Антимафия

Но тут его увидел забредший в поисках молодых талантов тренер по боксу и пришел в дикий восторг. Он уговорил, уломал-таки Романа, соблазняя перспективами заокеанских поездок и баснословных гонораров в долларах, хотя на самом деле втайне мечтал о таких поездках сам в качестве дядьки выращенного им «мальчика для битья». Роман стал ходить в секцию бокса. Но вскоре тренер в нем разочаровался. Реакция у Романа была хорошая, и удар что надо: если приложится, противник уже не поднимался. Но он совершенно не умел передвигаться по рингу, топтался как медведь и только отбивался от наседавшего партнера. Тот быстро нащупывал слабое место, кружил вокруг, не подпуская на близкую дистанцию и избивая с дальней, как тренировочную грушу. Роман вечно ходил с расквашенными губами, синяками под глазами, распухшим носом. Кончилось тем, что Варя прибежала на занятия и, кляня на чем свет стоит тренера и его «борзых», увела Романа из бокса навсегда – тот слушался ее беспрекословно.

И все-таки кое-чему Роман в секции научился – уроки мордобоя пошли ему впрок. Если раньше при своей феноменальной силище он совершенно не умел драться, а только бестолково махал кулаками, то в секции ему поставили удар, умение уклониться, отбить атаку, врезать куда надо. И это умение теперь, при всеобщем разгуле преступности, уже не раз выручало…

– Что я думаю? – повторил вопрос друга Игорь. – Я думаю, что эти деньги достались мне по праву. Возвращать их владельцу – значит укреплять мафию и умножать ее преступления перед людьми. Передавать государству еще глупее, оно всю жизнь грабило нас, обирало и обжуливало – говорю тебе как юрист, хорошо изучивший законы, перед которыми мы бесправны. И эти денежки ухнут, как в трубу. Послать в Детский фонд? Читал в газетах, что там творится? По дурости я послал как-то последние, посмотрев душещипательный марафон – знаю, что такое сиротство. А теперь зарекся. Пожертвования наши пропивают, прожирают, катаются на лимузинах, с бабцом вояжируют за бугор, а на сирот и убогих плюют с высокой колокольни. Да что Детский фонд! Красный Крест во всем мире имеет безупречную репутацию. А в нашей шарашке под прикрытием символа милосердия при распределении посылок из-за кордона воруют колбасу, консервы, шоколад, кофе, детскую одежду, даже авторучки и зубные щетки. Крохоборы! Он с омерзением сплюнул.

– Можно было бы, конечно, помочь напрямую бедствующим семьям, детскому дому. Но я не Робин Гуд и не Деточкин. Считаю это бессмысленным занятием. Лучше организую на эти деньги фирму.

– Какую фирму? – тупо спросил Роман.

– «Потребитель». Я заставлю жуликов работать честно, хотя бы в нашем городе. А потом, глядишь, откроем филиалы и в других регионах.

– Да что за фирма? Чем она будет заниматься?

– Все расскажу. Но ты согласен? Без тебя трудно…

Роман заерзал на заскрипевшем стуле.

– Сам знаешь. Куда ты, туда и я.

– Тогда слушай. Уловил, зачем я попросил тебя сходить в тот магазин?

– Чтобы проверить, выполнил ли он свое обещание. Убрал ли бракованные костюмы из магазина?

– Да! И он-таки убрал. Хотя вряд ли вернул на фабрику, припрятал или растолкал по филиалам, ларькам. Но тут есть зерно. Это показывает, насколько серьезно он отнесся к моему требованию. Значит, можно действовать. Для начала мы купим мотоцикл «Ява», ты водишь хорошо. Потом…

Предупрежденный звонком, Дока или, точнее, Виктор Семенович Виленский уже ждал их в своем кабинете. Он заведовал хотя и крупным, но окраинным и неприметным универсамом. Однако в торговых кругах пользовался большим уважением и авторитетом. Находясь в тени, он практически руководил всей шайкой, оккупировавшей город и сосавшей соки из простых тружеников По всем важным вопросам и махинациям обращались к нему, и он давал «добро» или накладывал вето. В любой момент мог собрать Большой хурал – тайный совет торгового жулья, который был в силах провернуть такую глобальную операцию, что и не снилась властям; Например, лишить весь город хлеба, мяса, растительного масла, молока и даже соли и тем вызвать недовольство, разброд, митинги и другую заваруху. Но он не прибегал к таким крутым мерам, держа их про запас в ожидании, когда нужно будет сказать решающее слово. Везде у него были свои люди: в милиции, прокуратуре, суде, ну, а о райкомах, горкоме и обкоме говорить нечего – те просто ели из его рук.

