Наседкин Николай
Город Баранов
Николай Наседкин
Город Баранов
Сцены современной жизни в 3-х действиях
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Вадим Неустроев, поэт; 40 лет (вместо кисти левой руки - протез в перчатке).
Лена, его жена; 30 лет.
Иринка, их дочь, 10 лет.
Михеич, доморощенный мафиози (мясист, окладистая седая борода).
Волос, подручный Михеича (тощий, вертлявый, весь в "джинсе", с сальными длинными прядками, на носу - узкие очочки с жёлтыми стёклами).
Валерия, "бандитка"; 20 лет (особенно в ней привлекает-поражает контраст между вызывающей, яркой, проститутской внешностью и тихой, плавно-скромной, полусонной манерой держаться).
Митя Шилов, художник; 35 лет (бородка, усы а-ля Репин).
Марфа Анпиловна, жена Шилова (суровая женщина с мужскими ухватками, говорит басом).
Дарья Михайлова, 32 года.
Бомж.
Телевизор, чёрно-белый "Рекорд".
Действие происходит в чернозёмном городе Баранове в однокомнатной квартире Неустроева.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Апрельское утро. Солнце освещает почти совсем пустую комнату. Под стеной, прямо на полу - надувной резиновый матрас, на котором спит одетый (в джинсах и свитере) Вадим Неустроев. Над ним - зеркало в пыльной бахроме и паутине трещин. Рядом на гвоздях висят две рубашки и "парадно-выходной" костюм, прикрытый газетой. В углу у окна возвышаются на газетке две стопки книг, томов пятьдесят. На подоконнике - три-четыре фотоальбома, бронзовый бюстик Сергея Есенина, раскрытая портативная пишущая машинка. В другом углу прямо на полу стоит старый ящик "Рекорда" и перебинтованный синей изолентой телефон (с "громкой связью"). Валяется несколько пустых бутылок. Ещё на стенах бросаются в глаза две картины кисти Дмитрия Шилова: портрет Вадима во весь рост (он сидит на стуле, нога на ногу, увечная рука перекинута за спинку, не видна, в правой - раскрытая книга, по коротким строчкам понятно, что это стихи); другая картина - пейзаж: синие горы, полоска голубая Байкала и прозрачное сибирское небо.
В правой части сцены видна часть кухни: грязная плита (на ней закопчённый мятый алюминиевый чайник и обитая кастрюля), раковина-мойка; в левой - прихожая с входной дверью: на гвоздях висят куртка-плащёвка, кепка, стоят внизу стоптанные сапоги и туфли.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Нахрапистый стук в дверь. Вадим ворочается, поднимает взлохмаченную голову, машет правой рукой: мол, пускай стучат. Но стук не прекращается долбят уже ногой. И вдруг слышится скрежет отпираемого замка.
Вадим. Ничего себе! (Как бы про себя) Впрочем, я уже подозревал это!..
Охая, нашаривает на полу очки (простенькие, с треснувшим стеклом), сползает с матраса, держась здоровой рукой за голову и встряхивая протезом (рука затекла), плетётся к двери. Второй замок уже тоже отперт, в щели над цепочкой - харя Михеича. Тот щерится и в момент суёт копыто в проём, заклинивает дверь.
Михеич. Во! А я уж печалюсь стою, - не помер ли с перепою? Сколько ж дрыхнуть можно, а, парень? Давай-ка, открывай - разговор есть.
Вадим. Ногу уберите, пожалуйста.
Михеич секунду медлит, но всё же убирает из проёма свой чудовищный 47-го нумера - американский армейский сапог. Вадим, скинув цепочку, впускает незваного гостя, демонстративно заслоняет вход в комнату. Михеич по-хозяйски запирает нижний замок, накидывает цепочку, для чего-то, скорячившись, выставив бычий зад, глядит длинно в глазок, удовлетворённо хрюкает
Вадим. Откуда ж это у вас ключи?
Михеич. Э-э, да ты и впрямь ни хрена не помнишь? Сам же мне по пьяни запасные отдал: дескать, возьмите, Иван Михеич, будьте другом, а то помру, никто и в квартиру не войдёт. Неужто позабыл? А-а-а, понятненько... Головка-то бобо? Щас подлечим, подмогнём.
