– Прохожий монах просит накормить его!

Он несколько раз повторил эти слова, но ответа не последовало. Тогда он двинулся в ту сторону, где положено быть кухне и кладовым, по и там все было разрушено: не видно было ни очагов, ни котлов.

Оставив свои узел на земле возле кельи эконома, Чжи-шэнь взял посох и снова отправился на поиски. И вот в небольшой комнатушке, расположенной за кухней он вдруг обнаружил несколько старых монахов, неподвижно сидевших на земле. У монахов были желтые, изможденные лица. Лу Чжи-шэнь с возмущением воскликнул:

– Какие же вы бессовестные люди! Где у вас чувство долга, монахи? Сколько я вас ни звал, никто мне не ответил!

Но монахи только замахали руками и произнесли предостерегающим тоном:

– Тише! не говори так громко!

– Я только странствующий монах, – ответил Лу Чжи-шэнь, – и прошу дать мне немного еды. Ничего плохого я вам не сделаю!

– Мы сами три дня сидим с пустыми желудками, – отвечал один из монахов, – что же мы можем дать тебе?

– Я пришел из монастыря на горе Утай, – продолжал Лу Чжи-шэнь, – и уж, наверно, вы могли бы предложить мне хоть полмиски жидкой кашицы!

– Ты пришел к нам из обиталища живого Будды, – ответил старый монах, – и по положению мы должны были бы оказать тебе соответствующий прием. Но вот беда! Все наши монахи разбрелись в разные стороны. В монастыре нет никакой пиши. Остались только мы, старики, да и то уже третий день сидим голодные.

– Глупости! – воскликнул Лу Чжи-шэнь. – Ни за что не поверю, чтобы в таком большом монастыре не нашлось какой-нибудь еды!

– Это верно, что наш монастырь не маленький, – отвечали монахи, – здесь раньше всего было вдосталь. Наше богатство привело сюда бродячего монаха, который обосновался здесь. К тому же он привел с собой еще даоса. Все наши постройки они порушили и своими безобразиями разогнали монахов. А нам, старикам, некуда деться, вот мы и сидим здесь голодные. Никакой еды у нас нет…

– Довольно вам чепуху городить! – снова закричал Лу Чжи-шэнь. – Ничего такого не может совершить один бродячий монах да один даос! Почему вы не сообщите о них властям?

– Отец наш! – отвечали монахи. – Ты, наверно, не знаешь, что ямынь отсюда далеко, к тому же никакие власти все равно ничего не смогли бы с ними сделать. Эти люди – настоящие разбойники. Им ничего не стоит убить человека или совершить поджог! Они и сейчас преспокойно устроились за кельей игумена.

– Как зовут этих людей? – спросил Лу Чжи-шэнь.

– Фамилия монаха – Цуй, – ответил старый монах, – его монашеское имя – Дао-чэн, а прозвище «Чугунный Будда». Фамилия же мирянина Цю, имя Сяо-и. У него буддийское прозвище «Взлетающий в небо Якша» или «Злой демон». Даже с виду эти люди не похожи на монахов, отрекшихся от мира, это – самые настоящие лесные разбойники. А монашеское одеяние только прикрывает их бесчинства.

Во время этого разговора Лу Чжи-шэнь вдруг почувствовал запах еды. Он взял посох, огляделся по сторонам и увидел позади себя глиняный очаг, прикрытый циновкой, из-под которого шел пар. Чжи-шэнь приподнял циновку и обнаружил, что под ней в котле варится пшенная каша.

Эх вы, монахи!.. Совести у вас нет! – принялся укорять их Лу Чжи-шэнь, – говорите, что три дня ничего не ели, а у самих полон котел каши. Монахи, а врете без зазрения совести!

Почуяв беду, монахи похватали свои чашки, тарелки, миски, ковши и наперебой бросились к котлу.

При виде еды Лу Чжи-шэнь снова почувствовал невыносимый приступ голода. Ему очень захотелось каши, но никакой посуды у него не было. Тут он заметил у очага полуразвалившийся лакированный столик, густо покрытый золой и пылью.