Даже при первом взгляде на Виктора Семеновича становилось ясно, что это человек Командной Системы. Высокий, сухощавый, в безукоризненном костюме-тройке, с гладко зачесанными назад седыми, даже голубоватыми волосами, он внушал невольное уважение и почтительность. Рядом с ним Ряха и Моргунок, тоже одетые в дорогие костюмы, выглядели типичными базарными торгашами, засаленными пройдохами.

Он неторопливо поднялся, обошел вокруг стола, на котором царил идеальный порядок, энергично пожал пришедшим руки, скупым жестом указал на кресла у приставного столика и вернулся на свое место. Его холодные серые глаза поочередно остановились на каждом, чуть сощурились.

– С чем пришли? – спросил Дока, переставив на столе прибор с авторучками. У него был звучный бархатистый голос.

Ряха кивнул на ерзавшего Моргунка.

– Он расскажет.

Дока обратил светлый взор на Моргунка. Тот сразу же принялся сбивчиво рассказывать, то и дело горестно вздыхая.

– Вот мы и решили к тебе ехать, по телефону не скажешь. Подозреваем, появился Костя Фармацевт, взимает дань…

– Херня, – четко выговорил Дока. – И с этим вы ко мне примчались? А у самих не хватило масла в голове проанализировать?

– Мы анализировали! – забрызгал слюной Моргунок. – Что толку? Надо знать! У тебя связь со столицей. Оттуда сообщали?

– Пока ничего. Знаю только, что скоро будет здесь, но когда…

– Значит, мне снова платить? – уныло спросил Моргунок. – Отстригли такой шмат…

– Это твои проблемы, – жестко отрезал Дока. – Он возьмет с города столько, сколько решат там. И распределено все между нами будет по справедливости. А если вы такие олухи, что тычете куски первому встречному…

– Я не тыкал, – прервал Ряха. – С меня хрен выжмешь лишнее.

– Лишнего выжимать не будут. А ровно столько, сколько нужно. Ты уже забыл, как тут орудовала шайка залетного Сидора Валета? Сколько с тебя грабанули? Двести тысяч! Отдал, как миленький, собственными ручками.

– А ты бы не отдал, если бы горячий утюг на жопу поставили? – побурел от возмущения Ряха. – Пушку в ноздри совали? Правую руку бензином облили, грозили отжечь? Насмотрелись боевиков, сволочи… Ну? Это дело?

– Детали, – Дока злорадно улыбнулся, обнажив ровненький ряд красивых, белых, словно фарфоровых зубов. Врач и зубной техник у него были лучшими в городе, но золотых зубов Дока не признавал, считая это вульгарщиной. Золото предпочитал хранить в укромных местах, не демонстрируя при каждой улыбке, как Ряхе. – Технические детали. Но мы срочно дали знать Косте, тот прилетел со своей гвардией и вмиг вычислил Валета. Где его потом нашли? До половины закатанного в асфальт. Бр-р! Менты его ломами оттуда выламывали, как реликвию. Но это потом, а когда его закатывали, асфальт был горячим, а Сидор еще живой, только пасть залеплена пластырем. Двоих повесили под мостом, одного утопили. Денежки вернули?

– Сто девяносто восемь, – хмуро буркнул Ряха.

– Только два куска и успели прогулять. Но с тех пор нас никто не тревожит, утюги на жопы не ставит, бензинчиком не поливает, пушку в рыло не сует. Знают, чей район и чья епархия.

