– Ах, ради Бога, будьте осторожны! – вскрикнула Аня, прыгая на месте от нестерпимого страха. – Ах, вот отлетел его бесценный нос! – взвизгнула она, когда большая тарелка чуть не задела младенца.
– Если б никто не совался в чужие дела, – сказала хриплым басом Герцогиня, – земля вертелась бы куда скорее.
– Что не было бы преимуществом, – заметила Аня, воспользовавшись случаем, чтобы показать свое знанье. – Подумайте только, как укоротился бы день. Земля, видите ли, берет двадцать четыре часа…
– В таком случае, – рявкнула Герцогиня, – отрубить ей голову!
Аня с тревогой поглядела на кухарку, не собирается ли она исполнить это приказанье, но кухарка ушла с головой в суп и не слушала.
Аня решилась продолжать.
– Двадцать четыре часа, кажется, – или двенадцать? Я…
– Увольте, – сказала Герцогиня. – Я никогда не могла выносить вычисленья! И она стала качать своего младенца, выкрикивая при этом нечто вроде колыбельной песни и хорошенько встряхивая его после каждого стиха.
Вой, младенец мой прекрасный,
А чихнешь – побью!
Ты нарочно – это ясно…
Баюшки-баю.
Хор
(при участии кухарки и ребенка)
Ау! Ау! Ау! Ау!
То ты синий, то ты красный,
Бью и снова бью!
Перец любишь ты ужасно.
Баюшки-баю.
Хор
Ау! Ау! Ау! Ау! Ау! Ау!
– Эй Вы там, можете понянчить его, если хотите, – сказала Герцогиня, обращаясь к Ане, и, как мяч, кинула ей ребенка. – Я же должна пойти одеться, чтобы отправиться играть в крокет с Королевой. – И она поспешно вышла. Кухарка швырнула ей вслед кастрюлю, но промахнулась на волос.
Аня схватила ребенка с некоторым трудом: это было несуразное маленькое существо, у которого ручки и ножки торчали во все стороны (“Как у морской звезды”, – подумала Аня). Оно, бедное, напряженно сопело и, словно куколка, то скрючивалось, то выпрямлялось, так что держать его было почти невозможно.
Наконец Аня нашла верный способ (то есть скрутила его в узел и крепко ухватилась за его правое ушко и левую ножку, не давая ему таким образом раскрутиться) и вышла с ним на свежий воздух.
“Не унеси я его, они бы там, конечно, его убили, – подумала Аня. – Было бы преступленье его оставить”.
Последние слова она произнесла громко, и ребенок в ответ хрюкнул (он уже перестал чихать к тому времени).
“Не хрюкай, – сказала Аня. – Вежливые люди выражаются иначе”.
Но младенец хрюкнул опять, и Аня с тревогой взглянула на него. Странное было личико: вздернутый нос, вроде свиного рыльца, крохотные гляделки, вовсе непохожие на детские глаза. Ане все это очень не понравилось. “Но, может быть, он просто всхлипывает”, – подумала она и посмотрела, нет ли слез на ресницах. Но не было ни ресниц, ни слез.
“Если ты собираешься, мой милый, обратиться в поросенка, – твердо сказала Аня, – то я с тобой никакого дела иметь не хочу. Смотри ты у меня!” Бедное маленькое существо снова всхлипнуло (или хрюкнуло – разобрать было невозможно), и Аня некоторое время несла его молча.
Аня начинала уже недоумевать – что же она с ним будет делать дома, как вдруг он хрюкнул так громко, что она с некоторым испугом поглядела ему в лицо. На этот раз сомненья не оставалось: это был самый настоящий поросенок, так что глупо было с ним возиться. Аня опустила поросенка наземь, и тот, теряя чепчик на бегу, спокойно затрусил прочь и вскоре скрылся в чаще, что очень обрадовало ее.
“Он в будущем был бы ужасно уродлив как ребенок, – сказала она про себя, – но свинья, пожалуй, вышла бы из него красивая”. И она стала размышлять о других ей знакомых детях, которые годились бы в поросята. “Если б только знать, как изменить их”, – подумала она и вдруг, встрепенувшись, заметила, что на суку ближнего дерева сидит Масляничный Кот.