«Голь на выдумки хитра», – говорит пословица. Прислонив посох к стене и схватив пучок соломы, наваленной возле очага, Лу Чжи-шэнь смахнул ею пыль со столика, а затем обеими руками поднял котел и вывалил кашу на столик. Старики-монахи так и ринулись к столику, но Чжи-шэнь с такой силой начал расталкивать их, что те, кто не успел отскочить в сторону, полетели на землю. Чжи-шэнь принялся загребать кашу обеими руками и запихивать ее в рот. Но едва успел он проглотить несколько пригоршней, как монахи снова запричитали:

– Мы правду говорим, что ничего не ели три дня! Вот только недавно собрали немного пшена и сварили его, а ты отнимаешь у нас и эти последние крохи.

Услышав такие слова, Чжи-шэнь сразу же оставил кашу. В это время за стеной послышалось пение. Чжи-шэнь вытер руки и взял посох. Внезапно в проломе стены он увидел человека, на голову которого была накинута черная косынка. на человеке был халат, подвязанный пестрым поясом, на ногах веревочные туфли. Человек этот нес на коромысле бамбуковую корзину, из которой торчали рыбий хвост и кусок мяса, завернутые в листья лотоса. На другом конце коромысла висел кувшин с вином, также покрытый листьями лотоса. На ходу человек напевал:

Монахи придвинулись к Лу Чжи-шэню, делая ему знаки руками, чтобы он вел себя потише, и, указывая пальцами на неизвестного, прошептали:

– Это и есть Цю Сяо-и по прозвищу «Злой демон».

Чжи-шэнь торопливо вышел, сжав посох. А даос, не подозревая, что за ним кто-то идет, направился прямо за келью игумена. Следуя за ним, Лу Чжи-шэнь увидел зеленый вяз, под которым стоял столик. На столе были разные яства, три чашечки и три пары палочек. На главном месте восседал толстый монах. Лицо у него было темное, торчком стояли, как щетка, еще более черные брови. Вся грудь его была покрыта прыщами, а пониже из-под одежды выпирал безобразный черный живот. Рядом с монахом сидела совсем молодая женщина. Подойдя к ним, даос опустил коромысло с ношей на землю и сел рядом.

Завидев Лу Чжи-шэня, монах сильно испугался, вскочил на ноги и, обращаясь к нему, сказал:

– Прошу вас, брат, присядьте и выпейте с нами чашку вина!

Но Лу Чжи-шэнь, подняв посох, спросил:

– Как же это вы осмелились разорить такой богатый монастырь?

– Присядьте, брат, – продолжал упрашивать монах, – и выслушайте нас…

– Ну говори, да побыстрей! – закричал Лу Чжи-шэнь, сердито уставив глаза на монаха.

– …Да что тут говорить, – продолжал монах. – Замечательным местом прежде был наш монастырь. Он владел большими землями, и монахов здесь жило множество. А потом монахи, которые прячутся сейчас вон там, начали пьянствовать, безобразничать, тратить деньги на женщин. Какие только меры не принимал игумен, чтобы обуздать их, но ничего не мог с ними поделать. А они между тем послали на него ложный донос и выжили отсюда. Вот так монастырь и пришел в запустение. Монастырские земли были проданы, а монахи разбрелись кто куда. Мы с этим послушником пришли сюда совсем недавно и, взяв дело в свои руки, решили исправить ворота и привести в порядок храм.

– А что это за женщина распивает с вами вино? – спросил Лу Чжи-шэнь.

– Разрешите сказать вам, почтенный отец, – продолжал монах, – эта женщина – дочь Ван Ю-цзиня, проживавшего в деревне, неподалеку отсюда. Раньше ее отец был жертвователем нашего монастыря, но потом прожил все свое состояние и теперь находится в бедственном положении. В доме у них ничего не осталось, а муж этой женщины лежит больной. Вот она и пришла в монастырь одолжить немного риса. Из уважения к ее отцу мы решили угостить эту женщину. Вот и все. Никаких других мыслей у нас и не было. А вы, почтенный учитель, не верьте тому, что говорят эти старые скоты.

