Дон Рэба отложил ненаписанное письмо и вынул из широкого рукава сутаны "Слово Святого Мики". Книга раскрылась на "Возращении":
"И пришёл Господь к своим – и свои не приняли его. И рекли – Будем, как боги. И сказал Бог – "Прокляну". И проклял.
И были посланы два ангела Его, и страшен был лик их, и имели они молнии в руках своих и власть, чтоб судить судий и казнить палачей. И ад следовал за ними".
Торжественно-мрачные слова и чеканная ясность древнего прорицания родниковой водой смывала одурь, накопившуюся за день в Совете.
И наступило прозрение.
Дон Рэба схватил чистый лист и начертал:
 
 
"Тогда, Господи, сотри их и создай заново
 
 
Раб Твой
 
 
Рэба"
 
 
Глава 4
Перец отца Кабани
 
 
Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть.
Что будет стоить тысячи слов,
Когда важна будет крепость руки?
И вот ты стоишь на берегу и думаешь: "Плыть или не плыть?"
 
 
Виктор Цой
29 июля 36 года
06:00
 
 
Они готовились к этому дню долго. И всё равно он застал их врасплох.
…Первым в то утро пришёл Джереми. Вежливо поздоровавшись, как обычно, заперся в соседней комнате. Некоторое время оттуда доносилось неразборчивое бормотание. Похоже, Джереми был здорово рассержен. На пару секунд он повысил голос. Пете удалось разобрать несколько фраз на кайсанском:
"…Ни за что не повинуйся! Нам не нужны чужие земли. Когда явится гонец от императора, скажи ему, что требование выполнить невозможно. Если будет настаивать или появится снова – повесь его. Когда повесишь двоих-троих, больше посылать не будут. А если всё-таки пошлют, значит, дело серьёзное. Тогда готовься. Укрепляй заставы на"… Бормотание продолжалось ещё минут десять, затем стихло.
Джереми вышел мрачный, как туча, с неудовольствием оглядел привычную картину – Петю на терминале.
 
      – Опять всю ночь сидели, Пётр Рупертович?
      – А, Джереми, тут интересное, идите сюда, – радостно завопил Ангелов.
 
Тафнат задумчиво покачивался на каблуках.
 
      – А ну пойдём.
      – Куда? Тут…
      – "Тут" – подождёт. Идём.
 
Петя встал, страдальчески скривился и поплёлся на затекших ногах за Тафнатом. "Вот, каково, значит было русалочке", пришло в голову.
Безлюдные в этом часу подвалы СГБ закончились дверью с готической надписью "Музей".
Хранителем музея СГБ Джереми стал несколько лет назад. Стосковавшись по хоть какому-нибудь стоящему делу, он взялся за музей с кипучей энергией. Сменил экспозицию. Оборудовал "Оружейный зал", разместив там богатейшую коллекцию оружия СГБ. Ту самую, что его предшественники уже полсотни лет держали в запасниках, полагая, очевидно, никому не интересной. Коллекцию пришлось долго приводить к кондиционному виду, так что практически ежедневно Тафната видели с каким-нибудь невообразимым стволом. Не прекращая разговора, он разбирал, чистил, смазывал… На особо реликтовые экземпляры уходило несколько часов. Дольше всего Тафнат провозился с чахлым пистолетом "Веблея" конца XIX века. Лишь через неделю он обнаружил, что перед разборкой, пистолет полагалось растянуть, как гармошку.
Джереми даже выписал самый настоящий тренажёр-симулятор "Пандора ВР-9". Пете пришлось его вначале устанавливать, а потом зачем-то перепрограммировать под обстановку земных городов. С тех пор Ангелов здесь не бывал, но слышал, что посетители валят валом. И на оружие, и на аттракцион. Странный, правда, говорят, народ – все больше с чёртовой дюжиной в индексе.
"Ага, небось пока я систему налаживал, кто-то тише воды был. Феодал!", – тяжело ворочалось в невыспавшихся мозгах.
Порывшись среди экспонатов, Джереми вручил Пете тяжёлый автоматический пистолет и впихнул в дверь с черепом и костями. Оглядевшись, Ангелов обнаружил, что оказался на улице – причём зачем-то с оружием в руках. Рассеяно моросил дождь, куда-то шли люди, доносились обрывки разговоров. В следующее мгновение всё изменилось. С подлетевших флаеров посыпались неприятные люди с автоматами, загремели выстрелы. Петя, застыв, смотрел, как оседает на землю молодая красивая женщина. Потом крепко сжал пистолет и начал стрелять. Куда-то бежал, что-то кричал… И наступила темнота. Звенело в ушах, сердце билось где-то в горле. Приоткрылась дверь.
 
