Все было забыто — и совершенствование в пассивности, и Яги Докусэн. Хозяин принялся чесать голову с такой свирепостью, словно хотел содрать с себя скальп. Перхоть, накопившаяся за месяц, тучами обрушилась на его шею и плечи. Зрелище было грандиозное. А усы? Они грозно загнулись кверху. Видимо, они решили, что непозволительно им пребывать в покое, когда хозяин гневается, и каждый волосок торчал так, как ему нравилось. Это тоже было достойное зрелище. Вчера перед зеркалом они подражали усам его императорского величества кайзера, но за ночь забыли всю муштру и вернулись в первобытное состояние, точно так же как хозяин забыл о совершенствовании духа и вернулся в лоно природной дикости. Лишь теперь я понял, насколько просторна Япония, если человек с такими дикими усами работает преподавателем и никто его не изгоняет. На ее просторах за людей сходят и Канэда-кун, и собака Канэда-куна. Хозяин тоже убежден, что ему не следует опасаться увольнения, пока Канэда-кун и его собака умудряются сходить за людей. В крайнем случае можно отправить в Сугамо к Стражу Небесной Справедливости письмо с призывом о помощи.

Затем своими дремучими доисторическими глазами, с которыми я познакомил вас вчера, хозяин уставился в нишу. В нишу были вставлены две книжные полки. Нижняя полка располагалась на высоте одного метра, так что взгляд хозяина всегда останавливался на ней. Полка была затянута узорчатой бумагой, которая прорвалась во многих местах, и через дыры можно было рассмотреть ее внутренности. Внутренности, как известно, бывают разные. Одни бывают печатные, другие рукописные. Одни в обложках, другие без обложек. При виде этих внутренностей хозяину захотелось читать. Может показаться странным, что хозяин, которого только что обуревал великий гнев, хозяин, который только что жаждал изловить жену рикши и стукнуть ее головой об сосну, — этот самый хозяин вдруг захотел читать макулатуру, сваленную на книжной полке. Но у веселых психопатов такие перемены настроения не редкость. Они как ребенок, которому достаточно показать пончик, чтобы он перестал плакать и начал улыбаться. Действительно, хозяин смеется, радуется, печалится больше, чем обыкновенные люди, но ни одно из этих состояний не сохраняется надолго. Выражаясь мягко, характер у него переменчивый, легко поддающийся различным влияниям, а говоря попросту, хозяин вздорный, упрямый и оголтелый мальчишка. А поскольку он вздорный мальчишка, нет ничего удивительного в том, что он вдруг забыл про свои воинственные намерения и стал читать названия книжек на полке. Сначала взгляд его упал на перевернутый томик Ито Хакубуна. В верхней части томика было написано: «28 сентября, 11 год Мэйдзи». Видимо, уже в те времена губернатор Кореи плелся на поводке императорских указов. Интересно, чем тогда занимался этот дяденька? Разобрать было трудно, но я все-таки умудрился прочесть: «Министр финансов». Гм, большой, однако, был человек, и остается министром финансов, хотя лежит вниз головой. Левее — еще один министр финансов лежал на боку. Понятно. Этот вниз головой не выдержал. Из-под него свисает бумага, на которой оттиснуты только две буквы: «Ты». Дальше не видно, хотя очень хотелось бы прочесть. В следующей строке виднеется слово «быстрее». И тут тоже хотелось бы прочесть дальше, но невозможно. Будь мой хозяин сыскным агентом, я бы еще попробовал вытащить эти бумаги, не спросив разрешения. Как известно, сыщики не имеют высшего образования и способны пойти на все ради выявления фактов. Тут уж ничего не поделаешь. Хорошо бы, конечно, предложить им вести себя поскромнее. Полагаю, этого можно было бы добиться, если не давать им никаких фактов до тех пор, пока они не станут скромнее. Они, как я слыхал, объявляют преступниками честных граждан, опутав их сетью законов. Это уже настоящее сумасшествие — превращать в преступника собственного нанимателя. Я взглянул на среднюю часть полки. Там совершала сальто-мортале книга о провинции Ойта. Ну, если Ито Хакубун стоит вниз головой, то почему бы провинции Ойта не совершить сальто-мортале? Дойдя до этого места, хозяин поднял вверх сжатые кулаки. Он готовился зевнуть.