Выслушав монаха и будучи введен в заблуждение его почтительным тоном, Лу Чжи-шэнь решительно заявил:

– Ну ладно, я не позволю этим старикам дурачить себя! – И с посохом в руках отправился обратно.

Голодные монахи только принялись за кашу, как вдруг перед ними снова выросла фигура разгневанного Лу Чжи-шэня. Угрожающе показывая на них пальцем, он вскричал:

– Так это вы, оказывается, разорили монастырское хозяйство, да еще вздумали меня обманывать!..

– Почтенный отец, – взмолились монахи, – не слушай ты этих бродяг! Ведь ты мог убедиться сам, что они даже женщину у себя держат. Они не отважились дать тебе отпор только потому, что у тебя был посох и кинжал, а у них под руками не было никакого оружия. Если ты не веришь, пойди туда еще раз и посмотри, чем они занимаются. Подумай, почтенный учитель, они там и вино пьют, и рыбу едят, а у нас даже пшена нет. Понятно, что мы испугались, когда увидели, что ты отнимаешь у нас последнюю еду.

– И то верно, – заметил Лу Чжи-шэнь. И снова, взяв посох, пошел за покои игумена, но калитка была уже заперта. Взбешенный Лу Чжи-шэнь одним ударом ноги высадил ее и ворвался во двор. В ту же минуту из покоев с мечом в руке выбежал «Чугунный Будда» – Цуй Дао-чэн, и бросился навстречу Лу Чжи-шэню. А тот, увидев это, взревел от гнева и, вращая посохом над головой, ринулся на Цуй Дао-чэна. Они сходились раз пятнадцать, но одолеть Лу Чжи-шэня «Чугунному Будде» оказалось не под силу. Он едва успевал уклоняться от ударов и кое-как отражать их. Наконец, даже защищаться ему стало трудно, и он уже готов был бежать с поля боя. Но в это время «Злой демон» – Цю Сяо-и, видя, что его приятель долго не продержится, схватил меч и напал на Лу Чжи-шэня сзади.

В самый разгар боя тот заслышал позади себя шаги, но, осыпая ударами противника, он не мог обернуться и, только заметив рядом с собой человеческую тень, понял, какая ему угрожает опасность. Чтобы как-нибудь отпугнуть того, кто готовил удар в спину, Лу Чжи-шэнь что есть силы рявкнул:

– На! Получай!

Цуй Дао-чэн вздрогнул. Ему показалось, что эти слова относятся к нему и что Лу Чжи-шэнь сейчас сразит его посохом. Он отступил и тем самым дал Лу Чжи-шэню возможность прервать на несколько мгновений бой и оглянуться. Теперь все трое стояли друг против друга. Цуй Дао-чэн и Цю Сяо-и вместе напали на Лу Чжи-шэня. Тот выдержал десять схваток, но положение его становилось все более и более тяжелым. С утра он почти ничего не ел, к тому же за день прошел большое расстояние и очень устал. Он не мог дать отпор сразу двум противникам, нападавшим на него со свежими силами, и решил, пока не поздно, отступить. Прихватив посох, Лу Чжи-шэнь покинул поле боя. Враги гнались за ним и Лу Чжи-шэню все время приходилось отражать их натиск. Только у самого мостика они прекратили преследование и уселись на перила.

Когда противники остались далеко позади, Лу Чжи-шэнь остановился, чтобы перевести дух. Тут-то он и вспомнил, что оставил свой узел в монастыре около кухни. «Как же мне теперь быть? – думал он, – денег у меня нет, и я погибну от голода. Что теперь делать?»

Он уж совсем собрался было идти за своими пожитками, но тут же передумал. «Их двое, а я один, – размышлял он. – Здесь и пропасть не долго». В тяжелом раздумье он не спеша двинулся вперед. Пройдя несколько ли, он увидел перед собой большой сосновый лес, стволы деревьев были красного цвета. Взглянув на сосны, Лу Чжи-шэнь невольно подумал:

«Какой зловещий лес!» – и тут неожиданно он заметил человека, который выглядывал из чащи. А тот посмотрел на Лу Чжи-шэня, плюнул со злости и скрылся за деревьями.