      – Выходите, Пётр Рупертович.
 
Петя всё ещё немного злился на Джереми и на себя ("Не разобрать симуляции! Позорище!"). Однако в целом он был доволен:
 
      – Как я их всех! А, Джереми?
      – 256 раз.
      – Что, стольких?
      – Нет, столько. 256 раз убили вас, Пётр Рупертович, – он кивнул на экран. На экране Петя азартно палил в белый свет. Автоматчика, у себя за спиной он, похоже, попросту игнорировал. Автоматчик время от времени стрелял Пете в затылок, после чего злорадно хохотал и показывал непристойные жесты согнутой рукой. Петя покраснел и поклялся в следующий раз вначале орать код бессмертия, а потом уже разбираться.
 
Тафнат перезарядил пистолет и повёл Петю обратно. Огромный зал был пуст и затемнен. Виднелся лишь тускло подсвеченный сзади силуэт.
 
      – Ну, действуйте, Пётр Рупертович.
 
Ангелов принял поданный ему по всем правилам – рукояткой вперёд пистолет, крепко зажмурил правый глаз, старательно прицелился и нажал на курок. Пистолет рвануло из рук.
 
      – Не так! Прицеливайтесь не глазами – пусть за вас думают мышцы.
 
После третьей обоймы силуэт, наконец, засветился одинокой пробоиной. Петя возгордился. Тафнат чуть заметно усмехнулся:
 
      – Имея дело с такими стрелками, чувствуешь себя в безопасности лишь за мишенью. Кто сказал?
      – Сократ, разумеется. Привет, Джерри, – донеслось от дверей.
 
Джереми обернулся к вошедшему:
 
      – Казик! Какими судьбами?
      – Тоже вступил в клуб лунатиков. Пардон, могу ли я?
 
Петя протянул пистолет Казимиру. Тот стрелял от пояса, очень быстро, так, что через пару секунд центр силуэта повис лохмотьями.
 
      – Джерри? Что ты думаешь про хороший спарринг в шесть часов утра? – поинтересовался он, возвращая оружие.
      – Выбор оружия за вами, благородный дон.
 
Понаблюдав пару минут за лысым человечком, резво раскручивающим огромный меч-двуручник, Ангелов вернулся к терминалу.
 
 
29 июля 36 года
06:15
 
 
Дона Рэбу трясло. Бледный, осунувшийся после трёхдневного поста, он стоял на коленях перед Микой Пронзённым. Холодный липкий пот накатывал волнами. Кто бы узнал члена Всемирного Совета в этом смертельно испуганном немолодом человеке?
 
      – Господи! Господи! Страшно мне, Господи… Не могу… Отврати от меня…
 
Он долго лежал так, простёршись ниц… И вдруг ощутил, как снисходит на него ледяное спокойствие :
 
      – А впрочем… Твоя воля – да будет свершена…
 
Встал. Отряхнулся. И как встарь, в Питанской битве, скомандовал:
 
      – Облачаться!
 
