Звук шагов раздался почти за гранью восприятия. Даже во сне Кунг Ко Фонг узнал эти шаги. Просыпаться ему не хотелось. Сон был его единственным прибежищем. Но эти знакомые ненавистные шаги вторгались в сон, будили; гремели, как барабанная дробь.
      Фонг проснулся в холодном поту.
      Американцы спали. Казалось, ничто не может пробудить их от тяжкого забытья. Они так долго находились в заключении в лагере номер пятьдесят пять, что перестали бояться капитана Дая. Но Фонг боялся по-прежнему. Капитан Дай поставил себе целью, сделал смыслом всей своей жизни сломить дух Фонга.
      Фонг сел. В хижине было еще темно. Кровь так громко стучала в ушах, что он не сразу расслышал шум, доносившийся снаружи. Не сразу Фонг понял, что весь лагерь пришел в движение. Люди перебегали с места на место. Звякали о землю лопаты. И что самое главное – гудели моторы. Грузовики. Много грузовиков. И другие машины. А ведь бензин был в страшном дефиците с давних времен – еще до того, как Фонг родился в провинции Куангтри.
      Что бы ни заставило капитана явиться сюда среди ночи, ясно одно – причины были очень, очень серьезные.
      Когда заскрипел отпираемый замок, Фонг растолкал остальных обитателей хижины. Бойетта, Понда, Коллетту и всех прочих. Последним – чернокожего гиганта Янгблада, который продолжал храпеть даже после того, как проснулся, и смолк только тогда, когда его затуманенные глаза, уставившиеся в низкий соломенный потолок хижины, перестали моргать, привыкая к темноте.
      – А? Что? – пробормотал Янгблад, так сильно вцепившись в руку Фонга, что у того заныли кости.
      Из всех американцев только Янгбладу удалось не похудеть за годы плена. Даже в самые тяжелые времена, когда заключенных кормили лишь бурдой из рыбьих костей, Янгблад не потерял в весе ни грамма.
      – Дай! – отрывисто сообщил Фонг. – Дай пришел.
      – Твою мать! – выругался Янгблад. – Хреновые вести.
      Дверь хижины с грохотом распахнулась, и луч фонарика вперился в глаза узникам.
      – Встать! Встать! – пролаял темный силуэт, угадывавшийся по ту сторону луча.
      Для вьетнамца он был довольно высок. Его пистолет был в кобуре на поясе. Капитан Дай настолько не боялся своих пленников, что даже не счел нужным кобуру расстегнуть.
      – Что случилось? – спросил кто-то по-английски.
      – Встать! Встать! – повторил капитан Дай, вошел в хижину и пнул ногой первого, кто ему подвернулся. Фонга.
      Фонг скорчился от боли. Но не издал ни звука.
      Узники поднялись на ноги. Руки их безвольно повисли. У серых арестантских роб не было карманов, и пленники так и не научились распоряжаться своими руками. Один за другим узники вышли в ночь.
      Лес подступал к самому лагерю – шевелящаяся темная стена девственно-первозданной зелени. Сам лагерь был ослепительно ярко освещен. Двухэтажные домики, в которых жили офицеры, разбирали и укладывали на грузовики. Палатки тоже снимали. Запасы провизии – мешки с картошкой и рисом – стояли на земле, и живая цепь солдат в зеленой форме занималась погрузкой их в кузов крытого брезентом грузовика.
      – Похоже, мы отсюда переселяемся, – прошептал Бойетт.
      – Не разговаривать! – рявкнул капитан Дай.
      Он хоть и был высок для вьетнамца, но отнюдь не широк в плечах и казался выпиленным из длинной и узкой доски. Лицо – изрыто оспинами, а кожа – сухая, как пергамент. Но глаза горели ярко – черные алчные глаза ворона. В грязных широких, как лопаты, зубах была зажата сигарета.
      Пленников окружили солдаты – не всегдашние охранники, а явно откуда-то специально присланные. Облачены они были в форму цвета хаки, а на зеленых касках имелось одно-единственное украшение – красный кружок с золотой звездой посередине. Из-под касок смотрели глаза – жестокие и безжалостные.
      – За мной! – скомандовал Дай.
      Он повел узников мимо старого танка “Т-54”, на куполообразной башне которого был водружен красный флаг с желтой звездой посередине – флаг Социалистической Республики Вьетнам.
      – Наверное, мы для них слишком много значим, раз они даже сняли танк с фронта, – сказал Понд.
      – А ты присмотрись повнимательнее, – отозвался Янгблад.
      Пушка у танка была не настоящая. Просто ствол дерева, раскрашенный под металл. Пленники обошли танк, и у всех разом оборвалось сердце.
      – О Боже милосердный! – простонал Коллетта.
      На платформе одного из грузовиков стоял стальной контейнер. Каждый из американцев был близко с ним знаком. Каждому довелось просидеть по нескольку долгих недель в полном одиночестве в удушающей пустоте наглухо закрытого ящика.
      – Я не пойду туда снова! – вдруг завопил Коллетта. – Ни за что! Не пойду! Не пойду!
      Янгблад сгреб товарища в охапку и бросился вместе с ним на землю, пока какой-нибудь чересчур нервный охранник ненароком не пристрелил его.
      – Спокойно, дружище, спокойно. На этот раз ты будешь не один. Мы все туда лезем. – Он взглянул на капитана Дая. – Так ведь, капитан? Нас всех туда запихают?
      Капитан Дай сверху вниз посмотрел на распростертые на земле тела. Солдаты стояли вокруг, направив на Янгблада и Коллетту стволы “Калашниковых”. Янгблад и Коллетта валялись на земле. Янгблад своим телом прикрыл судорожно дергающегося товарища по несчастью.
      На какое-то время, показавшееся Янгбладу вечностью, даже тропический лес затаил дыхание.
      – Встать! – скомандовал наконец капитан Дай.
      Янгблад с трудом поднялся на ноги.
      – Ну же, Коллетта, – потянул он друга за руку. – Вставай. Ты сможешь.
      Коллетта бился в истерике.
      – Ну хватит, Коллетта. Мы переезжаем. Там будет лучше. И ты не один, дружище.
      Не переставая рыдать и сотрясаясь всем телом, Коллетта с трудом встал на негнущиеся, словно бы деревянные, ноги.
      С одного торца дверь контейнера была распахнута, и американцев по одному затолкали внутрь. Внутри контейнера было темно, тепло, но не слишком душно. Последним из американцев на платформу грузовика поднялся Янгблад. Фонг последовал было за ним, но капитан Дай ударил его тяжелым ботинком по заплетающимся ногам.
      Фонг упал на руки и так и остался стоять на четвереньках, поскольку капитан Дай не разрешал ему подняться.
      – Вот ты и на коленях, – презрительно ухмыляясь, по-вьетнамски сказал Дай.
      – Я споткнулся, – ровным, ничего не выражающим голосом отозвался Фонг.
      – Американцы мне нужны, – медленно, с расстановкой произнес Дай. – А ты мне не нужен. Может быть, я убью тебя сейчас и оставлю тут на съедение тиграм.
      Фонг ничего не ответил.
      Дай взял у ближайшего солдата автомат и приставил к затылку Фонга. Потом надавил дулом на затылок. Фонг напряг шею. Если ему суждено умереть здесь и сейчас, то он умрет мужчиной, не оставив попыток к сопротивлению. А вкус грязи на губах он ощутит лишь после смерти.
      – Но я оставлю тебя в живых, предатель трудового народа, если ты встанешь передо мной на колени и начнешь умолять о прощении.
      Фонг медленно покачал головой.
      Дай дослал патрон в патронник.
      – Ты ведь и так на коленях.
      – Я споткнулся.
      – Ну, тогда я убью тебя за твою неловкость! – визгливо выкрикнул Дай.
      Фонг ничего не ответил. Он испытывал скорее злость, чем страх, оттого что ему в затылок упирается дуло автомата. Ему уже не раз доводилось видеть нацеленное на него оружие, и каждый раз на одной прямой с дулом пистолета или автомата находилось искаженное ненавистью лицо капитана Дая. А сейчас, глядя на красную землю Вьетнама, а не в лицо самой воплощенной смерти, как-то легче было примириться с мыслью о неизбежном конце.
      Дай передернул затвор. Фонг вздрогнул. Но вслед за щелчком никаких других звуков не последовало. Капитан Дай, задыхаясь от ярости, бросил автомат на землю, рывком поднял Фонга с земли, швырнул в стальной контейнер и захлопнул дверь.
      Внутри контейнера пленники постепенно свыклись с теснотой, каждый нашел себе местечко возле стены. За долгие годы плена у них выработалось основное правило поведения: в любой ситуации найти такое место, которое можно было бы назвать своим, и только своим.
      Никто не проронил ни слова. Мотор грузовика затарахтел. За ним – моторы других машин. Последним зарычал и пришел в движение танк “Т-54”. Караван тронулся в путь.
      Спать никто не мог. Все думали только об одном: куда их везут и зачем?
      Рокочущий баритон Янгблада прервал воцарившееся молчание:
      – Куда бы нас ни везли, – заявил он, – все лучше, чем было раньше.
      – А может, и хуже, – возразил Понд. – Может, они собираются нас расстрелять.
      – Для этого им не надо было сворачивать лагерь! – фыркнул Янгблад.
      – Вы не умрете, – ни к кому в отдельности не обращаясь, заметил Фонг. Голос его звучал глухо, словно бы доносясь издалека.
      – Как это? – не понял Янгблад и подвинулся поближе к все еще дрожащему вьетнамцу.
      – Дай говорит: американцы ему нужны. Я не нужен. Вы не умрете.
      – А что еще он тебе сказал?
      – Ничего, – ответил Фонг.
      – Ну, ладно. Будем держаться. Что бы ни случилось, будем терпеть. Как и всегда. Мы терпим, и нам удается справиться с трудностями.
      – Ты всегда так говоришь, Янгблад, – проворчал Понд. – Но пока это ни к чему не привело.
      – Это привело к тому, что мы все еще живы! – огрызнулся Янгблад. – Это не так много, но все же кое-что.
      – По мне лучше смерть, чем кланяться этим косоглазым каждый день.
      – Понимаю. Но что ты предлагаешь? Сбежать нам не удастся. Красножопые захватили всю страну. И в Камбодже тоже они. Бежать некуда. Разве что ты собираешься вплавь пересечь Южно-Китайское море.
      Никто не рассмеялся в ответ на эту шутку.
      – Им придется открыть дверь, чтобы нас накормить, – все тем же равнодушным тоном заметил Фонг.
      – Что ты хочешь этим сказать, дружище? – не понял Янгблад.
      – Я покойник. Даю меня не сломить, но в любом случае он убьет меня. Я так и так покойник. Мне нечего терять. Я убегу.
      – Слушай, Фонг, брось свои косоглазые шуточки, – отмахнулся Бойетт. – Это невозможно.
      – Нет. Я решил. Слушайте, Янгблад прав. Убегут все – плохо. А у одного человека, только не белого, есть шанс. Главное – убежать из Вьетнама. Потом Камбоджа. Потом Таиланд. Я это сумею. Я не американский солдат. Я пойду. Я расскажу миру.
      – Это смешно, – горько молвил Бойетт. – Если бы кому-то было до нас дело, то давно бы уже что-нибудь предприняли. Знаете, мой парень уже совсем взрослый – школу, наверное, заканчивает. А жена за эти годы могла уже сотню раз снова выйти замуж, пока я тут гнию. Мне некуда возвращаться. Давайте посмотрим правде в глаза – мы все здесь подохнем.
      – Нет. Американцы вернутся. Спасут.
      – Конечно-конечно, Фонг. Почему бы тебе не достать свой “кодак” и всех нас тут не сфотографировать? Что-что? У тебя нет вспышки? Ай-ай-ай, как не повезло. А может, если мы вежливо попросим, капитан Дай прострелит еще несколько дырочек в стене этого сраного ящика, чтобы тут стало посветлее?
      – Заткнись, Бойетт, – осадил товарища Янгблад. – Продолжай, Фонг. Как ты собираешься доказать, что мы тут в плену? Ну-ка, расскажи. Дай нам хоть маленькую надежду. Я так давно уже ни на что не надеялся, что совсем забыл, что такое надежда и с чем ее едят.
      Фонг сунул руку под пояс своих грязных хлопчатобумажных брюк. Потом обхватил пальцами широкое запястье Янгблада и переложил в его громадную лапу какой-то изящный металлический предмет.
      – Что это? – удивился Янгблад.
      – Ручка.
      – Откуда?
      – Нашел на земле. Чернила есть.
      – А бумага?
      – Нет. Не надо бумаги. Бумагу можно потерять. Есть способ получше.
      – Продолжай, Фонг, – воодушевился Янгблад. – Я, кажется, начинаю понимать. Чую: мне понравится твоя затея.
      Грузовик остановился, когда было уже за полдень. О том, что день давно наступил, говорил яркий свет, пробивавшийся сквозь дырки в одной из стенок контейнера – следы коротких автоматных очередей.
      Кто-то швырнул камень в стенку контейнера – сигнал, чтобы пленники отошли подальше от двери. В тесном замкнутом пространстве удар прозвучал особенно громко, и у многих от неожиданности лязгнули зубы. Пленники сгрудились у глухой стены, напротив двери. Все, кроме Фонга. Невысокий жилистый вьетнамец присел на корточки возле двери. Все тело его напряглось. В руке он сжимал серебристую ручку, как кинжал.
      Гофрированная дверь контейнера распахнулась.
      Возле грузовика стоял один-единственный охранник. Автомат висел на плече. В руках у него была большая деревянная миска с супом из диких трав вперемешку с красным перцем.
      Фонг кошкой метнулся к охраннику.
      Охранник, опешив от неожиданности, выронил миску. Фонг ударил его ногой по горлу, сбил с ног и сорвал с плеча автомат. Охранник неловко схватился за серебристую ручку, которая торчала у него из груди, напоминая сломанную кость. Приклад автомата обрушился на его череп, охранник тяжело осел, а спустя мгновение голова его глухо стукнулась о землю.
      – Молодец, Фонг!
      – Давай, друг, жми!
      – Заткнитесь! – заорал Янгблад. – Фонг, закрой дверь. А потом – ноги в руки. Но сначала спрячь тело.
      Фонг в последний раз взглянул на товарищей по несчастью, сгрудившихся в глубине контейнера, помахал им рукой, захлопнул дверь и потащил труп охранника в заросли.
      Там он снял с трупа всю одежду и завязал в узелок. В кармане Фонг нашел бумажник, где лежало почти двести донгов, удостоверение личности и складной нож. В правом ботинке обнаружил небольшой мешочек с бетелевой жвачкой. Ботинки Фонг брать не стал – они бы только замедлили его продвижение.
      Склоны близлежащих холмов были окутаны дымкой, и Фонг направил свои стопы именно туда. С большим трудом карабкался он вверх по склону, цепляясь за жесткую траву.
      Взобравшись на вершину холма, Фонг огляделся. Местность была ему незнакома, и он решил, что, наверное, находится на севере, где никогда не бывал. Но на западе он увидел участок свежевзрытой земли – такие шрамы оставляют на земле бомбы. Фонгу часто приходилось их видеть еще тогда, когда в стране находились американцы. Но те давние шрамы уже заросли.
      Фонг понял, что находится на территории Камбоджи, где вьетнамская армия борется с камбоджийскими партизанами.
      Через некоторое время далеко внизу снова зарычали моторы – караван тронулся в путь. Один за другим грузовики исчезали из виду, направляясь дальше на запад, в глубь территории Камбоджи. Но даже спустя несколько часов после того, как они скрылись из виду и шум их затих вдали, Фонг все еще сидел неподвижно на вершине холма, ожидая наступления темноты.
      Когда ночные цикады завели свои громкие песни, Фонг спустился с холма. Он был очень напуган. Один в стране, где он для всех враг. Камбоджийцы убьют его за то, что он один из ненавистных оккупантов. А соотечественники примут его за солдата и отправят воевать. И неоткуда узнать, далеко ли до Таиланда. Но решение было принято, и отступать от него Фонг не собирался.
      В последующие дни Фонг питался молодыми побегами бамбука и насекомыми. Бамбук был в изобилии, и еще Фонг научился взбираться на деревья, ветки которых нависали над плоскими камнями, и ждать, когда появится какой-нибудь жук покрупнее. Чтобы насекомое не удрало, Фонг оглушал его плевком бетелевой жвачки. В этом “соусе” жуки были вполне сносными на вкус. Но жвачка скоро кончилась.
      На пятый день Фонг отказался от своего первоначального намерения приберечь боеприпасы только на случаи самообороны. Почти теряя сознание от голода, он застрелил небольшую обезьянку и съел ее сырой. Кости он нес целых три дня, прежде чем позволил себе роскошь насладиться сладким живительным мозгом.
      Когда Фонг израсходовал последний патрон, он закопал автомат, потому что боялся, что голод заставит его жевать деревянный приклад, а это верный способ угробить желудок. К этому времени его серая арестантская роба превратилась в сплошные лохмотья, и он переоделся в военные брюки цвета хаки. Рубашку он надеть не осмелился. Рубашка впитает пот и прилипнет к спине. По ночам он неимоверными усилиями заставлял себя спать лежа на животе. Стоит только оцарапать спину – и можно считать, что все его мытарства и страдания были напрасны.
      Фонг все шел и шел на запад. Время для него ничего не значило. Он обходил населенные пункты, контрольные посты и старался держаться подальше от тех мест, откуда доносился грохот военных действий. И потому он все больше и больше отклонялся к югу.
      Однажды ночью он почуял в воздухе запах соли. Поэтому днем, когда он спал, ему приснилась рыба. Голод непрерывно жег все его внутренности, и Фонг решительно двинулся на юг.
      Он подошел к реке. Проделав вниз по течению несколько километров, Фонг добрел до рыбацкой деревни – несколько домиков на сваях прямо в воде. В деревне готовили рыбу и варили рис – от этого запаха его затошнило. Но Фонг был слишком слаб и не решился украсть еду. По-пластунски он добрался до одной из лодок и залез в нее.
      Течение медленно несло лодку вниз по реке. Фонг лежал на дне лодки и смотрел, как над головой проплывают звезды. В лодке он нашел рыболовную сеть и время от времени жевал ее, наслаждаясь вкусом соли. В конце концов он заснул.
      Фонга разбудили первые лучи солнца. Он сел в лодке. Вокруг, куда ни кинь взгляд, расстилалось неестественно бирюзовое море. Прекрасное море. И смертельно опасное. Южно-Китайское море – так его некоторые называют. Но беженцы с завоеванного коммунистами Юга называют его Морем Смерти и Пиратов. Многие из тех, кому удалось бежать из страны после падения бывшего сайгонского правительства, стали жертвой этого моря.
      Фонг присел на корточки и принялся распутывать рыболовную сеть. Рыболовецкие суда сидели на воде, как жирные клопы. Если это камбоджийцы, они скорее всего не обратят на него внимания. Если это тайцы, то они могут оказаться и пиратами.
      Фонг забросил сеть и, когда почувствовал сопротивление, втащил ее в лодку. Рыбу он съел жадно, даже не удосужившись предварительно ее убить. Кровь текла по его пальцам. Чувство было восхитительное, прохладная мякоть живительным бальзамом словно бы сама вливалась в глотку. Фонг поймал еще две рыбины и впервые за многие месяцы ощутил, что сыт.
      Может быть, течение отнесет его к берегам Малайзии, а может быть, прибьет к таиландскому берегу, где, если ему удастся избежать встречи с пиратами, он сможет найти приют в одном из фильтрационных лагерей, а потом отправиться в Америку. Он слышал о том, что многие беженцы проводят в таких лагерях долгие годы, ожидая разрешения на выезд в США, но его-то пустят сразу, как только он покажет свое доказательство. В этом у Фонга не было ни малейшего сомнения.
      Внезапно ход его мыслей прервали пронзительные крики о помощи. Звук далеко разносился над водой, и человеческий голос звучал так же громко, как храмовый колокол. Кричала по-вьетнамски женщина, призывая неизвестно кого на помощь:
      – Помогите! Помогите!
      Ее крик подхватили и другие голоса. Фонг поднял голову.
      В воде низко сидело тяжело нагруженное суденышко. Волны перехлестывали через борт. Фонгу было достаточно одного взгляда, чтобы понять, насколько судно перегружено. Перегружено людьми. Палуба была вся заполнена мужчинами, женщинами, детьми. Некоторые уже попрыгали в воду.
      К этому суденышку на большой скорости приближался катер. Но, в отличие от первого судна, на его борту находились только мужчины. В руках у них были пистолеты, винтовки, автоматы, тяжелые дубинки, пики, молотки. На головах – оранжевые повязки, горевшие ярким пламенем на фоне смуглых лбов.