Достаёт из кармана куртки бутылку водки, суёт в руку Вадиму, снимает куртку-кожан, пристраивает на гвоздь, цепляет сверху разбухшую барсетку, прикрывает её кепоном. Деловито приглаживает клешнями седые космы вокруг мощного сократовского лба, распушивает бороду. Вадим, дождавшись, пока "гость" кончит охорашиваться, протягивает "Русскую" обратно.
Вадим. Я не пью.
Михеич. Чего-о-о? Хорош ерепениться-то! С ним, как с человеком, а он кошки в дыбошки. Давай, давай стаканЫ - сполосни токо, а то опять, поди, в одеколоне (всхохатывает и, отстранив Вадима, проходит в комнату).
Вадим. Я не стану пить - бросил.
Михеич. Ну брось дурить! Как не похмелиться-то?
Вадим. Я пить не бу-ду-у-у!
Михеич. Ну, на нет и суда нет. Упрашивать не люблю. Не пойму токо, чего ты, парень, сёдни кочевряжишься?
Он сам притаскивает из кухни табурет, стакан, кусок хлеба, усаживается перед матрасом (Вадим уже сидит на нём), сворачивает, как голову курёнку, пробку, наливает себе до каёмочки, выдохнув на сторону, двумя глотками закачивает в себя водку, затыкает волосатые ноздри хлебом. Ставит стакан на пол, вытирает рот горстью, достаёт сигареты "Прима", коробок спичек.
Михеич. Ну, вот теперь и погутарить можно. Закуришь?
Вадим. Вы же знаете, что я не курю... (Старается говорить ровно, без придыхания) И в квартире МОЕЙ вообще-то - нoу смокинг.
Михеич. Это чего такое? (Задерживает на полдороге зажжённую спичку)
Вадим. Это значит, что здесь не курят. Я, кажется, имел уже удовольствие об этом предуведомлять. Так что, Иван Михеевич, вы меня фраппируете тем, что так явно, напоказ, манкируете правилами МОЕГО дома.
Михеич (секунды три таращит на Вадима зенки и всё же спичку задувает-гасит). Ну ладно - зачал придуриваться. Пойду, уж так и быть, в уборной курну. Да и надо мне по надобности.
Уходит в туалет. Вадим мигом хватает бутылку, делает из горлышка три больших глотка. Поперхнувшись, зажимает рот ладонью. С полминуты борется с тошнотой. Переводит дух, вытирает слёзы. В туалете рычит сливной бачок. Вадим глубоко три раза вдыхает. Михеич, устроившись опять на шатком табурете, сразу хватает быка за рога.
Михеич. Ну, парень, подобьём бабки? Сколь уж ты мне должoн знаешь-помнишь?
Вадим. Сколько... тысячи три, я думаю?
Михеич. Ха! Шуточки шуткуешь? Ровнёхонько шесть тыщ и пять рубликов почитай двести баксов без малого. Вот они, расписочки твои, все туто-ка.
Вадим (кисло усмехается). А пять-то откуда взялось? Да и вообще - не многовато ли?
Михеич. Так ведь, почитай, три месяца ты, парень, на мой счёт живёшь-то - а? И не худо живёшь. Вот и накапало...
Вадим (брюзгливо). А-а-а, ладно... Лишние только разговоры. Должен так должен... И - что дальше?
Михеич. А дальше-то всё попроще репы пареной будет: возвернуть надо должок-то, да и - разбежимся. У меня свои дела, у тебя - свои.
Вадим. Вот что, Иван Михеевич, в кошки-мышки играть перестанем. Я примерно предполагаю, какие гениально-дальновидные планы рождаются-клубятся в ваших талантливых, ваших изощрённых мозгах, так что давайте без обиняков. Итак, что конкретно вам от меня надо?
Михеич (построжел, деловито оглаживает бороду). Ну, что ж, давай по-деловому. Денежки ты мне возвернуть не могёшь. Ждать, пока ты их где-нибудь закалымишь - я не могу, времени нет. А продать у тебя нечего, акромя себя самого да квартирёшки, нету. Тебя, парень, я и за рупь двадцать не возьму: в делах ты валенок, для охранника кулаков у тебя нехватка. Вот и получается, касатик, остаётся одна лишь толечко квартирёнка твоя. О ней и разговор.
