– Не совсем так, – Экселенц снова фыркнул. – Я сказал, что нет прямых доказательств. Вот, погляди…
Он достал из контейнера еще один кристалл. Судя по голографической этикетке, нанесенной на футляр, именно ради этих материалов накануне высаживался десант на Саракш.
Контрразведчики сумели заснять сцену медосмотра несколькими камерами и даже подсадили микрофон поблизости от дерева, под которым расположились Тристан и Гурон. Видеозапись показала, как врач снимает показания с приборов. Похоже, аппаратура дала непонятный результат. Тристан явно забеспокоился, повторил процедуру.
В это время атаковали аборигены. После первых же выстрелов Тристан упал, обливаясь кровью. Гурон молниеносно выхватил пистолет, уложив на месте трех оперативников, остальных расшвырял голыми руками. Имперцы отступили и потребовали сдаваться – все равно, мол, окружен и не сумеешь уйти.
Перезарядив оружие, Гурон стрелял на звук, одновременно пытаясь помочь Тристану. Видеозапись сохранила эпизод, когда раненный врач в бреду назвал имя и телефон Экселенца, а также пробормотал: «Сообщите в КОМКОН Экселенцу, что Седьмой – не человек…» Шокированный Абалкин растерянно пробормотал: «Не понимаю, кому сообщить?» Заглушенный пальбой ответ Тристана разобрать не удалось, но видно было, как Гурон кивает: дескать, понял.
Тут возобновилась атака. Отстреливаясь, Гурон пробивался к стоявшему на краю лесной полянки боту, взвалив на плечи бесчувственного Тристана. Имперские контрразведчики снова попытались взять его, и расстрелявший обойму Гурон вступил в рукопаную схватку, для чего ему пришлось бросить тело доктора. В последних кадрах камера записала старт бота и появление в лагере нового отряда сотрудников военной контрразведки.
Выключив голограф, Максим быстренько прокачал ситуацию в свете новых данных. Обычно такой анализ выполняют могучие стратегические программы, но сейчас вполне хватило и собственных мозгов. Получалось, что Экселенц снова прав: против Абалкина имелись только косвенные улики. Мало ли какие непонятные процессы могут протекать в организме, тем более – в организме, развившемся внутри саркофага-инкубатора. И поведение Гурона тоже имело вполне тривиальное истолкование: бедолага пытался доказать свою человеческую сущность, тогда как болезненно мнительные осколки Галбеза интерпретировали его метания с позиций собственных предрассудков. А он, встречая на каждом шагу безумные препятствия, лишь сильнее злобился и под конец был уже готов шагать по трупам, как Антон Сорбин в Арканаре…
Хотя нельзя было исключить, что программа Странников все-таки заработала, и Жук В Муравейнике неотвратимо становился Хорьком В Курятнике. Косвенные улики – тоже улики, особенно если их так много. Взять для примера тех же голованов…
– Я запутался, – признался Максим.
– Ты не оригинален, – любимый и деликатный шеф не считал нужным утешать начальника головного подразделения. – Те, кто устроил нам эту ловушку, были профессионалами в своем деле.
Повздыхав, Максим намылился к себе в отдел, где наверняка накопилась масса текущих проблем. Он уже проткнул мембрану отработанным ударом кулака, но тут Экселенц приказал ему задержаться – по закрытой линии поступили срочные сообщения.
Дежурный по ИТПСП информировал, что доктор Бромберг потребовал всестороннего медицинского освидетельствования на предмет подтверждения его, Бромберга, дееспособности. Старика предупредили об опасности психозондирования, учитывая возраст и неуравновешенность менталитета, но Бромберг дал подписку, что идет на обследование по собственному настоянию. Текст завершался емкой фразой: «Ситуация под контролем».
Второй пакет файлов был отправлен с Тамира. Некто по имени Тифон докладывал, что Гурон согласился дать дополнительные показания, как только полегчает со здоровьем. Еще здесь был объемистый отчет медкомиссии, которая расписалась в собственном бессилии разгадать дикую пляску биофизических полей. Читать эту коллекцию специальных терминов они не стали.
– Какие еще дополнительные показания? – подозрительно проговорил Экселенц. – Нет, детки, он что-то замышляет… Мак! Немедленно на космодром и – туда. Ты знаешь Гурона лучше остальных, да и он тебя должен помнить.
Максим снова шагнул к двери, но остановился посреди кабинета и осведомился, как будет с Бромбергом. Экселенц пожал плечами, не отрывая взгляда от документов. Только процедил сквозь зубы:
– В ближайшую неделю он нас не побеспокоит. Тебе же сказано, что ситуация под контролем.
Когда Максим поднимался по эскалатору на крышу, и потом, уже в кабине флайера, перед его глазами упорно держалась очень яркая картина: Бромберг сидит, облепленный датчиками, а за пультом ментоскопа кровожадно ухмыляются головорезы из управления "Т". Что и говорить, в этом был элемент юмора – пусть несколько мрачного, но довольно изысканного. В известном смысле, конечно.
7. Земля-Тамир-Земля. 6 июня 78 года.
Сверху космодром КОМКОНа-2 напоминал громадную снежинку или распластавшегося спрута – от белого диска центральной стартовой позиции расходились дорожки, ведущие к резервным и вспомогательным комплексам. Сделав круг на малой высоте, Максим приземлился. Начальника отдела ЧР уже ждали. На ходу пожав всем руки, Максим направился к «Полумесяцу», но комендант ведомственного космопорта придержал его за рукав и кивком указал на «Барракуду».
– «Полумесяц» новее и комфортнее, – возразил Максим. – Ты же знаешь, я всегда летаю на нем.
– Сегодня сделай исключение, – посоветовал старина Бен-Джахид. – Друзья из соседнего ведомства дадут координаты финиша только для этого корабля.
– Совсем осатанели…
Продолжая чертыхаться, он поднялся в рубку и, перегнувшись через спинку пилотского кресла, запустил стартовый движок. Прокатилась волна знакомых ощущений, сопровождающих появление поля антигравитации. «Барракуда» плавно взмыла в небо. На высоте около ста километров информатор известил, что получены координаты точки выхода из подпространства. Такие меры секретности просто потрясали – видимо, данные Тамира были попросту изъяты из галактической лоции…
Оставшись наедине с черным полотнищем звездного неба, он вдруг почувствовал, как исчезают раздражение и усталость. Словно вернулись безмятежные времена, когда двадцатилетний Максим Ростиславский был вольным исследователем Группы Свободного Поиска. Цепочка ассоциаций вновь вернула его на Саракш…
…Реактор и обшивка протекали, как решето, поэтому о погружениях или рекордах скорости оставалось только мечтать. Многоцелевая субмарина Леу-108 долго и нудно ползла малым ходом в надводном положении, пересекая океаны и климатические зоны, пока не оказалась в субтропическом поясе южного полушария.
Здесь их обнаружили. Сначала лодку на небольшой высоте облетел реактивный гидроплан, под брюхом которого разместилась впечатляющая ракетно-торпедная коллекция. Разглядев мишень со всех сторон, пилот запросил их позывные, после чего, переговорив со штабом сектора, передал приказ изменить курс. Чуть позже появился сторожевой фрегат.
Неожиданно вернувшуюся подлодку встречали настороженно, но без откровенной враждебности. Изможденных моряков сводили в душ, переодели в чистую униформу без знаков различия, накормили на камбузе и отправили гидропланом на ближайшую береговую базу. Личные вещи экипажа собрали в пластиковые мешки, которые лежали в соседнем отсеке под охраной автоматчиков.
Весь перелет Максим, притворяясь спящим, пролежал на неудобных деревянных нарах, что тянулись вдоль стенок грузового отделения. Для пущей убедительности землянин эпизодически нервно вскрикивал, шумно ворочался, невнятно матерился и пару раз даже падал с лежака, вызывая дружный хохот остальных. Впрочем, подобные мелочи, создающие иллюзию естественного поведения, уже не имели особого смысла: раз их не расстреляли сразу – значит, замысел стратегов Базы удалось реализовать по крайней мере наполовину. Помнится, тогда он подумал: дескать, теперь операция может провалиться лишь в единственном случае – если самолет потерпит аварию.
Они долетели без приключений, но прямо на аэродроме подводников окружили мордовороты из спецназа морской пехоты. Всех завели в пустую казарму, где ими занялись контрразведчики – по три офицера на каждого моряка с Леу-108. Потянулись тупые процедуры: фотографирование анфас, профиль и вполоборота, снятие отпечатков пальцев, анализы крови и прочих выделяемых организмом эмульсий.
