он спрятал косточку в руке. А девушка снова наполнила чашу и подошла налить ему третью. Затем девушка опять поднесла ему финики, и он съел еще два. Выпив три чаши священного вина и съев три финика, Сун Цзян почувствовал, что слегка опьянел. Опасаясь как бы не опьянеть еще больше и не совершить какого-нибудь неблаговидного поступка, Сун Цзян склонился перед богиней и сказал:

– Прошу богиню не угощать меня больше вином, потому что я не могу много пить.

И в храме прозвучал голос:

– Повелитель звезд не желает больше пить вина. Перестаньте его угощать. – И, обращаясь к прислуживающим девушкам, богиня распорядилась:

– Принесите Небесную книгу и отдайте ее Повелителю звезд.

Тогда девушки удалились, вынесли на синем блюде книгу, завернутую в желтый шелк, и протянули ее Сун Цзяну. Взглянув на книгу, Сун Цзян увидел свиток около пяти цуней длины и около трех цуней ширины, но не осмеливался развернуть его. Почтительно склонившись, он принял свиток и положил его в рукав. Тогда богиня произнесла:

– Сун, Повелитель звезд, вручаю тебе священную книгу. Отныне ты можешь вершить законы неба. Если ты станешь вождем, будь верным, бескорыстным и справедливым к народу. Если ты будешь сановником, служи государству и охраняй мир для народа. Избегай лжи и иди по пути истины. Не забудь моих слов и никому об этом не рассказывай.

Почтительно выслушав сказанное, Сун Цзян низко поклонился, А богиня продолжала:

– Так как ты не искупил своих грехов и не завершил своего пути к добродетели, то Владыка неба временно наказывает тебя и посылает на землю. Но ждать недолго, ты снова вернешься в небесные чертоги. Только смотри, впредь не допускай ни малейшей ошибки! Стоит тебе лишь раз провиниться, и ты попадешь в ад. Даже я не смогу тогда спасти тебя. Пока ты на земле, – читай эту книгу внимательно и постоянно, но только читай ее вместе с тем, чья звезда называется Законы неба. Никто другой не должен ее видеть. А когда ты завершишь свой подвиг, сожги эту священную книгу, – ее нельзя оставлять на земле. Ты должен помнить все, что я приказываю! Сейчас я на небе, а ты на земле, и мы с тобой разделены; я не могу задерживать тебя. Иди! – И она приказала девушкам быстрее проводить Повелителя звезд обратно. – В следующий раз мы встретимся с тобой во дворце из красного нефрита за золотыми воротами.

Сун Цзян поблагодарил богиню, и девушки вывели его из храма через решетчатые ворота; проводив его до каменного моста, они сказали:

– Недавно ты пережил сильный страх, и если бы богиня не взяла тебя под свое покровительство, ты был бы схвачен На рассвете все твои страхи исчезнут сами собой. А сейчас, Повелитель звезд, взгляни на воду под мостом, и ты увидишь двух играющих драконов.

Сун Цзян наклонился через перила моста и действительно увидел двух резвящихся в воде драконов. Тут девушки, пользуясь там, что он засмотрелся, толкнули его. Сун Цзян вздрогнул и громко вскрикнул. Он проснулся и увидел, что все еще находится в кумирне. Тогда он выполз из ниши и, оглядевшись, заметил, что луна уже стоит высоко: была полночь, – час, когда сбываются сны. Тут Сун Цзян обнаружил у себя в руке три косточки от фиников, а в рукаве свиток священной книги. Более того, во рту он чувствовал аромат вина.

«Действительно, все это очень странно, – подумал он. – Будто сон и вместе с тем – не сон. Если все это приснилось мне, так откуда в рукаве у меня взялась Небесная книга? И почему во рту вкус вина, а в руке косточки от фиников? И все, что богиня мне говорила, я помню, ни одного слова не забыл. Ну, а если это не сон, так почему я все еще здесь, в этой нише? Богиня эта должна быть очень милостивой, раз она явилась мне в таком виде. Не знаю только, что это за богиня».

Отдернув занавес, Сун Цзян увидел ложе из девяти драконов и на нем прекрасную богиню, очень похожую на ту, что недавно явилась ему. И он подумал: «Богиня называла меня Повелитель звезд: видно, в предыдущей жизни я не был обычным человеком. Небесная книга мне еще пригодится, и я не забуду ни одного из священных указаний. Девушки в темных платьях сказали: “На рассвете все твои страхи исчезнут сами собой”. Сейчас начинает светать, и мне пора идти».

Протянув руку, он взял в нише свою палицу, подпоясался и, пройдя по веранде с левой стороны, осторожно спустился по лестнице. Оглянувшись по сторонам, он увидел старую таблицу, на которой были написаны четыре золотых иероглифа: «Храм богини Сюань-нюй». Тогда Сун Цзян, приложив руки ко лбу, с благодарностью прошептал:

– Какой стыд, что я не узнал ее! Ведь это же сама богиня девятого неба Сюань-нюй! Она дала мне Небесную книгу и спасла мне жизнь. Если только мне суждено остаться в живых, я непременно возвращусь сюда, починю эту кумирню и заново отстрою большой зал. Я поклоняюсь тебе, богиня, и прошу твоего покровительства.

После этого он стал тихонько пробираться на дорогу. Однако, отойдя недалеко от кумирни, он услышал неистовые крики. «Опять беда, – остановившись, подумал Сун Цзян. – Сейчас мне не пройти. Лучше спрятаться у дороги, вон за теми деревьями».

Едва успел он укрыться, как появилось несколько стражников, которые, прерывисто и тяжело дыша, шли, опираясь на свое оружие и пошатываясь из стороны в сторону.

