Пьесы (сборник)

Натали Саррот

Пьесы (сборник)

Знаменитый канадский пианист Глен Гульд, начав в 60-е годы делать радиопередачи и стремясь отразить в них окружающую сумятицу звуков, использовал наложение и перемещение звуковых планов, полифонию, контрапункт.

Натали Саррот, в сущности, делала то же самое: она изобрела прием перекрестных диалогов (понятно, почему она писала за столиком в кафе, никогда – дома) и разложила хор человеческих голосов на составляющие. Тем самым она максимально приблизилась к истокам речи, заставив читателя совершать своего рода синтез, восстанавливала ситуацию и характеры персонажей. Вообще-то говоря, эта тенденция появилась в искусстве еще в конце XIX века, когда художники-дивизионисты (они же пуантилисты) стали дробить на составляющие цвет и свет, рассчитывая на то, что синтез произойдет в глазу зрителя. Впрочем, все искусство ХХ века, кажется, готово было вовлечь зрителя (читателя, слушателя) в творческий процесс, сделать его соучастником созидания.

Саррот хорошо известна в России: на русский язык переведены ее роман «Золотые плоды», книги «Тропизмы», «Здесь», «Откройте» («ИЛ», 1999, № 5), повесть «Детство» («ИЛ», 1986, № 12) и др. К ее манере привыкли, и все же позволю себе напомнить, что в своих текстах писательница прослеживает драматургию человеческих отношений, столкновение позиций и мировосприятий, зарождение неприязни, формирование мысли. У нее всегда звучит гул голосов: это спор, поиск истины, докапывание до мелочей, до нюансов, первопричины. Это, как правило, диалог, даже если звучит лишь один голос, даже если этот диалог ведут сами мысли или рождающиеся в сознании слова. Персонажи обычно не произносят законченных фраз, они лишь нащупывают мысль – и бросают ее, фиксируют возникшее чувство – и спешат дальше, перебивая друг друга.

В 60-е годы Натали Саррот написала серию радиопьес. Это небольшие диалоги для нескольких персонажей: «Молчание», «Ложь», позже «Это прекрасно» и «Она тут». Впоследствии все эти пьесы ожили на театральной сцене.

Интерес к языку для Натали Саррот не случаен: манере говорить она посвятила не одну книгу. Например, сборник, озаглавленный «Дар речи», где в каждом из десяти эссе анализируется какое-нибудь часто употребляемое выражение. Или одна из поздних книг, «Откройте», где действующими лицами являются спорящие между собой слова. (Любопытно отметить, что нечто похожее написал в 1968 году итальянский классик Томмазо Ландольфи, его рассказ так и называется «Взбунтовавшиеся слова»).

Вот ведь как, оригинальные идеи буквально носятся в воздухе.

Молчание

Действующие лица

Мужские голоса:

М1.

М2.

Жан-Пьер.

Женские голоса:

Ж1.

Ж2.

Ж3.

Ж4 (молодой голос).

Ж1. Ах нет, расскажите еще… Это было так мило… Вы так замечательно рассказываете…

М1. О нет, прошу вас…

Ж1. Напротив… Расскажите. Это так прекрасно – ваши маленькие домики… мне прямо кажется, будто я их вижу… окошки с резными наличниками… как разноцветное деревянное кружево… А за заборами – сады, а в них – жасмин, акации, особенно вечером…

М1. Да нет же, все это глупости… не знаю, что на меня нашло…

М2. Право же, это было прелестно… Как это вы сказали?.. Детство, запечатленное… во всех этих… в этой неге… Бесподобно – как вы это сказали… Как там бишь?.. Не могу вспомнить…

М1. О нет, послушайте… вы меня в краску вгоняете… Поговорим о чем-нибудь другом, прошу вас… Это было нелепо… Не знаю, какой черт меня за язык потянул… Я смешон, когда поддаюсь таким порывам… Такой, знаете, иногда лиризм нападает… глупости, ребячество… сам не знаю, что говорю…

Голоса вразнобой.

Ж3. Вовсе нет, это было весьма трогательно…

Ж1. Это было так…

М1. Нет, прекратите, умоляю вас. Не смейтесь надо мной…

М2. Смеяться над вами? Да кто над вами смеется, помилуйте… Меня это тоже взволновало… Даже захотелось это увидеть… Я туда поеду… Я уже давно…

Ж3. Я тоже… Это было так… Такие… Вам удалось передать… Это было действительно…

М1. Нет, нет, хватит, бросьте…

Ж3. Но это так романтично…

М1 (с еле сдерживаемой яростью и отчаяньем). Ах, вот оно что. Ну конечно. Этого следовало ожидать. Можете радоваться. Вы своего добились. Именно то, чего я хотел избежать. (Стонет.) Любой ценой хотел избежать… (В ярости.) Да вы что, ослепли? Вы оглохли? Вообще уже ничего не чувствуете? (С мольбой в голосе.) Ведь я сделал все, что мог, я предупреждал вас, пытался остановить. Но разве вас удержишь? Вы же прете напролом… точно стадо… Вот именно, стадо. Ну что, теперь ваша душенька довольна?

Ж3. А что случилось? Что я такого сказала? Чем мы должны быть довольны?

М1 (ледяным тоном). Ничем. Вы ничего не сказали. И я ничего не сказал. Ну а теперь – вперед. Делайте что хотите. Валяйтесь по полу. Орите. Сейчас уже все равно. Зло свершилось. Если подумать… (снова стонет) что все это могло пройти незамеченным… Я, конечно, дал маху… такого маху… но можно еще было все исправить… пропустить мимо ушей, не обратить внимания… Я бы спохватился, я уже был близок к этому… И тут вы – вечно что-нибудь невпопад. Как всегда, медвежьи услуги. Но теперь – все. Можете продолжать. Делайте все, что вам заблагорассудится.

Ж1. А что? Что делать-то?

М1 (передразнивая). Что, что? Вы что ж, не чувствуете, какой механизм вы запустили, что вы раскачали?.. своими руками… О (со слезами), все, чего я так опасался…

Ж1. Но чего вы опасались? Что это такое?

Ж2. Что мы раскачали?

Ж3. Знаете, вы меня пугаете…

М1. Это я-то вас пугаю?.. Я?..

Ж3. Ну да, вы, разумеется. А кто ж еще, по-вашему?

М1 (возмущенно). Я! Я кого-то пугаю! Я, наверно, сошел с ума! Ну разумеется. Так всегда и бывает. Но вы-то, вы – ведь это бросается в глаза… Вы не убедите меня, что… Вы тоже это чувствуете, только притворяетесь… Вам кажется, что умнее поступить так, как будто…

М2. Но, черт подери, как будто что? Нет, должно быть, это мы какие-то бестолковые кретины… придурки…

М1. О, пожалуйста, не пытайтесь меня обмануть, не разыгрывайте невинность. Любой нормальный человек это мгновенно чувствует… Это как… как излучение… как если бы…

Приглушенный смех.

Вы слышали? Слышали? Не удержался-таки. Его проняло.

Ж1 (с достоинством). Это Жан-Пьер засмеялся. Честно говоря, было отчего. Действительно ухохочешься. Его прорвало.

Ж2. Жан-Пьер?.. Нет, это невозможно… Вы ведь не о нем говорите?

Ж3. Жан-Пьер, он такой миролюбивый, такой милый…

М1. А о ком же еще мы можем говорить? О ком, я вас спрашиваю?.. Вы, решительно, испытываете мое терпение…

М2 (спокойно). Жан-Пьер? Мило. Превосходно. Выходит дело, это он.

М1. Отнюдь. Это китайский император. (Посмеиваясь.) Царица сабейская… Шах персидский…

Ж1. О, Жан-Пьер, друг мой. Примите мои поздравления. Вы, оказывается, умеете действовать… исподтишка… Ах вы скверный притворщик… Вы хоть понимаете, что вы тут устроили? А сам сидит, как ни в чем не бывало…

Ж2. Так, значит, это из-за вас, мой бедный Жан-Пьер, весь этот сыр-бор.