Вадим. А если разговор о том, что никакого разговора между нами не получится? Видите ли, милейший, я вас знать не знаю, а расписки ваши дурно пахнущие без печати нотариуса, мой вам совет, - используйте по назначению в сортире.
Михеич смотрит с выделанным недоумением, улыбка растворяется в бороде, багровая темь наползает на бугристое лицо, глаза сузились. Он вдруг рывком выбрасывает лапу, ухватывает скрюченными пальцами Вадима за горло. Тот хрипит, пытается оторвать руку-захват. Михеич без усилий поднимает-подтягивает его к себе, глядит в упор в его вылезшие на стёкла очков глаза.
Михеич. Р-р-разом убью, сучар-р-ра! Шутки шутковать вздумал?
Отталкивает-отшвыривает Вадима. Тот падает на матрас, бьётся затылком о стену, хватается рукой за изломанное горло. Глаза зажмурены. Сглатывает шершавый ком, вдыхает раз, второй во всю мощь лёгких, встаёт, молча проходит на кухню, набирает в стакан воды из-под крана, медленно, с болью делает несколько глотков, медленно возвращается. Михеич встречает его настороженным взглядом. Вадим садится на матрасе по-турецки, твёрдо встречает его взгляд.
Вадим. Я вас попрошу больше так никогда не делать. Не надо. Во-первых, это не интеллигентно. А во-вторых, вы можете не рассчитать в следующий раз а кому от этого польза? Пускай убивать вам не привыкать стать, я это предполагаю, но квартирка-то моя, хвала Богу, ещё не приватизирована, так что... (Михеич хочет что-то вякнуть, но Вадим выставляет щитом ладонь) Минуточку! У нас деловой разговор, а он не по-деловому затягивается. Я к нему, признаться, приготовился. Вот мои условия, от которых я не отступлюсь. Сколько там за мной? Шесть тысяч пять рублей? Значит так: вы мне сейчас, немедленно, выкладываете наличными ещё тринадцать тысяч девятьсот девяносто пять. Это будет всего - двадцать, как вы выражаетесь, "штук". Я живу в этой своей квартире ещё пару месяцев... Да, ровно два - до тринадцатого июня. Затем я квартиру, уже приватизированную, продаю вам или обмениваю и получаю ещё сорок - всего сорок -тысяч. И плюс какой-нибудь угол для проживания. Квартира моя по нынешним ценам стоит тысяч триста - это самое скромное. Думаю, шестьдесят тысяч - это по-Божески и вас не разорит. И ещё... (Михеич опять хочет перебить, но Вадим не позволяет) И ещё: эти два месяца напоследок я хочу и намерен пожить по-человечески, поэтому требую, или, если хотите, прошу поставить в квартиру какую-никакую мебель - стол, стулья, диван. Всё равно это ваше будет и вам останется. Я же расписку напишу, что не запачкаю, не порву и не продам. Вот все мои условия.
Михеич (посопев, хлопает ладонью по толстомясой ляжке). Чего ж, хозяин - барин. Тем паче, я Валерке намерен квартирёшку твою подарить, а у неё аккурат в июне, шешнадцатого, день рождения-то. Годится.
Он топает в прихожую, возвращается со своей кожаной потёртой сумкой-кошельком, усаживается вновь на табурет, вынимает запечатанную пачку 500-рублёвок, поплевав на заскорузлые пальцы, принимается отсчитывать новенькие купюры, придерживая сумку локтем. Отслюнявив двадцать восемь радужных бумажек, глядит на Вадима.
Михеич. У тебя сдача-то будет?.. Скоко это?.. Пять рублей?..
Вадим. Нет.
Михеич. Ну, нет так нет - при окончательном расчёте учтём-приплюсуем. Считай-ка, а потом и расписочку нарисуешь. (Ухмыляется-шутит) Пользуйся, парень, моей добротой - без прoцентов даю.
