– С завтрашнего, - устало сказала Маруська, развязывая платок. - А моих в деревне никого нет… Маманя, оказывается, полгода назад померла… Мне соседка сказала. А яблоки - из нашего сада. Вы берите всю корзину, я их все равно есть не могу… - Она зарыдала.
      Хмурый Бушмакин вывел Колю в коридор:
      – Отца ее во время штурма Зимнего убили. Он у нас на заводе работал. Мать с ними не жила, в деревню уехала еще года три назад. А Маруська отцу помогала, незаметно на токаря выучилась… Ты ее не обижай, понял?
      – То не думай, то не обижай, - Коля пожал плечами.
      – Как тебе объяснить, - задумчиво сказал Бушмакин. - Один от наглости людям морды бьет, другой от беззащитности в бесстыдство ударяется. Вот это у нее и есть. Скромная она в жизни и, как бы это сказать, - ранимая очень, понял?
      На следующее утро Коля проснулся затемно. За дверью, в коридоре, орала Маруська:
      – Бушмакин, эй, Бушмакин!
      – Ну чего тебе, язва? - проснулся Бушмакин. Посмотрел на Колю, развел руками: вот, мол, наказание.
      – Я стирать иду! - снова крикнула Маруська. - Давайте белье!
      – Да ладно, - лениво сказал Бушмакин. - Мы уж сами. Вот ванную топить будем, тогда и постираем…
      – А чем топить-то, дяденька? - насмешливо спросила Маруська. - Не хотите - как хотите, я пошла.
      – Погоди… - Бушмакин, заскрипев дверцей платяного шкафа, бросил на пол узел с бельем. - Коля тебе поможет, донесет. - Бушмакин потянулся. - Я пока встану, поесть приготовлю, ладно?
      Прачечная помещалась во дворе, в одноэтажном флигеле и когда-то обслуживала проживавших в бело-зеленом доме иностранцев. Теперь женщины со всего квартала ходили в эту прачечную стирать.
      По дороге Маруська рассказала Коле, что рядом с нею всегда становится княжна Щербатова, а чуть позади - горничная бывшего председателя совета министров Горемыкина. Щербатова учится стирать - не старый режим, теперь никого не поэксплуатируешь, а горничная - та больше рассказывает истории из жизни высшего общества.
      Вошли в прачечную. Она была неожиданно пуста, и Маруська в растерянности остановилась на пороге.
      – Эй, есть кто-нибудь? - крикнула она.
      Из-за деревянной перегородки, где складывали стиральные доски, вышла красноносая старушка в бойкой не по возрасту шляпке, помахала рукой:
      – Бонжур, Мария. А что за галант с тобой?
      – Горничная горемыкинская, - шепнула Маруська Коле. - Да вот, исподнее принесла, бабушка Виолетта.
      – Неси назад, - хихикнула Виолетта. - Воды горячей нет, и теперь не будет долго.
      – А как же стирать?
      – А вот свергнем большевиков, - сказала Виолетта, - и все возвернется в лучшем виде: консомэ, бордо, бордели и старые шептуны в правительство - вроде моего хозяина. Слышь, девка… Чернь по всему городу водку жрет. Склады разбивают и жрут до чертиков. Ты сидела бы лучше дома, а то, не ровен час… Хотя защитник у тебя что надо.
      – А вы? - Маруська с сомнением посмотрела на Виолетту.
      – А на меня теперь и черт не польстится, - засмеялась та. - Слышь, девка, а Щербатову-то, княжну, убили вчера.
      – Как убили? - Маруська даже присела от неожиданности.
      – Да так и убили - ломом по голове. Пьяные. Да еще надругались. Так-то вот, - вздохнула Виолетта.
      Вернулись домой. Бушмакин выслушал сбивчивый рассказ Коли и Маруськи и начал торопливо натягивать пальто.
      – Куда? - удивилась Маруська. - До смены целый час еще.
      – Идемте, - сказал Бушмакин. - Раз такое дело - наше место - на заводе. Мало ли что.
      …Рабочие стояли на внутреннем дворе плотной стеной. Посредине, взобравшись на канцелярский стол, размахивал руками Вася.