– О боги, спасите наши жизни! – взывали они.

Глядя на них из-за деревьев, Сун Цзян думал: «Что за чудо! Ведь они же охраняли выход из деревни и ждали меня, чтобы схватить. А сейчас почему-то спасаются?»

Тут Сун Цзян увидел Чжао Нэна, который кричал:

– О милостивые боги, спасите меня!

«Почему это они в таком смятении?» – недоумевал Сун Цзян. И в тот же миг увидел здоровенного полуголого детину с двумя боевыми топорами в руках. На бегу он во весь голос орал:

– Стойте, проклятые!

То, чего не разглядишь издалека, становится ясным вблизи. Это был не кто иной, как Черный вихрь Ли Куй. «Не во сне ли я все это вижу?» – подумал Сун Цзян, не решаясь выйти из-за деревьев.

Добежав до кумирни, Чжао Нэн споткнулся о корень сосны и упал на землю. А Ли Куй подскочил к нему и, наступив ногой на спину, прижал к земле. Замахнувшись огромным топором, он совсем уж было собрался ударить поверженного, но в это время сзади подбежали два молодца с войлочными шляпами за спиной и с мечами в руках. Впереди был Оу Пэн, а за ним – Тао Цзун-ван. Увидев их, Ли Куй подумал, что они захотят оспаривать честь гобеды, и это испортит их братские отношения. Тогда он, недолго думая, одним ударом разрубил Чжао Нэна надвое. Потом он погнался за стражниками, но те разбежались кто куда мог. А Сун Цзян все еще не решался выходить. Затем он увидел еще троих удальцов, которые на ходу расправлялись с бежавшими. Впереди шел Рыжеволосый дьявол – Лю Тан, за ним Каменный полководец – Ши Юн, а третьим Бог смерти – Ли Ли. Сойдясь вместо, шестеро удальцов сокрушались:

– Врагов мы поубивали и разогнали, а нашего старшего брата так и не нашли. Что же нам теперь делать?

Вдруг Ши Юн закричал:

– Смотрите, вон там, за соснами, кто-то стоит.

Только тогда Сун Цзян осмелился выпрямиться и выйти.

– Благодарю вас, братья мои, – сказал он, – что вы опять пришли и спасли мне жизнь. Как я могу отплатить вам за такое благодеяние?

Увидев Сун Цзяна, удальцы очень обрадовались и воскликнули:

– Наконец-то старший брат нашелся! Надо скорее доложить об этом нашему начальнику Чао Гаю!

Ши Юн и Ли Ли сейчас же удалились, а Сун Цзян, обращаясь к Лю Та ну, спросил:

– Как же вы узнали, что я здесь и нуждаюсь в помощи?

– Как только вы спустились с горы, – отвечал Лю Тан, – наши предводители Чао Гай и У Юн забеспокоились и попросили Дай Цзуна пойти за вами и разузнать, где вы находитесь. А потом Чао Гай послал еще и нас, чтобы мы помогли вам в случае какой-нибудь беды. На полпути мы встретили Дай Цзуна, который возвращался в стан. Он сообщил, что два черта преследуют вас. Чао Гай сильно разгневался и приказал Дай Цзуну идти в лагерь и поставить на охрану У Юна, Гун-Сунь Шэна, трех братьев Юань, Люй Фана, Го Шэна, Чжу Гуя и Бай-шэна. Всем же остальным было приказано разыскивать вас, старший брат. До нас дошли слухи, что за вами началась погоня в деревне Хуаньдаоцунь. Всех, кто охранял вход в эту деревню, мы перебили, убежало лишь несколько человек. Но вдогонку им бросился брат Ли Куй, а за ним поспешили и мы. Вот уж никак не думал, что найдем вас здесь…

Не успел он договорить, как пришли Ши Юн и Чао Гай, а за ними Хуа Юн, Цинь Мин, Хуан Синь, Сюэ Юн, Цзян Цзин и Ма Линь. Затем появился Ли Ли, а с ним Ли Цзюнь, My Хун, Чжан Хэн, Чжан Шунь, My Чунь, Хоу Цзянь, Сяо Жан и Цэинь Да-цзянь. Все они приветствовали Сун Цзяна, а он благодарил их за спасение. Чао Гай сказал ему:

– Я предупреждал вас, уважаемый брат, чтобы вы не ходили один. Но вы не послушали моих ничтожных слов, и вам угрожала большая опасность.

– Я очень беспокоило? за своего отца и не находил себе покоя ни ночью, ни днем. Я должен был пойти за ним, – отвечал Сун Цзян.

– Но я могу обрадовать вас, – сказал Чао Гай. – Я приказал Дай Цзуну привезти в лагерь вашего почтенного батюшку, брата, а также всех домочадцев. И вот он с помощью Ду Цяня, Сун Ваня, Вана Коротконопого тигра, Чжэнь Тянь-Шоу, Тун Вэя и Тун Мэна уже доставил их в лагерь.

Услышав это, Сун Цзян очень обрадовался и, поблагодарив Чао Гая, сказал:

– Вы оказали мне великую милость, и теперь я мог бы спокойно умереть.

После этого все они сели на коней и выехали из деревни. Сложив руки и подняв лицо к небу, Сун Цзян вознес благодарность богине и дал клятву отблагодарить ее.

У Юн вместе со всеми, кто оставался охранять лагерь, пришел в Цзиньшатань навстречу возвращающимся. Сначала все прошли в большой зал и там приветствовали друг друга, как это положено.

– А где же мой отец? – с беспокойством спросил Сун Цзян.

