Вдруг из-за развалин выскочили три перемазанных незнанкомца и завопили:
      - Держи их!
      - Хватай!
      - Не пускай, честное слово!
      Услышав это. Смешинка так и прыснула. Она сразу же догадалась, что это те незнакомцы, которых она кормила остатнками от пиршества в Голубом дворце. Видно, "честное слово" так им понравилось, что они к месту и не к месту принялись щеголять им.
      Но бандитам было не до смеха. Визжа от ужаса, они бросинлись бежать.
      А три чумазые рожицы, смыв грязь, оказались Барабулькой, Бекасиком и Бычком-цуциком. Смеясь, Бычок-цуцик оглуншительно свистнул вслед убегавшим.
      Храбрый Ерш, оттолкнувшись от скалы, плавно опустился вниз к Смешинке.
      - Я слышал от своих друзей, что вы добрая,- хмурясь, сказал он.- Но, наверное, очень глупая.
      - Почему? - удивилась Смешинка. Храбрый Ерш нанстолько понравился ей своей смелостью, что она даже не обинделась.
      - Потому, что водитесь с царевичем и особенно с этим ужасным Лупибеем.
      - Царевич и Лупибей совершенно разные...- начала денвочка.
      - Одна компания! - оборвал ее Храбрый Ерш.- Царенвич - бездельник, который любит лишь веселье, а Лупибей - его верный слуга. Эх, узнал бы мудрый Великий Треххвост, что творится в городе! Он бы взгрел их как следует!
      Смешинка в нетерпении прервала его:
      - Вы не видели старого аиста?
      - А, это та странная рыба с большими, как у Ската, плавнниками? оживился Ерш.- Мы случайно слышали, как Лупибею докладывал Дракончик-шпиончик, что эта странная рыба говорит дерзкие речи, ругает стражу. И Лупибей поклялнся отомстить ему. Мы хотели предупредить старого аиста, но не успели...
      Мичман-в-отставке успокаивающе погладил девочку по плечу:
      - Не волнуйся, Смешинка, твой друг вернется, когда ему захочется. Он сказал это перед тем, как исчезнуть.
      - Правда? Значит, он вернется? И я снова увижу старого доброго Остроклюва? - засмеялась Смешинка.
      Своим смехом она заразила Бекасика, потом захихикала Барабулька, за ней хохотнул Бычок-цуцик, и, наконец, веселье коснулось и Храброго Ерша. Его колючки пригладились, рот растянулся, и весь он стал добрым и симпатичным. Улыбался и Мичман-в-отставке, глядя на всех.
      - Хорошо смеется тот, кто смеется первым,- сказал он, покачивая головой.- Много ума не надо, чтобы все время быть злым и надутым, а вот первым засмеяться и подарить веселье другим...
      - Давно мы так не смеялись,- сказал Бычок-цуцик. Храбрый Ерш при этих словах помрачнел.
      - Не печальтесь! - объявила Смешинка.- Скоро все жинтели города будут смеяться и радоваться.
      - С чего бы это? - насторожился Храбрый Ерш.
      - Я научу их.
      Барабулька пришла в восторг:
      - Вот здорово, честное слово! Мы будем смеяться! Но Храбрый Ерш насупился и так посмотрел, что Баранбулька забулькала от испуга.
      - Ах вот как...- процедил он, поворачиваясь к Смешиннке.- Ты научишь жителей смеяться? А кто тебя об этом просил?
      - Царевич,- девочка недоумевающе смотрела на него.- Он и пригласил меня в Коралловый город, чтобы я научила жителей смеяться. А то они какие-то унылые.
      - Ага! - Храбрый Ерш даже подскочил от ярости.- Так вот зачем ты приехала сюда! Теперь все понятно!
      - Что тебе понятно?
      - Я ошибся. Ты не такая, как царевич или Лупибей. Нет, - голос бунтаря выражал презрение: - Ты хуже! Ты во сто раз хуже, чем Лупибей, чем все эти Спруты, чем Дракончики-шпиончики, чем Прилипалы и Прихвостни, чем Пузанки, Ротаны, Горлачи, хуже, чем самый гадкий Слизень!
      Сначала Смешинка добродушно улыбалась, потом побледннела, улыбка исчезла с ее лица...