      – Товарищи! - кричал он. - Второй день подряд завод стоит по причине отсутствия электрической энергии и из-за того, что не подвезли уголь. Что это значит? А это значит, что революция останется без патронов и орудий, товарищи! Предлагаю назначить проверку - кто именно виноват - и к стенке!
      Рабочие дружно подняли руки. Потом на стол вскочил комиссар из Смольного - чернобородый, в потертой кожанке. И Коля сразу узнал Сергеева.
      – Проверка, конечно, дело хорошее, - негромко сказал Сергеев. - Но это во вторую очередь. В городе громят винные склады, товарищи. Наиболее отсталая часть населения поддалась агитации врагов революции и в пьяном угаре занимается бандитизмом. Я хочу, чтобы вы поняли главное. Агенты недобитого самодержавия пытаются опоить солдат и рабочих, натравить пьяных друг на друга и в пьяной междоусобице нанести смертельный удар авангарду революции - Петроградской коммуне! Долой врагов и губителей народа!
      – Дадим решительный и беспощадный отпор контрреволюционным бандам погромщиков! - что было мочи заорал Вася.
      Толпа поддержала его возмущенными выкриками. Рабочие окружили Сергеева. Бушмакин и Коля подошли к нему вплотную. Он узнал их и улыбнулся. Потом развернул на столе план Петрограда:
      – Вот Малая Нева. Вот здесь, у Биржевого моста, Ватный остров, а на нем - казенный винный склад номер два. Охрана поручается вашему заводу. Выступать немедленно.
      – А оружие? - спросил Бушмакин.
      – Вы считаете, что против обманутых людей нужно оружие? - удивился Сергеев.
      …Построились в колонну. Так уж получилось, что впереди, рядом с Сергеевым, оказались и Коля с Бушмакиным. Молча вышли за ворота завода и направились к набережной Невы.
      У Летнего сада колонну догнала Маруська. Через плечо у нее висела огромная санитарная сумка военного образца.
      – Женщинам в таком деле места нет, - сказал Сергеев.
      – А где женщинам есть место? - ехидно осведомилась Маруська. - В двуспальной кровати?
      – Ну и язычок, - покрутил головой Сергеев.
      – Она теперь не уйдет, - сказал Бушмакин. - Бесполезно.
      Маруська пристроилась рядом с Колей и старалась шагать в ногу.
      – Горемыкинская Виолетта дала, - она похлопала по сумке. - Шептуну старому, Горемыкину, еще когда он председателем был, такая сумка по должности полагалась. В коридоре на вешалке висела. Мало ли… А вдруг они себе бо-бо сделают? Не просто ведь шептун. Пред-се-да-тель совета министров…
      Впереди, слева, открылся Ватный остров. Он сплошь был застроен одноэтажными, барачного типа складами. К острову вел утлый деревянный мост.
      Сергеев остановил колонну. Вдалеке тускло маячил купол Исаакия, ближе виднелась Ростральная колонна. Слева, в Петропавловке, слегка дымили высокие трубы Монетного двора…
      Коля вертел головой во все стороны и восхищенно цокал.
      – Переполняют впечатления? - улыбнулся Сергеев. - Наш город красив…
      – Я так мыслю, - подошел Бушмакин. - Все сосредоточиваемся на острове. Если что - мост аннулируем.
      – Как?
      – Выкатим на середину бочку спирта, подожжем и - покедова! - весело сказал Бушмакин.
      – Складской скрылся! - подбежал Вася. Рядом с Васей - статный голубоглазый парень в порванной студенческой тужурке. - А это, - Вася весело улыбнулся, - Никита, сын нашего мастера.
      – Вы что, студент? - с сомнением посмотрел на него Сергеев.
      Никита оглядел свою форму, пожал плечами:
      – Нет… Это я купил по случаю, чтобы утешить отца. Он, видите ли, мечтал, что я стану студентом. Ну и пришлось притворяться. Из человеколюбивых побуждений, так сказать. Год сходило, а перед самым двадцать пятым октября отец увидел меня на Сытном рынке - я дрова таскал - все понял и выгнал из дома.
      – Как он? - спросил Сергеев у Бушмакина. - Ничего?
      – Отец - колеблющийся, - сказал Бушмакин.
      – А Никита - свой в доску! - вдруг заявил Вася. - Я за него ручаюсь!
