— Гравитация здесь искусственная — так что имей это в виду, — предупредил Эдвард Синтию, нажимая на кнопку и распахивая перед ней дверь нового дома. — Вот тут мы теперь будет жить. С дирекцией связываться придется по радио, автономная компьютерная сеть уже подключена… Как тебе?
      Синтия не без любопытства рассматривала скромную, чтобы не сказать — спартанскую, обстановку дома. Комнатки и коридоры здания были невелики, без картин и украшений, но девушка убедилась, что, несмотря на это, можно говорить об оформительском вкусе, по-своему изысканном и утонченном. Дизайн мебели, приборов гармонировал с очертаниями самих комнат, дополняя и разнообразя их. Небольших размеров помещения казались ей уютными — они внушали ощущение безопасности. Впрочем, дом-укрытие и создавался с таким расчетом, чтобы доступ в него любого постороннего был максимально затруднен, зато человек, хорошо знающий конструкции дверей (и потайных тоже), в случае необходимости мог получить фору.
      — Неплохо, — сказала она наконец, когда большая часть убежища была осмотрена.
      — Хуже с охраной, — сразу признался Эдвард. — С тех пор как мы… назовем это так — решили смягчить методы управления, она перестала быть надежной. У законности есть свои плюсы — но и минусов тоже достаточно…
      — А те люди из «черного списка»? — вопросительно блеснули русалочьи глаза.
      Варковски вздохнул. Ему тяжело было признаться, что никто, кроме некоторых ученых, не изъявил готовности прийти к нему на помощь.
      — Черный список сожжен… — проговорил он. — Единожды солгавши… Это моя вина.
      — Не доверяют, — печально кивнула Синтия.
      — Да, — сухо подтвердил Варковски. — И мне очень жаль, что пострадать из-за этого можешь ты.
      — Не оправдывай меня — я тоже виновата в чем-то, — покачала она головой. — Может — в молчании… Может — в другом, чего я не понимаю. А может — все еще обойдется.
      — Должно обойтись. Не считай это хвастовством — но я и в одиночку способен на многое.
      «В одиночку, — эхом повторилась в его голове собственная мысль. — Как странно: попытка быть честным делает человека еще более одиноким… Впрочем, это я зря. У меня были подчиненные — сейчас есть один, но настоящий друг. Если бы это зависело только от меня — я бы постарался ее искренне полюбить. Но и дружба — это тоже нечто, почти как оазис в мире противостояния разных и равных сил».
      — О чем ты задумался, Эдвард? — мягко произнесла Синтия. — Подожди, не отвечай — я попробую угадать сама… Ты жалеешь о прошлом, когда твоей силой был чужой страх?
      — Я ни о чем не жалею, — усмехнулся он. — То, что произошло, произошло бы все равно. Утраченное я бы все равно утратил, а взамен не получил бы ничего.
      — Спасибо, — чуть слышно прозвучал ее голос.
      — Шеф, вас вызывают, — постучался в комнату один из охранников.
      — Подожди, я сейчас, — Варковски отстранил руку Синтии, готовую обвиться вокруг его шеи, и вышел.
      Вернулся он на удивление быстро.
      — Ну что? — Синтия нетерпеливо поднялась навстречу, как только черная куртка вновь появилась на пороге.
      — Синтия, я должен сообщить одну не очень приятную, но любопытную новость. — Варковски сделал паузу, давая ей возможность подготовиться. — Неприятную — потому что нам придется очень скоро вылететь на Землю. Сразу инструкция: вызываем всех свободных журналистов, и ты не отходишь от них ни на шаг.
      — Что? — Синтия встряхнула головой. — Не понимаю…
      — Дело принимает интересный оборот, — только сильное волнение не дало Эдварду возможности усмехнуться. — Только что получено известие, что к нам прибыла инопланетная делегация, в состав которой входит Рипли. Та самая, которую все считали погибшей.
      — И?
