И с годами все слабее и слабее вздыхала в нем тоска по женской любви, словно Нора мгновенно вытянула из него весь жар, так мучивший его когда-то. Были, правда, некоторые дни, некоторые весенние смутные вечера, когда карлик, стыдливо нарядившись в короткие штаны и прикрыв лысину белокурым паричком, уходил из дому в сумеречную муть и, семеня тропинкой вдоль полей, вдруг замирал и глядел, томясь, на туманную чету влюбленных, оцепеневших у изгороди, под защитой цветущей ежевики. А потом и это прошло, и людей он перестал видеть вовсе. Только изредка заходил доктор, седой, с пронзительными черными глазами, и, сидя против Фреда за шахматной доской, с любопытством и наслаждением разглядывал мягкие ручки, бульдожье лицо карлика, который, обдумывая ход, морщил выпуклый лоб.
      Прошло восемь лет. Было воскресное утро. На столе накрытый колпаком в виде головы попугая ждал Фреда кувшин какао. В окно лилась солнечная зелень яблонь. Толстая Анна смахивала пыль с крышки маленькой пианолы, на которой карлик иногда играл валкие вальсы; на банку апельсинного варенья садились мухи и потирали передние лапки.
      Вошел Фред, слегка заспанный, в клетчатых туфлях на босу ногу, в черном халатике с желтыми бранденбургами. Сел к столу, щурясь от блеска и поглаживая рукой лысину. Анна ушла в церковь. Фред притянул к себе иллюстрированный листок воскресной газеты, долго разглядывал, то поджимая, то выпячивая губы, премированных щенят, русскую балерину, склоненную в лебедином томлении, цилиндр и мордастое лицо всех надувшего финансиста. Под столом кошка, выгнув спину, терлась об его голую лодыжку, Он допил какао, встал позевывая; ночью ему было чрезвычайно скверно,-- никогда еще так сердце не мучило, и теперь ему было лень одеваться, неприятно холодели ноги. Он перебрался на кресло у окна, сложился калачиком и так сидел, ни о чем не думая, и рядом потягивалась кошка, разевая крошечную розовую пасть.
      В передней затренькал звонок.
      "Доктор",-- подумал Фред равнодушно и, вспомнив, что Анна в церкви, сам пошел открывать.
      В дверь хлынуло солнце. На пороге стояла высокая дама, вся в черном. Фред отскочил, пробормотал что-то и, запахивая халат, кинулся в комнаты. На бегу потерял туфлю, не успел подобрать,-надо было скорее спрятаться, только бы не успели заметить, что он карлик. Прерывисто дыша, он остановился среди гостиной. Ах, надо было просто захлопнуть входную дверь!.. И кто это мог зайти к нему? Ошибка какая-нибудь.
      И вдруг он отчетливо расслышал стук приближающихся шагов. Он метнулся из гостиной в спальню, хотел запереться, да не было ключа. В гостиной на ковре осталась вторая туфля.
      -- Это ужасно,-- передохнул Фред и прислушался.
      Шаги вошли в гостиную. Тогда, с легким стоном, карлик подбежал к платяному шкафу-- спрятаться бы!..
      Голос, несомненно знакомый, выкликнул его имя, и открылась дверь.
      -- Фред, отчего вы так боитесь меня?
      Карлик, босой, со вспотевшей лысиной, в черном своем халатике, замер у шкала, все еще держась за кольцо замка. Ему вспомнились очень живо оранжевые рыбки за стеклом.
      Она болезненно постарела за эти годы. Под глазами были оливковые тени; отчетливей, чем некогда, темнели волоски над верхней губой. И от черной шляпы ее. от строгих складок черного платья веяло чем-то пыльным и горестным.
      -- Я никогда не думал...-- медленно начал Фред, глядя на нее исподлобья.