      – Ручаешься? - усмехнулся Бушмакин.
      – Между прочим, напрасно смеетесь. Никита уже давно и прочно стоит за народное дело. Так, Никита?
      – Подтверждаю, - кивнул Никита. - Я всем нутром за революцию!
      – Он, когда выбивали юнкеров с телефонной станции, помогал большевикам, - сказал Вася. - Включал-выключал телефоны.
      – Умеете? - спросил Сергеев.
      – Сестра у меня там работала, - тихо сказал Никита. - Убили ее… Юнкера…
      – Понятно… - кивнул Сергеев. - Ломайте замки, берите себе в помощь людей и катите сюда бочки со спиртом. - И ты, Коля, давай с ними.
      Коля, Никита и Вася убежали. Бушмакин достал кисет, протянул Сергееву:
      – Одалживайтесь.
      Скрутили цигарки, закурили.
      – Из каких будешь? - спросил Бушмакин. - С первой встречи стараюсь, а определить не могу! А у меня глаз на человека острый.
      – Механик я, - сказал Сергеев. - Работал в Пулковской обсерватории, ремонтировал телескопы. Но это больше для прикрытия основной работы.
      – А основная?
      – Революция, - просто ответил Сергеев.
      Прикатили бочки, вышибли днища. В ноздри ударил густой запах спирта. Вася потянул носом и шутовски закачался.
      – Вот благостыня…
      – Ты не вздумай, - нахмурился Бушмакин.
      – Да что вы, - заулыбался Вася. - Я этих пьяниц во как насмотрелся. У нас все пили: отец, братья, соседи… Выпьют и посуду бьют, то друг другу морды. Я с тех пор пьяных ненавижу.
      – Причины пьянства надо ликвидировать, - негромко сказал Сергеев. - Проклятые причины, из-за которых народ пьет без просыпу. Ну, дайте срок. Разберемся.
      Коля увидел Маруську. Она стояла у воды и смотрела в сторону Петропавловки. Он подошел, встал рядом. Ему вдруг захотелось сказать какие-то хорошие слова, сделать что-нибудь эдакое, удивить, - а она бы обратила внимание, ласково посмотрела… Но слов не было, а сделать… не разбежаться же и не прыгнуть в ледяную воду.
      – Слышь, Коля, - сказала вдруг Маруська. - Ты знаешь такое слово: "счастье"?
      – Слыхали, - смутившись, ответил Коля. - Сказка такая есть - про горе-злосчастье.
      – Так то про горе, дурачок… - Она засмеялась и провела ладонью по его щеке. - А счастье - это все наоборот, понял?
      – Когда хлеба много, - сказал Коля. - Дом новый, корова и лошадь. И людей бить не надо. Противно людей бить.
      – Про любовь забыл, - Маруська печально посмотрела на него и вздохнула. - Человек без любви, что дерево без листьев… Нету толка в таком человеке. А ты бы мог меня полюбить? Да не красней, я так, к примеру.
      – К примеру мог бы, - выдавил Коля. - А к чему спрашиваешь?
      – Идут! - закричал кто-то.
      Коля оглянулся. Со стороны Александровского проспекта к мостику двигалась огромная толпа. Погромщики шли медленно, молча, была в их движении какая-то уверенная, не знающая пощады сила. Передние вышли к самой воде, задние напирали, толпа волновалась.
      Коля посмотрел на своих. Рабочие замерли, многие, как заметил Коля, едва скрывали страх и растерянность.
      Он всмотрелся в толпу. Кривые, пьяные улыбки, остановившиеся глаза - все было видно хорошо, отчетливо, потому что защитников острова и погромщиков разделяла только узкая полоска воды.
      Несколько погромщиков попытались было взойти на мост, но их остановил окрик Сергеева:
      – Стойте!
      Погромщики остановились. Толпа подалась еще ближе. Все ждали, что скажет этот чернобородый комиссар.
      – Граждане! - крикнул Сергеев. - Вы поддались на провокацию! Если вы нападете на этот склад, многие из вас погибнут. Подумайте, сколько сирот появится в ваших, да и в наших семьях, если вы не образумитесь! Я призываю вас мирно разойтись по домам!