Только после этих формальностей начался допрос, шаблонность которого приятно удивила землянина. Максим отвечал заторможенно, успешно имитируя невысокий IQ, свойственный большинству строевых офицеров.
– Рбаш Вебтох, мичман-инженер… двадцать четыре года… был вторым механиком реактора на субмарине Оз-15… так точно… вышли с базы ночью, сразу после праздника Семи Демонов… никак нет, кандидат в члены Ордена Морских Мстителей… не состоял… в детстве привлекался за драки с применением холодного оружия… лодку потопили бронекатера береговой охраны… был контужен, взрывом торпеды выбросило за борт… до берега добрался вплавь… не могу знать, потерял счет времени… на континенте провел около года… сначала скрывался в джунглях, потом жил в поселке диких мутантов… так точно, в пустыне… всего нас было человек тридцать с разных субмарин… некоторые умерли от болезней, другие убиты, когда пришли карательные отряды…
Он косноязычно, поминутно сбиваясь на блатной жаргон, поведал, как подводники подлатали наиболее сохранившуюся субмарину, пустив на запчасти три другие. Опасности, что его легенду разоблачат, практически не было: остальные имперские моряки, собранные по лагерям и тюрьмам, прошли полный цикл коррекции личности и могут только дополнить показания землянина яркими деталями, которые были имплантированы в их память специалистами Базы. Не стоило бояться и прочих проверок, поскольку тончайшая молекулярная пленка, покрывавшая его кожу, в точности копировала отпечатки пальцев и черты лица настоящего Рбаша Вебтоха. И даже если он, столкнувшись нос к носу, не сумеет опознать кого-либо из прежних сослуживцев, так всегда можно сослаться на последствия контузии.
Тем не менее Максим не был намерен растягивать удовольствие. Прервав на полуслове очередной вопрос следователя, он сделал значительное лицо и проговорил, понизив голос до конспиративного шепота:
– Господин старший командор, я обладаю информацией особой важности, которую могу сообщить только высшему командованию. Когда мы отражали атаку карателей, мутанты убили бригадира легионеров и захватили штабную машину. Я тогда заглянул в планшет с документами.
– И что же вы там вычитали? – приветливо улыбаясь, спросил следователь.
Видно было, как старший командор напрягся, готовясь эффектно разоблачить проколовшегося на мелочи шпиона северян. С профессионализмом у них явно было не лучше, чем в том же Легионе: Максим невольно вспомнил свой первый день на Саракше, когда комендант заставы пытался заговорить с ним по-хонтийски.
– Прочитать много не смог, – печально сознался он. – Потому как читать по-ихнему плохо обучен, только некоторые условные обозначения на тактической подготовке запомнил… Но в той машине была карта со значками и стрелками.
Старший командор потребовал восстановить по памяти карту, однако землянин наотрез отказался. Столь важные сведения, повторял Мак, можно передать только высшему флотскому начальнику не ниже адмиральского звания. Контрразведчик орал, грозил расстрелом и другими неприятностями за попытку злостно утаить военную тайну, но туповатый верзила подводник уперся рогами и знай твердил свое: подавай, мол, адмирала.
В конце концов следователь вынужден был капитулировать и удалился в другую комнату. Дальним слухом Максим разобрал, как он объясняется с кем-то по телефону. Вернувшись в неважном настроении, старший командор велел мичману Вебтоху собираться и в дальнейшем пенять только на собственную глупость. Упрямого секретоносителя посадили в бронированную амфибию, которая доставила его в штаб. Так Максим впервые оказался в монументальном здании с огромной буквой «Цес» над главным входом.
Продолжая корчить из себя не шибко сообразительное порождение трущоб мегаполиса, Максим старательно нарисовал участок побережья, обозначив разноцветными значками основные и запасные позиции, а также рубежи развертывания и пунктирные стрелки маршрутов выдвижения армейского корпуса, усиленного танковой бригадой. Островитян эти сведения безусловно должны были встревожить: самый удобный для высадки сектор оказался прекрасно оборудован в инженерном отношении, а также плотно прикрыт войсками.
Между делом землянин незаметно отодрал от ногтей и скатал плотным шариком прозрачные обрывки биополимерной пленки. Почувствовав подушечками пальцев знакомое биение, он уронил крохотное зернышко себе под ноги. Завтра или послезавтра из этого эмбриозародыша вылупятся полупрозрачные паучки, которые разбегутся по этажу, присасываясь к информационным системам.