– Сдается мне, – пробормотал Лу Чжи-шэнь, – что этот негодяй промышляет разбоем. Как только он разглядел, что я монах и с меня взятки гладки, он тут же скрылся. Да, этому разбойнику и вправду не повезло. Надо же ему было повстречаться со мной, когда меня довели до бешенства. Ну, теперь я хоть на нем отыграюсь, сейчас отберу у него одежду. На выпивку хватит.

Лу Чжи-шэнь поднял свои посох и бросился в лес.

– Эй ты там, разбойник! Поди-ка сюда!

Тот рассмеялся:

– Вот дьявол! Мне и так не везет, а гут еще этот привязался!

С этими словами человек выскочил из лесной чаши и, выхватив из ножен меч, бросился на Лу Чжи-шэня, громко приговаривая:

– Ах ты, лысый осел! Я ведь тебя не трогал, ты сам захотел своей гибели.

– Вот я покажу тебе, кто я такой! – завопил в ответ Лу Чжи-шэнь и прыгнул вперед, вращая посохом над головой.

Незнакомец тоже размахивал своим мечом и наступал на Лу Чжи-шэня. Но в этот момент ему вдруг пришло в голову: «А ведь я где-то слышал голос этого монаха».

– Эй ты, монах! – закричал он. – Я где-то встречался с тобой. Как тебя зовут?

– Вот разиков триста схвачусь с тобой, тогда и назову свое имя, – отвечал Лу Чжи-шэнь.

Тут незнакомец в дикой ярости взмахнул мечом и ринулся в бой. На десятой схватке он одобрительно подумал: «Ну и здоров же этот монах!» и, не прерывая поединка, обратился к противнику:

– Остановись, я хочу поговорить с тобой!

И оба выскочили из круга.

– Назови свое имя! – настаивал незнакомец. – Мне ведь знаком твой голос!

Наконец, Лу Чжи-шэнь назвал себя. тогда его противник отбросил меч и, поклонившись до земли, произнес:

– А вы не узнаете Ши Цзиня?

– Так ты, оказывается, Ши Цзинь! – рассмеялся Лу Чжи-шэнь.

Обменявшись приветствиями, они вошли в чащу леса и там уселись.

– Где же ты побывал с тех пор, как ушел из Вэйчжоу? – спросил Лу Чжи-шэнь, обращаясь к Ши Цзиню.

– Мой старший брат, – начал свой рассказ Ши Цзинь, – на следующий день, после того как мы расстались с вами в кабачке, я узнал, что вы убили мясника Чжэна и скрылись. Потом мне сказали, будто страже стало известно, что мы совместно помогли старику Цзиню уехать из Вэйчжоу. Тут уж и я поспешил выбраться из города и отправился на поиски своего старого учителя Ван Цзиня. Я пошел прямо к Яньчжоу, но не нашел его там и вернулся в Северную столицу, где прожил все свои деньги, и тогда мне пришлось уйти в лес, чтобы добывать себе средства к существованию. Вот уж никак не ожидал, что мы здесь встретимся с вами! А как случилось, что вы стали монахом?

Лу Чжи-шэнь подробно рассказал ему свою историю.

– Старший брат, вы голодны, – произнес Ши Цзинь, – а у меня есть немного сушеного мяса и лепешек. – Он достал припасы, предложил их Лу Чжи-шэню и продолжал: – Раз ваш узел остался в монастыре, давайте пойдем вместе и вызволим его. Если монахи не отдадут его добром, – мы их просто прикончим.

– Правильно, – согласился Чжи-шэнь.

Подкрепившись едой, они взяли оружие и направились к монастырю. Приблизившись к монастырским стенам, они увидели, что Цуй Дао-чэн и Цю Сяо-и все еще сидят на перилах мостика.

– Эй вы, олухи! – громко крикнул Чжи-шэнь, выступая вперед. – Выходите-ка сюда! Уж на этот-то раз мы будем биться с вами до конца.

– Эх ты, горе-вояка! Ведь тебе уже как следует влетело, а ты опять туда же лезешь?