      Из толпы вышел человек, и Коля тотчас же узнал его: это был Сеня Милый. На затылке у него по-прежнему каким-то чудом держался неизменный котелок.
      – Господа свободной России! - рявкнул Сеня, обращаясь к толпе. - Инородцы препятствуют нам взять то, что завоевано нашей кровью в результате революции! Какое же это правительство, господа, ежели оно русскому человеку выпить не дает!
      Толпа ответила ревом. Сеня взмахнул рукой, и рев стих.
      – Когда мы делали революцию, - орал Сеня, - инородцы сидели по щелям! А как сладкое делить - так русским шиш, а им пенки? Ишь, шпионы немецкие! Продали Россию!
      – Бей гадов, спасай Россию! Смерть шпионам! Долой! - начали выкрикивать в толпе.
      – Надо было оружие, - с отчаянием сказал Бушмакин. - Коля! Отступай!
      Толпа рвалась к мосту. Коля легко отбросил первую волну нападавших, вторую. И третья волна разбилась о него, словно о волнорез. Перед мостом осталось лежать несколько человек, остальные швыряли камни и грязь, но не решались броситься в следующую атаку.
      – А ну, подходи! - орал Коля. - Кому жизнь не дорога!
      – Господа! - вопил в ответ Сеня. - Неужели вы испугались этого фраера? Давите его, гниду!
      Толпа снова бросилась вперед. На этот раз натиск был настолько могучим, что Колю, Васю и Никиту выперли на середину моста - словно пробку протолкнули в горлышко бутылки…
      – Поджигай! - отчаянно замахал руками Бушмакин.
      – Поджигайте! - тревожно крикнул Сергеев.
      Коля и Никита из последних сил сдерживали толпу. Вася опустился на колени и чиркал спичками. Они ломались одна за другой. Вася в отчаянии оглянулся. И тогда Сергеев бросился вперед, выхватил у Васи коробок и с первого раза, словно у собственной плиты на кухне, зажег спичку.
      – Бегите, ребята, - негромко сказал он.
      Он подождал, пока мимо проскочили Никита и Коля, и бросил спичку на мост. С ревом взвилось пламя. Давя друг друга, погромщики побежали с горящего моста, начали прыгать в воду. Одежда на Сергееве загорелась. Его повалили, стараясь сбить пламя. Наконец, это удалось, и Сергеев поднялся - грязный, закопченный, с обожженным лицом.
      – Вроде пронесло, - с сомнением сказал Бушмакин.
      – Не думаю, - Сергеев вытащил платок и начал вытирать лицо. Застонал, удивленно посмотрел на Бушмакина:
      – Надо же… Не уберегся…
      Подскочила Маруська, выдернула из сумки пакет с марлей, протянула Сергееву:
      – Промокайте, только не нажимайте.
      – Слезет кожа…
      – Женщины облезлых еще крепче любят, - заявила Маруська.
      – Кто про что, а вшивый про баню, тьфу! - рассердился Бушмакин. - Нашла время.
      – Скучный вы человек, - вздохнула Маруська. - По-вашему, у любви дни и часы, что ли? Сегодня можно, а завтра - перерыв? Нешто любовь - это присутственное место?
      – Да будет тебе, - отвернулся Бушмакин. - Дырка у меня в голове от твоей любви.
      Сеня что-то орал на другом берегу.
      – Пристрелить его к черту! - в сердцах сказал Бушмакин. - У тебя есть наган, чего ждешь?
      – Я не призовой стрелок, - сказал Сергеев. - Могу попасть в другого человека.
      – А этот все равно бандит! Туда ему и дорога!
      – Я тебе так скажу, - Сергеев тяжело посмотрел на Бушмакина: - Ты в раж не входи и рассудка не теряй. Другой есть другой, понял? А стрелять мы имеем право только в тех, кто этого на самом деле заслуживает. А кто думает, что лес рубят - щепки летят, - тот последний контрик и враг всему нашему делу!
      – Там запасу на всю жизнь! - орал Сеня. - Все наше. Только не дрейфь! Вперед, соколики-алкоголики!