      Пираты! Проклятие Южно-Китайского моря.
      Катер приблизился к перегруженному людьми суденышку, стукнулся об него бортом, и оба судна оказались сцепленными намертво. Пираты бросились на абордаж, как полчища голодной саранчи.
      Они избивали пассажиров суденышка дубинками, стреляли, резали мужчин и детей. Старух выкидывали за борт. Женщин помоложе избивали и переправляли на борт пиратского судна, а там загоняли в трюм.
      Фонг отвернулся. Это были его соотечественники. Вьетнамцы, которые даже десять лет спустя после оккупации их страны готовы были рискнуть жизнью ради свободы. А он ничем не мог им помочь.
      Фонг понял, что нет никакой надежды добраться до Малайзии. Он уже готов был и сам выпрыгнуть за борт, но вода была насыщена кровью. А кровь привлекает акул.
      Фонг принялся грести руками. Он надеялся, что верно выбрал направление.
      А крики продолжали нестись:
      – Помогите! Помогите!
      Потом еще много часов подряд Фонг молился памяти предков.
      Берег был ярко-зеленым и казался прохладным в лучах заходящего солнца. Лодку Фонга потихоньку несло к берегу. Мучительно медленно.
      Фонгу не терпелось поскорее очутиться на земле, он хотел было прыгнуть в воду и добраться до берега вплавь, но вовремя вспомнил, что может сделать соленая вода с его спиной. И как он ни боялся береговой охраны, все же досидел в лодке до того момента, когда она зашуршала наконец днищем о песок.
      Фонг набросал в лодку камней и затопил ее, а сам бросился под сень прибрежных зарослей. Подошвами босых ног он с наслаждением ощущал прохладу земли. Где он находится, он, разумеется, не знал. Может, это Таиланд, может, Камбоджа, а может, и Вьетнам.
      Фонг уже начал терять надежду, что когда-нибудь окажется в безопасности. Но была ночь, и он все шел и шел вперед. Его подгоняло не столько желание жить, сколько память об американских друзьях, которые уже так долго жили в плену, что потеряли всякую надежду. Их последней надеждой был он, Фонг. И он не имел права их подвести.
      Вдруг Фонг замер от неожиданности. Он услышал, как лает собака. Собака! Лай доносился издалека. С километр или около того. Фонг прислушался. Сердце его бешено колотилось. Но лай не повторился. Может быть, это просто галлюцинация?
      Фонг пошел вперед по узкой тропинке в джунглях, напевая старинную народную песню “Темна тропинка к дому, где живет моя любимая”. Его душили рыдания – он горевал о Вьетнаме, прежнем, казалось, утерянном навсегда Вьетнаме.
      Впереди показалась деревня. И снова залаяла собака. Залаяла и опять замолчала. Надо бы приглядеться повнимательнее, на цепи она или нет. Фонг по-пластунски прополз почти до крайних домов деревни. Собака залаяла снова. Веселый, беззаботный лай. И тут Фонг увидел ее саму – желтую, поджарую. Собака не была привязана.
      Какой-то человек швырнул ей кусок мяса. Мясо?! Человек был примерно одного возраста с Фонгом, лет около тридцати.
      Фонг поднялся и без страха направился прямиком в деревню, подняв руки и демонстрируя всем, что он без оружия. Он знал, что находится в безопасности. Сомнений в этом быть не могло. Это не Камбоджа – красные кхмеры уничтожили всех взрослых мужчин, способных носить оружие. И это не Вьетнам. Ни одна вьетнамская деревня не могла позволить себе такую роскошь, как домашняя собака. Ведь мясо в страшном дефиците, а собаки такие вкусные!
      Это Таиланд!
      – Я вьетнамец! – закричал Фонг, когда его окружили любопытствующие жители деревни. – Я вьетнамец! Отведите меня в лагерь для беженцев. Я знаю об американцах, пропавших без вести. Понимаете? Пропавшие без вести. И я могу это доказать.

      Его звали Римо, и он внимательно наблюдал за тем, как двое мужчин начали ссориться.
      Началось все с того, что продавец и покупатель наркотиков что-то не поделили. Римо находился здесь, в Браунсвилле, штат Техас, потому что ему поручили разобраться с Фестером Доггинсом. Фестер был контрабандистом и торговцем наркотиками, он отвечал за переправку кокаина из Флориды сюда, на техасский берег. Федеральная служба настолько успешно перекрыла каналы распространения наркотиков во Флориде, что колумбийским наркодельцам пришлось открыть в Техасе второй фронт. Фестер Доггинс был их агентом в США. Дела у него шли с размахом, и Римо получил приказ положить конец его операциям, а заодно – и самому Фестеру.
      Римо сидел в засаде в небольшом уединенном заливчике, про который его работодателю, доктору Харолду В. Смиту, было известно, что Фестер часто его использует в своих операциях. Римо сидел высоко на прибрежных скалах, болтая в воздухе ногами. Так ему хорошо было видно все, что происходит внизу.
      Фестер прибыл на грузовике, блистающем хромированными деталями, в сопровождении двух охранников. Все трое были вооружены и почти одинаково одеты – ковбойские сапоги из страусиной кожи и широкополые шляпы, низко надвинутые на прищуренные от солнца глаза.
      Потом прибыла яхта – большая и очень дорогая.
      Мужчина в белых парусиновых брюках вышел на деревянную палубу и заговорил о чем-то с Фестером по-испански. Он был смугл – наверное, колумбиец. Римо испанского не знал и потому терпеливо ждал, пока эти двое завершат свои дела. Его задание состояло в том, чтобы уничтожить всех и надежно позаботиться о том, чтобы груз кокаина не дошел до распространителей. Римо решил, что этого ему будет легче добиться, если торговцы сами погрузят товар на грузовик. Римо очень не хотелось сегодня слишком много трудиться.
      Но коль скоро Римо испанского не знал, то он и не сумел понять, что деловые переговоры очень скоро переросли в перепалку, а затем и в открытый конфликт. Колумбиец прищелкнул пальцами, и на палубу выскочили два человека с автоматами, которые они тут же направили на тех, кто был на берегу.
      Оба охранника Фестера бросились за камни. Одному удалось добраться до укрытия. Второго влет сбила автоматная очередь.
      Вот тогда-то Римо и понял, что люди внизу принялись “швыряться камнями”.
      Пули свистели в воздухе, ударялись о камни, отрикошетив, опять взмывали в воздух.
      Римо наблюдал за всем происходящим равнодушно, так, словно это его нисколько не касалось. Было время, когда звук выстрелов заставлял его организм вырабатывать тонны адреналина. Тогда звук автоматных очередей означал для Римо, что случайная смерть носится в воздухе. Но эти времена давно прошли. И этот, ни на чем не основанный страх тоже давно прошел. Римо хорошо усвоил, что перестрелка – это всего лишь полшага вперед по сравнению со швырянием камней.
      Как сказал однажды его учитель Чиун, Мастер древнего искусства Синанджу:
      – Камень есть камень. Большой камень, брошенный рукой, летит медленно. Ты прекрасно видишь, как он летит к тебе. И ты можешь отойти в сторону. Но большим камнем, именно потому что он большой, легче попасть в цель. А с маленьким все по-другому. Вот так.
      И восьмидесятилетний Чиун взял в одну руку маленький предмет, а в другую – большой камень.
      – Это не камень, – заметил Римо. – Это пуля.
      – Это камень, – стоял на своем Чиун. – Он сделан из того же материала, что и другие камни. Он меньше. И именно потому, что он меньше, им труднее попасть в цель, чем большим камнем.
      – Пули – это совсем другое, папочка, – возразил тогда Римо. – Они летят быстрее. И поражают сильнее. Они несут смерть.
      – А если тебя убьет маленький камень, а не большой, ты что, станешь от этого более мертвым?
      Римо пришлось на какое-то время задуматься.
      – Нет, – в конце концов вынужден был признать он.
      Это было давно. В самом начале подготовки Римо. Они тогда находились в спортзале санатория “Фолкрофт”, где Римо тренировался. Слово “мертвый” заставляло его в те времена корчиться, как от боли. Он сам был мертв во многих смыслах этого слова. Он был мертв официально, мертвы были его тело и сознание. Но с помощью древнего искусства Синанджу – легендарного солнечного источника всех боевых искусств – Чиун воскресил тело и сознание Римо, да так, что он стал использовать заложенный природой потенциал на все сто процентов.
      – Ну вот и хорошо. А теперь, когда ты понял, что мертвый – значит мертвый, я научу тебя не бояться маленького камня только потому, что ты вбил себе в голову, что он более опасен. – И Чиун бросил в Римо большой камень.
      Римо увернулся. Но недостаточно ловко. Камень попал ему в локтевой сустав. Римо подпрыгнул, взвыл от боли и схватился за локоть.
      Пока он пытался справиться с болью, Чиун взял со стола однозарядный пистолет, не торопясь зарядил его и протянул Римо рукояткой вперед.
      – А теперь ты, – произнес он.
      Римо взял пистолет.
      – Во что стрелять?
      Старик-кореец мило улыбнулся:
      – В меня, конечно.
      – Знаю я тебя. Ты увернешься, – сказал Римо. – Ты уже делал так при нашей первой встрече.
      Чиун пожал плечами.
      – Ладно. Тогда я выстрелю в тебя. – Он поднял пистолет, отошел назад на несколько шагов и прицелился в Римо.
      Римо бросился на пол и обхватил голову руками.
      Чиун удивленно поднял брови.
      – Что ты делаешь? Я ведь даже еще не нажал на курок.
      – Но ты ведь собираешься это сделать!
      – Конечно. Ты сам уступил мне свою очередь. Теперь я буду стрелять в тебя.
      Римо повернулся на бок и, подтянув колени к голове, попытался принять форму шара, чтобы пуля, если она в него попадет, не дошла до жизненно важных органов.
      – Ты все делаешь неправильно, – раздраженно заметил Чиун. В его карих глазах сквозило удивление и насмешка.
      – Так меня обучили во Вьетнаме.
      – Тебя обучили неправильно. Ты не должен двигаться, пока не увидишь, как пуля вылетает из дула.
      Римо сжался в еще более тугой комок.
      – Но тогда уже будет поздно.
      – Ты ведь видел, как я уворачиваюсь от этих маленьких камешков.
      – Ну?
      – А теперь и сам научишься. Вставай!
      И поскольку Римо знал, что быть застреленным куда менее болезненно, чем не повиноваться Мастеру Синанджу, он встал. Собственные колени казались ему пузырями, наполненными водой и готовыми вот-вот лопнуть.
      – Жди, когда вылетит пулька, – тоном фотографа-профессионала произнес Чиун и нацелил пистолет в живот Римо.
      Римо поднял руку.
      – Можно вопрос?
      Чиун склонил голову набок, как фокстерьер, впервые в жизни увидавший кошку.
      – Смит будет по-прежнему платить тебе и после моей смерти?
      – Разумеется. Если ты умрешь, вся вина ляжет на тебя, а не на меня.
      – Это не совсем тот ответ, на какой я надеялся.
      – Не надейся ни на что, – заметил Чиун, – ожидай худшего. – И выстрелил.
      Римо бросился на пол. Звук выстрела его оглушил. Римо прополз немного по полу, надеясь, что пуля не пробила ему кишки.
      – Я ранен? – спросил он после долгого молчания.
      – Нет. Разве что ты боишься шума.
      – Как так? – удивился Римо.
      – Я стрелял понарошку.
      Римо поднял голову.
      – Ну-ка, повтори.
      – Вы еще называете это холостыми патронами. Римо, покачиваясь, поднялся на ноги. Выражение его лица было отнюдь не дружелюбным.
      – Ты сам показал мне пулю, – заявил Римо. – И никакой это был не холостой патрон.
      – Верно, – добродушно согласился Чиун, перезаряжая пистолет. – Пуля, которую я тебе показал, вот она. Самая настоящая. Ты готов?
      – А разве не моя очередь?
      – Я уже сбился со счета, – сказал Чиун и выстрелил. На этот раз Римо отпрыгнул в сторону, повинуясь только инстинкту. Еще до того, как донесся звук самого выстрела, он услышал громкий щелчок, как щелчок пастушьего кнута. Это пролетела мимо пуля. Мимо! За спиной у Римо с треском лопнул набитый опилками мешок для отработки ударов, и опилки брызнули фонтаном во все стороны.
      – Получилось! – заорал Римо. – Я увернулся от пули!
      – Я специально стрелял мимо, – ровным тоном заметил Чиун и перезарядил пистолет.
      Римо криво ухмыльнулся.
      – Ну, хватит, – заявил он.
      – На этот раз ты должен внимательно смотреть на дуло пистолета. Жди, пока появится пуля.
      – Не могу. У меня все нервы отстреляны.
      – Вздор. Как раз наоборот – я помог тебе их настроить на нужный лад. На этот раз ты и в самом деле готов увернуться от этого безобидного маленького камешка.
      Римо знал, что выбора у него нет. Он сосредоточил все внимание на черном кружке пистолетного дула. Нервы его были напряжены. Потом Римо вспомнил то, чему его учили. Ассасин не должен напрягаться перед лицом опасности. Римо расслабился. Он позволил мышцам размякнуть, и Чиун удовлетворенно кивнул.
      И выстрелил.
      Римо заметил, как дуло дернулось. Он увидел, как посерели черные внутренности ствола, когда по стволу пошла пуля. И только тогда пришел в движение и сам Римо. Пуля пролетела мимо и с глухим стуком ударилась о гимнастическую перекладину.
      Римо опять схватился за локоть, ругаясь и воя:
      – У-уй! Ч-черт! Как же это? Я ведь увернулся от пули.
      – Верно, – отозвался Чиун, дуя в дуло, как делают ковбои, которых он видел по телевидению. – Но ты не увернулся от рикошета.
      – Ты опять все нарочно сделал! – прорычал Римо.
      Чиун улыбнулся, его лицо покрылось сетью мелких морщинок.
      – Смешно ты танцуешь.
      – Ты это нарочно, – повторил Римо.
      – Враг нацелит рикошет тебе в сердце, а не в локоть, – заявил Чиун и положил пистолет на стол.
      Римо взглянул на руку. Крови не было. Лишь красная ссадина там, где его задела пуля.
      – Теперь моя очередь, – сказал Римо и потянулся за пистолетом.
      – Да, твоя, – согласился Чиун. – Но у нас кончились патроны.
      – Ну, во всяком случае, мне удалось доказать, что я умею уворачиваться от пули.
      – Да, когда стреляют одиночными выстрелами, – невозмутимо заметил Чиун. – А завтра поработаем с пылеметом.
      – С пулеметом, – поправил его Римо. – Но я не позволю тебе стрелять в меня из пулемета.
      Но пришлось позволить. Не на следующий день, а тремя днями позже. Чиун сначала стрелял в Римо из многозарядного винчестера, затем из “магнума” 357-го калибра и лишь потом взял в руки пулемет с огромным дисковым магазином. Римо предстояло научиться видеть, как появляется пуля, научиться уворачиваться от рикошета, научиться еще множеству приемов. В конце концов все это привело к тому, что когда Римо видел, как к нему подходит человек с заряженным оружием, его организм уже не вырабатывал адреналин, наоборот, в таких ситуациях Римо лишь мило улыбался. Он твердо усвоил, что огнестрельное оружие – это лишь неуклюжее приспособление для швыряния камнями. К тому же совсем безобидными маленькими камешками.
      И вот теперь Римо сидел и наблюдал за тем, как Фестер Доггинс и колумбиец швыряются друг в друга камнями. Иногда какой-нибудь из камешков вдруг летел в сторону Римо. Тогда Римо чуть-чуть наклонялся, и камешек со свистом пролетал мимо. Он давно уже прошел ту стадию подготовки, когда ему приходилось совершать резкие телодвижения для того, чтобы увернуться от пули. Его глаза научились прочитывать всю траекторию полета пули – от начала и до конца, подобно тому как опытный бильярдист рассчитывает траекторию движения бильярдного шара. Римо не знал, как это делает, точно так же, как бегун не понимает сложных взаимосвязей между мозговыми импульсами и сокращением мышц ног, что и составляет механизм бега. Он просто делал это – и все.
      Когда стрельба утихла, остались только колумбиец, съежившийся в рулевой рубке яхты, и Фестер Доггинс, присевший на корточки за своим грузовиком. Все остальные отошли в мир иной. Римо ждал. Если один из оставшихся пока в живых убьет другого, то на долю Римо останется лишь половина работы. Было бы, конечно, здорово, если бы они оба прикончили друг друга, но Римо знал, что порой приходится умерять свои запросы.
      Двое мужчин внизу, тяжело дыша, перезаряжали свои пушки. Неожиданно Фестер Доггинс поднял голову. И увидел Римо. Римо приветливо помахал ему рукой.
      – Эй! – крикнул Фестер Доггинс. – Что ты за хрен с горы?
      – Точно, Хрен-с-Горы, – представился Римо. – А также Мальчик-с-Пальчик собственной персоной.
      – ФБР?
      – Не-а. Сам по себе мальчик.
      – Отлично. На чьей стороне ты хочешь быть?
      – На своей, – честно ответил Римо.
      Колумбиец, услышав голос Римо, поднял автомат и прицелился Римо в голову. Римо понял, что стал живой мишенью, ощутив некоторое давление в самой середине лба. Он перевел взгляд на яхту. Потом покачал головой и погрозил пальчиком:
      – Нехороший мальчик. Не надо так себя вести, – ласково произнес он.
      Колумбиец выстрелил. Римо слегка склонил голову набок, и пуля ударилась о камень, подняв фонтанчик брызг.
      Римо подобрал маленький камешек – не больше монеты в двадцать пять центов – и бросил его колумбийцу. Камешек попал в ствол автомата, прямо в казенную часть. Автомат переломился пополам, и колумбиец сел, потирая ушибленную руку и судорожно глотая воздух.
      – Так на чем мы остановились? – вновь обратился Римо к Фестеру.
      – У меня есть для тебя выгодное предложение! – крикнул в ответ Фестер Доггинс.
      – Выкладывай! – разрешил Римо.
      – Разберись с колумбийцем, и я тебе отвалю часть своей доли.
      – Сколько?
      – Четверть. Тут у нас пятьдесят кило. Уличная цена – двадцать тысяч баксов за килограмм. Что скажешь?
      – Кто перенесет груз с корабля на грузовик?
      – Мы оба.
      – Не пойдет, – заявил Римо. – Я не занимаюсь штангой. Знаешь, что я тебе скажу: ты перетаскиваешь груз – и по рукам!
      – Да ведь это же чистыми четверть миллиона баксов лично тебе. И все, что нужно сделать, – так только убрать этого черномазого ублюдка.
      – У меня спина болит, – заметил Римо как бы между прочим.
      Колумбиец тем временем подобрал “узи” одного из своих ныне покойных охранников и онемевшими пальцами пытался справиться с предохранителем. Фестер заметил это, понял, что позиция у колумбийца более предпочтительная, и крикнул:
      – Согласен! Давай, вперед!
      Римо по-паучьи сполз со скалы.
      Колумбиец наконец справился с автоматом и неожиданно поднялся в полный рост, сжимая “узи” в руках. Не успел Римо коснуться ногами земли, а он уже открыл огонь.
      Римо прошел сквозь ураган свинца так, словно бы это был легкий дождичек. Пули ударялись о камни, поднимали фонтанчики пыли, сбивали травы и ветки и попали, похоже, во все, во что только могли попасть. Но не в Римо Уильямса.
      Римо легко вскочил на палубу яхты. Колумбиец стоял разинув рот, патроны у него кончились.
      – Говоришь по-испански? – по-испански спросил он Римо.
      – Нет. А ты говоришь по-корейски? – по-корейски поинтересовался Римо.
      – Нет, сеньор.
      – Плохо, – посочувствовал ему Римо и, больше не обращая на него внимания, потянул тяжелую якорную цепь.
      – Что ты там делаешь? – забеспокоился Фестер Доггинс, все еще скрываясь за грузовиком. – Кончай выделываться. Прикончи его!
      – Попридержи коней, – отмахнулся Римо, внимательно изучая устройство якоря.
      Конструкция якоря не позволяла вытащить его на палубу, поскольку цепь проходила через круглое отверстие в носовой части судна. Лапы якоря не могли пройти в отверстие. Римо проломил планшир и вывинтил латунное кольцо, сквозь которое была пропущена якорная цепь. Теперь стало возможным высвободить якорь. Он был очень тяжелый, с двумя лапами. Римо пошел с якорем в направлении рулевой рубки, а цепь гремела по палубе, словно кандалы Кентервилльского привидения.