      - За что? За что ты так меня оскорбляешь? - спросила она дрожащим от возмущения голосом.
      Но Храбрый Ерш молча отвернулся от нее.
      - Поясни мне. Храбрый Ерш, - вмешался Мичман-в-отнставке,- почему милая девочка Смешинка кажется тебе такой плохой?
      - Потому что она будет учить всех смеяться в то время, как жители стонут и плачут от горя и страданий. Зачем нам ее смех? Он будет только на руку этим восьмируким и десятируким, которые захватили власть в Коралловом городе! Да знаешь ли ты, какую клятву дал я себе в тот день, когда Спрунты и Каракатицы наводнили наш прекрасный город?
      - Какую же?
      - Не смеяться нигде и никогда до тех пор, пока хоть одно их щупальце находится в городе. Вот! А она заставила меня нарушить клятву.
      - И ты думаешь, что если все время будешь мрачным, то этим поможешь жителям города? - задумчиво опросил Мичнман-в-отставке.
      - Я не должен забывать, как страдают морские жители,- упрямо твердил Храбрый Ерш.- И всегда должен воевать, чтобы плохо было всем тем, кто заставляет их постоянно страндать. А если я буду весело посмеиваться, то мне и воевать раснхочется!
      - Че-пу-ха! - отрезала Смешинка.- Когда я научу житенлей смеяться, то им легче будет переносить страдания, легче жить. И они с веселой улыбкой будут...
      - ... гнуть свои спины на поработителей? - с возмущеннием крикнул Храбрый Ерш. - Нет, не бывать этому! Мы занставим тебя убраться из нашего города!
      В тот же миг из-за развалин взметнулось длинное черное щупальце и обвило его поперек туловища.
      - Преда...- захрипел было Храбрый Ерш, но другое щунпальце приставило к его носу пистолет.
      Бекасик, Барабулька и Бычок-цуцик тоже были скручены. Не избежал этой участи и Мичман-в-отставке - он трепыхался в объятиях здоровенного стражника.
      - Так-так-так! - Из-за камней показался Лупибей, опинраясь на дубинку.- Попались наконец! Всю шайку накрыли в полном сборе! И как раз в тот момент, когда они угрожали нашей драгоценной гостье Смешинке!
      Храбрый Ерш отчаянно барахтался, пытаясь вырваться из цепких объятий Спрута.
      - А это кто такой? - Лупибей остановился возле Мичма-на-в-отставке.
      - Его отпустите! - рванулась к нему девочка.- Он защинщал меня! Он со мной!
      - Тогда совсем другое дело,- Лупибей дал знак стражнинку, и тот освободил изрядно помятого пленника.- Кто же ты все-таки?
      - Мичман-в-отставке, - просипел тот, с трудом расправнляя плавники.
      - Гм... в отставке, - начальник стражи с сомнением рас сматривал его. - А почему, собственно, отставили? За какой проступок?
      - За старость... кхе-кхе! Этот проступок совершает кажндый в своей жизни... рано или поздно.
      - Оставьте его здесь. Он будет напоминать мне о старом аисте, Смешинка погладила Мичмана-в-отставке, - который исчез, спасаясь от бандитов.
      - И из-за которого пострадал наш славный Крадимигом.- Начальник остановился над оглушенным Спрутом и велел его унести.- Ничего, бандиты за все ответят!
      - Но они не виноваты в гибели старого аиста и ранении стражника, возразила Смешинка. - То были другие... банндиты.
      - Бандиты есть бандиты, дорогая девочка, - веско сказал Лупибей. Они не могут быть одними, а потом другими. Они всегда бандиты и будут отвечать за свои преступления.
      - Но они не совершали никаких преступлений! - воскликннула девочка. - Клянусь вам! Наоборот, они спасли меня!
      - Когда мы подкрадывались сюда, я хорошо слышал, как бунтарь Ерш угрожал тебе! - настаивал начальник стражи,
      Вдали показались Крылатки, взмахивающие алыми плавнниками.
      - Сюда спешит царевич! - воскликнул Лупибей. Действительно, то была карета Капельки. Он на ходу соснкочил и торопливо подбежал к Смешинке.