      Толпа приблизилась к воде. Осторожно, словно купальщики несколько человек попробовали ледяную воду - кто рукой, кто ногой и вдруг все разом, словно по неслышной команде, ринулись в воду. Затрещал молодой ледок…
      – Это конец, - спокойно сказал Сергеев. - Все… Выстраивайтесь в цепь по всему берегу! - закричал он рабочим. - Держаться до последнего. Они нас все равно не пощадят!
      – Пощады не давать! - словно в ответ крикнул Сеня. - Бей всех, потом разберемся!
      Вода почернела от плывущих людей. Молча смотрели на них защитники острова. Рухнул, подняв тучу искр, сгоревший мост.
      – Может, выкатить бочки, выбить днища - пусть спирт льется в воду, - вдруг сказал Коля. - И зажжем. Пусть горят, пьянь проклятая.
      – Это мысль, - кивнул Сергеев. - Если вылить спирт вдоль всего берега - стена огня может их остановить!
      И снова с ревом взвилось пламя - сплошная ослепительно-белая стена. Она скрыла нападавших, а когда последние сиреневые языки опали и лениво расползлись по воде, Коля увидел, что противоположный берег пуст.
      – Варит у тебя тут, - Сергеев шутливо дотронулся до Колиной головы. - Не теряешься. Это, брат, первое дело в нашей профессии…
      – В какой еще профессии? - ревниво вступил Бушмакин. - Одна у него теперь профессия - быть рабочим человеком.
      – Хорошая профессия, - улыбнулся Сергеев. - Однако, товарищ Бушмакин, напомню вам, что мы с вами - партийцы. Стало быть, делаем не то, что нравится, а то, что партии нужно, согласны?
      – Да ведь Коля пока беспартийный, - возразил Бушмакин.
      – Пока, - подчеркнуто сказал Сергеев. - Ладно, разговор преждевременный.
      – Что-то вы там задумали, - подозрительно прищурился Бушмакин. - В толк не возьму, что?
      – Узнаете, - пообещал Сергеев.
      Раненых в сопровождении Маруськи, Васи и Никиты отправили в Мариинку. У складов оставили вооруженную охрану во главе с Бушмакиным. Коля распрощался с Сергеевым и пошел домой - вечером ему предстояло сменить Бушмакина.
      Вернулась из больницы Маруська. Разожгла на кухне примус и постучалась к Коле.
      – Трое умерли, - сообщила она, усаживаясь на табурет. - Остальные через день будут дома. А знаешь, Коля, этот Никита очень хороший человек.
      – Чем же это? - осведомился Коля.
      – А тем, что грамотен, умен и с девушками умеет обращаться, не то что некоторые, - с вызовом сказала Маруська.
      – И как это он обращается? - продолжал выспрашивать Коля.
      – А так… - она покраснела. - Не твое дело!
      – А тогда зачем рассказываешь? - удивился Коля. - И вообще, вали отседова, мне к Бушмакину пора.
      – Коля, - сказала Маруська. - Давайте будем товарищами. Ты, я и Никита. Давай, а?
      – А Василий - не в счет?
      – Язвительный он больно… И на цыгана похож. А у нас цыгане лошадь однажды украли. Я их боюсь.
      – Ну и дура, - заметил Коля. - Не кто цыган - тот вор, а кто вор, тот, понимаешь… - Коля запутался и зло закончил: - Отстань ты от меня за ради бога, банный лист!
      – Коля, - продолжала Маруська. - Никита - это, конечно, охо-хо, но и ты тоже ничего. Я тебя провожу, а?
      – Ну, проводи… - буркнул Коля.
      …Они вышли к Фонтанке. Среди голых деревьев Летнего сада светлым пятном выделялся домик Петра. Плавно изгибался Прачечный мост, а чуть левее начиналась садовая решетка. Ритмично чередовались колонны серого камня и черные звенья ограды. Коля остановился, до глубины души растроганный и потрясенный этой удивительной, проникающей в самое сердце красотой. Отныне он будет приходить на это место: иногда - несколько раз в год, иногда - раз в несколько лет. Будет останавливаться и думать о прошлом, и о том самом первом мгновении, когда вдруг открылись ему Летний сад, Фонтанка и Нева… Только уже не будет рядом бесхитростной Маруськи и многих других - самых близких и самых настоящих своих друзей недосчитается в те минуты Коля Кондратьев…
      В городе свирепствовали банды уголовников. Они делали свое черное дело, не считаясь с распоряжениями Военно-революционного комитета, несмотря на все старания немногочисленных еще сотрудников Комитета революционной охраны. Нужно было принимать решительные меры. Сергеева вызвали в Смольный…
      Он пришел на несколько минут раньше срока и, чтобы не толкаться в коридорах, начал прогуливаться у входа, вызывая этим раздражение часового - матроса с винтовкой, на трехгранном штыке которой ветер трепал разноцветные флажки разовых пропусков.