– Это верно, – поддакнул Моргунок. – Так может быть, снова вызвать Костю?

– Он не сявка, чтобы из-за десяти кусков срываться, планы свои ломать. Приедет, посмеется да оброк удвоит. Коль вы так легко бабками разбрасываетесь, у вас их много. Таких обалдуев не грех и пошерстить. Нет, подождем. Вот если выяснится, что объявился профессионал, то можно и звякнуть.

Он откинулся на спинку жесткого вращающегося кресла и закрыл глаза.

После обеда в кабинете заведующего магазином «Овощи – фрукты» Якова Петровича зазвонил телефон. Он снял трубку.

– Слушаю, Семибратов.

– Телефонограмма. Слушайте, очень важно, – раздался мужской ровный голос, в котором звучала скрытая угроза. – Гнилые овощи и фрукты из торгового зала немедленно убрать, выставить доброкачественные. Пересортицу ликвидировать, все на складе и в подсобках перебрать. После работы купишь в отделе игрушек плюшевого мишку и пластиковую сумку с видами Киева. Вечером мишку распорешь по шву, положишь внутрь пять тысяч рублей, снова зашьешь. Завтра в девять утра явишься в Октябрьский райотдел милиции. В коридоре сумку с мишкой поставишь рядом с человеком в шляпе и плаще, с газетой в руках. Скажешь, что выйдешь покурить. И больше не возвращайся. Впредь, если будешь продавать гнилье, пеняй на себя. Понял, гнида? Подпись: Потребитель. Телефонограмму принял?

– Принял, – машинально ответил Яков Петрович и осторожно положил трубку. В висках его забухало, остро закололо сердце. Он медленно выдвинул ящик стола, взял стеклянную трубочку с валидолом, вытряхнул таблетку и положил под язык. Что делать?

Звонили из милиции, он не сомневался. Но кто? Всех работников ОБХСС, а особенно начальника – майора Цыбулю, он знал по голосу. Какой-нибудь новенький? Из другого отдела? Вряд ли. Из горотдела? Из облуправления? Но тогда почему свидание в райотделе?

Что с него рано или поздно потребуют куш, он тоже не сомневался и давно к этому приготовился. До сих пор визиты в его магазин людей в форме ограничивались скромными изъятиями ящика то апельсинов из Марокко, то шпрот, то мясных консервов, то кураги или другого лакомства. Почему-то брали ящиками и, конечно, без оплаты, но это все-таки было скромно, учитывая, какие суммы греб Яков Петрович на постоянной и бессменной пересортице, королеве всех овощных магазинов.

Ну, а теперь будут брать еще купюрами. Что ж, ничего не поделаешь, жизнь дорожает… Яков Петрович встал и медленно снял с вешалки зеленую телогрейку и замызганную шапку.

– Ну что? – спросил Роман, когда они вывалились из тесной будки телефона-автомата. – Что он ответил?

– Что телефонограмму принял.

– И ты пойдешь?

– А куда я денусь?

– Ой, рискуешь, Игорек. Суешь голову в пасть льва. Там тебя мигом повяжут. И камера рядом.

Они закурили.

– Понимаешь, я должен сам проверить глубину нашего риска. Вот потому и сую голову… Что они со львом повязаны, нет сомнений.

– Откуда ты знаешь? Догадки…

– Не догадки, а неопровержимый факт. Любое явное нарушение торговли, которое продолжается изо дня в день, вопит: мы купили контролеров, ревизоров, милицию! Это же азбука.

– Тем более. Заведующий может звякнуть туда или зайти – так и так…

– С меня, мол, взятку требуют, только не знаю, кто? – Игорь улыбнулся. – Ему никто не скажет. У них субординация. И конспирация. Кто и сколько у кого берет, никто не знает. И заведующий это прекрасно понимает. Он может лишь дать, а потом осторожно намекнуть: кто-то из ваших уже взял столько-то. Но и тогда они не кинутся искать, а вдруг начальство? Только посоветуют: в следующий раз предупреди, а мы посмотрим, кто у нас такой шустрый. Вот во второй раз риск будет сто процентов, А сейчас… пятьдесят на пятьдесят. Фифти-фифти.