Зевок его походил на далекий вой кита. Покончив с зевотой, хозяин переоделся и побрел в ванную умываться. Хозяйка сейчас же набросилась на постель, свернула ее и, как всегда, принялась за уборку. Умывание хозяина, как и уборка, носило символический характер. Я уже рассказывал, как он полощет горло. Вот и теперь он загоготал: га-га-гэ-гэ… Затем он причесался, перекинул через плечо мохнатое полотенце и соизволил наконец выйти в столовую, где величественно опустился на свое место возле хибати. Прочитав последнюю фразу, читатель, возможно, сразу представит себе изысканную хибати, сделанную из драгоценного дерева, а рядом — элегантную куртизанку, — так всегда показывают в театре. Но ничего подобного у Кусями-сэнсэя не было. Наша хибати была такая древняя и обшарпанная, что неспециалисту было бы трудно определить, из чего она сделана. Достоинство хибати состоит в том, что она блестит от ежедневного протирания. Наша же хибати никогда не протиралась, и неизвестно было, то ли ее изготовили из вишни, то ли из криптомерии, а может быть, даже из павлонии. Вид у нее был необычайно мрачный. Вы спросите: где же хозяин умудрился купить ее? Он ее не покупал. Вы спросите: значит, ему ее подарили? Нет. Тогда вы спросите: что же, хозяин украл ее? А кто знает? Давным-давно хозяина однажды попросили до приезда наследников посторожить дом какого-то умершего старика родственника. Переезжая затем к себе домой, хозяин нечаянно прихватил и эту хибати — он очень привык к ней. Поступок, несомненно, предосудительный, но я думаю, такие случаи бывают на свете часто. Про банкиров, например, говорят, что они так часто имеют дело с чужими деньгами, что в конце концов перестают смотреть на них, как на чужие и считают своими. Чиновники — слуги народа. Они получили власть для отправления определенных законов. Но, пользуясь этой властью постоянно, они привыкают к ней и начинают думать, что она принадлежит им по праву, что народ к ней никакого отношения не имеет и не смеет о ней мечтать. Одним словом, пока мир полон таких вот людей, не следует из-за истории с хибати считать хозяина вором. А если считать вором хозяина, то надо считать ворами всех людей без исключения.

Когда хозяин расположился за столом возле хибати, трое его дочерей уже уписывали завтрак — умытая половой тряпкой малышка, школьница Тонко и любительница парфюмерии Сунко. Хозяин оглядел их. Физиономия Тонко похожа на гарду рапиры из заморской стали. Сунко лицом в какой-то мере напоминает старшую сестру, хотя в общем больше похожа на круглый лакированный поднос, какие делают на Рюкю. И лишь у малышки физиономия продолговатая. Продолговатых лиц на свете много, так что в этом не было бы ничего особенного, если бы не одно обстоятельство, а именно: лицо этой девочки было продолговатым не в вертикальном, а в горизонтальном направлении. Хозяин иногда думает: «Мода, конечно, вещь изменчивая, но не может быть, чтобы когда-нибудь вошли в моду горизонтально продолговатые физиономии. Однако делать нечего, пусть уж растет какая есть». А растет она быстро, как бамбук в храме йогов. Каждый раз, замечая, как быстро она растет, хозяин оглядывается, словно кто-то гонится за ним, и обливается холодным потом. Как ни далек хозяин от всего земного, он все-таки знает, что все трое его детей — особи женского пола. А раз так, то рано или поздно их придется выдавать замуж. Но, зная это, он знает также и то, что никакими способностями выдавать замуж он не обладает. Он не имеет ни малейшего представления о том, что он будет делать со своими детьми. Но в таком случае зачем он производил их на свет? На то он и человек. Полагаю, это самое лучшее определение человеку. Человек — это существо, которое мучает себя, создавая совершенно бесполезные для себя предметы.