      – Эй, товарищ! - не выдержал, наконец, матрос. - Не положено! Пройдите!
      – Уже прохожу, - улыбнулся Сергеев и, предъявив матросу пропуск, вошел в здание. В вестибюле его сразу же окликнул статный, с отменной выправкой человек в офицерской бекеше без погон:
      – Степан Петрович? Что с головой?
      Голова у Сергеева была перевязана - ожог оказался очень сильным.
      – Ротмистр Кузьмичев? - с холодком спросил Сергеев, неприязненно оглядывая военного. - Честно говоря, не ожидал. Давно ли на платформе Советской власти?
      – Чувствую, что вы предпочли бы видеть меня по ту сторону баррикад, - усмехнулся Кузьмичев.
      – Нет, отчего же. Просто я не верю в вашу искренность. Тогда, в Пулкове, вы рассуждали очень определенно: чернь на одной стороне, люди с уздой в руках - на другой. Или что-нибудь переменилось?
      Подошел сотрудник Смольного, сказал:
      – Товарищ Сергеев, Петровский ждет.
      – Иду… - Сергеев кивнул Кузьмичеву: - Не уверен, что мы с вами встретимся еще раз, поэтому - прощайте.
      – До свидания, - улыбнулся Кузьмичев. - Вас вызывают по делу, которое и ко мне имеет отношение, так что встреча наша не за горами, товарищ Сергеев.
      …Кабинет Петровского выглядел странно. Совсем недавно здесь помещался будуар классной дамы, в алькове стояла кровать красного дерева.
      – Сергеев? - Петровский посмотрел на часы. - Вы опоздали на три минуты.
      – Извините, я разговаривал с Кузьмичевым, - хмуро сказал Сергеев.
      Петровский кивнул:
      – Понимаю. Бывший уланский офицер не вызывает у вас доверия?
      – Не вызывает, - подтвердил Сергеев.
      – А Бонч-Бруевич?
      – Это другое дело.
      – А почему так? Молчите? Тогда я скажу: Бонча знает лично Владимир Ильич. А Кузьмичева? Почти никто. Вывод: в вас говорит классовая ограниченность. Какие основания у вас не верить Кузьмичеву?
      – Его собственные речи, которые я лично слышал год назад, в Пулкове. Кузьмичев приезжал к своему дяде, профессору обсерватории, а я только что удачно отъюстировал оптическую систему и был в числе приглашенных на день ангела. Это факт.
      – Прекрасный факт, - подтвердил Петровский. - Кузьмичев знал о ваших политических убеждениях?
      – Нет.
      – Вот видите. Почему же не предположить, что в разговоре он ориентировался на предполагаемый уровень собеседников? Теперь о цели вашего вызова. Нужно назначить комиссаров во все комиссариаты, и вы должны подобрать подходящих людей. Милиционеров, которые саботируют наши распоряжения, немедленно уволить.
      – А кто будет работать? Уголовщина расцвела таким цветом, что…
      – Знаю, - жестко прервал Петровский. - Все знаю. Мы расстреливаем бандитов, но их не становится меньше. Некоторые видят в этом признак нашей слабости. Чепуха! Только что я разговаривал с Владимиром Ильичем.
      – Что сказал Ильич? - напряженно спросил Сергеев.
      – Когда мы уничтожим голод, болезни и социальное неравенство, тогда исчезнет та питательная среда, та социальная среда, которая порождает преступления, - задумчиво сказал Петровский. - Это, дорогой мой, наисложнейший вопрос, архипроблема, и если вы знаете бодрячков-болтунов, которые готовы разделаться с этой проблемой за раз-два, - плюньте в их скверные и лживые, простите, лица. Эти люди - злейшие наши враги. Ибо они - неучи и тупицы.
