- Тебе? - девочка глядит на нее глубоким, странным взглядом. - Верю.
      И затихает.
      В тамбуре корреспондент и человек, который все потерял, помогают одноглазому вскарабкаться на крышу. При этом от усердия человек, который все потерял, едва не попадает под колеса, но корреспондент успевает его подхватить.
      Парень поднялся на крышу.
      - Ждите! - кричит он товарищам и бежит по крыше в сторону далекого паровоза
      Парень бежит по крыше, добегает до конца и, чуть помедлив, перескакивает на крышу другого вагона .Бежит дальше.
      На площадке одного из вагонов расхаживает знакомый нам по началу картины часовой-казах. Внезапно взгляд его узких глаз становится напряженным, как у охотника Он видит тень поезда, ползущую по бледному, освещенному луной песчаному откосу, и странную фигуру, то бегущую, то прыгающую через пустоту.
      - Стой! - орет казах. - Стрелять буду!
      Голос его не слышен за шумом поезда, бегущая фигура приближается.
      - Стой! - орет казах и стреляет вверх.
      Тень пролетает через рсщелину между вагонами, исчезает, словно человек упал, но через миг возникает снова и продолжает свой путь.
      Казах лезет на крышу. Выстрел привлек внимание других часовых, и когда парень совершает очередной прыжок, мимо него проносятся пули.
      Парень бежит дальше. Но сзади его уже нагоняет казах, а когда парень добегает до последнего вагона, то здесь его подстерегает направленный прямо на него ствол автомата другого часового.
      - Руки вверх! - кричит казах.
      - А пошел ты!.. Там женщина помирает, слышишь? Врача нужно!..
      На площадке служебного вагона появляется
      начальник эшелона.
      - Товарищ майор! - кричит одноглазый. - Я с последнего вагона Там женщина разродиться не может!..
      Парень садится на край крыши.
      - Дурной голова, - ласково говорит казах, - застрелить могли!
      - А что делать? - ворчит одноглазый. - Поезд ведь не остановишь!..
      Резко тормозит поезд.
      ...В вагоне застыли люди в мучительном ожидании. И вдруг в какой-то неправдоподобной ясности из тамбура появляется небольшая, худощавая фигура молодой женщины в военной форме, с медицинской сумкой на боку.
      Женщина проходит вперед, отрывисто бросает:
      - Воду!.. Полотенце!.. - и скрывается за простыней.
      В вагон входят одноглазый, корреспондент и человек,
      который все потерял. Вырвавшись от черненькой,
      девочка бросается к папе Коле.
      - А я вовсе не боялась, - с детской хрипотцой говорит девочка, - Мне тетя Дуся сказала, что ты придешь...
      Стучат колеса. Трясется вагон. Просыня то вздувается
      парусом, то бессильно опадает. И внезапно раздается
      новый, не слышанный пассажирами крик,
      странный, словно по ту сторону, крик новорожденного.
      Простыня отдернулась, и пассажиры видят тетю
      Пашу, держащую на руках ребенка...
      - Девочка! - будто о каком-то чуде, говорит артистка.
      ...Утро. Вагон отмечен особой чистотой и прибранностью, вызванными, с одной стороны, появлением в нем новой гражданки, с другой - скорым окончанием путешествия.
      У окна стоят черненькая и одноглазый парень.
      - Не могу я, Николай Петрович, - с болью говорит черненькая. Привязалась я к вам, это верно, а без Ниночки уж и не знаю, как теперь буду... Да не так мне все ожидалось... Думала, придет оно, и прямо в грудь мне ударит, чтоб ни раздумья, ни выбора, как в воду с берега!
      Парень понурил голову. Незаметно подходит девочка и внимательно слушает.
      - А как же мы-то без вас?
      - А вы себе другую девушку найдете, красивше и лучше меня.. Ну, Ниночка - маленькая, привыкнет, что я ей?.
      - Борисоглебск!.. - слышится чей-то голос...
      ...Поезд причалил к платформе. Выходят пассажиры. Первой, гордо держа пакет с младенцем, появляется черненькая, за ней, поддерживаемая тетей Пашей, осторожно спускается молодая мать; человек, который, кажется, уже не все потерял, тащит аккордеон артистки, замыкают шествие одноглазый с дочерью и корреспондент.
