Концепты, универсалии, стереотипы в сфере литературоведения

В создании литературного концепта всегда участвует не только писатель, но и читатель, ибо концепт обладает диалогической, коммуникативной природой. Он рассчитан на знания, память и воображение читателя. Спектр смыслов, который присутствует в текстовом поле концепта, по-своему воспринимается и интерпретируется реципиентом. Сохраняя в своем сознании внутреннюю форму, смысловое ядро концепта, читатель достраивает, реконструирует его благодаря собственному когнитивному опыту, собственным ассоциативным связям. Как пишет С.С. Неретина, подчеркивая коммуникативную природу этого явления, концепт «содержит смыслы, существование которых выявляется не в тексте, а в контексте, на границах высказываний, которые, в отличие от предложений, всегда предельны, обращены к другому»[42]. Все эти признаки и свойства концепта позволяют рассматривать его и как литературоведческое понятие, однако оно оказывается включено только в «Литературную энциклопедию терминов и понятий» (гл. редактор и сост. А.Н. Николюкин. – М., 2001), где для его характеристики используются суждения С.А. Аскольдова и Д.С. Лихачева.

В качестве рабочего определения концепта как литературоведческой категории можно предложить следующую формулировку: концепт – это смысловая структура, воплощенная в устойчивых образах, повторяющихся в границах определенного литературного ряда (в произведении, творчестве писателя, литературном направлении, периоде, национальной литературе), обладающая культурно значимым содержанием, семиотичностью и ментальной природой.

Понятие концепта в литературе, безусловно, корреспондирует с понятием концепции, которую можно рассматривать как «систему представлений, идей, пронизанную личностным началом, субъективным видением мира»[43]. Авторы современного исследования о методах изучения литературы соотносят также понятие концепта с «художественным миром»: «…можно говорить о „художественном мире“ как системе „концептов“ в творчестве данного автора (или данной эпохи)…Для терминов „концептосфера“ и „художественный мир“ общей является и семантика „круга“, смыслового охвата…»[44]

Предложим вариант возможной типологии концептов, характерных для русской литературы. Они обозначают:

– этические, духовные и религиозные сущности (ценности): вера, судьба, истина, честь и т. д.;

– социальные, правовые явления: государство, закон, порядок и т. д.;

– свойственный данной национальной культуре тип личности: «маленький человек», «лишний человек», «деловой человек», «новый человек», «русский европеец», разночинец и т. д.;

– тип национального характера: в русской литературе – «смирный тип», «гордый тип» (Ап. Григорьев) и т. д.;

– эпохальный характер: люди сороковых годов (XIX в.), шестидесятники (применительно к поколению людей XIX и XX вв.), советский человек и т. д.;

– топографическую идентичность: москвич, петербуржец, провинциал и т. д.;

– определенную профессию, род деятельности, восприятие которых закрепилось в национальном сознании: учитель, врач, купец, журналист и т. д.;

– устойчивые тендерные представления: русская женщина, тургеневская девушка;

– бинарные оппозиции: славянофилы и западники, отцы и дети и т. д.

Эти концепты присутствуют в литературе не как клише, неизменная величина, но зарождаются, развиваются, умирают, потом ре-минисцируют, «ремейкируют», наполняются новым содержанием.

Среди литературных концептов значительное место занимают «персонажные» концепты, осмысление которых привело современную науку к идее существования «персоносферы» (по аналогии с термином «концептосфера», введенным Д.С. Лихачевым). «Что же такое персоносфера? Это сфера персоналий, образов, сфера литературных, исторических, фольклорных, религиозных персонажей», – пишет Г. Хазагеров[45]. «Оплот русской персоносферы, – уточняет он, – русская классика, а естественный ее хранитель – русская интеллигенция»[46]. Особое значение в этом смысле ученый придает XIX в., полагая, что «весь литературоцентрический XIX век был веком активного заселения светского континента культуры литературными персонажами русской классики»[47].