      - Моя маленькая девочка! - он порывисто схватил ее за руки.- Ты здорова? Как я рад! Почему ты убежала из дворца, ничего не сказав мне? О, я был в ужасе, когда мне сообщили об этом - ведь в городе столько опасностей!
      - Я искала своего друга,- грустно сказала Смешинка.
      - И нашла?
      - Нет, это мы ее нашли, - почтительно вмешался начальник стражи, прикладывая сразу три щупальца к каске.- И как раз в тот момент, когда шайка грязного Ерша угрожала ей вот этим.
      Царевич брезгливым движением оттолкнул от себя гимнотиду, которую совал ему Лупибей.
      - Уберите! Какой ужас, какой ужас! - повторял он, не сводя встревоженных глаз со Смешинки.- И где же эти пренступники?
      - Взяты под стражу. Вот они, полюбуйтесь,- победоносно заявил Лупибей, указывая на пленников. Но царевич замахал руками:
      - Что ты говоришь! Я не хочу смотреть на этих гадких бандитов, а ты предлагаешь еще ими полюбоваться! Лучше позаботься, чтобы в городе не совершалось преступлений.
      - Будьте уверены! - рявкнул Лупибей и, обернувшись к подчиненным, приказал: - Посадить их в темницы-одиночнки! Я сам займусь ими!
      Царевич Капелька взял девочку под руку:
      - Пойдем отсюда скорее.
      Смешинка таяла от удовольствия. Она не могла не огляннуться торжествующе на Храброго Ерша: вот, мол, как нужно обращаться с девочками, а не кричать и грозить. Но бунтарь только презрительно отвернулся.
      - Пойдем, Мичман-в-отставке! - крикнула она старичку. И объяснила царевичу: - Я хочу, чтобы он был со мной.
      Четырехглазка взмахнул длинным бичом, и карета троннулась.
      ВЕСЕЛЬЕ НА ПЛОЩАДИ
      С утра по городу ходил глашатай Большая Глотка в сопронвождении Крокеров и Барабанщиков и оглушающе орал:
      - Собирайтесь, собирайтесь к Голубому дворцу! Сегодня Смешинка научит вас смеяться! Хватит тоски и плача! Теперь вы будете веселиться - везде и всегда! Да, да, да!
      И вот на площадь потянулись вереницы морских жителей. Они оделись во все лучшее, как велела Большая Глотка, шли чинно, с детьми. Вокруг площади стояла двойная цепь Спрутов.
      - Тише, тише! - время от времени покрикивали они. - Соблюдайте порядок! Смеяться только по команде!
      Но никто и так не шумел. Все стояли, хмуро переговаринваясь и уставясь в землю. То и дело проносился приглушеннный шепот:
      - А что это такое - смеяться?
      - Зачем?
      - Наверное, очередная выдумка Спрутов".
      - Мало нас притесняют!
      А из дворца смотрел на волнующуюся толпу Мичман-в-отнставке и задумчиво качал головой. Он не разделял увереннонсти Смешинки в том, что она научит веселиться этих хмурых, усталых, забитых морских жителей "Нет, даже ее волшебный смех здесь бессилен!" - думал он.
      Смешинка торопилась. Она прихорашивалась перед зерканлом, думая: "Храбрый Ерш запретил мне учить жителей смеху! Какой нахал! Вот я ему покажу!"
      Она вышла в зал, и царевич Капелька ахнул от изумления. Пышные золотые волосы Смешинки водопадом струились на плечи, щеки ее разрумянились, глаза сияли.
      - Один твой вид вызывает радость! - сказал он, невольно склоняясь перед девочкой. - Морской народ будет в восторге!
      Действительно при появлении Смешинки на балконе дворца все вокруг оживились. У многих глаза посветлели при виде пренкрасной золотоволосой волшебницы. Смешинка заметила это и сказала, протягивая руки:
      - Скажите, почему вы такие грустные? Почему не смеетесь? Забудьте о своей усталости, о своих заботах. Ведь жизнь так хороша! Не нужно думать о плохом, давайте думать и мечтать о самом чудесном, самом лучшем... Давайте смеятьнся, петь и веселиться!
      И она залилась своим самым заразительным смехом. Цанревич, стоявший рядом, тоже засмеялся - он не мог не засмеяться!