      — Это НАСТОЯЩАЯ делегация с другой планеты, которую якобы представляет наш Зофф, — при этих словах Синтия ощутила, что ей становится словно бы щекотно — от волнения зашалили нервы. — Я не знаю, чем все это кончится, но оставаться в стороне нам нельзя. Когда корабль Чужих приземлится — а Элтон не сможет ему это запретить, раз новость уже получила огласку, — мы должны будем оказаться среди встречающих и любой ценой переговорить с инопланетянами и… — он запнулся, — и Рипли. Будем надеяться на чудо — что ее ненависть к Компании уже успела остыть и здравый смысл возьмет верх. Или просто рассчитывать на ее честность…
      — Хорошо, — зажмурилась Синтия. — Будем рассчитывать на честность…

      — Ты молчишь… Разве ты не рада, что видишь свою планету? — Священник задал вопрос настолько тихо, что Рипли усомнилась — а не сама ли она спросила себя.
      — Иногда возвращаться бывает тоже грустно.
      — Если не знаешь, что ждет тебя по возвращении? — кивнул он, приближаясь к огромному, во всю стену, иллюминатору — прежде Рипли видела такие чаще в кино, чем в жизни.
      — Или если знаешь, что тебя некому ждать.
      Они помолчали.
      «А ведь так недолго и заплакать: бездомность расслабляет, — сказала себе Рипли. — Это ведь не та Земля, которую я знала. Я не найду здесь ни одного знакомого лица… или увижу лица старых врагов — не друзей. Как это странно… Если бы хоть Скейлси была со мной…» Имя кольнуло больно — Рипли пришлось стиснуть зубы.
      — Земля, — прошептала она вслух, чтобы заставить себя хоть немного переменить тему. — Моя Земля…
      Покрытый разводами голубой шар был уже близко и продолжал расти на глазах.
      — Только что ты чуть не плакала — а теперь улыбаешься… И без всякой радости. Я не понимаю…
      — Не обращай внимания — я просто увидела собственное отражение, — улыбнулась Рипли. — Жаль, что ты не можешь понять, как это нелепо и смешно.
      — Не могу — и не жалею об этом. Догадываюсь — что-то в твоей одежде противоречит вашим обычаям, но ведь это — ничто. Я не знаю их, а знаю твою душу. То, что снаружи, — не важно…
      — Ты прав… Я это уже поняла, — грустно посмотрела она на уродливую морду.
      «Монстр… а КАКОЙ ЧЕЛОВЕК!.. Ну сколько я еще буду вот так маяться дурью? Если нельзя ничего сделать — значит, я просто не хочу ничего делать. Я ведь вот-вот буду на Земле, среди людей… Так неужели среди них я не найду ЛЮДЕЙ? Ведь, помимо Компании, были и Хиггс, и ребята с „Ностромы“, и…» — И снова ты изменилась… Ты готовишься к бою, — задумчиво констатировал Священник.
      — А ты не считаешь, что мы все же должны хоть как-то воспротивиться тому, что задумал ваш Правитель? — повернулась она.
      Земля закрывала уже почти половину иллюминатора.
      — Я противник любой борьбы — ты знаешь это.
      — Но мне ты помогал.
      — Помогал, — Священник сделал паузу. — И если будет надо — помогу снова.
      — Внимание — входим в атмосферу. Просьба всем занять свои места, — ожил динамик.
      «Вот и прилетели», — подумала Рипли, устраиваясь в специально изготовленном для нее кресле.
      Вот и прилетели… Вот и Земля. Вот совершенно новый этап жизни, подбрасывающий на самый верх, — Рипли знала уже, что через несколько часов, если не минут, будет разговаривать с самим президентом. Она не знала еще, что скажет, — но знала, что вряд ли сумеет ему доверять.

