– Олег, у меня к тебе просьба. Если что-нибудь случится, передай это письмо. Адрес я написал. Понимаешь, я не хочу, чтобы ей официально сообщили. Это очень больно, я знаю. А так, по-товарищески, - легче.
      Олег подозрительно посмотрел на Воронцова:
      – Что это ты отходную читаешь? Какая причина?
      – Смеяться не будешь? - робко спросил Воронцов.
      – Валяй, - великодушно махнул рукой Олег.
      – Я… чувствую, - тихо сказал Воронцов.
      – Что чувствую? - не понял Олег.
      – Передай письмо, а?
      – Он псих, ей-богу, - разозлился Олег. - Ты что, уже убит? Ты лучше скажи: кто это "она"? Что-то я от тебя раньше ничего об этом не слыхал?
      На дорогу выбежала пожилая женщина, бросилась к Коле:
      – Немец наверху! Живой!
      – Какой немец?
      – У меня белье на чердаке, - взволнованно частила женщина. - Пришла снимать - вижу, человек по радио передает что-то. Вы не сомневайтесь, у меня сын радиолюбитель, я все понимаю. На фронте сын.
      Когда поднялись на чердак, женщина остановилась перед окованной железом дверью, опасливо покосилась на Колю:
      – Дальше вы уж сами…
      Коля толкнул дверь, влетел на чердак, крикнул:
      – Выходите!
      В ответ плеснуло белое пламя, раскатисто громыхнул пистолетный выстрел. Старшина дал длинную очередь. Потом загрохотало железо на крыше.
      – Он наверх выскочил, - сказал старшина. - Нужно с разных люков вылезти, тогда мы его окружим.
      – Действуйте, - согласился Коля.
      Дом был высокий, с покатой крышей, удержаться на ней было очень трудно.
      – Вот он, - старшина вытянул руку, и Коля увидел коренастого человека в штатском. Человек стоял у самого края крыши, в руке он держал небольшой фибровый чемодан.
      – Рация, - сказал Олег. - Что будем делать?
      – Возьмем живым, - ответил Коля. - Сдавайтесь! - крикнул он радисту. - Бросьте оружие!
      Радист поднял пистолет на уровень глаз и, тщательно выцеливая Колю и остальных, начал стрелять. От дымовой трубы полетели осколки кирпича. Старшина высунул было голову, но пуля с визгом прочертила по штукатурке, и старшина с уважением сказал:
      – Умеет… Снять его, товарищ полковник?
      – Семь, восемь… - считал Коля. - Все. Вторая обойма.
      – А у него их, может, полный карман, - сказал старшина.
      Радист молчал. Коля вышел из-за трубы.
      – Куда вы денетесь? Ко мне! - прикрикнул он.
      – Что мы с ним панькаемся, - сказал Олег. - Все равно к стенке.
      – Все равно, - согласился Коля. - Но прежде он может дать важные показания.
      – Сейчас сработаем, - вдруг сказал старшина и скрылся в чердачном окне. Через минуту он вернулся с бельевой веревкой в руках. Сделал скользящую петлю и направился к радисту. - Я его, как певчую птичку, изловлю. Пацаном я их с утра до вечера ловил.
      – То птичку, - протянул Олег. - А это - коршун!
      Старшина начал раскручивать веревку. Радист посмотрел вниз, перешагнул через низенький парапет и… исчез. Ни крика, ни звука падения. Коля и Олег переглянулись.
      – Остатки рации немедленно сдать в НКВД. Шифры и документы, если при нем есть, - тоже, - распорядился Коля.
      …Дробь шагов рассыпалась неровно и тревожно. Миша догнал Колю, пошел рядом. Был он молчалив и сосредоточен.
      – Миша, - Коля улыбнулся, - ты знаешь, чем в данный момент я отличаюсь от тебя?
      – Нет, - Воронцов удивленно посмотрел. - Чем же?
      – Меня тоже осаждают дурные мысли. Только я старше и опытнее тебя, и я понимаю, что эти мысли надо гнать. Иначе плохо будет.
      – Я гоню.
      – К утру, если все будет спокойно, я отпущу тебя на пару часов. Мать, наверное, сама не своя?