      Колумбиец тупо уставился на приближающегося к нему человека. Он видел перед собой худого молодого парня с каштановыми волосами и глубоко посаженными карими глазами. Парень легко нес якорь, который нормального человека согнул бы пополам. А он нес его одной рукой!
      И вдруг этот худощавый парень надел якорь, как хомут, на шею колумбийцу, сжал лапы, а цепью обмотал все тело.
      – Что происходит? – воскликнул колумбиец.
      – Смерть, – ответил Римо. – Твоя.
      И выкинул колумбийца за борт.
      На палубу взошел Фестер Доггинс.
      – Жаль, жаль, – печально произнес он, глядя, как на поверхности воды лопаются пузырьки. Вскоре пузырьки исчезли. – Это был один из лучших моих партнеров.
      – Знаешь, как говорится? – отозвался Римо. – Жалость уничтожает человека. – И добавил: – А вообще-то, давай-ка пошевеливайся. Тебе еще надо перетащить на берег кучу порошка.
      – Не выйдет, – заявил Фестер Доггинс и ткнул в живот Римо стволы охотничьего ружья.
      – Дай-ка я попробую отгадать, – сказал Римо. – Это ты обманул того парня, а не он тебя.
      – Угу.
      – А теперь ты пытаешься надуть меня.
      – Угу, – подтвердил Фестер Доггинс. – При стрельбе в упор тебе никак не увернуться от порции картечи.
      – От камешков, – поправил его Римо. – Это все камешки.
      – И сейчас ты набьешь себе ими желудок, и для этого тебе даже не придется открывать рот, – добродушно пошутил Фестер Доггинс и взвел оба курка.
      – Один из нас себе что-нибудь да набьет, – согласился Римо и ухватился сразу за оба ствола так быстро, что Фестер Доггинс не успел среагировать.
      Римо сжал стволы. Раздался громкий скрип, словно колесо поезда наехало на какой-то металлический предмет. Фестер посмотрел на ружье. В обоих стволах образовались вмятины. Если он сейчас выстрелит, то ружье разорвется на части, а вместе с ним и его, Фестера, собственный живот.
      Фестер перевел взгляд на открытые почти до плеч руки Римо – жилистые, но отнюдь не бугристые от мышц.
      – А на вид ты вовсе не такой уж сильный, – тупо сказал Фестер.
      – А ты на вид не такой уж глупый, – эхом отозвался Римо и выкинул бесполезное ружье в море. – Приступай к погрузке.
      Фестер Доггинс был в плохой форме. Ему потребовалось целых три часа, чтобы перетащить кокаин на берег и погрузить его в кузов грузовика. Когда он покончил с трудами неправедными, то уселся прямо на землю и попытался перевести дух.
      Римо вылез из каюты, где он просидел все эти три часа, попивая минеральную воду из высокого стакана. И воду, и стакан он нашел в роскошном баре на борту яхты – колумбиец явно заботился о его содержимом. Римо спрыгнул на берег и легонько подтолкнул яхту. Она плавно отошла от берега и направилась в открытое море.
      – Это была дорогая яхта, – с трудом переводя дыхание, выдавил из себя Фестер Доггинс.
      – Ну, может быть, ее найдет какой-нибудь сиротка, – рассеянно ответил Римо.
      – Конечно, тебе легко так говорить. Ты сможешь купить три такие яхты после того, как продашь мой кокаин. Вор!
      Римо рывком поднял Фестера с земли, подтащил к грузовику и усадил за баранку, обшитую кожей гремучей змеи. В блестящих хромированных спицах руля были проделаны небольшие дырочки. Римо расширил пальцами две из этих дырочек, всунул в них руки Фестера Доггинса по самые запястья и снова сжал края дырочек, так что Фестер оказался как бы закованным в кандалы, в роли которых выступила баранка руля его собственной машины.
      – Я не думаю, что мне так уж удобно будет вести машину в таком положении, – заявил Фестер.
      Римо снял машину с тормоза, и грузовик покатился по направлению к воде.
      – Эй, ты чего это?!
      – Это я с тобой прощаюсь, – нежно сказал Римо, провожая грузовик в последний путь. – Будь счастлив!
      – Послушай, я же утону.
      – Что ж поделаешь? Ты торгуешь наркотиками. Наркотики убивают людей. Разве ты не смотришь программы новостей по телевизору?
      – Да там же, в кузове, – целое состояние. Весь груз – твой!
      – Он мне не нужен, – отказался Римо.
      Грузовик продолжал потихоньку катиться к кромке берега. Фестер Доггинс попытался было крутануть баранку и взять в сторону от воды, но странный худощавый парень вернул баранку в прежнее положение.
      – Так ты что, собираешься выкинуть миллион баксов?
      – Угу.
      – Может, договоримся?
      – Нет.
      – Ты собираешься спокойно смотреть, как я умру?
      – Точнее сказать, утонешь.
      И тут до сознания Фестера Доггинса дошла ужасная правда.
      – А как насчет последнего желания приговоренного к смерти? – спросил он.
      – Нет времени. Вот и вода. Думай о чем-нибудь хорошем, ведь это твои последние мысли.
      – Послушай, давай поговорим! Скажи мне, чего ты хочешь? Что я должен сделать? Скажи!
      – Просто скажи “нет”.
      – Не-е-ет! – заорал Фестер Доггинс в тот самый момент, когда передние колеса грузовика на какое-то мгновение зависли над водой. Потом грузовик рухнул в воду. Кабина ушла под воду, на поверхности остался лишь самый зад кузова. Бензин смешался с водой, и в радужной пленке исчезли последние пузырьки – Фестер Доггинс простился с этим миром.
      – Слишком поздно, – заметил Римо и отправился восвояси.
      Мастер Синанджу ждал Римо в комнате мотеля. Когда Римо вошел в комнату, Чиун предостерегающе поднял палец с длинным ногтем.
      Римо, мягко, по-кошачьи ступая, подошел к нему, чтобы посмотреть, чем это так увлечен Чиун.
      Чиун, правящий Мастер Синанджу, переставил всю мебель в номере мотеля, куда они вселились сегодня утром. Большие двуспальные кровати были поставлены стоймя в углу, а стулья и столы плавали в бассейне, хорошо видном сквозь стеклянные раздвижные двери. Из обстановки остался лишь огромный телевизор, который теперь стоял посередине пустой комнаты.
      Чиун сидел на циновке в трех футах от телевизора. Он, прищурившись, смотрел на экран, не отрываясь на всякие внешние раздражители типа Римо. Чиун был облачен в парчовое кимоно – такое тяжелое, что оно вполне сгодилось бы на роль портьеры в старом английском замке.
      – Да это же… – начал было Римо.
      – Тсс! – оборвал его Чиун.
      На экране возникла яркая цветная надпись. Под ней появилось женское лицо – широкое, черное и глупое, как у коровы. Аудитория бешено зааплодировала. Надпись гласила: “Шоу Копры Инисфри”. Римо, к своему удивлению, увидел, что и Чиун тоже аплодирует.
      Римо пожал плечами и уселся на пол рядом с Мастером Синанджу.
      – Сегодня, – провозгласила Копра Инисфри булькающим, как фильтр для кофе, голосом, – в нашей программе принимают участие родители, которые продают своих детей, чтобы иметь возможность купить редкие экземпляры комиксов. Но сначала немного рекламы.
      – Вчера были люди, поклоняющиеся сыру, – сообщил Чиун, пока шла реклама женских гигиенических прокладок.
      – Потрясающе! – восхитился Римо.
      – Да, я согласен с тобой. Это ж надо подумать – ваше правительство разрешило этой женщине публично объявить всему миру, из каких идиотов состоит население этой страны.
      – Я вовсе не это имел в виду. В прошлом году я видел ее в каком-то фильме. “Черные и голубые” или что-то в этом роде. Там она была ужасно толстая.
      – Она сидела на диете. Она говорит об этом беспрестанно.
      – Она похудела, но все равно выглядит как борец сумо.
      И тут Римо почувствовал, как рука Чиуна прикрыла ему рот. Копра Инисфри вернулась на экран. Она принялась энергично расспрашивать молодых мужа и жену, которые со всеми душещипательными подробностями поведали о том, как они продали свою двухлетнюю дочь за полное собрание комиксов о великолепных приключениях Человека-Паука, и передумали лишь тогда, когда поняли, что в пятом выпуске не хватало одной страницы. Они со слезами на глазах рассказывали о бесконечной судебной тяжбе, которую им пришлось вести затем, чтобы вернуть свое драгоценное дитя. Когда они закончили рассказ, аудитория заливалась слезами. Сама Копра Инисфри громко выла, пока краска на ресницах, больше похожая на сажу, не залила ее толстые щеки.
      Когда началась новая рекламная пауза, Римо почувствовал, что рука Чиуна сползла с его губ.
      – По-моему, я не смогу вынести продолжения, – сказал Римо и встал.
      Но Чиун ему не ответил. По его щекам текли слезы.
      – О Боже мои! – вздохнул Римо. – Увидимся позже.
      – В понедельник она будет беседовать с несчастными домашними животными, хозяева которых пропали без вести во Вьетнаме. Как ты думаешь. Смит позволит нам остаться здесь еще на несколько дней, чтобы я мог посмотреть передачу?
      – Сомневаюсь. Но я его спрошу.
      – Постарайся убедить его.
      – С какой стати? Мне до этой фигни нет никакого дела.
      – Ты ведь был во Вьетнаме, так? Разве тебе нет никакого дела до твоих армейских сослуживцев, пропавших без вести.
      – Я был не в армии, а в морской пехоте. И Вьетнам – это было так давно, – холодно ответил Римо и вышел из номера.

      Копра Инисфри изнемогала от жары. Ей казалось, что ослепительное тропическое солнце находится в каких-нибудь сантиметрах от ее толстого лица. Солнце вытапливало драгоценные флюиды из глубин организма Копры, и они проявлялись у нее на теле в виде пота. Пот высыхал почти сразу, и густой пар клубился над Копрой. Она казалась себе куском ветчины, поджариваемым над углями.
      – По-моему, я этой жары больше не выдержу, Сэм, – пожаловалась она Сэму Спелвину, продюсеру программы “Шоу Копры Инисфри”. – Найди-ка мне рикшу. Да поживее.
      – Это Таиланд, а не Гонконг, – отозвался Сэм. – Тут у них рикши не водятся.
      – Ну, тогда найди носилки или еще что-нибудь. Все, что угодно. Я больше и шагу сделать не смогу.
      Сэм Спелвин обернулся и снизу вверх посмотрел на Копру. Популярная ведущая телепрограммы стояла на верхней ступеньке подогнанного к самолету колесного трапа.
      – Копра, девочка моя, ты ведь даже из самолета еще не вышла.
      – Но ты только взгляни на эту лестницу, – простонала Копра, судорожно вцепившись в дверь пассажирского лайнера, чтобы не упасть. – Я не умею ходить по лестницам. У них тут что, нет приличных трапов?
      – Скажи спасибо, что у них тут есть аэропорт. Ну же, смелее, ты справишься. Посмотри на меня. Я уже почти наполовину спустился, а ведь я еще и твой багаж несу.
      – А что будет, если я упаду?
      Сэм Спелвин хотел было ответить: “Ты запрыгаешь, как мячик”, но вовремя передумал и вслух произнес:
      – Я тебя поймаю, дорогая.
      – Обещаешь?
      – На все сто, – заверил Сэм Копру, и когда та стала неуклюже спускаться по лестнице, приготовился отпрыгнуть в сторону при первой же опасности. А то ведь, не дай Бог, ее высокие каблуки сломаются, как уже однажды случилось в Париже.
      Но Копре Инисфри удалось спуститься без происшествий. Внизу их поджидало такси.
      – Слава Богу! – вздохнула Копра, выпустив воздух, как проколотая шина, и рухнула на заднее сиденье автомобиля с открытым верхом. Рессоры скрипнули под тяжестью ее тела, и машина осела так низко, что когда еще и Сэм Спелвин примостился на переднем сиденье, а машина тронулась, бампер ее высекал искры об асфальт.
      – О’кей, – произнес Сэм, когда машина выехала на шоссе. – Вот наша программа. Мы прямо сейчас, не заезжая в гостиницу, отправляемся в фильтрационный лагерь Сакео. Нас там не ждут – они думают, что мы сначала поедем в отель. Если мы приедем туда без предупреждения, то у них не будет времени подготовить свое обычное представление с дрессированными собачками. Так нам удастся заполучить более интересный материал.
      – Звучит заманчиво, – согласилась Копра, обмахиваясь платком. – А что именно мы тут ищем? Я уже забыла.
      – В лагере полно вьетнамских беженцев, которые хотят поехать в Америку. Многие сидят там уже по нескольку лет и ждут, когда найдутся спонсоры.
      – Спонсоры? Это что-то вроде тех типов, что платят за рекламу гигиенических прокладок?
      – Нет, в данном случае это люди, готовые заплатить за то, чтобы эти бедолаги могли добраться до Штатов, а потом еще помочь им начать новую жизнь.
      Копра нахмурилась. Нахмурился даже ее двойной подбородок.
      – Как-то это странно, – выдавила она из себя. – С какой стати надо помогать кому-то, кого даже не знаешь?
      – Это благотворительность.
      – Благотворительность – это когда дают деньги бедным. В прошлом году я раздала двадцать тысяч долларов на благотворительные цели, – с гордостью заявила Копра.
      – А заработала ты за прошлый год пять миллионов баксов. Так что вполне могла себе такое позволить. Обыкновенным людям это не под силу.
      – Не надо меня учить, что такое обыкновенные люди! Я с ними общаюсь каждый день. Вот хотя бы взять прошлую неделю, когда я сделала передачу о людях, которые верят, что Мерилин Монро и Элвиса Пресли убил один и тот же наемный убийца.
      – Боюсь, не все согласятся с тобой, что гости твоих передач – обыкновенные люди. Большинство из них – явно ненормальные.
      – Но если так, то почему их так много?
      – Хороший вопрос, – одобрил Сэм. – А знаешь, я подумываю о том, чтобы самому стать спонсором одного из этих вьетнамских парнишек. Из них получается хорошая прислуга.
      Копра встрепенулась.
      – А окна они умеют мыть?
      – Можем спросить, – ответил Сэм, и тут такси подъехало к затянутым колючей проволокой воротам лагеря.
      – Смотри, какие они худые! – воскликнула Копра, глядя на истощенных вьетнамцев, внимательно глядящих на нее из-за забора. – Пока мы тут, давай расспросим их, какой они придерживаются диеты. Может, они знают какие-то особые вьетнамские секреты?
      – Знают. Это называется голод.
      – Я вряд ли могу себе такое позволить. У меня в подвале в морозильной камере лежит шестимесячный запас свиных ребрышек. Если я начну голодать, они же все протухнут.
      – Ну, без труда не вытянешь и рыбку из пруда, – заметил Сэм, притворяясь, что помогает Копре вываливаться из машины.
      Вообще-то Сэм лишь легонько держал ее за жирный локоть, а про себя решил, что если она споткнется, то он тут же отпрыгнет в сторону. Его предшественник на посту продюсера шоу Копры Инисфри имел печальный опыт столкновения с падающей звездой телеэкрана. Он находился в лифте на телестудии, и вдруг в лифт вошла Копра во всем великолепии своих ста пятидесяти одного с половиной килограммов. Трос, естественно, лопнул. К счастью для Копры, лифт находился на первом этаже и пролетел вниз всего лишь до цокольного этажа. К несчастью для продюсера, Копра упала на него. Перенеся впоследствии три операции на позвоночнике, он наконец вернул себе способность передвигаться, пусть даже и на костылях, и считал, что ему очень и очень повезло.
      – А знаешь, – мечтательно пропела Копра, когда они входили в ворота лагеря, – я уверена, что некоторым из этих людей пришлось стать каннибалами, чтобы попасть сюда. Представляешь, какая может получиться программа! Люди, съевшие своих родственников ради того, чтобы попасть в Америку! Надо не забыть спросить их об этом.
      – Лучше давай поторопимся, – прервал ее мечтания Сэм. – Как только чиновники, отвечающие за наш визит, пронюхают, что мы уже тут, они примут меры, чтобы мы узнали только то, что им нужно.
      Копра Инисфри ворвалась в толпу, сметая все на своем пути, как бульдозер.
      – Сэр, – обратилась она к мужчине средних лет, – как вам удалось выбраться из Вьетнама?
      – Я шел, – ответил тот.
      – А что вы ели по пути сюда?
      – Жуков.
      – Хорошо, отойдите в сторону и встаньте вон там. А вы, мадам? Говорите по-английски?
      – Немного.
      – Хорошо, милочка. А вы что ели?
      – Траву. Листья.
      – О’кей! – крикнула Копра, обращаясь сразу ко всем. – Слушайте меня, люди! Те, кто ел траву, встаньте слева от меня. А те, кто ел жуков, – справа. Может, так у нас дело пойдет быстрее.
      Вьетнамцы в нерешительности топтались на месте, но в конце концов образовали две шеренги, разделившись по признаку рациона. Они смущенно улыбались.
      Копра огляделась по сторонам. Осталось еще несколько человек, не примкнувших ни к той, ни к другой группе. Они явно находились в затруднении.
      – А ты, сынок, – обратилась Копра к совсем молоденькому юноше, – что ты ел во Вьетнаме?
      – Иногда я ел собак.
      – Собака – это не годится. Не думаю, что нашим зрителям это понравится. Кроме того, мы совсем недавно делали передачу о собачьей исповеди. О людях, которые водят своих собак в церковь. Извини, малыш. Как-нибудь в другой раз.
      – А знаешь, Копра, – засомневался Сэм, – мне кажется, мы могли бы сделать неплохую передачу о людях, едящих собак. Снимем ее сейчас, а потом покажем в записи.
      – Возможно, ты прав. Эй, слушайте меня все! – заорала Копра. – Программа меняется. Все, кто ел собак, встаньте вот тут, под деревом.
      К дереву направились все без исключения, даже те, что ели траву и жуков.
      – Собака, наверное, очень популярное блюдо в этих краях, – с отвращением произнесла Копра.
      – Копра, спроси их, ели ли они людей.
      – Точно! А теперь еще минуточку внимания! Ел ли кто-нибудь из вас человека, своего сородича? Неважно кого. Может быть, брата, а может быть, ребенка или отца с матерью. Ну же, не стесняйтесь. Выходите вперед те, кому довелось слопать родственника. Или необязательно родственника. Пусть будет чужого человека. Ел ли кто-нибудь из вас человека, с которым никогда не был знаком? – Задавая этот вопрос, Копра подумала, как великолепно будет выглядеть название передачи: “Незнакомцы едят незнакомцев”. Высочайший рейтинг гарантирован.
      Люди в толпе смотрели на Копру так, словно она решила помочиться при всем честном народе. Дети прикрыли рты ладошками и потихоньку хихикали.
      – Никто? Вы уверены? Любой, кто признается в том, что съел человека ради того, чтобы выбраться из Вьетнама, поедет вместе со мной в Америку и выступит в моей передаче.
      И тут вдруг все разом бросились к Копре. Вьетнамцы хватали ее за руки, дергали за одежду и едва не свалили на землю. Все это напоминало какую-то жуткую оргию.
      – Я! Я! Я ел! Возьмите меня в Америку! – кричали все наперебой.
      – Сэм! – позвала Копра своего продюсера, отбиваясь от наседавшей толпы. – Наш план не сработал. – И вдруг она исчезла из виду. Земля при этом содрогнулась.
      Сэм застонал. И позвал на помощь.
      Лагерные охранники подбежали к толпе и оттащили вьетнамцев от Копры Инисфри. Она лежала в грязи, как выброшенный на берег кит. Лежала совершенно неподвижно.
      – Копра! Копра! С тобой все в порядке? – испуганно воскликнул Сэм.
      – Сэм, я не могу подняться.
      – Что у тебя болит, детка?
      – Ничего у меня не болит, говнюк! Я просто не могу встать. Помоги мне.
      – Жди меня здесь, – скомандовал Сэм.
      – Не бросай меня в таком положении. Мне нужно крепкое плечо, на которое я могла бы опереться. Только встать на ноги – а дальше я сама справлюсь.
      – Пойду посмотрю, нет ли тут подъемного… То есть, я хочу сказать, нет ли тут в лагере каких-нибудь крепких парней, – пообещал Сэм.
      Копра Инисфри лежала в грязи и на чем свет стоит ругала своего продюсера. И тут к ней подошел невысокий жилистый вьетнамец.
      – Меня зовут Фонг, – сказал он.
      – Не приставай ко мне, если только тебе не пришлось перенести операцию по изменению пола и ты теперь хочешь рассказать об этом американскому народу.
      – Вы с телевидения?
      – Забудь об этом. Лучше помоги мне.
      – Подождите.
      – О Боже, а что мне еще остается делать? – спросила Копра, обращаясь к небесам.