Вадим принимает кучу дензнаков, деловито пересчитывает на матрасе, демонстративно просматривает две-три на свет, одну даже пробует на вшивость-фальшивость мокрым пальцем. Михеич в это время выпивает ещё. Вадим суёт капиталы под матрас, карябает, подложив под листок бумаги его барсетку, расписку, провожает "гостя" к выходу. Уже закрывая за ним дверь, предупреждает:
Вадим. Надеюсь в эти два месяца вас не видеть, не встречать. Знаю присматривать будете, но в гости больше не пущу - и не стучитесь. Кстати, и замки завтра сменю.
Михеич не успевает ничего хрюкнуть в ответ, как Вадим захлопывает дверь. Стоит секунд 15, глубоко задумавшись, машинально потирая горло и морщась. Потом быстро шагает в комнату, решительно хватает за горло бутылку с остатками водки, относит на кухню, выливает в раковину, вытряхивает всё до капли.
Вадим. Травись ты ею сам, Карл Маркс вонючий! (Идёт в комнату, присаживается к телефону, стучит нетерпеливо по кнопкам, дождавшись контакта, говорит с придыханием) Митя!.. Алло!
Голос Шилова. Это ты, Вадя? Ты где запропал-то?..
Вадим (всё так же тихо). Потом, потом! Митя, ТВОЕЙ нет рядом?..
Голос Шилова. Нет, слава Богу, нет!
Вадим (уже не приглушая голос). Тогда, Митя, спасай меня! Сегодня же моё рождение. Забыл? Сорок мне, Митя, сорок! Тугрики есть, навалом. Митя, друг, лети ко мне!..
Голос Шилова (восторженно). Какой разговор! Уже лечу!
Вадим. Всё, жду! (Кладёт трубку, смотрит на себя в зеркало, проводит пальцами по щетине, подглазным мешкам, шепчет-бормочет) Да-а-а, сорок... Доплёлся? Докатился? (Смотрит-всматривается ещё секунд десять) Э-э-эх, гадина ты гадина!.. Всё! Чёрт меня побери - всё! Так, ПАРЕНЬ, жить нельзя... ТАК! ЖИТЬ! НЕЛЬЗЯ! (Включает машинально, по привычке телевизор)
Телевизор. ...Чечни. В результате теракта погибло четырнадцать человек, тридцать два получили ранения. Очередной террористический акт совершён сегодня утром в Тель-Авиве...
Вадим (с ожесточением). Одно и то же!.. (Идёт в ванную, слышно, как он там умывается-плещется, чистит зубы. Возвращается в комнату, вырубает телевизор, нашаривает под матрасом клочок газеты, сверяясь с ним, снова настукивает-набирает номер на телефоне.) Алло! Здравствуйте! Скажите, это клуб трезвости "Оптималист"?
Мужской голос. Да, это "Оптималист". Что вас интересует?
Вадим. Будьте добры: когда у вас следующий набор и сколько всё это стоит?
Мужской голос. Следующие занятия начинаются у нас в среду, семнадцатого, в шесть часов вечера. Родственников мы приглашаем накануне, во вторник, также к восемнадцати ноль-ноль. Курс на сегодняшний день стоит тысячу восемьсот...
Вадим (невольно). Ого!
Мужской голос (поспешно). Это только кажется, что много. Подумайте, что такое каких-то тысячу восемьсот рублей - это всего полтора ящика водки... Вы, что, в месяц не выпиваете ящик водки? Бутылку в день? К слову, за кодирование больше берут...
Вадим. Да, да, я понял!
Мужской голос. Вы родственник или?..
Вадим. Нет, я не родственник, я сам... алкаш... Стопроцентный и со стажем!.. Значит, в среду? Семнадцатого? Спасибо! (Кладёт трубку) Ну вот, хорошо хоть грoши есть... Да и опохмелюсь напоследок по-царски, по-королевски - в самый наипоследний раз...
Стук в дверь - явно условный: три удара коротких, три длинных, три коротких.
Вадим (бросаясь в нетерпении к дверям). Ага, вот и Митя! Наконец-то!
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Митя слегка запыхался. Он в берете набекрень, куртчонке и потёртых вельветовых джинсах. Пальцы в красках.
Шилов. Привет, Вадя! У тебя, правда, день рождения? Ты ж вроде никогда особо не отмечал?