      Петровский подошел к стеллажу и снял с полки небольшую брошюру в мягкой обложке:
      – "Государство и революция". Первое издание, получил лично от Владимира Ильича, - с гордостью сказал он. - Так вот, здесь четко сказано: революция даст гигантское развитие производительных сил, но… - Петровский спустил очки со лба и прочитал вслух: - Но как скоро пойдет это развитие дальше, как скоро дойдет оно… до уничтожения противоположности между умственным и физическим трудом, до превращения труда в "первую жизненную потребность", этого мы не знаем и знать не можем! Заметьте, молодой человек, - не можем! А это значит, что образование идеальной социальной среды - дело огромного труда многих поколений! Поэтому оставим маниловщину и будем трудиться во имя будущего…
      – Я представляю себе так, что к охране порядка нужно привлечь рабочих, - сказал Сергеев.
      – Правильно думаете, - кивнул Петровский. - По-ленински. Отряды вооруженной рабочей милиции - это раз. Сыскная милиция, в которой тоже должны быть преимущественно рабочие, - это два.
      – Сыскная? - переспросил Сергеев. - Плохо… Мерзкие воспоминания…
      – Ассоциации, вы хотите сказать, - улыбнулся Петровский. - А если, скажем, не сыскная, а уголовный розыск? Как?
      – Неплохо, - кивнул Сергеев. - А тех, кто служил царю, бывших, одним словом, - их куда?
      – Бывших? - Петровский задумался на мгновение. - А что? Разве они не обязаны поделиться с нами своими знаниями? Обязаны! Уверен, что найдутся и добровольцы. Вот на них в известном смысле и обопритесь вначале. Есть у вас человек, которого можно поставить во главе этого дела?
      – Есть, - не задумываясь, ответил Сергеев. - Только вот чего я не знаю… Чем должен заниматься этот уголовный розыск?
      – Искать преступников, - Петровский посмотрел из-под очков.
      – А как?
      – Вопрос серьезный. Думаю, что рано или поздно вы на него ответите. Только помните: чем раньше, тем лучше.
      Сергеев пришел к Бушмакину поздно вечером. Коля, Маруська и Бушмакин сидели за столом и пили чай.
      – Степан Петрович! - обрадовался Бушмакин. - Милости просим! Маруська, чашку гостю! Только не взыщите - хлеба нет. Съели.
      – Разговор у меня к вам, - Сергеев сел за стол и пустил ложечку в коричневую, мутную жидкость - чай был морковный.
      – Понятно, - кивнул Бушмакин. - А ну, молодежь, прогуляйтесь.
      Коля и Маруська обиженно поплелись к дверям. Неожиданно Сергеев сказал:
      – Разговор их тоже касается. Тут дело такое… Преступников мы, конечно, ловим… Но уж, честно сказать, только тех, которые сами попадаются. А вот при царе, если помните, была специальная организация - сыскная полиция.
      – Помню, - кивнул Бушмакин. - На Гороховой помещалась.
      – Так вот, сыскная полиция существовала для того, чтобы… как бы это объяснить… Ну, чтобы быть в курсе всех дел преступного мира и вовремя эти дела пресекать. Скажем, наметили воры магазин Елисеева обчистить, а там уже засада, ясно?
      – Ясно-то ясно, - Бушмакин подозрительно всматривался в лицо Сергеева. - Только зачем вы это все нам излагаете?
      – А затем, товарищ Бушмакин, - Сергеев не отвел взгляда, - что партия поручает вам организовать и возглавить петроградскую сыскную милицию - уголовный розыск.
      – Мне?! - Бушмакин вскочил. - Мне?
      Коля и Маруська восторженно переглянулись.
      – Так это же… Это же здорово! - сказал Коля.
      – Вы теперь вроде околоточного будете? - не выдержала ехидная Маруська. - С пузом?
      – Шутки в сторону, - нахмурился Сергеев. - Прошу не ахать и не восклицать. Возьмите людей, кого сочтете нужным, и марш на Гороховую. Кто из старых работников захочет остаться, пусть работает. Кто не захочет - скатертью дорога! Запачканных контриков удалять безжалостно. Завтра с утра и начнете.