И все— таки дети -существа поразительные. Они и не подозревают, что их родитель не знает, как с ними быть, и в упоении поглощают завтрак. Больше всего хлопот доставляет малышка. В этом году ей исполнилось три года. Хозяйка ставит перед нею чашку и дает хаси, соответствующие ее возрасту. Но малышка всегда возражает. Она обязательно отбирает чашку и хаси у старшей сестры. Ей неудобно пользоваться большими предметами, но она довольна. Бесталанные люди всегда норовят занять посты, совершенно неподобающие им на этом свете. Их характер начинает проявляться уже в таком вот юном возрасте. Следует оставить всякую надежду на исправление таких людей, ибо зло коренится в них от рождения.

За столом малышка всех тиранит, с трудом управляясь с невероятно большой для нее посудой. Ей приходится это делать, ибо она желает пользоваться тем, чем пользоваться не умеет. Зажав хаси в кулак, она изо всех сил бьет ими в дно чашки. В чашке лежит рис, сверху она до краев наполнена супом. Чашка, до той поры кое-как удерживавшая равновесие, от толчка наклоняется на тридцать градусов. Суп весело льется на грудь малышки. Но не такова наша малышка, чтобы отчаиваться из-за таких пустяков. Она настоящий тиран. Она энергично поворачивает хаси вверх и одновременно приставляет к краю чашки свою маленькую пасть. Рис набивается ей в рот, отдельные рисинки, окрашенные супом в желтоватый цвет, приклеиваются к щекам и носу малышки. Некоторые зернышки, не рассчитавшие сил, не успевают зацепиться за щеки и падают на циновку. Любопытный способ принимать пищу. Мне бы хотелось сказать Канэда-куну и другим сильным мира сего: господа, вы обращаетесь с людьми, как малышка с чашкой и хаси. Поэтому в ваши рты попадает очень немного, и если попадает, то только по ошибке. К лицу ли это деловым людям?

Старшая Тонко, у которой малышка отобрала чашку и хаси, мучается с доставшимся ей слишком маленьким прибором. Она накладывает полную чашку, но ей достаточно сделать три глотка, чтобы чашка снова опустела. Поэтому она то и дело запускает руку в кадушку с рисом. Тонко съела уже четыре чашки и собирается наполнить пятую. Она подняла крышку кадушки, взяла черпак и вдруг задумалась. Видимо, она колебалась: накладывать или не накладывать. Но вот она приняла решение и стала рыться в кадушке, стараясь выбрать неподгоревший рис. Затем она подняла черпак. До этого момента все было в порядке. Но когда она попыталась перевалить ком риса к себе в чашку, он выскочил из черпака и упал на пол. Тонко не растерялась. Она бросилась подбирать рассыпавшийся рис. Что она будет с ним делать? Гм… она высыпала собранный рис обратно в кадушку. Нельзя сказать, чтобы это было очень гигиенично.

Сунко между тем спокойно грызла соленую репу. Вдруг она выхватила из дымящегося супа плававший в нем батат и целиком отправила его к себе в рот. Господа, вам, наверное, известно неприятное ощущение, когда во рту у вас оказывается горячий батат, только что выловленный из супа. Даже у взрослых, когда они действуют столь неосмотрительно, получаются ожоги. Малоопытная в обращении с бататами Сунко пришла в замешательство. Она завопила и выплюнула батат на стол. Батат развалился на кусочки, некоторые из которых оказались в пределах досягаемости малышки. Малышка бросилась подбирать их — она очень любит бататы…