Чао Гай распорядился пригласить старого Суна. Через некоторое время показался Сун Цин Железный веер; он шел, поддерживая паланкин, на котором несли старика отца. Старому Суну помогли выйти из паланкина, и все вошли в зал. Увидев своего отца, Сун Цзян почувствовал такую радость, словно она была послана ему самим небом. Лицо его озарилось широкой улыбкой, и, кланяясь отцу, он сказал:

– Дорогой мой отец, тебе пришлось пережить большое беспокойство. Я оказался плохим сыном и причинил тебе много неприятностей.

– Этот проклятый Чжао Нэн и его брат, – сказал тогда старый Сун, – каждый день присылали солдат и стерегли нас в ожидании приказа из Цзянчжоу о нашем аресте. Когда ты постучал в задние ворота усадьбы, в комнате сидело семь или восемь солдат. А потом они вдруг куда-то исчезли, и мы даже понять не могли, как это случилось. Ночью во время третьей стражи сотни две удальцов ворвались к нам в усадьбу, посадили меня на носилки, а брату твоему велели уложить сундуки и корзины и затем подожгли усадьбу. Не отвечая на наши вопросы, они доставили нас прямо сюда.

– Поблагодарим наших братьев за то, что мы снова встретились, – сказал Сун Цзян и велел своему брату Сун Цину поклониться, как положено, предводителям горного стана. А Чао Гай и все остальные в свою очередь почтительно кланялись старому Суну. После этой церемонии устроили пир в честь встречи Сун Цзяна с отцом и братом. Веселье долго не прекращалось, и разошлись все поздно. А на следующий день пиршество возобновилось.

На третий день Чао Гай пригласил всех к себе. Во время пира Гун-Сунь Шэну пришла в голову мысль о том, что и он давно уже не был дома и не знает, как живет его старая мать в Цзичжоу. Пока все присутствующие выпивали, Гун-Сунь Шэн поднялся и, обращаясь ко всем начальникам, сказал:

– Я должен поблагодарить всех вас за то, что вы так хорошо относились ко мне и милостиво обходились со мной. С тех пор как я, скромный монах, пришел сюда с начальником Чао Гаем, мы постоянно пируем и веселимся. Но я ни разу не навещал мою старую мать. Боюсь также, что и мой старый учитель магии разыскивает меня. Поэтому я хочу пойти домой и навестить мать и учителя. Мы расстанемся с вами месяцев на четыре-пять. Я повидаюсь с учителем, позабочусь о матери, а потом вернусь в горный стан.

– Я слышал, – сказал Чао Гай, – что ваша почтенная мать живет на севере совершенно одна и некому о ней заботиться. Сейчас, когда вы об этом заговорили, я не могу удерживать вас. И все же мне не хотелось бы расставаться с вами. Я надеюсь, что через сто дней вы вернетесь к нам, как небожитель, верхом на священном журавле. Вы должны сдержать свое слово. Но если уж вы решили идти, то подождите хоть до завтра, и мы проводим вас.

– А почему бы вам не взять с собой несколько человек и не доставить вашу матушку сюда? – спросил Сун Цзян. – Тогда вы могли бы сами всегда заботиться о ней.

– Моя мать всегда любила спокойную и тихую жизнь и не переносит никаких волнений. Поэтому-то я и не могу привезти ее сюда. Дома у меня есть усадьба в горах, и мать может вести там хозяйство.

– В таком случае мы должны повиноваться вашим желаниям, – сказал Сун Цзян, – и надеяться на ваше скорое и благополучное возвращение.

Чао Гай наполнил блюдо золотом и серебром и поднес Гун-Сунь Шэну, но тот сказал:

– Мне много не нужно, я возьму лишь на дорожные расходы.

Однако Чао Гай настоял на том, чтобы он взял с собой не менее половины, и подвесил ему деньги к поясу.

Гун-Сунь Шэн поблагодарил. В этот день они пировали до тех пор, пока не напились допьяна, и лишь потом разошлись отдыхать. На следующее утро около перевала все выпили вина и распрощались с Гун-Сунь Шэном. А он, в одежде странствующего монаха, с сумой у пояса и волшебным мечом за спиной пустился в путь. На плечо он повесил шляпу из коры пальмового дерева, а в руке держал черепаховый веер. Но тут Ли Куй Черный вихрь, не отходя от перевала, громко зарыдал.

Сун Цзян поспешно спросил:

– Дорогой брат, что тебя так огорчило?

– Обидно мне! – плача отвечал Ли Куй. – Один идет к отцу, другой хочет повидать свою мать, а что же я – из ямы какой-нибудь вышел, что ли?

– Так чего же ты хочешь? – заинтересовался Чао Гай.

– У меня тоже есть старая мать, – отвечал Ли Куй, – а мой старший брат живет в людях, и он, конечно, не может заботиться о ней и сделать ее жизнь счастливой. Я хочу пойти разыскать свою мать и привезти ее сюда, – пусть она хоть немного поживет хорошо.

– Ты правильно говоришь, брат мой, – похвалил его Чао Гай. – Я пошлю с тобой несколько человек, и вы привезете ее сюда. Это будет доброе дело.

– Нет, нет, – вмешался Сун Цзян. – Известно, какой нрав у нашего брата Ли. Если мы отпустим ето, это к добру не приведет. Если даже послать с ним кого-нибудь, то из этого тоже ничего хорошего не получится. Брат Ли горяч, как огонь, и по дороге обязательно с кем-нибудь да поскандалит. К тому же он в Цзянчжоу перебил не мало людей, и кто там теперь не знает Черного вихря? За это время власти успели разослать приказ об его аресте. Как только он появится там, его схватят! Да и вид-то у нашего брата Ли очень страшный! Родина его далеко отсюда. Случись с ним беда, так мы об этом и не узнаем. Лучше уж переждать, пока все уляжется. И тогда не поздно будет навестить мать!