      Усадив свою подругу на скамейку и передав ребенка тете Паше, черненькая бежит в билетную кассу. Одноглазый парень быстро говорит дочери:
      - Обожди меня тут! - и тоже устремляется в здание вокзала.
      - "Пирог с хлебом", - читает девочка объявление, вывешенное над ларьком. - Дядя Сережа, чего это?
      - Не знаю, - говорит корреспондент, - какое-то новое, удивительное изобретение войны. Попробуем?
      Он покупает два куска "пирога с хлебом".
      - А вкусно! - замечает корреспондент. Девочка кивает, уплетая пирог.
      Одноглазый и черненькая приближаются к выходным дверям вокзала,
      - Может, напишете, Евдокия Петровна? - спрашивает одноглазый.
      - Да, да... - кивает черненькая, отводя глаза. Видимо, ей тоже тяжела эта, ею же решенная, разлука
      - Не поминайте лихом, Николай Петрович!.. - И будто боясь, что она не выдержит, черненькая почти бегом устремляется прочь от парня.
      - Мама! Куда ты? - настигает ее отчаянный крик.
      Черненькая замерла на всем бегу и шатнулась, как будто от удара в грудь. Она даже невольно поднесла руку к сердцу, куда сладкой болью проникли эти слова.
      А девочка подбежала к ней, ухватила за платье своими маленькими руками.
      - Ты нас бросаешь, мама? - с прежней, недетской интонацией говорит она
      У черненькой хлынули слезы.
      - Разве мамы бросают своих дочек? - говорит она - Я вернусь, очень скоро вернусь!..
      - Это правда? - тихо спрашивает, подходя, одноглазый.
      - Детей нельзя обманывать, Николай Петрович! - сквозь слезы улыбается черненькая.
      Они прощаются, и парень уходит об руку с приемной дочерью через рельсы к темным липам, высаженным по краю дороги, убегающей вдаль.
      Черненькая подходит к жене бригврача
      - Ты плачешь, Дусенька?
      - Как же не плакать? - знакомым баском отвечает черненькая. - Сроду с парнем не поцеловалась, и пожалуйста - уже жена и мать!..
      - Поезд на Москву отходит с третьей платформы! - звучит голос вокзального диктора.
      Пассажиры спешат на посадку.
      И снова почетный эскорт сопровождает молодую мать. Впереди черненькая с младенцем, затем тетя Паша с вещами, корреспондент бережно, под руку, ведет Нину Ивановну.
      И люди, спешившие на посадку, почтительно расступаются перед Матерью...
      ...Корреспондет и Лена сидят на скамейке близ станции Бекетовка.
      - Замечательные люди - ваши спутники! - от души говорит Лена.
      - Обычные люди, - пожимает плечами Сергеев, - каких мы постоянно видим вокруг себя.
      Лена делает чуть заметную гримасу, выражающую сомнения в последних словах Сергеева
      - Ну а что с ними сталось?
      - Каждый ушел в свою даль, в свою жизнь... Впрочем, я кое-что знаю о судьбе женщины, которую называли Ниной Ивановной. Она работала в госпитале и училась, кончила медицинский институт, воспитала дочь. Пережив сама так много страшного и горестного, она охраняла дочь от всего трудного, больного, печального, даже от воспоминаний о войне. Девочка выросла, полная доброго порыва, но слабодушная, избалованная опекой. И в первом же малом жизненном испытании она погнулась...
      По мере того как он говорит, лицо Лены разительно меняется, наконец-то понимает она, о ком рассказывал корреспондент.
      - И вы решили ее выпрямить? - с дрожащими от боли и гнева губами перебивает Лена. - Но кто дал вам право рассказывать мне все это, вмешиваться в мою жизь?!
      - Ваша мать, - просто отвечает корреспондент. - Она узнала, что я здесь, и прислала мне письмо. Только не поздно ли? Ведь вы уже в пути... Он встает со скамейки.
      И тут Лена с неясной и странной улыбкой сквозь слезы
      протягивает руку и заставляет Сергеева снова сесть.
      Они смотрят друг на друга, тем и должен кончиться фильм:
      двумя прекрасными человеческими лицами. Одно - юное,
      другое - тронутое годами; .одно - прозревшее в печали
      и радости, другое - в добром понимании, что просьба
      далекого друга все-таки не опоздала.