      – Она умерла неделю назад. В больнице, - спокойно сказал Воронцов. - Отец - на фронте. Спасибо, Николай Федорович. Мне некуда идти. - Он пристально посмотрел на Колю. - Вы в приметы, в сны верите?
      – Нет. Почему ты об этом спрашиваешь?
      – Как мама умерла, я все время один и тот же сон вижу. Хоть на минуту засну и сразу вижу. Будто стою я на улице, а из нашего подъезда выходит мама. И на руках мальчишку несет. Я к ней подхожу, спрашиваю, кто это, мама? А она смотрит на меня и говорит: это ты Миша. Разве не узнаешь? - Воронцов зябко повел плечами. - Глупый сон, правда?
      Коля промолчал. Он почему-то сразу вспомнил тот день, когда погибли в Грели родители, вспомнил сон, который рассказала мать. Что ответить Воронцову? Что это просто реакция утомленного мозга? Популярно и наукообразно доказать парню, что все ерунда? Только вот как это у Шекспира? "Есть много, друг Горацио, на свете".
      – Товарищ полковник! - К Коле подбежал сотрудник с пистолетом в руке. - Там, за углом, скорее!
      Побежали. Уже на подходе услышали звон стекла, треск досок. Группа человек в десять разбивала витрину продовольственного магазина. Из дверей выскакивали, озираясь, первые добытчики с мешками. Бойцы окружили их, и грабители остановились, замерли, испуганно поглядывая на наведенное оружие.
      – Так, - Коля обвел их взглядом. - Все положить на место.
      Одна из женщин подошла вплотную:
      – Моей матери восемьдесят лет, есть ей надо? Немцы на окраине, кому бережешь? На фронт надо идти, полковник. А не здесь с бабами воевать. - Она презрительно швырнула мешок с продуктами под ноги Коле.
      – Воронцов, - позвал Коля. - Разыщите доски и немедленно заколотите витрину!
      – Есть! - Миша ушел. Коля посмотрел на женщину, поднял мешок.
      – В госпиталях - раненые, - сказал он. - Дети в детских домах. Может быть, более справедливо все это отдать им, а не пользоваться трудной минутой и грабить?
      – А ну вас, - женщина вырвала мешок из рук Коли и направилась к дверям магазина. Остальные потянулись за ней. Один из мужчин сказал:
      – Нет у вас такого права - отнимать. Я рабочий, и государство у нас рабочее. И все в нем - мое! Пришла пора - отдай, не греши! Если немец заберет - лучше будет?
      – Немец не заберет, - сказал Коля. - Москву не сдадим.
      – Сдадим не сдадим - где жратву взять? - гнул свое мужчина.
      – А вы что же, под немцем, в случае чего, собираетесь остаться? - недобро прищурился Коля.
      Старшина и пожилой лейтенант вывели из магазина парня лет двадцати, веснушчатого, с лихим чубом, торчащим из-под маленькой кепочки.
      – Кассир убит, - доложил лейтенант. - Этот сидел под прилавком. Вот его паспорт.
      – Не убивал я, не убивал! - торопливо заговорил парень. - Со мной еще двое были, сегодня встретил, ей-богу, сам их не знаю, это они кассира шлепнули, вот вам крест, начальник!
      – Были тут еще двое, - подошла женщина. - Один с заячьей губой. Удрал с деньгами, сама видела. Второй, низенький, в зимней шапке, за ним побежал. Вы, полковник, не держите на меня зло. Сдуру, в общем, все вышло. Эти сопляки прибежали, а магазин закрыт, мы в очереди стоим, ждем. Орут: "Немцы, немцы, все давно сбежали, бери кто что хочет!" Ну и… соблазнились мы. От страха и растерянности, поймите.
      – Всех прошу разойтись по домам! - крикнул Коля.
      Подошел Воронцов, доложил:
      – Все забили наглухо.
      – Рудаков! - позвал Коля. - Ведите отряд. Вас, старшина, и вас, лейтенант, прошу остаться.
      Отряд ушел. Коля спрятал паспорт задержанного в карман:
      – Судим? Сколько раз?
      – Один, - неуверенно ответил парень. - По семьдесят четвертой. Часть вторая, - добавил он, наткнувшись на холодный Колин взгляд. - Не убивал я, гражданин начальник.