Как правило, это герои, которые входят в национальную мифологию, в том числе со своими персональными именами. Так, например, Татьяна Ларина – литературный персонаж, который часто рассматривают как архетип русской женщины. Это могут быть герои, имена которых стали нарицательными: Плюшкин, Обломов… Наконец, концептом становится тип личности, имя которому дала литература: маленький человек, лишний человек, нигилист. Концепт, как и тип, содержит в себе обобщение, инвариантный смысл, выполняет функцию замещения. Тем не менее, как тождественные понятия они вряд ли могут рассматриваться. Учитывая, что в широком смысле слова каждый образ имеет типическое содержание, ограничим понятие типа более частным, конкретным значением. Сошлемся на два известных определения. Л.В. Чернец рассматривает тип как «высшую степень характерности»[48]. Согласно определению Н.Д. Тамарченко, тип – «это персонаж особого рода: представляющий собой готовую и объективированную автором „сверхиндивидуальную“ <…> внешнюю форму человека (внутреннее содержание не раскрывается либо отсутствует)»[49]. Для типа важна именно доминанта образа героя, которая определяет его родо-видовую принадлежность. Для концепта – не только ядро, но и то поле значений, которое его окружает, многочисленные периферийные смыслы, которыми обрастает это ядро.

Уточнений требуют и их происхождение, сама природа данных сущностей. Тип оказывается собственно литературным явлением, созданным автором, эстетической категорией; концепт – ментальной структурой, воплощенной в литературном произведении, связанной с областью гносеологии. Вместе с тем на основе типа может возникнуть концепт. И потому одно и то же явление (например, персонаж: новый человек, разночинец, тургеневская девушка) может быть интерпретировано и как тип, и как концепт.

Одним из наиболее сложных и наименее исследованных в науке является вопрос о соотношении концепта и универсалии. Чаще всего эти категории рассматриваются отдельно, и типология выстраивается внутри соответствующего ряда. Такая ситуация вполне закономерна, ибо разграничение этих явлений достаточно условно и даже не всегда возможно. Особенно проблематичными являются случаи, когда речь идет о концептах, обозначающих (как в предложенной выше схеме) абстрактные сущности, виды общественного сознания (этику, право, религию и т. д.), эмоции и чувства (страх, радость, удивление и т. д.) и др.[50] Такого рода явления обычно называют концептами-универсалиями. С.Г. Воркачев относит к ним те, которые присутствуют в любой лингвокультуре (счастье, мир, любовь, свободу, веру и пр.)[51]. Кроме того, если понятие «концепт» практически вошло в сферу литературоведения, то «универсалия» как самостоятельная категория рассматривается гораздо реже (см., напр.: Поль Д.В. Универсальные образы и мотивы в реалистической эпике М.А. Шолохова: докт. дис. – М., 2008).

Взаимозаменяемость, синонимичность понятий «концепт» и «универсалия» обнаруживается уже при обращении к истории философии. «Вопрос о природе общих понятий, или концептов – по средневековой терминологии универсалий, – пишет С.А. Аскольдов в статье „Концепт и слово“ (1928), – старый вопрос, давно стоящий на очереди, но почти не тронутый в центральном пункте»[52]. В то же время С.С. Неретина, исследуя средневековую философию, видит там определенную градацию этих понятий, отмечая, что «„так называемые универсалии“ действительно есть последняя стадия концепта или – в том смысле, как их понимали Боэций и П. Абеляр, – включают в себя понятия и являются скорее первой стадией концепта, требующего раскрепощения понятия»[53].

В современной философской науке их соотношение тоже выглядит по-разному. В том случае, если концепт трактуется как «содержание понятия, его смысловая наполненность в отвлечении от конкретно-языковой формы его выражения»[54], тогда универсалии рассматриваются как «общие понятия»[55]. Здесь они не являются категориями одного ряда: универсалии, безусловно, обладают концептуальным смыслом, но он может быть свойственен не только «общим понятиям». Другая трактовка связана с восприятием концептов и универсалий как однопорядковых категорий. Наконец, речь может идти о пограничном образовании: об «универсальных концептах», синонимом которых является определение «общечеловеческие»[56].

Категория «универсалии» часто экстраполируется в философских исследованиях на сферу культуры. Универсалиями культуры называют «общечеловеческие репрезентации культурного опыта и деятельности…»[57]. В этом случае универсалии трактуются как один из способов осмысления человеком действительности, его адаптации к ней в процессе социализации. К таким универсалиям исследователи относят наиболее фундаментальные явления объектного и субъектного характера: счастье, честь, справедливость, познание, истину и т. д., опыт осмысления которых накоплен человечеством едва ли не за весь период его существования.