– Но ведь есть эти… фифти-фифти!

– А ты хотел совсем без риска?

– Ну. На кой ляд деньги? Припугнул и ладно.

– Без денег не припугнешь. Это был бы детский разговор. Из пионерского репертуара: дяденька, как вам не стыдно! А тут он понимает, что говорит человек серьезный, решительный. Знаешь, в чем их сила?

– Известно, в дефиците.

– Дефицит – средство. Вся сила в деньгах! Чтобы держать дефицит, они подкупают, мошенничают, уничтожают людей. И бороться с ними нужно их же оружием. Иначе это будут просто забавы юных тимуровцев.

– Ну, тебе видней. Ждать около райотдела?

– Не там. Жди с девяти около почтамта.

В этот ранний час в тесном коридорчике райотдела милиции на приставных стульях уже маялось несколько человек. Хмурый небритый мужик с опухшим лицом и подбитым глазом, парнишка в мятой куртке, уставившийся перед собой невидящим взглядом, остроглазая тетка, которая без конца перебирала у себя на коленях ветхие бумажки, то и дело поглядывая на всех и бормоча, старичок с палкой, застывший изваянием, положив узловатые руки на набалдашник, здоровяк в заляпанной известью телогрейке, подремывающий у входа – видать, с ночной смены и, наконец, еще один мужчина в плаще и низко надвинутой шляпе, читавший около окна газету.

Из дежурки высунулась голова лейтенанта Щегеля:

– Чмыхало! К следователю!

Мужик с подбитым глазом вздрогнул и поднялся. Здоровяк сонно разлепил глаза и снова задремал.

Потом вызвали парнишку, за ним старичка. Здоровяк снова открыл глаза, посмотрел на часы и подхватился:

– Е-мое! Участковый, наверное, прошманал.

Он загрохотал жестяными сапогами по коридору.

– А вы по какому делу? – спросила тетка мужчину в шляпе. – Не Скурихиных, часом?

Тот не ответил и еще больше углубился в газету.

Потом пришла и тотчас ушла, вполголоса выматерившись, девушка, крикливо одетая, размалеванная. Тетка сплюнула и тоже шепотом выругалась. Входная дверь тихонько отворилась, и просунулась голова Якова Петровича в шляпе. С минуту он пристально смотрел на мужчину с газетой, но тот даже но пошевелился.

– Вы по делу Скурихиных? – встрепенулась тетка.

Не обращая на нее внимания, Яков Петрович прошел в угол и спросил мужчину с газетой:

– Тут свободно?

Тот что-то буркнул и кивнул головой.

Яков Петрович осторожно поставил на стул рядом пластиковую сумку с видами Киева и слегка изогнулся, пытаясь заглянуть под шляпу сидящего. Но ему это не удалось, газета полностью закрывала лицо. Потоптавшись немного, Яков Петрович сказал, опять обращаясь к шляпе:

– Пойду, покурю. А сумочка пусть постоит. Скажите, занято.

Тот опять кивнул и буркнул. Яков Петрович тихонько вышел, осторожно закрыв за собой дверь. Тетка злобно засмеялась:

– Занято! Беспокоится… Век бы тут не занимать!

Мужчина в шляпе вдруг поднял голову:

– Вы по делу Скурихиных?

– Да-да… – выдавила удивленно тетка. – А вы откель знаете?

Она уже забыла, что всех об этом спрашивала.

– Прокурор сказал, что по Скурихиным никого вызывать сегодня не будут. Следователь заболел. Узнайте в двадцать третьем кабинете на втором этаже.

Тетка охнула и суетливо засобиралась.

– А я тут как дурная сижу… Думаю, чево не вызывают?

Едва она потопала вверх по ступенькам, Игорь вскочил и вытащил из-под сиденья кейс. Мигом снял плащ и шляпу и оказался в черной кожаной куртке. Достал из кейса берет, а туда сунул плащ и шляпу. Подхватил пластиковую сумку, но не стал прятать ее в кейс, а взял так, чтобы висела рядом с портфелем. Все было продумано заранее: если схватят, он скажет, что тоже решил покурить, а сумку захватил, чтобы отдать гражданину, который просил ее постеречь. Что в ней – знать не знает. По таким косвенным любое обвинение рассыплется.