      «И все же как разумнее будет с ними поступить?» — размышлял Элтон, не спеша передвигаясь по коридору. Вообще-то его немного забавляло отношение к себе окружающих — он был никем по должности, секретарь считал его просто другом Президента, большинство заходивших сюда политиков рангом помельче и вовсе не догадывались о его истинной роли. И все же, куда бы Элтон ни зашел, его тотчас окружала атмосфера почтительного уважения. Уважали ли они — обитатели Правительственного здания — Элтона как такового? Вряд ли — слишком многие запинались, обращаясь к нему, — значит, имя бывшего пирата не было известно почти никому. Можно было предположить также, что подобным образом здесь встречали всех, но внимательное наблюдение сообщило Элтону, что это не так. Вероятно, люди все же на расстоянии ощущали некую исходящую из него темную безымянную силу. И только одно несколько смущало Элтона — здесь ему приходилось опираться не на охрану, а на самого себя: было бы странно ходить по этим коридорам в сопровождении своих «горилл», когда даже Президент полагался больше на охрану, стоящую у входа. Да и собственная неизвестность в этих кругах в последнее время начала его задевать, несмотря на все выказываемое уважение: что-то неестественное чудилось в том, что имя Элтона, известное каждой уличной проститутке или мелкому толкачу наркотиков, для многих добропорядочных чиновников ничего не значило (мало ли на свете людей с такой фамилией!). Но причину его недовольства на самом деле можно было объяснить и проще: Элтон не мог не осознавать своей истинной роли в верхах и даже подсознательно ожидал признания. А его-то как раз и не было. Пусть он сам предпочел остаться «серым кардиналом» — гордость его испытывала неутоляемую жажду, и утолить ее не спешил никто. Президент исправно боялся его, от Зоффа почтительных чувств ожидать было и вовсе нечего, а остальные… Об остальных уже сказано. Сознательные же сообщники и почитатели этого человека по вполне понятным причинам не допускались в Правительственное здание, выходить же для встречи с ними Элтон в последнее время без крайней необходимости не мог. Да и не те это были люди, совсем не те… Элтон не признался бы в этом даже себе — но он почти болезненно мечтал о том, что его станут уважать честные люди, чье расположение невозможно купить или выбить силой.
      «И стоило ли вообще все это затевать? — думал он время от времени. — Столько хлопот, столько риска — и ни малейшего морального удовлетворения». Порой мысли об этом вызывали у него злость и будили самые что ни на есть худшие склонности, и даже теперь он не был до конца уверен в причинах, подтолкнувших его на форсирование дела с очередной агрессией, — действительно ли эта необходимость была продиктована объективными обстоятельствами или ему лично хотелось лишний раз удостовериться в своем праве и возможности распоряжаться чужими жизнями? Слишком многое, увы, намекало как раз на второе. Именно потому явление инопланетной миссии раздражало его вдвойне.
      «Дорого бы я заплатил, чтобы знать побольше об этих „дипломатах“, — думал он. — Вряд ли они похожи на Зоффа — хотя бы потому, что их не выращивали искусственно земляне, и тем более не загружали им память своими личностями. Единственное лицо, о котором есть хоть какие-то сведения, — Рипли — тоже по-своему непредсказуемо. Похоже, эта женщина из идеалистов, наивно полагающих, что в жизни все должно идти по законам справедливости, а не выгоды. Ее биография это подтверждает; единственное, на чем еще можно сыграть — так это на ее личном неприятии всего, связанного с Компанией. Враги врагов — это уже почти друзья. Но мне совсем не нравится, что в число встречающих попадает миссис Торнтон и Варковски. Совсем… Да и что скажут сами инопланетяне, узнав о нашем небольшом „бизнесе“? Вряд ли они будут от него в восторге. И избавляться от них уже поздновато… Остается одно — убедить Сола с ходу принять все их требования, подкупить чем только угодно… Вот только чем можно купить инопланетных монстров? Черт… И это проблематично, а „бизнес“ не прикроешь накануне операции, и откладывать ее уже поздно… Похоже, я еще никогда не был в таком тупике, а тут еще Зофф дурит со своими идиотскими покушениями и постоянным пьянством…»
      Неожиданно вверху что-то зашуршало, и Элтон с ненавистью подумал о том, что для полной радости не хватало только, чтобы этот монстр научился читать его мысли — иначе с чего бы ему было напоминать о себе именно в тот момент, когда он сам решил вспомнить о его безобразиях?