      – Вы - грабитель. Вас взяли с поличным на месте преступления. Вы будете расстреляны. Отведите его в ближайший двор, - повернулся Коля к старшине и лейтенанту.
      – Зачем? - парень попятился. - За что? Я ведь не убивал, вот провалиться мне! А за крупу разве можно человека расстрелять? Тех ты отпустил, начальник.
      – Мы в самом деле всех отпустили, - вступился лейтенант. - Товарищ полковник, - он умоляюще посмотрел на Колю.
      Парень стоял с помертвевшим лицом. Коля встретился с ним взглядом, и вдруг парень опустился на колени. Он стоял молча, уставясь в землю. И Коля понял, что, уже ни на что не надеясь, он хочет таким вот, совсем наивным способом вымолить себе прощение.
      "А ведь и в самом деле, - вдруг подумал Коля. - Остальные тоже грабили, но мы их отпустили. Почему? Они честные, случайно оступившиеся люди. А этот? Преступник. Бывший преступник, - уточнил себе Коля. Откуда-то из глубин памяти всплыл давний разговор с Сергеевым в Смольном: - Пусть Родькин бывший вор, но он - гражданин, и мы обязаны его защищать, - говорил тогда Коля. Почему же теперь он думает иначе? Неужели это первые признаки той страшной профессиональной болезни, которая со временем поражает некоторых работников милиции? Теряется чувство объективности и справедливости. Уже не хватает широты взгляда. И мир замыкается в узкой горловине приказа и инструкции".
      – Отведите его в штаб, - приказал Коля. - Если он непричастен к убийству кассира - передать его в местное отделение милиции.
      Лейтенант и старшина с облегчением переглянулись.
      Миша играл вальс Шопена. Он играл с полузакрытыми глазами, весь отдаваясь музыке, и хотя Коля понимал, что его питомцу явно не хватает и мастерства, и таланта, он все равно ловил себя на мысли, что гордится Мишей, любуется им. В конце концов так ли уж необходимо оперативному уполномоченному уголовного розыска быть первоклассным музыкантом. Достаточно, если он в своей профессии мастер, а музыка, искусство никогда не дадут ему закостенеть в узком, чисто служебном мирке. Это Коля понял давно, еще в двадцать втором, в Петрограде, когда первый раз привела его Маша в Зимний, и восхищенный, остолбеневший от восторга и удивления, стоял он на первых ступеньках Иорданской лестницы и думал, что даже в самых удивительных и красивых сказках матери не было такой красоты. Маша! Маша! Ни на секунду, ни на мгновение не уходят мысли о тебе… Ты всегда рядом, и даже если тебя уже нет, ты все равно рядом, потому что те, кого мы любим больше собственной жизни, умирают только один раз - вместе с нами. Коля очнулся. Рудаков втолкнул в дверь дородного, лет сорока пяти мужчину в высокой смушковой шапке "пирожком". Воротник длинного пальто тоже был сделан из смушки.
      – Дезертир, - коротко доложил Олег. - Хотел смыться, да ребята его вовремя прихватили.
      Ввели второго - лет двадцати трех, перепуганного, но нахального. Он посмотрел на Колю:
      – Чего хватаете? Делать вам нечего? Я вот позвоню сейчас в Моссовет Дубкову, он вам пропишет закон!
      – Кто вы такой? - спросил Коля у первого. - Документы.
      – Я директор завода! Немедленно отпустите меня! - крикнул задержанный. - Я еду в главк, вы срываете правительственное задание!
      – Вот его чемодан, - Олег взял из рук сотрудника огромный кожаный чемодан и раскрыл. Чемодан был доверху набит пакетами с крупой и сахаром. Под пакетами лежало пять кругов колбасы.
      – Это вы тоже везете в главк? Там что же, банкет? - Коля прочитал служебное удостоверение директора и добавил: - У вас есть две возможности.
      – Какие? - Директор опустил голову.
      – Если вы настаиваете, что ехали в главк, я передам вас в военный трибунал, - это первая возможность.
      – Я отвергаю ваши намеки! - заявил директор. - Делайте, что хотите!
      – Идемте, - Коля вышел на улицу. У дверей клуба стоял ЗИС-101. - Садитесь. - Коля сел рядом с шофером, хлопнул дверцей.