Вадим. Ну, сегодня случай как раз особый - рубеж, можно сказать... Да я и не отмечаю: с тобой, Митя, вдвоём и посидим, помянем моё прошлое. Тем паче, мы с тобой уж, поди, с Нового года не видались... Извини, если оторвал от работы. Как там у тебя дела с "Гибелью России"?.. Впрочем, стоп! Чего это мы насухую говорим-то? Есть у тебя сумка?
Шилов (хлопает по карману). Пакет есть.
Вадим. Вот деньги, Митя - тысчонки, думаю, хватит?
Шилов. Ни хрена себе! Ты чё, банк грабанул?
Вадим. В "Русское лото" выиграл. Закупай, Митя, на всю катушку. Не вздумай дешевить - сегодня праздник!
Шилов. Это я мигом! Не дрейф, Вадя, натюрморт нарисую на все сто... Вернее - тыщу!
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Вадим закрывает за Шиловым дверь и не успевает толком отойти, как раздаётся дробный стук. Вадим ждёт. Стук повторяется - слабенький, но настойчивый и длительный. Вадим вздыхает, идёт к двери, смотрит коротко в глазок, открывает. За дверью - Валерия.
Валерия (с неуверенной размытой улыбкой). Можно? Я на минуту...
Вадим (бурчит). Ну, раз на минуту - проходи. (Пропустив Валерию, выглядывает на площадку, запирает дверь) Что это вы сегодня поодиночке приходить вздумали?
Валерия (горестно). Так ОН уже был, был у вас?
Вадим. Кто - он? Михеич был, а Волос ваш, поди, ещё сны похмельные досматривает. Попозже, видно, припрётся - раз пошла такая катавасия... (Пауза) Ну, здравствуй, коль пришла, проходи в горницу.
Валерия расстёгивает лёгкий плащик, но не снимает, проходит в комнату, пристраивается на табурет, оправляет короткую пышную юбку. Колготки её прозрачные, донельзя выставленные, её полная грудь в щедром вырезе цветастой кофточки (лифчика на ней явно нет) тревожат взгляд Вадима. Он опускается на свой матрас, снимает очки, протирает полой свитера, вновь напяливает на нос.
Вадим (пытаясь говорит строго). Ну, так какое у тебя дело?
Валерия (упорно смотрит на свои розовые коленки). Я... я, Вадим Николаевич, предупредить вас хотела... Не берите больше денег у Ивана Михеевича...
Вадим. Почему же? Я деньги люблю, у меня их нет, а Михеич - человек добрый, щедрый, МЕЦЕНАТ. Почему бы и не одалживаться у него?
Валерия (почти шепчет). Не надо... Это очень опасно...
Вадим. Скажи, тебе нравится моя квартира?
Валерия (с недоумением смотрит на Вадима, вокруг). Грязно очень, запущено, обои тусклые...
Вадим. Ну, грязь, обои - дело не вечное. А так, вообще - ты хотела бы здесь жить?
Валерия (поражённо). С вами?!
Вадим. Почему со мной? Можно и без меня. Просто жить и всё.
Валерия (жалобно, по-детски). Я вам правду говорю, Иван Михеевич шутить не любит. Он очень... сильный человек. Не берите у него деньги...
Вадим. Валерия, забываю всё спросить: тебя родители как в детстве звали - Валерой?
Валерия (улыбается светло). Нет - Валей... Это мне отец имя придумал, в честь кумира своего - Валерия Ободзинского, а потом и сам не рад был. Валей называли - и он, и мама.
Вадим. Да-а, Валерий Ободзинский был певец что надо! А вот с Михеичем, Валя, мы между собой сами разберёмся - не встревай. И вообще, зачем и почему ты с НИМ? Вы что - ВМЕСТЕ живёте?
Валерия (смотрит упорно вниз). Нет, не вместе... Я одна в домике живу, в Пригородном...
Вадим (всё злее, надрывнее). Но ты ЖИВЁШЬ с ним, спишь?
Валерия. Он... он меня выкупил... Меня в карты проиграли, а он выкупил... Пятьдесят тысяч заплатил - ещё в прошлом году... Большие деньги...
Вадим (брезгливо). Не хочу, не хочу, не желаю знать никаких подробностей!.. Скажи только, а что тебе от меня-то надо - а? Ну, чего ты вот сейчас припёрлась? Я хочу, я желаю (всё выше поднимает голос), чтобы вы все оставили меня в покое! Все! До единого!..