Он только ухмыльнулся, увидя Аню. Вид у него был добродушный, хотя когти были длиннейшие, а по количеству зубов он не уступал крокодилу. Поэтому Аня почувствовала, что нужно относиться к нему с уважением.
– Масляничный Котик, – робко заговорила она, не совсем уверенная, понравится ли ему это обращение. Однако он только шире осклабился. “Пока что он доволен”, – подумала Аня и продолжала: – Котик, не можете ли Вы мне сказать, как мне выйти отсюда?
– Это зависит, куда Вам нужно идти, – сказал Кот.
– Мне-то в общем все равно, куда, – начала Аня.
– Тогда Вам все равно, какую дорогу взять, – перебил ее Кот.
– Только бы прийти куда-нибудь, – добавила Аня в виде объяснения.
– Прийти-то Вы придете, – сказал Кот, – если будете идти достаточно долго.
Аня почувствовала, что отрицать этого нельзя. Она попробовала задать другой вопрос:
– Какого рода люди тут живут?
– Вон там, – сказал Кот, помахав правой лапой, – живет Шляпник, а вон там (он помахал левой) живет Мартовский Заяц. Навести-ка их: оба они сумасшедшие.
– Но я вовсе не хочу общаться с сумасшедшими, – заметила Аня.
– Ничего уж не поделаешь, – возразил Кот. – Мы все здесь сумасшедшие. Я безумен. Вы безумны.
– Откуда Вы знаете, что я безумная? – спросила Аня.
– Должны быть. Иначе Вы сюда не пришли бы.
Аня не нашла это доказательством. Однако она продолжала:
– А как Вы знаете, что Вы сами сумасшедший?
– Начать с того, – ответил Кот, – что собака, например, не сумасшедшая. Вы с этим согласны?
– Пожалуй, – сказала Аня.
– Ну так вот, – продолжал Кот, – собака рычит, когда сердита, и виляет хвостом, когда довольна. Я же рычу, когда доволен, и виляю хвостом, когда сержусь. Заключенье: я – сумасшедший.
– Я называю это мурлыканьем, а не рычаньем, – проговорила Аня.
– Называйте чем хотите, – сказал Кот. – Играете ли Вы сегодня в крокет с Королевой?
– Я очень бы этого хотела, – ответила Аня, – но меня еще не приглашали.
– Вы меня там увидите, – промолвил Кот – и исчез.
Это не очень удивило Аню: она уже привыкла к чудесам. Пока она глядела на то место, где только что сидел Кот, он вдруг появился опять.
– Кстати, что случилось с младенцем? – спросил он.
– Он превратился в поросенка, – ответила Аня совершенно спокойно, словно Кот вернулся естественным образом.
– Я так и думал, – ответил Кот и снова испарился.
Аня подождала немного, думая, что, может, он опять появится, а затем пошла по тому направлению, где, по его словам, жил Мартовский Заяц.
“Шляпников я и раньше видала, – думала она. – Мартовский Заяц куда будет занятнее и к тому же, так как мы теперь в мае, он не будет буйно-помешанный, по крайней мере, не так буйно, как в марте”. Тут она взглянула вверх и опять увидела Кота, сидящего на ветке дерева.
– Вы как сказали – поросенок или опенок? – спросил Кот.
– Я сказала – поросенок, – ответила Аня. – И я очень бы просила Вас не исчезать и не появляться так внезапно: у меня в глазах рябит.
– Ладно, – промолвил Кот и на этот раз стал исчезать постепенно, начиная с кончика хвоста и кончая улыбкой, которая еще осталась некоторое время после того, как остальное испарилось.
“Однако! – подумала Аня. – Мне часто приходилось видеть кота без улыбки, но улыбку без кота – никогда. Это просто поразительно”.