Ж3. У-у, гадкий… Стыд-позор… Ужас и кошмар… Страшный человек. Жан-Пьер, такой скромный, такой рассудительный молодой человек… Посмотрите, что вы наделали, в какое состояние вы повергли нашего бедного друга.

М2. Жан-Пьер-спасайся-кто-может. Отныне я буду называть вас именно так. Вы опасный гангстер. Только посмотрите на него! Честное слово, он крайне опасен! У него же пистолет в руке!

Смех.

Ж1. Ну же, Жан-Пьер, разве вам это не льстит? А вам было и невдомек, а?

М1. Простите им, они не ведают, что творят. Не обращайте внимания, будьте снисходительны… Мне бы не следовало, это совершенно очевидно… Я и сам прекрасно это сознаю. Но вы должны понять…

Ж2 (хохочет). Вы слышите, Жан-Пьер, вы должны понять… Все понять (менторским тоном) – значит, все простить, Жан-Пьер. Имейте в виду.

ГОЛОСА И СМЕШКИ. Да-да, вы слышите? Будьте снисходительны…

– Заклинаем вас…

– Сжальтесь, Жан-Пьер, мы вас умоляем…

М1 (чрезвычайно серьезно). Вы ведь сейчас скажете, что все в порядке, не так ли? Я в этом убежден… Ведь вы бы сделали это, будь у вас такая возможность?.. Надо всего-то ничего. Одно словцо. Одно ваше словечко – и у нас гора с плеч. Мы все успокоимся. Угомонимся. Ведь они все, знаете ли, – в точности как я. Просто не решаются ничего показать, привычки у них нет… боятся… они никогда себе такого не позволяют, понимаете… играют в игру, как они сами выражаются, и считают себя обязанными делать вид… Одно словечко. Маленькое банальное замечание. Что угодно подошло бы, уверяю вас. Но, похоже, это сильнее вас, да? Вы, как говорится, «замуровались в своем молчании». Кажется, это так называется?.. И хочешь из него выйти – да не можешь. Как будто что-то держит… Как во сне… Я понимаю вас, я знаю, каково это…

Ж2 (возмущенно). Нет, вы только послушайте! Возможно, я действительно нерешительная, трусиха, но у меня хватит смелости попросить вас оставить нашего бедного друга в покое. Он удивительно терпелив… Я бы на его месте…

Ж3. Просто он очень робок, вот и все.

М1 (жадно). Да-да, робок. Он робкий. Именно так, мадам. Совершенно верно. Дальше можно не искать. Незачем и голову ломать. Слово найдено. Робость. Так и запишем. И повторим. Он робок. Великолепно, это так обнадеживает. Отличное успокоительное средство определения и точные эпитеты. Бывает, ищешь, споришь, мучаешься – и вдруг бац, и все встало на свои места. А что было-то? Да ничего. Так, пустяк какой-то… что-то невинное, в высшей степени обыденное. К чему давно уже… А это, оказывается, робость.

М2 (на повышенном тоне). Ну уж нет! Я лично против. Мы с этим не согласны. Это уже неинтересно. Мне так эта игра понравилась. Я вошел во вкус. (По-детски.) Нет, я отказываюсь останавливаться на этих поверхностных банальностях, на этих ленивых упрощениях… Нет-нет, давайте будем искренни… Разве не было в этом чего-то такого? Какой-то невиданной угрозы? Смертельной опасности? Я, знаете ли, обожаю фильмы ужасов, детективы. Так что не будем останавливаться на достигнутом. Робость. Фи! К черту все эти готовые формулировки. Нам пытаются задурить голову. При чем тут робость? Вы хотите усыпить нашу бдительность. Но у меня тоже есть чутье, и оно не дремало во время нашего разговора. Давайте разберемся. Возьмем тайну за горло – или, скорее, вернемся к первоисточнику. Все началось с фразы про резные наличники на окнах – разноцветное деревянное кружево – и с садов, заросших жасмином… Меня не так легко сбить с панталыку, я не забывчив… Вот после этого-то и начались всякие там излияния, перегибы, приступы удушья и крики о помощи. А теперь хотят прикрыть все это робостью… точно одеялом, чтобы загасить пламя… Да только поздно, одеяло все равно уже горит, да еще и потрескивает… принюхайтесь.

М1 (стонет). Смилуйтесь. Не слушайте его. Он сошел с ума. Он сам не знает, что говорит. Хоть одно слово. Слово прощения. Я в точности знаю, что именно вы думали. Я чувствовал это, пока говорил. Мне бы следовало остановиться, но я не смог. Ваше молчание… от него голова идет кругом… я попался на крючок… чертовщина какая-то… как во время мессы, когда так и тянет богохульствовать… Ваше молчание подталкивало меня всей своей массой… Я был где-то далеко, на краю, если не дальше…

Ж2. Он хватил через край. Вы слышали? Но, Жан-Пьер, скажите же что-нибудь. Я уже тоже начинаю беспокоиться. Вы выводите меня из равновесия.

Ж3. Оставьте его. Достаточно. Поиграли – и хватит. Займемся чем-нибудь другим, сделайте милость. Все это уже наскучило. А как туда добраться, вы нам так и не сказали. Как попасть в эту вашу сказочную страну?

М1 (с испугом). Не знаю… Понятия не имею… М-м, скорее, что-нибудь другое… Ну вот, теперь на этом зациклились, все это пухнет, как снежный ком… Куда бы спрятаться… Как это бестактно… Какая бесцеремонность… Видите, я наказан. С лихвой. За то, что оплошал.

Сам виноват, я вел себя бестактно. Я внушаю вам отвращение, не так ли? Вы никогда это не простите. Я посрамлен… Вам это претит. Ведь вы, вы такой чистый. Ну просто ангельской чистоты. Видите, какие пошлости я говорю, а все из-за вас. Я смешон. Уж и сам не знаю, что болтаю. Едва я оказываюсь в вашем обществе, как впадаю в высокопарность… Но знаете, я ведь все прекрасно понимаю. Вам было за меня неловко. Потому что вы все поняли. У меня постоянно это ощущение, что вы все понимаете. Когда вы так молчите и смотрите на наши забавы, а мы резвимся, точно дети, дурачимся, – от вас ничего не ускользает… Вам было за меня неловко. Ну да, мне действительно они нравятся, эти кружевные расписные наличники… вот я и растекся… да так все это вышло… по-дурацки как-то… Безвкусица… Литературщина… А? Так ведь? Так все было? А?

Во время этого монолога остальные персонажи разговаривают. Ровный гул, сквозь который пробиваются отдельные голоса.

ГОЛОСА. Он просто комок нервов…

– У его отца тоже…

– Что касается меня, то разлука… коллеж…

– А моя бабушка…

Потом отдельные голоса звучат явственней.

– Дурной вкус, литературщина.

– Ну вот, теперь он просит у Жан-Пьера прощения…

– Жан-Пьер, великий знаток…

– Знакомая история… Да подарите же ему книгу… Ах, да, книги у него уже есть… Хо-хо-хо. (Громкий хохот.)

М1 (продолжает). О, какие же они все глупцы. Они же ничего не понимают. Не нужно быть суперначитанным, чтобы обладать чутьем, чтобы разбираться… Это дар, талант. Либо он есть, либо его нет. Они могли бы проглотить целые библиотеки… Вы же, я всегда это чувствовал… для вас слово… Вы никогда не говорили ничего беспредметного, ничего претенциозного. Разумеется, вам приходится время от времени прибегать к помощи слов. Куда от этого денешься? Жить-то надо. Но вы – по минимуму. Слово – и вы это знаете как никто – оно имеет вес.