      – Постойте, постойте… - Бушмакин никак не мог прийти в себя. - Что такое, скажем, шпиндель, вы знаете? А что такое аксиальная фреза?
      Сергеев пожал плечами.
      – А я этим всю жизнь занимаюсь! - крикнул Бушмакин. - Мое дело - токарный станок!
      – А что такое дактилоскопия, вы знаете? - в свою очередь спросил Сергеев.
      – Нет, - растерялся Бушмакин.
      – Я тоже узнал это после первого ареста. А что касается всей жизни… Революция, Бушмакин. И наша жизнь нам больше не принадлежит.
      Коля восхищенно смотрел на Сергеева.
      – Я тоже хочу, - сказал он. - Только я в Питер приехал, сразу схлестнулся с этими гадами. И пошло и пошло. Я так понимаю: судьба у меня такая - им салазки загибать.
      – Ну, насчет судьбы - это немарксистская точка зрения, - улыбнулся Сергеев. - А в остальном - возражений нет.
      – И я не отстану! - решительно заявила Маруська. - Куда вы, - туда и я!
      – Не женское это дело, - сказал Бушмакин.
      Она нахально посмотрела на него:
      – Вы же не захотели заниматься со мной женским делом?
      – Тьфу! - в сердцах плюнул Бушмакин. - Ты ей слово, она тебе - десять!
      – А что, - задумался Сергеев. - Может быть, Маруся не так уж неправа. Кем была женщина при царизме? Забавой? Рабой? А при Советской власти женщина во всем будет равна мужчине, это факт!
      – Не равна, а гораздо выше! - уточнила Маруська.
      – Согласен, - рассмеялся Сергеев. - Первая в мировой истории женщина-сыщик! Это же прекрасно, товарищи!
      Заводской двор заполнили рабочие. Бушмакин взобрался на стол, и гул разом стих. После событий на Ватном острове Бушмакин пользовался непререкаемым авторитетом.
      – Товарищи, - негромко начал Бушмакин. - В городе грабят и убивают. Уголовники распоясались. Даже у детей отбирают хлеб.
      – Это мы знаем! - донеслось из толпы. - Ты говори, чего делать?
      Толпа взорвалась криком, заголосила какая-то женщина:
      – Нюра, Ню-юрочка, доченька!.. Убийцы проклятые…
      – Бандиты зверствуют, - продолжал Бушмакин. - И мы будем беспощадны!
      – Смерть уркам! - выкрикнул Вася. - Я предлагаю ловить их и организованно топить в Неве!
      Бушмакин взмахнул рукой:
      – Тихо! Мы не преступники. Мы не станем действовать против преступников ихними методами!
      – А что же с ними делать? - не унимался Вася. - В зад их целовать, что ли?
      Все захохотали.
      – Нашему заводу, товарищи, доверили организовать уголовный розыск, - сказал Бушмакин. - А это значит, что прямо сейчас мы решим, кому поручим эту работу! Условия такие: честный, непьющий, в драках и скандалах не замечен, на платформе Советской власти стоит, как Александрийский столп!
      – А столп этот - признак царизма! - крикнул Вася. - Я несогласный!
      На стол поднялся Никита, сорвал с головы студенческую фуражку, прижал ее к груди.
      – Товарищи! Василий мне хотя и друг, но говорит ерунду! Александрийский столп, товарищ Вася, воздвигнут в честь русских людей, которые одержали победу над Наполеоном, и весит этот столп ни много ни мало - тридцать тысяч пудов. Так что если кто с такой силой стоит на платформе Советской власти, - такому человеку можно верить!
      Вася выслушал тираду друга с открытым ртом, а когда Никита под хохот, свист и аплодисменты слез со стола, сказал:
      – Вроде голова у тебя моего размера, а помещается в ней в три раза больше. Это как же?
      Вася вспрыгнул на стол и встал рядом с Бушмакиным.
      – Есть предложение! - крикнул он. - Раз товарищ Бушмакин этому делу заводила, - ему первому и идти! Предлагаю голосовать мое предложение целиком, поскольку оно очень продуманное мною и совершенно безошибочное.
      Все засмеялись, а Вася, нисколько не смущаясь, продолжал: