Коломиец насквозь пропитан ядом, но не как скорпион в брачный период, когда от него не знаешь, что ждать — соития или жала в спину, а как рыба-собака в озере Танганьика. Он так же раздулся в пузырь и своим ярко-желтым цветом предупреждает всех окружающих — внимание, опасность! Я не в обиде за то, что он называет меня Морозко, потому что в нем нет злобы. Он сокрушен ситуацией, которую сам же и создал. И теперь он в обиде на себя и весь остальной свет, а это делает его не опасным, а беззащитным.
      Я понимаю трагизм его положения. Ни один менеджер в Москве в компании, подобной «Глобал», не получает три тысячи долларов. И ни один начальник отдела продаж не получает шесть. Свалив его с пьедестала, я урезал его заработок вполовину, и от одного этого можно впасть в отчаяние, я понимаю его… Я верну тебе должность, Саша, я верну тебе твои шесть штук, ты просто еще не знаешь об этом, но прежде чем это случится, ты должен понять одну простую вещь — никогда не иди против меня. Твои акции — это ВTL и АТL регионального масштаба, но никак не командование неустойчивыми корпоративными массами на месте. Отдохни, остепенись, получи небольшую дозу унижения, снова расставь приоритеты, и через три недели ты вернешься на свое место. У меня и в голове нет придумок заменить тебя кем-то другим, ты один такой, и именно поэтому в Москве никто из начальников отдела продаж не получает шесть тысяч…
      — Может, тебе стоит переговорить с Лисиным? — слышу я из уст Гросса.
      — Через неделю после публичного унижения? — усмехается Коломиец. — Лисин заряжен на подавление… Он не пойдет на контакт…
      — А ты придумай какой-нибудь необычный ход, — советует недалекий, но услужливый Гросс.
      Мысленно похвалив Коломийца за правильные выводы, я стал прислушиваться еще тщательнее. Не исключено, что сейчас речь пойдет о самом сокровенном, то есть о том, чего я не знаю.
      — Понимаешь, Гена… — Коломиец замолчал, и я представил, как он привычно для себя трясет руками. — Простой пример. В кино существует тридцать шесть сюжетов. Тридцать седьмой придумать невозможно. Все, что ты видел за всю свою жизнь на экране, очерчивается тридцатью шестью сюжетами. Все, точка. Точно так же и в офисе. За все время существования бизнеса люди вычислили только пять стилей поведения в конфликтной ситуации.
      Я слышу щелчки зажигалок, что свидетельствует о том, что моя жизнь без сигарет удлиняется минимум на пять минут.
      — Я могу закуситься с Лисиным, начать конкуренцию, но какой в этом смысл? Я себя погублю.
      «Обязательно», — подтвердил я.
      — Во-первых, мне есть что терять, во-вторых, я не обладаю таким авторитетом и властью, как Игорь. Я могу пойти на компромисс, но это бессмысленно, поскольку Лисин не для того публично меня унижал, чтобы через недельку пойти на мировую. Это не тот человек, Гена…
      «И это верно».
      — Еще я могу предложить ему сотрудничество, поскольку нас объединяют давние взаимовыгодные отношения, но это нелепо, поскольку у нас разный удельный вес, и Лисин без труда добьется моего сотрудничества и без моих инициатив. А потому мне остается только приспособление и уклонение от конфликта. Силы не равны, и однозначна вероятность того, что он меня просто выставит вон, как Маликова, помнишь?.. Два выговора и — гуд бай, Америка… А потому мне остается уклонение и смирение… чтобы собрать побольше информации.
      — По Лисину?
      — Гена, мне нравится с тобой общаться. Чаще всего, я думаю, что случаях в восьми из десяти, ты соответствуешь своему реноме вдумчивого, доброго человека. Но вот эти два раза… Это катастрофа, Гена, держи, держи себя в руках и не дай себе разбежаться в разные стороны! Я ему о тридцати шести сюжетах в кино, а он мне — «По Лисину?»!.. По Факину, Гена, по Факину!.. Я хочу знать, откуда эта сволочь появилась и с какой целью. И когда мне будут известны ответы на эти вопросы, я пойду к Лисину и напомню ему о флэшке и телефоне как быстром решении проблемы, решить которую таким образом теперь невозможно!