М2. Простите, что вмешиваюсь в вашу уединенную беседу, что нарушаю атмосферу взаимопонимания и прерываю ваши конфиденции (смеется), но мне кажется, что ежели и есть что-то, что не следовало бы говорить Жан-Пьеру, так это именно что слово имеет вес. Бедняга теперь смолкнет навеки… Кто-кто, а он-то знает, что молчание – золото… он совершенно с этим согласен…

М1. Вы видите, к чему они клонят… Видите… Но я, я так не думаю, заметьте. В настоящее время как-то принято говорить подобные вещи… Вот недавно, когда речь зашла о робости… Достаточно немного покопаться, как вот теперь… Даже глубоко рыть не надо, вы же понимаете. Но в конечном итоге наверняка что-нибудь да найдешь… Начать можно с гордыни. А оттуда до комплексов рукой подать… Признаюсь вам, что я и сам… иногда… когда вы упорствуете… но в глубине души, по правде говоря, я не думаю… Вы – и комплексы! Какая чушь… Вы, который…

Ж4 (молодым голосом, очень тихо). Вы не правы, вы же знаете, что таким способом ничего не добьетесь. Со мной такое тоже бывало, когда-то… Так вот, я вам говорю… Единственный способ – не обращать внимания.

М1. Не обращать внимания? Какая вы добрая…

Ж4. Да, я знаю (еще снижая тон), именно на это он и рассчитывает… что вы ничего не добьетесь. Он прекрасно это понимает… и этим вас держит. Это его забавляет. Вы же тем временем… Слушайте, что вам нужно. Я тут недавно встретила Бонваля. Он меня спросил, видимся ли мы с вами… просил передать вам привет… Я нахожу, что он очень изменился, сильно постарел. А его жена, напротив, все так же хороша собой… (Совсем тихо.) Ну же, поняли?..

М1 (дрожащим голосом). Да, она очень красива… Но если бы вы ее знали… Нет (со стоном), я не могу… Вы слишком много от меня требуете, это невозможно. Вы хотите, чтобы я бежал, а я едва передвигаю ноги, будто тащу на себе тысячу тонн… Я раздавлен, задыхаюсь… (Кричит.) Да не молчите же вы наконец, скажите хоть что-нибудь. Или вы полагаете, что нас это развлекает? Мы делаем над собой усилие, не жалеем себя, даже себя компрометируем – а все из сострадания, из любезности, чтобы поддерживать отношения. Да-да, можете меня презирать, можете изничтожить меня, задушить, а я все равно, покуда хватит дыхания, буду кричать. Человеческие отношения… мы жертвуем собой… идем даже на то, чтобы говорить глупости… плюем на чужое мнение…

Ж3. Ну вот, теперь он закатил ему сцену. Да он на него просто-таки наорал, честное слово… вот забавно…

Ж1. Я начинаю верить, что Жан-Пьер – скала, я бы ни за что так долго не выдержала.

М2. Заключим пари. Заговорит или не заговорит?

М1 (бесцветным голосом). Не имеет смысла. Не заговорит. Месье нас презирает. Наши пересуды. Нашу болтовню. Нашу литературщину. Нашу грошовую поэзию. Он бы сам ни в жизнь. Он ни за что не станет якшаться со всяким сбродом. Но я вам скажу, милейший, что я на самом деле думаю. Все мои мысли по этому поводу. Они правы. Вы – робкий. Чего тут думать? К чему все усложнять? Наше мнение вас пугает. А вдруг вы сморозите какую-нибудь глупость? Ведь такое вполне могло бы случиться, а? Какой-нибудь фантастический ляп – и вы как все. И тогда (пищит женским голосом) – ах какой ужас… Что об этом скажут? Ведь я, подумать только, могу сойти за скудоумного, за дурака. Нет, это невозможно вынести… А так сижу себе, как царь, и все вокруг меня суетятся…

Ж3. А знаете, лично на меня молчуны не производят никакого впечатления. Я просто думаю, что им нечего сказать.

Ж4. А я – напротив, должна признаться, что молчаливые люди… Когда мне было пятнадцать, я была влюблена в одного господина… издалека, разумеется, мне же было всего пятнадцать… это был приятель моего отца. Он все молчал и курил трубку… Он мне казался… ну прямо роковым!

Ж3. Да, в этом возрасте я тоже… но потом у меня это, знаете ли, прошло…

М1. Ну вот, видите, они вас за дурака держат. Вот чего вы добились. Впрочем, возможно, вам на это наплевать. Ну разумеется, вам до этого нет никакого дела. Иначе вы бы сделали что-нибудь. (Смягчаясь.) Вам все это безразлично, я был несправедлив, простите меня. Я же, совсем наоборот, понимаете, я чувствую, всегда чувствовал, что в вас… Именно поэтому мне с вами… Если кто другой молчит, я даже глазом не моргну. Но если вы… тут и гадать нечего… Совсем наоборот, ваше молчание наполняет собой пространство, оно весомо. Именно поэтому с интеллектуалами… Ах, так вот оно что!.. Я попал в точку… И как это я раньше не догадался?.. Но знаете, не нужно так думать, только не я… я – нет, я – ни за что, я – никогда. Я не из таких. Я их терпеть не могу… Я совсем не так выстраиваю шкалу ценностей, не так, как вы думаете. Совсем наоборот. Как раз с ними-то мне хуже всего. Они толстокожие, их ничем не прошибешь… Марта, послушайте меня, никогда не влюбляйтесь в интеллектуалов.

Ж4. Не беспокойтесь… Все в порядке. Продолжайте. Ничего страшного… Может, так оно и лучше… Может, вам удастся таким образом…

М1. На самом деле все мои друзья… Это всегда люди простые, ручного труда. Именно в них… Я помню, один плотник… Помнится, он… Впрочем, не знаю, чего это я… Хорошие люди везде есть… среди интеллектуалов тоже… А что это, собственно говоря, такое, интеллектуал? М-м? Тут надо еще разобраться… Вы, без сомнения, интеллектуал… Если уж на то пошло.

Ж1. И я так думаю. Если Высшая горная школа – не рассадник… как говорится…

Ж2. Вот именно. А откуда они берутся в этом случае, интеллектуалы?

М1. Вы абсолютно правы. Откуда они берутся? И потом, что это слово, собственно говоря, означает? Нет, я говорю это потому, что у некоторых людей имеются предрассудки… едва они почуют интеллектуала… как на них находит… что-то вроде ненависти… они с самого детства на них ополчаются. Я знал когда-то одну семью… Так вот, родители, оба, просто на дух не переносили… Бедняги… должно быть, на их совести, немало детей-мучеников… Кстати, Ани, дочка четы Мере… такая, знаете, зубрила… ну просто синий чулок… маленькая старушонка… Должен вам признаться, она и во мне будит такие инстинкты…

Ж2. Ах, как я вас понимаю…

Ж3. Так что же мне делать? Вы решительно не желаете сказать, как туда добраться… Наверно, лучше на машине… Вот только дороги…

М1. Да что вы так за это ухватились? Что вас так заинтриговало? Что тут интересного, ну, деревянные домишки… Знаете, что это? Впрочем, я и сам такой. Мы все рабы моды. В наши дни дерево, например, неизвестно почему… люди просто в ажиотаж впадают… Деревянные вещи… солонки там всякие, перечницы… И еще балки потолочные… Мне тут на днях попалась презабавная статейка, как раз о пристрастии к деревянным балкам… Ну прямо про меня…

М2. Вот уж правда. Это реакция на засилие железа и бетона.

М1. Но вместе с тем надо идти в ногу со временем. Я повторяю это себе всякий раз, как вместо живописной повозки вижу трактор… знаете, такие повозки… очень красивые… какого-то невообразимого голубого… Ах, простите… Вы слышали?

РАЗНЫЕ ГОЛОСА. Нет.

– Нет, ничего.

– А что слышали?

М1. Вроде свист… Он свистел… я сам слышал…

Ж3. Кто он? Опять Жан-Пьер? Опять вы за свое.