Медленно прошел по коридору, равнодушно глянул на дежурного и направился к выходу. На улице закурил и сделал вид, что рассматривает дегенеративные морды на стенде «Разыскиваются милицией». Никого. Прогулочным шагом пошел по тротуару, держа кейс так, чтобы он полностью закрывал сумку, висящую на стороне, обращенной к стене.

Не оглядываясь, прошел мимо универмага и, только заворачивая во двор почтамта, слегка скосил глаза в сторону. Вот и просторный, всегда пустынный двор. Когда он подходил к незаметной двери служебного входа, вдруг мелькнула мысль: «Если будут брать, то только сейчас, поймут, что упустят». Вошел и быстро рванул по коридору. Теперь все решала скорость. Едва не сбив с ног почтальоншу с сумкой, проскочил коридорчиком и вышел уже на центральную улицу.

Рядом, за перилами стоял красный мотоцикл «Ява». Завидев его, Роман резко ударил ногой по стартовому рычагу. Мотор взревел – «Ява» заводилась хорошо. Перемахнув через перила, Игорь схватил протянутый другом мотоциклетный шлем, прыгнул на заднее седло. Нахлобучивая шлем, ухватил Романа за широкий армейский ремень поверх такой же кожаной куртки.

Когда они плавно выворачивали на перекресток, Игорь оглянулся. Сзади не было ни одной машины.

В обеденный перерыв Игорь заскочил в конструкторское бюро и увидел тихонько плачущую в уголке чертежницу Ванду,

– Вот те на! – удивился он. – Я думал, ты и плакать не умеешь. Всех заражала неиссякаемым оптимизмом.

Она подняла голову, откинула назад чудные каштановые волосы и улыбнулась сквозь слезы.

– Бывает… иногда хочется и поплакать.

– Но причина есть? – он подхватил стул и сел рядом. – В чем дело, Вандочка? Может, я чем-то помогу?

Когда-то он был влюблен в Ванду – у нее были красивые, бархатные глаза, безупречный овал лица, хорошая фигура, длинные стройные ноги, – но все порушила сумасшедшая Лика, ворвавшаяся в его жизнь и забравшая душу без остатка.

– Помочь? – она печально покачала головой. – Чем ты можешь помочь? Если дурочка, то это уже навсегда.

– Ты дурочка? – от нее исходил тонкий аромат и кружил голову. – Ни за что не поверю. Предоставь доказательства.

Она поднялась, обошла вокруг него и легкой походкой направилась к полке, где стояли в ряд сумки сотрудниц. Взяла одну, вытащила грязноватую тряпку.

– Вот. Это было майкой фирмы «Адидас». Девяносто рэ. А я поверила и купила. После первой стирки она стала таким вот жспонатом.

– Где купила? – машинально спросил он.

– В кооперативе «Лелека», разумеется. Пошла разбираться, а они выгнали: не наша продукция.

«То же самое, что и со мной, только в кооперативном варианте», – он проникся к девушке сочувствием. Подошел, погладил ее по голове, чуть привлек, и она покорно прильнула, глубоко вздохнув.

Вечером, когда они вдвоем с Романом пили чай, рассуждая о смысле жизни, раздался тихий стук в дверь.

– О! – Игорь распахнул дверь. – Входите, маркиза. Ведь вы у меня так никогда и не были.

Вошла Ванда. Ее трудно было узнать: в белой пышной кофте до бедер и длинной черной юбке. Блестящие волосы волнами спадали на плечи. Густые ресницы ее затрепетали, когда она увидела Романа, который застыл посреди комнаты и таращил на нее голубенькие глазки.

– Знакомься. Мой друг Роман. Я тебе говорил.

Ванда протянула узкую, но крепкую ладонь:

– Это с ним ты грабишь торгашей?

Роман растерянно уставился на Игоря.