К.Г. Исупов выстраивает определенную иерархию универсалий культуры: «…универсалии архаического порядка: мифологемы хтонических сил и связанные с ними элементы Космоса (Солнце, звезды, Луна, планеты в их именных персонификациях); ближний мир предметов (камень, дерево, зерно, масло, утварь быта); природная органика (птицы, рыбы, насекомые) в ее пространственно-временной и хроматической определенности. Над ними свой мир строят универсалии терминов родства (в широком смысле) и древнейшие „метафоры“ артефактов (типа: дом, зеркало), экзистентных ситуаций (типа: обмен, встреча, путь), границы состояний (типа: сон, смех, слезы, тайна, экстаз) или их „следов“ (типа: тень, двойник, голос). Завершается пирамида универсалий культуры списком видов деятельности; их культурно-исторической импликацией является, вероятно, игра»[58].

Большинство универсалий культуры присутствует и в литературе, преображаясь в соответствии с законами художественного сознания, хотя ряд литературных универсалий, очевидно, может быть скорректирован и продолжен. Это прежде всего универсалии, связанные с духовной и физической жизнью человека: душа и тело, жизнь и смерть, счастье и горе и т. д. При определении специфики литературных универсалий важно учесть замечание философов о том, что универсалии отличаются от всеобщего. «Универсальное, – пишет М. Эпштейн, – не тождественно одинаковому, напротив, оно присуще отдельному индивиду или культуре в той мере, в какой они могут совмещать способности и ценности других индивидов или культур»[59]. Таким образом, универсальное не есть распространенное, массовое, но в каком-то смысле единичное, вбирающее в себя бесконечное множество смыслов. Это категория, уточняет исследователь, «обозначающая многосторонность, присущую отдельному явлению, способность поворачиваться разными гранями»[60]. При этом если в концепте ведущей оказывается национальная, этническая составляющая, то в универсалии – общечеловеческая. Это вечные, онтологические и метафизические константы человеческого бытия. Все это, безусловно, справедливо и по отношению к литературным универсалиям.

Универсалии являются объектом специального изучения современной лингвистики, прежде всего, языковые универсалии. Фундаментальная работа А. Вежбицкой посвящена семантическим универсалиям и описанию языков. Автор исходит из программного положения о существовании «фиксированного набора семантических компонентов, которые являются универсальными в том смысле, что оказываются лексикализованными во всех языках»[61]. Это прежде всего «концептуальные примитивы», в круг которых Вежбицкая включает около шестидесяти кандидатов[62], связанных с характеристикой субстантивов, атрибутов, ментальных предикатов и пр., например: «я», «ты», «некто», «нечто», «где» и «когда», «большой» и «маленький», «хороший» и «плохой», «делать» и «произойти»[63]. Применительно к каждой национальной культуре такие константы играют роль, приходит к заключению автор, близкую роли «ключевых слов», «особенно важных и показательных для отдельно взятой культуры»[64]. «С их помощью, – развивает идею Вежбицкой современный исследователь, – можно описать национально-культурные концепты как некие универсалии, закрепленные в языке и воспроизводящие языковую картину мира того или иного этноса»[65]. Таким образом, понятия «концепт» и «универсалия» оказываются сближены, и в определении последних присутствуют культурологический и ментальный компоненты. В лингвистических исследованиях речь идет также о литературных универсалиях, их роли в художественной картине мира, творчестве конкретного писателя. Н.С. Болотнова считает, что «можно говорить о концептуальных универсалиях, сопоставляя разные идеосистемы авторов…»[66].