М1. Но я отчетливо слышал… Ах нет, оставьте нас… мне надо с ним поговорить. Вы произнесли слово «эстетизм»… Разве нет? Вы ничего не говорили? Но я готов поклясться… Да, я и вправду скатился… с этими повозками… Гротеск… Знаете, никак не могу избавиться от сентиментальности. От романтизма… (Пронзительно смеется.) Сколько ни сдерживаюсь, все равно прорывается. И так всю жизнь, представляете? Я из-за этого счастье свое упустил.

Ж1. Ой, расскажите скорее… Как вы его упустили? Какое счастье? Ну же, расскажите нам все!

М1 (покорно). Расскажу. Все-все… Ничего не утаю. Так вот. Я был ужасно влюблен. Безумно. Она была восхитительна. Замечательная девушка. Ну абсолютно то, что мне нужно. И сильная ровно настолько, насколько сам я слаб. А лицо… Вот смотрите, Жан-Пьер, когда он вот так сидит, в профиль, прямой, непреклонный и чистый, он мне ее напоминает. Она бы ни за что не стала, как я… Да еще из-за какой-то ерунды… Мы сидели на берегу Сены, в сквере Вер-Галан. Готовились к экзаменам. Пытались разобраться, в чем разница между репортом и депортом. Это был экзамен по финансовому праву. И тут я ей говорю… (Прыскает.) Посмотрите, как склонилась ива, как падает свет… какие на воде блики… в общем, какую-то чушь в этом духе… Она даже головы не повернула, так и сидела, уткнувшись носом в конспекты… Я повторил… А она посмотрела на меня строго и спросила, что же такое все-таки репорт… И тут я понял, что наши отношения дали трещину… Я так никогда и не смог это объяснить. Просто все рухнуло. Она так ничего и не поняла. А вся моя семья… И ее тоже. Они были сначала так счастливы… «Это ненормально», – сказал мой отец. Он был в ярости… У меня и вправду что-то не так, отец был прав… Именно поэтому…

М2. Хо, вот умора. Как же вы нас рассмешили! А ваши наличники все ж вам дороги, а, признайтесь?..

М1. Ну да, сами видите, чего мне это стоило. Я потом очень жалел… Может, потому и жизнь не удалась… Вы слышали? Он как будто произнес какой-то звук. Мне показалось, он засмеялся…

М2. Конечно, засмеялся. Вы всех уморили.

М1. Да, он засмеялся, это точно. Я его рассмешил. Как же я рад. Я все бы отдал, лишь бы… Пусть все забирает – все принадлежит ему. Все. Ему. Лишь бы смеялся. Ну что, вы перестали хмуриться? М-м? Я вас рассмешил… Может, вспомнили что-то?.. Что-нибудь смешное… из вашей жизни… Это было бы такое счастье, такая честь… Вам не нужно отдавать столько же, сколько я. Что касается меня (с неожиданным достоинством), я отдал много… и никто даже не заметил (подавленный вздох)… здоровенный кусок… А от вас требуется лишь маленький кусочек… Крупиночка… Былиночка… С нас и того довольно… Но нет, руки прочь! Не любите, когда к вам так, вплотную? Вы ни о чем меня не спрашиваете, не так ли? И с чего это вдруг я к вам прицепился… Вы прямо сжались весь. Это сильней… Ой, смотрите, он отодвигается. Прекратите… (Обращаясь к другим.) Да сделайте же что-нибудь, черт побери, придумайте что-нибудь наконец, это становится невыносимым, неприличным…

Ж1. Ну в самом деле, Жан-Пьер, скажите же что-нибудь…

Ж2. Право, Жан-Пьер нас презирает…

Ж3. Жан-Пьер, вы на меня тоску нагоняете… (Смех.)

М2. Ну хорошо, Жан-Пьер, молчите дальше. (Смех усиливается.)

М1. Они вас дразнят… А я вот что вам скажу в определенном смысле я вас понимаю. Просто это вещи, которых нельзя касаться. Они слишком дороги для вас, эти наличники. Неприкосновенны. С ними должно обращаться очень бережно, как с предметами культа, облачась предварительно в священные одеяния. Профанация вас возмущает. Вы хотите мне выразить свое неодобрение. Хотите отмежеваться. А ведь точно. Молчание – знак несогласия. Вам претит, когда опошляют… Как я вами восхищаюсь. Мне нравится ваша непримиримость. Ваша суровость. Вы поэт. Истинный поэт… Поэт – это вы…

Ж3. Ну вот. Опять вы впадаете в крайности. Только что он был тупица. Теперь – Бодлер. Знаете, Жан-Пьер, то, что вы делаете, – это круто.

Ж1. Ах, если бы я могла удержаться, я бы хранила молчание. Всю жизнь.

Ж2. Вы знаете, Жорж Санд… В этом был секрет ее очарования. Говорят, она рта не раскрывала.

Ж1. Да, и курила толстые сигары. Представляю себе: сидит, полузакрыв глаза, с таинственным видом. Меня не удивляет, что все современники были во власти ее чар.

М2. Вы забыли одну маленькую деталь: ее творения уже создали ей репутацию. Ее молчание было весомо.

М1. Да нет же, вы не понимаете. Как раз в этом и состояла ее слабость. Без романов было бы еще сильнее. Когда ничего не делаешь – это очень сильно. Вот так вот сидеть и молчать, ничего при этом не сделав… Простите, это я не о вас, я знаю, что вы работаете, я даже восхищаюсь вашей работой… Такие, знаете… Но эта область для меня совершенно герметична… Нет, мы говорим вообще. Просто это очень сильно, когда ничего в жизни не сделал, но при этом оказываешь определенное давление…

Ж3. Странное дело, вы знаете, это заразно. Мне передался этот ваш недуг… я чувствую себя, как бы… будто на меня что-то давит… Словно какие-то флюиды… Ах, Жан-Пьер, прекратите сейчас же…

Ж2. Жан-Пьер, уси-пуси, посмотрите, во-он птичка полетела… А ну-ка улыбнитесь… И еще разок… Тю-тю-тю… Ну вот.

Ж3. Он и впрямь улыбнулся… Я видела…

М2. Правда, я тоже видел. Улыбнулся. Абсолютно точно. Он веселится, на нас глядя, это совершенно очевидно… Мы его забавляем. Мы – забавные. Мы им загипнотизированы. Мы в плену. В сетях. Его молчание – это сети. А он наблюдает, как мы в них трепыхаемся.

Ж1. Я тоже буду так делать. Мы все будем. Давайте в это играть. Тишина. Все молчат, исполненные собственного достоинства…

Ж2. Но…

Ж3. Тс-с-с…

Молчание.

Ж2 (прыскает со смеху). Нет, чурики. Я больше не могу. Сил нет, язык чешется…

М2. Нет, мы явно не на высоте. Вынужден это констатировать. Круглый ноль! Никуда наше молчание не годится. Эффект – нулевой. Для меня, во всяком случае.

РАЗНЫЕ ГОЛОСА. И на меня никакого воздействия.

– И на меня.

– Никаких ощущений.

– Это легче воздуха. Пустота.

М1 (страстно). Вот видите, я же вам говорил. У него молчание весомо, оно наполнено до краев. Просто невероятно, сколько там всего. Увязнуть можно. Утонуть.