Вот теперь операция была завершена – пешка прорвалась через всю доску, превратившись в Белого Ферзя. Оставалось доиграть роль и ждать, пока отцы-командиры на Базе изыщут способ вернуть его на континент. Он позволил себе слегка расслабиться: шевельнул плечами, разминая затекшие мышцы, и сел посвободнее, по-прежнему изображая молекулярной маской истовую готовность служить престолу.
Внезапно очень странно повели себя адмирал и прочие штабные чины. Блаженно улыбаясь, они принялись напевать что-то веселое, совершая плавные пассы ладонями и медленно покачивая торсами. Максим ошалело наблюдал этот дикий концерт, но руки сами скатывали очередной шарик, компонентами которого База снабдила его на крайний случай. Убедившись, что саракшианцы погрузились в нирвану по самые серые помидоры, он прилепил комок полуживого устройства на затылок адмирала – под основание черепа. Потом снова плюхнулся на табурет, так до конца и не поверив в столь немыслимое везение. Надо же – подсадить ментопередатчик начальнику штаба группы флотов!
Слишком уж легко удалась ему эта операция, и Максим заподозрил хитрую ловушку, подстроенную ему аборигенами. Он то проклинал себя, что поддался необдуманному порыву, то искал утешение в сентенциях типа: «Лучше жалеть о сделанном, чем о несделанном». Как назло, орбитальный комплекс тянул с эвакуацией, а Кролик даже передал пожелание, чтобы Мак передвинул «жучок» на сантиметр левее, а то, видите ли, поступающий к ним сигнал временами теряет четкость. Нервы были на пределе, и тут распахнулась дверь.
«Провалился», – подумал Максим, увидев на пороге саракшианца в штатском. К счастью, способность трезво мыслить не оставила землянина полностью, и он быстро смекнул: чтобы взять двухметрового детину, контрразведка послала бы отряд дюжих спецназовцев, но никак не такого хлипкого недоноска. Между тем незнакомец, обведя адмиральский кабинет снисходительным взглядом, задержал внимание на атлетической фигуре в униформе без знаков различия.
– Вы прибыли на разбитой субмарине? – спросил он.
Максим замешкался, и за него ответил адмирал, пробормотавший в паузе между куплетами:
– Так точно, патриций.
– А почему же он не поет?
На этот раз адмирал не ответил, но сам петь прекратил и обессиленно развалился в кресле. Остальные офицеры тоже умолкли.
Нечто подобное Максим неоднократно наблюдал в Стране Отцов после запуска на полную мощность генераторов «белого» излучения. Аборигены, прошедшие форсированную программу психокоррекции, выглядели обычно такими вот оглоушенными. Одно не стыковалось: орбитальные детекторы не обнаружили в зоне Архипелага того поля, которое создавалось пресловутой системой ПБЗ. Допросы попавших в плен имперцев тоже не давали оснований предполагать, что островной социум оптимизирован методами волновой психотехники. По рассказам большинства моряков складывалась пугающая до полного неправдоподобия картина жизни на клочках суши, охваченных лютой борьбой за выживание. Дарвинизм в чистом виде…
– Интересный экземпляр, – меланхолично проговорил штатский. – Адмирал, я забираю его.
– Конечно, патриций, – поспешно согласился флотоводец, неловко подтягивая узел галстука. – Этот контуженный нам больше не нужен.
– Ах, он еще и контужен, – штатский понимающе поднял брови. – Кое-что проясняется. Пошли.
Вертолет патриция стоял на площадке строевого плаца. В кабину они сели вдвоем – саракшианец был подозрительно беспечен, даже не позаботился прихватить охрану. Максима это обстоятельство слегка смутило: неужели мозгляк-абориген имеет средство, при помощи коего надеется, в случае чего, отбиться от гиганта-спутника? Сколько Максим не ломал голову, ничего путного придумать не мог. Ясно же, что он сумеет уложить патриция одним ударом, будь у того хоть замаскированный пулемет, хоть газовый парализатор, хоть высоковольтный разрядник…
Они полетели над проливом, направляясь к центру Архипелага, когда луч заатмосферной установки отключил электрооборудование винтокрылой машины. Двигатель мгновенно заглох, и вертолет плавно пошел на снижение. Одновременно крохотная родинка, приклеенная к ушному проходу, шепнула голосом Кролика:
– Мак, будь наготове. В течение десяти минут появится шаттл.