29 июля 36 года
06:30
 
 
Антон не выспался. Совершенно. Но был доволен.
Сдавшись ему, согласившись на все условия Атоса, Сабина Крюгер не пожелала уступать лишь в одном. Она по-прежнему намеревалась посещать концерты, музеи и выставки. Собственно, если не эта её страсть – вряд ли Сабину вообще удалось бы найти. Потому Руди по мере возможности выводил узницу "в свет". Вначале было тяжело. Джереми говаривал, что вкусы Сабины отличались от Антоновских настолько, насколько Антоновские – от вкусов среднестатистического арканарца. Впрочем, судя по всему, Сабина понимала, что если такие экскурсии будут Руди неприятны – отдушина может закрыться.
Потому, присаживаясь с планшетом где-нибудь у стены, она начинала рассказывать. Всё так же, не прекращая зарисовок. А рассказывать Сабина умела. Так, именно от неё Антон узнал, что знаменитый "Ветер" Сурда обречён был погибнуть на Радуге, и ради его спасения сам художник отказался от предложенного ему места на "Тариэле". Что "Чёрный квадрат" первоначально написали для оперы "Победа над Солнцем", и олицетворял он там Солнце. Что…
Потом они возвращались. И в какой бы город их не заносило, у Сабины всегда находилось несколько слов о каждом переулке и о каждом здании. Да чего там – создавалось впечатление, что каждый камень был её хорошим знакомым. В рассказах Сабины оживали улицы, дома – и те, кто в этих домах жили. Руди казалось, он заглядывает в окна чужих жизней: тут водилось опасное привидение, там арестовали поэта, бросившего вызов диктатору, а вот площадь Янцзы появилась после падения в центр города одноимённого планетолёта.
Вскоре Антон обнаружил, что с нетерпением ждёт очередного "выхода".
А вчера концерт давала сама Сабина. "Святой Мика!", – только и сказал Руди, обнаружив огромный стадион, забитым до отказа. А потом на сцену стремительно взлетела тонкая фигурка. В руках у Сабины появилась странной формы скрипка, и грянуло… Два часа стремительная, неудержимая музыка заводила людей, поднимала на ноги – сидеть под неё было просто невозможно. Антон стоял в первом ряду и смотрел на Сабину, которой никогда до того не видел – с горящими глазами, раскрасневшуюся, двигавшуюся в бешеном ритме и задающую тот же ритм для тысяч человек…
Когда всё кончилось, она легко спрыгнула с помоста – с огромными букетами в руках, смеющаяся, ликующая, всё ещё живущая в темпе своей музыки. Подала руку Руди – тот физически ощутил на себе несколько тысяч завистливых взглядов.
И пошла обратно, на глазах становясь всё тем же тихим, молчаливым созданием, безвылазно живущим в крохотной комнатушке архива СГБ.
…По дороге на работу, Антон решил заглянуть к Будаху. Профессор был у себя. Кабинет заполняли какие-то коробки, груды неупакованных кристаллов..
 
      – А, доброе утро, благородный дон Румата. Как раз собирался прощаться.
      – Уезжаете куда-то? А я хотел вас поблагодарить за всё.
      – Возвращаюсь, дон Румата. Возвращаюсь домой. Там – нужнее.
      – Куда, в Ирукан?! Но герцог?..
      – Да, конечно… А герцог… Как говорят у нас, "от палача да знахаря не зарекайся".
      – Подождите, почтенный Будах. Разве вам плохо здесь?
      – Хорошо. Вот только, – доктор назидательным голосом процитировал, – "Не следует гостю беспокоить хозяина свыше меры. А ежели обеспокоит его, да возьмёт хозяин палку в руку свою". Так учат нас отцы церкви. Вы прекрасные люди, и мне совсем не хочется дожить до того дня, когда вы "возьмёте палку в руку свою".
      – Да что вы, доктор Будах, кто говорит о палке?!
      – Э-э, дон Румата… Вы слишком долго жили среди нас. В некотором роде вы стали одним из нас. Вы любите одних, ненавидите других – но видите в нас людей. Большинству землян остаются лишь непонимание и стыд. А стыд, в котором боишься себе признаться – влечёт за собой злобу. Вот так-то… Сегодня ещё сходим с коллегой Протосом во Всемирный Совет. Третий год порывается мне показать, как ваш мир управляется. А завтра – Ирукан. Снова ируканский воздух, море… Не обижайтесь, дон Румата, но часто мне кажется, что здесь всё – ненастоящее. Простите.
      – Не за что. Увидите Киру – передавайте приветы.
      – Она разве?..
      – Да. Биологическая экспедиция. Удачи вам, доктор. Спасибо за всё
      – И вам удачи. Прощайте!
 