      – Куда прикажете? - спросил шофер. - Впрочем, догадываюсь: в НКВД, так?
      – Мерзавец ты, Афанасий, - сказал директор. - Обещал помочь и продаешь меня при первом же испытании.
      – Вы тоже не из Парижской коммуны, - злорадно отозвался шофер. - А органы разберутся, кто из нас большая гнида.
      – Замолчите оба, - приказал Коля. - Где ваш завод?
      – На Бутырском валу, - с готовностью отозвался шофер.
      – Поехали.
      …Это был не завод, а всего лишь мастерская по производству замков. В связи с нехваткой на фронте оружия и боеприпасов ее, как и многие другие подобные предприятия, превратили в маленький заводик по производству гранат. Во дворе стояли военные грузовики, около десятка женщин в ватниках грузили на них ящики с гранатами РГД. Женщины увидели ЗИС, побросали ящики и бросились к автомобилю:
      – Тит Иваныч, - закричала пожилая женщина с красной повязкой на рукаве. - Разве это дело? Вот товарищи военные отказываются принимать!
      – В чем дело? - Директор вылез из кабины. К нему тут же подошел молоденький лейтенант в замасленном, порванном обмундировании.
      – Вас под трибунал, надо! - заорал он. - Что это за гранаты? Как они будут работать? Запалы где? Где запалы, крыса тыловая, к стенке тебя!
      – Тихо, - директор в отчаянии посмотрел на Колю. - Алла Петровна, что же, я и отлучиться уже не могу? Где у вас голова, Алла Петровна? Запалы в третьей кладовой!
      – А ключи - у вас… - спокойно парировала пожилая. - Вы так торопились в свой главк, Тит Иваныч, что про все на свете забыли!
      – Сломали бы замок, - директор схватился за голову.
      – За это - трибунал, сами знаете, - мстительно сжала губы Алла Петровна.
      – А если бы я совсем не вернулся? - завопил директор.
      – Тогда по вашей вине на фронте погибли бы люди, - тихо сказал Коля. - Так куда вы ехали?
      – Работайте, - директор передал Алле Петровне ключи, и женщины ушли. - Я хотел… уехать из Москвы… - Директор бессильно присел на подножку ЗИСа. - Нервы не выдержали, товарищ полковник. Вы бы послушали, что немцы по радио передают.
      – Продукты из чемодана раздайте своим работницам. Если встретимся еще раз, я лично сам пущу вам пулю в лоб, понятно?
      – Все понял! - повеселел директор. - Прощаете, значит?
      – Не прощаю, а даю возможность загладить совершенное вами преступление. Здесь вы делаете дело. А в яме вы уже ничего делать не сможете. Работайте.
      Коля повернулся к шоферу:
      – Почему не на фронте?
      – Вот бронь, - шофер протянул Коле удостоверение.
      Коля прочитал:
      – А совесть у тебя есть?
      – Сам страдаю, - уныло сообщил шофер. - Только решу - пора идти, жена в слезы, я назад.
      – Значит, проводить тебя требуется? - спросил Коля.
      – Нет! - Шофер отскочил. - Я сам! Можете не проверять! Афанасий Крючков - уже на передовой! Как часы.
      – Учти сам и на ушко своему Титу скажи, - Коля поправил кобуру с пистолетом. - Москва закрыта. Нарушите свое обещание - мы вас из-под земли достанем! От нас уйдете - вас все равно расстреляют, советую помнить.
      Коля ушел. За воротами его догнал ЗИС. Афанасий высунулся в окошко:
      – Можно я вас подброшу, товарищ полковник?
      – Подбрось. Я, понимаешь, устал ужасно.
      Коля сел в кабину:
      – Бронь твою я забыл тебе отдать. Держи.
      Афанасий взял удостоверение, порвал на мелкие клочки и выбросил на мостовую…
      Шли по Садовому кольцу. Фонари не горели. Темные громады домов сливались с мокрым асфальтом. Миша догнал Колю и пошел рядом.
      – Как настроение? - подошел к ним Олег. - Честно сказать, я за одну сегодняшнюю ночь совсем разуверился в людях.
      – Что так? - насторожился Коля.