Однако эти слова только рассердили Ли Куя, и он закричал:

– Вы несправедливый человек, старший брат! Ваш отец здесь и счастлив, а моя мать должна жить в одиночестве и страдать! Разве этого недостаточно, чтобы лопнуть от злости?

– Не сердись, дорогой брат, – сказал на это Сун Цзян. – Но если ты хочешь идти, тебе придется выполнить три условия. Только тогда мы отпустим тебя.

– Какие же это условия? – спросил Ли Куй.

Подняв два пальца, Сун Цзян изложил ему три условия. И как будто суждено было, чтобы из-за этого Ли Куй

Что же Сун Цзян сказал Ли Кую, – об этом вы узнаете из следующей главы.

Глава 42

Дальше рассказ пойдет о том, как Ли Куй, обращаясь к Сун Цзяну, спросил:

– Дорогой брат, скажите, какие же это три условия?

И тот отвечал:

– Когда ты пойдешь в уезд Ишуй, округа Ичжоу, за твоей матушкой, то по дороге туда и обратно ты не возьмешь в рот ни одной капли вина – это первое условие. А второе – ты слишком горяч и вряд ли кто-нибудь согласится пойти с тобой. Отправляйся один в путь, соблюдай осторожность, захвати с собою мать, да смотри нигде не задерживайся и возвращайся поскорее. И третье условие: ты не возьмешь с собой свои топоры; сдерживай себя, иди быстро и поскорее возвращайся обратно.

– Да что же тут невыполнимого? – удивился Ли Куй. – Дорогой брат, вы можете быть за меня совершенно спокойны. Я сегодня же отправлюсь в путь и нигде не буду задерживаться.

Ли Куй тут же принарядился, подвесил к поясу кинжал, взял меч и большой слиток серебра, да еще лян пять мелочью. Затем, выпив несколько чашечек вина, он поклонился и ушел; спустившись с горы, Ли Куй переправился на другой берег. Его провожали Чао Гай, Сун Цзян и остальные вожаки. Возвратившись в лагерь, они уселись в большом зале. На душе у Сун Цзяна было неспокойно, и, обращаясь к остальным, он сказал:

– Наш брат Ли Куй обязательно что-нибудь натворит. Надо было бы отправиться вслед за ним и посмотреть, что он будет делать. Я не знаю, кто приходится ему земляком.

– Да у нас только Чжу Гуй уроженец уезда Ишуй, округа Ичжоу, – сказал на это Ду Цянь.

– А я и забыл! – воскликнул Сун Цзян. – В тот день, когда мы все собрались в монастыре Белого дракона, Ли Куй и Чжу Гуй узнали, что они земляки.

Тогда Сун Цзян послал за Чжу Гуем. Посланец как на крыльях слетел с горы и направился прямо в кабачок. Тот немедля пришел в лагерь, и Сун Цзян сказал ему:

– Наш брат Ли Куй отправился к себе на родину, чтобы перевезти сюда свою старуху мать. Но беда в том, что в пьяном виде он всегда буйствует, и мы решили никого не посылать с ним. Я очень опасаюсь, как бы в дороге не случилось какого-нибудь несчастья. А вы, уважаемый брат, ведь с ним земляки, так не могли ли бы вы тоже пойти туда и присмотреть за ним?

– Да, я сам из уезда Ишуй, округа Ичжоу, – отвечал Чжу Гуй. – И мой брат Чжу Фу держит кабачок за западными воротами уездного города. Ли Куй живет в том же уезде в деревне Байчжанцунь, к востоку от лавки Дуна. У него есть старший брат Ли Да, который работает по найму. Сам Ли Куй с детства отличался озорством и буйством. Потом случилось так, что он убил человека, бежал и стал бродяжничать. После этого он никогда больше не бывал дома. Если вы хотите послать меня туда, чтобы я разузнал, как он себя ведет, то я могу это сделать. Только боюсь, что некому будет присмотреть за моим кабачком. Я ведь тоже давно не был дома, и мне самому хотелось бы повидаться с братом.

– Ну, за свой кабачок вы можете не беспокоиться, – промолвил Сун Цзян. – Я скажу Хоу Цзяню и Ши Юну, чтобы они присмотрели за ним до вашего возвращения.

После этого Чжу Гуй распростился с вожаками лагеря и ушел с горы к себе в кабачок. Там он собрал узел в дорогу, передал кабачок Ши Юну и Хоу Цзяню и отправился в Ичжоу. А Чао Гай и Сун Цзян, оставаясь в лагере, проводили время в веселье и вместе с У Юном изучали Небесную книгу. Однако дальше речь пойдет не об этом.

Расскажем лучше о Ли Куе, который, уйдя из Ляншаньбо, зашагал по дороге и вскоре добрался до границы уезда Ишуй. В пути Ли Куй действительно не пил вина и потому ничего не натворил, так что и говорить было бы не о чем, если бы не дальнейшие события. Добравшись до западных ворот, Ли Куй увидел толпу, стоявшую полукругом около доски с приказами, и, протискавшись в самую середину, стал слушать. Кто-то прочитал приказ и сказал:

– На первом месте – разбойник Сун Цзян, родом из уезда Юньчэн; на втором – Дай Цзун, бывший тюремный начальник в Цзянчжоу, а на третьем – их сообщник Ли Куй, уроженец уезда Ишуй…

Стоявший позади Ли Куй услышал это, и у него сами собой задвигались руки и ноги. Еще не решив, что ему делать, он вдруг почувствовал, как сзади кто-то, к нему проталкивается и, обхватив его за поясницу, говорит:

– Дорогой брат Чжан, ты что же это здесь делаешь?