Уходя, Руди обернулся, последний раз взглянул на старого врача. Таким Антон и запомнил его – склонившимся над столом, маленьким и непреклонным.
 
 
29 июля 36 года
07:00
 
 
…Рабочее совещание того утра вошло в историю КОМКОН-2, как одна из самых трагических ошибок в определении приоритетов. Забывается, правда, многое.
 
      – Вот так и вышло, – подытожил Руди, – пройти за линию оцепления, в принципе возможно. Но нам там не прорываться надо, а работать.
      – А работать нам аварийщики не дадут, – хлопнул ладонью по столу Джереми,– "Не знаю вас", значит. Откуда?
      – Дюма-старший. "Десять лет спустя". Монк про Карла Второго, – отбарабанил Ангелов.
 
Тафнат растерянно переглянулся с Руди. Тот улыбнулся.
 
      – Всё верно, Джерри. Ты, кажется, ждал другого ответа? Ладно, Петя, что у нас – за ночь?
      – Белая Орша. Посёлок отдыха в 116 километрах к югу от Саратова. Население 148 человек. Бесследно исчезли 123 человека, находившиеся вчера в посёлке. Как и в обоих предыдущих случаях наблюдается значительное повышение концентрации озона. Анализ достоверности p<0.001. А полчаса назад по закрытому каналу аварийной службы передали, что во всех помещениях посёлка обнаружены следы янтарина.
      – Оп-паньки, приехали. Странники?
      – Ну, Руди, что делать будем? С боем прорываться?
      – Выслушаем предложения. Начнём с младших. Петя?
      – Мне кажется, прорываться нам необязательно. Я могу снимать информацию напрямую с мониторов аварийщиков, так что…
      – Гм… Здорово. Это вы обязательно сделайте, Пётр Рупертович. Вот только аналитики у Аварийной службы – специалисты высшего класса. Глазами надо посмотреть.
      – Сабина?
 
Сабина сидела, с ногами забравшись в своё кресло. Взгляд отстранённый и бессмысленный. Ангелов, нередко остававшийся в архиве на ночь, знал, что она способна сидеть вот так часами – совершенно неподвижно, глядя куда-то вдаль. Впрочем, от заточения своего она, похоже, особо не страдала, ночи напролёт читая какие-то пожелтевшие бумаги из дальних секторов архива. Дальше музея она вообще не забредала.
 
      – Сабина?
      – Не то, – чуть хрипловатым скучным голосом наконец ответила она, – Этим и без вас займутся. Занимаемся необъяснимыми явлениями? Тогда объясните, почему за последний год перестали писать больше сотни молодых и талантливых художников. Ни одной приличной картины.
      – Понял. Запишем в план. Джерри?
 
За столом царила атмосфера нормального творческого бардака, ставшего в будущем фирменным стилем КОМКОН-2. Кадровому работнику СГБ или КОМКОН-1 с их полувоенной дисциплиной КОМКОН-Второй показался бы сборищем штатских шалопаев. Да любой юнец, рискнувший обсуждать приказ, вылетел бы с громким треском из КОМКОН-1 и без особого шума – из СГБ. А в КОМКОН-2 такое творилось сплошь и рядом.
 
      – Итак, Странники, – сказал Руди, и мгновенно наступила тишина. Мнения были выслушаны, теперь прерогативой руководителя было – решать, – в посёлок пойдёт Джереми. В обеспечении работаю я. Сабина дежурит по архиву. К Пете же судьба жестока. Петю мы попросим написать отчёт по делу каляма Де Кау. Атос за горло берёт.
 
Петя собрался закатить очи горе, представив себе написание отчёта по операции, имевшей место два года назад. Будь то приказ – он бы и поспорил, и дурака повалял. Но просьбы начальства в Комиссии обсуждению не подлежали.
 