Хозяин все время наблюдал за тем, что делается за столом, но не сказал ни слова. Он самозабвенно поглощал свой рис, запивая супом. Вот он уже запустил в рот зубочистку. Видимо, он решил предоставить дочерям полнейшую свободу. Даже если все трое когда-нибудь заведут себе любовников и удерут из родительского дома, он, как и сейчас, будет спокойно поглощать свой суп. Безынициативный человек. А впрочем, что такое инициативные люди, в чем выражается их инициатива? Обмануть ближнего, перебежать дорогу приятелю, шантажировать, обвинять невинных — вот, кажется, и все. Тем же занимаются и гимназисты, ибо они знают, что в противном случае им ни за что не стать джентльменами. Они совершают поступки, за которые можно только краснеть, и ждут момента, когда станут настоящими джентльменами. Неправильно называть их инициативными людьми. Лучше называть их мерзавцами. Я — кот японский, и я — патриот Японии. Когда я вижу подобных людей, мне хочется исколотить их. С появлением каждого нового деятеля такого рода государство все стремительнее катится к гибели. Подобные ученики — позор для школы. Подобные люди — позор для страны. Страшно подумать, что они паразитируют на нашем обществе. Кажется, японцы не так возмущаются этим, как возмущаюсь я — кот. Весьма прискорбно. В общем, должен сказать, что по сравнению с этими инициативными мерзавцами мой хозяин — человек высокого класса. Это определяется тем, что он не храбр и не нахален, что он не умен и не хитер.

Так безынициативно закончив завтрак, хозяин надел костюм, взял рикшу и отправился в управление Нихондзуцуми. Когда он спрашивал у рикши, знает ли тот, где находится Нихондзуцуми, рикша ухмыльнулся. А хозяин в довершение всего еще объяснил рикше, что Нихондзуцуми находится в районе публичных домов Иосивара.

Итак, хозяин уехал на рикше (между прочим, это бывает у нас редко), а хозяйка принялась торопить детей: «Собирайтесь в школу, собирайтесь, а то опоздаете!» Но дети не двигались с места. «Сегодня у нас нет занятий», — заявили они. «Как так нет занятий? — рассердилась хозяйка. — Собирайтесь живее!» Старшая, не поднимаясь с места, сказала: «Вчера учитель объявил, что сегодня занятий не будет». Тогда хозяйка достала с полки календарь и принялась его листать. Действительно, сегодняшнее число выведено красной краской, значит — праздник. А хозяин, не зная об этом, написал директору гимназии записку, в которой сообщал, что не явится сегодня на занятия, и хозяйка уже отправила записку по почте. Интересно, забыл Мэйтэй, что сегодня праздник, или нарочно ничего не сказал? Хозяйка удивилась, подумала немного и, наказав детям не баловаться и играть спокойно, принялась за шитье.

Минут тридцать в доме царило спокойствие. Не произошло ничего достойного описания. Затем явился весьма странный гость. Это была гимназистка лет семнадцати-восемнадцати в стоптанных туфлях и сиреневой юбке. Вся голова была у нее в мелких колечках. Она без спросу вошла в дом через черный ход. Барышню звали Юкиэ (очень красивое имя!), и она была племянницей хозяина. Юкиэ иногда приходила к нам по воскресеньям и уходила, всегда вдребезги поссорившись с дядей. Лицо у нее было далеко не так красиво, как имя. Такие лица встречаются через каждые двадцать шагов. Юкиэ прошла в столовую, села рядом с теткой и сказала:

— Здравствуй, тетя.

— Что-то ты рано сегодня, — ответила хозяйка.

— Сегодня большой праздник, вот я и решила прийти пораньше. Вышла из дому в половине девятого.

— Что, у тебя какое-нибудь дело?

— Да нет, просто давно не была у вас, вот и забежала на минутку.

— Что же на минутку? Сиди теперь… Дядя скоро вернется.

— А дяди нет? Он уже куда-нибудь отправился? Что это с ним случилось?

— Да, сегодня он поехал в необычное место… В полицию. Правда, странно?

— Да зачем же?

— Говорят, вора поймали. Того, что к нам весной забрался.

— Значит, дядю вызвали опознать вора? Вот уж не было печали!

— Нет, хотят вернуть вещи. Вчера специально приходил полицейский и сказал, чтобы явились за вещами.

— Вот оно что! Конечно, если бы не полиция, дядя ни за что так рано не пошел бы. Обычно он в это время еще спит.