М2. По правде говоря, вы много насочиняли. Вы наполняете это молчание такими вещами, которых там, может быть…

Ж1. Дается, как известно, только тем, кто уже имеет. Взаймы дают только богатым. Я вот могла бы молчать до скончания времен…

М1. Теперь я знаю, в чем вы меня упрекаете. Вы правы. Все дело в форме. Я говорил вам это недавно… Но понял только сейчас… Форма. Чтобы вы их приняли, эти наличники, надо было, чтобы я вам их преподнес по всем правилам политеса, как должно – в белых перчатках и на серебряном подносе. В виде книги, например. В красивой обложке. С приятным шрифтом. Изящно оформленной. Стилистически выдержанной. А я ленивый – вы сказали, я понял это, – я ни на что не гожусь, все норовлю как-нибудь. Я хотел без усилий, без затрат произвести на вас впечатление, ошеломить, добиться легкого успеха – так просто, за здорово живешь, взять пустой болтовней. Надо было повкалывать в поте лица, посидеть над этим пару ночей. Приправить наличники стилистическими фигурами. Разве нет? Вот этого вы и не можете простить. Все должно быть разложено по полочкам. Если бы это был поэтический сборник, вы бы снизошли… Ах нет, простите. Почему снизошли? Может быть, вы бы даже насладились им сполна – этой квинтэссенцией, этим нектаром, в тиши уединения…

Ж1. Ага! Выходит, это золотое молчание. Теперь вы обязаны написать для нас прекрасную поэму. Вы про эти окна напишете поэму. Вы…

М2. Невозможно. Ничего не выйдет. Слишком обсосано. Банально донельзя. Отработанный материал. Пусть уж лучше так…

М1. Ну вот. Слышали? Все это ни к чему. Так, барахло. Одни только слова, ничего больше. Наши слова. У человека с утонченным вкусом это вызывает отвращение. Вы наш спаситель. Такие люди, как вы, просто необходимы. Они заставляют двигаться вперед… Высоко несут факел…

Неожиданно кричит.

Фальшь! Какая фальшь! Насквозь фальшиво. Я просто безумец. Не в меру расщедрился. На самом деле от вас никакого проку. Даже близко ничего похожего. Сам не знаю, чего я тут навыдумывал. И что вы себе позволяете?.. Как вы смеете меня учить? Вы ненавидите поэзию. Вы ненавидите ее во всех проявлениях, в чистом виде и в виде искусства. Вы прагматик. А то, что вы называете сантиментами… О нет, нам с вами тесно в этом мире. Рядом с вами даже находиться невозможно – мне не хватает воздуха, я задыхаюсь… Рядом с вами вянет все живое. Но я заставлю вас подчиниться, я поставлю вас на колени. Я стану описывать эти наличники, и вас заставят, хотите вы того или нет. Вы будете вынуждены… Он что, повторил слово «вынуждены»? Вы засмеялись и сказали «вынужден».

Ж1. Нет, это я сказала. Повторила за вами.

М1. Нет, он тоже сказал. Я это слышал. Он сказал: «Вынужден?» – и засмеялся. Я – вынужден? Так и сказал. «Вынужден?» Кто же может его вынудить? Что бы ему ни прочли, кто может заставить его восхищаться?

Ж2. О, не будем преувеличивать. У Жан-Пьера отменный вкус. Он своих любимых классиков наизусть знает.

М1 (жалобно). А я как?.. Как я могу?.. Как мне тягаться? Ведь у меня нет имени. А он не хочет признавать… Ни в грош не ставит. Месье – сноб, ему подавай признание. Прагматики, они такие. Какой у вас с этого доход в конце года? Сколько вы на своих наличниках заработали?

Молчание.

Ж3 (немного сомнамбулически). Есть на свете такие люди… одно их присутствие парализует голоса, сердца… И голоса, и сердца…

Ж2. Как красиво сказано. Чье это?

Ж3. Бальзак. Насколько я помню, это сказал Бальзак… Меня это поразило. Кажется, он написал это в «Луи Ламбере», некоторые, не будучи этого достойны, поднимаются до известных высот и одним своим присутствием парализуют и голоса, и сердца…

М1 (в изумлении). Это сказал Бальзак? Господи! Да что же вы раньше молчали? Почему вы раньше это не говори ли? А я-то безумец. Я! Когда Бальзак, сто лет назад… И надо же такому… Он видел, он чувствовал, как я… он понял… Одного мнения достаточно, чтобы доказать… И кто? Бальзак! Ни больше ни меньше! Вот если бы Бальзак был тут… (Радостно смеется.) Ну разумеется, что может быть проще?.. Да я же чувствовал это, я догадывался: этот человек затесался в нашу среду безо всякого на то права, он здесь чужой, самозванец. Он заставляет замереть…

М2. Не знаю, заставляет ли он замереть сердца, но что касается голосов… Ваш, мне кажется… Вы никогда столько не говорили…

М1. А! Что случилось? Ой-ой-ой, он встал… Умоляю вас, не уходите… Только не сейчас… Не так… Помогите… У меня земля уходит из-под ног, я потерялся, один где-то между небом и землей… ох…

Ж1. Ему надоело. (Смеется.) Вы его оскорбили. И есть из-за чего.

М1. Оскорбил? Полноте! Ничуть вы не оскорбились. Скажите же им, скажите… Да я бы что угодно сделал… Он зевнул, он потягивается. Мы ему наскучили. Вот видите, это мы с вами недостойны. Мы принадлежим к низшим сферам. Мы, а не он. Ему с нами скучно…

Ж2. Это еще ничего не значит. Те, кто принадлежат к низшим сферам, томятся с теми, кто…

М1. О, прошу вас, оставьте все эти мудрености, сейчас неподходящий для этого момент… Низшие, высшие… Да в чем между ними разница? Мы все одинаковы, равны, мы братья… и вот среди нас… один из нас… нет, это выше моих сил… вы послушайте, как он хрустит суставами… и так скривился… он сейчас… взгляд блуждает… он приподнимается… мысленно он уже… о!.. о-о… Итак, дамы-господа, минуточку терпения, прошу вас. Жан-Пьер, сейчас я расскажу вам… Нет-нет, не пугайтесь, к наличникам это уже отношения не имеет, черт с ними, с этими треклятыми наличниками… Пропади они пропадом… (Смех.) Я расскажу вам одну презабавную историю. Анекдот. У меня их много в запасе. Обожаю рассказывать – и слушать тоже. Так вот, двое друзей… все время травят анекдоты, одни и те же. В конце концов решили их пронумеровать. Пронумеровали. Один говорит, к примеру: 27-й… Второй думает-подумает и принимается хохотать. Потом наоборот, второй говорит: номер 18-й. Первый соображает, скрипит мозгами и тоже ну хохотать!.. Смешно, правда?

Ж2, Ж3, М2. Ха-ха-ха…

Ж2. Смешно, Жан-Пьер. Вы не находите?

М2 (несколько смущаясь). Знаете, он мне напоминает молодого человека из другого анекдота. Тоже ничего. Все сидят в гостиной и смеются. Один молодой человек молчит. Хозяйка поворачивается к нему: «А вы почему не смеетесь?» А тот: «Спасибо, мадам, я уже посмеялся».

М1. Ха-ха-ха. Отличный анекдот, прямо-таки превосходный. Я его не знал… А я расскажу вам другой. Недавно слышал… Маленький мальчик приходит домой после урока закона Божия. Отец спрашивает: «И о чем рассказывал сегодня господин кюре?» «О грехе», – отвечает мальчик. «Да? И что же он сказал?» Мальчик задумался, а потом говорит: «В общем, он против».

Общий смех.

Ж1. Ха-ха-ха! Я ужасно похожа на этого мальчика… Говорю в точности как он – «это здорово», и точка. Меня муж за это все время ругает. Бывает, схожу на выставку или прочту книгу… Я и в детстве была такая же. Отец спрашивает, что мы проходили по истории… А я ему… (Все менее уверенно.) Не знаю, зачем я это рассказываю… В принципе, все то же самое… Я повторяюсь… В общем, я ему говорю: «Возрождение…» А вид у меня не слишком уверенный… Отец терпеть не мог. Он опять: «И что же это твое Возрождение? У меня впечатление, будто ты понятия не имеешь, что это такое…» А я ему: «Ну в общем, это здорово…» (Кое-кто смеется.) Глупо. Не знаю, чего это я вдруг…

М1 (в ярости). Не знаете? Ну так вам объясню. Все из-за этого господина. Вы стали его жертвой. Он вас заразил. На вас нашло. Он вас притягивает…

Голос. Он ее притягивает.