– Не беспокойся. Представляю тебе третьего члена нашей команды. Ванда. Извини, что с тобой не посоветовался, но можешь не сомневаться, человек надежный.

– Ты мою точку зрения знаешь. Среди них надежных нет.

– Вот потому с тобой и не посоветовался. Но она – исключение. Можешь мне верить.

Ванда положила сумочку, села на кровать, поскольку второго стула не было и ласково уставилась на Романа.

– Под «ними» вы подразумеваете нас, слабый пол. Почему же так не доверяете нам?

Он замялся под ее мерцающим взглядом, потом откровенно бухнул:

– Потому что – слабый!

– А вы, значит, сильный? – Ванда засмеялась.

– Дело не в силе. Дело в болтовне.

– А вот этого как раз за Вандой не наблюдается. Говорю тебе – она исключение. Проверено, – Игорь откупорил бутылку. – Будешь? За рулем ведь.

– Да мне как слону дробина это сладенькое. Давай! Назад поеду околясом, переулками.

Выпили. Ванда раскраснелась.

– В общем так, – Игорь повертел в руках стакан. – Ванда подсказала один адресок. Дело провернем в следующую субботу…

Мария Павловна Очерет, основательница кооператива «Лелека», улыбнулась вошедшим заученной улыбкой. Но глаза не улыбались. Они цепко осматривали поздних гостей.

Двое молодых людей в дорогих кожаных куртках («Солидные», – отметила Мария Павловна), а девушка тоже в кожаной куртке, короткой кожаной юбке и высоких сапогах до колен. Толстая золотистая коса ниспадала ниже пояса, на лбу черная лента с вышитым на ней серебряным пауком. Лицо ее не понравилось председательше: «Слишком размалевана». Черные брови оттянуты аж на виски, под глазами черные тени, кровавый рот – девушка вамп. «Такая молодежь пошла», – смиренно подумала Мария Павловна и перевела взгляд на стоящего перед ней молодого человека в шляпе и больших дымчатых очках – видимо, старшего в этой группе. Когда она разглядела смуглый, почти кофейный цвет его лица, тоненькие фатоватые усики, то сразу поняла: кавказец. Сердце ее сладко сжалось: с такими давно мечтала иметь дело. Не скупились и работали с размахом.

Игорь тщательно подготовился к операции. В тот вечер, когда Роман ушел и они остались наедине, он смеющимися глазами оглядел девушку:

– Как красива! А на работу ходишь серенькой пташкой… Такой я тебя еще не видел.

Она вспыхнула, потом опустила глаза:

– И не увидишь. Одолжила у подруг по общежитию, – принужденно засмеялась. – Что поделаешь, на зарплату чертежницы…

Сердце его заныло. Он подошел к письменному столу, выдвинул ящик. Положил перед ней стопку денег.

– Не расцени как-то иначе… Это тебе на экипировку.

– Нет! – она с возмущением оттолкнула деньги.

– Пойми, от продуманной экипировки зависит успех, а следовательно, и наша безопасность. Вот почему я беру деньги у торгашей. Мы несем определенные расходы, тратим время, заставляя их хорошо работать, и это должно компенсироваться. Фактически мы выполняем работу тех, кто получает за нее деньги, бездельничая и занимаясь болтовней – от правоохранительных и контролирующих органов до народных депутатов. И к тому же крупно рискуем, а риск во все времена стоил очень дорого.

– Но зачем ты вообще ввязался в это дело? Ведь конец один… тюремные нары.

– Не самый худший вариант, – он налил вина и выпил одним глотком. – Зачем? Я не хочу быть покорной, всеми обижаемой овечкой. Люди ходят на митинги, кричат, бастуют, устраивают голодовки протеста. Но я предпочитаю методы – активные. Жизнь становится все хуже и хуже, и теперь я знаю, кто делает ее такой. Вот против них и действую. А насчет тюремных нар… Нет, в милицию они не побегут. Скорее задействуют своих головорезов. Вот к встрече с ними и нужно готовиться. Глаза ее расширились.

– Игорь! Но ведь это очень опасно. Они беспощадны!