      — Быть может, Лисину просто нужно время, чтобы перебеситься? Пройдет месяц, и он, убедившись в том, что удовлетворен, вернет все на прежние места?
      — Ты меня имеешь в виду? — с горькой насмешкой воскликнул Коломиец. — Тогда нужно еще добавить: «и Факина уволит, и книги контроля ликвидирует, и аппараты контроля за помещениями уберет». Но в ключи с чипами он вложил много денег, а продажи возросли на четыре процента! Люди стали заниматься делом, и в них поселилась боязнь, понимаешь? То есть реально кажется, что все ходы правильные! Но есть одна проблема…
      — Одна проблема? — Гросс рассмеялся. — Мне кажется, она не одна…
      — Ты напрасно веселишься. Она и тебя коснется. Догорая, свеча вспыхивает и освещает помещение. Но потом гаснет навсегда. Эти четыре процента — как раз и есть последняя вспышка. Очень скоро начнутся перемены, по сравнению с которыми моя и Гудасова попытка убрать Факина покажутся детской невинностью.
      — Что ты имеешь в виду?
      — Я имею в виду, что Факин не тот, кто есть на самом деле. И я найду доказательства этому. Прямо сейчас.
      — Ты, наверное, знаешь, где их искать… Слушай, Саня, мне кажется, тебе стоит взять отпуск и отдохнуть. Пока тебя не будет, Лукин доведет отдел до ручки, и они с Факиным за все ответят. А тебя нет, ты отдыхаешь, лечишь разорванные Лисиным нервы… Когда продажи рухнут, Морозко поймет сам, кто ему нужен.
      — Я вчера видел, как наш…
      — Почему ты замолчал?
      После небольшой паузы я услышал осторожный голос Коломийца, обвинить которого в паранойе было невозможно:
      — Мне показалось, что мы не одни на лестнице…
      — Отдохни, Саня, отдохни! Я уверен — Лисин отпустит!
      — Эти игры с телевизором в холле… Ты знаешь об этом?
      — Боже мой! От тебя убудет, что ли? Ну, попросили тебя — ты прилепи! Лисин знает, что все шастают к плазме, потому что там шнур из гнезда вываливается! Слава богу, он главного, говорят, не знает… а то бы он за эти маневры задницу кое-кому разорвал…
      — Не знаешь, выходит… Может быть, я просто обижен и оттого галлюцинирую, — невпопад забормотал Коломиец. — Но Гена… Я об авторе этих маневров и говорю! Тут что-то не так, и с этим связан, кажется, и Факин тоже! От всего этого — от новобранца, телевизора, от всего можно отмахнуться, но как быть с фактами?
      У меня в голове шевелится месиво из мало вяжущихся друг с другом понятий: плазма, телевизор, маневры, карты, Факин, факты… О чем речь, черт возьми?
      — Какими еще фактами?
      — У меня уже есть о чем поговорить с Игорем…
      — Ты сказал, у тебя уже что-то есть?
      — Да.
      — На Факина?
      — К сожалению, нет. Но кто знает, не связан ли он…
      — Ты имеешь в виду, что причина не в одном человеке, а в нескольких?
      — Именно это я и хочу сказать.
      — И ты говоришь, что у тебя на этих людей что-то есть? Какие-то доказательства их злого умысла, направленного на «Глобал»?
      — Ты все правильно понимаешь. — Гросс довел Коломийца до того состояния, когда тот не выдержал и принял самодовольный вид.
      Вот чего не выбить из Александра, так это его неумения постоянно оставаться простым. Стоит только дать ему понять, что в нем есть что-то, чего нет в остальных, в нем сразу начинается процесс, завершающийся появлением барского вида. И с этого момента нужно потратить немало сил для того, чтобы сбить с него эту уродующую его спесь и превратить в обычного Коломийца. Это его погубит когда-нибудь…
      — Что-нибудь серьезное?
      Снова наступила пауза, и мимо меня, вниз, полетел пепел. Я даже вижу Коломийца — он сейчас раздул щеки, принял вид Зевса, придумывающего новую проказу для Геркулеса, и точно знаю, что он не выдержит — ляпнет…
      Так оно и вышло.