М1. А я, как вы думаете? Мне зачем понадобилось рассказывать все эти истории? Мало ли чего я знаю… Поверьте, у меня нет ни малейшего желания блистать… Так что дело именно в этом. (С горечью.) Мы как будто не в себе. На все готовы, лишь бы развлечь месье. Да соблаговолит он меня простить, но что мы только не делали, что только не придумывали. Готовы были выставить себя на посмешище, унизиться до последней степени… А она, бедняжка, совсем голову потеряла… Мы душу готовы заложить… Выставить эту душу на всеобщее поругание… Что я, собственно, и сделал… Пусть забирает ее…

Ж1 (умоляюще, шепотом). Да… да, возьмите и мою… Я больше не могу ее удерживать… вы ее вдыхаете… она приподнимается, летит… я вам ее дарю… складываю как дар к вашим ногам… Она вам нравится?

Ж2. А моя? Она вот какая. Печальная? Она вам не нравится?

Ж3. А если не печальная? Если разочарованная? Страждущая? Нет, опять не то?..

Ж4. А если, наоборот, задорная? Смешная. Веселая. Лихая… Сейчас увидите, я…

М2. Нет, лучше такая: комическая, немного гротескная, я знаю… Ему это должно понравиться. Погодите, я вам сейчас расскажу… Ничего, Марта, если я расскажу?

Ж4 (с печалью и безнадежностью в голосе). Ну разумеется… все что захотите. Как я могу вам запретить? Если вы считаете… но только я не уверена…

М2. Честно говоря, я тоже. Но попробовать можно… Терять все равно нечего…

Ж4. Ну что ж, тогда давайте.

М2. Ну так вот, вы прекрасно знаете, что Марта вечно что-нибудь отчубучит. Например, она прекрасно плавает, но у нее есть один недостаток: она боится вставать на ноги…

М1. Видите? Он как будто удивлен, вон, смотрит на вас. И с чего это вы вдруг так, безо всякого перехода?.. Могли бы подготовить… как-нибудь преподнести свой рассказ, поведать нам предысторию. Так повернуть беседу, чтобы… Но что уж теперь… Теперь уж…

М2. Нет, не нужно никаких предисловий… К чему они? Только время терять… Это его раздражает, он начинает нервничать… Ну так вот, это было на берегу моря, в это лето. Марта плавала, был отлив… Вдруг как закричит: «Помогите!» Все повскакивали… Народ начал собираться…

Ж4. Какой еще народ – мы были одни…

М2 (строго). Да нет же, Марта, вспомните: на пляже было много народу. Я ей кричу: вставайте на ноги! На ноги вставайте! Да куда там, только зря горло деру… Люди за животики держатся: у нее же дно под ногами… такая вот потешная история…

М1 (с грустью). Напрасно стараетесь, никакого эффекта. Все ваши жертвы ни к чему. Нам от этого только хуже…

Ж4. Да, по-моему, стало хуже, чем было вначале.

Ж1. В самом деле. О! Даже уйти хочется. Я склонна уйти. На меня тоска напала.

Ж2. О да… ощущение… у меня тоже.

Ж3. Вот именно, что-то похожее на одиночество.

Ж4. Даже на необитаемом острове я бы чувствовала себя менее беззащитной и покинутой…

Ж2. И вправду. Мужество покинуло меня… сердце трепещет…

Ж3. Голоса и сердца… Как это точно сказано… Закон, против которого ничего не попишешь… Голоса и сердца… Его присутствие парализует…

Ж1. Я какая-то опустошенная… Как будто из меня душу вынули…

Ж2. Чернильное пятнышко, впитанное промокашкой…

Долгое молчание, вздохи.

М1 (твердым голосом). Значит, так, друзья мои. Значит, так. (Решительно.) Я говорил вам, что там стоят домишки, точно из волшебных сказок. С деревянными кружевными наличниками. Они окружены садами, утопают в зарослях акации… Там все первозданно и как будто напоено чистотой и детством… А в маленьких церквушках или в часовенках… да, только ради них, чтобы на них взглянуть, стоит туда поехать… Даже самая невзрачная церквушка таит в себе невероятные сокровища… потрясающие фрески… (повышая голос) в византийском духе (все четче проговаривая слова), нечто подобное встречается в Македонии (как будто заученно), неподалеку от Граканики и Декани… И нигде больше, даже в Мистре, вы не найдете такого совершенства. Есть одна деревенька, не помню названия, но я вам потом найду на карте… так вот, там такие великолепные… такое богатство декора. Это Византия в чистом виде, ярчайший образец… (Уверенно.) Впрочем, существует книга на эту тему, с массой документального материала, с великолепными иллюстрациями… Автор – Лабович.

Жан-Пьер. Лабович?

М2, Женщины. Вы слышали?

– Нет, вы слышали?

– Он заговорил.

М2. Вот видите, когда дело касается конкретных вещей… Серьезных вещей. Византийского искусства, к примеру… Это все же несколько иное, чем то, что… (Хихикает.)

М1 (невозмутимо). Да, это великолепная книга. Прекрасно издана. Очень вам рекомендую. Если уж ехать в те края, необходимо как следует подготовиться.

Жан-Пьер. Лабович, вы сказали? А издатель кто?

М1. Кордье, если не ошибаюсь. Я могу потом сказать поточнее.

Все (радостно, восторженно).

– Он разговаривает…

– Вопросы задает…

– Это его заинтересовало…

М1. А почему бы ему не интересоваться византийским искусством?

Ж1. Да потому что некоторое время назад…

М1. А что было некоторое время назад?

Ж2. Да вы же сам…

М1. Что я сам?

Ж3. Ну, его молчание…

М1. Какое молчание?

Ж4 (смущенно). Это было немного… Мне показалось… (Мнется, потом говорит.) А впрочем, нет… Сама не знаю…

М1. Ну и я не знаю. Я ничего не заметил.

Ложь

Действующие лица

Ивонна.

Люси.

Симона.

Жюльетта.

Жанна.

Жак.

Робер.

Пьер.

Венсан.

Ивонна. Я была готова провалиться сквозь землю.

Люси. Я тоже. Я не знала, куда деваться.

Симона. О! Мы чуть не умерли.

Жак. Я ушам своим не поверил. Стивер. Как в дурном сне. Назвать это имя… При Мадлен…

Робер. При Мадлен? Он заговорил о Стивере? Не может быть…

Симона. Как вы осмелились?

Люси. Что касается меня, то я не решалась взглянуть на нее.

Ивонна. На нее больно было смотреть. Она вся сжалась… стала просто серой…

Робер. Послушайте, мне кажется, она скрывает это, как нечто постыдное.

Жак. Я стараюсь избегать, пускай даже отдаленно… И принимаю все меры… А вы… Из какого теста вы сделаны? Откуда у вас берется смелость? Хоть убейте меня…

Пьер. Я не мог удержаться… Как хотите, но это уже слишком. В конце концов, всему есть предел… За кого она нас принимает? За кретинов? Если бы вы только слышали ее! (Он подражает женскому голосу.) «Вы видели новые тарифы? Пожалуй, скоро придется ходить пешком. В метро нельзя будет ездить… И вечно за все расплачиваются такие бедняги, как мы…» А они преспокойно выслушивали все это… Вы бы только посмотрели на них… Как они поддакивали… Вздыхали.

Ивонна. О! Вздыхали… Вы преувеличиваете…

Пьер. Нисколько. Вы готовы были пожалеть ее. Все молчали, никто и пикнуть не смел… Это было свыше моих сил, вот я и взорвался…

Люси. И правда. Слово вылетело, точно пушечное ядро: Стивер! Вы буквально выкрикнули это…

Пьер. Нет, не выкрикнул, мне кажется, я просвистел. Во мне все кипело. (Изображает самого себя.) «А я думал, вы внучка Стивера… единственная наследница… Злые языки утверждают… Ведь это он – тот самый знаменитый стальной король, я не ошибся?» И тогда – вы видели?