      Элтон недовольно глянул на потолок — и никого не увидел. Привычка воспринимать все непонятное как опасное заставила его напрячься; Элтон сделал еще несколько шагов, напряженно всматриваясь в потолок и ожидая повторения шума, и вдруг заметил в углу, на стыке стен, блестящую точку. С неожиданным проворством он упал на ковровую дорожку и перекатами оказался у той самой стены — почти тотчас же из точки брызнул алмазной искрой луч и на стене, возле которой он недавно находился, вспух черный шрам; запахло горелым пластиком. Лишь выигранная доля секунды спасла Элтона от смерти; здесь, возле угла, он был в относительной безопасности: невидимый противник не мог сместить до такой степени угол прицела.
      Внутри Элтона вспыхнуло возмущение. Не страх, не удивление — негодование на чью-то идиотскую дерзость охватило его. Он, Элтон, стал первым по значимости землянином — и вдруг кто-то осмелился…
      За стеной послышались удаляющиеся шаги: убийца торопился убраться с места преступления прежде, чем его кто-либо заметит. Мысленно прокляв его, Элтон нажал на прикрепленную к запястью кнопку, зазвучал сигнал тревоги…
      — Что это за безобразие, Сол? — рвал и метал он несколько минут спустя. — В меня стреляют прямо тут! Можно подумать, здесь какой-то проходной двор, в котором кто угодно может устраивать засады с игольчатым лазером. Сегодня стреляли в меня, завтра выстрелят в вас. Вас это устраивает?
      Президент пожал плечами:
      — Простите, Бонни, но мне пора встречать делегацию… Почему вы решили, что стреляли именно в вас? В охране — самые надежные люди, — мысли его, похоже, немного путались: Президент то и дело перескакивал с одной на другую, — посторонних здесь не может быть.
      — Ну да, вы еще скажите, что мне это примерещилось или… — глаза Элтона вдруг прищурились. — Уж не вы ли лично решили избавиться от своего компаньона?
      — Упаси Боже! — замахал руками Президент, стараясь выскользнуть из-под его убийственного холодного взгляда.
      — Ладно, верю. У вас на это не хватит духа, — наконец «смилостивился» Элтон. — И последний вопрос. Вы принимали в охрану людей по прямой или косвенной рекомендации Лейнарди?
      — Я не занимаюсь приемом на работу, — потупился Президент.
      — И все же?
      — Компанию все уважали, и до сих пор многие уважают. Как самый влиятельный из представителей промышленности, Лейнарди имел в обществе большой вес.
      — Сол, уберите к черту эти околодипломатические выкрутасы — я задал вам достаточно ясный вопрос. Так да или нет?
      — Не знаю. Очень вероятно, что да, — выдавил из себя Президент. — Мне некогда, Бонни… Поверьте, инопланетяне будут здесь с минуты на минуту. Вы видите — мой секретарь уже идет. Простите, что я не могу пригласить вас официально присутствовать на церемонии, но потом будет вечер… да и вообще… — движения Президента стали какими-то суетливыми; неприкрыто смущаясь, он обогнул своего сообщника и едва ли не бегом кинулся навстречу секретарю.
      Элтон скрипнул зубами. Вкус оскомины от ТАКОЙ власти чувствовался все сильнее, и Президент зря напомнил ему, что он не имеет права на официальное присутствие на торжественной встрече. Да и какие права он, Элтон, живая легенда, вообще имеет, если даже телохранителя сюда нельзя привести, а розыск убийцы никто и не думает объявлять?! На минуту у него возник соблазн и вовсе уж странный: бросить все к чертям и лишь изредка припугивать Президента в случае надобности, когда возникнет какая-либо конкретная проблема. Впрочем, это было несерьезно: Элтон был не из тех, кто способен что-либо уступить.
      — Проклятье! — выругался он и сел в пустое президентское кресло: выходить в коридоры, где бродит неизвестный убийца, ему не хотелось. Теперь ему оставалось одно: успокоиться, хорошенько поразмыслить, кроме того — попробовать установить, кто был таинственный убийца… И главное — как снова не попасться ему на мушку. И еще можно было посмеяться над тем, до чего же беззащитным делают иногда человека коридоры власти…

      Глаза начальника охраны сперва округлились, затем сузились до серых щелок:
      — Я ослышался? Ты стрелял в человека? Тогда почему ты признаешься в этом мне?
