Мнe было бы презанятно узнать, что этот  подслeповатый осел  мог  замeтить в  наших  безоблачных  отношенiях . Да, вышло великолeпно. Я был  доволен . Я был  бы еще болeе доволен , кабы не заминка с  визой. Ардалiон  с  помощью Лиды заполнил  анкетные листы, но оказалось, что он  визу получит  не раньше, чeм  через  двe недeли. Оставалось около мeсяца до девятаго марта, -- в  крайнем  случаe, я всегда мог  написать Феликсу о перемeнe даты.
      Наконец  -- в  послeдних  числах  февраля -- Ардалiону визу поставили, и он  купил  себe билет . Кромe денег  на билет , я дал  ему еще двeсти марок . Он  рeшил  eхать перваго марта, -- но вдруг  выяснилось, что успeл  он  деньги кому-то одолжить и принужден  ждать их  возвращенiя. К  нему будто-бы явился прiятель, схватился за виски и простонал : "если я к  вечеру не добуду двухсот  марок , все погибло". Довольно таинственный случай; Ардалiон  {127} говорил , что тут  "дeло чести", -- я же питаю сильнeйшее недовeрiе к  туманным  дeлам , гдe замeшана честь, причем , замeтьте, не своя, голодранцева, а всегда честь какого то третьяго или даже четвертаго лица, имя котораго хранится в  секретe. Ардалiон  будто бы деньги ему дал , и тот  поклялся, что вернет  их  через  три дня, -- обычный срок  у этих  потомков  феодалов . По истеченiи сего срока Ардалiон  пошел  должника разыскивать и, разумeется, нигдe не нашел . В  ледяном  бeшенствe я спросил , как  его зовут . Ардалiон  помялся и сказал : "Помните, тот , который к  вам  раз  заходил ". Я, как  говорится, свeта не взвидeл .
      Успокоившись, я, пожалуй, и возмeстил  бы ему убыток , если бы дeло не усложнялось тeм , что у меня самого денег  было в  обрeз , -- а мнe слeдовало непремeнно имeть при себe нeкоторую сумму. Я сказал  ему, что пусть eдет  так  как  есть, с  билетом  и нeсколькими марками в  карманe, -потом  дошлю. Он  отвeтил , что так  и сдeлает , но еще обождет  денька два, авось деньги вернутся. Дeйствительно, третьяго марта он  сообщил  мнe по телефону, что долг  ему возвращен , и что завтра вечером  он  eдет . Четвертаго оказалось, что Лида, у которой почему-то хранился Ардалiонов  билет , не может  теперь вспомнить, куда его положила. Ардалiон  мрачно сидeл  в  прихожей и повторял : "Ну что ж , значит  -- не судьба". Издали доносился стук  ящиков , неистовое шерошенiе бумаги, -- это Лида искала билет . Через  час  Ардалiон  махнул  рукой и ушел . Лида сидeла на постели, плача навзрыд . Пятаго утром  она нашла билет  среди грязнаго {128} бeлья, приготовленнаго для прачки, а шестого мы поeхали Ардалiона провожать.
      Поeзд  отходил  в  10.10. Стрeлка часов  дeлала стойку, нацeливаясь на минуту, вдруг  прыгала на нее, и вот  уже нацeливалась на слeдующую. Ардалiона все не было. Мы ждали у вагона с  надписью "Милан ". "В  чем  дeло? -- причитывала Лида. -- Почему его нeт , я безпокоюсь". Вся эта идiотская канитель с  Ардалiоновым  от eздом  меня так  бeсила, что теперь я боялся разжать зубы, -- иначе со мной бы тут  же на вокзалe сдeлался какой-нибудь припадок . К  нам  подошли двое мизерных  господ , -- один  в  синем  макинтошe, другой в  русском  пальто с  облeзлым  барашковым  воротником , -- и, минуя меня, любезно поздоровались с  Лидой.
      "Почему его нeт ? Как  вы думаете?" -- спросила Лида, глядя на них  испуганными глазами и держа на отлетe букетик  фiалок , который она нашла нужным  для этой скотины купить. Макинтош  развел  руками, а барашковый проговорил  басом :
      "Несцимус . Мы не знаем ".
      Я почувствовал , что не могу дольше сдерживаться и, круто повернувшись, пошел  к  выходу. Лида меня догнала: "Куда ты, погоди, -- я увeрена, что ---"
      В  эту минуту появился вдали Ардалiон . Угрюмый человeк  с  напряженным  лицом  поддерживал  его под  локоть и нес  его чемодан . Ардалiон  был  так  пьян , что едва держался на ногах ; вином  несло и от  угрюмца.
      "Он  в  таком  видe не может  eхать!" -- крикнула Лида. {129}
      Красный, с  бисером  пота на лбу, растерянный, валкiй, без  пальто (смутный расчет  на тепло юга), Ардалiон  полeз  со всeми лобызаться. Я едва успeл  отстраниться.
      "Художник  Керн , -- отрекомендовался угрюмец , сунув  мнe влажную руку. -- Имeл  счастье с  вами встрeчаться в  притонах  Каира".
      "Герман , его так  нельзя отпустить", -- повторяла Лида, теребя меня за рукав .
      Между тeм  двери уже захлопывались. Ардалiон , качаясь и призывно крича, пошел  было за повозкой продавца бисквитов , но друзья поймали его, и вдруг  он  в  охапку сгреб  Лиду и стал  смачно ее цeловать.
      "?х  ты, коза, -- приговаривал  он . -- Прощай, коза, спасибо, коза."
      "Господа, -- сказал  я совершенно спокойно, -- помогите мнe его поднять в  вагон ".
      Поeзд  поплыл . Сiяя и вопя, Ардалiон  прямо-таки вываливался из  окна. Лида бeжала рядом  и кричала ему что-то. Когда проeхал  послeднiй вагон , она, согнувшись, посмотрeла под  колеса и перекрестилась. В  рукe она все еще держала букет .
      Какое облегченiе... Я вздохнул  всей грудью и шумно выпустил  воздух . Весь день Лида молча волновалась, но потом  пришла телеграмма, два слова "Привeт  сдороги", и она успокоилась. Теперь предстояло послeднее и самое скучное: поговорить с  ней, натаскать ее.
      Почему-то не помню, как  я к  этому разговору приступил : память моя включается, когда уже разговор  {130} в  полном  ходу. Лида сидит  против  меня на диванe и на меня смотрит  в  нeмом  изумленiи. Я сижу на кончикe стула, изрeдка, как  врач , трогаю ее за кисть -- и ровным  голосом  говорю, говорю, говорю. Я разсказал  ей то, чего не разсказывал  никогда. Я разсказал  ей о младшем  моем  братe. Он  учился в  Германiи, когда началась война, был  призван , сражался против  Россiи. Помню его тихим , унылым  мальчиком . Меня родители били, а его баловали, но он  был  с  ними неласков , зато ко мнe относился с  невeроятным , болeе чeм  братским , обожанiем , всюду слeдовал  за мной, заглядывал  в  глаза, любил  все, что меня касалось, любил  нюхать и мять мой платок , надeвать еще теплую мою сорочку, чистить зубы моей щеткой. Нeт , -- не извращенность, а посильное выраженiе неиз яснимаго нашего единства: мы были так  похожи друг  на друга, что даже близкiе родственники путали нас , и с  годами это сходство становилось все безупречнeе. Когда, помнится, я его провожал  в  Германiю -это было незадолго до выстрeла Принципа, -- бeдняжка так  рыдал , так  рыдал , -- будто предчувствовал  долгую и грозную разлуку. На вокзалe смотрeли на нас , -- смотрeли на этих  двоих  одинаковых  юношей, державшихся за руки и глядeвших  друг  другу в  глаза с  каким -то скорбным  восторгом ... Потом  война. -- Томясь в  далеком  русском  плeну, я ничего о братe не слышал , но почему-то был  увeрен , что он  убит . Душные годы, траурные годы. Я прiучил  себя не думать о нем , и даже потом , когда женился, ничего Лидe о нем  не разсказал , -- уж  слишком  все это было {131} тягостно. А затeм , вскорe по прieздe с  женой в  Германiю, я узнал  от  нeмецкаго родственника, появившагося мимоходом , на миг , только ради одной реплики, что Феликс  мой жив , но нравственно погиб . Не знаю, что именно, какое крушенiе души... Должно быть, его нeжная психика не выдержала бранных  испытанiй, -- а мысль, что меня уже нeт  (странно, -- он  был  тоже увeрен  в  смерти брата), что он  больше никогда не увидит  обожаемаго двойника, или, вeрнeе, усовершенствованное изданiе собственной личности, эта мысль изуродовала его жизнь, ему показалось, что он  лишился опоры и цeли, -- и что отнынe можно жить кое-как . И он  опустился. ?тот  человeк , с  душой как  скрипка, занимался воровством , подлогами, нюхал  кокаин  и наконец  совершил  убiйство: отравил  женщину, содержавшую его. О послeднем  дeлe я узнал  из  его-же уст ; к  отвeтственности его так  и не привлекли, настолько ловко он  скрыл  преступленiе. А встрeтился я с  ним  так  случайно, так  нежданно и мучительно... подавленность, которую даже Лида во мнe замeчала, была как  раз  слeдствiем  той встрeчи, а произошла она в  Прагe, в  одном  кафе, -- он , помню, встал , увидя меня, раскрыл  об ятья и повалился навзничь в  глубоком  обморокe, длившемся восемнадцать минут .
      Да, страшная встрeча. Вмeсто нeжнаго, маленькаго увальня, я нашел  говорливаго безумца с  рeзкими тeлодвиженiями... Счастье, которое он  испытал , встрeтив  меня, дорогого Германа, внезапно, в  чудном  сeром  костюмe, возставшаго из  мертвых , не только не поправило его душевных  дeл , но совсeм , {132} совсeм  напротив , убeдило его в  недопустимости и невозможности жить с  убiйством  на совeсти. Между нами произошла ужасная бесeда, он  цeловал  мои руки, он  прощался со мной... Я сразу же понял , что поколебать в  нем  рeшенiе покончить с  собой уже не под  силу никому, даже мнe, имeвшему на него такое идеальное влiянiе. Для меня это были нелегкiя минуты. Ставя себя на его мeсто, я отлично представлял  себe, в  какой изощренный застeнок  превратилась его память, и понимал , увы, что выход  один  -- смерть. Не дай Бог  никому переживать такiя минуты, видeть, как  брат  гибнет , и не имeть моральнаго права гибель его предотвратить... Но вот  в  чем  сложность: его душа, нечуждая мистических  устремленiй, непремeнно жаждала искупленiя, жертвы, -- просто пустить себe пулю в  лоб  казалось ему недостаточным . "Я хочу смерть мою кому-нибудь подарить, -внезапно сказал  он , и глаза его налились бриллiантовым  свeтом  безумiя. -- Подарить мою смерть. Мы с  тобой еще больше схожи, чeм  прежде. В  этом  сходствe я чувствую божественное намeренiе. Наложить на рояль руки еще не значит  сотворить музыку, а я хочу музыки. Скажи, тебe может -быть выгодно было-бы исчезнуть со свeта?" Я сначала не понял  его вопроса, мнe сдавалось, что Феликс  бредит , -- но из  его дальнeйших  слов  выяснилось, что у него есть опредeленный план . Так ! С  одной стороны бездна страждущаго духа, с  другой -- дeловые проекты. При грозовом  свeтe его трагической судьбы и поздняго геройства та часть его плана, которая касалась меня, моей выгоды, моего благополучiя, казалась глуповато-матерiальной, как  {133} -- скажем  -- громоотвод  на зданiи банка, вдруг  освeщенный ночною молнiей.
      Дойдя примeрно до этого мeста моего разсказа, я остановился, откинулся на спинку стула, сложив  руки и пристально глядя на Лиду. Она как -то стекла с  дивана на ковер , подползла на колeнях , прижалась головой к  моему бедру и заглушенным  голосом  принялась меня утeшать: "Какой ты бeдный, -бормотала она, -- как  мнe больно за тебя, за брата... Боже мой, какiе есть несчастные люди на свeтe. Он  не должен  погибнуть, всякаго человeка можно спасти".
      "Его спасти нельзя, -- сказал  я с  так  называемой горькой усмeшкой. -- Он  рeшил  умереть в  день своего рожденiя, девятаго марта, то-есть послeзавтра, воспрепятствовать этому не может  сам  президент . Самоубiйство есть самодурство. Все, что можно сдeлать, это исполнить каприз  мученика, облегчить его участь сознанiем , что, умирая, он  творит  доброе дeло, приносит  пользу, -- грубую, матерiальную пользу, -- но все же пользу".
      Лида обхватила мою ногу и уставилась на меня своими шоколадными глазами.
      "Его план  таков , -- продолжал  я ровным  тоном , -- жизнь моя, скажем , застрахована в  столько-то тысяч . Гдe-нибудь в  лeсу находят  мой труп . Моя вдова, то-есть ты..."
      "Не говори таких  ужасов , -- крикнула Лида, вскочив  с  ковра. -- Я только-что гдe-то читала такую исторiю... Пожалуйста, замолчи..."
      "... моя вдова, то-есть ты, получает  эти деньги. Погодя уeзжает  в  укромное мeсто. Погодя я инкогнито {134} соединяюсь с  нею, даже может  быть снова на ней женюсь -- под  другим  именем . Мое, вeдь, имя умрет  с  моим  братом . Мы с  ним  схожи, не перебивай меня, как  двe капли крови, и особенно будет  он  на меня похож  в  мертвом  видe".
      "Перестань, перестань! Я не вeрю, что его нельзя спасти... Ах , Герман , как  это все нехорошо... Гдe он  сейчас , тут , в  Берлинe?"
      "Нeт , в  провинцiи... Ты, как  дура, повторяешь: спасти, спасти... Ты забываешь, что он  убiйца и мистик . Я же со своей стороны не имeю права отказать ему в  том , что может  облегчить и украсить его смерть. Ты должна понять, что тут  мы вступаем  в  нeкую высшую область. Вeдь я же не говорю тебe: послушай, дeла мои идут  плохо, я стою перед  банкротством , мнe все опротивeло, я хочу уeхать в  тихое мeсто и там  предаваться созерцанiю и куроводству, -- давай воспользуемся рeдким  случаем , -- всего этого я не говорю, хотя я мечтаю о жизни на лонe природы, -- а говорю другое, -- я говорю: Как  это ни тяжело, как  это ни страшно, но нельзя отказать родному брату в  его предсмертной просьбe, нельзя помeшать ему сдeлать добро, -хотя-бы такое добро..."
      Лида перемигнула, -- я ее совсeм  заплевал , -- но вопреки прыщущим  словам  прижалась ко мнe, хватая меня, а я продолжал :
      "... Такой отказ  -- грeх , этот  грeх  не хочу, не хочу брать на свою совeсть. Ты думаешь, я не возражал  ему, не старался его образумить, ты думаешь, мнe легко было согласиться на его предложенiе, ты думаешь, я спал  всe эти ночи, -- милая моя, вот  {135} уже полгода, как  я страдаю, страдаю так , как  моему злeйшему врагу не дай Бог  страдать. Очень мнe нужны эти тысячи! Но как  мнe отказаться, скажи, как  могу я в  конец  замучить, лишить послeдней радости... ?, да что говорить!"
      Я отстранил  ее, почти отбросил  и стал  шагать по комнатe. Я глотал  слезы, я всхлипывал . Метались малиновыя тeни мелодрам .
      "Ты в  миллiон  раз  умнeе меня, -- тихо сказала Лида, ломая руки (да, читатель, дикси, ломая руки), -- но все это так  страшно, так  ново, мнe казалось, что это только в  книгах ... Вeдь это значит ... Все вeдь абсолютно перемeнится, вся жизнь... Вeдь... Ну, напримeр , как  будет  с  Ардалiоном ?"
      "А ну его к  чертовой матери! Тут  рeчь идет  о величайшей человeческой трагедiи, а ты мнe суешь..."
      "Нeт , я просто так  спросила. Ты меня огорошил , у меня все идет  кругом . Я думаю, что -- ну, не сейчас , а потом , вeдь можно будет  с  ним  видeться, ему об яснить, -- Герман , как  ты думаешь?"
      "Не заботься о пустяках , -- сказал  я, дернувшись, -- там  будет  видно. Да что это в  самом  дeлe (голос  мой вдруг  перешел  в  тонкiй крик ), что ты вообще за колода такая..."
      Она расплакалась и сдeлалась вдруг  податливой, нeжной, припала ко мнe вздрагивая: "Прости меня, -- лепетала она, -- ах , прости... Я правда дура. Ах , прости меня. Весь этот  ужас , который случился... Еще сегодня утром  все было так  ясно, так  хорошо, так  всегдашненько... Ты настрадался, милый, я безумно жалeю тебя. Я сдeлаю все, что ты хочешь". {136}
      "Сейчас  я хочу кофе, ужасно хочу".
      "Пойдем  на кухню, -- сказала она, утирая слезы. -- Я все сдeлаю. Только побудь со мной, мнe страшно".
      На кухнe, все еще потягивая носом , но уже успокоившись, она насыпала коричневых  крупных  зерен  в  горло кофейной мельницы и, сжав  ее между колeн , завертeла рукояткой. Сперва шло туго, с  хрустом  и треском , потом  вдруг  полегчало.
      "Вообрази, Лида, -- сказал  я, сидя на стулe и болтая ногами, -вообрази, что все, что я тебe разсказываю -- выдуманная исторiя. Я сам , знаешь, внушил  себe, что это сплошь выдуманная или гдe-то мной прочитанная исторiя, -- единственный способ  не сойти от  ужаса с  ума. Итак : предпрiимчивый самоубiйца и его застрахованный двойник ... видишь ли, когда держатель полиса кончает  собой, то страховое общество платить не обязано. Поэтому -- --"
      "Я сварила очень крeпкое, -- сказала Лида, -- тебe понравится. Да, я слушаю тебя".
      "... поэтому герой этого сенсацiоннаго романа требует  слeдующей мeры: дeло должно быть обставлено так , чтобы получилось впечатлeнiе убiйства. Я не хочу входить в  техническiя подробности, но в  двух  словах : оружiе прикрeплено к  дереву, от  гашетки идет  веревка, самоубiйца, отвернувшись, дергает , бах  в  спину, -- приблизительно так ".
      "Ах , подожди, -- воскликнула Лида, -- я что-то вспомнила: он  как -то придeлал  револьвер  к  мосту... Нeт , не так : он  привязал  к  веревкe камень... Позволь, как  же это было? Да: к  одному {137} концу -- большой камень, а к  другому револьвер , и значит  выстрeлил  в  себя... А камень упал  в  воду, а веревка -- за ним  через  перила, и револьвер  туда же, и все в  воду... Только я не помню, зачeм  это все нужно было..."
      "Одним  словом , концы в  воду, -- сказал  я, -- а на мосту -мертвец . Хорошая вещь кофе. У меня безумно болeла голова, теперь гораздо лучше. Ну так  вот , ты, значит , понимаешь, как  это происходит ..."
      Я пил  мелкими глотками огненное кофе и думал : Вeдь воображенiя у нея ни на грош . Через  два дня мeняется жизнь, неслыханное событiе, землетрясенiе... а она со мной попивает  кофе и вспоминает  похожденiя Шерлока...
      Я, однако, ошибся: Лида вздрогнула и сказала, медленно опуская чашку:
      "Герман , вeдь если это все так  скоро, нужно начать укладываться. И знаешь, масса бeлья в  стиркe... И в  чисткe твой смокинг ".
      "Во-первых , милая моя, я вовсе не желаю быть сожженным  в  смокингe; во-вторых , выкинь из  головы, забудь совершенно и моментально, что нужно тебe что-то дeлать, к  чему-то готовиться и так  далeе. Тебe ничего не нужно дeлать по той причинe, что ты ничего не знаешь, ровно ничего, -- заруби это на носу. Никаких  туманных  намеков  твоим  знакомым , никакой суеты и покупок , -- запомни это твердо, матушка, иначе будет  для всeх  плохо. Повторяю: ты еще ничего не знаешь. Послeзавтра твой муж  поeдет  кататься на автомобилe и не вернется. Вот  тогда-то, и только тогда, начнется твоя работа. {138} Она простая, но очень отвeтственная. Пожалуйста, слушай меня внимательно:
      Десятаго утром  ты позвонишь Орловiусу и скажешь ему, что я куда-то уeхал , не ночевал , до сих  пор  не вернулся. Спросишь, как  дальше быть. Исполнишь все, что он  посовeтует . Пускай, вообще, он  берет  дeло в  свои руки, обращается в  полицiю и т. д. Главное, постарайся убeдить себя, что я, точно, погиб . Да в  концe концов  это так  и будет , -- брат  мой часть моей души".
      "Я все сдeлаю, -- сказала она. -- Все сдeлаю ради него и ради тебя. Но мнe уже так  страшно, и все у меня путается".
      "Пускай не путается. Главное -- естественность горя. Пускай оно будет  не ахти какое, но естественное. Для облегченiя твоей задачи я намекнул  Орловiусу, что ты давно разлюбила меня. Итак , пусть это будет  тихое, сдержанное горе. Вздыхай и молчи. Когда же ты увидишь мой труп , т. е. труп  человeка, неотличимаго от  меня, то ты конечно будешь потрясена".
      "Ой, Герман , я не могу. Я умру со страху".
      "Гораздо было бы хуже, если бы ты в  мертвецкой стала пудрить себe нос . Во всяком  случаe, сдержись, не кричи, а то придется, послe криков , повысить общее производство твоего горя, и получится плохой театр . Теперь дальше. Предав  мое тeло огню, в  соотвeтствiи с  завeщанiем , выполнив  всe формальности, получив  от  Орловiуса то, что тебe причитается, и распорядившись деньгами сообразно с  его указанiями, ты уeдешь заграницу, в  Париж . Гдe ты в  Парижe остановишься?"
      "Я не знаю, Герман ". {139}
      "Вспомни, гдe мы с  тобой стояли, когда были в  Парижe. Ну?"
      "Да, конечно знаю. Отель".
      "Но какой отель?"
      "Я ничего не могу вспомнить, Герман , когда ты смотришь так  на меня. Я тебe говорю, что знаю. Отель что-то такое".
      "Подскажу тебe: имeет  отношенiе к  травe. Как  трава по-французски?"
      "Сейчас . ?рб . О, вспомнила: Малерб ".
      "На всякiй случай, если забудешь опять: наклейка отеля есть на черном  сундукe. Всегда можешь посмотрeть".
      "Ну знаешь, Герман , я все-таки не такая растяпа. А сундук  я с  собой возьму. Черный".
      "Вот  ты там  и остановишься. Дальше слeдует  нeчто крайне важное. Но сначала все повтори".
      "Я буду печальна. Я буду стараться не очень плакать. Орловiус . Я закажу себe два черных  платья".
      "Погоди. Что ты сдeлаешь, когда увидишь труп ?
      "Я упаду на колeни. Я не буду кричать".
      "Ну вот  видишь, как  все это хорошо выходит . Ну, дальше?"
      "Дальше, я его похороню".
      "Во-первых , не его, а меня. Пожалуйста, не спутай! Во-вторых , не похороны, а сожженiе. Орловiус  скажет  пастору о моих  достоинствах , нравственных , гражданских , супружеских . Пастор  в  крематорской часовнe произнесет  прочувствованную рeчь. Мой гроб  под  звуки органа тихо опустится в  преисподнюю. Вот  и все. Затeм ?"
      "Затeм  -- Париж . Нeт , постой, сперва всякiя {140} денежныя формальности. Мнe, знаешь, Орловiус  надоeст  хуже горькой рeдьки. В  Парижe остановлюсь в  отелe -- ну вот , я знала, что забуду, -- подумала, что забуду, и забыла. Ты меня как -то тeснишь... Отель... отель... Малерб ! На всякiй случай -- черный сундук ".
      "Так . Теперь важное: как  только ты прieдешь в  Париж , ты меня извeстишь. Как  мнe теперь сдeлать, чтобы ты запомнила адрес ?"
      "Лучше запиши, Герман . У меня голова сейчас  не работает . Я ужасно боюсь все перепутать".
      "Нeт , милая моя, никаких  записыванiй. Уж  хотя бы потому, что записку все равно потеряешь. Адрес  тебe придется запомнить, волей-неволей. ?то абсолютно необходимо. Категорически запрещаю его записывать. Дошло?"
      "Да, Герман . Но я же не могу запомнить..."
      "Глупости. Адрес  очень прост . Пострестант . Икс ". -- (я назвал  город ).
      "?то там , гдe прежде жила тетя Лиза? Ну да, это легко вспомнить. Я тебe говорила про нее. Она теперь живет  под  Ниццей. Поeзжай в  Ниццу".
      "Вот  именно. Значит , ты запомнила эти два слова. Теперь -- имя. Ради простоты я тебe предлагаю написать так : Мсье Малерб ".
      "Она вeроятно все такая же толстая и бойкая. Знаешь, Ардалiон  писал  ей, прося денег , но конечно..."
      "Все это очень интересно, но мы говорим  о дeлe. На какое имя ты мнe напишешь?"
      "Ты еще не сказал , Герман ".
      "Нeт , сказал , -- я предложил  тебe: Мсье Малерб ". {141}
      "Но как  же, вeдь это гостиница, Герман ?"
      "Вот  потому-то. Тебe будет  легче запомнить по ассоцiацiи".
      "Ах , я забуду ассоцiацiю, Герман . ?то безнадежно. Пожалуйста, не надо ассоцiацiй. И вообще -- ужасно поздно, я устала".
      "Хорошо. Придумай сама имя. Имя, которое ты навeрное запомнишь. Ну, хочешь -- Ардалiон ?"
      "Хорошо, Герман ".
      "Вот  великолeпно. Мсье Ардалiон . Пострестант . Икс . А напишешь ты мнe так : Дорогой друг , ты навeрное слышал  о моем  горe и дальше в  том  же родe. Всего нeсколько слов . Письмо ты опустишь сама. Письмо ты опустишь сама. Есть?"
      "Хорошо, Герман ".
      "Теперь, пожалуйста, повтори".
      "Я, знаешь, прямо умираю от  напряженiя. Боже мой, половина второго. Может  быть, завтра?"
      "Завтра все равно придется повторить. Ну-с , пожалуйста, я вас  слушаю".
      "Отель Малерб . Я прieхала. Я опустила письмо. Сама. Ардалiон , пострестант , Икс . А что дальше, когда я напишу?"
      "?то тебя не касается. Там  будет  видно. Ну, что-же, -- я могу быть увeрен , что ты все это исполнишь?"
      "Да, Герман . Только не заставляй меня опять повторять. Я смертельно устала".
      Стоя посреди кухни, она расправила плечи, сильно затрясла откинутой головой и повторила, ероша волосы: "Ах , как  я устала, ах ..." -- и "ах " перешло в  зeвоту. Мы отправились спать. Она раздeлась, {142} кидая куда попало платье, чулки, разныя свои дамскiя штучки, рухнула в  постель и тотчас  стала посвистывать носом . Я лег  тоже и потушил  свeт , но спать не мог . Помню, она вдруг  проснулась и тронула меня за плечо.
      "Что тебe?" -- спросил  я с  притворной сонливостью.
      "Герман , -- залепетала она, -- Герман , послушай, -- а ты не думаешь, что это... жульничество?"
      "Спи, -- отвeтил  я. -- Не твоего ума дeло. Глубокая трагедiя, -- а ты -- о глупостях . Спи, пожалуйста".
      Она сладко вздохнула, повернулась на другой бок  и засвистала опять.
      Любопытная вещь; невзирая на то, что я себя ничуть не обольщал  насчет  способностей моей жены, тупой, забывчивой и нерасторопной, все же я был  почему-то совершенно спокоен , совершенно увeрен  в  том , что ея преданность безсознательно поведет  ее по вeрному пути, не даст  ей оступиться и -- главное -- заставит  ее хранить мою тайну. Я уже ясно представлять себe, как , глядя на ея наивно искусственное горе, Орловiус  будет  опять глубокомысленно сокрушенно качать головой, -- и, Бог  его знает , быть может  подумает : не любовник  ли укокошил  бeднаго мужа, -- но тут  он  вспомнит  шантажное письмо от  неизвeстнаго безумца.
      Весь слeдующiй день мы просидeли дома, и снова, кропотливо и настойчиво, я заряжал  жену, набивал  ее моей волей, как  вот  гуся насильно пичкают  кукурузой, чтобы набухла печень, К  вечеру она едва могла ходить. Я остался доволен  ея состоянiем . {143} Мнe самому теперь было пора готовиться. Помню, как  в  тот  вечер  я мучительно прикидывал , сколько денег  взять с  собой, сколько оставить Лидe, мало было гамзы, очень мало. У меня явилась мысль прихватить с  собой на всякiй случай цeнную вещицу, и я сказал  Лидe:
      "Дай-ка мнe твою московскую брошку".
      "Ах  да, брошку", -- сказала она, вяло вышла из  комнаты, но тотчас  вернулась, легла на диван  и зарыдала, как  не рыдала еще никогда.
      "Что с  тобой, несчастная?"
      Она долго не отвeчала, а потом , глупо всхлипывая и не глядя на меня, об яснила, что брошка заложена, что деньги пошли Ардалiону, ибо прiятель ему денег  не вернул .
      "Ну, ладно, ладно, не реви, -- сказал  я. -- Ловко устроился, но слава Богу уeхал , убрался, -- это главное".
      Она мигом  успокоилась и даже просiяла, увидя, что я не сержусь, и пошла, шатаясь, в  спальню, долго рылась, принесла какое-то колечко, сережки, старомодный портсигар , принадлежавшiй ея бабушкe. Ничего из  этого я не взял .
      "Вот  что, -- сказал  я, блуждая по комнатe и кусая заусеницы, -- вот  что, Лида. Когда тебя будут  спрашивать, были ли у меня враги, когда будут  допытываться, кто же это мог  убить меня, говори: не знаю. И вот  еще что: я беру с  собой чемодан , но это конечно между нами. Не должно так  казаться, что я собрался в  какое-то путешествiе, -- это выйдет  подозрительно. Впрочем  -- --" -- тут , помнится, я задумался. Странно, -- почему это, когда все {144} было так  чудесно продумано и предусмотрeно, вылeзала торчком  мелкая деталь, как  при укладкe вдруг  замeчаешь, что забыл  уложить маленькiй, но громоздкiй пустяк , -- есть такiе недобросовeстные предметы. В  мое оправданiе слeдует  сказать, что вопрос  чемодана был , пожалуй, единственный пункт , который я рeшил  измeнить: все остальное шло именно так , как  я замыслил  давным -давно, может  быть много мeсяцев  тому назад , может  быть в  ту самую секунду, когда я увидeл  на травe спящаго бродягу, точь-в -точь похожаго на мой труп . Нeт , -- подумал  я, -чемодана все-таки не слeдует  брать, все равно кто-нибудь да увидит , как  несу его вниз .