      – Николай Федорович, - вздохнул Олег. - Да вы оглянитесь: куда ни взгляни - одна накипь. Трусы, гады, смотреть противно. Если бы мне до войны кто-нибудь про сегодняшнюю ночь сказал, я бы его в НКВД сдал как контрреволюционера! А сейчас и сам вижу: много мы не замечали. И карали мало. Больше надо было к стенке ставить.
      – Эх, Олег, Олег, - грустно покачал головой Коля. - Не ко времени разговор, а то я бы сказал тебе.
      – Я бы тоже, - поддержал его Миша.
      – Ну, скажи, скажи! - подзадорил друга Олег. - Ты у нас вообще адвокат по призванию. Что, неправ я?
      – Ты просто узколобый. Не обижайся, - грустно сказал Воронцов. - Разве дело в том, что мы мало наказывали или применяли высшую меру? Да в любую трудную минуту вся сволочь всплывает на поверхность, это исторический закон! Что же ты, увидел десяток шкурников, а шесть миллионов москвичей не увидел? А эти шесть миллионов - они ведь настоящие! Они, между прочим, сейчас у станков стоят, в окопах мерзнут, и они, именно они защищают Москву! Вот она, Москва-то! Цела! И мы по ней идем!
      – Ладно тебе, оратор, - смутился Рудаков. - Я одно хотел сказать: не ожидал я, что у нас столько еще дряни.
      – Ребята. - Коля остановился, притянул Мишу и Олега к себе. - Вы оба правы, только Воронцов смотрит глубже, это уж точно. А не ожидал ты, что будет столько дряни, потому, что привык акафисты читать, а не правде-матке в глаза смотреть. Ничего. Партия в этом деле порядок наведет. - Коля посуровел и закончил: - Главное, не об успехах на каждом углу кричать. Главное - грязь железной метлой выметать, с любыми недостатками и просчетами бороться, невзирая на лица! Это придет, ребята, вы не сомневайтесь. Это будет!
      Коля ушел в голову колонны. У Самотеки Садовое кольцо перегородили "ежи". В проходе дежурили двое красноармейцев.
      – Привет пехоте, - поздоровался Олег. - Что слыхать?
      – Постреливают, - отозвался красноармеец, всмотрелся в петлицы Олега и добавил: - Товарищ капитан.
      – Закуривайте. - Польщенный Олег протянул красноармейцам портсигар. Он не привык еще к своему новому, досрочно присвоенному званию и весь расцветал, когда посторонние обращались к нему "товарищ капитан".
      Красноармейцы прикурили. Тот, что был помоложе, спросил:
      – Ловите, значит? И много их?
      Олег оглянулся на Воронцова и сказал с заминкой:
      – Есть, к сожалению. Да ведь это и понятно. В тяжелый час вся муть поверху плавает.
      – Это точно, - подтвердил боец. - Дерьмо - оно завсегда плавает, товарищ капитан. Кстати сказать, окно видите? Во-он в том доме, на углу бульвара. Второе от края, пятый этаж?
      – Вижу. А что?
      – Человек оттуда прыгнул. Минут пятнадцать назад.
      – Какой человек? - растерялся Олег. - Вы ходили? Смотрели?
      – У нас - пост. На поглядки времени нет.
      Подошел Миша.
      – За мной! - Олег побежал.
      На тротуаре лежал мужчина лег тридцати в светлом габардиновом плаще. Он был мертв.
      – Пойдем в квартиру.
      Лифт не работал, поднимались пешком. Воронцов все время оглядывался и наконец сказал Олегу:
      – Посмотри.
      Только теперь Олег обратил внимание, что двери большинства квартир были полуоткрыты или открыты совсем. На ступенях лестницы то и дело попадались домашние вещи, словно кто-то второпях спускался с верхнего этажа и забыл запереть чемодан.
      Вошли в квартиру. В коридоре сидела молодая женщина. Она посмотрела на Олега и Мишу, спросила ровным голосом:
      – Вы из НКВД?
      – Я сотрудник милиции, - сказал Олег. - Что произошло?
      – Я звонила в НКВД. Это касается их, а не вас.
      – Вам придется разговаривать со мной, - повысил голос Олег. - Кто этот человек, который лежит там внизу?
      – Мой муж, - женщина подняла на Олега глаза - равнодушные и пустые.