      — Скажи мне, Гена, на что способна любовь?
      — На многое, — соглашается Гросс. — Я, к примеру, третью неделю лечусь.
      Моя нога соскальзывает со ступени, и раздается шарканье.
      Разговор мгновенно прекращается.
      Я тоже молчу. Мне нечего сказать по поводу того, что на складе готовой продукции у меня работает человек, которому место в кабинете врача кожно-венерического диспансера.
      — Что это? — едва слышно спрашивает Коломиец у Гросса.
      Тот менее подозрителен:
      — Голубь, наверное, с подоконника снялся… Так о чем ты? А, Факин…
      — Факин — в первую очередь!
      — Перерыв заканчивается, — напомнил Гросс.
      — Ладно, двигай к себе в амбар. Вечером сходим в «Сахар»?
      — Я ставлю пиво.
      Дверь хлопнула, ставя в разговоре точку.
      — Интересно, почему пиво ставит кладовщик, а не Коломиец, чья зарплата в три раза больше, чем у Гросса? — пробормотал я, слушая, как затихает эхо и на задымленную лестницу спускается тишина.
      Я уже почти оторвался от перил, как вдруг мне на плечо упал, выбив искры и больно кольнув одной из них в ухо, чей-то бычок.
      Отшатнувшись, я быстро скинул пиджак и в ярости обнаружил, что брошенный кем-то окурок прожег мой «Зегна». Моя ярость удвоилась. Производитель этой марки уверяет, что костюму не страшны ни огонь, ни вода, и потом… я для кого, мать-перемать, приказы пишу?! Разве я не запретил дымить на лестнице, сукины дети!..
      Я не успел толком подумать над тем, кто именно бросил окурок мимо банки из-под кофе — Коломиец или Гросс, как вдруг этажом выше той площадки, где они стояли, тоже хлопнула дверь, и стало тихо так же, как и прежде.
      Это что получается?.. Пока я курил этажом ниже Коломийца, кто-то курил этажом выше его?
      Я посмотрел на пиджак. Ему конец. Нужно побыстрее подниматься в кабинет и вынимать из шкафа запасную пару. Хозяин ста миллионов капитала Игорь Лисин с дыркой на плече выглядит столь же необъяснимо, сколь необъяснимо выглядел бы Боря Моисеев, если бы вдруг появился на вечеринке с женщиной.
      Перекинув на руку уничтоженный нарушителем трудовой дисциплины пиджак, я посмотрел под ноги. Рядом с моей левой туфлей лежало орудие преступления — окурок, вытянутый почти до фильтра. Вздохнув, я присел и не без презрения поднял его.
      KISS LIGHTS SUPERSLIMS.
      Ба, женские!.. Тоненький, розовый бычочек, вынутый из блядских губок и убивший мой «Зегна» за две с половиной штуки!
      «KISS… ТЕПЕРЬ ОН ТВОЙ» — звучит в моих ушах рекламный слоган, и это голос хриплой прожженной проститутки.
      Да, сучка, теперь он мой, спасибо!..
      Подкинув его и поддав ногой, я перекидываю пиджак через плечо таким образом, чтобы не было видно дырки, и иду вниз с сатанинской улыбкой на лице, являя собой лучший образчик демократически настроенного топ-менеджера. Никто не догадается, о чем я думаю, а думаю я таким образом: «Найду, убью суку».
      «Нужно пригласить аудиторов, чтобы свели на складе дебет с кредитом. Никто не поручится за то, что в эти два случая из десяти Гена Гросс может не отдавать себе отчета в том, что делает. Я знавал одного кладовщика, не своего, слава богу. Тот крал товар у хозяина, чтобы продать, а бабки отправить в дом престарелых. Я не против помощи престарелым, я против расхищения своих денег».
      На первом этаже меня встречает начальник охраны, и он удивлен. Я бы на его месте тоже удивился. Еще бы! Президент только что поднялся наверх, а сейчас он снова в холле. Начальник охраны знает, что я любитель внезапных проверок, и потому удивление на его лице уступает место напряжению.
      — Что-то случилось? — спрашивает меня он, Старик, пенсионер СВР.
      — Давно у этого телевизора проблемы?