— Ужасный соня. Разбудишь его — начинает сердиться и ворчать. Вот сегодня утром. Просил обязательно разбудить в семь. Ладно, бужу. А он забрался с головой под одеяло и даже не отвечает. Я опять бужу. А он мне из-под одеяла… Не знаю даже, как и сказать. Такой человек!…

— И что это он все время хочет спать? Знаете, у него, наверное, неврастения.

— Что?

— Он то и дело сердится без всякого повода. Просто удивляюсь, как он еще служит в школе.

— Что ты! В школе он такой спокойный!

— Ну, значит, еще хуже. Он просто самодур.

— Почему?

— Как почему? Самодур, вот и все. Настоящий самодур!

— Да ведь он не просто злится. Вот если кто скажет «черное», он обязательно будет говорить «белое», а скажут «белое», он будет твердить «черное». Все не так, как у людей. Это называется упрямством.

— У него, наверное, макушка набекрень, вот он так себя и ведет. А вы, если хотите заставить его что-нибудь сделать, говорите как раз наоборот. Тогда он будет делать, как вам нужно. Вот недавно он покупал мне подарок, я нарочно говорила ему, что мне не нужен зонтик. А он говорит: «Как это не нужен?» И купил.

Хозяйка захихикала и сказала:

— А ты молодец. Пожалуй, я тоже попробую так.

— Попробуйте, да поскорее, а то прогадаете.

— Приходил к нам недавно агент страховой компании и все уговаривал мужа застраховаться, объяснял, как это выгодно, — словом, целый час толковал. А муж — ни в какую. Ты ведь знаешь, у нас нет никаких сбережений, трое детей… Обязательно нужно было застраховаться. У меня на душе стало бы спокойнее. Да ведь ему все нипочем.

— И верно, так неспокойно. Вдруг что-нибудь случится… — Племянница, несмотря на свои семнадцать лет, говорила весьма рассудительно.

— Очень интересно было слушать, как муж разговаривает с агентом. Упрям до невозможности. «Да, я признаю необходимость страхования. Видимо, для этого и существует ваша фирма. Но поскольку умирать я не собираюсь, необходимости страховаться у меня нет».

— Это дядя говорит?

— Да. Тогда агент отвечает: «Ну конечно, если не умирать, то необходимости в страховании нет. Но жизнь человека неуязвима только на первый взгляд. В действительности же она может прерваться в любую минуту, и совершенно неизвестно, когда человека настигнет смерть». А дядя ему в ответ: «Я принял решение не умирать, поэтому со мной ничего не случится». Такую чушь несет…

— Принял решение или не принял, все равно помрешь. Я вот тоже решила сдать экзамены, а провалилась.

— И страховой агент то же самое говорил: «Человек не волен в своей жизни и смерти. Если бы жизнь человека зависела от одного лишь решения не умирать, никто бы и не умирал».

— Он прав.

— Конечно, прав. А вот до мужа это не доходит. Хвастается: «Клянусь, что не умру ни в коем случае».

— Странно как-то.

— Какое там «как-то». Очень даже странно. Он говорит, что лучше класть деньги в банк, чем вносить страховые взносы.

— У вас есть сбережения?

— Да откуда они у нас? Он совсем не думает, что будет, когда он умрет. Ему все равно.

— Да, это плохо. Интересно, почему он такой? Таких нет даже среди его приятелей.

— И не может быть другого такого. Он уникум.

— Хорошо бы попросить Судзуки-сана, чтобы он усовестил дядю. Было бы хорошо, если бы дядя стал таким же спокойным и мягким человеком, как Судзуки-сан.

— Ну, знаешь, Судзуки-сан у нас доверием не пользуется.

— Все не как у людей! Тогда нужно попросить этого, как его… Ну, он такой всегда спокойный…

— Яги Докусэн-сан?

— Да, да, Яги-сан.

— Одно время муж очень восхищался этим Яги, но знаешь, вчера к нам заходил Мэйтэй и очень ругал его, так что теперь, я думаю, бесполезно просить Яги поговорить с мужем.

— Ничего страшного. Уж если Яги так спокоен и горд, он сумеет уговорить дядю… Недавно он читал лекцию у нас в гимназии.

— Кто? Яги-сан?

— Да.