      – Почему он… сделал это?
      – Он трус. - Женщина пожала плечами. - Побоялся возмездия.
      – И вы об этом так спокойно говорите.
      – А как, по-вашему, я должна говорить? - Она снова пожала плечами. - Немцы войдут в Москву?
      – Нет!
      – Послушайте… - Она включила приемник.
      – Почему приемник не сдали?
      – Муж сказал, что есть разрешение, - она увеличила громкость.
      – … тели Москвы! - послышался из динамика уверенный громкий голос. - Германские войска у ворот города! На улицах московского предместья Химки - немецкие танки! Мы призываем всех честных граждан…
      Олег выключил приемник.
      – Без акцента говорит, - тихо сказал Воронцов.
      – Объяснитесь все же, - обратился Олег к женщине.
      – Он был как сумасшедший. - Женщина сжала виски пальцами. - Твердил все время: "Я буду ждать немцев, все погибло, ты должна быть со мною". Я ничего не понимала. Я говорю: позвоню в НКВД, замолчи, не смей! Он смеялся мне в лицо: "Павлик Морозов в юбке! Ну, позвони! Позвони, дура!" И я… позвонила. Я хотела, чтобы он убил меня! А он прыгнул в окно.
      – Успокойтесь. - Олег протянул ей стакан с водой. - Не о ком вам жалеть, вы все правильно сделали.
      Она кивнула:
      – Вы идите. Не ваше это дело, не милиции.
      Олег обернулся. В дверях стоял Коля, рядом с ним - трое в штатском.
      – Это - наши сотрудники, - объяснил им Коля, хотя на Олеге и Мише были форменные плащи с петлицами.
      – Вы из госбезопасности? - спросил Олег.
      – Да, - подтвердил один из мужчин. - Чго здесь?
      – Типичный случай паникерства. Человек перетрусил и покончил с собой. Жена ни при чем.
      – Разберемся, - мужчина и его спутники вошли в комнату. - Пришлите нам понятых и продолжайте заниматься своим делом.
      Коля откозырял, обратился к своим:
      – Пошли, товарищи.
      Миша обернулся: жена самоубийцы смотрела с такой тоской, с таким отчаянием, что Миша не выдержал:
      – Вы крепитесь, вам теперь никак нельзя себя распускать.
      Она улыбнулась сквозь слезы:
      – Спасибо вам.
      Начинало светать. В предрассветном небе возникли рыбообразные силуэты аэростатов воздушного заграждения. Громады домов вдруг высветлились и словно повисли в воздухе. Миша и Олег шли замыкающими. Оба молчали.
      – О чем думаешь? - спросил Олег.
      – Так, - Воронцов поднял воротник плаща, сунул руки в рукава. - Холодно чего-то.
      – Ноябрь на носу, - хмыкнул Олег. - Переживаешь?
      – Не могу понять, - сказал Миша. - Почему этот… ее муж… стал таким?
      – А чего тут непонятного? - повернул к нему голову Олег. - Привык человек жить в свое удовольствие. А пришла беда - растерялся. Знаешь, что я тебе скажу? Я перед войной, ну, перед самым началом иду как-то по улице, смотрю - мать честная: одеты-то все как! Ну, думаю, хорошо стали жить люди, ничего не скажешь. А навстречу девчонка идет, лет пятнадцати. Расфуфыренная, как старорежимная барышня. И серьги на ней, и кольца, и туфли, на высеких каблуках. Ты пойми: я не против хорошей жизни. Я против обжорства. Заметил сейчас, какая мебель у них в квартире была? Музейная!
      – Тебя послушать, так все наши беды от мебели, - перебил Миша. - Нет, брат, тут сложнее. Настоящего человека ни мебель, ни золотое кольцо подлецом не сделают.
      – А тогда в чем ты видишь причину? - разгорячился Олег.
      – В одном, - спокойно отозвался Воронцов. - Газеты пишут о справедливости? Пишут! Значит, каждый должен за эту справедливость стеной стоять! Начальство ты или нет, а совесть свою не продавай, не разменивай! А то у нас как порой бывает? Подхалимство, угодничество. Ты не улыбайся! Это все разъедает души, как ржа железо. А потом удивляемся, откуда предатели, неустойчивые люди. Вот кончим войну, все по-другому будет. Такое испытание очистит нас, закалит. Будем правду-матку в глаза резать, со всякой пакостью в открытую бороться.