Тут Чжи-шэнь рассвирепел и, размахивая посохом над головой, вбежал на Мост. «Чугунный Будда» тоже пришел в ярость и, схватив меч, ринулся ему навстречу. Но теперь Лу Чжи-шэнь был не один и чувствовал себя вдвое сильнее; придало ему силы и то, что он подкрепился едой. На десятой схватке Чжи-шэнь стал теснить Цуй Дао-чэна, и тот уже начал подумывать, как бы убраться подобру-поздорову. В это время Цю Сяо-и, видя, что его приятелю приходится туго, выхватил свои меч и бросился ему на помощь.

Ши Цзинь в свою очередь в несколько прыжков выскочил из лесу и подбежал к месту боя, громко выкрикивая:

– Не выпустим их отсюда живыми!

С этими словами он сбросил назад шляпу и, высоко подняв меч, вступил в борьбу с Цю Сяо-и. Теперь уже четверо бились друг против друга парами.

Лу Чжи-шэнь и Цуй Дао-чэн сражались у самого края горного потока. Улучив момент, Чжи-шэнь с криком: «Получай!» – нанес своему противнику такой удар посохом, что тот полетел с моста вниз. Цю Сяо-и, увидев, что случилось с монахом, сразу потерял всякое желание продолжать драку и решил во что бы то ни стало выбраться живым с поля боя. Заметив это, Ши Цзинь завопил:

– Куда бежишь?!

Нагнав своего противника, он нанес ему в спину такой удар мечом, что тот плашмя повалился на землю. Ши Цзинь подбежал к упавшему и сверху вниз вонзил ему в спину меч.

Тем временем Чжи-шэнь сбежал с моста и еще раз ударил посохом свалившегося Цуй Дао-чэна. Так закончилось земное существование этих двух жалких негодяев, и они отошли в вечность.

Чжи-шэнь и Ши Цзинь связали трупы убитых и сбросили их в поток, а сами направились в монастырь и отыскали там узел с вещами. Старых монахов они уже не застали в живых: после того как Чжи-шэнь потерпел поражение и покинул монастырь, они решили, что Цуй Дао-чэн и Цю Сяо-и, вернувшись, все равно их убьют, и со страха повесились. Чжи-шэнь и Ши Цзинь направились к храму и там увидели, что женщина, которая находилась в плену у разбойников, также покончила жизнь самоубийством, бросившись в колодец. Они вошли в помещение, осмотрели несколько комнат, но никого больше не нашли; только на кроватях лежало четыре узла с платьем. Развязав их, Ши Цзинь увидел, что в одежду было завернуто золото и серебро. Он выбрал, что получше, и увязал в отдельный узел. В кухне друзья нашли рыбу, вино и мясо. Они принесли воды, развели огонь, приготовили себе пищу и плотно закусили.

Покончив с едой, они взяли узлы, разломали очаг и по всему помещению разбросали горящие головни. Вспыхнул огонь и охватил сначала небольшие задние комнаты, а потом запылал и весь дом. Тут Чжи-шэнь и Ши Цзинь взяли несколько факелов и подожгли храм. К этому времени ветер усилился, и огонь с гулом и треском, вздымаясь к небу, охватил весь монастырь.

Чжи-шэнь и Ши Цзинь задержались еще на некоторое время, любуясь пожаром.

– Хорошее это место, только делать нам здесь нечего, – сказали они. – А теперь нам лучше всего отправиться своей дорогой.

Они тронулись в путь и шли всю ночь, не останавливаясь. На рассвете они заметили вдали какие-то дома и, присмотревшись, убедились, что это было небольшое селение. Путники направились туда и около узкого, состоящего всего из одной доски, мостика увидели маленький кабачок. Они вошли и заказали вина, а потом договорились с трактирным тугой, чтобы он достал крупы и мяса и приготовил им поесть. Попивая вино, друзья вспоминали о тех приключениях, которые выпали на их долю во время странствий.

После того как они выпили и закусили, Чжи-шэнь спросил Ши Цзиня:

– Ну, а куда же ты теперь думаешь направиться?