Обернувшись, Ли Куй увидел, что это был Чжу Гуй, и удивленно спросил его:

– А ты как сюда попал?

– Пойдем поговорим, – отвечал Чжу Гуй.

Они направились в кабачок, находившийся вблизи западных ворот, и, войдя в него, прошли в заднюю комнату.

– Ну и отчаянный же ты человек! – начал тут Чжу Гуй, грозя пальцем. – В той бумаге ведь ясно сказано, что за поимку Сун Цзяна будет выдано десять тысяч связок монет, за Дай Цзуна – пять тысяч и за Ли Куя – три тысячи, так как же ты можешь останавливаться в таких местах и еще смотреть на доску с приказом? Ну, а если бы, кто посмекалистей, схватил тебя да препроводил властям, что бы с тобой было? Наш уважаемый брат Сун Цзян, зная твой нрав, побоялся посылать с тобой кого-нибудь из наших удальцов. Однако, опасаясь за тебя, он отправил меня вслед за тобой. Я ушел из лагеря на день позже тебя и пришел сюда днем раньше. Почему же ты так долго шел?

– Да все потому, что наш старший брат запретил мне пить вино! Из-за этого, я и шел так медленно! А ты откуда знаешь этот кабачок? – в свою очередь спросил он Чжу Гуя. – Ты что, здешний? А где же твой дом?

– Это кабачок моего младшего брата Чжу Фу, – отвечал Чжу Гуй. – Я и сам ведь из этих мест, занимался торговлей, много разъезжал, а потом потерял весь свой капитал и ушел в Ляншаньбо разбойничать. Давно я здесь не бывал…

Чжу Гуй позвал своего брата и познакомил его с Ли Куем. Чжу Фу принес вина и предложил Ли Кую выпить.

– Мой старший брат запретил мне пить вино, – сказал Ли Куй. – Но сегодня я вернулся к себе на родину. И я думаю, что ничего особенно не произойдет, если я выпью пару чашечек.

Даже Чжу Гуй не стал отговаривать его и предоставил ему возможность выпить. В этот вечер, выпивая и закусывая, они просидели до четвертой стражи. Лишь во время пятой стражи, когда звезды и луна стали бледнеть, а облака окрасились в розовый цвет, Ли Куй отправился в свою деревню.

– Ты по тропинке не ходи, – предостерегал его Чжу Гуй. – Около большого дерева поверни на восток, а оттуда пройдешь прямо на деревню Байчжанцунь. Как раз там и будет лавочка Дуна. Поскорее забирай свою мать и возвращайся обратно, отсюда мы отправимся прямо в Ляншаньбо.

– А все же лучше идти по маленькой тропинке, чем по большой дороге, – возразил Ли Куй. – Что может мне помешать?

– Вдоль маленькой тропинки водится много тигров, – отвечал на это Чжу Гуй. – И к тому же там пошаливают разбойники, грабят прохожих.

– Да какого черта мне бояться? – вскричал Ли Куй.

И, надев войлочную шляпу, он привязал к поясу кинжал и взял в руки меч. Распрощавшись с Чжу Гуем и Чжу Фу, он зашагал по направлению к деревне Байчжанцунь. Уже совсем рассвело, когда Ли Куй прошел примерно ли десять с лишним, и тут вдруг увидел, как перед самым его носом выскочил белый заяц и поскакал по дороге. Ли Куй погнался за ним и, смеясь, приговаривал:

– Ах ты, животинка! Ну что ж, показывай мне дорогу!

Продолжая путь, он увидел впереди рощу, в которой было не менее пятидесяти огромных лиственных деревьев. Стояла осень, и листья уже приняли красный оттенок. Когда Ли Куй подошел к опушке, он увидел, что из-за деревьев показался здоровый детина.

– Если у тебя есть голова на плечах, так ты дашь мне выкуп за то, что я тебя пропущу, а не дашь, так я отберу твой узел.

Взглянув на разбойника, Ли Куй увидел на его голове красную шелковую повязку, повязанную двумя узлами; одет он был в грубую меховую куртку, в руках держал два топора, а лицо его было густо вымазано черной тушью. Увидев все это, Ли Куй закричал:

– Да что ты за дьявол такой, и как смеешь разбойничать здесь?

– Стоит тебе лишь услышать мое имя, как сердце твое и печень от страха разорвутся на куски! – пригрозил разбойник. – Я – Черный вихрь! Отдавай свой узел и деньги, и я оставлю тебе жизнь!

– Ах ты, чучело гороховое, не дам твоей чертовой матери порадоваться! – закричал Ли Куй. – И откуда ты только взялся, падаль проклятая, и как ты узнал мое имя, чтобы, прикрываясь им, бесчинствовать здесь? – И, подняв свой меч, Ли Куй ринулся на разбойника. Тот не мог противостоять ему и совсем уже было приготовился бежать, как Ли Куй плашмя хватил его мечом по бедрам, и он полетел на землю. Тогда, став ему ногой на грудь, Ли Куй крикнул:

– А ты знаешь, кто я такой?

– Почтенный отец, – взмолился тот, – пощади жизнь своего сына.

– Я и есть Ли Куй Черный вихрь, удалец вольницы, – продолжал Ли Куй. – Как же ты осмелился бесчестить здесь мое имя?

– Хотя моя фамилия действительно Ли, но я не Черный вихрь. А вы, почтенный отец мой, завоевали себе среди вольного люда такую славу, что даже черти и те боятся вас! Поэтому-то я и решил присвоить себе ваше имя и промышлять здесь разбоем. Стоит какому-нибудь путнику услышать «Черный вихрь», как он бросает свои пожитки и бежит прочь без оглядки, а я – остаюсь с добычей. Но людей я не трогал и не причинял им большого зла. Имя мое Ли Гуй, и живу я в той деревне, что лежит впереди.

– Бессовестный ты негодяй, – отвечал Ли Куй. – Грабишь народ и чернишь мое имя! Даже топоры и то завел такие же, как у меня! Вот я сейчас заставлю тебя попробовать этого топора.

И, выхватив у него топор, он высоко занес его, но разбойник испуганно воскликнул:

– Дорогой отец! Убив меня, ты убьешь сразу двух человек!

Услышав это, Ли Куй остановился и спросил:

– Как же это так?

– Да разве я осмелился бы заниматься грабежом, – отвечал на это Ли Гуй, – если бы у меня дома не было престарелой матери, которой сейчас уж девяносто лет и которую некому кормить, кроме меня. Ведь только поэтому я и решился присвоить ваше уважаемое имя, чтобы наводить страх на путников и отбирать у них пожитки. Но, по правде говоря, я не причинил вреда ни одному человеку. Если вы, почтенный отец, сейчас убьете меня, то моя мать умрет с голоду!

И тут Ли Куй, который сам был сатаной и, не моргнув глазом, мог спокойно убить человека, выслушав пленника, подумал про себя: «Я пришел сюда для того, чтобы позаботиться о своей матери, и если я лишу жизни человека, который беспокоится о том, чтобы его мать не голодала, то ни небо, ни земля не простят мне этого».

– Ну, ладно, – сказал он, – я оставлю тебе, стервецу, жизнь! – и отпустил своего пленника.

Поднявшись с земли и не выпуская из рук топора, Ли Гуй с благодарностью низко поклонился Ли Кую.

– Запомни же, что Черный вихрь – это я! – сказал ему Ли Куй. – И не смей больше пятнать мое имя!

– Раз уж вы помиловали меня, то и вернусь домой и займусь другим делом, – отвечал Ли Гуй. – Никогда больше не воспользуюсь я вашим именем и не буду никого грабить.

– За то, что ты такой почтительный сын, – промолвил Ли Куй, – я дарю тебе десять лян серебра. Ты сможешь заняться другим делом, – и, вынув слиток серебра, он передал его Ли Гую, а тот поклонился ему с благодарностью и ушел. А Ли Куй, смеясь про себя, сказал:

– Напоролся же этот парень на меня! Если он действительно почтительный сын, то, конечно, займется теперь другим делом. А если б я прикончил его, то ни небо, ни земля не простили бы мне этого. Ну, мне тоже надо идти, – и, взяв свой меч, он зашагал вперед по горной тропинке.

Он шел так примерно до полудня, а потом почувствовал голод и жажду. Но кругом были только узенькие горные тропинки и никаких признаков кабачка или постоялого двора. Пробираясь вперед, он вдруг увидел вдалеке, в горной долине, две крытых соломой хижины. Ли Куй поспешил туда и заметил, как из-за хижины вышла женщина: волосы ее украшали полевые цветы, лицо было сильно набелено и напудрено. Положив свой меч. Ли Куй поклонился и сказал:

– Сестра, я путник. Я проголодался и хочу пить. Но по дороге нигде не встретил ни трактира, ни кабачка. Не можешь ли ты дать мне чего-нибудь поесть и выпить. За все это я заплачу.

Взглянув на Ли Куя, женщина не посмела ответить ему отказом и произнесла:

– Вина-то у нас здесь достать негде, а вот поесть я могу вам что-нибудь приготовить.

– Ну и то хорошо, – сказал Ли Куй. – Только приготовь, пожалуйста, побольше, я сильно проголодался.

– Если я сварю один шэн риса, не будет мало? – спросила женщина.

– Приготовь лучше сразу три шэна, – сказал Ли Куй.

Женщина разожгла очаг и пошла к ручьто помыть рис. Вернувшись, она занялась приготовлением пищи. А Ли Куй пошел за хижину оправиться. И вдруг он увидел, как из-за горы вышел человек и, прихрамывая, направился к хижине. Ли Куй притаился за дверью, решив выждать. В это время женщина вышла, чтобы нарвать овощей, но остановилась, поджидая пришедшего, и потом спросила:

– Дорогой мой, где это ты поранил себе ногу?

– И не говори! – отвечал тот. – Сегодня мне угрожала такая опасность! Мы с тобой могли больше никогда не встретиться. Помнишь, ты сама говорила, что у меня злая судьба? Целых полмесяца бродил я, поджидая какого-нибудь одинокого путника, но так у меня ничего и не получилось. И вот сегодня попался мне, наконец, один, и как ты думаешь, кем он оказался? Это был сам Черный вихрь! И дернул же меня черт столкнуться с этим ослом! Я не мог с ним справиться. Он ударил меня своим мечом, и я полетел на землю. Он уже хотел было убить меня, но мне удалось обмануть его. «Если ты убьешь меня, – сказал я ему, – то убьешь сразу двух». Тогда он спросил, что это значит, а я опять же обманул его: «У меня дома осталась девяностолетняя старуха мать, кроме меня некому ее кормить, и она помрет с голоду». Тогда этот проклятый осел поверил мне и оставил меня в живых. Он даже дал мне слиток серебра, чтобы я мог заняться другим делом и поддерживать свою мать. Боясь, что он может передумать и догнать меня, я поспешил спрятаться в уединенном местечке и соснул там немного, а потом, обогнув гору, пришел сюда.

– Тише! – предупредила женщина. – Только что сюда пришел какой-то здоровенный черный парень и попросил меня приготовить ему еду. Наверно, это он и есть. Вон он сидит около дверей. Пойди тихонько и посмотри, если это действительно он, тогда давай мы подмешаем ему в кашу немного дурману, и он потеряет сознание. Тут-то мы уж сможем справиться с ним, заберем его деньги и переселимся в город, а там откроем какую-нибудь торговлю. Это будет лучше, чем оставаться здесь и заниматься разбоем.

«Ну и тварь, – подумал Ли Куй, подслушав этот разговор. – Я пощадил его да еще дал денег, а он за все это собирается покончить со мной! Нет, небо этого не потерпит!» И он притаился за воротами. В тот момент, когда Ли Гуй вошел в ворота, Черный вихрь схватил его за грудь. Женщина в страхе убежала. Тут Ли Куй, крепко держа Ли Гуя, повалил его на землю и, выхватив из-за пояса меч, отсек ему голову. Потом, с мечом в руке, он подскочил к воротам, чтобы схватить женщину, но куда она скрылась, он так и не знал. Войдя в дом, Ли Куй все обыскал, но ничего не нашел, кроме двух старых бамбуковых корзин, наполненных всякой рухлядью. На дне одной из них он обнаружил немного мелочи и женские украшения для волос. Затем он снова подошел к Ли Гую и, взяв у него свой слиток серебра, положил в узел.

После этого он подошел к очагу и увидел, что засыпанные в котелок три шэна риса уже готовы. Не было только овощей. Ли Куй наложил себе в чашку каши, поел немного, а потом вдруг рассмеялся и сказал:

– Ну и дурень же! Перед ним лежит прекрасное мясо, а он не знает, что с ним делать!

Тут он выхватил свой кинжал и, подойдя к Ли Гую, отрезал от его ноги два хороших куска мяса. Помыв мясо в воде, он выгреб из очага горячие угли, на которых и стал поджаривать его. Наевшись досыта, он бросил тело Ли Гуя под дом и поджег дом со всех строи, а потом взял меч и пошел по горной тропинке дальше.

Когда он подошел к лавочке Дуна, солнце уже склонялось к западу. Он быстро вбежал в свой дом и услышал, как мать спросила:

– Кто там?

Взглянув на нее, Ли Куй увидел, что она совершенно слепа. Сидя на кровати, старуха напевала буддийские молитвы.

– Мама! – воскликнул Ли Куй. – Это пришел Железный бык!

– Сынок мой, – заговорила старуха, – тебя слишком долго не было дома! Где же ты жил все эти годы? Твой старший брат работает по найму в чужих домах, и его заработка едва хватает на то, чтобы самому прокормиться, а меня кормить он уже не в силах. Я часто думала о тебе и даже глаза все выплакала. Видишь, я совсем ослепла. Но как же ты жил?

«Стоит мне сказать, что я присоединился к разбойникам в Ляншаньбо, – раздумывал про себя Ли Куй, – и она, конечно, откажется пойти со мной. Пожалуй, придется обмануть ее».

И он сказал:

– Я теперь стал чиновником и вот приехал, мама, за тобой.

– Ох, это очень хорошо, – отвечала старуха. – Но как же ты пойдешь со мной?

– До дороги я отнесу тебя на спине, – сказал Ли Куй, – а там мы найдем повозку и поедем.

– Подождем все же твоего старшего брата и тогда обсудим, – предложила мать.

– А зачем нам ждать его? Я ведь пойду вместе с тобой, вот и все, – возразил Ли Куй.

Однако, когда они уже собрались уходить, показался Ли Да с кружкой каши в руках. Он вошел в комнату, и Ли Куй, почтительно приветствуя его поклоном, сказал:

– Дорогой брат, давненько мы с тобой не виделись.

– А зачем ты, бездельник, пришел? – проворчал Ли Да. – Опять будешь народ беспокоить?

– Наш Железный бык стал чиновником и вот пришел взять меня с собой, – сказала мать.

– Эх, мать, – промолвил Ли Да, – не верь ты тому, что он наболтал. Когда-то он убил человека, из-за этого и я должен был носить кангу и терпеть страдания. А недавно я слышал, что он связался с разбойниками из Ляншаньбо и вместе с ними устроил побоище на месте казни в Цзянчжоу, а потом и сам стал разбойником. На днях из Цзянчжоу пришел приказ арестовать его, когда он появится в родной деревне. Власти и меня-то чуть было не забрали, да спасибо одному богатому человеку, который заступился за меня и сказал властям, что мой младший брат вот уже больше десяти лет, как ушел неизвестно куда и с тех пор не возвращался домой. Не иначе, – сказал он, – как какой-то другой его однофамилец сказал, что он родом из этих мест. Кроме того, мой благодетель потратился на то, чтобы подкупить чиновников – и больших и малых – и только благодаря этому я избежал побоев и преследования. А сейчас здесь вывесили бумагу – обещают награду в три тысячи связок монет тому, кто поймает тебя. А на тебя, мерзавца, и смерти нет! Да еще приходишь домой и мелешь тут всякую ерунду.

– Дорогой брат, не сердись, – сказал Ли Куй. – Пойдем лучше вместе со мной в горы и будешь там жить в свое удовольствие. Как бы это было хорошо!

Тут Ли Да возмутился и хотел было побить Ли Куя, но, зная, что ему не справиться с ним, швырнул чашку с кашей на пол и выбежал из дому.

«Видно, пошел донести на меня, – подумал Ли Куй, – а если я попадусь здесь, то мне никогда уже не освободиться. Лучше поскорей убраться отсюда. Мой брат никогда не видел таких больших денег, как слиток серебра в пятьдесят лян. Оставлю-ка я этот слиток здесь на кровати, а когда он вернется и увидит деньги, то не станет преследовать меня».

Развязав пояс и вынув слиток серебра, Ли Куй положил его на кровать и сказал, обращаясь к матери:

– Давай я понесу тебя на спине!

– Да куда же ты понесешь меня? – спросила старуха.