      По лицу молодого человека пробежала гримаса.
      — Я стрелял в гангстера. В бешеную собаку, которая — я знаю это — шантажирует самого Президента. Этого человека нельзя пускать и на порог этого здания, — он старался говорить как можно тверже и отчетливее.
      — Ты сумасшедший — и это все, что я могу сказать… Ты что, пришел ко мне с повинной?
      — Элтон остался жив. Значит — он все равно узнает, кто в него стрелял. Мне нечего терять: сбежать я все равно не сумею, в тюрьме он тоже меня найдет. Я хочу, чтобы вы все поняли, с кем имеете дело. И еще я хочу, чтобы вы… — его голос слегка дрогнул, — помогли мне уйти.
      — То есть?
      — Не сбежать — уйти, — уже четче повторил сержант. — Неужели вы сами не знаете, кто такой Элтон?
      — Знаем, — резко и строго отрезал начальник охраны. — Но это еще не причина устраивать тут стрельбу. Считай, что ты выстрелил по престижу всей гвардии… Постой, что ты хотел сказать этим «уйти»?
      — Я хотел, как лучше, и не видел другого выхода. Как честным людям, вам всем тоже должно быть небезразлично, что к власти приходит — точнее, уже пришла — мафия. Посмотрите, как круто изменился в последнее время курс… Элтон — маньяк и садист, и я не удивлюсь, если однажды окажется, что вся эта история с инопланетянами — чудовищных размеров провокация. Но я стрелял — значит, закон сейчас против меня, а не против Элтона, который не раз уже ускользал от него… Я хочу умереть.
      — Еще одна глупость, — возразил начальник охраны. — Допустим, первую я еще могу понять: я тоже слышал, кто такой Элтон. Я не могу одобрить такую выходку — против таких, как он, есть закон, хотя он порой слишком медлит. Возможно, хотя я не стал бы утверждать так категорично, ты и прав насчет его отношений с Президентом: слишком многие министры сменились в последнее время, а выгода для Элтона некоторых принятых недавно законов очевидна.
      — Но ведь я признался в покушении на убийство, в нарушении закона, так? — от волнения сержант покраснел. — Я — преступник, и вы все станете соучастниками, если не арестуете меня. А если арестуете… Считайте это слабостью — но я просто боюсь. Из тюрьмы человека тоже можно похитить.
      Он опустил голову. Некоторое время подполковник задумчиво смотрел сквозь него, затем обвел глазами присутствующих (в комнате находились еще пятеро военных).
      — Надеюсь, нас никто не подслушивал, — медленно проговорил он.
      Ему никто не ответил. Этих людей он знал хорошо и давно, и знал также, что никто из них не предаст, если он примет решение преступить закон и умолчать о проступке самонадеянного мальчишки. Но если у стен есть уши… Нет, подполковник не хотел подвергать риску своих подчиненных.
      — Не надо… — сдавленно произнес сержант. — Я… я сам…
      — Может, все еще обойдется… Может, еще никто не слышал, — отворачиваясь, пробормотал подполковник.
      Из кобуры сержанта вынырнул пистолет, замер на миг в воздухе и вздрогнул, выпуская из себя пулю…

      Она никогда еще не была здесь — и тем неприятнее было ощущение, что все происходящее уже когда-то было. Может, это из-за загадочного сходства всех официальных церемоний вне зависимости от места и времени? Рипли казалось, что она видит этот прием во сне или по стереовидению. По очень хорошему стереовидению… А вот «слышимость» была плохой — Рипли с трудом разбирала слова, даже те, что произносила сама… Или те, что сами произносились спрятанным у нее внутри кем-то. Священник больше молчал. Все Равно стушевался и держался позади всех — к тому же большинство принимали его за ребенка.
      — Возьми меня в «приемыши», не выдавай, — попросил он, улучив момент, и, к удивлению Медного, принялся называть Рипли мамой.
      Речь Медного переводить было совсем легко: в ней постоянно сквозили интерпланетные дипломатические штампы — это все, что Рипли запомнила достаточно отчетливо.