К изучению универсалий, использованию самого этого понятия обращается и литературоведение, хотя данная дефиниция, как и концепт, не включена в словари литературоведческих терминов. Традиционно вслед за К. Юнгом их происхождение связывают с мифом и ритуалом и чаще всего говорят об универсалиях в связи с исследованием ранних этапов развития художественного сознания: мифологии, фольклора, античности. С.С. Аверинцев рассматривает эту константу как характерный признак риторической культуры, сформированной античностью. Он полагает, что «универсальные схемы», «общие места» для этого этапа развития литературы «есть нечто абсолютно необходимое»[67]. Пример такой универсальной схемы (в ряду других, рассмотренных Аверинцевым) – описание битвы, где «некто» лишает жизни «того-то»[68]. «Эти ситуации битвы, – пишет Аверинцев, – очень сознательно и последовательно увидены не как однажды бывшие или могшие быть случаи, но как бесконечно воспроизводимые положения…»[69]. Подобное абстрагирование и обобщение, считает ученый, решало конкретную художественную задачу, воспитывало определенный взгляд на мир, помогая упорядочить и систематизировать картину действительности.

Характерной тенденцией современного литературоведения стало выявление универсалий и в литературе Нового времени. Так, в Воронежском государственном университете существует научный проект, связанный с изучением универсалий в литературе XVIII–XX вв.[70] При этом в качестве универсалий, как правило, рассматриваются архетипические образы и мотивы, «заключающие в себе в снятом виде те универсальные смыслы, которыми переполнена трансцендентная реальность…»[71]. В словарном определении архетипа доминантной оказывается характеристика «универсальный»: «универсальный образ, или сюжетный элемент, или их устойчивые сочетания разной природы и разного масштаба…»[72]. На представлении архетипа как «средоточия общечеловеческих универсалий» построена работа Ю.В. Доманского «Смыслообразующая роль архетипических значений в литературном тексте» (Тверь, 2001).

Архетипы рождаются вместе с мифом, отражая коллективное восприятие свойств вещей и стихий, где природа и культура еще не разведены. Каждый художник непременно проходит через их осмысление, воплощая в собственном творчестве свое понимание этих ментальных сущностей, в то же время сохраняя их доминантный смысл и тот момент «национальной идентичности», который свойственен определенной культуре. Вместе с тем, как показывает в своих работах А.Ю. Большакова, сегодня все чаще высказывается идея о литературной природе и происхождении архетипа, которая значительно меняет представление о хронотопе универсалий, а также их содержании[73].

Это особенно характерно для исследований в области мифопоэтики, прежде всего, В.Н. Топорова, Е.М. Мелетинского и его школы. Так, работа Мелетинского «Литературные архетипы и универсалии» и коллективная монография с тем же названием, изданная под его редакцией (М., 2001), посвящены преимущественно изучению архетипов в русской классической литературе (Н.В. Гоголь и др.). В.Н. Топоров в своей известной монографии «Миф. Ритуал. Образ. Исследования в области мифопоэтического» (М., 1995) и других работах рассматривает «универсальные мифопоэтические схемы» в творчестве Достоевского, Мандельштама и других авторов. Ю.В. Доманский пишет о смыслообразующей роли архетипических значений в произведениях Пушкина и Чехова[74]. В.К. Кантор в статье о романе H.A. Гончарова «Обломов» отмечает, что «Гончарову удалось выявить на свет… один из архетипов русской культуры, который, разумеется, не может быть исчерпан ни временем, ни социальной средой»[75].

Проблемой универсалий занимается сегодня когнитивное литературоведение, активно развивающееся в Западной Европе. Так, в университете Палермо существует проект «Литературные универсалии». Автор ряда статей, представленных на сайте этого проекта, П. Хоган предлагает типологию универсалий, в соответствии с которой выделяет универсалии героев и мотивов. К универсальным типам героев он относит героя-любовника и героя-воина; к универсальным мотивам, например, quest (условно – целенаправленный поиск, путешествие, предпринятое для достижения какой-либо цели, объекта и сопряженное с опасностями). Основная идея Хогана состоит в том, что возникновение и восприятие повествовательных текстов направляется прототипами, которые являются стандартными или усредненными случаями, ситуациями[76]. Эта идея во многом определяет и концепцию его книги «The mind and its storis» (Cambridge University Press, 2003). Здесь тоже речь идет об архетипических явлениях, которые рассматриваются как универсалии. «Организующий принцип литературного архетипа как ментального первообраза (ментальной „матрицы“, праформы), – пишет А.Ю. Большакова, – можно кратко обозначить как вариативность инвариантности: обладая способностью к бесконечным внешним изменениям, он одновременно таит в себе неизменное ядро, обеспечивающее высокую устойчивость архетипической модели. Один из главных признаков, обуславливающих эту устойчивость, – свойство типологической повторяемости»[77].