      Начальник охраны бросает на плазменный экран недобрый взгляд и мрачнеет на глазах. Его бы воля, он расстрелял бы этот телевизор из табельного «макарова».
      — С месяц, наверное. Лезут в эту мудату своими кривыми ручками, лезут… — по движению его губ я заметил, что он добавил еще «суки», но не произнес. Я знаю, мой Старик органически не переваривает корпорации, подобные моей, но я хорошо плачу за любовь к нелюбимому. — Говорят, антенна вываливается из разъема.
      Я направился к лифту в надежде, что кто-то подойдет к нему с ключом. На входе в лифтовую площадку я столкнулся с Зиночкой Пашковой. Когда двери разъехались и я предстал пред ней в исподнем, она ойкнула от неожиданности и залилась краской.
      — Куда?
      — Пятнадцать минут до конца обеда осталось, я хотела Катю посмотреть…
      Во мне заговорил сыщик Третьего охранного отделения тайной полиции.
      — Куришь?
      Краска с ее лица ушла, ее место заняло молоко.
      — Я только в курилке…
      — Что куришь?
      Она сунула руку в кармашек узких брючек и вытянула пачку с таким обреченным видом, словно это была прокламация.
      VIRGINIA SLIMS. МИНИАТЮРНАЯ. НО С ХАРАКТЕРОМ.
      Господи, что вы курите?!
      Я спросил бы Зиночку, кто пользует KISS, но делать этого нельзя, потому что в этом случае уже через три минуты всем будет известно, что Лисин снова быкует — он ищет тех, кто курит KISS, и явно не для того, чтобы повысить зарплату. После этого KISS в офисе будет не найти.
      Вместе мы поднялись на лифте, и я вернулся в приемную, где меня уже дожидался Лукин. Посмотрев на часы и убедившись, что перерыв еще не закончен, я прошел было мимо, но Лукин меня остановил.
      — Игорь Игоревич, есть тема.
      — Я запретил разговаривать о работе с тринадцати до четырнадцати и оставаться в офисе после восемнадцати, — напомнил я.
      — Пока не поздно, — голосом сентиментального наемного убийцы предупредил он.
      Опаздывать я не люблю, и они это знают. Если для проникновения в пещеру с сокровищами нужно произнести «Сим-Сим, откройся», то для того, чтобы стать объектом моего внимания, достаточно лишь предупредить о том, что я могу куда-то опоздать. Они это знают.
      — Любимый, — я вытянул пиджак перед собой и с ненавистью рассмотрел его в последний раз.
      — Что случилось, босс? — участливо поддержал разговор Лукин.
      — Поднимался по лестнице, какая-то мерзавка швырнула окурок, и тот прожег мне плечо.
      — Хотите, я лично займусь этим?
      Во мне забушевали бесы. Я ненавижу лесть во всех ее проявлениях, и вот это «хотите» лишь убедило меня в том, что визит Лукина — не по делу.
      Распахнув шкаф, я вытянул из упаковки фирменный пакет «Глобал», с раздражением запихал в него пиджак, пакет в сумку и сумку бросил под стол.
      — Давай быстрее, что там у тебя?
      Чувствую, что это мелочь: скорее всего, Лукин принес мне план мероприятий, которыми я должен проникнуться и изгнать навсегда Коломийца из компании, наверное, это какой-то компрометирующий Коломийца слух. Лукин спустя месяц окончательно убедился, что тянуть лямку тяжело, а Коломиец ему в этом деле не помощник, а потому нужно срочно что-то придумывать. Что-то неординарное. Я уверен в этом, но все равно киваю. Лучше потерять четверть часа перерыва впустую, чем потом пеплом посыпать голову, сожалея о совершенной ошибке. Не исключено, что Лукин помудрел за месяц и его осенило.
      Не успел я сесть за стол, как помудревший Лукин сказал:
      — Игорь Игоревич, как исполняющий должность начальника отдела, я считаю, что Факина…
      Он на мгновение замолчал, и я уже было собрался мысленно закончить за него фразу сакраментальным"…нужно увольнять», как вдруг осекся, потому что услышал:
      — …в общем, считаю целесообразным принять как факт, что его следует принять на работу, закончив тем самым его испытательный срок.
      Теперь я точно знаю, кто оставил наскальный рисунок в туалете последним.