Взметнув веер брызг, вертолет врезался в воду и закачался на поплавках. Потрясенный толчком патриций ударился в панику, принялся бестолково щелкать тумблерами. Потом стал звать на помощь, выкрикивая бессвязные фразы в трубку неработающей рации. Максим легонько тряхнул его за плечи, от чего у доходяги клацнули зубы. Саракшианец малость успокоился, и тогда Максим доброжелательно произнес:
– Не надо нервничать, с техникой такое случается. Через полчаса мотор остынет, и мы полетим дальше.
Чушь, произнесенная столь авторитетным тоном, мгновенно успокоила патриция. Абориген послушно затих, завороженно разглядывая приборную доску. Вероятно, ждал момента, когда вновь оживут стрелки циферблатов.
Тайком наблюдая за взвинченным попутчиком, Максим прикинул, что в нынешнем состоянии этот дистрофик может оказаться полезным собеседником. Землянин обратил внимание, с каким подобострастием обращался к нему адмирал. Яснее корня кубического из восьмерки, что так называемые патриции составляют в Островной Империи элитарную прослойку. С другой стороны, ни один пленный ни словом не обмолвился о делении общества на какие-либо касты.
– Интересуешься? – переспросил патриций, странно ухмыляясь. – Очень забавный экземпляр… Наверняка ты ни черта не помнишь о Трех Кругах – не так ли?
– Правда ваша, – покорно признал туповатый мичман.
– Ну, так послушай, – теперь саракшианец щерился самым издевательским образом. – Ты даже не представляешь, как приятно смотреть на ваши кретинские рожи, когда вы узнаете правду…
Впервые подобный шок Максим пережил с год назад, когда Вепрь и Зеф раскрыли ему глаза на социальную организацию Страны Отцов, сцементированную источниками полей психокоррекции. Тогда казалось, что ничего не может быть отвратительней. Оказывается, может. Обитаемый Остров снова отличился, поразив Мироздание очередным изощренным уродством.
Сто миллионов жителей Островной Империи были втиснуты в систему Трех Кругов. Внешний, самый многочисленный Круг составляли подонки, чернь, быдло, дно. Эти озлобленные и безжалостные существа получали, как правило, лишь минимальное образование и жили в трущобах, где признавалась только грубая сила. Они ежесекундно готовы были унижать, бить, топтать и убивать ближнего, чтобы хоть немного приподняться над окружающими и оказаться под властью еще более сильного подонка. Здесь царили законы и повадки крысиной стаи, согласно которым лучшие куски жратвы и лучшие самки беспрекословно достаются вожаку, обладающему самыми тяжелыми кулаками или самым длинным клинком. Вырваться из замкнутого круга насилия и нищеты можно было единственным способом – в рядах имперской армии, направлявшей агрессивность черни на внешнего врага. Именно из самых здоровых особей дна комплектовались войсковые контингенты до младших офицеров включительно.
Ко второму Кругу относились те, кого на Архипелаге называли гражданами, то бишь средний класс, обыватели. Условия жизни у них были получше, нежели на дне, граждане имели достаточно свободный доступ к образованию, культуре, источникам информации. Яростная борьба за существование имела место и в этой среде, однако конкуренция не принимала экстремальных форм. Гражданам доверялась квалифицированная работа, включая интеллектуальные сферы деятельности. Из числа граждан выходили старшие командиры флота и армии, руководители спецслужб, крупные коммерсанты, администраторы, деятели искусства и науки. Среднему слою, в отличие от черни, разрешалось знать о структуре каст, и граждане буквально молились на систему Трех Кругов, защищавшую их от обитателей дна.
Наконец, были патриции, составлявшие Внутренний, он же Высший Круг – элита, сливки общества, соль и сахар Саракша. Гиганты духа и мысли, счастливые и беззаботные, они проводили время в праздниках и развлечениях, смакуя лучшие плоды цивилизации. Гениальные ученые, великие художники, непобедимые военачальники, прекрасные женщины. Они не знали болезней, их жизнь была погоней за удовольствиями. Чем бы ни занимались патриции, это дело превращалось в сложную игру, победа в которой и являлась для них высшим наслаждением.