– Да, конечно, – он опустил голову. – Уж миловаться со мной не будут. Но у меня есть голова на плечах. Нужно продумывать на несколько ходов вперед, чуять опасность.

В конце концов он уговорил-таки ее взять деньги.

– Маски надевать не будем. Неизвестно, сколько там окажется людей, а мне нужно их удалить. Ты можешь с помощью косметики изменить свое лицо?

Она засмеялась.

– Женщина может нарисовать себе любое лицо. Не беспокойся, даже ты меня не узнаешь.

И она действительно «сделала себе новое лицо», волосы подобрала и надела парик с косой, оставшийся у нее еще с тех времен, когда он был в моде. Игорь втер в кожу лица и рук гримировальный крем, наклеил усики и теперь казался типичным южанином. А Роман предпочел наклеить короткую шкиперскую бородку и низко надвинул на глаза кепку-аэродром, которая тоже указывала на его причастность к цитрусовым краям. У Марии Павловны все трое не вызвали никаких подозрений, а когда Игорь заговорил с легким кавказским акцентом, последние сомнения ее рассеялись.

– Я вам званыл, жемчужная.

– Да, да, я помню, – Мария Павловна заерзала, улыбнулась еще шире. – И велела, как вы просили, выставить в зал образцы.

Она указала на ряды висевших на плечиках костюмов, брюк, юбок, блузок, маек и прочей швейной продукции.

– Вы панымаэте, у нас конфиденциальный разговор.

– Сейчас я отпущу девочек. Маша, Катя! – крикнула она двум дородным «девочкам», возившимся в углу над раскроечным столом. – Можете идти. Да вы не беспокойтесь, тут все свои.

– Я всегда спакоен, – Игорь улыбнулся. – Но в нашэм деле нада не только быть спакойным, но и осмотрытэльным. Я правильно гаварю, золотая?

– Правильно, правильно, – председательша цвела. Так никто никогда ее не называл. – Я все понимаю.

Игорь оглянулся на сидевшего в углу хмурого здоровяка, который делал вид, что читает журнал «Кино».

– Это мой помощник, – успокоила его Мария Павловна. – У меня от него никаких секретов. Да вы садитесь, садитесь.

– Прысэсть магу, садыться нэ жэлаю. Правильно, алмазная?

Мария Павловна расхохоталась до слез. «Тот самый, телохранитель, – напряженно думал Игорь. – Вооружен ли?»

Роман и Ванда остались стоять. На плече у Романа висела объемистая спортивная сумка, которую он придерживал рукой в кожаной перчатке.

Толстые девочки быстро собрались и ушли.

– Мы хатэли бы закупить у вас нэмножечко товара, – пояснил Игорь. – Для этого и прасыли выставить абразцы.

– Какого именно? Сколько? На какую сумму? – стала деловито сыпать вопросами председательша.

– Сэйчас пасмотрым, – Игорь поднялся и пошел вдоль рядов, вороша на ходу рукой одежду. Он отметил, что к здоровяку близко не подобраться – тот сидел в дальнем углу, где одежды не было.

Игорь снял майку с надписью «Адидас». Роман тотчас поставил на пол сумку и нагнулся над ней, распуская молнию.

– Брак гонишь, старая грымза? – вдруг четко и ясно прозвучал угрожающий голос. – Халтуру?

– Что? Что вы сказали? – Мария Павловна застыла с открытым ртом. В руках Романа и Ванды появились тускло поблескивающие автоматы. Один был направлен на председательшу, другой – на ее прихвостня. В комнате повисла вязкая тишина.

Мордоворот поднял голову, уставился хмурым взглядом в дуло автомата, смотревшего на него, но не двинулся с места.

«Благоразумный, молодец», – мысленно похвалил его Игорь и повторил:

– Брак гонишь, паскуда? И семь шкур дерешь. А люди отдают кровные денежки, заработанные тяжким трудом, а потом плачут, не знают, где на вас, жуликов, управу найти. Говори, сколько и кому дала взяток, чтобы народ обирать?

На Марию Павловну напала нервная икота, мелко задрожал подбородок.