Вскоре она пришла к дому Мартовского Зайца. Не могло быть сомнения, что это был именно его дом: трубы были в виде ушей, а крыша была крыта шерстью. Дом был так велик, что она не решилась подойти, раньше чем не откусила кусочек от левого ломтика гриба. И даже тогда она робела: а вдруг он все-таки буйствует! “Пожалуй, лучше было бы, если бы я посетила Шляпника!”
ГЛАВА 7
СУМАСШЕДШИЕ ПЬЮТ ЧАЙ
Перед домом под деревьями был накрыт стол: Мартовский Заяц и Шляпник пили чай. Зверек Соня сидел между ними и спал крепким сном. Они же облокачивались на него, как на подушку, и говорили через его голову. “Соне, наверное, очень неудобно”, – подумала Аня. – Но, впрочем, он спит, не замечает”.
Стол был большой, но почему-то все трое скучились в одном конце.
– Нет места, нет места, – закричали они, когда Аня приблизилась.
– Места сколько угодно, – сказала она в возмущеньи и села в обширное кресло во главе стола.
– Можно Вам вина? – бодро предложил Мартовский Заяц.
Аня оглядела стол: на нем ничего не было, кроме чая и хлеба с маслом.
– Я никакого вина не вижу, – заметила она.
– Никакого и нет, – сказал Мартовский Заяц.
– В таком случае не очень было вежливо предлагать мне его, – рассердилась Аня.
– Не очень было вежливо садиться без приглашения, – возразил Мартовский Заяц.
– Я не знала, что это ваш стол, – сказала Аня. – Тут гораздо больше трех приборов.
– Обстричь бы Вас, – заметил Шляпник. Он все время смотрел на волосы Ани с большим любопытством, и вот были его первые слова.
Аня опять вспылила:
– Потрудитесь не делать личных замечаний, это чрезвычайно грубо.
У Шляпника расширились глаза, но все, что он сказал, было:
– Какое сходство между роялем и слоном?
“Вот это лучше, – подумала Аня. – Я люблю такого рода загадки. Повеселимся”.
– Мне кажется, я могу разгадать это, – добавила она громко.
– Вы говорите, что знаете ответ? – спросил Мартовский Заяц.
Аня кивнула.
– А Вы знаете, что говорите? – спросил Мартовский Заяц.
– Конечно, – поспешно ответила Аня. – По крайней мере, я говорю, что знаю. Ведь это то же самое.
– И совсем не то же самое! – воскликнул Шляпник. – Разве можно сказать: “Я вижу, что ем” вместо: “Я ем, что вижу?”
– Разве можно сказать, – пробормотал Соня, словно разговаривая во сне, – “Я дышу, пока сплю” вместо: “Я сплю, пока дышу?”
– В твоем случае можно, – заметил Шляпник, и на этом разговор иссяк, и все сидели молча, пока Аня вспоминала все, что знала насчет роялей и слонов, – а знала она не много.
Шляпник первый прервал молчанье.
– Какое сегодня число? – спросил он, обращаясь к Ане. При этом он вынул часы и тревожно на них глядел, то встряхивая их, то прикладывая их к уху.
Аня подумала и сказала:
– Четвертое.
– На два дня отстают, – вздохнул Шляпник. – Я говорил тебе, что твое масло не подойдет к механизму, – добавил он, недовольно глядя на Мартовского Зайца.
– Масло было самое свежее, – кротко возразил Мартовский Заяц.
– Да, но, вероятно, и крошки попали, – пробурчал Шляпник. – Ты не должен был мазать хлебным ножом.
Мартовский Заяц взял часы и мрачно на них посмотрел, потом окунул их в свою чашку, расплескав чай, и посмотрел опять.
– Это было самое свежее масло, – повторил он удивленно.
Аня с любопытством смотрела через его плечо.
– Какие забавные часы! – воскликнула она. – По ним можно узнать, которое сегодня число, а который час – нельзя.
– Ну и что же, – пробормотал Шляпник. – Или по Вашим часам можно узнать время года?
– Разумеется, нет, – бойко ответила Аня. – Ведь один и тот же год держится так долго.
– В том-то и штука, – проговорил Шляпник.
Аня была ужасно озадачена. Объяснение Шляпника не имело, казалось, никакого смысла, а вместе с тем слова были самые простые.
– Я не совсем понимаю, – сказала она, стараясь быть как можно вежливее.
– Соня опять спит, – со вздохом заметил Шляпник и вылил ему на нос немножко горячего чая.
Соня нетерпеливо помотал головой и сказал, не открывая глаз:
– Конечно, конечно, я совершенно того же мнения.
– Нашли разгадку? – спросил Шляпник, снова повернувшись к Ане.
– Сдаюсь! – объявила Аня. – Как же?
– Не имею ни малейшего представления, – сказал Шляпник.
– И я тоже, – сказал Мартовский Заяц.
Аня устало вздохнула:
– Как скучно так проводить время!
– Если бы Вы знали Время так, как я его знаю, – заметил Шляпник, – Вы бы не посмели сказать, что его провожать скучно. Оно самолюбиво.
– Я Вас не понимаю, – сказала Аня.
– Конечно, нет! – воскликнул Шляпник, презрительно мотнув головой. – Иначе Вы бы так не расселись.
– Я только села на время, – кротко ответила Аня.
– То-то и есть, – продолжал Шляпник. – Время не любит, чтобы на него садились. Видите ли, если бы Вы его не обижали, оно делало бы с часами все, что хотите. Предположим, было бы десять часов утра, Вас зовут на урок. А тут Вы бы ему, Времени-то, намекнули – и мигом закружились бы стрелки: два часа, пора обедать.
– Ах, пора! – шепнул про себя Мартовский Заяц.
– Это было бы великолепно, – задумчиво проговорила Аня. – Но только, знаете, мне, пожалуй, не хотелось бы есть.
– Сначала, может быть, и не хотелось бы, – сказал Шляпник, – но ведь Вы бы могли подержать стрелку на двух часах до тех пор, пока не проголодались бы.
– И Вы так делаете? – спросила Аня.
Шляпник уныло покачал головой.
– Куда мне? – ответил он. – Мы с Временем рассорились в прошлом Мартобре, когда этот, знаете, начинал сходить с ума (он указал чайной ложкой на Мартовского Зайца), а случилось это так: Королева давала большой музыкальный вечер, и я должен был петь:
“Рыжик, рыжик, где ты был?
На полянке дождик пил?”
Вы, может быть, эту песню знаете?
– Я слышала нечто подобное, – ответила Аня.
– Не думаю, – сказал Шляпник. – Дальше идет так:
“Выпил каплю, выпил две,
Стало сыро в голове!”
Тут Соня встряхнулся и стал петь во сне: “сыро, сыро, сыро…” – и пел так долго, что остальным пришлось его щипать, чтобы он перестал.
– Ну так вот, – продолжал Шляпник, – только начал я второй куплет, вдруг Королева как вскочит да гаркнет: “Он губит время! Отрубить ему голову!”
– Как ужасно жестоко! – воскликнула Аня.
– И с этой поры, – уныло добавил Шляпник, – Время отказывается мне служить: теперь всегда пять часов.
– Потому-то и стоит на столе так много чайной посуды? – спросила Аня.
– Да, именно потому, – вздохнул Шляпник. – Время всегда – время чая, и мы не успеваем мыть чашки.
– Так, значит, вы двигаетесь вокруг стола от одного прибора к другому? – сказала Аня.
– Да, – ответил Шляпник, – от одного к другому, по мере того, как уничтожаем то, что перед нами.
– А что же случается, когда вы возвращаетесь к началу? – полюбопытствовала Аня.
– Давайте-ка переменим разговор, – перебил Мартовский Заяц, зевая. – Мне это начинает надоедать. Предлагаю, чтобы барышня рассказала нам что-нибудь.
– Я ничего не знаю, – сказала Аня, несколько испуганная этим предложением.
– Тогда расскажет Соня! – воскликнули оба. – Проснись, Соня!
И они одновременно ущипнули его с обеих сторон.
Соня медленно открыл глаза.
– Я вовсе не спал, – проговорил он слабым хриплым голосом. – Я слышал, господа, каждое ваше слово.
– Расскажи нам сказку, – попросил Мартовский Заяц.
– Да, пожалуйста, – протянула Аня.
– И поторопись! – добавил Шляпник, – а то уснешь, не докончив.
– Жили-были три сестренки, – начал Соня с большой поспешностью, – и звали их: Мася, Пася и Дася. И жили они на глубине колодца…
– Чем они питались? – спросила Аня.
– Они питались сиропом, – сказал Соня, подумав.
– Это, знаете, невозможно, – коротко вставила Аня, – ведь они же были бы больны.
– Так они и были очень больны, – ответил Соня.
Аня попробовала представить себе такую необычайную жизнь, но ничего у нее не вышло. Тогда она задала другой вопрос:
– Почему же они жили на глубине колодца?
– Еще чаю? – вдумчиво сказал Мартовский Заяц, обращаясь к Ане.
– Я совсем не пила, – обиделась Аня, – и потому не могу выпить
еще
.
– Если Вы еще чаю не пили, – сказал Шляпник, – то вы можете еще чаю выпить.
– Никто не спрашивал Вашего мнения! – воскликнула Аня.
– А кто теперь делает личные замечания? – проговорил Шляпник с торжествующим видом.
Аня не нашлась что ответить. Она налила себе чаю и взяла хлеба с маслом. Потом опять обратилась к Соне:
– Почему же они жили на глубине колодца?
Соня опять несколько минут подумал и наконец сказал:
– Это был сироповый колодец.
– Таких не бывает, – рассердилась было Аня, но Шляпник и Мартовский Заяц зашипели на нее:
– Шш, шш!
А Соня, надувшись, пробормотал:
– Если вы не можете быть вежливы, то доканчивайте рассказ сами.
– Нет, пожалуйста, продолжайте, – сказала Аня очень смиренно. – Я не буду вас больше прерывать. Пожалуйста, хоть какой-нибудь рассказ!
– Какой-нибудь, – возмущенно просопел Соня. Однако он согласился продолжать. – Итак, эти три сестрички, которые, знаете, учились черпать…
– Что они черпали? – спросила Аня, забыв свое обещанье.
– Сироп! – сказал Соня, уже вовсе не подумав.
– Я хочу чистую чашку, – перебил Шляпник, – давайте подвинемся.
Шляпник подвинулся, за ним Соня. Мартовскому Зайцу досталось место Сони. Аня же неохотно заняла стул Мартовского Зайца. Один Шляпник получил выгоду от этого перемещения: Ане было куда хуже, чем прежде, ибо Мартовский Заяц только что опрокинул кувшин с молоком в свою тарелку.
Аня очень боялась опять обидеть Соню, но все же решилась спросить:
– Но я не понимаю, откуда же они черпали сироп.
Тут заговорил Шляпник:
– Воду можно черпать из обыкновенного колодца? Можно. Отчего же нельзя черпать сироп из колодца сиропового – а, глупая?
– Но ведь они были в колодце, – обратилась она к Соне, пренебрегая последним замечанием.
– Конечно, – ответил Соня, – на самом дне.
Это так озадачило Аню, что она несколько минут не прерывала его.
– Они учились черпать и чертить, – продолжал он, зевая и протирая глаза (ему начинало хотеться спать), – черпали и чертили всякие вещи, все, что начинается с буквы М.
– Отчего именно с М.? – спросила Аня.
– Отчего бы нет? – сказал Мартовский Заяц.
Меж тем Соня закрыл глаза и незаметно задремал; когда же Шляпник его хорошенько ущипнул, он проснулся с тоненьким визгом и скороговоркой продолжал:
– …с буквы М, как, например, мышеловки, месяц, и мысли, и маловатости… видели ли вы когда-нибудь чертеж маловатости?
– Раз уж Вы меня спрашиваете, – ответила Аня, чрезвычайно озадаченная, – то я должна сознаться, что никогда.
– В таком случае нечего перебивать, – сказал Шляпник.
Такую грубость Аня уже вытерпеть не могла; она возмущенно встала и удалилась. Соня тотчас же заснул опять, а двое других не обратили никакого внимания на ее уход, хотя она несколько раз оборачивалась, почти надеясь, что они попросят ее остаться. Оглянувшись последний раз, она увидела, как Шляпник и Мартовский Заяц стараются втиснуть Соню в чайник.
“Будет с меня! – думала Аня, пробираясь сквозь чащу. – Это был самый глупый чай, на котором я когда-либо присутствовала”.
Говоря это, она вдруг заметила, что на одном стволе – дверь, ведущая внутрь. “Вот это странно! – подумала она. – Впрочем, все странно сегодня. Пожалуй, войду”.
Сказано – сделано.
И опять она оказалась в длинной зале, перед стеклянным столиком. “Теперь я устроюсь лучше”, – сказала она себе и начала с того, что взяла золотой ключик и открыла дверь, ведущую в сад. Затем съела сбереженный кусочек гриба и, уменьшившись, вошла в узенький проход; тогда она очутилась в чудесном саду среди цветов и прохладных фонтанов.
ГЛАВА 8
КОРОЛЕВА ИГРАЕТ В КРОКЕТ
Высокое розовое деревцо стояло у входа в сад. Розы на нем росли белые, но три садовника с озабоченным видом красили их в алый цвет. Это показалось Ане очень странным. Она приблизилась, чтобы лучше рассмотреть, и услыхала, как один из садовников говорил:
– Будь осторожнее, Пятерка! Ты меня всего обрызгиваешь краской.
– Я нечаянно, – ответил Пятерка кислым голосом. – Меня под локоть толкнула Семерка.
Семерка поднял голову и пробормотал:
– Так, так, Пятерка! Всегда сваливай вину на другого.
– Ты уж лучше молчи, – сказал Пятерка. – Я еще вчера слышал, как Королева говорила, что недурно было бы тебя обезглавить.
– За что? – полюбопытствовал тот, который заговорил первый.
– Это во всяком случае, Двойка, не твое дело! – сказал Семерка.
– Нет врешь, – воскликнул Пятерка, – я ему расскажу: это было за то, что Семерка принес в кухню тюльпановых луковиц вместо простого лука.
Семерка в сердцах кинул кисть, но только он начал: “Это такая несправедливость…” – как взгляд его упал на Аню, смотревшую на него в упор, и он внезапно осекся. Остальные взглянули тоже, и все трое низко поклонились.
– Объясните мне, пожалуйста, – робко спросила Аня, – отчего вы красите эти розы?
Пятерка и Семерка ничего не ответили и поглядели на Двойку. Двойка заговорил тихим голосом:
– Видите ли, в чем дело, барышня: тут должно быть деревцо красных роз, а мы по ошибке посадили белое; если Королева это заметит, то она, знаете, прикажет всем нам отрубить головы. Так что, видите, барышня, мы прилагаем все усилия, чтобы до ее прихода…
Тут Пятерка, тревожно глядевший в глубину сада, крикнул:
– Королева! – и все три садовника разом упали ничком. Близился шелест многих шагов, и Аня любопытными глазами стала искать Королеву.
Впереди шли десять солдат с пиками на плечах. Они, как и садовники, были совсем плоские, прямоугольные, с руками и ногами по углам. За ними следовали десять придворных с клеверными листьями в петлицах и десять шутов с бубнами. Затем появились королевские дети. Их было тоже десять. Малютки шли парами, весело подпрыгивая, и на их одеждах были вышиты розовые сердца. За ними выступали гости (все больше короли и королевы) и между ними Аня заметила старого своего знакомого – Белого Кролика. Он что-то быстро-быстро лопотал, подергивал усиками, улыбался на все, что говорилось, и прошел мимо, не видя Ани. После гостей прошел Червонный Валет, несущий на пунцовой бархатной подушке рубиновую корону. И, наконец, замыкая величавое шествие, появились Король Червей со своей Королевой.
Аня не знала, нужно ли ей пасть на лицо, как сделали садовники. Она не могла вспомнить такое правило. “Что толку в шествиях, – подумала она, – если люди должны ложиться ничком и, таким образом, ничего не видеть?” Поэтому она осталась неподвижно стоять, ожидая, что будет дальше.
Когда шествие поравнялось с Аней, все остановились, глядя на нее, а Королева грозно спросила:
– Кто это?
Вопрос был задан Червонному Валету, который в ответ только поклонился с широкой улыбкой.
– Болван! – сказала Королева, нетерпеливо мотнув головой, и обратилась к Ане: – Как тебя зовут, дитя?
– Меня зовут Аней, Ваше Величество, – ответила Аня очень вежливо, а затем добавила про себя: “В конце концов все они – только колода карт. Бояться их нечего”.
– А кто эти? – спросила Королева, указав на трех садовников, неподвижно лежащих вокруг дерева. Так как они лежали ничком, и так как крап на их спинах был точь-в-точь как на изнанке других карт, то Королева не могла узнать, кто они – садовники, солдаты, придворные или трое из ее же детей.
– А я почем знаю? – сказала Аня, дивясь своей смелости. – Мне до этого никакого дела нет!
Королева побагровела от ярости, выпучила на нее свои горящие волчьи глаза и рявкнула:
– Отрубить ей голову! Отруб…
– Ерунда! – промолвила Аня очень громко и решительно, и Королева замолкла.
Король тронул ее за рукав и кротко сказал:
– Рассуди, моя дорогая, ведь это же только ребенок.
Королева сердито отдернула руку и крикнула Валету:
– Переверни их!
Валет сделал это очень осторожно носком одной ноги.
– Встать! – взвизгнула Королева, и все три садовника мгновенно вскочили и стали кланяться направо и налево Королю, Королеве, их детям и всем остальным.
– Перестать! – заревела Королева. – У меня от этого голова кружится.
И, указав на розовое деревцо, она продолжала:
– Чем вы тут занимались?
– Ваше Величество, – сказал Двойка униженным голосом и опустился на одно колено, – Ваше Величество, мы пробовали…
– Понимаю! – проговорила Королева, разглядывая розы. – Отрубить им головы!
И шествие двинулось опять. Позади остались три солдата, которые должны были казнить садовников. Те подбежали к Ане, прося защиты.
– Вы не будете обезглавлены! – сказала Аня и посадила их в большой цветочный горшок, стоящий рядом. Солдаты побродили, побродили, отыскивая осужденных, а затем спокойно догнали остальных.
– Головы отрублены? – крикнула Королева.
– Голов больше нет, ваше величество! – крикнули солдаты.
– Превосходно! – крикнула Королева. – В крокет умеешь?
Солдаты промолчали и обернулись к Ане, так как вопрос, очевидно, относился к ней.
– Да! – откликнулась Аня.
– Тогда иди! – грянула Королева, и Аня примкнула к шествию.
– Погода… погода сегодня хорошая! – проговорил робкий голос. Это был Белый Кролик. Он шел рядом с Аней и тревожно заглядывал ей в лицо.
– Очень хорошая, – согласилась Аня. – Где Герцогиня?
– Тише, тише, – замахал на нее Кролик. И, оглянувшись, он встал на цыпочки, приложил рот к ее уху и шепнул: – Она приговорена к смерти.
– За какую шалость? – осведомилась Аня.
– Вы сказали: “Какая жалость”? – спросил Кролик.
– Ничего подобного, – ответила Аня. – Мне вовсе не жалко. Я сказала: за что?
– Она выдрала Королеву за уши, – начал Кролик. Аня покатилась со смеху.
– Ах, тише, – испуганно шепнул Кролик. – Ведь Королева услышит! Герцогиня, видите ли, пришла довольно поздно, и Королева сказала…
– По местам! – крикнула Королева громовым голосом, и мигом подчиненные разбежались во все стороны, наталкиваясь друг на друга и спотыкаясь. Вскоре порядок был налажен, и игра началась.