Валерия (смотрит исподлобья и вдруг выдаёт).
Как много может человек,
Когда он полюбил
Любить и жить хоть целый век,
Казалось, хватит сил...
(Вадим теряет дар речи, олигофренно пучит на гостью глаза. Валерия шарит в сумочке, вынимает журнал "Наш современник") Вот только что увидела в библиотеке...
Вадим. Ты ходишь в библиотеку?!.. Впрочем, ладно!.. Дай-ка! Дай! (Выхватывает из её рук журнал, лихорадочно листает, смотрит-вглядывается, шевеля губами. Задумчиво, как бы про себя признаётся) Когда-то, на заре пресловутой туманной юности, в Сибири ещё, я мечтал об этом, я говорил себе: вот напечататься в толстом столичном журнале и - умереть!.. Да-а-а, сбылась мечта идиота! В сорок лет... (Со смешком) И про напечататься, и про умереть...
Валерия (горячо). Мне очень, очень, Вадим Николаевич, ваши стихи понравились. Сейчас всё больше заумь какую-то печатают, белиберду - даже без рифм, без смысла... А такие стихи, как у вас, я очень люблю. Я и не знала, что вы - поэт...
Вадим. Ну, какой там поэт (машет небрежно рукой, но голос его предательски ломается). А скажи: почему именно эти строки ты сейчас прочитала? Почему эти?
Валерия. Я могу и другие...
Вадим. Не надо! Всё это чушь. Всё это - старьё. Я уже года два стихов не пишу - выздоровел... Так что - не будем бередить старые раны... А эти, в журнал, я давно послал - уж и забыл про них...
Валерия. А что, у вас ни одной книжки нет?
Вадим (усмехается). Как же - целых три! (Кивает на стопку книг у окна) Вон там где-то валяются.
Валерия (умоляюще). А вы не подарите мне хотя бы одну вашу книжку?
Вадим. Да Бога ради! (Приносит от окна книжечку-брошюрку) Только ручку искать надо.
Валерия. У меня есть, есть! (Достаёт из сумочки ручку, ждёт, пока Вадим подпишет, берёт, вполголоса читает) "Валерии, красивой девочке, губящей свою судьбу, с надеждой, что она очнётся. Автор. Город Баранов. XXI век".
Вадим (ещё раз полюбовавшись на журнал, протягивает). На!.. Душу только разбередила... (Нарочито резко) Всё?.. Больше просьб не будет? Тогда, извини, у меня дела...
Валерия. Вы журнал оставьте, это - вам...
Вадим. Он же библиотечный!
Валерия. Да я сто рублей сунула библиотекарше, она мне с радостью отдала... Не беспокойтесь, им "Наш современник" бесплатно присылают по несколько экземпляров...
Вадим (занудно). Всё равно нехорошо... Теперь я сотню уже и тебе должен! У тебя будет сдача с пятьсот?
Валерия. Да вы что? Я же так, от чистого сердца... (С горечью) Значит, всё же он опять вам дал деньги?
Вадим. Всё, всё! За журнал спасибо! Но у меня, и правда, дела... Извини!
Валерия покорно кивает головой, плавно, глянув в зеркальце, проводит по губам помадой, закрывает сумочку. Вадим провожает её до двери. Уже на пороге она задерживается.
Валерия. Не берите у него...
Вадим. Ва-ле-ри-я, это - мои заботы! Не омрачай свои нежные мозги. Прощай! (Почти выталкивает её прочь, захлопывает дверь) Тоже мне - будет карябать душу! Разбередила своими - тьфу! - моими стихами, бандитка малохольная. Мало им убить человека, они ещё в душу хотят к нему залезть, потоптаться там. Негодяи!.. (Условный стук в дверь) Ага! Наконец-то!
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЁРТОЕ
Открывает. На пороге - Шилов с мешком из собственной куртки в охапке.
Шилов. Пакет, гад, не выдержал, лопнул! (Выставляет на газетку, постеленную Вадимом перед матрасом, покупки) Вот, две взял. И - по ноль семьдесят пять, чтоб не бегать потом.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.