      Вьетнамец куда-то исчез. Но вскоре вернулся и притащил плоский круглый камень. Поднял курчавую голову Копры и просунул камень ей под шею.
      – Бывают подушки и помягче, – ворчливо заметила Копра.
      – Я еще не кончил, – отозвался Фонг.
      Он опустился на колени, причем голова Копры оказалась у него между ног. У Копры промелькнула дикая мысль, что это какой-то экзотический азиатский сексуальный ритуал. Она разинула было рот, собираясь закричать, но потом вспомнила, что последнее время ей за секс приходилось платить. Оставалось закрыть глаза и надеяться на лучшее. Может быть, если он ее изнасилует, она попадет в программу Донахью и покажет этому засранцу, чей рейтинг выше.
      Вьетнамец одной рукой приподнял ей голову, и Копра почувствовала, как прохладный камень скользит между землей и ее спиной. Некоторое время ее голова покоилась на коленях мужчины, а всю ее переполняло восхитительное чувство ожидания сексуальной близости. Вьетнамец взял Копру за плечи и изо всей силы толкнул. Одновременно с этим ногой он протолкнул камень Копре почти до копчика, и Копра неожиданно для себя самой почувствовала, что сидит.
      – Недурно, – похвалила она Фонга. – Я бы могла найти работу для такого смышленого парня, как ты.
      Фонг встал и взял Копру за руку.
      – Внимание! – сказал он.
      – Подожди. Не все сразу. Дай мне сначала перевести дух. Я устала. У-уф!
      – О’кей, – согласился Фонг и присел рядом с Копрой на корточки. – У меня есть доказательство.
      – Что? – осведомилась Копра, поправляя то, что один из модных журналов назвал “Последним писком причесок в стиле "афро"”.
      – Доказательство пропавших без вести.
      – Молодец, – похвалила его Копра.
      В этот момент прибежал Сэм Спелвин. За ним – трое рослых молодых людей, весьма похожих на культуристов.
      – Копра, я привел помощь.
      – Поздно. Тонг уже помог.
      – Фонг, – поправил ее Фонг, вскочил на ноги и поклонился Сэму. – У меня есть доказательство пропавших без вести.
      – Ты слышала, Копра?!
      – Ну да. И что с того?
      – Пропавшие без вести! Ведь это же одна из самых горячих тем! Ты же сама в прошлом году сделала о них две передачи.
      – Правда? Какие именно?
      – Ты что, не помнишь? О близнецах американских военнопленных и о женах американских военнопленных, которые изменяют своим мужьям.
      – Так ведь это военнопленные. А этот парень говорит о пропавших без вести.
      – Военнопленные, пропавшие без вести – одна и та же разница. То есть никакой.
      – Почему мне никто не сказал этого раньше?! – возмутилась Копра. – Можно было вместо двух сделать четыре передачи. Я бы снова пригласила в студию тех же гостей, но говорила бы не о военнопленных, а о пропавших без вести. Тогда бы нам не пришлось делать эту хренотень о людях, трахающихся с рыбами.
      – Да ничего страшного, Копра, девочка. Давай послушаем, что нам скажет этот парень. – И Сэм обернулся к Фонгу. – Так у тебя есть доказательство?
      – Да, доказательство пропавших без вести. Хотите посмотреть? Возьмите меня в Америку. Я покажу.
      – Покажи нам сейчас. А потом мы возьмем тебя в Америку.
      – О’кей, – согласился Фонг и начал расстегивать рубашку.
      – Эй, оставь в покое рубашку! – осадил его Сэм Спелвин. – Нас не интересуют вьетнамские культуристы.
      – У меня доказательство. Я покажу, – пояснил Фонг. Он стянул с себя рубашку и повернулся к Сэму и Копре спиной.
      Спина его была покрыта пленкой, со всех четырех сторон приклеенной к коже серебристой клейкой лентой. Пленка висела свободно и колыхалась, когда Фонг шевелился.
      – Что это? – удивилась Копра.
      – Я приклеил к спине, когда попал в лагерь. Чтобы защитить. Сейчас сниму. Вы посмотрите.
      Сэм пожал плечами.
      – Ладно, попробуем, – согласился он и принялся отклеивать ленту. Фонг тихонько стонал от боли.
      – О Боже, я этого не вынесу! – запричитала Копра Инисфри и закрыла лицо руками. В громадных лапищах исчезло не только лицо, но и вся голова с последним писком причесок в стиле “афро”. – У него там, наверное, какая-нибудь гнойная рана.
      – Подумай получше, – произнес Сэм Спелвин. Он уже отклеил пленку и внимательно разглядывал спину Фонга. Копра тоже отважилась взглянуть.
      И тут случилось то, что потом стало предметом долгих разговоров в кулуарах телестудии. Копра была настолько ошарашена увиденным, что, не отдавая себе в этом отчета, встала на ноги без посторонней помощи. Она схватила Фонга в охапку, развернула его лицом к себе и так яростно поцеловала, что чуть не сломала ему передние зубы.
      – Фонг, дитя мое, ты едешь в Америку.
      Темные глаза Фонга засветились от радости.
      – Правда?!
      – Но только я должна задать тебе один вопрос.
      – Какой?
      – Ты умеешь мыть окна?
      Час спустя Фонг сидел в мягком кресле салона первого класса самолета таиландской авиакомпании. Когда взлетная полоса бангкокского аэропорта оказалась далеко внизу и самолет уже летел над безупречно лазоревой гладью Сиамского залива, Фонг поклялся себе, что не успокоится до тех пор, пока его американские друзья не обретут свободу и не вернутся на родину.
      И тут – словно кто-то проколол воздушный шарик – Фонг почувствовал, как спало нервное напряжение, которое так долго поддерживало его силы. Фонг улегся сразу на три кресла и заснул.
      Он и сам не мог сказать, что пробудило его несколько часов спустя. Но проснулся он весь в холодном поту. Сначала он подумал, что вернулись его былые кошмары – он снова услышал эти ненавистные ему шаги.
      Фонг поднял голову. Верхний свет в самолете не горел, и салон был погружен в полумрак. В дверь туалета в нескольких метрах от Фонга вошел какой-то темный мужской силуэт. Фонг не видел этого человека раньше, но раз уж он проснулся, а бешеный стук сердца все равно не даст ему уснуть, то Фонг решил дождаться, когда мужчина выйдет из туалета.
      Выходя из туалета, мужчина потирал лицо обеими руками, словно оно онемело. Проходя мимо Фонга, он отвернулся.
      Но ошибиться было невозможно. Оспины на подбородке, узкие плечи, фигура, как у огородного пугала. И ужасный звук его шагов!
      Капитан Дай. Капитан Дай летит с ним одним самолетом!
      Фонг вжался в кресло. Его бил озноб. Опасность все еще не миновала. Не миновала!

      Капитан Дай Чим Сао ненавидел американцев.
      Американец убил его отца, когда ему самому было всего десять лет. Когда местный партийный функционер сообщил эту новость его семье, жившей тогда в Ханое, Дай поклялся отомстить всем американцам. Он поклялся, что заставит американцев заплатить стократную цену за ту боль, которую он испытывает. Его мать к тому времени уже давным-давно сбежала с другим мужчиной, и ему пришлось одному заботиться о младшей сестре. Та поначалу не плакала. Почти целую неделю.
      Но потом налетели американские бомбардировщики, и гром взрывов был настолько силен, а земля так сильно сотрясалась, что сестра зарыдала и плакала не переставая, даже после того, как взрывы затихли.
      С той поры все стало иначе. Когда ему было двенадцать лет, он бросил свою сестру точно так же, как раньше мать бросила его самого. Он попытался вступить в Народно-освободительную армию. Но его не приняли. И тогда, взяв лишь самое необходимое, он отправился на юг и вступил во Вьетконг. Вьетконговцев не волновало, что он всего лишь ребенок. Ему дали старую винтовку образца 1911 года, две ручные гранаты и отправили в джунгли.
      Своего первого в жизни американца он убил выстрелом в спину. Парень шел последним в цепочке американцев, пробиравшихся сквозь джунгли. Он остановился поддеревом, чтобы глотнуть воды из фляжки. Дай Чим Сао одним выстрелом пригвоздил его к дереву. На шум прибежали остальные. Дай швырнул в них гранату и прыгнул в заросли слоновой травы. Граната разорвалась с легким хлопком. Но крики разнеслись на несколько километров.
      Его не нашли. За долгие годы войны он только и делал, что убивал, калечил и убегал, никогда не принимая открытый бой, поскольку все знали, что в открытом бою американцев не победить. Устроить засаду – и убежать. Убить – и спрятаться. Жить, чтобы снова драться.
      Когда наконец настала победа. Дай Чим Сао был уже взрослым мужчиной. В последние дни войны он вступил добровольцем в армию Северного Вьетнама и быстро поднялся до звания капитана. Он поклялся убить вдвое больше американцев, чем уже успел убить. Но американские войска были выведены из страны и отправлены домой, и вдруг оказалось, что нет больше американцев и некого больше убивать.
      После этого жизнь потеряла для Дай Чим Сао всякий смысл. Шла война в Камбодже, но это было совсем другое. И когда капитан Дай узнал, что есть вакантное место комиссара на сверхсекретном объекте, он с радостью вызвался занять его. И как приятно он был удивлен, когда узнал, что стал начальником трудовой колонии, где находились в заключении презренные американцы. Уж он на них отыгрался!
      И вот теперь, сидя в салоне комфортабельного лайнера таиландской авиакомпании, капитан Дай размышлял о том, неужели ему наконец представилась новая возможность осуществить свою мечту – убить еще больше американцев. Американских военнопленных он убить не мог – они были ценным товаром, который можно выгодно обменять. Но теперь, в Америке, можно начать настоящую охоту. Он словно купил лицензию на отстрел неограниченного количества дичи.
      Дай хотел бы начать с предателя Фонга. Но сейчас, на борту самолета, это сделать было невозможно – подозрение сразу же падет на него. Он выслеживал Фонга уже давно – с тех самых пор, как тот сбежал из стального ящика. Фонг был вечной головной болью капитана Дая – мягкотелый южанин, отказавшийся воспринять программу перевоспитания, не желающий смириться, встать на колени и признать моральное превосходство мирового социализма и пролетарского интернационализма.
      Когда Даю сообщили, что Фонг исчез, Дай избил американцев. Но они ничего не знали. Капитан Дай взял “лендровер” и двух солдат и попытался пройти по следу Фонга через джунгли. Но в джунглях они наткнулись на отряд кхмерских партизан. Солдаты были убиты, а Даю пришлось ретироваться.
      Дая вызвал к себе министр обороны Социалистической Республики Вьетнам, и Дай получил первый разнос за всю свою долгую и верную службу.
      – Если этот Фонг доберется до лагеря беженцев, он расскажет всему миру об американских военнопленных! – орал военный министр. – А нам такой поворот событий совершенно невыгоден.
      – Я найду его, – твердо пообещал Дай. – Дайте мне время.
      – Нет. В лагерях для беженцев есть наши люди. Мы предупредим их. Если он доберется до одного из лагерей, мы об этом сразу узнаем.
      – Прошу дать мне разрешение лично уничтожить Фонга.
      – Разрешаю. Не промахнитесь на этот раз.
      Ждать не пришлось слишком долго. Но когда капитан Дай добрался до фильтрационного лагеря, оказалось, что он опоздал. Фонга забрала с собой американская журналистка.
      Дай яростно тряс “нашего человека”:
      – Когда это случилось?
      – Два, три часа назад. Они летят в Америку.
      – Каким рейсом? Когда?
      – Я не знаю. Американская журналистка – большая черная женщина, похожая на буйвола.
      Даю пришлось дать взятку, чтобы попасть на борт таиландского авиалайнера. Войдя в самолет, он примостился в заднем ряду кресел. И только когда самолет проделал уже почти половину пути над Тихим океаном, Дай понял, что у него нет никакого плана. Он не вооружен. У него есть только поддельный паспорт, гласящий, что его обладатель – таиландский бизнесмен.
      У Дая не было ничего, но он не сомневался, что добьется цели.
      Шанс представился, когда самолет приземлился в международном аэропорту Лос-Анджелеса.
      Толстая чернокожая женщина по имени Копра Инисфри и ненавистный Фонг первыми вышли из самолета. Остальных пассажи ров заставили ждать. Дая возмутило такое явное проявление привилегий одних перед другими. Вот он – американский империализм! Но на самом деле за возмущением скрывалась озабоченность. А что, если он потеряет их в этой толпе?
      Но войдя в здание аэровокзала, Дай понял, что его страхи были напрасны. Эту чернокожую женщину было невозможно спутать с кем-либо другим. Она шла по залу, сопровождаемая свитой лакеев и оставляя за собой след, как водомерка, скользящая по поверхности пруда.
      Дай проследовал за своими подопечными до похожего на ангар здания, где сотни людей маялись в ожидании рядом с движущейся лентой транспортера. У Дая багажа не было, но он стал ждать вместе со всеми.
      Фонга он заметил сидящим на полу. Тот сидел на корточках, по-крестьянски – да он ведь и был крестьянином. Все вокруг стояли. А Фонг словно бы пытался спрятаться, и глазки его беспокойно бегали.
      Что ж, так его легче будет убить.
      Капитан Дай скрылся в толпе. Видя суровое выражение его лица, люди инстинктивно расступались. В глазах у него читалась злоба. Как бы он ни старался, ему не удавалось избавиться от этого выражения глаз. Дай неуклонно приближался к своей жертве.
      Но что делать с Фонгом? Задушить? Это отпадает. Слишком долго. Ему не дадут довести дело до конца. Лучше бы нож. Но ножа нет. Есть разные удары, многие из них смертельные, но голыми руками не всегда можно убить человека наверняка. Дая отделяло от его жертвы всего три человека, но у него до сих пор не было плана.
      Толпа внезапно оживилась. Дай обернулся. На ленте транспортера показались первые сумки и чемоданы. Толпа пришла в движение. Дая толкнула какая-то женщина, и он злобно оскалился, глядя ей в спину. И вдруг его побитое оспой лицо расплылось в улыбке. У женщины на плече болталась сумка – прямо перед лицом Дая, а из бокового кармашка сумки торчала большая металлическая шариковая ручка. Дай вспомнил про убитого охранника, у которого из груди торчала почти такая же ручка.
      Да, ручка – это то, что надо. Дай вытащил ручку из сумки и внимательно ее осмотрел. Хорошая, крепкая ручка. Она легко воткнется в мягкое тело Фонга.
      Капитан Дай выбрался из толпы и подкрался к Фонгу сзади. Тот все так же сидел на корточках, словно бы отрешившись от мирской суеты. У него тоже не было багажа. Но там, куда он сейчас отправится, ему багаж и не понадобится. Эта мысль согрела душу Даю.
      Капитан Дай не стал медлить. Он решительно подошел к Фонгу и ухватил его за жесткие волосы. Откинул ему голову назад, чтобы последним предсмертным видением Фонга было лицо его, капитана Дая. И резким движением руки направил кончик ручки в открытое горло Фонга.
      – Умри, враг народа! – по-вьетнамски крикнул капитан Дай.
      Фонг почувствовал, как что-то тянет его голову назад. Потом он увидел лицо – все в оспинах, с горящими черными глазами. Он дернулся и обхватил капитана Дая за колени. Фонг тянул изо всех сил. Наконец колени капитана Дая дрогнули. Он неуклюже грохнулся на пол.
      – Помогите! Помогите! – закричал Фонг, хватаясь за ручку.
      Капитан Дай попытался заткнуть ему рот свободной рукой. Фонг впился зубами в пальцы и сильно сжал челюсти. Дай заорал от боли и выронил ручку.
      Фонг подобрал ручку и наотмашь ударил Дая по глазам. Дай тяжелым ботинком нанес Фонгу удар в челюсть. Фонг прикусил язык и почувствовал, как рот наполняется кровью. Он не мог крикнуть. На него никто не обращал внимания.
      Фонг, извиваясь как змея, пополз в сторону. Капитан Дай, закрыв глаза руками и неуклюже покачиваясь на негнущихся ногах, направился к стеклянным дверям выхода из здания аэровокзала. Выйдя наружу, он подумал, что, оказывается, Фонг не такой уж мягкотелый.
      Фонг пытался крикнуть, но прокушенный язык распух и не повиновался ему. Он даже и шептать не мог. Фонг бросился к своей благодетельнице. Копре Инисфри, но не сразу нашел ее в толпе пассажиров.
      Когда он наконец до нее добрался, то рухнул на колени и обхватил руками ее ноги, напоминающие стволы двух столетних дубов.
      – Эй, Фонг, полегче, дружище, – прогудела Копра Инисфри. – Я понимаю, что ты мне благодарен за то, что я привезла тебя сюда, в Соединенные Штаты этой самой Америки, но это еще не значит, что мне надо поклоняться как богине. Впрочем, мне нравится твой вкус. Ха!
      Фонг тянул ее за подол юбки. Он открыл рот и попытался что-то сказать. Рукой он указывал в сторону дверей аэровокзала. Кровь хлынула у него изо рта и залила подбородок. Единственным звуком, вырывавшимся изо рта, было невнятное бульканье.
      Копра Инисфри увидела кровь и завизжала. Потом потеряла сознание. Троих человек пришлось госпитализировать после того, как они пролежали под ее массивным туловищем в течение часа. Именно столько времени понадобилось администрации Международного аэропорта города Лос-Анджелеса, чтобы подогнать автопогрузчик и приподнять тушу Копры с груды стонущих тел.

      Римо брел по пыльным улицам Браунсвилла, пока ходьба не утомила его. Тогда он нашел телефонную будку и позвонил доктору Харолду В. Смиту.
      До Смита он добрался, набрав круглосуточно действующий номер евангелической церкви и пообещав пожертвовать ровно четыре тысячи шестьсот сорок семь долларов и восемьдесят восемь центов на цели нелегального провоза Библии в Восточную Германию.
      – Вы не могли бы повторить сумму? – переспросил женский голос.
      Римо повторил. Последовала серия щелчков, и наконец он услышал гудки.
      – Слушаю, – отозвался на другом конце линии тусклый голос, принадлежавший доктору Харолду В. Смиту, главе КЮРЕ – сверхсекретного правительственного учреждения, действовавшего в полном несогласии с конституционными уложениями.
      – Смитти? Задание выполнено.
      – Вы как раз вовремя, – сказал Смит. – У меня есть для вас кое-что новенькое.
      – А почему бы вам меня для начала не похвалить, прежде чем сажать на новый автобус?
      – Вам предстоит лететь самолетом в Нью-Йорк. В лос-анджелесском аэропорту произошло нечто странное. Я бы хотел, чтобы вы этим занялись.
      – Ясно, – с энтузиазмом откликнулся Римо. – По соображениям безопасности, я лечу в Нью-Йорк, чтобы вести расследование по телефону. Так никто не догадается, что этим занимаемся именно мы.
      – Нет, не так, – возразил Смит. – Люди, которые в это дело замешаны, сейчас находятся в Нью-Йорке. Вы когда-нибудь слышали о телеведущей по имени Копра Инисфри?
      – Ага. Это новая пассия Чиуна. Хотя лично мне кажется, что она не входит в число тех явлений, которые вы называете словом “люди”. По моей теории, она, скорее, представляет собой надувного урода, которого несут впереди процессии во время праздничных парадов. А внутри у нее сидят карлики и приводят в движение ее руки и ноги.
      – Это маловероятно, – в голосе доктора Харолда В. Смита не было и намека на улыбку.
      Римо вздохнул. А он-то надеялся, что ему удастся хоть немного расшевелить шефа.
      – Ладно, обрисуйте дело в общих чертах, – скучающе произнес Римо.
      – Мисс Инисфри только что вернулась из Таиланда, где она встречалась с вьетнамскими беженцами. Она привезла с собой одного такого беженца по имени Фонг, на которого, как она утверждает, по прилете в США было совершено нападение. Несколько человек получили серьезные ранения во время этого инцидента, и потому дело представляется более серьезным, чем просто рекламный трюк. Нападавший скрылся, а мисс Инисфри устроила пресс-конференцию и пообещала во время своей очередной передачи представить сногсшибательные доказательства того, что американские военнослужащие до сих пор находятся в плену где-то в Юго-Восточной Азии.
      – Это все старая песня, – отмахнулся Римо. – Меня на это не купишь. Вьетнам был очень и очень давно.
      – Для вас с Чиуном в нашей повестке дня нет пока ничего другого. Не помешает, если вы оба отправитесь на телестудию и посмотрите, что за доказательства будут представлены.
      – А какой смысл? Разве нельзя просто записать все на пленку?
      – Вы были во Вьетнаме, Римо. Вы знаете этих людей. Может быть, вы сумеете распознать, говорит Фонг правду или лжет, а заодно сумеете оценить и те доказательства, которые он представит.