– Пожалуй, опять пойду на гору Таохуа в стан атамана Чжу У, – ответил Ши Цзинь. – Поживу с ними, а там посмотрю, что делать.

– И то верно, – согласился Чжи-шэнь.

Он тут же вынул из своего узла часть дорогой посуды и передал се Ши Цзиню. Затем они расплатились со слугой и, взяв свое оружие и вещи, отправились в путь.

Пройдя не более пяти – семи ли, друзья оказались на перекрестке трех дорог.

– Ну, брат мой, – промолвил Чжи-шэнь, – здесь мы должны расстаться. Мой путь лежит в Восточную столицу, и ты не провожай меня. В округ Хуачжоу тебе надо идти вон той дорогой… – И добавил: – Когда-нибудь мы с тобой еще встретимся. А будет случаи, пришли о себе весточку.

Друзья обменялись прощальными поклонами и разошлись в разные стороны.

Спустя восемь или девять дней, поутру, Лу Чжи-шэнь увидел перед собой Восточную столицу. Войдя в город, он растерялся от уличной сутолоки и оглушительного шума. Наконец, он решился почтительно спросить у одного из прохожих, где находится монастырь Сянго. Ему объяснили, что надо идти еще дальше к мосту Чжоуцяо. Лу Чжи-шэнь пошел указанной дорогой и вскоре увидел монастырь. Войдя в ворота, он огляделся по сторонам и направился прямо в подворье. Находившийся гам послушник доложил о нем монаху, ведающему приемом гостей. Последний вскоре пришел и при первом взгляде на незнакомца с большим узлом за плечами испугался его свирепого вида, тяжелого железного посоха и висевшего сбоку кинжала.

– Откуда пожаловали, брат монах? – осторожно осведомился он.

Лу Чжи-шэнь, опустив на землю свой узел, прислонил к стене посох и приветствовал монаха поклоном. Тот учтиво ответил.

– Я прибыл с горы Утай, – начал Чжи-шэнь. – Мой наставник, игумен тамошнего монастыря, прислал меня с письмом к вашему почтенному настоятелю и сказал, что здесь мне дадут службу.

– Hу, раз у тебя есть письмо от почтенного настоятеля – следуй за мной, – сказал монах и провел Чжи-шэня прямо в покои игумена.

Чжи-шэнь развязал узел, достал оттуда письмо и продолжал стоять, держа его в руках. Тогда монах обратился к Чжи-шэню:

– Дорогой брат, разве ты не знаешь правил? Сейчас сюда придет игумен, и тебе следует встретить его. как положено. Сними кинжал, приготовь свечи для возжигания, одень рясу и положи подстилку для поклонов.

– Так что же ты мне сразу об этом не сказал? – возмутился Чжи-шэнь.

Он поспешно отвязал кинжал, затем вынул из узла пачку свечей и подстилку, но ему никак не удавалось сделать все, как полагается. Монах набросил ему на плечи монашеское одеяние и показал, как следует расставлять свечи.

Вскоре из своей кельи вышел игумен монастыря Чжи-цин. Монах, встретивший Чжи-шэня, выступил вперед и доложил:

– Этот брат прибыл с горы Утай и принес вам письмо тамошнего игумена Чжи-чжэня.

– Давно не имел я писем от брата игумена, – заметил глава монастыря.

Монах, ведающий приемом гостей, сказал, обращаясь к Чжи-шэню:

– Брат, поспеши приветствовать игумена! – Но тут он заметил, что Чжи-шэнь не успел поставить свечи в курильницу, и, не в силах удержать улыбку, пришел ему на помощь. Затем Чжи-шэнь, стоя на коленях, начал отбивать поклоны перед игуменом. Наблюдавший за ним монах вовремя остановил его после третьего поклона и, взяв письмо, передал его игумену. Тот вскрыл письмо и погрузился в чтение. В послании с горы Утай подробно излагались все обстоятельства, при которых Чжи-шэнь принял постриг, и объяснялось, почему он должен был покинуть монастырь. Далее было написано: «Я выражаю самую искреннюю надежду, что вы будете милостивы и не откажетесь принять к себе Чжи-шэня, назначив его на какую-нибудь монастырскую должность. Этот монах в будущем несомненно исправится и проявит себя с хорошей стороны, и потому я прошу вас не отказать в моей просьбе».