      – Та-ак, – Руди пролистывал список кодовых названий запланнированных дел, – что бы выбрать под прикрытие? "Прекрасная незнакомка"? Закрыто. "Белое Безмолвие"?
      – Южное полушарие, – покачал головой Тафнат, шаря рукой на дальнем стеллаже, – Не сегодня.
      – "Серый забор"?
 
Джереми оглушительно чихнул, наконец обретя в облаке пыли пластикатовый пакет. Помедлил и вскрыл пакет по шву. В дверь неуверенно стукнулся кибердворник. Сабина заломила бровь. Петя страдальчески скривился.
 
      – Что-это-такое? – придушенным голосом спросил он.
      – Селёдочные головы. Разделка. Тридцать тысяч в день. Помните, Руди? – из пакета появился свитер неопределённого цвета.
 
Антон мечтательно улыбнулся:
 
      – Может, "Третья Русалка" – в тему, так сказать?
      – Уже лучше, – Джереми натянул второй свитер, в лучших арканарских традициях забил его в штаны и перетянул широким кожаным ремнём, – Руди, займитесь "Завтраком Туриста". Вам всё равно, а мне приятно. Дело, вроде, несложное – пропал из Физического музея комплект сталкерского снаряжения – вторая половина прошлого века. Самое необъяснимое, кому и на чёрта могло понадобиться это старьё.
      – Займусь.
      – Хорошо. Итак, "каждый лох пойдёт туда, где дорога удобнее". Откуда?
      – "Анабазис". Ксенофонт. Двинулись, Джерри.
 
Они вышли. Сабина забрала контейнер с кристаллами и шаткой походкой поплелась вглубь кристаллохранилища.
Петя завесил экран отчётом, а понизу пустил ленту закрытой информации Всемирного совета.
Новости были поразительными.
Тут был и доклад этнографической экспедиции – с неопровержимыми доказательствами существования на территории древнего Арканара развитой техногенной цивилизации.
И официальный запрос Совета в Арканарское посольство.
И недоумённый ответ Посла Арканарского, по совместительству члена Всемирного Совета, дона Рэбы, в коем все заинтересованные лица отсылались к уже лет пять как изданному широким тиражом трёхъязычному переводу "Слова Святого Мики". Петя от души развеселился, обнаружив цитаты из этого издания под грифом "Только для членов Всемирного Совета": "И не стало голода и болезней. Обрели они крылья – летать над небом. И сошли тогда с небес Иные, и исчезли в грозе города малые и великие. И восстал на них епископ святой, и пал, громом сражённый".
 
      – Слышишь, Сабин, – заорал он, – Полный Совет собирается! Дон Рэба речь говорить будут.
      – Надо найти Митю Аткинса, – тихо сказали у него за спиной. Петя вздрогнул и попытался прикрыть окно БВИ. Сабина, работы которой, по Петиному опыту, оставалась ещё на часа два, стояла прямо у него за спиной, и кристаллоконтейнер был совершенно пуст.
      – Кто это?
      – Художник. Очень хороший художник. Мой друг. Искусство для него – жизнь Последние семь месяцев – ни одной новой картины.
      – Странно, – согласился Ангелов.
      – Петь, можно я пойду, а? – робко спросила Сабина.
 
Петя аж стал дюйма на два выше – никто и никогда ещё не спрашивал у него разрешения. Тем более таким голосом.
 
      – И ты меня покидаешь? Ладно, иди.
 