      И так они стояли на балконе, смотрели друг на друга и смеялись. И глядя на них, красивых, молодых и жизнерандостных, морские жители сами стали понемногу улыбаться, глаза их заблестели.
      Но тут Лупибею, стоявшему на нижнем балконе и наблюндавшему за порядком, показалось, что все радуются недостанточно, плохо выполняют призыв Смешинки.
      - Смеяться! - заорал он. - Хохотать во все горло! Вынполняйте приказание, ну! Вы слышали, что вам говорят: весенлитесь, радуйтесь!
      Он дал знак, и первая цепь Спрутов врезалась в толпу. Разндались крики, кто-то упал, кто-то побежал в страхе. Жители испуганно переглядывались тут уж всем стало не до смеха и веселья...
      Смешинка в отчаянии смотрела на свалку, которую устроинли Спруты.
      - Прекратите! Прекратите сейчас же! - кричала она, но ее никто не слышал: топот, шум оглушали всех.
      Тогда царевич перегнулся через перила балкона, сказал что-то Лупибею, и тот замахал белым жезлом. Спруты ворча вернулись на свои места.
      Расстроенная Смешинка убежала с балкона. За ней поспеншил царевич:
      - Подожди, девочка! Послушай, случилось недоразунмение!
      Но она бросилась в свою комнату. Рыдая, упала на кровать и повторяла:
      - Ох, я несчастная! Из-за меня им попало, из-за меня! Обессилев, Смешинка заснула. Долго ли спала, она не знанла. Только неожиданно поднялась и стала протирать глаза. Рядом, в кресле, сидел Мичман-в-отставке.
      - Выспалась? - приветливо улыбнулся он.- А почему такая заплаканная?
      Смешинка вспомнила все и снова огорчилась. Опустив голову, она сплела пальцы рук на коленях.
      - Ничего не получилось... - прошептала она. - Я принеснла жителям не радость, а горе... И она горячо заговорила:
      - Давай уйдем куда-нибудь, а? Чтобы царевич Капелька не знал, чтобы никто-никто не знал! Куда-нибудь далеко... Мичман-в-отставке ласково погладил ее по головке.
      - Бедная девочка! Не надо падать духом. Вчера ты все сделала правильно, только несколько подробностей забыла.
      - Каких подробностей?
      - А вот слушай...
      И через некоторое время Смешинка передала через стражнников царевичу Капельке, что она хочет видеть его и начальнника стражи. Встреча произошла в небольшом Сиреневом зале дворца. Смешинка вошла вместе с Мичманом-в-отставке, и Лупибей, стоявший у кресла царевича, невольно поморнщился.
      Капелька радостно приветствовал Смешинку. Вскочив, он подбежал к ней, пристально всматриваясь в ее лицо:
      - Вчера ты была расстроена... Я тоже очень, очень огорнчен! Как ты себя чувствуешь?
      - Хорошо! - объявила Смешинка, лукаво улыбаясь. Цанревич подвел Смешинку к креслу. Она поерзала, устраиваясь удобнее, и сказала:
      - Соберите опять всех жителей. Теперь-то они будут смеяться! Только перед этим нужно...
      - Вызвать на площадь дополнительный отряд стражнинков,- вмешался быстро Лупибей.- И прикатить пушку для устрашения! Тогда они живо засмеются!
      И он загоготал, довольный, запрокидывая кверху попугайский клюв.
      - Нет! - резко сказала Смешинка.- Если вы хотите, чтонбы я научила всех смеяться, то никаких пушек, никаких запунгиваний! Слышите? Каждый стражник должен вооружиться цветами морской лилии...
      - Морской лилии? - крякнул Лупибей. А Мичман-в-отставке уточнил:
      - В каждом щупальце по три цветка - ни больше, ни меньше.
      - Дальше,- продолжала девочка,- всем жителям вындать завтрак, обед и ужин.
      - По раковине ламинарии и морского винограда каждонму,- добавил опять Мичман-в-отставке. Лупибей воздел кверху щупальца:
      - Придется опустошить склады дворца!
      - Иначе ничего не получится,- сказала веско Смешинка. И царевич повторил, глядя на нее влюбленными глазами:
      - Иначе ничего не получится.