— Что, разве Яги-сан преподает в твоей гимназии?

— Нет, он не преподаватель. Но его пригласили прочитать лекцию на собрании «Общества благородных девиц».

— И как, интересно было?

— М-м… Да нет, не особенно. Знаете, у этого сэнсэя длиннющая физиономия да еще козлиная борода. Только поэтому все слушали его с восхищением и не спускали с него глаз.

— О чем же он вам рассказывал?

В эту минуту в столовую с шумом ворвались дети. Видимо, они играли на пустыре и услыхали голос гостьи.

— Юкиэ-сан здесь! Юкиэ-сан! — радостно завопили двое старших.

— Не шумите так, — сказала хозяйка, складывая шитье. — Садитесь и слушайте, сейчас Юкиэ-сан будет рассказывать очень интересные вещи.

— Юкиэ-сан, а про что вы будете рассказывать? — осведомилась Тонко. — Я очень люблю, когда рассказывают.

— Сказку про зайца и барсука? — спросила Сунко. Малышка тоже завопила: «Скаска! Скаска!» — и протиснулась вперед, расталкивая сестер. Это вовсе не означало, что она собиралась слушать. Нет, она собиралась рассказывать сама.

— Сейчас малышка опять заведет, — хихикнула Тонко.

— Ты потом, когда расскажет Юкиэ-сан, — попыталась воспротивиться хозяйка.

— Нет, я! Нет, я! — заорала малышка.

— Хорошо, хорошо, малышка, рассказывай, — скромно уступила Юкиэ-сан.

— Мыска-мыска… сла туда…

— О, как интересно. А дальше?

— Я на поле лис косила…

— Как ты хорошо рассказываешь!

— Еси падесь с нами, будес месать…

— Не «падесь», а «пойдешь»… — попробовала было поправить ее Тонко, но малышка мигом поставила ее на место одним словом: «Дула!» Впрочем, ее перебили, и продолжать она больше не могла. Маленький тиран сдался и замолчал.

— Яги-сан рассказал такую историю, — начала наконец Юкиэ-сан. — В древние времена на одном перекрестке стоял огромный каменный идол. На дорогах было бойкое движение, и идол страшно мешал лошадям и телегам. Тогда жители всей округи собрались и стали совещаться, как отодвинуть идола в сторону…

— Что, он рассказывал действительную историю?

— Не знаю, об этом он ничего не говорил. И вот когда они совещались, самый могучий в округе силач выступил вперед и сказал, что он это мигом сделает. Он засучил рукава и принялся за работу. Но идол даже не дрогнул.

— Наверное, был очень тяжелый.

— Да… Когда силач изнемог, махнул рукой и ушел домой, жители опять принялись совещаться. Тогда взял слово самый умный в округе человек и сказал: «Поручите это дело мне». Он поставил перед идолом полную коробку сладостей и стал манить его к себе. Он думал, что идол сладкоежка и непременно поддастся обману. Но идол по-прежнему не двинулся с места. «Так не годится», — подумал умный человек и поставил перед идолом бутылку сакэ и рюмку. «Если хочешь выпить, — сказал он, — передвинься сюда». Но идол опять не двинулся.

— Юкиэ-сан, а идолы тоже едят? — спросила Тонко.

— Хочу сладостей, — сказала Сунко.

— Потерпев две неудачи, умный человек принес множество фальшивых денег и снова принялся соблазнять идола. И, представьте себе, не помогло даже это. Вот как был упрям идол.

— Да, совсем как твой дядя.

— Похож на дядю, правда? В конце концов умный человек махнул рукой и тоже оставил идола в покое. Тогда за дело взялся один большой мошенник. «Будьте спокойны, — заявил он, — я передвину его».

— И что же он делал, этот мошенник?

— Вот это и интересно. Сначала он переоделся полицейским и даже приклеил себе усы. Он подошел к идолу и крикнул: «Эй, немедленно передвинься, иначе тебе будет плохо! С полицией шутки плохи!» Но разве в наше время кто-нибудь попадется на такую удочку?

— Да, конечно. Ну, а идол?