– А ты не спрашивай и не беспокойся. Я понесу тебя, и все будет в порядке.

И Ли Куй тут же взял свою старую мать на спину, зажал в руке меч и, выйдя из дому, зашагал по горной тропинке.

А между тем Ли Да поспешил к богачу и сообщил ему о случившемся. Оттуда он вышел с десятью работниками и побежал домой. Однако, увидев, что матери уже нет, а на кровати лежит большой слиток серебра, Ли Да подумал:

«Брат оставил мне серебро и унес с собой Мать. С ним наверняка пришли еще и другие разбойники из Ляншаньбо. Если я стану гнаться за ним, то они могут прикончить меня. А раз он взял мать с собой, то ей, видно, там будет не плохо».

Между тем пришедшие с Ли Да работники, не найдя Ли Куя, не знали, что им тут делать. Тогда Ли Да сказал:

– Ли Куй унес с собой мать, но по какой дороге он ушел – я не знаю. Тут этих горных тропинок тьма-тьмущая! Ума не приложу, как его догнать.

Видя, что Ли Да ничего не может придумать, работники постояли в нерешительности, а потом разошлись по домам. Однако это к нашему рассказу уже не относится.

Теперь вернемся к Ли Кую. Опасаясь, что Ли Да направит по его следу погоню, он, держа мать на спине, спешил уйти по самым глухим и непроходимым тропинкам. Вскоре стало темнеть, и Ли Куй со своей ношей подошел к подножию горного хребта. Но его слепая мать уже не различала ни тьмы, ни света. Ли Кую этот хребет был известен, назывался он Илин. Ли Куй знал также, что только по другую сторону этого хребта живут люди.

Итак, при свете звезд и луны беглец осторожно пробирался вперед. В это время мать, обращаясь к нему, попросила:

– Сынок, достал бы ты мне глоточек воды. Пить очень хочется.

– Обожди, мать, немножко, – сказал Ли Куй. – Вот перевалим через гору, попросимся там куда-нибудь на ночлег в приготовим что-нибудь поесть.

– Я сегодня ела только сухую кашу, – продолжала мать, – и сейчас так пить хочется, что просто сил нет.

– У меня у самого во рту все горит, – отвечал Ли Куй. – Ну, уж ты как-нибудь потерпи еще немного. Вот перейдем гору, там я найду воды, и ты попьешь.

– Сынок, я совсем умираю от жажды, – взмолилась. мать. – Помоги мне!

– Да я и сам мучаюсь так, что никакого терпенья нет! – вскричал Ли Куй.

В это время он подошел к огромной глыбе гранита, лежавшей под большой сосной, опустил свою мать на эту глыбу, воткнул в землю меч и сказал матери:

– Ты потерпи немного и посиди здесь, а я пойду поищу для тебя воды. – Прислушавшись, Ли Куй уловил вдали журчание горного ручья и стал пробираться к нему. Наконец, он подошел к ручью и, набирая пригоршнями воду, утолил свою жажду, а потом подумал: «В чем же я понесу воду матери?»

Встав на ноги и оглядевшись по сторонам, он увидел вдалеке на вершине горы кумирню. «Вот это хорошо!» – сказал Ли Куй и стал взбираться на гору. Добравшись туда, он толкнул двери кумирни и заглянул внутрь. Это была кумирня, построенная в честь святого из Сычжоу. Перед статуей бога стояла каменная курильница для возжигания благовоний. Ли Куй хотел взять ее, но оказалось, что она высечена вместе с основанием алтаря. Ли Куй стал тянуть курильницу, но разве мог он сдвинуть ее с места? Тут он так рассвирепел, что схватил ее вместе с алтарем, вытащил на каменную террасу и бросил на камни. Тогда курильница отскочила от алтаря., Схватив ее, Ли Куй снова пошел к ручью. Здесь он погрузил курильницу в воду и, нарвав травы, вымыл дочиста; затем, зачерпнув воды и держа курильницу в обеих руках, осторожно пошел обратно.

Но когда он приблизился к гранитной глыбе под сосной, то не нашел там своей матери: только меч попрежнему был воткнут в землю. Ли Куй позвал мать, но никакого ответа не последовало. Он стал кричать, но никто не откликался.

В сердце Ли Куя закрался страх, и он выронил из рук курильницу. Внимательно осмотревшись по сторонам, он нигде не увидел своей матери. И только отойдя шагов на тридцать, вдруг заметил в траве лужу крови и содрогнулся. Ли Куй пошел по следу крови, и этот след привел его к большой пещере. Здесь он увидел двух тигрят, которые с ворчаньем пожирали человеческую ногу. Ли Куя бросило в дрожь. «Я пришел сюда из Ляншаньбо, – подумал он, – чтобы взять с собой мать. С каким трудом мне удалось донести ее сюда на спине и все это только для того, чтобы тигры сожрали ее! Эта нога, которую приволокли сюда проклятые тигры, нога моей матери».

И тут в сердце его поднялось такое пламя гнева, что он перестал дрожать, а рыжие усы его стали торчком. С мечом в руках ринулся Ли Куй на тигрят, чтобы зарубить их. Тигрята, напуганные нападением, оскалили клыки и, выпустив когти, бросились на врага. Ли Куй, взмахнув мечом, тут же уложил одного, а второй в страхе бросился в пещеру. Но Ли Куй побежал за ним и заколол его. Попав в логово тигров, Ли Куй притаился и стал смотреть на вход в пещеру. А там, оскалив зубы и выпустив когти, стояла тигрица и смотрела в логово.

– Так это ты, дикая тварь, сожрала мою мать! – вскричал Ли Куй и, положив меч, выхватил из-за пояса кинжал.