– Тьфу! – плюнул Игорь. – Как ответ держать, так дрожишь. Все вы такие, сволочи. Ну, за дело. Надя, выбери себе что приглянется в компенсацию за то, что тебя обжулили.

Они условились называть друг друга именами, но другими, чтобы сбить с толку противников.

Игорь взял автомат у Ванды и направил на председательшу. Ванда пошла вдоль рядов, проворно снимая одежду. Разглядывала, бросала на пол посреди зала. Слышались только цокот ее каблучков и шорох одежды. Наконец она выбрала костюм «варенка», такую же пышную белую кофту, в которой приходила к Игорю, две юбки, длинное платье и еще несколько вещей.

– Кажется, это без балды.

Уложила отобранное в большой пластиковый мешок, сунула в сумку. Потом она принялась снимать все подряд и швырять на середину зала. Образовалась разноцветная куча.

– Поливай.

Она вытащила из сумки трехлитровую банку с коричневой жидкостью, открыла крышку. Едко запахло креозотом.

Насчет мордоворота Игорь ошибся. Тот был благоразумным, но не трусливым. Просто выжидал. А теперь, видимо, решил, что пора сказать свое слово. Ведь ему платили за охрану не только жирного тела председательши, но и ее добра. Уловив момент, когда Роман чуть отвлекся, он отбросил стул, нагнул голову и прыгнул, да так, что несколько метров пролетел одним прыжком. Видать, держал себя в форме.

Но именно несколько метров и спасли Романа – все-таки на это потребовались какие-то секунды. Роман успел повернуться и встретить его звучным ударом в лоб кулаком в кожаной перчатке. Раздался костяной звук, и мордоворот так же молча, как бросился, свалился и застыл.

– Ох, рано вскочила охрана, – процедил Роман.

Мария Павловна затряслась еще сильнее.

– Поливай, – повторил невозмутимо Игорь.

Вороша одежду, девушка принялась поливать ее креозотом, потом бросила пустую банку, брезгливо вытерла руки цветастой кофточкой. Вытащила из сумки большую белую картонку и положила на мерзко пахнущую кучу. На картонке тушью было любовно выведено: «БРАК. ОТК ПОТРЕБИТЕЛЯ.» Мария Павловна закрыла лицо руками и всхлипывала.

– Запомни и передай, – раздался над ней четкий голос. – Если станешь снова жульничать, то следующая наша встреча будет не такой, мирной. И урон поболе. А пока предупреждение.

В кабинете Аргамакова сидела Мария Павловна и плаксиво рассказывала о ночном налете («Разорили, форменным образом разорили, варнаки!»), когда раздался телефонный звонок.

– Это Потребитель! – послышался в трубке мужской голос, и Ряха шумно задышал. – Старая грымза уже рассказала?

Получилось чисто случайно. Игорь выждал два дня и позвонил в понедельник, полагая, что председательша сразу же побежала к своему покровителю. Так оно и было, да не застала – Ряха на уик-энд отправился пьянствовать в «охотничий домик» и теперь напоминал непроспавшегося кабанюгу с налитыми кровью глазами. Игорь попал как раз на их встречу, и Ряха узрел в этом козни хорошо законспирированной тайной разведки мафии. «Эге, у него везде свои люди…»

– Что тебе нужно, Потребитель?

Мария Павловна застыла с отвисшей челюстью.

– Тогда слушай, красная морда. Все кооперативные товары с «химией» из торговых залов чтобы исчезли раз и навсегда. У тебя там многие пасутся, предупреди их. Далее. Купи в универмаге плюшевого мишку и полиэтиленовую сумку. Зашей в игрушку восемь тысяч. Вечером придет человек и скажет: «Здесь живет Назар Назарыч?» Отдашь ему сумку. Понял? Повтори.

– А хера не хочешь? – заревел в трубку Леонтий Иванович и с силой ударил себя в сгиб руки. – Вот такого!

Но потом, спохватившись, что собеседник не может видеть столь красноречивого жеста, добавил:

– Синего, в крапинку, с винтом!