Примечания

1

Веселовский А.Н. О методе и задачах истории литературы как науки // А.Н. Веселовский. Историческая поэтика. – М., 1989. – С. 37.

2

Большакова А.Ю. Архетип в теоретической мысли XX в. // Теоретико-литературные итоги XX в. Художественный текст и контекст культуры: В 4 т. – М., 2003. – Т. 2. – С. 300.

3

Эпштейн М. Знак пробела. О будущем гуманитарных наук. – М., 2004. – С. 52.

4

Там же. С. 53.

5

Аскольдов С.А. Концепт и слово // Русская словесность: антология. – М., 1997. – С. 269.

6

Новейший философский словарь / Сост. A.A. Грицанов. – Минск, 2003. – С.503.

7

Неретина С.С. Тропы и концепты. – URL: http://www.philosophy.ru/iphr-as/library/neretina.html.

8

Там же.

9

Бобкова Ю. Концепт в философских исследованиях, или Штрихи к философскому «портрету» концепта // Филолог. – 2005. – Вып. 7. – С. 71.

10

Абушенко В.Л., Кацук Н.Л. Концепт // Новейший философский словарь / сост. A.A. Грицанов. – Минск, 2003. – С. 503.

11

Там же.

12

Немов P.C. Психологический словарь. – М., 2007. – С. 186.

13

Джемс В. Принципы психологии. – URL: http://www.peoples.ru/science/philosophy/uiliyamJames/.

14

См., напр., обзор в кн.: Прохоров Ю.Е. В поисках концепта. – М., 2004. – С. 11–37.

15

Матвеева Т.В. Учебный словарь (Русский язык, культура речи, стилистика, риторика). – М., 2003. – С. 36.

16

Лихачев Д.С. Концептосфера русского языка // Освобождение от догм. История русской литературы: состояние и пути изучения. – М., 1997. – С. 35.

17

Воркачев С.Г. Методологические основания лингвоконцептологии // Теоретическая и прикладная лингвистика. Вып. 3: Аспекты метакоммуникативной деятельности. – Воронеж, 2002. – С. 79–95. – URL: http://kubstu.ru/docs/lingvoconcept/umbrella.htm.

18

URL: http://www.infolex.ru.

19

Краткий словарь когнитивных терминов / Под ред. Е.С. Кубряковой. – М., 1966. – С. 90.

20

Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. – М., 1997. – С. 53.

21

Степанов Ю.С. Интертекст, культурный концепт, ноосфера // Теоретико-литературные итоги XX в.: В 4 т. Т. 1: Литературное произведение и художественный процесс. – М., 2003. – С. 82.

22

Гуревич П.С. Психологический словарь. – М., 2007. – С. 365.

23

Большакова А.И. Менталитет // Западное литературоведение XX в. – М., 2004. – С. 251.

24

Фарыно Е. Менталитет // Идеи в России. Вып. 3. – Лодзь, 2000. – С. 234.

25

Юнг К. Психологические типы. – М., 1998. – С. 376.

26

Воркачев С.Г. Любовь как лингвокультурный концепт. – М., 2007. – С. 13.

27

Болотнова Н.С. Филологический анализ текста. – М., 2007. – С. 466.

28

Бахтин М.М. Из записей 1970–1971 гг. // М.М. Бахтин. Эстетика словесного творчества. – М., 1979. – С. 344.

29

Михайлов A.B. Из истории нигилизма // A.B. Михайлов. Обратный перевод. – М., 2000. – С. 537.

30

Бухаркин П.Е. Мечта в русской традиции. Историческое и трансисторическое в развитии имени // Имя – Сюжет – Миф. Проблемы русского реализма. – СПб., 1995. – С. 180–181.

31

Фарыно Е. Менталитет // Идеи в России. Вып. 3. – Лодзь, 2000. – С. 234.

32

Зализняк А., Левонтина И., Шмелев А. Ключевые идеи русской языковой картины мира. – М., 2005. – С. 10.