      Нора взяла его за плечи, повернула к свету, жадными и печальными глазами стала разглядывать его черты. Карлик смущенно мигал, мучительно жалея, что он без парика, и дивясь волненью Норы. Он так давно перестал думать о ней, что теперь, кроме грусти и удивленья, он не чувствовал ничего. Нора закрыла глаза, все еще держа его за плечи, и потом, легонько оттолкнув карлика, отвернулась к окну.
      Фред кашлянул:
      -- Я вас совсем потерял из виду. Скажите, как поживает Шок?
      -- Фокусы показывает,-- ответила рассеянно Нора.-- Мы только недавно вернулись в Лондон.
      Она, не снимая шляпы, села в кресло у окна, продолжая со странной пристальностью смотреть на Фреда.
      -- Так значит Шок...-- торопливо заговорил карлик, чувствуя неловкость от ее взгляда.
      -- Все тот же,-- сказала Нора и, не сводя с него блестящих глаз, стала быстро стягивать и комкать перчатки, глянцевито черные, с белым исподом.
      "Неужели она опять",-- отрывисто подумал карлик. Пронеслось в мыслях: банка с рыбками, запах одеколона, изумрудные помпоны на туфлях.
      Нора встала: двумя черными комочками покатились перчатки на пол.
      -- Сад маленький, но в нем яблони,-- сказал Фред и все продолжал недоумевать: неужели я когда-нибудь мог... Она совсем желтая. С усами. И что это она все молчит?
      -- Но я редко выхожу,-- говорил он, слегка раскачиваясь на стуле и потирая коленки.
      -- Фред,-- сказала Нора,-- знаете ли вы, почему я приехала к вам?
      Она подошла к нему вплотную, Фред с виноватой усмешкой соскользнул со стула, стараясь увернуться.
      Тогда она очень тихо сказала:
      -- У меня ведь был сын от вас...
      Карлик замер, уставившись на крошечное оконце, горевшее на синей чашке. Робкая, изумленная улыбка заиграла в уголках его губ, расширилась, озарила лиловатым румянцем его щеки.
      -- Мой... сын...
      И мгновенно он понял все, весь смысл жизни, долгой тоски своей, блика на чашке.
      Он медленно поднял глаза. Нора боком сидела на стуле и плакала навзрыд. Как слеза, сверкала стеклянная головка ее шляпной булавки. Кошка, нежно урча, терлась об ее ноги.
      Карлик подскочил к ней, вспомнил роман, недавно читанный.
      -- Да вы не бойтесь,-- сказал он,-- да вы не бойтесь, я не возьму его от вас. Я так счастлив.
      Она взглянула на него сквозь туман слез. Хотела объяснить что-то, переглотнула, увидела, каким нежным и радостным светом весь пышет карлик,-- и не объяснила ничего.
      Встала, торопливо подняла с полу липко-черные комочки перчаток.
      -- Ну вот, теперь вы знаете... Больше ничего не нужно... Я пойду.
      Внезапная мысль кольнула Фреда. К дрожи счастья примешался пронзительный стыд. Он спросил, теребя бранденбурги халата:
      -- А он какой? Он не...
      -- Нет, нет,-- большой, как все мальчики,-- быстро сказала Нора и разрыдалась опять.
      Фред опустил ресницы.
      -- Я бы хотел видеть его.
      Радостно спохватился.
      -- О, я понимаю,-- он не должен знать, что я вот такой. Но, может быть, вы устроите...
      -- Да, непременно, непременно,-- торопливо, почти сухо говорила Нора, направляясь к двери.-- Как-нибудь устроим... А я должна идти... Поезд... Двадцать минут ходьбы до станции.
      Обернувшись в дверях, она в последний раз тяжело и жадно впилась глазами в лицо Фреда. Солнце дрожало на его лысине; прозрачно розовели уши. Он ничего не понимал от изумления и счастья, И когда она ушла, Фред еще долго стоял посреди комнаты, боясь неосторожным движением расплескать сердце. Он старался вообразить своего сына и мог только вообразить самого себя, одетого школьником, в белокуром паричке. Он как-то перенес свой облик на сына,-- сам перестал ощущать себя карликом.