— И не подумал передвинуться. Ведь он же как дядя!

— Ну, не говори. Дядя очень боится полиции.

— Это с его-то физиономией? Да и вообще полиции нечего бояться. И идол тоже никакого внимания на мошенника не обратил. Тогда мошенник рассердился, сбросил полицейскую форму, выкинул фальшивые усы и переоделся богачом. Он скорчил такую же мину, какая обычно бывает у барона Ивасаки [149]. Смешно, правда?

— А какая мина у Ивасаки?

— Да такая, высокомерная. И вот он, не говоря ни слова, только попыхивая огромной сигарой, принялся расхаживать возле идола.

— Зачем?

— Чтобы одурманить его.

— Очень похоже на анекдоты уличного рассказчика. И что, одурманил он идола?

— Какое там одурманил! Идол ведь каменный! Мошеннику лучше бы отступиться, да не тут-то было, он взял и переоделся великим князем. Дурак, правда?

— В те времена тоже существовали их высочества?

— Наверное. Во всяком случае, так рассказывал Яги-сан. Он говорил, что мошенник переоделся именно великим князем. Ужас какой-то. Во-первых, это оскорбление величества. Мошенник, а туда же…

— А каким великим князем он переоделся?

— Не знаю. Но все равно, это оскорбление.

— М-да…

— Но и великому князю ничего не удалось сделать. Мошеннику пришлось признать, что одолеть идола он не в состоянии.

— Давно бы так.

— Да… Заодно следовало бы отправить его на каторгу… Снова окрестные жители собрались на совет, но теперь уже не нашлось желающих передвинуть идола.

— И на этом дело кончилось?

— Нет, есть продолжение. В конце концов наняли рикш и всяких бродяг, чтобы они и днем и ночью шумели вокруг идола.

— Пришлось им, бедняжкам, потрудиться.

— Да, потрудиться пришлось немало, но все равно ничего не получилось. Такой был упрямый идол.

— А потом что было? — полюбопытствовала Тонко.

— Потом? Несмотря на шум и крики, раздававшиеся с утра и до утра, ничего не получилось. В конце концов всем стало это надоедать. Только рикши и хулиганы продолжали с удовольствием шуметь. Ведь они получали поденно…

— Юкиэ-сан, а что такое «поденно»?

— «Поденно» — это деньги.

— А зачем деньги? — спросила Сунко. — Что с ними делают?

— Зачем деньги? — Юкиэ засмеялась. — Дурочка ты, Сунко-сан… Так вот галдели они и шумели возле идола дни и ночи напролет. А между тем в этой округе жил один дурень, с которым никто не считался. Его и звали так: Дурень Такэ. Вот этот дурень посмотрел-посмотрел, как они шумят, и говорит им: «Эх вы, бедолаги, сколько шумите, а одного идола передвинуть не можете».

— Дурень-дурень, а умный.

— Да, очень умный дурень. И все решили на всякий случай обратиться за помощью к нему. Такэ сразу согласился. Первым делом он приказал рикшам и хулиганам прекратить шум и не мешать ему. Затем он с импозантным видом приблизился к идолу.

— Юкиэ-сан, а кто это — Импозантный Вид? Это знакомый Такэ? — спросила вдруг Тонко. Хозяйка и Юкиэ засмеялись.

— Нет, это не знакомый.

— А кто?

— Импозантный вид это… как бы объяснить?…

— Это что?

— Ну, вот ты знаешь Татара Сампэй-сана?

— Знаю. Он подарил нам дикие бататы.

— Вот такой вид, как у Татара-сана, и есть импозантный. Итак, Дурень Такэ, засунув руки за пазуху, подошел к идолу и сказал: «Идол-сан! Все жители нашей округи просят тебя передвинуться. Передвинься, пожалуйста». Тогда идол и говорит: «Так вот в чем дело! Давно бы так сказали!» И передвинулся.

— Какой странный идол!

— А потом началась лекция.

— Что? Это еще была не лекция?