      – Пустая трата времени, – вновь отмахнулся Римо.
      – Вторым вашим заданием будет защитить этого человека, если на него снова нападут.
      – Я не телохранитель. Спросите Чиуна. Это недостойно Мастера Синанджу. Мы – ассасины, наемные убийцы. И работаем строго в рамках контракта.
      – Ваш самолет вылетает через девяносто минут. Когда доберетесь до Нью-Йорка, позвоните по номеру, по которому сообщают астрологические прогнозы, и скажите, что вы – Дева с солнцем в фазе Тельца. Там вы получите новые указания.
      И Смит повесил трубку.
      Когда Римо вернулся в гостиницу, то первым вопросом Чиуна был именно тот, который Римо и ожидал услышать:
      – Ты говорил с Императором Смитом?
      – Ага, – отозвался Римо, озираясь по сторонам и прикидывая, на что бы сесть. Не найдя ничего подходящего, он устроился на полу возле раздвижных стеклянных дверей.
      – И ты испросил у него разрешения сделать то, о чем я тебя просил?
      – Нет.
      Потрясенный Чиун воззрился на своего ученика.
      – Нет?! Маленькая, крохотная просьба! И ты забыл. Признайся, ведь ты забыл. Я бы мог тебя простить, если бы ты просто забыл. Прощение возможно, когда человек совершает проступок без злого умысла.
      – Я совершенно сознательно его об этом не просил! – раздраженно огрызнулся Римо.
      – Ну, тогда прощение невозможно. Ты сам виноват. Нашей дружбе конец. Можешь упаковывать свои веши и убираться.
      – Кончай, Чиун. Я не стал спрашивать Смита, можешь ли ты остаться и посмотреть еще одну программу Копры Инисфри, только потому, что он нас посылает посмотреть эту передачу в студии, живьем.
      – Живьем?! – Волосы на голове Чиуна зашевелились от восторга. Чиун легонько хлопнул в ладоши. Пальцы у него были тонкие и изящные, а ногти – ужасно длинные. – Мы увидим Копру Инисфри лично? Живьем?
      – Смит сам это предложил. Мне не пришлось даже заикаться об этом.
      – Нет? Ты не хочешь получить благодарность за этот бесценный дар? Ты ему этого не предлагал?
      – Я не хочу туда ехать, Чиун.
      – Ну, оставайся. Я один поеду. Можешь упаковать мои вещи, раз тебе не придется беспокоиться о своих.
      Но Римо даже не шелохнулся. Он глядел на улицу сквозь стеклянные двери номера. В его карих глазах застыло такое выражение, какое бывает у человека, заглянувшего внутрь себя и увидевшего там что-то крайне неприятное.
      – Что беспокоит тебя, сын мой?
      – Глупейшее задание. Смит сделал стойку только оттого, что эта глупая телебаба заявила, будто у нее есть доказательства: пропавшие без вести американцы до сих пор находятся в плену во Вьетнаме.
      – И что?
      – Никаких американцев там нет. Все они давно либо покинули страну, либо убиты.
      – Откуда ты знаешь?
      – Да потому что я был там. Я знаю. Это просто газетная утка. Дерьмо собачье.
      – Если это, как ты выразился, дерьмо собачье, то почему ты такой сердитый.
      – Да потому что это идиотская затея. Нет там ни одного живого американца. Просто не может быть!
      И тут Чиун, внимательно поглядев в лицо своего ученика, произнес нечто весьма и весьма странное:
      – Я упакую и свои и твои веши.
      Римо ничего не ответил. Полчаса спустя, когда заходящее солнце осветило оранжевыми лучами его бесстрастное лицо, он по-прежнему сидел возле стеклянных дверей. Впечатление было такое, что Римо разглядывает свое отражение. Если так, то отражение говорило: ему не очень-то нравится то, что он видит.

      Билеты ждали их у входа, как и было обещано Римо, когда он доложил Смиту по телефону о своем прибытии.
      Чиун выхватил билеты из рук Римо, критически их оглядел и один вернул своему ученику.
      – Это твой, – заявил он решительно.
      – Откуда ты знаешь? На них же не написаны наши имена.
      – У него меньший порядковый номер, чем у моего билета.
      Служащий провел их в студию, которая уже была почти заполнена.
      – И что? – спросил Римо.
      – Это значит, что у меня будет место лучше, чем у тебя.
      – Здесь этот принцип не работает, – лениво возразил Римо.
      Служащий подвел их к заднему ряду и показал на два свободных стула.
      – Вот видишь, – сказал Римо, пропуская Чиуна вперед. – Мы оба сидим в заднем ряду. Это Смит придумал, уж можешь мне поверить.
      – Большое видится на расстоянии, – высокомерно изрек Чиун, намеренно наступая на ноги тем из зрителей, которые не встали, чтобы пропустить его. Потом уселся на свое место, раскинув кимоно – словно цветастым покрывалом застелил мягкий диван.
      – Это точно, – согласился Римо и сел на стул рядом с Чиуном.
      Почти тут же из динамиков грянула музыка, оповещая о начале шоу, а красный занавес взвился, открывая сцену. Перед Римо оказался оператор с камерой и полностью заслонил обзор.
      – Я ничего не вижу! – возмутился Римо.
      – А я все вижу прекрасно, – довольно отозвался Чиун.
      – А мне плевать, – заявил Римо, и тут как раз на сцену вышла Копра Инисфри. – Я понять не могу, что ты в ней находишь.
      – Она громкая, грубая и противная.
      – И именно это ты в ней находишь привлекательным?
      – А другие разве нет? – пожал плечами Чиун.
      – Не уверен, – с сомнением произнес Римо, оглядывая аудиторию.
      В студии было неожиданно много азиатов. Вьетнамцы. Вид их лиц пробудил у Римо воспоминания.
      – Она напоминает мне корейских фокусников, – пояснил Чиун. – Каждую весну они раскрашивают себе лица, напяливают яркие разноцветные одежды и устраивают разные представления для деревенских жителей. Иногда они изображают безудержное веселье, а иногда льют слезы, как из прохудившегося водопроводного крана.
      – Клоуны, что ли?
      – Вот-вот. Именно. Я забыл слово. Спасибо, Римо, что подсказал.
      – Кажется, я начинаю что-то понимать, – сказал Римо.
      А внизу, на сцене, Копра Инисфри схватила микрофон:
      – Сегодня у нас заготовлен потрясающий сюрприз! – заорала она. – Я обещала вам рассказать о домашних любимцах наших военнопленных, оставшихся во Вьетнаме, но у меня есть для вас кое-что получше. Наш гость – мужественный вьетнамский джентльмен, который пешком, босиком, прошел по территориям, охваченным войной, пересек две государственные границы, и все только для того, чтобы рассказать вам сегодня нечто потрясающее. Леди и джентльмены, мистер Кунг Ко Фонг!
      Аудитория разразилась аплодисментами. Мастер Синанджу залился гомерическим хохотом. Он продолжал смеяться даже тогда, когда аплодисменты стихли. Несколько раздраженных лиц повернулось к нему.
      – Над чем смеешься, папочка? – шепотом поинтересовался Римо.
      – Да ведь она такая забавная. Разве до тебя не дошла шутка о мужественном вьетнамце? Вьетнамец – и мужественный! Хе-хе! Да кто когда о таком слышал? Хе-хе-хе!
      – По-моему, она говорила это на полном серьезе.
      – Вздор, Римо! – отрезал Чиун, поправляя складки кимоно. – Она никогда не говорит серьезно. Ее работа состоит в том, чтобы нас смешить. Она – Копра, великий клоун. Слушай дальше!
      Римо поудобнее устроился на стуле, а на сцену тем временем вышел невысокий жилистый вьетнамец. Он пожал Копре руку, робко улыбнулся и сел.
      – Прежде чем мы дойдем до самой сути того, о чем вы нам собираетесь сегодня поведать, Фонг, почему бы вам не рассказать зрителям в студии то, о чем вы мне рассказывали за кулисами.
      – Я из Вьетнама, – неуверенно произнес Фонг.
      – Мы об этом уже знаем, дорогой мой. Оставьте это и переходите к сути.
      – Я плохо по-английски. Я учился у американцев в трудовой лагерь.
      – Нет-нет, это вы взяли слишком резво. Сначала просто расскажите нам о своей жизни во Вьетнаме.
      – Я родился, шла война, – аккуратно выговаривая слова, начал Фонг. – Оба родителя работали для правительства Южный Вьетнам. Оба посадили в лагерь, я был маленький. Я остался один. Я хотел уехать из Вьетнама. Нет денег, надо платить капитану корабля. Поймали. Сказали: я предатель. Посадили меня в трудовой лагерь. Потом перевели в другой лагерь, там американцы.
      – Об этом мы поговорим чуть позже, – прервала его Копра. – Расскажите нам, как вам удалось выбраться из Вьетнама.
      – Я убил охранника. Быстро бежал. Потом шел. Я шел по Камбодже. Потом сел в лодку. Хотел плыть в Малайзию, но вернулся, потому что пираты. Когда снова на землю, понял: я в Таиланде. Пошел в лагерь беженцев. Рассказал, но мне никто не верил. Все говорили: вьетнамцы всегда рассказывать о пленных – хотят попасть в Америку. Говорили: я неправда. А я правда. Я убежал, чтобы сказать миру правда.
      Я хочу помочь моим американским друзьям. Американцы со мной очень хорошо в лагере. Делились рисом.
      Чиун хохотнул:
      – Ты слышал, Римо? Вьетнамец – и говорит правду! Хе-хе! Это противоречит их природе.
      – Я тоже ему не верю, – мрачно заметил Римо. – Все это – рекламный трюк. Он все выдумал только для того, чтобы попасть на телевидение. Никаких американцев во Вьетнаме нет. Во всяком случае, живых.
      – Тогда почему ты не смеешься? – поинтересовался Чиун.
      – Потому что я не вижу во всем этом ничего смешного.
      – Может быть, ты просто не способен оценить вьетнамский юмор так, как я. Все дело в твоей национальности.
      – Я не способен оценить ложь. И я не люблю, когда люди эксплуатируют память павших американских солдат в корыстных целях.
      А тем временем на сцене Копра Инисфри просто запрыгала от волнения. Браслеты на ее толстых запястьях звенели, когда она поправляла шарф, скрывавший не менее двух подбородков.
      – А теперь, прежде чем дать возможность Фонгу поведать свою историю – а это просто потрясающая история, уверяю вас, – я сама расскажу одну историю. Я нашла этого человека в лагере для беженцев, и когда услышала его рассказ, то поняла, что просто не могу дождаться часа выхода передачи в эфир. Я даже согласилась оплатить переезд Фонга в Америку. И как, может быть, многие из вас уже слышали в утреннем выпуске новостей, на нас в аэропорту Лос-Анджелеса было совершено нападение. Мы не знаем, кто на нас напал. Мы не знаем почему, но мы абсолютно уверены, что это был кто-то, кто очень не хотел, чтобы Фонг поведал вам свою историю. К счастью, никто не был убит. Слава Богу! Но несколько человек получили ранения, и я сама пострадала.
      Аудитория разразилась аплодисментами, отдавая дань уважения высочайшему мужеству Копры Инисфри.
      – Благодарю! Благодарю вас! – Копра помахала аудитории рукой, и браслеты снова зазвенели. – Но сегодня не я – герой передачи. Настоящий герой – Фонг. Итак, Фонг, —
      обернулась она к растерянному вьетнамцу, – теперь приступайте к самой удивительной части вашего рассказа.
      – В другой трудовой лагерь я встретил американцев. Они воевали в войне. Все еще живы. Военные пленные.
      – А как их зовут, Фонг? Вы помните их имена?
      – Одно имя – Бойетт, еще одно – Понд. Еще там Коллетта, Маккейн и Уэнтворт. И еще один человек – большой, черный, как вы, зовут Янгблад.
      Римо, который к этому времени уже оставил попытки через головы аудитории рассмотреть, что происходит на сцене, неожиданно выпрямился на стуле.
      – Я знал во Вьетнаме парня по имени Янгблад. Негра. – Голос Римо звучал странно.
      – Фьюти-фьюти-фьюти, – отозвался Чиун, начавший испытывать некоторое раздражение. Копра Инисфри уже несколько минут не говорила ничего смешного.
      – И как давно вы встретили этих людей? – спросила Копра Фонга.
      – Два года. Меня послали в этот лагерь, потому что я немного знаю по-английски. Начальник лагеря, капитан Дай, он хотел меня шпионить за американцы. Если они захотят убегать, я должен сказать. Я это не делал. Капитан Дай очень сердился. Сказал: он меня сломает, но я упрямый. Не сдавался. Он бросил меня в домик, там жили американцы. Они стали мои друзья, и я тоже стал их друг.
      – И все изменилось около месяца назад, так? – спросила Копра.
      – Да. Капитан Дай разбудил нас ночью. Лагерь переехал. Мы не знали, что случилось. Нас сунул контей… такой железный ящик, потом увез на грузовик. Американцы думали: они умрут, но я знал по-другому. Я с ними договорился. Я убежал. Обещал приехать в Америку, рассказать миру и найти помощь.
      – Ну, а как мы убедимся, что вы говорите правду?
      – Есть доказательство, – ответил Фонг.
      – И вот мы подходим к самому главному! То, что вы сейчас увидите, – это не особый вьетнамский стриптиз, но самое настоящее, подлинное доказательство того, что американские солдаты против своей воли удерживаются во Вьетнаме. Покажите нам, Фонг.
      Фонг встал и вежливо поклонился аудитории. Потом снял пиджак и повесил его на спинку стула. Расстегнул манжеты рубашки и снял ее.
      – Итак, вы готовы? – возгласила Копра. – Оператор, готовьтесь снимать крупным планом. Мы в прямом эфире, друзья. Сейчас вы увидите ход самой истории. Ну, вперед, Фонг, дружище!
      Фонг начал поворачиваться спиной к публике.
      – Это полный разврат, – проворчал Чиун. – Они что, последний стыд потеряли? Как можно заставлять нас смотреть такую гнусную порнографию?
      – Тише, папочка, – прервал его Римо. Он был необычайно серьезен. – Я хочу это увидеть.
      Вдруг в первом ряду какой-то человек вскочил со своего места.
      – Умри, предатель! – выкрикнул он по-вьетнамски и вскинул руку.
      Раздалась короткая очередь. Фонг с выражением крайнего удивления на лице резко дернулся, будто прикоснулся к оголенному проводу. В его груди появилось с десяток маленьких отверстий. Задник сцены внезапно окрасился в красный цвет.
      Время словно замерло. Несколько мгновений, а может, целую вечность Фонг простоял на подгибающихся ногах, потом не удержался и рухнул на пол.
      Зрители разом охнули, когда их взорам предстало красное месиво, некогда бывшее спиной Фонга.
      Потом все повскакали со своих мест и бросились к выходу. Студию наполнили возбужденные крики на английском и вьетнамском. Но все шумы перекрывал вой, подобный вою раненого буйвола. Крик Копры Инисфри.
      Римо вскочил с места.
      – Чиун, догони этого парня! Задержи его, а я позабочусь о Фонге.
      Мастеру Синанджу не надо было давать указаний. Он уже давно вскочил со своего места и скакал в направлении выхода, ступая обутыми в сандалии ногами по головам и плечам публики. В развевающемся кимоно он парил над зрителями, стараясь при этом, чтобы под ноги ему попадались только вьетнамские головы.
      Видя, в какое возбуждение пришла публика, Римо высоко подпрыгнул и ухватился за потолочную балку. Потом по-обезьяньи скакнул туда, где, как экзотические фрукты, висели софиты. Еще три прыжка – и вот он уже на сцене. При этом Римо тщательно следил за тем, чтобы его лицо не попало в поле зрения телекамер. Не хватало еще стать телезвездой общенационального масштаба!
      Римо опустился на колени перед распростертым на полу Фонгом. Вьетнамец бился в предсмертных судорогах. Римо знал, что это конец. Вся спина Фонга была в дырках – пули прошли навылет. Римо приподнял голову Фонга и осторожно перевернул его на спину.
      На груди Фонга вздувались и лопались красные пузыри. Пули пробили легкие. Римо тысячи раз видел такие ранения во Вьетнаме. Он печально покачал головой.
      – Я… обещал… Янгблад… – с трудом выговорил Фонг, булькая горлом. – Кто-нибудь… туда… Помогите освободить американцев.
      – Я это сделаю, – тихо сказал Римо. – Я обещаю.
      На губах Фонга выступила кровавая пена, он в последний раз всхлипнул и закрыл глаза.
      Римо опустил голову Фонга на доски сцены и опять перевернул его на живот. Вся спина Фонга была залита кровью. Но чуть пониже, почти у самого копчика, Римо увидел, что из-под крови проступает какая-то надпись.
      Римо аккуратно стер кровь. Всего две строчки: имя – Дик Янгблад, и девиз по латыни: “Семпер Фи”.
      – Дик, – тихо произнес Римо.
      Рядом, на полу, раскинув руки, как раненая птица, валялась Копра Инисфри. Римо стряхнул с себя минутное оцепенение и подошел к ней.
      – Я ранена! Меня убили, – стонала Копра Инисфри. – Подумать только, какой нас ждет рейтинг!
      – С вами все в порядке, – заверил ее Римо.
      – Посмотрите на мою грудь. Кровь!
      – Это не ваша кровь. Это кровь Фонга. Давайте я помогу вам встать.
      Копра шлепнула его по руке.
      – Не прикасайтесь ко мне своими кровавыми руками! На мне платье от самого Холстейна. Ну-ка дайте мне лучше микрофон.
      Римо нахмурился, но поднял с пола микрофон и передал Копре.
      Копра поднесла микрофон к губам и, глядя в потолок, заученным тоном произнесла:
      – Мы вернемся после рекламной паузы. Потом микрофон выпал у нее из руки, и она зарыдала. Римо с отвращением покачал головой и сошел со сцены. Студию уже очистили от публики. Операторы сидели за камерами с равнодушным видом, словно все, что они только что засняли, происходило в муравейнике, а не в человеческом сообществе. Режиссер программы пришел в себя и, увидев неподвижно распростертую на полу тушу Копры Инисфри, затравленно воскликнул:
      – Нет, только не это – только не Копра!
      Закрыв лицо руками, чтобы не попасть в объективы телекамер, Римо выскользнул через запасной выход и принялся искать Чиуна. Мастер Синанджу был в вестибюле. Чиун попирал ногами судорожно дергающегося вьетнамца с тоненькими усиками. Вьетнамец изрыгал проклятия, и Чиуну пришлось усмирить его шлепком сандалией. В руках у Чиуна были целые гроздья вьетнамцев, которых он держал своими тонкими изящными пальцами с длинными ногтями за воротники рубашек.
      – Ну, вот, – горько заметил Чиун, – опять ты взвалил на меня самую грязную работу.
      Римо без слов поднял залитые кровью руки.
      – Я допускаю, – продолжал Чиун, – что бывают работы и погрязнее, чем ловля кишащих вшами вьетнамцев. – И выпустил своих пленников.
      – Который из них нам нужен? – спросил Римо.
      – Откуда мне знать? – пожал плечами Чиун. – У всех вьетнамцев лица похожи на подгоревшее печенье. Как можно отличить одно печенье от другого?
      – Я не видел лица убийцы. А ты?
      – Нет. Я преследовал его до этого самого места, но со спины они все друг на друга похожи.
      – На нем была голубая рубашка, – сказал Римо, внимательно разглядывая вьетнамцев, пойманных Чиуном. В голубую рубашку был одет только один из них.
      – Ты, – обратился к нему Римо. – Вот ты-то нам и нужен.
      – Нет! – запротестовал вьетнамец. – Я не стрелял. Я американец. Натурализованный.
      Римо схватил вьетнамца за запястья и легонько сжал их, пальцы у того разжались, а кисти безвольно повисли. В руках ничего не было. Римо наклонился и понюхал ладони.
      – Порохом не пахнет. Давай обнюхаем остальных. – И Римо учинил тотальную проверку. Ничьи ладони не пахли порохом – а обоняние у Римо было так хорошо развито, что он учуял бы этот запах и спустя несколько часов после стрельбы. На всякий случай он обыскал всех вьетнамцев. Ни один из них не был вооружен.
      Чиун расхаживал туда-сюда по спине вьетнамца, распростертого на полу.
      – Этот тоже не вооружен, – сообщил Чиун.
      – Ты упустил его, – упрекнул Римо.
      – Я старался. Но как можно было ожидать, что в одном месте окажется сразу так много вьетнамцев? Может быть, нам надо одному из этих негодяев оторвать голову и принести ее Императору Смиту? Кто сумеет заметить подмену?
      – Мы сами, – ответил Римо. – Ладно, пошли. У нас есть важные дела.
      – Да? – удивился Мастер Синанджу и сошел со своего вьетнамского пленника. Выходя из здания, Чиун вытер ноги о коврик у дверей.
      – Какие дела? – поинтересовался Чиун, заметив решительное выражение лица Римо.
      – Там, в студии, я дал обещание. И теперь Смит должен помочь мне его исполнить.

      Римо нервно расхаживал по номеру “люкс” в отеле “Центральный парк”. Он уже смыл кровь с рук и переоделся. Вместо белой майки и коричневых брюк на нем теперь была черная майка и серые джинсы.
      – Где, черт побери, Смитти? – в двенадцатый раз спросил Римо. – Он же сказал, что перезвонит.
      – Императорам светит их собственное солнце, – глубокомысленно изрек Чиун. – Это старая корейская поговорка.
      Мастер Синанджу сидел на циновке, внимательно и с озабоченностью наблюдая за Римо. Он не мог припомнить, видел ли он когда-либо своего ученика в таком напряжении. Сейчас Римо больше напоминал типичного неврастеника-американца и вовсе не был похож на то, чем он был на самом деле, то есть на наследника Дома Синанджу – самого великого Дома ассасинов в письменно зафиксированной истории человечества.
      – У тебя неправильное дыхание, – заметил Чиун.
      – Это мое дыхание! – огрызнулся Римо.
      – Ты теряешь энергию, расхаживая туда-сюда. Если хочешь избавиться от стресса, займись упражнениями.
      – Это не стресс. Это нетерпение. Сейчас я снова позвоню Смитти. – И Римо потянулся к телефону.
      Он набрал номер, даже не отдавая себе отчета в том, что делает. Когда механический голос компьютера сообщил Римо, что номер набран, неправильно, Римо в раздражении швырнул трубку.
      – Черт бы его побрал! Его даже нет в кабинете. Этот гнусный голос у него вместо “занято”.
      Чиун, глядя на заходящее солнце, произнес:
      – Странно. Обычно Император задерживается в замке “Фолкрофт” значительно дольше этого часа. Быть может, его поразила какая-нибудь незначительная хворь?
      – Нет, только не Смита. У него в жилах течет не кровь, а какая-то ядовитая смесь, от которой даже бактерии дохнут.
      – Внимание! – вдруг воскликнул Чиун и кивнул на дверь.
      – Что такое? – раздраженно спросил Римо.
      – Если бы ты сконцентрировал свое внимание на дыхании, а не на своих непонятных волнениях, то расслышал бы шаги Императора Смита. Он уже за дверью.
      – Что?! – заорал Римо и, подскочив к двери, рывком распахнул ее.
      Взору Римо предстало удивленное, желтое как лимон и с таким же кислым выражением лицо доктора Харолда В. Смита. Смит был облачен в белый комбинезон с красным овальным значком над нагрудным карманом. Надпись на значке гласила: “Фред”. В правой руке Смит держал маленький бачок со шлангом и насадкой, а в левой – потрепанный кожаный чемоданчик.
      На высоком лбу Смита, обрамленном редеющими волосами, залегли глубокие складки. И хотя дверь была открыта, он все равно нарочито громко постучал.
      – Что такое? – спросил Римо.
      – Санитарная обработка, – громко и отчетливо произнес Смит. – Откройте, пожалуйста.
      – Открыто, – ответил Римо.
      – Тс-с-с, – предостерегающе прошипел Смит. Повертев дверную ручку, он снова громко произнес: – Извините за беспокойство, сэр. Можно войти? Это займет всего одну минуту.
      Римо закатил глаза и так же громко и отчетливо сказал:
      – Да-да, конечно, мистер Санитарная обработка. Заходите, пожалуйста.
      Но дверь за Смитом он захлопнул с таким грохотом, что Смит от неожиданности уронил свой бачок и тот глухо стукнулся об пол.
      Смит снял комбинезон. Под комбинезоном был его обычный серый костюм-тройка.
      – Меры безопасности, – невнятно пояснил он, положил чемоданчик на стол и задернул шторы.
      – Это и в самом деле так уж необходимо? – поинтересовался Римо.
      – Конечно, необходимо, – вмешался в разговор Чи-ун. – Приветствую вас, Император Смит! Ваше присутствие наполняет наши сердца неизъяснимой радостью.
      – У одних больше, у других – меньше, – возразил Римо. – Я похудел, ожидая вашего звонка.
      – Я разговаривал с президентом, – пояснил Смит. – Вы не могли бы зажечь свет?
      Римо зажег лампу, но не удержался от едкого замечания:
      – Я предпочитаю солнечный свет.
      – То, что нам сейчас предстоит обсудить, носит чрезвычайно конфиденциальный характер и информация ни в коем случае не должна выйти за пределы этой комнаты, – заявил Смит. Он поднял с пола бачок, нажал какую-то кнопку и подсоединил шланг к телефону.
      – Послушайте, что вы делаете? – не сдержался Римо. – Вы что, в самом деле хотите потравить тараканов?
      – Это устройство против прослушивания. Так мы можем быть уверены, что нас не подслушают.
      – Великолепно! – восхитился Римо, плюхнулся на диван и скинул свои итальянские туфли. – Знаете, раз уж вы все равно этим занимаетесь, то, может, заодно почистите мои ботинки?
      Смит не отреагировал и закончил обход комнаты; Потом поставил свое снаряжение на пол и сел рядом с Римо на диван, аккуратно поддернув брюки на коленях, чтобы ткань не вытягивалась.
      – Вот, Римо, взгляните-ка на это, – сказал он и вынул из чемоданчика пачку глянцевых фотографий. – И вы тоже, Мастер Синанджу.
      Римо взял верхнюю фотографию из пачки. На ней были изображены какие-то зеленые узоры.
      – Вам это что-нибудь напоминает? – спросил Смит.
      – Это лист зеленого салата под микроскопом, – ответил Римо, которого фотография ничуть не заинтересовала.
      – Да, – уверенно поддержал его Чиун. – Римо абсолютно прав. Это зеленый салат. Я ясно вижу структуру листа.
      – Нет, это снимки, сделанные с наших разведывательных спутников.
      – Снимки зеленого салата? – с надеждой переспросил Чиун.
      Смит покачал головой.
      – Нет?! – возмутился Чиун. – Римо, ты ошибся! И твоя ошибка привела к тому, что и я потерял правильные ориентиры и не смог верно судить о том, что вижу. Вам придется простить его, Император. Он сегодня весь день находится в страшном возбуждении. Я не могу понять, в чем проблема.
      – Вы оба прекрасно понимаете, в чем проблема! – крикнул Римо и вскочил на ноги. – Я объяснил вам, в чем проблема. Мой друг остался во Вьетнаме. Я думал, он погиб. А теперь я точно знаю, что он до сих пор там.
      – Еще сегодня утром ты был абсолютно уверен, что ни одного из твоих армейских друзей во Вьетнаме нет, – напомнил ему Чиун.
      – Это было до того, как я увидел имя Дика Янгблада на спине у того вьетнамского парня. Янгблад – это и есть тот самый мой друг, который остался во Вьетнаме.
      – Личное дело Янгблада у меня с собой, Римо, – сообщил Смит. – Прошу вас, расскажите мне все по порядку. Римо швырнул фотографию на стол. :
      – Дик Янгблад служил вместе со мной в морской пехоте. Мы с ним были призваны одновременно и весь срок прослужили бок о бок. Можно сказать, что он был моим единственным настоящим другом в то время. Нам предстояло демобилизоваться одновременно. Меня первого отбавили в тыл. Я там немного задержался, поджидая, когда и он появится. Мы собирались лететь домой одним самолетом. Но тут на нашу базу напали вьетконговцы, а с другой стороны подошел батальон армии ДРВ и начал нас обстреливать ракетами. Нам пришлось эвакуироваться. Я уходил одним из последних. Больше я Дика никогда не видел. Потом мне сказали, что его вертолет был сбит и все считали его погибшим. Я поверил и потому вернулся домой. Вот и весь сказ!
      – Вы поняли хоть слово из того, что он сказал? – поинтересовался Чиун v Смита.
      – Да.
      – Тогда не могли бы вы мне объяснить, что это за ДРВ?
      – Как-нибудь потом, – уклонился Смит.
      Чиун скривился и посмотрел на Римо со все возрастающей озабоченностью.
      – Вы покинули Республику Вьетнам двадцать восьмого апреля тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года, – заглянув в папку, сказал Смит. – Верно?
      – Похоже на то.
      – Здесь у меня личное дело сержанта Ричарда Янгблада, считавшегося пропавшим без вести двадцать шестого числа того же месяца в провинции Ядранг. Сержант морской пехоты. Чернокожий. Вот его служебная фотография.
      Римо молча взял протянутую ему карточку и долго-долго на нее смотрел.
      – Это он. Это, вне всякого сомнения, он, – мрачно произнес он. – А мне сказали, что он погиб. Не попал в плен. Погиб.
      – Возможно, произошла ошибка, – признал Смит.
      Римо отшвырнул фотографию и снова принялся ходить из угла в угол.
      – Черт побери, Смитти! Ошибка! Я знаю, что произошла ошибка. На спине этого косоглазого была собственноручная подпись Дика.
      Чиун вздрогнул. Его пергаментные губы беззвучно выговорили слово “косоглазый”.
      – Вы в этом уверены?
      – Он был моим лучшим другом! – заорал Римо. – Как вы не можете понять? Мой лучший друг! Я знаю его подпись. Он был моим лучшим другом, а я бросил его в беде!
      Римо шагнул к окну, отдернул шторы и прижался лицом к озаренному последними лучами заходящего солнца оконному стеклу. Глаза его были плотно закрыты. Плечи дрожали.
      – Он был моим лучшим другом, а я бросил его, чтобы он гнил в этой сраной дыре, – повторил Римо срывающимся голосом.
      Мастер Синанджу переглянулся со Смитом.
      – Он сам не свой весь день, – шепотом сообщил Чиун. – Почему он ведет себя так странно?
      – Позвольте мне самому попытаться успокоить его, – так же тихо ответил Смит и подошел к Римо.
      – Послушайте, Римо, – начал он. – На фотографии, сделанной с нашего спутника, изображен участок вьетнамско-камбоджийской границы. На нем отчетливо видны признаки наличия лагеря. Это один из тех объектов, за которыми наше правительство особо следит, подозревая присутствие там наших военнопленных.
      – И что? – с горечью в голосе отозвался Римо.
      – Вот еще одно фото того же самого места. Если вы соблаговолите взглянуть на него, то сможете увидеть, что на нем нет ни малейшего намека на присутствие лагеря. Этот снимок был сделан три недели назад. Как раз около того времени, когда, как утверждал беженец Фонг, лагерь, в котором он находился в заключении, передислоцировался.
      Римо открыл глаза и внимательно посмотрел на снимок.
      – Нельзя сказать, что это нам так уж о многом говорит, – заметил он.
      – Взгляните на другое фото, оно вам скажет больше, – сказал Смит и протянул Римо еще один снимок. Чиун подошел поближе, глядя то на фото, то на лицо Римо.
      – Это место во многом похоже на то, первое, – пояснил Смит. – Не совсем то же самое, но похоже. Вот, взгляните, видите, здесь небольшие хижины, стоящие кольцом. И сточная канава. Планировка очень похожа.
      – Думаете, это тот же самый лагерь?
      – Да, но перенесенный в другое место.
      Римо поднял глаза и посмотрел на Смита.
      – Итак, мы знаем, где искать.
      – Да. К сожалению, новое место расположения лагеря находится по другую сторону границы. В Камбодже.
      – Там до сих пор воюют…
      – Война идет на убыль, но там действительно до сих пор воюют.
      – Значит, мы должны вытащить Дика оттуда.
      – Терпение. Римо. Это еще не все.
      – Да, Римо, это еще не все, – негромким эхом отозвался Чиун. – Слушай дальше рассказ Императора.
      – Я обсудил этот вопрос с президентом. Мы с ним говорили очень долго. Он сообщил, что наше правительство вот уже несколько месяцев ведет закулисные переговоры с Ханоем о нормализации отношений. В последние два месяца произошли заметные сдвиги. Серьезные сдвиги. Вьетнамцы в качестве условия восстановления дипломатических отношений выдвигают снятие экономических санкций. Мы, в свою очередь, требуем, чтобы нам была представлена полная информация об американских военнослужащих, пропавших без вести во время войны. Вьетнамские официальные лица, ведущие переговоры, несколько раз прозрачно намекали на то, что у них есть нечто большее, чем останки погибших. Но когда мы начинаем настаивать и требуем более подробной информации, они под разными предлогами уходят от ответа.
      – Еще как есть! – горько заметил Римо. – Я точно знаю. Вся спина этого косоглазого была исписана именами. Если бы у него в спине не было так много дырок, мы бы получили полный список. Фонг не лгал, рассказывая об американских военнопленных. Они все расписались у него на спине. В этом и заключалось его доказательство. Я вам все это уже говорил по телефону.
      – Я ожидаю протокола вскрытия и фотографий мертвого тела, – сообщил Смит. – Но пока удастся доказать подлинность подписи, которую вы видели, пройдет немало времени.
      – Дик под своим именем написал “Семпер Фи”, – задумчиво произнес Римо. – Как это на него похоже! Подумать только, спустя все эти годы он вспомнил!
      – Я плохо владею американским сленгом, – сказал Чиун Смиту. – И я не знаком с этим Семпером Фи.
      – Это сокращение от латинского выражения “Семпер фиделис”, – пояснил Смит. – Что значит: “Верный всегда”. Это девиз морской пехоты.
      – А! – скривился Чиун. – Армейские дела.
      – О’кей, Смит! – вдруг возвысил голос Римо. – Ждите свой протокол вскрытия. Но пока вы его ждете, забронируйте билеты на самолет для меня и для Чиуна. Мы летим во Вьетнам.
      – Боюсь, что нет, – невозмутимо возразил Смит.
      – Если вы собираетесь мне сказать, что я должен сидеть и не рыпаться, пока какой-то там толстозадый политик ведет переговоры об их освобождении, то можете об этом сразу забыть. Дик и так уже просидел там черт знает как долго! И просидит он в этом сраном лагере еще ровно столько времени, сколько мне понадобится, чтобы его отыскать.
      – В наших переговорах мы приблизились к критической точке. Президент полагает, что военнопленных перевели в Камбоджу в силу каких-то политических причин. Логика, видимо, такова, что вьетнамцы не могут сейчас открыто признать, что столько лет после окончания войны они продолжали удерживать военнопленных. Вполне возможно, что они захотят представить дело так, будто нашли наших людей в джунглях во время миротворческих операций в Камбодже. Если наши предположения верны, то это может произойти со дня на день.
      – Все эти разговоры о свете-в-конце-тоннеля я слышал уже много раз. Я слышал их перед отправкой во Вьетнам. Я слышал их после того, как вернулся домой. А теперь вы снова пытаетесь накормить меня все тем же дерьмом. Завязывайте! Это дело личное. Я сам все сделаю.
      – Римо, возьми себя в руки, – сказал Чиун. – Ты ведешь себя как ребенок. Вьетнам – это дело давно прошедшее. Это твое прошлое. Твое умершее прошлое. Ты не можешь туда вернуться.
      – Чиун прав, – поддержал Смит Мастера Синанджу.
      – А я нутром чую, что все не так, – возразил Римо. – Я вступаю в игру.
      – Мы с президентом обсудили возможность вашей отправки во Вьетнам. Об этом не может быть и речи.
      – Приведите хоть один серьезный довод.
      – Если бы речь шла просто о военнопленных – все равно, о каких военнопленных, то это еще могло бы быть возможно. Но вы же сами сказали, что один из них – ваш друг.
      – Именно поэтому я и хочу отправиться туда.
      – Нет, именно поэтому вам туда ехать нельзя.
      – Слушай, что говорит Император, Римо, – наставительно изрек Чиун. – Он говорит мудрые вещи.
      – Заткнись! – огрызнулся Римо.
      Чиун вздрогнул, как будто его ударили.
      Снова обернувшись к Смиту, Римо спросил:
      – Какая тут связь?
      – Вы не способны трезво мыслить, а то бы сами ясно увидели, какая тут связь. Когда мы избрали вас в качестве главного оружия КЮРЕ, то сделали это потому, что вы отвечали определенным требованиям. Вы были сиротой. У вас не было близких друзей. Ваш предшествующий опыт во Вьетнаме и в полиции Ньюарка говорил, что вы предрасположены к такого рода работе. Поскольку наша организация официально не существует, вы, став нашим агентом, тоже перестали официально существовать.
      – Я не куплюсь на такие доводы, Смитти. Вы выбрали меня потому, что я патриот. Так вот, Дик тоже патриот. Он умеет хранить секреты. Я просто объясню ему, что к чему, и он будет держать язык за зубами.
      – Официально вы мертвы, Римо. Никто не должен знать, что это не так. Только представьте, что будет, когда вы вернетесь из Вьетнама вместе со своим другом. Представляете, какой будет шум!
      – Дик никому ничего не расскажет. Это такой преданный служака, что его можно показывать в детской передаче в качестве примера для подражания.
      – Возможно, это и так, но рядом с ним есть и другие. Их вы не знаете и не можете им так же безгранично доверять. Возможно, они вас не знают, но они увидят ваше лицо, может быть, даже услышат, как Дик называет вас по имени. Нет, это дело для профессиональных политиков. Пусть они сами во всем разберутся.
      – Я еду во Вьетнам, – упрямо повторил Римо. – Можете мне в этом помочь. А можете и не помогать. Только сойдите с моего пути.
      – Император Смит не будет стоять у тебя на пути, – нараспев произнес Чиун.
      – Спасибо, Чиун, – искренне поблагодарил его Римо.
      – Я встану у тебя на пути!
      Римо резко развернулся в его сторону:
      – И ты туда же!
      – Ты посмотри на себя! – возмущенно воскликнул Чиун. – Ты сам на себя не похож. Говоришь не так! Ведешь себя не так! Ты весь какой-то взвинченный. И последние несколько часов я только и наблюдаю за тем, как вся твоя подготовка идет насмарку только потому, что ты не можешь проститься со своим прошлым. Со своим умершим прошлым.
      – Дик Янгблад – мой друг. Я бы никогда его не бросил, если бы знал, что он остался в живых.
      – Это говоришь не ты, это говорит твое чувство вины. Но ты не виноват. Тебя тоже обманули. Солдат должен быть готов к тому, что его могут обмануть. Послушайся Смита, подожди. Твой друг вернется. Может быть, тебе не удастся встретиться с ним и поговорить, но тебя будет утешать сознание того, что он жив.
      – Я хочу, чтобы меня утешало сознание того, что я вытащил его оттуда и вернул домой, – стоял на своем Римо.
      – Прошу вас, Римо, внемлите голосу разума, – сказал Смит. – Вот, взгляните-ка на это.
      – Что это? – Римо взял протянутую ему папку, но не стал заглядывать в нее.
      – Полицейский отчет об инциденте во время съемок передачи “Шоу Копры Инисфри”. Мисс Инисфри сообщила полиции, что Фонг знал, кто напал на него в аэропорту. Фонг утверждал, что это офицер вьетнамских спецслужб, капитан Дай. Мисс Инисфри полагает, что Дай выслеживал Фонга от Таиланда до Лос-Анджелеса, а потом от Лос-Анджелеса до Нью-Йорка с единственной целью – не дать ему рассказать правду. А это означает, что у нас в стране действует агент вьетнамской разведки. Он был начальником лагеря, в котором находился в заключении Фонг. Он может нам рассказать о многом.
      – Вы хотите, чтобы я его нашел?
      – Да. И оставили его в живых. Он может дать нам новые рычаги воздействия на вьетнамцев.
      – Отлично, – сказал Римо. – Я найду его и заставлю отвести меня в лагерь.
      – Нет, вы найдете его и передадите нам. А мы сделаем все остальное.
      Римо раскрыл папку и заглянул в нее. И страшно побледнел.
      – В чем дело? – удивился Смит.
      Чиун в беспокойстве вырвал папку из рук Римо. Сверху лежала фотография. На ней был изображен какой-то человек. Лицо его было покрыто оспинами, а глаза – маленькие и злобные, как у крысы. Он стоял в телевизионной студии и держал в руке автоматический пистолет. Фотография была неважного качества – явно переснятая с телеэкрана.
      – Почему у тебя лицо цвета смерти? – спросил Чиун.
      – Я знаю его. Я знаю этого косоглазого, – глухо отозвался Римо.
      – Вот как?
      – Да. Я убил его. Во время войны. Больше двадцати лет назад. Я его убил. Его тут быть не может. Он мертв.