      - Можно и не опустошать склады,- вкрадчиво вставил Мичман-в-отставке,- если приказать стражникам у ворот гонрода не отбирать у жителей ту еду, которую они соберут на морских лугах.
      Лупибей недовольно заворчал.
      - И, наконец, созвать жителей города не криками Больншой Глотки, которые нельзя слушать без отвращения, а спенциальными пригласительными листками.
      - Эти листки вручат каждому Красавки, приятные и вежнливые,- снова вмешался Мичман-в-отставке.
      - Да! - сказала Смешинка.- Вот необходимые условия, при которых я научу жителей смеяться. Иначе вся волшебная сила смеха моего пропадет.
      - Ты понял? - спросил царевич Лупибея. Тот мрачно поплелся к выходу выполнять условия Смешинки.
      И вот по городу засновали быстрые симпатичные Красавнки. Они вручали каждому жителю - малому и большому - красный листок порфиры с именным приглашением (Лупибей засадил всех Каракатиц надписывать листки, и они строчили в десятки щупалец, бочками расходуя свои чернила) и ласнково щебетали, советуя прийти на прекрасный бал.
      В то же время в воротах города происходило удивительное:
      Спруты не отбирали ни у кого добычу, а лишь тоскливыми гланзами провожали вороха еды, которые несли жители. Мало того, тут же стоял Омар-пушкарь и громадной клешней накладынвал каждому неудачнику, возвращающемуся с пустыми плавнниками, раковину капусты - ламинарии и раковину морского винограда - саргассов.
      Сытые, довольные и недоумевающие собрались жители гонрода на площади. Они с изумлением смотрели на стражников:
      Спруты держали в щупальцах цветы морской лилии и, не зная, что с ними делать, то и дело нюхали их. Многие одурели от густого запаха лилий и тупо вращали мутными глазами. В толнпе при виде такой картины то там, то здесь возникал смех. Он нарастал, рос, и вот уже все на площади смеялись, хватаясь за животы и утирая слезы.
      Тут по знаку Мичмана-в-отставке грянула веселая музыка. Минуту все стояли, в растерянности глядя друг на друга, понтом какая-то бесшабашная Перкарина пустилась в пляс, вокруг нее, приговаривая "топ-топ-топ!", закружился Чоп. И вот уже вся площадь поет и пляшет.
      - Но... как же это? - спросил царевич Смешинку.- Ты даже не выходила на балкон!
      Смешинка и сама с удивлением смотрела на веселящихся жителей. Никто не призывал их смеяться, а они смеются, никто не приглашал их танцевать, а они пляшут - да так лихо! Что случилось?
      - Дело в том,- пояснил с ученым видом Мичман-в-отставке,- что волшебная сила смеха нашей чаровницы Смешинки достигает полной силы только на второй день, но при соблюндении тех условий, о которых я говорил.
      Подошел хмурый Лупибей.
      - Можно страже снова вооружиться? - спросил он царенвича, прикладывая щупальце к каске.
      - Нет, - сказал Мичман-в-отставке. - Если вы хотите, чтонбы морские жители были веселыми и впредь, стражники долнжны быть вооружены лишь цветами, не посягать на еду житенлей и наводить порядок только с помощью шуток. Они дейстнвуют сильнее пушек.
      - Вот как? - сказал Лупибей и удалился в глубоком разндумье.
      Мичман-в-отставке проводил его настороженным взглядом.
      НЕУДАВШИЙСЯ УЖИН
      - Как я рад! Как я рад! - приговаривал царевич. От воснторга он даже протанцевал круг.- Все смеются, всем весело. Приятно посмотреть. Сегодня продолжим наш грандиозный бал! Позвать немедленно портных!
      Через минуту Лупибей притащил трех Коньков-тряпичнинков. Их тоненькие хвостики дрожали от испуга.
      - Сейчас же сшейте девочке Смешинке бальное платье из ресничек медузы Аурелии! - приказал Капелька. - Чтобы к ужину оно было готово!
      А Лупибей, наклонившись к портным, что-то тихо добанвил, и они опрометью бросились к дверям.
      Вечером царевич пригласил Смешинку на ужин и повел ее, бережно держа за руку. По пути он рассказывал о роскошном платье, которое сшили ей для бала придворные портные.