      "Чемодана я не беру", -- сказал  я вслух  и опять зашагал  по комнатe.
      Как  мнe забыть утро девятаго марта? Само по себe оно было блeдное, холодное, ночью выпало немного снeга, и швейцары подметали тротуары, вдоль которых  тянулся невысокiй снeговой хребет , а асфальт  был  уже чистый и черный, только слегка лоснился. Лида мирно спала. Все было тихо. Я приступил  к  одeванiю. Одeлся я так : двe рубашки, одна на другую, -причем  верхняя, уже ношеная, была для него. Кальсон  -- тоже двe пары, и опять же верхняя предназначалась ему. Засим  я сдeлал  небольшой пакет , в  который вошли маникюрный прибор  и все что нужно для бритья. ?тот  пакетик  я сразу же, боясь его забыть, сунул  в  карман  пальто, висeвшаго в  прихожей. Далeе я надeл  двe пары носков  (верхняя с  дыркой), черные башмаки, мышиныя гетры, -- и в  таком  видe т. е. уже изящно {145} обутый, но еще без  панталон , нeкоторое время стоял  посреди комнаты, вспоминая, все-ли так  дeлаю, как  было рeшено. Вспомнив , что нужна лишняя пара подвязок , я разыскал  старую и присоединил  ее к  пакетику, для чего пришлось опять выходить в  переднюю. Наконец  выбрал  любимый сиреневый галстук  и плотный темно-сeрый костюм , который обычно носил  послeднее время. Разложил  по карманам  слeдующiя вещи: бумажник  (около полутора тысяч  марок ), паспорт , кое-какiя незначительныя бумажки с  адресами, счетами... Спохватился: паспорт  было вeдь рeшено не брать, -- очень тонкiй маневр : незначительныя бумажки как -то художественнeе устанавливали личность. Еще взял  я: ключи, портсигар , зажигалку. Теперь я был  одeт , я хлопал  себя по карманам , я отдувался, мнe было жарко в  двойной оболочкe бeлья. Оставалось сдeлать самое главное, -- это была цeлая церемонiя: медленное выдвиганiе ящика, гдe он  покоился, тщательный осмотр , далеко впрочем  не первый. Он  был  отлично смазан , он  был  туго набит ... Мнe его подарил  в  двадцатом  году в  Ревелe незнакомый офицер , -- вeрнeе, просто оставил  его у меня, а сам  исчез . Я не знаю, что сталось потом  с  этим  любезным  поручиком .
      Между тeм  Лида проснулась, запахнулась в  земляничный халат , мы сeли в  столовой, ?льза принесла кофе. Когда ?льза ушла:
      "Ну-с , -- сказал  я, -- день настал , сейчас  поeду".
      Маленькое отступленiе литературнаго свойства. Ритм  этот  -- нерусскiй, но он  хорошо передает  {146} мое эпическое спокойствiе и торжественный драматизм  положенiя.
      "Герман , пожалуйста, останься, никуда не eзди", тихо проговорила Лида и, кажется, сложила ладони.
      "Ты, надeюсь, все запомнила", -- продолжал  я невозмутимо.
      "Герман , -- повторила она, -- не eзди никуда. Пускай он  дeлает  все, что хочет , -- это его судьба, ты не вмeшивайся..."
      "Я рад , что ты все запомнила, -- сказал  я с  улыбкой, -- ты у меня молодец . Вот , с eм  еще булочку и двинусь".
      Она расплакалась. Потом  высморкалась, громко трубя, хотeла что-то сказать, но опять принялась плакать. Зрeлище было довольно любопытное: я -хладнокровно мажущiй маслом  рогульку, Лида -- сидящая против  меня и вся прыгающая от  плача. Я сказал  с  полным  ртом : "По крайней мeрe, ты сможешь во всеуслышанiе -- ( -- пожевал , проглотил , -- ) вспомнить, что у тебя было дурное предчувствiе, хотя уeзжал  я довольно часто и не говорил  куда. А враги, сударыня, у него были? Не знаю, господин  слeдователь".