Всё так же пошатываясь Сабина поплелась к выходу.
А Петя задумался о коллегах. Вдруг до него дошло, что и Руди, и Джереми никогда не улыбались. Смеялись – да, часто, неприятным. лающим смехом. Он немного побаивался их – обожжённых судьбой. Сабина была другой. Чуткой, утонченной. И улыбка у неё была какая-то поразительно искренняя, беззащитная. Не покидало ощущение ошибки. Ну не могла тихая, умная Сабина совершить и сотой доли того, в чём её обвиняли. Петя понимал, что работа в Комиссии для неё – самая настоящая тюрьма – от этой мысли поднималась огромная жалость. Ничего страшного не случится, если дать ей чуток развеяться.
Потом Петя вошёл в систему кодированной связи Аварийной службы и немедленно думать забыл про Сабину Крюгер.
У аварийщиков кипели страсти:
 
      – Вот он, в кустах! Валь, Саш, обходите! Справа!
      – Есть! Спасибо, Первый. Руди, этот район объявлен зоной бедствия, ваше нахождение в нём мешает работе аварийной службы.
 
В отдалении жалостливо забасили знакомым голосом:
 
      – Вы не имеете права, мы…
      – Первый не теряй его из виду. Поднимай в воздух ещё два детектора.
      – Не теряю. Как на ладони… И в ультрафиолетовых, и в инфракрасных. Исчез!
      – Как исчез? Координаты? Первый, координаты?!
      – Передаю координаты.
 
Секундное затишье. Потом орут все.
 
      – Река! Он в реку ушёл!
      – Шестой, двенадцатый, блокируйте русло.
      – Сева, Джонни вот он, – азартный молодые голоса.
      – Вижу, Первый, – плеск воды.
      – Руди, этот район объявлен зоной бедствия…
 
Минутная пауза. Потом кто-то флегматично сообщил:
 
      – Первый? Это Шестой. Не скажу ничего нового, но мы его опять потеряли.
      – Первый, это пятый. Прошу прощения, у меня срочный запрос на БВИ. Что это за форма жизни? – на микроголографии копошилось что-то шестиногое и неприятное.
      – Пятый, пересылаю. Шестой, не сказал бы, что удивлён, рекомендую продолжать поиски.
 
После минутной паузы:
 
      – Пятый, ответ на ваш запрос.
 
 
Xenopsilla cheopis (син. блоха крысиная) – вид кровососущих насекомых отр. Aphaniptera ; эктопаразит крыс, песчанок и других животных, может переходить на человека; переносчик возбудителей чумы, эндемического сыпного тифа и некоторых других риккетсиозов.
 
      – Пятый, что у тебя происходит?
 
Из наушников доносился голос с ужасным арканарским акцентом: "Начальник, говорить, носить кибера. Моя кибера носить" – "Сюда нельзя, здесь запретная зона" – "Моя твоя не понимай. Моя говорить, носить кибера".
 
      – Пятый!
      – Первый! Виталий Балтазарович! Спасайте! Тут питекан… арканарский уборщик киберубощика притаранил, ломится. А на нём, на рабочем, то есть, этих ксенопсилий до чёртиков. И вонь, топора 3-4, не меньше.
      – Пятый, отставить балаган, объект движется на вас.
      – А с арканарцем? Что с арканарцем делать?
      – Оставьте его в покое, займитесь делом!
 
 
29 июля 36 года
08:00
 
 
Антон в шестой раз выслушал сакраментальное "Этот район объявлен…", с завистью наблюдая, как арканарский рабочий удаляется вглубь закрытой зоны.
 
      – Так, да, питекантропу, значит, можно, а мне, землянину…
      – Руди, вам не стыдно?
 
Честно говоря, Антону было очень стыдно. Валять дурака, мешать занятым своим делом людям. Но играть полагалось до конца.
Арканарец как раз остановился, стёр пот с лысины, переложил поудобнее искалеченного кибера ("Два-три раза ломом, не иначе"), обернулся и сплюнул через плечо: "Менты позорные!"
 
      – Что он сказал? – поинтересовался у Руди аварийщик.
      – Древнее арго. Некоторые придают сакральный смысл. Может пропустите, а? – Антон безнадёжно махнул рукой и потащился обратно, раскланиваясь на ходу с аварийщиками.
 
Некоторое время он возмущался их малоубедительными попытками изображать случайных прохожих, потом порадовался: "а может то и хорошо, что мы разучились вести высокопрофессиональную слежку?"
Над головой у него, наподобие журавлиного клина неспешно плыл десяток детекторов воздушного наблюдения.
 