Аня никогда в жизни не видела такой странной крокетной площадки: она была вся в ямках и в бороздах; шарами служили живые ежи, молотками – живые фламинго. Солдаты же, выгнув спины, стояли на четвереньках, изображая дужки.
Аня не сразу научилась действовать своим фламинго. Ей, наконец, удалось взять его довольно удобно, так что тело его приходилось ей под мышку, а ноги болтались сзади. Но как только она выпрямляла ему шею и собиралась головой его стукнуть по свернутому ежу, – фламинго нет-нет, да и выгнется назад, глядя ей в лицо с таким недоуменьем, что нельзя было не расхохотаться. Когда же она опять нагибала ему голову и собиралась начать сызнова, то с досадой замечала, что еж развернулся и тихонько уползает.
Кроме того, всякие рытвины мешали ежу катиться, солдаты же то и дело раскрючивались и меняли места. Так что Аня вскоре пришла к заключенью, что это игра необычайно трудная.
Участники играли все сразу, не дожидаясь очереди, все время ссорились и дрались из-за ежей, и вскоре Королева была в неистовой ярости, металась, топала и не переставая орала: “Отрубить голову, отрубить…”
Ане становилось страшновато: правда, она с Королевой еще не поссорилась, но ссора могла произойти каждую минуту. “Что тогда будет со мной? – подумала она. – Здесь так любят обезглавливать. Удивительно, что есть еще живые люди!”
Она посмотрела кругом, ища спасенья и рассуждая, удастся ли ей уйти незаметно, как вдруг ее поразило некое явленье в воздухе. Вглядевшись, она поняла, что это не что иное, как широкая улыбка, и Аня подумала: “Масляничный Кот! Теперь у меня будет с кем потолковать”.
– Как Ваши дела? – спросил Кот, как только рот его окончательно наметился.
Аня выждала появленья глаз и тогда кивнула. “Смысла нет говорить с ним, пока еще нет у него ушей или по крайней мере одного из них”, – сказала она про себя. Еще мгновенье – и обозначилась вся голова, и тогда Аня, выпустив своего фламинго, стала рассказывать о ходе игры, очень довольная, что у нее есть слушатель. Кот решил, что он теперь достаточно на виду, и, кроме головы, ничего больше не появлялось.
– Я не нахожу, что играют они честно, – стала жаловаться Аня. – И так они все спорят, что оглохнуть можно. И в игре никаких определенных правил нет, а если они и есть, то во всяком случае никто им не следует, и Вы не можете себе представить, какой происходит сумбур от того, что шары и все прочее – живые существа. Вот сейчас, например, та дуга, под которую нужно было пройти, разогнулась, и вон там прогуливается. Нужно было моим ежом ударить по ежу Королевы, а тот взял да и убежал, когда мой к нему подкатил.
– Как вам нравится Королева? – тихо спросил Кот.
– Очень не нравится, – ответила Аня. – Она так ужасно… (тут Аня заметила, что Королева подошла сздали и слушает)…хорошо играет, что не может быть сомненья в исходе игры.
Королева улыбнулась и прошла дальше.
– С кем это ты говоришь? – спросил Король, приблизившись в свою очередь к Ане и с большим любопытством разглядывая голову Кота.
– Это один мой друг, Масляничный Кот, – объяснила Аня. – Позвольте его Вам представить.
– Мне не нравится его улыбка, – сказал Король. – Впрочем, он, если хочет, может поцеловать мою руку.
– Предпочитаю этого не делать, – заметил Кот.
– Не груби! – воскликнул Король. – И не смотри на меня так! – Говоря это, он спрятался за Аню.
– Смотреть всякий может, – возразил Кот.
Король с решительным видом обратился к Королеве, которая как раз проходила мимо.
– Мой друг, – сказал он, – прикажи, пожалуйста, убрать этого Кота.
У Королевы был только один способ разрешать все затрудненья, великие и малые.
– Отрубить ему голову! – сказала она, даже не оборачиваясь.
– Я пойду сам за палачом, – с большой готовностью воскликнул Король и быстро удалился.