Симона. Нет, я не могла смотреть, это было слишком ужасно.

Жак. Не понимаю, по какому праву… В конце концов, это ее дело. Она ни от кого ничего не требует…

Робер. Еще бы. А мне она кажется забавной. Что поделаешь, таких, как она, много. Сколько людей стыдятся того, что у них есть деньги, – невероятно. Вы заметили? Теперь всем хотелось бы иметь отца-пролетария. Я считаю, это здоровая тенденция…

Симона. Да, жанр «пролетария» сейчас в большом почете… Особенно среди интеллигенции… Они даже перенимают кое-что у них… Например, манеру говорить… одежду…

Венсан. Они – возможно… В таких вещах… Вы правы… Но что касается Мадлен, тут дело совсем в другом, у нее это не мода… Скорее, предосторожность: она, мне кажется, скупа… Но, признаюсь, на сей раз она перестаралась, она и меня раздражает… Хотя это вовсе не значит, что надо, подобно Пьеру…

Ивонна. Ах, Пьер такой непримиримый, такой нетерпимый… Знаете, дорогой Пьер, кого вы мне напоминаете? Того самого героя, уж не помню из какого романа, о котором кто-то сказал: он никогда и никому не позволит солгать даже самую малость…

Люси. Это верно, Пьер, вы ужасны… Нельзя же ни с того ни с сего превращать себя в защитника попранных истин, непогрешимого судью… Уверяю вас, это вам не идет.

Пьер. Говорю же вам, это вылетело само собой… как будто кто-то подтолкнул меня… Ничего, ничего – и вдруг… колесо завертелось, костер запылал…

Жюльетта (с прямодушной важностью). Именно так прокладывает себе дорогу истина. Это следует сказать в оправдание Пьера: когда истина ищет выхода, рвется на волю…

Жанна. Да, да! Ее не удержишь… Она требует жизненного пространства, мы и понятия не имеем… Начинается своего рода экспансия…

Жак. Признаться, когда Мадлен затевает это, у меня тоже начинается зуд, и бывают моменты…

Жюльетта. Да, я считаю, что она ведет себя из ряда вон…

Симона. Так и есть, мне кажется, раньше она была скромнее и делала это мягче… А теперь эти бесконечные причитания…

Жанна. Должна сказать, что я бы на ее месте… Не знаю, но я бы ни за что не осмелилась… Я бы испугалась… Я никогда не могла, даже по пустякам… Прежде всего, мой отец с самого раннего детства… Что-что, а с этим у нас было строго… Да потом, мне бы и в голову не пришло…

Венсан. Однако такая кристальная честность… Должно быть, это утомительно…

Жанна. Нисколько, терпеть не могу лгать. Даже в мелочах я никогда бы не смогла…

Жак. Чему вы улыбаетесь, Пьер?

Пьер. Я улыбаюсь?

Жак. Да, и с таким видом… С вами никогда не знаешь… Вы вроде детектора лжи…

Пьер. Почему? Разве кто-нибудь солгал?

Жак. Нет. Но Жанна сказала, что она никогда не лжет… Так вот это ее «никогда»… Я подумал… ведь это такая редкость. Мне показалось, что у вас тут же… как бы это сказать… Словом, у меня сложилось впечатление, будто на вас опять нашло… И вы улыбнулись…

Робер. О, послушайте, хватит наконец. Похоже, это заразно, вот и вы начали…

Жюльетта. В нем тоже прорастает истина. Я же говорила вам: когда она ищет выхода…

Жанна. Очень любезно с вашей стороны…

Жак. Нет, Жанна, вас это нисколько не касается… Но мне показалось… Дело в том, что малейшее преувеличение…

Пьер. Нет, нет, не слушайте его, ничего подобного… С Мадлен дело другое, там речь идет не просто о преувеличении, а о вещах невероятных, о фактах… В каждом из нас есть нечто, и когда это нечто стараются подавить, оно сопротивляется… Ему надо прорваться… Это все равно что пытаться подавить… Ну, не знаю…

Люси. О! Послушайте, до чего мы дойдем, если каждый из нас по всякому поводу… Надо сделать усилие, превозмочь себя.

Симона. Это всего-навсего вопрос тренировки, самообладания.

Робер. Что касается меня, то должен вам признаться – и не ради похвальбы, нет, нет – эта истина может рваться на волю, сколько ей угодно… Я держу ее крепко, уверяю вас… В узде… Ничего не поделаешь, иначе не проживешь.

Симона. А знаете, это великолепно. Это признак настоящего здоровья. Я читала в одной книге по психиатрии, что тот, кто не умеет хранить тайну…

Ивонна. Вот именно. Лучше и не придумаешь. Это-то я и хотела спросить: что происходит с вашей истиной, Пьер, когда надо хранить какую-нибудь тайну? Рвется она на волю или нет?

Пьер. Конечно, рвется. И порой очень болезненно. Так и кажется, что вот-вот разразишься… Но бывают, само собой, случаи… приходится сопротивляться… данное слово… чувство приличия… Да что говорить, сами знаете…

Ивонна. А! Вот видите…

Пьер. Ну что я должен видеть? Что мне надо сдерживаться в отношении Мадлен? Из чувства приличия? Это уже слишком… Кому из нас, спрашивается, не хватает этого чувства приличия: ей или мне?

Жюльетта. А ведь верно, она издевается над нами.

Венсан. Пожалуй, что так… Когда она начинает хныкать по поводу своей нищеты… В один прекрасный день со мной случится то же, что с Пьером, я взорвусь…

Пьер. Вот видите. Он говорит вам то же, что и я. Нет ничего ужаснее, когда это начинает рваться на волю… Тут, кажется, можно убить и отца и мать…

Жанна. Но можно убить и себя. Такие случаи тоже бывали.

Пьер. Например, Сократ…

Жак. О! Прошу вас, не сравнивайте себя с Сократом.

Симона. Так, чего доброго, умрете не вы, а мы! Вы подвергаете нас самой настоящей пытке, и все ради того, чтобы восторжествовала ваша трехгрошовая истина.

Ивонна. К слову сказать, в данном случае речь идет о крупных грошах. И сколько бы ни издевались над тем, что дед Мадлен…

Люси. Да все этим грешат: одни больше, другие меньше. Мелкая ложь… Что поделаешь, люди испытывают необходимость привлечь к себе внимание… Каждый старается как может.

Ивонна. Что касается меня, то мне таких людей просто жаль.

Робер. А меня они забавляют. Признаюсь, мне они даже нравятся. Обожаю наблюдать за ними.

Жюльетта. Вам это нравится? Нравится, чтобы вам лгали? Тут есть что-то порочное…

Робер. Возможно… Но я уже говорил: что касается меня, то я эту истину держу в руках. В узде. Пусть себе рвется на волю сколько угодно, меня не проведешь. Впрочем, я не делаю никаких особых усилий. Вы же видели, когда Пьер взорвался, я, напротив, смотрел Мадлен прямо в лицо…

Венсан. О! Это отвратительно…

Жанна. Лицемер.

Робер. А вы что думали? Когда взрываешься, тут-то и попадаешься на удочку. Взять хотя бы Пьера. Все на него набросились: «Гадкий, противный. Зачем во всем видеть только плохое? Зачем быть таким жестоким?» Его считают чуть ли не убийцей. Не он, а другой, оказывается, невинно пострадал. И защищают не его, а другого. «Чувство приличия… Они имеют полное право… Пусть себе лгут…» Ну а я, я оставляю их в покое. Пускай делают что хотят. Мне это ничего не стоит. И уверяю вас, я нисколько не страдаю. Меня это ничуть не трогает. Еще чего.

Жюльетта. Но почему? Как вам это удается?