33

Зусман В. Концепт в системе гуманитарного знания // Вопросы литературы. – 2003. – Март-апрель. – С. 7.

34

Зусман В.Г. Концепт в культурологическом аспекте // Межкультурная коммуникация: учеб. пособие. – URL: http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Li-nguist/mkomm/index.php.

35

Тургенев И.С. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. – М., 1983. – Т. 11. – С. 87.

36

Потебня A.A. Слово как средство апперцепции. – URL: http://genhis.phi-lol.msu.ru/article_155.shtml.

37

Баксанский O.E., Кучер E.H. Когнитивные науки. От познания к действию. – М, 2005. – С. 88.

38

Вестстейн ВТ. Литературный персонаж: от структурализма до когнитивной науки // Славянские чтения. III. – Даугавпилс, 2003. – С. 236.

39

Топоров В.Н. Об индивидуальных образах пространства («Феномен» Батенькова) // В.Н. Топоров. Миф. Ритуал. Символ. Исследования в области мифопоэтического. – М., 1995. – С. 448.

40

Борисова Л.В. К проблеме интерпретации литературного текста: доклад. – URL: http://humanities.edu.ru/db/msg/45669.

41

Лозинская Е.В. Когнитивное литературоведение // Западное литературоведение XX в.: энциклопедия. – М., 2004. – С. 182.

42

Неретина С.С. Тропы и концепты. – URL: http://www.philosophy.ru/iphr-as/library/neretina.html.

43

Дымарский М.Я. Фрагмент характеристики смысловой структуры текста // Стереотип и творчество в тексте. – Пермь, 2002. – С. 104.

44

Зинченко В.Г., Зусман В.Г., Кирнозе З.И. Методы изучения литературы. Системный подход. – М., 2002. – С. 180.

45

Хазагеров Г.Г. Два свойства персоносферы // Новый мир. – 2002. – № 1. – URL: http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2002/1/hazag-рг. html.

46

Хазагеров Г.Г. Два свойства персоносферы // Новый мир. – 2002. – № 1. – URL: http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2002/1/hazag-рг. html.

47

Там же.

48

Чернец Л.В. Персонаж // Введение в литературоведение. Литературное произведение: Основные понятия и термины. – М., 1999. – С. 247.

49

Тамарченко Н.Д. Тип // Поэтика: словарь актуальных терминов и понятий. – М., 2008. – С. 263.

50

См.: Антология концептов / Под ред. В.И. Карасика, И.А. Стерника. – М., 2007; Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. – М., 1997.

51

Воркачев С. Любовь как лингвокультурный концепт. – М., 2007. – С. 31.

52

Аскольдов С.А. Концепт и слово. Русская словесность: антология. – М., 1966. – С. 267.

53

Неретина С.С. Тропы и концепты. – URL: http://www.philosophy.ru/iphr-as/library/neretina.html.

54

Новейший философский словарь / Сост. A.A. Грицанов. – Минск, 2003. – С. 503.

55

Там же. С. 1072.

56

Микешина Л.А. Философия познания. – М., 2002. – С. 506.

57

Исупов К.Г. Универсалии культуры. – URL: http://www.psylib.ukrweb.net/books/levit01/txtl14.htm.

58

Исупов К.Г. Универсалии культуры. – URL: http://www.psylib.ukrweb.net/books/levitOl/txtl14.htm.

59

Эпштейн M. Знак пробела. О будущем гуманитарных наук. – М., 2004. – С. 649.

60

Там же. С. 643.

61

Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков. – М., 1999. – С. 18.

62

Там же. С. 297.

63

Там же. С. 298.

64

Там же. С. 282.

65

Батурина E.H. Роль ключевых слов в семантической структуре художественного текста (на материале текста романа Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание»): автореф. дис… канд. филол. наук. – Владивосток, 2005. – С. 8.

66

Болотнова Н.С. Филологический анализ текста: учеб. пособие. – М., 2007. – С. 466.

67

Аверинцев С.С. Риторика как подход к действительности // Поэтика древнегреческой литературы. – М., 1981. – С. 16.

68

Там же.

69

Там же.

70

Универсалии русской литературы: сборник статей / Под ред. A.A. Фаустова. – Воронеж, 2009.