      - Ах! - воскликнула девочка, увидев платье. - Оно дейнствительно чудесное!
      Платье переливалось и струилось между пальцами, невесонмое, мерцающее бесчисленными искрами.
      - Я сейчас же переоденусь! - заторопилась Смешинка. Но царевич возразил:
      - Сначала поужинаем. Иначе, если ты наденешь платье, мой шеф-повар Судак оторопеет и перебьет всю посуду.
      Окна обеденного зала были распахнуты настежь, чтобы слышен был доносившийся из города веселый смех.
      - Как он бодрит, как радует! - воскликнул царевич, усанживаясь за стол.
      Толстый Судак повязал салфетку вокруг его шеи и подал блюдо, наполненное зелеными листьями.
      - Что это? - спросил царевич.
      - Салат из ламинарии и саргассов,- почтительно ответил Судак.- С приправой из планктона и соусом "букет хлорелнлы". Легчайшая и полезнейшая закуска, как утверждает наш уважаемый Хирург.
      Смешинка, улыбаясь, попробовала. Салат ей понравился, и она с аппетитом принялась есть. Судак, лоснясь от удовольнствия, глядел на нее.
      - А сейчас будет коронное блюдо ужина! - объявил он торжественно и подал знак.
      Распахнулись двери, и две официантки Прилипалы, изгинбаясь, внесли громадное блюдо. На нем лежал, подпрыгивая II хихикая, большой Палтус.
      - Внимание! Улыбающийся Палтус! Сейчас мы отправим его в печь...
      Смешинка, побледнев, приподнялась со стула.
      - В печь?! Этого веселого доброго Палтуса?
      - Ну да! - подтвердил Судак.- Он будет запечен с улыбнкой на устах. Я думаю, этот Палтус будет очень-очень вкусным.
      - Какой ужас! - Смешинка закрыла глаза руками, чтонбы не видеть улыбающегося Палтуса. Судак встревожился:
      - Что случилось, дорогая гостья? Вы не любите Палтусов?
      - Я их очень, очень люблю, - ответила тихо девочка. - Они такие толстые и забавные...
      - Так в чем же дело? В печь его!
      - Нет! - крикнула Смешинка. И добавила: - Я люблю их живых.
      Судак от удивления выронил черпак:
      - Как? Живых? Но будет очень неудобно... есть его жинвым. Нужно крепко держать...
      - Что вы говорите?! - возмутилась Смешинка и повернунлась к царевичу.
      Царевич недоумевающе развел руками:
      - Я ничего об этом не слышал. - Он обратился к Суданку. - В чем дело?
      - Сейчас все объясню, - засуетился тот, глядя на Сменшинку. - Пока морские жители не смеялись - мы не готовили во дворце рыбных блюд. Эти блюда невозможно было есть - такие они получались горькие и невкусные, ибо были пропинтаны желчью, которая разливается от плохого настроения. "Вот если бы вы заставили всех жителей смеяться..." - однажнды посоветовал я Лупибею. Но он только отмахнулся: дескать, никто из жителей этого давно не умеет.
      Но через несколько дней он позвал меня снова и сообщил, что знакомая ему ведьма согласилась скупить для него весь смех у людей, а за это он должен отдать ей лучшие жемчужинны Кораллового города. "Тогда, - сказал он, - мы заставим жителей проглотить этот смех и они станут веселыми и вкуснными-вкусными". Но, как известно, ничего не получилось с чунжим смехом - на подводных жителей он не действовал. А тенперь наша драгоценная гостья научила наконец жителей весенлиться.
      Смешинка вздрогнула и широко раскрытыми глазами понсмотрела на царевича Капельку.
      - Сегодня я увидел, что все морские жители здоровы, веселы и жизнерадостны,- продолжал разглагольствовать Судак. - Это все действие вашего чудодейственного, волшебного смеха! И я решил порадовать вас сегодня и приготовить это несравненное блюдо - "улыбающийся Палтус с витаминным гарниром".
      Смешинка стала бледной, как морская звезда Офиура.
      - Так вот зачем... так вот для чего понадобилось тебе учить жителей смеяться, - прошептала она, глядя на царевинча. - Чтобы улучшить вкус твоих кушаний!