      – Воронцов, Рудаков, ко мне! - послышалось впереди.
      Коля остановил отряд и наблюдал за "пикапом", который разворачивался на углу.
      – Проверьте, - приказал Коля подбежавшим друзьям.
      Воронцов и Рудаков направились к автомобилю.
      – Чья машина? - Олег осветил лицо водителя фонариком.
      – Связисты мы, - отозвался шофер. - Вы что, сомневаетесь, товарищ капитан? Вот разрешение нашей конторы. Чиним телеграфный кабель, - он протянул Олегу сложенную вчетверо бумажку.
      Олег развернул документ, прочитал. Спросил, не возвращая бумаги:
      – А почему здесь печать не вашей конторы, а Наркомата связи?
      – А уж это не наша забота! Позвоните туда, на бланке есть номер телефона.
      – Воронцов, - обратился Олег к Мише. - Проверьте. И пусть наши подойдут.
      – Есть! - Воронцов ушел.
      – А где остальные? - спросил Олег.
      – Работают, - ухмыльнулся шофер.
      Из открытого канализационного люка высунулся рабочий в комбинезоне, протянул руку:
      – Дай-ка еще. - Заметив Олега, рабочий растерянно заморгал и юркнул обратно в люк.
      – Он что у тебя, шибко нервный? - усмехнулся Олег. - Давай-ка, вылезай из кабины, осмотрим машину.
      – А чего смотреть? - удивился шофер. - Инструмент в кузове.
      – Ладно. - Олег шагнул к кузову, и в ту же секунду автомобиль резко взял с места. Виляя из стороны в сторону и с каждым мгновением набирая скорость, "пикап" мчался к Садовому кольцу.
      – Стой! - Олег рванул клапан кобуры. - Стрелять буду! - Он побежал вслед за автомобилем, который удалялся с каждой секундой. Олег прицелился и начал стрелять по скатам. После третьего выстрела на том месте, где был "пикап", расплылась вспышка ярко-белого пламени, тяжело ударил взрыв. Из окон соседних домов посыпались стекла. К небу поднялась шапка черного дыма. Олег оглянулся: из люка высунулся "рабочий" и стрелял из автомата по бегущим сотрудникам. Олега он не видел.
      – Ах, ты, - не целясь, Олег надавил на спусковой крючок. Диверсант выронил автомат и с криком полетел в люк. Коля, Воронцов и остальные сотрудники окружили Олега.
      – Это… вам… не радист… - У Олега прыгали губы. - Это похуже, товарищ полковник.
      Коля подбежал к люку. Оттуда ударила автоматная очередь.
      – Я сейчас, - Олег поднял пистолет. - Я сейчас.
      – Оставь, - Коля отвел дуло пистолета. - Так ничего не сделаешь.
      – Гранатой их! - крикнул старшина.
      – Там кабель, - отрезал Коля. - Если они уже уложили взрывчатку… Сами понимаете…
      – Наверняка уложили, - сказал Олег.
      – Их надо выманить хитростью, - предложил Коля. - Раз немцы забросили такую группу - они ее не наобум забросили. Прицел у них был. Может, по этому кабелю связь Ставки с фронтами идет, мы не знаем.
      – А они знают, - усмехнулся Олег.
      – На то и разведка, - строго посмотрел на него Коля. - Выходит, где-то наши прошляпили, раз сведения об этом люке попали к врагу. А может, их человек у нас работает. Потом разберемся. Главное, у них ничего не вышло, - Коля подошел к самому краю люка, крикнул: - Выходите по одному! Через тридцать секунд мы забросаем вас гранатами!
      – Момент! - послышалось снизу. Над краем шахты появились руки. Потом с грохотом упали два автомата. Еще через мгновение вылезли двое и встали около люка, подняв руки.
      – Немцы? - спросил Коля.
      Задержанные переглянулись и ничего не ответили.
      – Доставьте их на Лубянку. Воронцов, осмотрите шахту!
      Один из задержанных посмотрел на часы и покачал головой:
      – Нет, - он тщательно выговаривал каждую букву. - Через минуту - взрыв. Не успеть.