Робер. Не знаю… Это довольно трудно объяснить. Пожалуй, тут есть что-то инстинктивное… Поступаешь так или иначе без долгих размышлений…

Жюльетта (с жаром). Да, я понимаю, без размышлений… У некоторых это получается само собой. Есть совершенно особые люди, которые никогда не раздумывают ни секунды. Стоит им дать себе полную волю, как тут же, без всякого труда, они делают именно то, что нужно…

Жанна. Да, но нам, кому в этом отношении не повезло, нам, страдальцам, не могли бы вы все-таки показать…

Робер. Но как?

Жюльетта. Да, да, покажите нам. Я уверена, что и у нас это получится. Я уверена, что и сама смогла бы стать такой, как вы, и даже получать удовольствие… Надо только понять самую суть, я же чувствую.

Жак. Они правы. Продемонстрируйте нам свое умение.

Симона. Все дело тут, наверное, в тренировке.

Жюльетта. Это все равно как упражнения, развивающие гибкость… Мне кажется, я угадала: мы лишены гибкости.

Жанна. В общем, это своего рода гимнастика…

Робер. Да, пожалуй, в какой-то степени… Хотя, может быть, это больше напоминает бокс…

Жанна. Чего же мы ждем? Начинайте урок.

Робер. Извольте…

Ивонна. О! Как забавно. Похоже на психологическую драму…

Робер. Ну хорошо… Только кому-то надо пожертвовать собой… Нужен лжец.

Венсан. Я согласен.

Пьер. Вот и прекрасно. Мне кажется, вы как нельзя более подходите для этой роли.

Венсан. Поверьте, вы неостроумны.

Пьер. Нет, правда. Прошу прощения. Но только о какой роли идет речь? Я имею в виду, какого лжеца? Их столько, и таких разных…

Робер. О! Это не важно. Нашелся бы только завзятый лжец. Такой, с которым трудно бывает удержаться, кто выводит из себя и самых закаленных. Да вот, к примеру, Эдгар. Как только он заводит разговор о своих подвигах во время Сопротивления… Согласитесь, надо иметь немалую выдержку…

Жак. Очень хорошо, пусть будет Эдгар. Прекрасно. Когда он начинает, то даже я…

Робер. Итак, Эдгар. Играйте Эдгара. Начинаем. Приступайте. С видом скромным…

Жюльетта. И очень честным… Что касается меня, то при одной мысли об этом я делаюсь больна…

Симона. Вот именно… Эдгар великолепен. Начинайте.

Венсан. Ну что ж. (Откашливается.) Так вот. Подождите. Сейчас, сейчас. (Изменив голос.) «Знаете, храбрость – это не для меня. Я слышать об этом не могу».

Ивонна. Очень хорошо. Обычно он так и начинает.

Венсан. А все потому, что сам всего боюсь, в сущности, я порядочный трус.

Симона. В точности как он. Великолепно. Вы были бы прекрасным актером.

Венсан. Да, я всего боюсь… Нет, правда…

Робер. И что же… Все молчат? А мне кажется, что если бы все происходило на самом деле, то именно в этот момент обычно кто-то… например, вы, Люси…

Люси. Мне трудно себе представить. Это ведь не на самом деле.

Робер. А если бы это было на самом деле, моя дорогая, то вы непременно остановили бы его: «Вы – трус! Как, вы, Эдгар, и боитесь! В свое время вы доказали…» Ну или еще что-нибудь в таком же духе.

Пьер. И верно, Люси, вы же прекрасно знаете, что не смогли бы удержаться.

Люси. Увы, это сильнее меня… Вечно я лезу вперед, будто кто меня тянет…

Венсан. Бедняжка Люси… Такая послушная…

Пьер. Такая покорная…

Люси. Что ж, смейтесь надо мной, это легко… Но дело в том, что мне всех жалко. Вы, вы способны ничего не дать, когда человек – или даже не человек, а голодное животное – смотрит на вас, ждет… Тут нельзя не дать… Лучше самому терпеть лишения…

Ивонна. Да, я понимаю вас… Это правда, Эдгар внушает мне сострадание… На его месте мне было бы так страшно… Он, верно, просто дрожит от страха…

Венсан. Дрожит! Да знаете ли вы, что такие люди толстокожи. Они ни о чем не подозревают… Они убеждены, что вы им верите… А если и не убеждены, то все, что им требуется, – это чтобы вы делали вид, будто попались на удочку. Им этого вполне достаточно. Таким способом они подчиняют вас себе…

Пьер. А вы всегда готовы подчиниться… И не только Люси. Все вы настолько деликатны… Как только он начинает, глаза у вас делаются круглыми… вы изображаете удивление: «Эдгар, как вы можете так говорить…»

Жюльетта. Ну нет, только не я. Вначале я держусь, не поддаюсь, молчу…

Жак. А что это меняет, молчите вы или нет? Всем известно, молчание – знак согласия.

Жанна. О! Послушайте, мы совсем запутались… Я думала, Робер будет нас учить… Робер, милый, спасите нас, помогите нам выбраться…

Робер. Как же я могу это делать? Мне не дают говорить…

Жюльетта. Признаться, я уже ничего не понимаю, мне кажется, надо все начинать сначала…

Жанна. Она права, мы сбились… Ну что ж, Венсан, начинайте заново…

Венсан. Знаете, я всего боюсь… Вот почему, когда во время оккупации надо было…

Робер. Ну, Люси, на этот раз давайте…

Люси. А может быть, мне лучше попробовать промолчать…

Робер. Нет, лучше говорите, для демонстрации это будет удобнее… Вот увидите…

Люси. Вы, Эдгар, и боитесь!..

Робер. Так. Что вы чувствуете, когда говорите это? Или вернее: где вы находитесь?

Люси. Где я нахожусь?

Робер. Да, на каком расстоянии от Эдгара? В каком положении?

Люси. А! Понимаю… Подождите минутку… Надо подумать… Дело в том, что я не привыкла… Такие вещи… Я не знаю…

Робер. Сделайте над собой усилие. Разбейте действие на составные части. Что происходит, когда вы говорите это? Что вы делаете?

Люси. Мне кажется, я стараюсь приблизиться… Мне хочется подойти к нему вплотную… стать рядом… чтобы он не чувствовал, что я понимаю… Меня это пугает… сама не знаю почему.

Робер. Так вот, отойдите. Подальше. Как можно дальше. Главное – это расстояние. Рассматривайте его, как рассматривают муравья, муху. Или, если хотите, паука.

Люси. О! Нет, этого я не могу…

Робер. Если вы с самого начала не можете сделать даже такой малости, тогда…

Люси. Хорошо, я попробую. Итак, Венсан, начнем сначала.

Венсан. «Я всегда всего боялся. Еще в школе, когда я был мальчишкой…»

Люси. Вы, Эдгар, и боитесь…

Робер. Где вы были на этот раз?

Люси. Ничего не поделаешь, никак не получается. Я была совсем рядом, еще ближе, чем раньше. Я подошла вплотную, чтобы помочь ему заглушить… голос истины… Скрыть ее… начисто… Я так боялась, как бы он не подумал, что я все понимаю… Не могу этого вынести… Мне было бы стыдно.

Робер. Вот потому-то я и говорю вам: не принимайте в этом участия. Сохраняйте дистанцию. Следите за его движениями издалека… Словно поддразнивая веточкой насекомое и ожидая, что будет дальше. Позабавьтесь же немного. Давайте все вместе. Так вам будет легче, вы перестанете ощущать свое одиночество. Попробуйте. На расстоянии. Не наклоняйтесь к нему. Держитесь прямее. И поддразнивайте его длинным стебельком. Начали…

ХОР. Вы, Эдгар, и боитесь…

Робер. Ну вот. Вы ставите ему ловушку, подпускаете его… А теперь – кто кого. Ага, он попался. Разве не смешно?

Симона. Нисколько. Я так не могу. Это настолько цинично…

Жак. А я вот не стремлюсь быть таким, как Робер. Пожалуй, это еще труднее. Мне не хочется следовать его примеру.

Люси. О! У меня мурашки побежали по спине…

Жак. Знаете ли, я не энтомолог, а Эдгар не муравей.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.