Самое же поразительное, что столь антагонистичные касты вовсе не враждовали, а вполне мирно уживались на каждом острове и даже в пределах каждого города. И еще ни разу даже самый безжалостный убийца из числа подонков не поднимал руку на беззащитного, слабого телом и не способного постоять за себя гражданина или патриция. И ни один гражданин не возмутился несправедливостью кастового деления, обрекающего большинство сограждан на скотское прозябание в беспросветном круговороте жестокости…
– Вы чего-то не договариваете, – с отвращением сказал Максим. – Такое противоестественное общество не может существовать. Три колеса не могут вращаться на одной оси без трения.
– Как ты глуп! – патриций жизнерадостно рассмеялся. – Есть разные способы, чтобы заставить таких, как ты, подчиниться правилам игры, которые устраивают нас.
– Это излучение, как на континенте?
– Ты слишком догадлив, – саракшианец продолжал веселиться. – Излучение, но не такое грубое, каким поливают своих рабов континентальные варвары. Ничего, скоро это излучение смоет все твои сомнения.
– Вот, значит, почему ты не побоялся остаться наедине со мной, – Максим совсем успокоился, выяснив, что у саракшианца нет при себе никакого супероружия. – Ваши излучатели внушают императив о неприкосновенности патрициев… Но как же те полтора процента, на которых излучение не действует в принципе?
– Кажется, таких убивают при рождении, – рассеянно отозвался абориген, но потом опомнился и вскричал, уставившись на собеседника ошалелыми глазами: – Откуда тебе известно об этих процентах?!
Спустя две минуты, оказавшись в кабине взлетающего на орбиту шаттла, гордый самоуверенный патриций визжал от ужаса и валялся в ногах землян, умоляя посланцев Центрального Светильника не предавать его мучительной смерти…
…Неожиданные звуки заставили очнуться, и Максим с легким удивлением обнаружил, что снова сидит в кабине малотоннажного звездолета. Оказывается, его сладостные воспоминания были грубо оборваны видеосигналом – диспетчерская служба Северного полушария дала добро на старт.
Привычно подтвердив программу полета, он сел поудобнее и расслабился. Далеко внизу под переборками рявкнул, набирая мощность, главный генератор. Корабль завибрировал, преодолевая бездну парсеков, к горлу подступил обжигающий комок тошноты. Затем серая пелена покинула обзорный экран, открыв панораму изменившихся созвездий. Максим вернулся в обычное пространство – к исполнению непосредственных обязанностей.
Взгляд на обстановку. Красный гигант в центре системы, голубой субкарлик на эллиптической орбите. Курсопрокладчик выделил вторую планету меньшей звезды – вероятно, это и был Тамир. Дистанция – четверть световой минуты. Максим тронул клавишу, подтверждая курс. Панорама развернулась – «Барракуда» обратилась носом к Тамиру и начала набирать ход. Автоматика сообщила, что при стандартном десятикратном ускорении корабль выйдет к планете через полтора часа.
Перегрузка совершенно не чувствовалась, поскольку антигравитаторы прекрасно справлялись с дурацкими эффектами классической механики. Кораблем управлял киберпилот, вмешательство человека не требовалось, взять что-нибудь почитать он не догадался, заняться было нечем. Какое-то время Максим бесцельно разглядывал звезды, потом решил послушать эфир.
Из динамика вырвались возбужденные вопли: похоже, переругивались одновременно пять или шесть радиостанций. Кто-то приказывал кому-то немедленно брать обратный курс, предупреждая о нехороших последствиях в случае неповиновения, на что предупреждаемый отвечал не совсем корректными отказами. При этом невозвращенец страшно возмущался, что его обманули, впрыснув не те лекарства. Впрочем, точную картину происходящего составить было сложно: все переговоры велись в радиодиапазоне, а участников бурной дискуссии разделяли солидные расстояния, и потому ответы долетали до «Барракуды» раньше тех команд, на которые отвечал неизвестный, который не желал возвращаться на космодром.
Заинтригованный шеф отдела ЧР включил широкополосный сканер, после чего обстановка в пространстве несколько прояснилась. Со стороны Тамира двигался с предельным ускорением легкий разведчик (идентификатор, пококетничав, выдал название – «Кобра»). Следом, отставая мегаметров на четырнадцать с небольшим, разгонялся вчерашний приятель «Трицератопс». Динамик пролаял осипшим голосом:
– Гурон, прекрати валять дурака, у тебя отключен эпсилон-привод. Внешние люки тоже заблокированы, так что за борт не выпрыгнешь.