Прочитав письмо, игумен сказал, обращаясь к Чжи-шэню:

– Вы, брат, проделали большой путь, отправляйтесь пока в помещение монахов, отдохните и подкрепитесь с дороги чем бог послал.

Чжи-шэнь почтительно поблагодарил и, подняв подстилку, свечи, узел, посох и кинжал, отправился вслед за послушником.

Тем временем игумен призвал в свои покои всех старших монахов и обратился к ним со следующими словами:

– Сейчас, когда все вы собрались здесь, я должен сообщить вам, что наш брат – игумен Чжи-чжэнь – поставил нас и очень затруднительное положение. Он прислал к нам монаха, который прежде был начальником в пограничных войсках. Он убил человека и постригся в монахи, но вскоре дважды учинил в монастыре бесчинства, и тамошние монахи уже не могли больше держать ею в своей обители. Так вот, не желая оставлять у себя этого буяна, они спихнули его нам! Мы не можем отказаться от этого монаха, потому что игумен умоляет принять его, но если мы оставим его, то он начнет нарушать наши порядки. Вот и подумайте, как с ним быть.

– Я думаю, – начал монах, ведающий приемом гостей, – что этот человек даже с виду не похож на монаха, как же мы можем оставлять ею в нашем монастыре? – А мне, братья, пришла в голову другая мысль, – сказал тут келарь. – Наши огороды находятся за воротами Суаньцзао и постоянно подвергаются нашествиям солдат из ближних казарм, а также обосновавшейся неподалеку шайки проходимцев. Они пускают в огород скотину и вообще творят всякие безобразия. Старый монах, который сейчас там присматривает за огородом, конечно не может справиться с этой шайкой. Почему бы нам не послать новою монаха сторожить эти огороды. Уж с этим-то делом он, конечно, справится.

– Согласен, сказал игумен. И тут же велел послушнику привести Чжи-шэня, когда тот покончит с едой.

Вскоре послушник возвратился вместе с Чжи-шэнем.

– Поскольку брат Чжи-чжэнь просит дать тебе какую-нибудь монастырскую должность, – обратился игумен к Чжи-шэню, – мы решили отдать под твое наблюдение наши монастырские огороды, которые находятся за воротами Суаньцзао, неподалеку от кумирни Юэмяо. Там ты будешь жить и распоряжаться всеми делами. Десять коромысел овощей тебе надлежит доставлять в монастырь, эти овощи будут приносить рабочие, обрабатывающие огороды, все остальное можешь брать себе.

– Наш игумен, – ответил на это Чжи-шэнь, – отправляя меня к вам, обещал, что я получу здесь должность при монастыре. Почему же ты, вместо тою чтобы назначить меня на почетное место келаря или казначея, посылаете сторожить огороды?

– Брат мой, – возразил на это настоятель храма. – Ты плохо разбираешься в порядках. Ты ведь только что прибыл к нам и не успел еще ничем проявить себя. Как же ты хочешь получить старшую монашескую должность? Впрочем, и наблюдение за монастырскими огородами тоже немалое дело.

– Не буду я работать на огороде, – проворчал Лу Чжи-шэнь. – Как хотите, а назначьте меня или казначеем, или келарем!

– Послушай, – вмешался в свою очередь монах, ведающий приемом гостей. – Каждый, кто состоит на монастырской службе, отвечает за какое-нибудь определенное дело. Я, например, ведаю исключительно приемом гостей, приезжающих в монастырь, и уходом за ними. Что касается ближайших помощников настоятеля, келаря и других, то все это – старшие монашеские должности, и заслужить их не легко. Монахи, несущие службу келаря, казначея, надзирателя, эконома, ведают всеми хозяйственными делами монастыря. А ты только появился здесь и сразу же хочешь получить такой высокий пост! В монастыре есть и другие, второстепенные должности, вот, например, смотритель амбаров, смотритель залов для приема, хранитель священных книг, главный сборщик податей. Кроме того, у нас есть должности монахов, ведающих башнями, снабжением трапезной, чаепитием, чисткой уборных, а также ведающего огородом. Это низкий разряд монастырских должностей. Если ты, брат, хорошо поработаешь на своем месте, ну, скажем, год, тогда можно будет говорить о том, чтобы тебя назначили ведать башней. Еще через год тебе можно будет доверить наблюдение за банями, а еще через год, пожалуй, тебя назначат на должность надзирателя.