— Нет. Потом Яги-сан сказал: «Рассказывая вам эту поучительную историю, я преследовал определенную цель. Может быть, вы сочтете мое поведение невежливым, но я должен сказать, что наши дамы часто идут к достижению своих стремлений не прямыми, а окольными, весьма трудоемкими путями. Правда, так поступают не только дамы. Такую, с позволения сказать, женственную манеру усвоили в наше время и многие мужчины. Часто тратится масса энергии и времени на околичности, потому что считается, что околичности характеризуют джентльмена. Но такие люди являются просто-напросто уродами, они пленники цивилизации. Не будем же говорить о них. Я только прошу прекрасных слушательниц запомнить рассказанную мною историю и стараться впредь поступать прямо и честно, как Дурень Такэ. Если вы все уподобитесь Дурню Такэ, вы, несомненно, сумеете избежать трети всех неприятностей, которые возникают между супругами, а также между свекровью и невесткой. Чем больше у человека стремлений, тем он несчастнее. Именно поэтому большинство женщин несчастнее мужчин — у них чрезмерно много стремлений. Я же прошу вас стать Дурнями Такэ». Вот какую лекцию прочитал Яги-сан.

— Ну и ну… И что же, ты, Юкиэ-сан, собираешься стать Дурнем Такэ?

— Что вы! Стать Дурнем Такэ… Подумать и то противно. Не хочу я быть такой. Да, знаете, Томико-сан — дочь Канэда — была ужасно возмущена и все твердила, что это оскорбительно.

— Это та самая Томико-сан, что живет в переулке напротив?

— Да, эта модница.

— Она тоже учится в вашей гимназии?

— Нет, она приходила на собрание. Такая модница, просто удивительно!

— Говорят, она очень хороша собой.

— Так себе. Во всяком случае, не настолько, как ей кажется. Если так краситься, как она, все покажутся красивыми.

— В таком случае, Юкиэ-сан, если ты накрасишься, то будешь вдвое красивее Канэда-сан.

— Ой, что вы… Нет, что вы… Нет, знаете, она уж чересчур красится. И хотя она такая богатая, но все-таки…

— А все-таки лучше быть богатой, пусть она даже красится сверх меры.

— Это верно. Но знаете, ей бы не мешало стать Дурнем Такэ. Очень уж она хвастлива. Вот недавно растрезвонила на весь свет, что какой-то поэт посвятил ей стихи.

— Это, верно, Тофу-сан.

— Да неужели? Он? Делать ему нечего…

— Нет, Тофу-сан очень серьезный человек. По его мнению, ему так и следует поступать.

— Такие, как он, только портят ее. А вот еще один интересный случай. Недавно кто-то прислал ей любовное письмо.

— Как же это можно? Кто же?

— Она не знает.

— Без подписи?

— Нет, подпись-то есть, но она никогда не слышала об этом человеке. Она говорила, письмо длинное-предлинное, чуть ли не в два метра. И знаете, какие там странные вещи написаны? «Чувство мое подобно благоговению перед божеством. Наивысшим счастьем для меня было бы стать ради вас жертвой, подобно агнцу. Если мое сердце имеет треугольную форму, то стрела Купидона попала в самый центр его, а как известно, лучше всего попадают из духового ружья…»

— Это он серьезно?

— Да, пишет, что серьезно. Из моих подруг трое читали это письмо.

— Нехорошо она делает, что показывает такое письмо посторонним. Если слухи об этом пойдут дальше, ей будет плохо. Ведь она собирается замуж за Кангэцу-куна.

— Что в этом плохого, она очень довольна! Вот как Кангэцу-сан будет у вас, вы и расскажите ему. Он, наверное, ничего не знает.

— Пожалуй, действительно не знает. Ведь он целыми днями сидит в университете и шлифует свои шарики.

— Неужели Кангэцу-сан и вправду собирается на ней жениться? Вот бедняга!

— Почему же? Она богатая, а это всегда хорошо.

— Какая вы, тетя, право, неблагородная… Все только деньги да деньги… Ведь любовь важнее денег. Без любви не может быть супружеских отношений.

— Да? В таком случае, за кого собираешься выходить ты, Юкиэ-сан?