      Мастер Синанджу еще раз взглянул на фото и снова перевел взгляд на бледное ошарашенное лицо Римо.
      – Хватит! – крикнул он и швырнул папку вверх. Ее содержимое разлетелось по комнате. – Сначала ты видишь имя своего друга, написанное на спине мертвеца, а теперь ты утверждаешь, что призраки ходят по земле. Тебе больше нельзя поручить ни одного сколько-нибудь серьезного дела. Ты должен немедленно вернуться в “Фолкрофт” на отдых. И для переподготовки. – Чиун развернулся и обратился к Смиту: – Император Смит, все задания, намеченные для Римо, вам придется перепоручить кому-нибудь другому. Мы с ним будем заняты. Возможно, несколько месяцев.
      – Ну, если вы полагаете, что это абсолютно необходимо… – неуверенно начал Смит.
      – Послушайте-ка… – прервал его Римо.
      – Вы видите, как он себя ведет. Вы слышите, как он говорит. Он говорит, как Римо давно минувших дней. Его ум регрессирует. Причиной этого стал шок, который он испытал, когда вбил себе в голову, что его покойный друг все еще жив. Римо не может проститься со своим прошлым. Я должен стряхнуть с него это состояние.
      – Я сам знаю, что я знаю, – упрямо заявил Римо.
      – Ты видишь призраков своего прошлого – сначала это был твой друг, а теперь враг, которого ты, как пытаешься нас уверить, убил.
      – Так попытайся меня остановить! – крикнул Римо и бросился к двери.
      Мастер Синанджу взмыл в воздух, веером раскинув свое кимоно. Мгновение – и он оказался возле двери, преградив Римо путь.
      – Стой! – Чиун предостерегающе поднял руку.
      – Ты меня не остановишь! – рявкнул Римо и попытался продолжить свой путь.
      Чиун угрожающе выставил вперед сжатый кулак. Руки Римо инстинктивно взвились в воздух, пытаясь парировать возможный удар.
      Внимание Римо было полностью сконцентрировано на правой руке Чиуна, а Чиун тем временем выбросил из-за спины левую руку и швырнул комок мятой бумаги.
      Бумага полетела в лицо Римо с такой скоростью, что он не успел среагировать. Удар пришелся прямо в лоб. Голова дернулась назад, словно от удара кузнечного молота, и Римо завалился набок.
      Мастер Синанджу подхватил его прежде, чем Римо упал на пол, оттащил к дивану и аккуратно уложил.
      Смит с недоверием поднял с пола комок бумаги и развернул его. Он думал, что внутри окажется что-нибудь очень тяжелое, но, кроме бумаги, ничего не было. Фотобумаги – это была смятая фотография капитана Дая.
      – Он ранен? – спросил Смит.
      – Разумеется, нет. Только оглушен. Я ведь воспользовался просто бумагой.
      – А разве можно сбить с ног человека смятым листком бумаги? – в голосе Смита по-прежнему сквозило недоверие.
      – Надо придать ей очень большую скорость, – ответил Мастер Синанджу, ощупывая у Римо бровь.

      Римо Уильямсу казалось, что он снова очутился в джунглях.
      Ему представлялось, что он продирается сквозь заросли слоновой травы где-то к югу от Кхесана, а может – от Даутьенга. Окружающий пейзаж не позволял определиться точнее. Слоновая трава – она везде слоновая трава. Листья с острыми краями, стебли выше головы, да еще и постоянно цепляется за ноги. Лишь слегка прикоснись к ней – и почувствуешь, как по пальцам тебе полоснула тысяча бритв. Остальные бойцы продирались сквозь траву позади Римо, но только самого ближайшего еще кое-как можно было разглядеть. Чернокожий верзила с серьгой в ноздре. Лицо его казалось Римо знакомым, но имени он вспомнить не мог. Лицо его было неподвижно – узкая маска. Единственная движущаяся деталь – глаза.
      Уильямс целеустремленно шел вперед, внимательно следя, чтобы под ноги не попались скрытые провода, соединенные с расставленными вьетконговцами минами. Мины, которые взрываются, когда на них наступишь, его не волновали. Что толку беспокоиться о том, что предотвратить ты не в силах? Это – часть войны, когда ты случайно оказываешься в неподходящее время в неподходящем месте. Явление того же порядка, что минометный обстрел, или эпидемия дизентерии. Или – автомобильная катастрофа там, во внешнем мире. Так что лучше об этом не думать. Но провода заметить можно.
      Уильямс перевел рычажок переключателя на своей винтовке М-16 с положения “полуавтомат” в положение “авто”, досчитал до двадцати и передвинул назад. Это стало для него привычным ритуалом где-то начиная с третьего месяца пребывания во Вьетнаме, когда он осознал, что случайность смерти подчиняется неким строгим математическим законам. Никогда нельзя сказать заранее, кто выскочит на тебя из зарослей. И никогда нельзя заранее предсказать, в каком случае у тебя больше шансов – если ты ввяжешься в бои, стреляя в полуавтоматическом режиме или в автоматическом. Но само по себе это может иметь роковые последствия. Поэтому трижды в минуту Уильямс передвигал рычажок переключателя. Конечно, строго говоря, вероятность того, что режим стрельбы будет выбран правильно, оставалась одинаковой, но у Римо создавалась иллюзия, что он способен контролировать то, что не поддается контролю. Если говорить серьезно, то это всего лишь предрассудок, но, в конце концов, кто не суеверен здесь, во Вьетнаме?
      Уильямс снова передвинул рычажок в положение “авто”, и как раз в этот момент раздался резкий свист, словно кто-то резанул серпом по толстым стеблям слоновой травы. Отряд замер. Римо поднял руку, приказывая товарищам остановиться. И тут раздался прерывистый звук автоматных очередей. Заговорили АК-47.
      – Вьетконг! – крикнул кто-то.
      Но это были не партизаны. Вьетнамцы были одеты в военную форму: это были солдаты регулярной армии Северного Вьетнама. Уильямс видел серые фигурки, короткими перебежками передвигающиеся в густых зарослях слоновой травы. А за ними угадывалась высота 881.
      “Кхесан, – подумал Уильямс. – Я снова в Кхесане”.
      Он открыл огонь. И все в отряде тоже открыли огонь. Сначала падали только стебли слоновой травы. Потом упал чернокожий парень с серьгой в носу. И тут Уильямс вспомнил его имя. Чеппелл. Рядовой Лэнс Чеппелл. Именно это с ним и произошло в октябре шестьдесят седьмого, когда он решил испытать АК-47, который нашел на тропе в джунглях. Чеппелл не мог знать, что отряды специального назначения армии США завели обыкновение заменять порох в трофейном оружии на взрывчатку “Си-4” и оставлять автоматы в лесу специально для вьетконговцев. Чеппелла разорвало в клочки.
      Магазин Уильямса иссяк. Римо упал на колени, сменил обойму и снова переключил рычажок в положение “полуавтомат”. Вьетнамцы бросились врассыпную – видимо, они не ожидали встретить столь плотный ответный огонь. Уильямс побежал вперед, стреляя одиночными выстрелами.
      Кто-то заорал там, среди деревьев, куда скрылись вьетнамцы.
      – Ты зацепил одного, Уильямс! Давай, жми!
      “Кто это? Я знаю этот голос”.
      Отряд Уильямса продвигался по направлению к деревьям. Ответный огонь открывался лишь изредка и никого не задевал.
      – Кто-нибудь видел, сколько их там? – крикнул Уильямс.
      – Трое. Не меньше трех.
      – Ну, этого желтомазого, который там вопит, можно больше не считать, – произнес все тот же знакомый ироничный баритон.
      Американцы добежали до деревьев. Впереди всех – Уильямс. Раненый вьетнамский солдат лежал на боку. Он больше не орал, а только стонал и всхлипывал: “Трой ой! Трой ой!” Пуля попала ему в грудь, и теперь с каждым словом на губах его лопались розоватые пузырьки. Задето легкое.
      – Кто-нибудь понимает, что он говорит? – спросил Уильямс.
      – Ага, – отозвался все тот же невидимый знакомый голос. – Он молится своему богу. Похоже, скоро они встретятся.
      – Почему бы не помочь ему поскорее увидеться с богом? – предложил кто-то.
      – Хорошая мысль!
      Обладатель знакомого голоса выстрелил в упор. Очередь прошила грудь. Вьетнамец дернулся и замер. Американец обернулся к Уильямсу и поднял вверх большой палец. И тут вдруг, взглянув на его ухмыляющуюся физиономию, Уильямс вспомнил и его.
      И улыбнулся в ответ. Эд Репп. В последний раз он видел Эда, когда они вместе ходили в разведку в районе высоты 860. Уильямс шел впереди. Эд крикнул: “Подожди, пузырь лопается!” – и скрылся в зарослях. Минутой спустя раздался взрыв.
      Уильямс побежал туда, где скрылся Эд. Сначала он нашел его правую руку. На месте локтя была лишь кровавая каша с белым пятном кости. Остальные части тела Эда были разбросаны в радиусе пятидесяти ярдов. Мина. Вьетконговские мины были начинены стальными шариками, и если такая взрывалась у вас под ногами, то это было равносильно тому, как если бы в вас выстрелили в упор одновременно из семидесяти охотничьих ружей, заряженных картечью. Минутное дело.
      Уильямс не плакал. И вообще не выказал никаких эмоций, лишь достал из рюкзака специальный мешок для останков и начал наполнять его. Он ничего не чувствовал – даже не чувствовал тех капель, которые упали на него сверху после взрыва. Это не дождь, и цвет совсем другой.
      Эд Репп был последним, с кем Уильямс подружился во Вьетнаме. После этого он перестал заводить новых друзей. Инвестиции в друзей не окупались.
      Эд Репп, убит при отправлении малой нужды под Кхесаном, Республика Вьетнам, лето 1967 года.
      Увидеть его снова было приятно.
      – Ну и как ты жил все это время? – поинтересовался Уильямс.
      Эд перестал улыбаться, и в глазах у него, как это всегда бывает в джунглях, появилось отсутствующее выражение – словно он смотрел вдаль на какой-то объект, находящийся в тысяче ярдов от него.
      – Мертв. Я был мертв все это время, – тихо ответил он.
      – Да, я знаю. Я тоже там был, помнишь?
      Глаза Эда снова приняли нормальное выражение, лицо его озарила улыбка, а вокруг глаз появились мелкие морщинки. Он сразу как-то помолодел – теперь на вид ему нельзя было дать больше двадцати четырех лет. А ему было девятнадцать.
      Эд не успел ответить. А кто-то сказал:
      – Слушайте, а что будем делать с двумя другими желтожопыми? Здесь где-то должен быть базовый лагерь армии ДРВ.
      Уильямс посмотрел на говорившего, пытаясь понять, кто это, но в тусклом свете догоравшего дня лица было не разглядеть, и Уильямс решил, что лучше и не пытаться.
      – Ну, что скажешь, начальник? – лениво поинтересовался Эд Репп. В глазах у него заиграли знакомые Уильямсу озорные искорки.
      – Потом, – отозвался Уильямс. – У нас в отряде тяжелораненый. Слушайте, кто-нибудь, возьмите рацию и вызовите санитарный вертолет. Эд, запусти дымовуху, просигналим им.
      Вертолетные винты прижали слоновую траву к земле. Чеппелла погрузили на вертолет, и все остальные тоже поднялись на борт. Вертолет взмыл вверх, и с борта солдаты помахали Уильямсу, оставшемуся на земле. Он помахал им в ответ, недоумевая, почему же он остался.
      Потом Уильямс отвернулся и увидел вдали горы, покрытые буйной зеленой растительностью и совершенно не тронутые войной. Над горами поднимался густой туман, как пар изо рта ангелов. Уильямс сел, положил винтовку на колени и устремил свой взор на это дивное зрелище. Он смотрел и смотрел, пока слезы не застили ему глаза и он не испытал всепоглощающее чувство восторга, которое не понять никому, кто не прошел через Вьетнам. И даже те, кто прошел, не нашли бы слов выразить это чувство.
      “Черт побери, это будет длиться вечно. И никакое количество смертей, никакие политики, никакая трескотня и лапша, которую нам вешают на уши, никогда ничего не изменят. Вьетнам – это навсегда, и мне кажется, что я стал его неотъемлемой частью”.
      Римо проснулся в незнакомой комнате. Стены были обиты какой-то невыразительной мягкой материей. Римо лежал на большой, но неудобной койке.
      Откуда-то снизу раздался скрипучий голос:
      – Ага, ты проснулся.
      – Чиун?
      Мастер Синанджу сидел в углу, прямо на полу, как всегда. Он переоделся в короткое желтое кимоно с укороченными рукавами. Кимоно для тренировки.
      – Ты меня помнишь? Это хорошо, – сказал Чиун и потянул какой-то шнурок. За тяжелой металлической дверью раздался звонок.
      – Конечно, я тебя помню, – раздраженно отозвался Римо. – А почему бы и нет?
      – Там, где ты побывал, возможно все, – пожал плечами Чиун.
      – А где я побывал?
      – Неважно где, – отрезал Чиун. – Сейчас ты в штате Нью-Йорк. Вот так-то. Хе-хе!
      Римо не поддержал веселья Чиуна. Лицо Чиуна посуровело.
      – Где я? В “Фолкрофте”?
      – Да. Император Смит и я решили, что твой дом здесь.
      Римо встал с кровати.
      – Я в резиновой комнате?
      Щелкнул замок двери, и в комнату вошел Смит.
      – Римо, Мастер Синанджу, – сказал он вместо приветствия. – Как вы себя чувствуете, Римо?
      – Голова кружится. Чем ты меня ударил, Чиун? Кирпичом?
      Чиун достал из рукава смятый клочок бумаги, перекинул его из правой руки в левую и швырнул Римо. Бумажный шарик круто взлетел вверх и резко опустился вниз. Римо поймал его на лету и тупо на него уставился.
      – Ты шутишь. Тебе уже много лет не удавалось подловить меня на эти шуточки с бумажками.
      – Да, – негромко отозвался Чиун. – И это самое печальное.
      Смит легонько откашлялся.
      – Чиун полагает, что уровень вашей подготовки резко снизился, Римо. Мы привезли вас сюда в надежде, что он поработает с вами и отточит ваше мастерство до такой степени, чтобы вы могли в полном объеме использовать ваш потенциал.
      – Все это фигня, – возразил Римо. – Я сам теперь Мастер Синанджу. Я в своей лучшей форме. Вы просто решили запереть меня и не дать исполнить мой долг.
      – Твой долг – повиноваться Императору! – гневно воскликнул Чиун.
      Смит подошел к Римо и положил руку ему на плечо.
      – Римо, вы когда-нибудь слышали о помутнении памяти?
      – Помутнении памяти? – переспросил Римо.
      – Да. Но это только симптом. Само по себе явление более серьезное. Раньше, когда мы еще не понимали всех внутренних механизмов действия этого синдрома, мы просто называли это шоком и галлюцинацией. Чиун и я полагаем, что сегодняшнее происшествие вызвало у вас в памяти наплыв старых воспоминаний и временное помутнение памяти.
      – До сегодняшнего дня я многие годы даже и не вспоминал о Вьетнаме.
      – Так бывает. Иногда проходят годы, прежде чем наступит первый приступ.
      – Фигня, – отмахнулся Римо. – Вьетнам давно позади. Я выкинул его из головы. Мне не снятся сны про Вьетнам. У меня не бывает кошмаров. Я… – и тут взгляд Римо помутнел.
      – Что случилось, Римо? – испуганно спросил Смит.
      – Кошмары, – ответил Римо. – Как раз перед тем, как проснуться, мне снилось, что я снова там. И видение было невероятно реальным. Абсолютно реальным. Я видел ребят, о которых не вспоминал с шестидесятых годов.
      – Вот видишь, – жестко оборвал его Чиун. – Мутная память. Ты сам признался.
      Римо сел на кровать и мрачно уставился на свои босые ноги.
      – Все было так реально. Мне казалось, протяни руку – и сможешь их коснуться.
      Чиун, как подброшенный пружиной, вскочил на ноги.
      – Не волнуйся, сын мой. Это пройдет. Мы будем тренироваться здесь, в “Фолкрофте”, как в былые дни. Мы выгоним этот Вьетнам из твоей памяти.
      – А как с убийцей Фонга? – вдруг спросил Римо. – Его нашли?
      – Нет, – вынужден был признать Смит. – Поисками убийцы Фонга занимаются власти штата Нью-Йорк. Кстати, нам удалось проверить истинность части того, что рассказывал Фонг.
      – Ну?
      Смит вынул из конверта фотографию.
      – Эта фотография была прислана по факсу из управления военной разведки. Это фото офицера вьетнамских спецслужб, капитана Дай Чим Сао. Оно идентично фотографии человека, замеченного среди зрителей шоу Копры Инисфри.
      Римо взглянул на фото.
      – Это он. Это точно он.
      – Послушайте, Римо, – возвысил голос Смит. – Это вполне приличная фотография. Я был уверен, что как только ее вам покажу, вы тут же поймете, что раньше ошиблись. Неужели вы будете по-прежнему настаивать на том, что это фотография человека, которого вы убили во время войны?
      – Мы не знали его имени, – поведал Римо. – Мы называли его Капитаном-Невидимкой. Мы подозревали, что он работает на разведку Северного Вьетнама. О нем ходили легенды. Иногда он появлялся одетый в военную форму, а иногда на нем была черная вьетконговская “пижама”. Мы не знали точно, где его настоящее место службы – Вьетконг или армия ДРВ. Мы десятки раз думали, что нам удалось его убрать. Дважды мы приносили из лесу трупы, как мы полагали – его. Но потом, неделю или месяц спустя, поступало сообщение, что он орудует уже совсем в другом районе. Я до конца своих дней не забуду эту мерзкую рожу.
      – Но вы не можете утверждать наверняка, что он мертв? – предположил Смит. – Может, это он и есть.
      – Нет, – упрямо ответил Римо и кончиками пальцев прикоснулся к фотографии, как бы не веря в ее реальность. – Я убил его. Я тогда шел во главе отряда из шести бойцов. Янгблад тоже был с нами. Мы получили информацию о том, что вьетконговцы орудуют в деревне, которая, как мы полагали, нам симпатизировала. Янгблад повел нас туда. Когда мы пришли, то не нашли ничего, кроме пустых хижин. Но один парень – его звали Уэбб, он был из Айовы, кажется, – поворошил стволом винтовки кучу мусора. Он искал спрятанные припасы. Под кучей была циновка. Уэбб думал, что она прикрывает яму, которую местные жители использовали как бомбоубежище. Он приподнял ее, и тут ему выстрелили прямо в лицо. Страшное зрелище!
      В глазах Римо застыло отсутствующее выражение – он словно одновременно смотрел куда-то вдаль и внутрь себя. На фото он не глядел, хоть оно и было у него прямо под носом. Он всматривался в свои воспоминания. Смит и Чиун беспокойно переглянулись.
      – Но это было не просто бомбоубежище, – продолжал Римо. – Это был секретный подземный ход вьетконговцев. Мы выпустили туда десятки автоматных очередей, но все без толку. Я вызвался спуститься и лично все разведать. Был там один мальчишка – светленький такой, его звали Эштон – он пошел со мной. Сначала мы туда плеснули канистру керосина и дали ему выгореть. Я впервые спускался в подземный ход. Мне было страшно, хотя я пытался не подавать вида. Мы с Эштоном шли вперед, освещая дорогу фонариками. Эштон, как мне показалось, споткнулся – зацепился за провод или еще что-то. Он саданул мне рукой по лицу. Когда я поднялся, то увидел, что его рука существует отдельно от плеча. Весь он был разбросан вокруг меня. Эштон был везде. Но я был цел. Я начал стрелять. Шел вперед и все стрелял, стрелял. Кто там был, я не знал, но я хотел ему во что бы то ни стало отплатить.
      Римо замолчал. Повисла долгая пауза. Когда Римо снова заговорил, голос его звучал очень слабо:
      – В одной руке у меня был фонарик, в другой – М-16. Я светил и стрелял, стрелял и светил. Я нашел запасы провизии, боеприпасы. Но ни одного вьетконговца. А потом вдруг тоннель кончился. Тупик. Выхода не было. И ни одного человека вокруг. Я понял, что попался. Пока я шел, нигде не было никакого ответвления от главного ствола. И никто не мог проскочить мимо меня. Я сел на корточки, пот с меня лил градом. Я выключил фонарь, чтобы поберечь батарейку. В тоннеле пахло земляными червями. Я не знаю, сколько времени прождал. Я не знаю, чего ждал. Я просто пытался собраться с духом. И тут я услышал шаги.