 
29 июля 36 года
08:30
 
 
Наушник опять взорвался хором голосов:
 
      – Первый, Первый, мы его опять потеряли!
      – Внимание! Всем постам!
 
У Ангелова затрещал видеофон.
 
      – Петя, как отчёт?
      – Нормально, Руди.
      – Вот что, оставь его пока. И попробуй выяснить, как вскрыли стенд со сталкерским снаряжением.
      – Сделано, Руди. Нормально, открыли ключ-доступом.
      – Чьим?
 
Петя походя взломал защитную систему Физического музея.
 
      – Вот. Ключ-доступ на имя Айзека Бромберга, сотрудника музея.
      – Найди его.
      – Ключ, или Бромберга? Шучу, шучу!
 
Ангелов снял с БВИ видеофон Бромберга и набрал номер. На экране возник немолодой человек.
 
      – Здравствуйте! А где Витя?
      – Здравствуйте, молодой человек. По всей видимости, вы ошиблись.
      – Ой, извиняюсь!
 
К моменту разъединения, на экране уже светились координаты, считанные с сети связи.
 
      – Руди? Бери – он в Бостоне, Массачусетс.
      – Хорошо. Будут меня спрашивать, скажешь – в Мирза-Чарле, пьянствую. В депрессии. По случаю провала операции. Про депрессию не забудь. И займись отчётом.
 
Петя вздохнул.
 
 
29 июля 36 года
08:45
 
 
"Мить! Мить ты дома?" – звонкий молодой голос. Он распахнул дверь – и в ушах зазвенел погребальный колокол.
Человек, называвший себя Дмитрием Аткинсом знал, что сегодня умрёт. Всю ночь он провёл в молитвах и к утру ощутил себя "увядшим листом, готовым упасть". Он был готов к смерти. Но не такой.
Сказано, "смерть неосознанная – есть смерть, смерть осознанная – бессмертие". Сейчас перед ним стояла Смерть Истинная, ужас его самых жутких снов. Смерть смотрела на него чуть раскосыми глазами– открыто и доверчиво.
Смерть улыбнулась – светлой и беззаботной улыбкой.
 
      – Зна-ачит, Митя, – колокольчиком прозвенел её голос .
 
Говорят, "назови чудовище по имени – и сгинет".
 
      – Дона Ита, – выдохнул человек – и Сабина прыгнула.
 
 
29 июля 36 года
08:50
 
 
…Джереми шёл по единственной улице Белой Орши. Чистенькие типовые коттеджи, зелёные палисаднички. Никаких следов борьбы. Люди просто исчезли.
Ещё вчера тут был тихий сонный посёлок. Сейчас тишиной и не пахло. Носились аварийщики с портативными анализаторами, разворачивались какие-то кабеля – и никто не обращал внимания на то, что прямо-таки резало глаз. Следы мобильного утилизатора, прошедшего через городок уже после того, как выпала роса, то есть уже после исчезновения полутора сотен человек. Тафнат перекинул кибера на другое плечо и пошёл по следу.
 
 
29 июля 36 года
09:00 (Местное время 00:00)
 
 
…Руди настиг его уже за проволочным ограждением, на самом подходе к проржавевшему насквозь плакату "Осторожно, мины". Походя удивился, как мог немолодой уже человек настолько играючи пройти в темноте все эти спирали Бруно и детекторные поля. Шёл тот, вроде, не спеша, но таким широким шагом, что не всякий догонит.
 
      – Доктор Бромберг! Доктор Айзек Бромберг! Стойте! Остановитесь! КОМКОН-2
 
Человек даже не обернулся. Антону показалось, он расслышал бормотание:
 
      – Сейчас посмотрим, какой ты КОМКОН.
 
Всё так же, не сбавляя темпа, Бромберг вышел на минное поле. Поминая всех святых, Антон двинулся за ним, стараясь ставить ногу – след в след.
 