      Он видел, как он входит в дом, встречает сына; с острой гордостью гладит его по светлым волосам... И потом, вместе с ним и с Норой,-- глупая, как она испугалась, что он отнимет мальчика! -- выходит на улицу и на улице...
      Фред хлопнул себя по ляжкам. Он даже забыл у Норы спросить адрес.
      И тогда началось что-то сумасшедшее, несуразное. Он бросился в спальню, стал одеваться, неистово торопясь; надел все самое лучшее, крахмальную рубашку, полосатые штаны, пиджак, сшитый когда-то в Париже,-- и все улыбался, и ломал ногти в щелках тугих ящиков и дважды должен был присесть,-- так вздувалось и раскатывалось сердце-- и снова попрыгивал по комнате, отыскивал котелок, которого так давно не носил, и, наконец, мимоходом посмотревшись в зеркало,-- где мелькнул статный пожилой господин, строго и изящно одетый,-- Фред сбежал по ступеням крыльца, уже полный новой ослепительной мысли: вместе с Норой поехать в Лондон,-- он успеет догнать ее,-- и сегодня же вечером взглянуть на сына.
      Широкая, пыльная дорога вела прямо к вокзалу. Было по-воскресному пустынно, но ненароком из-за угла вышел мальчишка с крикетной лаптой в руке. Он-то первый и заметил карлика. Хлопнул себя по цветной кепке, глядя на удалявшуюся спину Фреда, на мелькание мышиных гетр.
      И сразу Бог весть откуда взявшись, появились другие мальчишки и, разинув рты, стали вкрадчиво догонять карлика. Он шел все быстрее, поглядывая на золотые часы, посмеиваясь и волнуясь. От солнца слегка поташнивало. А мальчишек все прибавлялось, и редкие прохожие в изумлении останавливались, где-то звонко пролились куранты, сонный городок оживал и вдруг разразился безудержным, давно таимым смехом.
      Не в силах сладить со своим нетерпением, Картофельный Эльф пустился бежать. Один из мальчишек прошмыгнул вперед, заглянул ему в лицо; другой крикнул что-то грубым, гортанным голосом. Фред, морщась от пыли, бежал,-- и вдруг показалось ему, что мальчишки, толпой следовавшие за ним,-- все сыновья его, веселые, румяные, стройные,-- и он растерянно заулыбался, и все бежал, крякая, стараясь забыть сердце, огненным клином ломавшее ему грудь.
      Велосипедист на сверкающих колесах ехал рядом с ним, прижимал рупором кулак ко рту, ободрял его, как это делается во время состязаний. На пороги выходили женщины, щурились от солнца, громко смеялись, указывая друг другу на пробегавшего карлика. Проснулись все собаки в городке; прихожане в душной церкви невольно прислушивались к лаю, к задорному улюлюканью. И все густела толпа, бежавшая вокруг карлика. Думали, что это все -- великолепная шутка, цирковая реклама, съемки...
      Фред начинал спотыкаться, в ушах гудело, запонка впивалась в горло, нечем было дышать. Стон смеха, крик, топот ног оглушили его. Но вот сквозь туман пота он увидел перед собой черное платье. Нора медленно шла вдоль кирпичной стены в потоках солнца. И вот -- обернулась, остановилась. Карлик добежал до нее, вцепился в складки юбки...
      С улыбкой счастья взглянул на нее снизу вверх, попытался сказать что-то,-- и тотчас, удивленно подняв брови, сполз на панель. Кругом шумно дышала толпа. Кто-то, сообразив, что все это не шутка, нагнулся над карликом и тихо свистнул, снял шапку. Нора безучастно глядела на крохотное тело Фреда, похожее на черный комок перчатки. Ее затолкали. Кто-то взял ее за локоть.
      -- Оставьте меня,-- вяло проговорила Нора,-- я ничего не знаю... У меня на днях умер сын...