В один из вечеров, в субботу, она шла из столовой, заметила афишу и поразилась названию фильма - "Не крадите моего ребёнка!" Киноконцертный зал был здесь же, рядом со столовой, и она торопливо купила билет. Фильм оказался американским. Юную красивую девушку, прикинувшись влюблённым и влюбив её в себя, соблазняет по поручению какой-то фирмы парень. Ребёнок, который должен родиться, уже продан за большие деньги богатому бездетному семейству. Всё это раскрывается, и молодая мать отчаянно борется за своего ребёнка...
      Лена, затаив дыхание, смотрела на экран: "Почему она не возненавидела этого ребёнка? Ведь парня-то она до отвращения возненавидела. А ребёнок же от него... Надумали? Я-то ненавижу обоих... Обоих? Да! Да!" Лена старалась почувствовать свою ненависть и, когда представляла усы Стаса, передёргивалась, но, как ни старалась, она никак не могла представить реально своего ребёнка... "Ненавижу я его или нет?"
      Он начинал уже шевелиться, нет-нет и толкнётся мягко, но настойчиво. И каждый раз Лена замирала - началось?
      Однажды она лежала, листая какую-то книгу, и вдруг вспомнила о сумке. ещё тогда, продумывая свой план, она наметила и сумку, и совок, и даже вокзал, с которого поедет - с Казанского, потому что ездила по этой дороге и запомнила густой лес сразу за городом. Она всё это наметила, а вот сумку до сих пор не приготовила. Лена потыкалась по углам, сознавая, что зря - у неё кроме чемодана и портфеля ничего не было. Пришлось затягиваться и тащиться в магазин. Там она как-то деловито и не торопясь выбрала клеенчатую вместительную сумку и неожиданно, в последний момент, ещё и огромный целлофановый пакет.
      Дома разделась, устелила зачем-то дно сумки газетой, положила туда железный лопатообразный мусорный совок и целлофан. А потом посмотрела на эту приготовленную деловую сумку, и её начала пробирать дрожь. Она смотрела на страшную сумку, и зубы её противно клацали, и как она ни стискивала челюсти, дробный стук не прекращался. Лена резко запихнула сумку под кровать, закуталась с головой в одеяло, с тоской подумала, что ещё и на постель что-нибудь подстелить придется...
      И -- заплакала.
      10
      Кто-то впился железными когтями в низ живота и начал раздирать её тело.
      Сердце остановилось. Был полдень. Лена резиновыми руками с усилием натянула на себя халат ("Зачем, зачем я это делаю?"), вышла, шатаясь, в коридор, и, придерживая живот рукой, вдоль стенки пошла в 315-ю ("Зачем, зачем я это делаю?!. Ведь я не это хотела делать!") и ввалилась туда. Она успела сказать белыми губами вскочившей Лилии Петровне: "Быстрее... Я рожаю...", - закатила глаза и, цепляясь скрюченными пальцами за дверь, осела на пол.
      Потом она словно плавала в каком-то вязком тёплом киселе и, изредка выныривая на поверхность, ощущала запах лекарств и смутно видела марлевые повязки на лицах, а вверху - ослепляющий потолок... И всё время была боль...
      Она очнулась оттого, что боли нет и услышала странный мяукающий звук, словно где-то вдалеке ехала "скорая помощь" с включенной сиреной.
      "Что это? - устало удивилась Лена, и её мягко толкнуло в измученную грудь. - Это же ОН... Жив..."
      Она хотела спросить - кто? мальчик? - но глаза её закрылись, и она погрузилась в приятную темную тишину...
      "Жив!"
      1980 г.