      Из окружавших ее лиц знакомых было меньше, чем можно было предположить. Она кое-как помнила Президента — по портретам, но фамилия его совершенно вылетела из памяти; остальные лица казались и вовсе чужими и поэтому путались. Вот разве что мужчина среднего роста и средних лет, которого, несмотря на традиционный «приемный» пиджак, легче было принять за телохранителя, чем за члена высшего общества, кого-то ей напоминал. Или так казалось из-за его слишком пристального изучающего взгляда? Рипли постаралась запомнить его черты, довольно правильные и не лишенные приятности, — но в памяти они не держались, оставляя там только взгляд небольших черных глаз. Возле него почти все время находилась довольно молодая женщина, судя по выражению лица — особа весьма скучная. Черноглазый смотрел на Рипли так настойчиво, что она начала беспокоиться.
      Попытка отвлечься ничего не дала — даже поворачиваясь к этому человеку спиной, Элен ощущала его взгляд.
      «Ну что ему надо?» — злилась Рипли, раздраженно поглядывая на окружающих; она бы все отдала сейчас за несколько минут одиночества. Кроме того, на нее снова нашло смущение из-за собственного внешнего вида — если в начале приема она заставила себя забыть о нем и полностью сосредоточилась на переводе, то теперь ей становилось все неуютнее.
      Она попробовала поискать взглядом хоть кого-то, кого можно было бы попросить об одолжении, но вокруг сидела слишком неподходящая для этого публика, которая к тому же сыпала пустыми, заранее предсказуемыми вопросами о том, как Медный в качестве представителя своей планеты оценивает перспективы дальнейшего и всяческого сотрудничества, и тому подобном. Вскоре Рипли показалось, что и сам официальный посол не слишком горит желанием поддерживать беседу такого рода, а относится к ней словно свысока. В то же время она видела, что Президент погружен в какие-то свои мысли, хотя присутствие гостей с другой планеты его занимает и тревожит. Из всего этого напрашивался вывод, что настоящий разговор состоится позже, наедине.
      «И тут, скорее всего, какие-то свои интриги, свои подводные камни, свой невидимый со стороны рисунок игры, — грустно думала Рипли, то встречаясь взглядом с черноглазым, то стараясь избегать его. — Странно, вот так живешь и не думаешь о том, что творится наверху, обо всех этих закулисных страстях… Может, у каждого второго здесь кто-то ходит в заложниках, а кто-то берет их сам… а кто-то является таковым у своих стремлений, у выгоды… да мало ли у чего. Вот взять того же Президента: к нему привыкаешь относиться как к символу, знаешь его по проводимой политике — и ни за что не догадаешься, находясь вдалеке, кто именно держит его на прицеле… Почему — на прицеле? Странные ассоциации… Может потому, что показалось, будто он испуган? Так, может, он боится Медного и Священника? Я бы тоже боялась их, не зная. И многие боятся — вон как косятся — совсем не замечают меня… и слава Богу. Нет, не то… Точно — ведь только двое… нет, трое, не считают Медного главным объектом внимания. Этот неприятный тип, его подруга и Президент… а последний-то просто обязан… — она прервала размышления для очередного перевода и долго вспоминала, на чем оборвала свою мысль. — Да, он просто обязан в первую очередь интересоваться послом. Не только делать вид, чем он так усердно занимается, а по-настоящему интересоваться: не каждый же день ему приходится принимать здесь инопланетян. Что-то мне не нравится его реакция — он даже не удивлен. Он занят чем-то своим… совсем своим… Но что может сегодня быть важнее контакта? Большой Поединок?.. тьфу! — предстоящие выборы? Кстати, сколько лет он уже на верхушке? Ладно, неважно… Или у Человечества сейчас такие проблемы, что Президенту просто не до нас?» Совершенно заинтригованная, Рипли попробовала проследить за его взглядом — и убедилась, что чаще всего он останавливается как раз на черноглазом.
      «Совсем интересно… — отметила она. — Неужели история повторяется и я вижу Главу Оппозиции?