«Веселые у них тут дела творятся, – подумал Максим. – Как же эти лопухи его упустили? Дураку же понятно было, что Абалкин при первой возможности попытается бежать из-под стражи». Он запрограммировал киберпилоту новый курс – наперерез «Кобре».
На Тамире наконец заметили его появление, и посоветовали не вмешиваться. В переводе это означало, что сейчас база перехватит беглеца на дистанционное управление. Так и случилось – разведчик стал быстро сбрасывать скорость. «Трицератопс» тоже притормаживал, явно готовясь взять «Кобру» на абордаж.
Динамик сказал голосом Абалкина:
– Хотите исследовать мой труп? Не дождетесь…– последовала пауза, заполненная звуками тяжелого дыхания. – Я слишком слаб, мало осталось. Все равно конец без детонатора. Передайте Майке, что я не сержусь на нее…
– Лева, успокойся, – крикнул Максим. – Мы сделаем все, чтобы спасти тебя.
Ответа не последовало. Три корабля медленно сблизились.
«Вот так же имперский фрегат подходил к нашей субмарине», – подумал вдруг Максим. Он уже различал на экране бортовую раскраску остановленного разведчика, к которому плавно подтягивался огромный корпус боевого корабля. Когда между ними оставалось не больше километра, «Кобра» вдруг превратилась в разбухающий шар плазмы.
Персонал базы выглядел, словно после виртуозной экзекуции, хотя таковая всем еще только предстояла. Тахорг, к которому Максим обратился за подробностями, долго морщился, но потом все-таки рассказал, что тут произошло.
По его словам, организм Абалкина то и дело принимался генерировать слабые биофизические поля, каких у нормального человека быть не может. Стабилизировать состояние Подкидыша не удавалось, и врачи потихоньку начали поговаривать: дескать, в крайнем случае, если помрет, сможем узнать много интересного в результате патологоанатомического исследования.
Однако сегодня утром Абалкин вдруг заявил, что готов дать показания, но для этого медики должны вкачать ему лошадиную дозу транквилизаторов и антибиотиков. Тахорг посовещался со специалистами, и те согласились, что ударная порция медикаментов на некоторое время вернет больному организму почти нормальные функции, но затем неизбежно наступит острейший кризис.
Тут мнения врачей разделились. Одни говорили, что современный человек может выдержать любые нагрузки. Другие возражали, что Абалкина нельзя считать современным человеком, так как кроманьонец – это совсем другой биологический вид. В любом случае большинство предрекало отказ основных систем, включая иммунную, эндокринную и периферийную нервную, а также химическое разрушение клеток, массовую гибель эритроцитов и даже деформацию генного вещества. Кроме того, медики практически единогласно заверили руководителя операции: подобных перегрузок не выдержит даже фукамизированный организм.
Тахорг оказался в затруднении, а потому после долгих терзаний принял половинчатое решение. По его приказу, Гурону ввели тонизирующий препарат и небольшие дозы общеукрепляющих препаратов. Вскоре пациент встал с койки, сделал несколько простых упражнений и потребовал отвести его на допрос. Оказавшись в коридоре, Абалкин уложил голыми руками конвоировавших его сотрудников управления "Т", прорвался в ангар и захватил единственный готовый к старту корабль.
– У меня были смутные подозрения, что Гурон собирается покинуть планету, – признался Тахорг. – Поэтому я приказал передвинуть остальные корабли на другую стартовую площадку. Он мог взлететь только на «Кобре», которая была оборудована дистанционным управлением.
– То есть, уйти в подпространство ему бы все равно не удалось, – резюмировал Максим.
– Вот именно. Дальнейшее ты видел – поняв, что его план побега провалился, Гурон подорвал бортовой реактор и погиб вместе с кораблем… Зато мы узнали, куда намеревался направиться наш приятель. Телеметрия показала, что он запрограммировал курс на систему белого карлика ЕН… забыл номер.
– Там есть что-нибудь интересное, какие-то артефакты Странников, населенные планеты?
Разведя руками, коллега поведал историю, ставшую за последние дни привычной: информационные системы отказались сотрудничать, сославшись на необходимость получить особый допуск. Тогда Максим вызвал командира «Трицератопса» и попросил рассказать, что тому известно о ЕН-4683.
– Знаю такую, бывал лет десять-двенадцать назад, – сказал космонавт. – Чистенькая система, этот белый карлик аккуратно заглотал весь астероидный мусор.