      – Ждите, - Коля свесил ноги в люк и начал спускаться. - Всем отойти!
      Внизу было темно, под ногами Хлюпала вода, откуда-то тянуло гарью. Коля посветил фонариком: на бетонной стене аккуратными полосами был уложен свинцовый кабель. В углу поблескивала стальная крышка распределительного щита. А в пространстве между трубками кабеля, на распределительной коробке и на кабельных входах и выходах аккуратно были уложены толовые шашки. Коля начал их разбирать. Вытер разом взмокший лоб, крикнул:
      – Рудаков! Опустите задержанных ко мне!
      В отверстии показались чьи-то ноги, послышался голос Олега:
      – Лезь, свинья. Лезь, тебе говорят!
      – Ротенбрикет! «Красный брикет!» - завопил немец. - Шнеллер!
      Коля посветил фонариком. Вот она, смерть. Крупнее остальных, с красной этикеткой. Осторожно вынул ее из штабеля, начал подниматься. Высунулся из люка, крикнул:
      – Ложись! - И, сколько было сил, бросил шашку в сторону, стараясь, чтобы она упала посредине мостовой. Шашка с оглушительным грохотом взорвалась в воздухе. Коля с трудом вылез из люка и сел на краю, свесив ноги вниз. Отряхиваясь, поднимались сотрудники. Олег пинком поднял обоих немцев, дулом автомата толкнул к стенке дома:
      – Бегом, сволочи! - и, встретив безразличный Колин взгляд, добавил: - Другого приказа не будет?
      – Не будет.
      Загрохотала короткая очередь.
      – Уберите их в подворотню, отметьте место, - приказал Коля. - Нужно, чтобы их нашла машина.
      – Я позвоню, вызову, - предложил Воронцов.
      – Давай.
      Рассвело. Медленно ползли вниз аэростаты, верхние этажи домов стали розовыми. Миша свернул в ближайший двор. В одном из окон первого этажа горел свет. Воронцов подошел, заглянул внутрь. Это было какое-то учреждение. За столом, уронив голову на сцепленные руки, спала женщина.
      – Можно позвонить? - Миша постучал в окно. Женщина подняла голову, испуганно всмотрелась, но, различив форму милиции, успокоенно улыбнулась и открыла дверь.
      – Звоните, товарищ начальник.
      Миша начал набирать номер.
      – Дежурите? - спросил он.
      – Караулю, - женщина усмехнулась: - Домовые книги, отчетность.
      – А-а-а, - протянул Миша. - Алло, это штаб? Воронцов я… Машину на Трубную, дом пять. Поторопитесь. - Он повесил трубку и весело закончил: - Спасибо вам, я пошел. Не страшно одной?
      – Страшно. Да ведь я не лучше других. Как все. Что на фронте, не знаете?
      – Москвы им не видать! - улыбнулся Миша.
      – Да я разве сомневаюсь? - удивилась женщина. - Сводка какая?
      – Не слыхал еще, - Миша вышел во двор и остановился у порога, ошеломленный и растроганный тихим осенним утром. Посреди двора росли два клена. Они уже сбросили свой наряд, и только где-то наверху еще подрагивали ярко-желтые, словно солнечные зайчики, листья. Тянуло свежестью, далеко вверху синел квадратик неба - день обещал быть теплым и ясным.
      Сухо треснул выстрел. Миша повернулся, посмотрел удивленно и рухнул на асфальт - лицом вниз. К нему подошли двое в телогрейках. Высокий - с заячьей губой. Он молча обшарил карманы, перевернул Мишу, достал его удостоверение, прочитал по складам:
      – Воронцов Михаил…
      Затем он аккуратно положил раскрытую красную книжечку Мише на грудь, спросил:
      – Дуру взял?
      Второй молча показал Мишин "ТТ" и спрятал его в карман. Хлопнула дверь, выскочила женщина, молча уставилась на бандитов. Маленький посмотрел на своего напарника и начал вытаскивать пистолет. Высокий придержал его за руку.
      – Люди жизнь свою кладут на фронте, а вы что же делаете, звери, - тихо сказала женщина.
      – Иди отсюда, - хмуро бросил высокий. Оба скрылись в подворотне.