      – Доктор Бромберг! Объясните, зачем вы взяли из музея сталкерское снаряжение?
 
Вот тут-то доктор Бромберг и остановился. И не только остановился, но и обернулся. Руди смог разглядеть длинный острый нос с горбинкой, длинный подбородок и очень высокий лоб.
 
      – Не понял, молодой человек! Вы что, называете меня вором?! Айзек Бромберг никогда и ничего не крал. Айзек Бромберг взял то, что принадлежит ему.
      – Вам?
      – Мне. Я был сталкером. Вы что, не знаете? Как вас зовут?
      – Руди.
      – Хорошо, Руди, идите сюда, поговорим.
 
 
29 июля 36 года
09:05
 
 
…Петя Ангелов раскалился до последнего градуса бешенства. Проклятый отчёт не сходился. Откуда-то, одна за другой, вылезали всё новые нестыковки. Например, в отчёте указывалось, что гибель детей была причиной, по которой молодой и перспективный Роберт Скляров бросил нуль-физику. А БВИ упрямо утверждал, что физик Скляров покинул Радугу не в 28-ом, и даже не в 29-ом году – в 31-ом.
Тут ещё требовательно зазвенело где-то в углу. Петя попытался вызов проигнорировать. Зуммер замолк. Потом завёлся снова.
Видеофон обнаружился в ящике стола Руди – древний, с помутневшим растрескавшимся экраном. Слегка попахивающий всё той же сельдью. Индикатор зарядки мигал на последнем издыхании.
 
      – Упорный, как подшипник, – сообщил Ангелов видеофону, – Ну?
      – Дон Румата? – осведомились с жутким акцентом.
      – В Мирза-Чарле дон Румата. Депрессия у него.
      – Га? – похоже, слово "депрессия" в словарный запас говорившего не входило.
      – Ну… Неприятности… – в этот момент окончательно разрядившийся видеофон прощально пискнул и погас. Петя уронил его обратно в ящик. За это время он пришёл к выводу, что дело тёмное, и лучше всего будет пообщаться непосредственно со Скляровым.
 
Роберт сиял. "Совсем изменился человек", – порадовался Ангелов.
 
      – О, Петя! Как ты? Как Руди, Джереми?
      – Лучше всех! Роберт, тут у меня небольшой вопрос. Скажите, вы говорили, что покинули Радугу из-за гибели детей.
      – Да, конечно… Это было…
      – А в каком году?
      – Сейчас, минутку… В 31-ом.
      – Роберт, но катастрофа была в 28-ом?
      – Как в 28-ом? Не путаешь? – короткое молчание, и чуть растеряно, – да, на самом деле…
      – Так из-за чего же вы ушли?
      – Я же сказал! А…а…кажется припоминаю, после той катастрофы там была такая ужасная атмосфера… Кто-то даже погиб… И Волны эти – раз в месяц… Бункеры высокой защиты… Ты не представляешь, Петя, каково это, неделями жить без окон и питаться одними концентратами.
      – Роби, а откуда Волны? Ведь эффективное экранирование нуль-камер изобрели уже в том же 28-ом, – за это утро Петя основательно поднахватался в истории нуль-физики.
      – Не знаю, – чуть не плача ответил Скляров, – это Гофман… нет тогда он уже погиб… А, вспомнил, проект Маляева. "Тьма". Звездолёты для полёта к чёрным дырам. На них ставили неэкранированные нуль-камеры.
      – А зачем? Это давало какие-нибудь преимущества? Их же нельзя использовать вблизи планет.
      – Не знаю… Так было надо! – и, внезапно разозлившись, – да что ты ко мне пристал?! Оставьте меня в покое!
 
Экран погас, лишь мерцала в углу надпись: "Доступ с вашего номера на номер "Роберт Скляров" заблокирован абонентом".
"Вот и поговорили", удивлённо подумал Петя, – "Гм.. Это Джереми говорил, что 90% всей секретной информации можно получить из открытых источников? Ну, проверим". И он с головой ушёл в технологию изготовления неэкранированных нуль-камер.