      - Клянусь, я этого не думал! - воскликнул Капелька. - Я ничего не знал. Поверь мне!
      Но Смешинка, не слушая его оправданий, выскочила из-за стола и убежала. Царевич грустно смотрел ей вслед. Потом сорвал с себя салфетку и бросил в толстого Судака:
      - Какого морского черта! Что за дурацкое блюдо "смеюнщийся Палтус", я спрашиваю? Судак упал ниц.
      - Я думал... я видел, как приятно царевичу, что все вокруг смеются, вот и решил сделать сюрприз...- бормотал он испунганно.
      - Я люблю, чтобы смеялись вокруг, а не на моем столе! - закричал в ярости царевич, и Судак мгновенно исчез.
      - Что же делать? - царевич в волнении ходил по залу, ломая пальцы. Как мне теперь вернуть радость девочке Сменшинке?
      А Смешинка опять горько плакала в своей комнате.
      - Ах, зачем я научила жителей города смеяться? - жанловалась она Мичману-в-отставке, сидевшему в своем кресле.- Прав был Храбрый Ерш: я хуже, хуже Лупибея, его стражнников. Я научила всех смеяться, а они по-прежнему страдают. Что сказал бы Храбрый Ерш, если бы узнал, как все получинлось? Что бы он сказал?
      - Зачем гадать? - усмехнулся мудрый старец. - Надо спросить его самого.
      Девочка с недоумением посмотрела на друга.
      - Но ведь он сидит в темнице!
      - Да, и в самой неприступной - темнице Тридакне. Нинкто не в силах открыть ее, кроме Лупибея...
      Смешинка опустила голову и надолго задумалась. В двери показался Спрут. Он осторожно нес в щупальцах
      платье из ресничек медузы.
      - Вот... прислал светлейший царевич. Просит надеть его и прийти на бал.
      Девочка гневно махнула рукой на Спрута.
      - Нет! Неси прочь! Не нужно мне это платье. Не пойду на бал!
      Спрут топтался на месте, недоуменно хлопая глазами.
      - Но царевич приказал вручить платье... - жалобно пронбормотал он. Видно было, что он боялся возвращаться, не вынполнив приказания.
      - Не хочу платья! - повторяла девочка. Тут подал голос Мичман-в-отставке.
      - Чудесный наряд! - сказал он, осматривая платье.- Будет неразумно его вернуть. Подожди за дверью. Спрут, а денвочка в это время подумает.
      Спрут обрадованно шмыгнул за дверь. Смешинка с недоуменнием посмотрела на своего друга.
      - Почему ты решил, что я подумаю? - спросила она запальчиво.
      - А ты разве совсем отказываешься думать? - удивился Мичман-в-отставке.
      - Я буду думать, только не о бале и нарядах!
      - Верно. Именно это я и имел в виду. Давай подумаем, например, о Храбром Ерше и его друзьях. О том, как их спасти. Ты согласна подумать об этом?
      - Конечно, согласна! - обрадовалась Смешинка.- Но как их спасти? Ты же сказал, что из Тридакны никто не может вырваться. Ее нельзя открыть!
      - А мы и не будем стараться ее открывать,- возразил старец.- Мы взломаем ее.
      - Тридакну?
      - Точнее, не мы, а вот эта маленькая ракушка,- и он понказал Смешинке овальный камешек.
      - Маленькая, слабенькая ракушка взломает громадную Тридакну? воскликнула в изумлении девочка.- Каким образом?
      - Ракушка называется "морской финик", - пояснил Мичнман-в-отставке.Перед ней не устоит и гранит. Она легко пронсверлит дырочку в самой крепкой Тридакне.
      - Но она просверлит маленькую дырочку! - покачала головой Смешинка.В нее не пролезет даже Бекасик!
      - Один финик просверлит маленькую дырочку. А сто финников?
      Девочка захлопала в ладоши:
      - Сто фиников просверлят сто маленьких дырочек или одну большую дыру! - Она вдруг посерьезнела.- А зачем все-таки ты велел Спруту остаться? При чем здесь платье?
      - Ох, маленькая глупая девочка,- покачал головой Мичнман-в-отставке.- Задачу с финиками ты решила, а вот о друнгой задаче даже не думаешь.