– Ну, если и вправду я смогу получить повышение, то завтра же отправлюсь на огороды, – согласился Чжи-шэнь.

После этого игумен оставил его у себя с покоях отдохнуть. В этот же день были определены обязанности Чжи-шэня и заготовлен приказ о его назначении; а на огороды была послана бумага о том, что с завтрашнего дня Лу Чжи-шэнь вступает в должность. Когда со всем этим делом было покончено, монахи разошлись по своим кельям.

На следующий день игумен вышел в зал, подписал приказ о назначении нового смотрителя огородов и вручил его Чжи-шэню. Последний, получив назначение, поклонился игумену, забрал свои вещи и в сопровождении двух монахов отправился к месту своей службы.

Необходимо сказать, что по соседству с огородами проживала ватага лодырей и бездельников, человек около тридцати. Они проводили время в кутежах и азартных играх и частенько заглядывали на монастырские огороды, где воровали овощи, чтобы чем-нибудь прокормиться. Забравшись в этот день на огород, они заметили на сторожевой будке бумагу, которая гласила: «Монастырь Сянго назначает смотрителем огородов монаха Лу Чжи-шэня, который с завтрашнего дня приступает к исполнению своих обязанностей. Настоящим сообщается всем, что посторонним лицам вход на огороды запрещен». Бездельники тотчас же сообщили эти новости всей своей шайке и собрались, чтобы обсудить создавшееся положение и выяснить, кто такой этот Лу Чжи-шэнь. Шайка решила устроить ему достойный прием. Бездельники надумали завязать ссору и так вздуть его, чтобы новый смотритель сразу стал послушным ч покорным.

– А я вот что предлагаю, – объявил один из них. – Монах этот нас еще не знает, и нам даже ссориться с ним не из-за чего. Пусть он явится сюда, а мы заманим его к мусорной яме и сделаем вид, что пришли поздравить с назначением. Он и оглянуться не успеет, как мы схватим его за ноги и столкнем и яму. Вот будет весело!

Остальные лодыри одобрили эту затею и решили ждать прихода Лу Чжи-шэня. А тот, войдя в сторожевую будку, разложил там свои пещи, прислонил к стене посох и повесил на стену кинжал. Все работающие на огороде пришли его приветствовать, и Лу Чжи-шэнь немедленно ознакомился со своими новыми обязанностями. После того как ему были переданы все ключи и показаны все запоры, старик-монах, бывший смотритель огорода, а также монахи, провожавшие Чжи-шэня, попрощались с ним и возвратились в монастырь. Вслед за тем Чжи-шэнь прошел на огороды и стал их осматривать. Тут он заметил толпу молодцов, человек в тридцать, которые, радостно улыбаясь, направлялись к нему с фруктами и вином. Обращаясь к Чжи-шэню, один из них произнес:

– Узнав о том, что вы, почтенный монах, посланы сюда наблюдать за огородами, мы, ваши соседи, пришли поздравить вас с назначением.

Не подозревая, что ему готовят ловушку, Чжи-шэнь приблизился к ним и оказался возле мусорной ямы. Тогда озорники окружили Чжи-шэня, и один из них уже нацелился, чтобы схватить его за левую, а другой – за правую ногу и столкнуть в яму. Но они не знали Чжи-шэня: он мог так ударить ногой, что сам тигр испугался бы, а когда пускал в ход кулаки, то пугался даже морской дракон. Поистине можно сказать: столь тихое место, как огород, превратилось в поле боя.

Что вышло из затеи проходимцев, задумавших сбросить Чжи-шэня в мусорную яму, вы узнаете из следующей главы.