      Месяц назад в нашем сияющем чистотой и богатством убранства мужском сортире, в средней из трех его кабинок, на одной из бледно-коричневых итальянских плиток появилось сообщение, исполненное белым маркером:
      «У СОНИ К. ДЛИННЫЕ НОГИ, НО ОЧЕНЬ КОРОТКИЕ РУКИ».
      Речь шла, по-видимому, о Софье Валентиновне Косторминой, финдиректоре.
      Первого писателя я вычислил быстро. Мне и времени нечего было терять, чтобы догадаться, — автором является Герман Попович, ее подчиненный. Приблизительно в тот самый день, когда появился наскальный рисунок, она пыталась его уволить, для чего и явилась ко мне с предложением. Но я отказал, потому что второго бухгалтера Поповича стоило поискать.
      Для того чтобы проверить, насколько хорошо справляется со своими обязанностями техничка тетя Даша, утром следующего дня я зашел в ту же кабинку и понял, что попал на форум.
      Под старой маркерной мыслью светилась новая, только теперь уже красная:
      «ТАМ, ГДЕ НАВОЗ, ВСЕГДА ВСЕ РАСТЕТ ЛУЧШЕ».
      Промучившись над вопросом, у кого из сотрудников есть огород, я явился в ту же кабинку к обеду.
      «ТОГДА ПОЧЕМУ У МАШИ ТАКИЕ ДЛИННЫЕ ВОЛОСЫ?» — прочел я синюю надпись, тоже без претензий на авторство.
      Признаться, меня интересовала уже не халатность тети Даши, а сама постановка проблемы. Действительно, почему?
      К этому следует добавить еще и тот факт, что писать на керамической плитке карандашом или ручкой, то есть теми предметами, которые могут находиться в кармане внезапно почувствовавшего нужду сотрудника «Глобал», невозможно. А это значит, что все, кто входил в кабинку, безоговорочно давали согласие на участие в этом ЖЖ и, позабыв о главной проблеме, на полусогнутых бежали в свой кабинет. Там они прихватывали пригодный для письма инструмент и только после этого возвращались, запирались и гадили. И в это время к ним приходили лучшие из мыслей.
      «ГДЕ?» — прочитал я к концу рабочего дня.
      «НА ГОЛОВЕ», — на следующее утро.
      И к обеду: «СЧИТАЮ ЦЕЛЕСООБРАЗНЫМ ПРИНЯТЬ КАК ФАКТ, ЧТО У СОНИ ДЛИННЫЕ ВОЛОСЫ, ПОТОМУ ЧТО У НЕЕ ВМЕСТО ГОЛОВЫ ЖОПА».
      — Лукин, не вы ли месяц назад стояли в актовом зале с транспарантом «Бей вора»?
      — Это была ошибка, которую я, как руководитель, признаю.
      Главное в ответе — «я как руководитель». Лукин и мысли не допускает, что скоро все перевернется. Как раз в тот момент, когда в отделе снова начнется брожение, которого я не наблюдаю уже неделю.
      — И что же вас подвигло принять это как факт?
      Лукин вынимает из папки документы и выкладывает на мой стол. Он, менеджер, мгновенно превратившийся в руководителя, почему-то считает, что президент компании Лисин тотчас бросится читать его писанину.
      — Что там? — Я встаю, зеваю и, отходя к окну, вынимаю пачку. Я решительный противник запрета курения, но в кабинете позволяю курить только себе. Для всех остальных существует курилка, куда я время от времени направляю курящую Риммочку для сбора свежих новостей (если можно назвать свежими новости из курилки).
      — Факин случайно высказал одну мыслишку, и она вдруг натолкнула меня на идею.
      Я перевожу: «Мне, разбирающемуся в тактике, но ни хрена не соображающему в стратегии, новичок Факин разъяснил умнейшие вещи, и теперь я хочу получить патент на свое имя».
      — Прежде чем погружаться в идею, зачатую от случайной мыслишки, я хотел бы расспросить вас, что из себя представляет Факин. Вы знаете его уже тридцать дней за вычетом выходных, так что это за человек?