      - О какой?
      - Как нам потихоньку выбраться из дворца. Позови Спрунта и скажи, что берешь платье и будешь переодеваться, а он пусть встанет у двери и никого не впускает, да еще кликнет на подмогу других стражей. Мы выберемся в окно, спустимся вниз и незаметно выскользнем за ворота. Поняла?
      УЗНИКИ ТРИДАКНЫ СВОБОДНЫ
      Упорно размышляя над новыми порядками в городе, Лупибей не забывал и о своих пленниках. Каждый из них сидел в одиночной узкой пещере в скале, которую Спруты занвалили тяжелыми камнями. Лупибей таскал пленников к себе на допрос, чтобы узнать, какое восстание в городе они готовинли, кто из жителей дружил с бунтарями. Но пленники держанлись стойко и ничего ему не говорили.
      Тогда он приказал перевести друзей в одну большую темнницу - раковину Тридакну и приставить к ней самого чуткого Дракончика-шпиончика 13-13, чтобы слушал не переставая днем и ночью. "Наверняка при встрече они разговорятся и нанзовут хоть одно имя,- думал Лупибей.- И тогда я уж разнделаюсь с ними!"
      Но Храбрый Ерш разгадал хитрость Спрута. И как только друзья встретились в темнице, он сделал им знак: "Тс-с!" И глазами указал наверх, на потолок раковины. Друзья все поняли и замолчали. Слабое фосфоресцирующее сияние от стеннок Тридакны едва освещало их.
      Так сидели они долго-долго, тесно прижавшись друг к другу.
      Вдруг они услышали где-то вдалеке непонятный глухой шум. Он все нарастал, приближался. Храбрый Ерш напряженнно прислушивался, закипая от ярости. Колючки на его спине встали дыбом.
      - Что с тобой? - не выдержала Барабулька.
      - Вы слышите? - возмутился бунтарь.- Они смеются! Хохочут во все горло, как будто нет ни Спрутов, ни Пузанков, Ротанов и Горлачей! Как будто их не отправляют в пещеры! Как будто им живется лучше некуда!
      Он выкрикивал это, не обращая внимания на то, что Дракончик-шпиончик наверху слушает и запоминает каждое его слово. Пусть! Все равно сегодня последняя ночь...
      - Значит, Смешинка все-таки научила их смеяться,- тинхо сказала Барабулька.
      Раздались шаги - осторожные, крадущиеся.
      - Кто бы это мог быть? - Храбрый Ерш напряг слух.- Стражники так не ходят, топают изо всей силы. Шпиончики ползают...
      Жужжание продолжалось. То один, то другой узник прислоннялся к стенке Тридакны и чувствовал едва заметное дрожанние, но понять, откуда оно и зачем, не мог.
      Вдруг на голову Бычка-цуцика посыпались легкие крошнки. Он поднял глаза II увидел светлую точку.
      - Что это? - он приник к. точке и почувствовал свежую струю. Братцы, кажется, кто-то продырявил Тридакну!
      Толкая друг друга, узники рассматривали маленькую дынрочку, сквозь которую струился слабый свет морских Звезд.
      - О, еще одна появилась! - завопил Бекасик.- Смотрите!
      - И здесь! И здесь! - наперебой кричали узники. Дырочки возникали одна за другой, как будто кто-то невиндимый нанизывал жемчужное ожерелье. Все новые и новые жемчужины укладывались одна возле другой. Они образовали большой кружок. Снаружи кто-то изо всех сил топнул, кусок раковины, обсверленный со всех сторон точками-дырочками, легко отвалился и упал на дно темницы, а в образовавшееся отверстие хлынул свет.
      - Выходите, друзья! - воскликнул звонкий голос, и узнинки увидели склонившуюся над отверстием Смешинку. - Быстнрее, пока не пришли Спруты!
      Барабулька, Бекасик и Бычок-цуцик кинулись к девочке и принялись нежно благодарить ее. Она, смеясь, отбивалась:
      - Это не я вас спасла, я только помогала... Это он! - и Смешинка указала на Мичмана-в-отставке, который заботлинво собирал свои финики.- Он придумал, как спасти вас!