В. и Д. Нарижные
      КОГДА НАСТУПИТ ВЕЧЕР...
      
      
      Залепленные снегом вековые беловежские сосны тяжело шумели под ветром и осыпались поблескивающими в лунном свете искорками. Крепчал мороз. На заброшенной правительственной даче, обнесенной глухой высокой оградой, было тихо. Чуть светились два окна первого этажа. Сугроб у крыльца с темными промоинами там, где справляли малую нужду, возвышался почти до обветшалой мемориальной таблички с барельефами трех президентов. Поземка окончательно заметала два приткнувшихся у сарая без того уже безнадежно заснеженных "мерседеса". В холле, среди увядших без полива финиковых пальм, неприкаянно бродили одичавшие голодные павлины, изредка сиротливо перекликаясь выцвевшими голосами. Серая пыль покрывала полы, подоконники, мебель и люстры. На журнальном столике под толстым мягким слоем с некоторым трудом можно было разглядеть прошлогодний эротический журнал "Лель" с огромной, во весь разворот фотографией обнаженной Аллы Пугачевой.
      В углу возле камина приютились два человека; стариками их называть было бы, конечно, рановато, но было видно, что временем биты оба были крепко. Они чем-то неуловимо походили друг на друга, только у одного нос был прямой, увенчанный очками с положительными диоптриями в тонкой оправе, отчего глаза казались слегка увеличенными, а у другого - нос картошкой. На них были надеты одинаковые телогрейки защитного цвета и неумело подшитые валенки. Чувствовалось, однако, что оба когда-то знавали лучшие времена.
      Мелодичной трелью чуть слышно мурлыкнул телефон. Один из двух сидевших у камина пожилых небритых мужчин лениво поднял трубку.
      - Ну?
      - Glad to listen you, my friends! - зачастило оттуда. - Happy New year! My congratulations! I'm Billy! Your old Billy from United States! Well, how are you?! Of course, I don't forgot, I...
      Мужчина пожал плечами и молча вернул трубку на место. Телефон тут же отозвался новой трелью, и тогда второй, очкастый, холеный, с благородной проседью, пожав плечами, неторопливым движением отрезал провод от аппарата. Первый одобрительно зевнул, посмотрел на часы и налил обоим по рюмке самогона из початой трехлитровой банки.
      - Кал ласка! Вось мы яе з агурком...
      Внезапно двери распахнулись настежь, порыв холодного воздуха со снежинками влетел в комнату из темноты лесной ночи, сметая застарелую пыль. Зашуршали павлины, "Лель" замахал страницами, скрывая Пугачеву и выставляя вместо нее мумию Нефертити в фривольной позе. Хозяева обернулись.
      Гость представлял собой тщательно ухоженного, полностью седого человека с крупными чертами лица. Мясистый нос и щеки его были красны с мороза. Стоя на пороге, он внимательно окинул взглядом комнату, невесело ухмыльнулся, помотал головой и вошел, плотно прикрыв за собой дверь.
      - Выперли?.. - вопрос, хотя и не был задан вслух, но явственно был написан на лицах хозяев.
      - Ну, понимаешь, - как бы оправдываясь, прогудел гость, - сколько ж можно. Я бы даже сказал - устал... Надоело. С наступающим вас!
      - Дзякую, - чуть заметно улыбнувшись, ответил тот, что имел нос картошкой. - Але табе з мароза штрафную трэба!.. - и он налил гостю из банки в граненый стакан сомнительной чистоты.
      - Будь ласка, то й мен тршечки, - негромко попросил прямоносый.
      Гость принял стакан, чокнулся, умело выпил и аппетитно захрустел соленым огурцом.
      - Ну, со свиданьицем! Хорошо... Вроде как попустило. Сами солили?
      - Так, сам, бо що нам ще тут робити, як не огрки солити, - с легкой горечью отозвался прямоносый.
      - Абвыкай патроху, - добавил второй. - Мо цяпер сам начышся лепей за нас.
      Прибывший не торопясь открыл дорожный кейс, вытащил из него телогрейку и валенки и, облачившись, подсел к камину. За окнами в темноте неслышно падал снег, на мгновение становясь видимым у самых стекол; синие огоньки перебегали по поленьям, и в сумерках зала неподвижные лица людей странно напоминали изображения на старой бронзовой доске у входа.