      Когда разговариваешь с сотрудником-карьеристом, временно поднятым из низов и думающим, что сделано это благодаря его непревзойденному профессионализму, следует принимать во внимание, что все, что он будет говорить, имеет двойной смысл. Он никогда не скажет правду, а потому выражаться будет штампами, дабы, не дай бог, не совершить ошибки и не дать повода усомниться в непревзойденности его профессионализма.
      — Ну, этот человек способен решать любые проблемы.
      «Факин обязательно найдет того, кто выполнит за него работу», — догадываюсь я, вспоминая истерику Коломийца.
      Лукин решил один раз подумать долго, чтобы потом отвечать без запинок и не выглядеть тугодумом.
      — Он демонстрирует интуицию, свойственную опытному работнику. — И в знак того, что это так, новоиспеченный начальник отдела даже покачал головой.
      Это ясно. Рома Факин умеет держаться поближе к кухне, подальше от начальства и исчезать в тот момент, когда руководство занято поиском того, кто поедет на склад.
      — Как ни странно, он довольно хорошо разбирается в работе отдела продаж.
      «Еще ни разу серьезно не провалил вверенный участок работы — понятно, однако нет в этом ничего удивительного, если принять во внимание, что он всегда найдет того, кто выполнит за него работу».
      — Быстро схватывает основные принципы работы то есть, — объясняет мне Лукин и добавляет: — Но больше всего мне нравится, что он лоялен. Он четко соблюдает все правила и инструкции.
      «Это оттого, что его нигде больше не возьмут на работу», — объяснил бы я Лукину, если бы видел в нем человека, которому можно это говорить. Но он мое молчание понимает как глубокую задумчивость над его предложением.
      — Словом, этот человек удивительно к месту пришелся.
      — Вы считаете целесообразным принять как факт, что это решать вам, а не мне? — оторвавшись от затяжки, я склоняюсь над Лукиным.
      По бегающим глазам и. о. видно, что он пытается сообразить, что из сказанного им лишнее.
      — Он часто спрашивает совета у коллег, — мямлит Лукин, которому зачем-то позарез необходимо, чтобы я вставил Факина в штат. — Придерживается своих, но справедливых принципов…
      — То есть всех уже доконал и ко всему еще и баран упрямый? — наседаю я, размышляя над тем, зачем все-таки Лукину понадобился Факин, находящийся в компании без году неделя. — Вы считаете, что меня возбуждают такие характеристики?
      — Он нужен нам, — жалобно и безнадежно, но упрямо пробормотал Лукин и, вытянув плохо развитую шею, указал подбородком на папку. — И желательно, сразу в роли главного менеджера… Мы не пожалеем.
      «Мы». Так скоро Лукин доберется и до моего кресла. И что же это за Факин такой, что через месяц надсмотра за ним у ВРИО начальника отдела возникает желание назначить на должность главного менеджера его, а не тех, кто проработал с Лукиным пять лет?
      — Случайная мыслишка, гигантская идейка, — захватив папку, читать которую теперь, когда и. о. Лукин снова превратился в менеджера Лукина, можно и нужно, я стал перебирать листы. — Что это?
      — Факин предлагает… В общем, я обдумал и решился высказать вам одну дерзкую, но, как мне кажется, перспективную идею… Игорь Игоревич, нам нужно закрыть все фирменные магазины «Глобал», избавившись от них, как от балласта, и увеличить объемы продукции, передаваемые на консигнацию…
      И в этот момент в коридоре раздался истерический женский крик.
      Последний раз я такой слышал четыре года назад в Египте, когда жена одного парня из «РАО ЕЭС» наступила на морского ежа.
      Моя рука, давящая окурок в пепельнице, замерла.
      Я машинально посмотрел на часы…
      — Лукин, вы высказываете мне эту мысль вслух, зная, что фактически находитесь на испытательном сроке, могущем гарантировать вам место начальника отдела продаж?
      Изумление мое было столь велико, что горячий пепел жег мои пальцы, а я заметил это только тогда, когда Лукин ответил:
      — Я осознаю этот риск.
      И только в этот момент я почувствовал острую боль.
      Через минуту мне станет куда больнее, но я еще не знал об этом…
      — …Игорь, — тихо позвала Женя. — Простите, что снова прерываю вас. Но я только что посмотрела на часы и поняла, что через четверть часа за вами придут.