      Опять пауза, и снова Римо продолжил свой рассказ:
      – Я вскочил на ноги, включил фонарь, но ход был такой извилистый, что я не мог видеть, что там за поворотом. Я поставил фонарь на землю, чтобы лучше разглядеть того, кто сейчас появится. Я так сильно сжал винтовку, что у меня руки заболели. Кто бы ни появился, я был готов пришить его на месте. Шаги становились все ближе и ближе. Мне стало страшно. Я уже провел во Вьетнаме девять месяцев и считал, что умею справляться со своими страхами. Не тут-то было! Боже, я ведь был совсем ребенком – всего-то девятнадцать.
      – Ужасная война, – сочувственно произнес Смит.
      Римо продолжал, как бы не расслышав:
      – Я увидел, как в круге света показался носок ботинка Я замер. Ботинок тоже не шевелился. Я не знал, что мне делать. Если это вьетконговец, то он должен быть обут в резиновые шлепанцы. А если боец регулярной армии ДРВ… Я не знал, на что решиться, но был убежден, что тот, кто находится напротив меня, тоже не знает, на что решиться. Луч света падал как раз туда, куда тому предстояло ступить. Я помню, что постоянно передергивал рычажок регулировки режима стрельбы. Я знал, что у меня есть только один шанс – выстрелить первым. И времени на раздумье не было. Но как мне узнать, кому принадлежит ботинок – другу или врагу? Если другу, то лучше стрелять одиночными выстрелами. Так, даже если бы я и выстрелил, то, может статься, не убил бы его. Но если это вьетконговец или солдат Северного Вьетнама, то единственный шанс уцелеть – это стрелять очередями. В противном случае он успеет ответить на мои выстрелы. Вот я и щелкал рычажком – туда-сюда, туда-сюда.
      Я, помню, подумал, что надо бы рискнуть. И уже собирался что-нибудь сказать. Что-то вроде: “Кто там?” Но не успел. Парень рванулся вперед. Я нажал на курок. Выстрел получился одиночный. Мне повезло, слава Богу. Это был Янгблад. Я его лишь слегка задел. Но он начал стрелять в ответ. Я рванулся назад. Я был в шоке.
      Сначала я подумал, что произошло землетрясение. Земля у меня под ногами задрожала, и – ба-бах! Я шарахнулся в сторону, ничего не понимая. И влетел прямо в стену. И куда-то провалился. Это была нора, которую желтый косоглазый выкопал, закидал себя землей и притаился там, а дышал через соломинку. Автомат он положил себе на грудь. И тут я понял, что происходит. Янгблад стрелял не в меня. Он пытался уделать косоглазого. Я тоже открыл огонь. Разумеется, очередями. Выпустил в него весь магазин.
      Никогда не забуду это лицо – покрытое грязью, мертвое. И только глаза горели ярко даже после смерти. Таких вечно живых глаз я никогда не видел. Мы стреляли и стреляли в него, а он все никак не умирал. Кровь била из него, как из фонтана. Это был зомби – мы таких называли “призраками войны”. Он был уже мертв, но сам этого не знал. У меня кончились патроны. Он пошел на меня, как Франкенштейн, с “Калашниковым” в руках. Он пытался нажать на курок, но сил у него уже не было. И тут Янгблад утащил меня за поворот и швырнул гранату прямо парню в лицо.
      Римо снова внимательно посмотрел на фотографию капитана Дая.
      – Когда пыль улеглась, мы вернулись, чтобы удостовериться в том, что он мертв. Но тоннель засыпало. Когда мы наконец выбрались на свежий воздух, Янгблад крикнул: “Мы его прикончили, дружище! Мы убили его!” Я спросил: “Кого?” Меня била дрожь. Я не мог ясно видеть.
      “Как, разве ты его не узнал? – удивился Янгблад. – Капитана-Невидимку. И на этот раз он и в самом деле подох”. Именно так он и сказал: “Он и в самом деле подох”. – Римо обвел взглядом Смита и Чиуна.
      Смит смотрел на Римо с выражением, очень похожим на жалость. После долгой паузы он сказал:
      – Кто бы он ни был… – Смит запнулся и откашлялся. – Кто бы он ни был, он мертв. А человек, который убил Фонга, жив. Если он еще не покинул страну, то мы его найдем.
      – Нет, не найдете, – возразил Римо. – Он призрак. И даже если вы его найдете, вы ничего с ним сделать не сможете, потому что он уже мертв.
      – Ну, ладно, я оставляю вас с Чиуном. Уверен, что ему не терпится снова начать процесс тренировок.
      Римо ничего не ответил.
      Смит задержался в дверях и обернулся к Римо:
      – Надеюсь, мы можем по-прежнему рассчитывать на сотрудничество с вами?
      – А почему бы и нет?
      – Я хотел бы, чтобы вы знали: если вдруг вы решите отправиться во Вьетнам по собственной инициативе и попытаетесь освободить своего друга, то я возьму на себя обязанность – просто по соображениям национальной безопасности, – так вот, я возьму на себя обязанность проследить за тем, чтобы ваш друг не остался в живых и не мог рассказать миру, что Римо Уильямс жив.
      – Это правильно, – горько заметил Римо. – Сначала вы посылаете мальчишку за тридевять земель, чтобы он дрался за свою родину, потом бросаете его там, а потом, если ему удается выбраться, убиваете. И все во имя национальной безопасности!
      – Все совсем не так, и вы это знаете, Римо. Мы вызволим Янгблада и всех остальных тоже. Своими средствами. Безопасными. Никому не придется умирать. Прошу вас, доверьтесь нам.
      – Я доверял людям вроде вас, когда они говорили, что мы пришли во Вьетнам, чтобы победить.
      – Это история, Римо.
      – Может быть, но это моя история. Не надо было выводить войска из Вьетнама, надо было остаться там и докончить дело. Мы могли победить. Мы должны были победить. Вы только посмотрите, сколько вьетнамцев и камбоджийцев погибло только потому, что мы ушли и позволили этим мясникам захватить Южный Вьетнам. Миллионы. Миллионы.
      – Это совсем иная тема. Чиун, держите меня в курсе, как идут дела. До свидания, Римо.
      Дверь мягко затворилась за Смитом.
      – Мы должны были победить, – упрямо повторил Римо. – Мы могли побить их.
      – Французы говорили то же самое, – произнес Чиун, скрестив руки на груди. – А до них – японцы, а еще раньше – китайцы. И многие-многие другие. Невозможно побить вьетнамцев. Никому еще не удавалось побить вьетнамцев.
      – Не читай мне лекций про вьетнамцев. Я дрался с ними. Не такие уж они крутые.
      – Согласен, – отозвался Чиун. – Они всегда побеждали только благодаря хитрости и обману. Они не умеют драться, как истинные воины. Они устраивают засады, убивают и убегают. Они не способны драться честно. И потому ограничиваются ночными убийствами в спину. И в этом нет ничего нового. Они занимались этим много столетий. Вьетнамцы всегда с кем-нибудь воюют. Много тысяч лет. За всю историю Дома Синанджу только два Мастера работали на вьетнамцев. Это было давно – во времена анамитских Императоров. По-моему, вьетнамцы держали нас на службе в течение двух месяцев в двенадцатом веке и потом еще неделю три столетия спустя. А все остальное время они вели непрерывные войны со своими соседями.
      – И как им не надоело?
      – Не надоело. Война – это единственное, на что они способны. Это единственный источник их существования. Они дерутся, потому что у них нет ничего другого – ни искусства, ни культуры, ни талантов. Они и рис-то с трудом выращивают.
      – Мы могли победить, – как заведенный повторил Римо.
      – Нет, не могли. Вы могли бы победить вьетнамцев с Севера, но у вас на ногах висела гиря.
      – Да, это были наши толстолобые политики, не желавшие идти до конца.
      – Нет, это были ваши союзники, вьетнамцы с Юга. Вы полагали, что они будут драться бок о бок с вами. Вы полагали, что они будут защищать себя. А вместо этого они спрятались за спинами ваших солдат и с удовольствием смотрели, как пули, адресованные им, попадают в тела американцев. Вместо того чтобы защищать Юг, вам надо было погрузить всех южных вьетнамцев на самолеты и сбросить их на Севере, чтобы они там грабили, насиловали и убивали сколько им заблагорассудится. Война бы закончилась за месяц, американцы вернулись бы домой, а правители Вьетнама нашли бы себе новых врагов. Но вы надеялись, что вьетнамцы с Юга будут драться как воины, и потому вы проиграли. Они слеплены из другого теста.
      – Да, у нас была шутка по этому поводу, – усмехнулся Римо. – Единственный способ завершить войну – это погрузить всех наших вьетнамских друзей на корабли, выйти в море и разбомбить всю страну так, чтобы камня на камне не осталось. А потом торпедировать корабли.
      – Зачем же зря губить хорошие корабли? – удивился Чиун.
      Римо встал.
      – Я с тобой не согласен, Чиун. Отнюдь не все вьетнамцы такие, как ты говоришь. Я знал многих, вполне заслуживающих уважения. Я знал смелых вьетнамцев. В конце концов, был среди них и Фонг.
      – Ты не был с ним знаком.
      – Но я знаю, что он был за человек. Он рискнул жизнью ради того, чтобы добраться до Америки и поведать миру правду об американцах, пропавших без вести.
      Чиун плюнул на пол.
      – Единственное, чего он хотел, – это попасть в Америку. Все хотят попасть в Америку.
      – Но никто не заставлял его появляться на телеэкране. Он знал, что его преследуют. Он хотел помочь своим друзьям. Моим друзьям.
      – Хватит! – возмутился Чиун и хлопнул в ладоши. – Обсудим это после. А сейчас приступим к тренировке.
      Римо подобрал с пола смятый клочок бумаги.
      – Ты и правда сшиб меня этим старым фокусом?
      – Твое сознание не было сконцентрировано. Моя задача сейчас заключается в том, чтобы восстановить равновесие между твоим “я” и Вселенной.
      – Как ты сможешь этого добиться, если я постоянно ощущаю, как земля уходит у меня из-под ног?
      – Это временное явление. Мутная память, как сказал Смит.
      – А знаешь, – как во сне, произнес Римо. – С тех пор, как умерла Ма Ли, я постоянно чувствую себя не в своей тарелке. Такое впечатление, что все рушится. Умерла женщина, на которой я чуть было не женился. А помнишь, как мне сообщили, что у меня есть дочь, о существовании которой я и не подозревал? И работа у меня такая, что матери приходится одной воспитывать ее. И я даже не знаю, где они обе находятся. Всю жизнь я надеялся, что вот сейчас сверну за угол – и вот она, настоящая жизнь. Но теперь у меня такое ощущение, что все лучшее уже прошло. Словно ключ к моему счастью остался где-то в прошлом.
      – Так оно и есть, – подтвердил Чиун. – Ключ к твоему счастью – это то, что мы с тобой проходили в начале наших тренировок. А теперь я попытаюсь повторить этот процесс, хотя я уже не так молод.
      Римо горько улыбнулся.
      – А не могли бы мы начать с упражнения, где нужно уворачиваться от пуль?
      – Если хочешь. А почему?
      – Да потому что мне кажется, что моя очередь стрелять наступила лет пятнадцать назад.

      Был конец долгого рабочего дня, и Харолд Смит чувствовал себя усталым, словно все годы жизни разом навалились на него. Выйдя из здания и собираясь сесть в машину, он заметил, что в гимнастическом зале до сих пор горит свет. Прошла уже неделя с тех пор, как Римо Уильямса привезли сюда для переподготовки, но Смит беспокоился по-прежнему. Он захлопнул дверцу машины, хотя всего минуту-другую назад собирался покинуть санаторий, и направился по вымощенной плоскими камнями тропинке ко входу в гимнастический зал. Не забыл он прихватить и свой вечный чемоданчик.
      Римо и Мастера Синанджу Смит нашел в огромном спортзале. Римо стоял возле стены, одна нога чуть впереди другой, все тело напряжено и наклонено вперед, как у спринтера на старте. Чиун стоял чуть поодаль, держа в руках целый набор кинжалов с украшенными орнаментом и резьбой рукоятками.
      Услышав шаги Смита, Чиун обернулся. И просиял от счастья.
      – Приветствую вас. Император Смит! Вы как раз вовремя – сейчас вы увидите, как Римо восходит на дракона.
      – Я не знаком с этим упражнением, – заметил Смит.
      – О, это очень просто. Римо должен добежать от одной стены зала до другой, а я тем временем буду кидать в него кинжалы, стараясь делать это как можно точнее.
      – Я полагаю, это резиновые кинжалы?!
      – Разумеется, нет. Если бы они были резиновыми, то Римо знал бы, что они резиновые, и даже не пытался бы увернуться от них. Это самые настоящие кинжалы.
      – А что, Римо так быстро восстановился, что уже способен на это? – удивился Смит.
      – Сейчас мы это выясним. Он когда-то делал неплохие успехи.
      – Наверное, это не очень сложная задача для человека, способного увернуться от летящей в него пули?
      – Ну, дело в том, что настоящая проверка заключается не в том, сможет ли Римо увернуться от кинжалов.
      – Нет? А в чем же? – Смит переложил чемоданчик из одной руки в другую. О том, чтобы поставить его на пол, он не подумал.
      – Римо должен добежать от одной стены до другой и вернуться на место, не коснувшись ногами пола, – пояснил Чиун.
      – Не понял.
      – Смотрите! – возвысил голос Чиун. – Римо, покажи Императору Смиту.
      Римо рванулся вперед. Его очертания прямо-таки смазались, а ноги словно бы летели над покрытым лаком сосновым полом. Когда он пролетал мимо Смита, ветер растрепал редеющие волосы директора КЮРЕ, а галстук с эмблемой Дартмутского колледжа заполоскался, как стяг. Смиту пришлось поймать конец галстука, чтобы тот не шлепнул его по лицу.
      – Есть новости о пленновоенных? – поинтересовался Чиун. Он пока стоял без движения и не кидал кинжалы.
      – Военнопленных, – поправил его Смит. – Нет. По правде говоря, произошел небольшой прокол, и вьетнамцы ужесточили свою позицию. Они хотят, чтобы мы сняли некоторые из экономических санкций в качестве жеста доброй воли еще до начала переговоров по деталям будущего соглашения. Повторяется старая история – то, что мы уже наблюдали во время Парижских мирных переговоров. Все это может затянуться еще на год.
      – Не надо говорить об этом Римо.
      – Согласен. Вы будете кидать ножи?
      – Очень скоро, – ответил Чиун, внимательно следя за летающей по залу фигурой Римо.
      – А не следовало бы ему немного снизить темп? Так он воткнется в стену.
      Римо воткнулся в стену. Но продолжил свое движение. Ноги вдруг оказались впереди него – и вот он уже бежит вверх по стене, подчиняясь силе инерции. Это был бег наперегонки с силой притяжения земли.
      – Как высоко он может подняться? – спросил Смит.
      – До самой луны, если бы у вас была такая стена, – невозмутимо ответил Чиун.
      – Не может быть! – не поверил Смит.
      Но тут его узкие губы от удивления изобразили букву “О”. Римо бежал по потолку. Вниз головой.
      Чиун принялся за работу. Быстрыми движениями он начал один за другим посылать кинжалы в Римо. Они полетели к потолку, как стрелы из лука.
      Казалось, что Римо не бежит, а плывет в условиях невесомости. Увидев летящие в него кинжалы, он начал носиться по потолку зигзагами. Кинжалы втыкались в потолок возле самых его ног. Ни один кинжал в него не попал. И вот он уже находится возле противоположной стены.
      – Это самая трудная стадия, – поведал Чиун.
      – А мне казалось, что это должно быть легче всего. Всего-то и нужно, что прыгнуть.
      – Нет. Прыгать не разрешается. Сейчас Римо преодолевает силу притяжения. Он бежит в противоположную сторону. А когда он добежит до той стены, ему надо будет бежать в сторону действия силы притяжения, но не слишком быстро, а то он упадет. Он взошел на дракона. А теперь ему предстоит спуститься с дракона.
      – С точки зрения физики, по-моему, это невозможно.
      – С точки зрения американской физики, возможно, вы правы. Но это корейская физика.
      Римо добежал до стены. На этот раз впечатление было такое, что он совершил в воздухе кульбит. Он уже добежал вниз до середины стены, как вдруг начал скользить.
      Около минуты он пытался удержаться на стене, но в конце концов сдался. Изогнувшись, как кошка, он прыгнул и приземлился на обе ноги. Приземлился совершенно беззвучно.
      Смит зааплодировал:
      – Отлично, Римо! Браво! Браво!
      Мастер Синанджу обернулся и гневно взглянул на Императора. Глаза его пылали. Он поймал руки Смита и насильно развел их.
      – Вы что, с ума сошли? Он провалил такое простое задание, а вы решили его наградить! Как сможет он достичь совершенства, если вы аплодируете ему, когда он потерпел неудачу? Хуже того, если он все-таки сумеет чего-то добиться, то он начнет требовать большую награду. Я тренирую ассасина, а не дрессирую собачку.
      – Простите.
      Чиун величественно сложил руки на груди и вперил в Римо стальной взгляд. Римо с унылым видом подошел к Чиуну и Смиту.
      – По-моему, в конце упражнения я был недостаточно внимателен, – признался он.
      – Безусловно, – ответил Чиун. Голос его был полон разочарования. – И к тому же – в присутствии Императора Смита. Смит на тебя очень сердит. Он только что поведал мне, что собирается предложить мне нового ученика – старшего сына президента. Я раздумываю, не согласиться ли мне на это предложение. Я мог бы поработать с более молодым учеником – у него будет меньше дурных привычек. Юный ученик не стал бы меня позорить так, как только что опозорил ты.
      – Если я выступил так плохо, то кто это только что аплодировал? – невинно поинтересовался Римо.
      – Аплодисменты? Я не слышал никаких аплодисментов. А вы слышали какой-нибудь такой шум, Император Смит?
      Смит замялся.
      – Я ясно слышал аплодисменты, – стоял на своем Римо.
      – А, наверное, ты имеешь в виду гневный топот Императорских ног, – холодно заявил Чиун. – Это единственный звук, который ты мог слышать. И единственный, которого ты заслуживаешь.
      – Ну, премного тебе благодарен. Есть новости с переговоров, Смитти?
      – Ну, в общем, ничего не изменилось. Есть кое-какой прогресс, но реальных подвижек нет.
      – Знаете, Смитти, если вы собираетесь и дальше лгать в том же духе, то вам бы следовало немного подучиться.
      – М-да, ну… А как вы себя чувствуете?
      – Как в лучшие годы, – ответил Римо, внимательно разглядывая свои широкие запястья.
      – И говорите вы так, как говорили в свои лучшие годы.
      – Пусть это не введет вас в заблуждение. Император Смит. Он до сих пор иногда несет всякий вздор о том, как несправедливо обошлась с ним война и как – если бы ему только дали такую возможность – он вернулся бы во Вьетнам и выиграл бы войну. Один. Он решил взять пример с этого киногероя. Как его? Думбо.
      – С летающего слона? – удивился Смит.
      – По-моему, он хочет сказать: Рэмбо, – поспешил вставить Римо. – А я вовсе не собирался на самом деле ехать во Вьетнам. Это мы просто с Чиуном беседовали на разные темы.
      – Понятно, – сказал Смит.
      – На самом деле, – беззаботно заявил Римо, – я чувствую себя гораздо лучше. Я даже думаю, не пойти ли мне прогуляться, если никто не возражает. Я слишком долго сидел взаперти в этом спортзале. Мне нужен свежий воздух.
      – Как думаете, Мастер Синанджу? – добродушно поинтересовался Смит у Чиуна.
      – Я думаю, свежий воздух пойдет Римо на пользу.
      – Отлично. Спасибо. – И Римо направился к выходу.
      – Надеюсь, у вас нет на уме никаких глупостей. Так ведь, Римо?
      Римо, уже взявшись за дверную ручку, резко обернулся. Натянуто улыбнувшись, он спросил:
      – У кого? У меня? – На лице его при этом было написано выражение абсолютной невинности, как у ребенка.
      – Потому что если вы что-то надумали, я должен вас предупредить, что аннулировал кредитные карты, выписанные на все ваши подставные имена.
      – Я высоко ценю ваше доверие, Смитти, – отозвался Римо. На лице его сохранялась все та же застывшая милая улыбка.
      – Я не хотел обидеть вас. Простая мера предосторожности.
      – Не волнуйтесь, Император, – вставил свое веское слово Чиун. – Иногда Римо выглядит глупым, но я не так глуп. И я никуда не собираюсь, а особенно во Вьетнам. А Римо слишком высоко ценит своего наставника, чтобы попытаться унизить его. И сейчас я заявляю вам, что даю слово Мастера Синанджу, что Римо не покинет пределов этой страны. Разве что по вашему личному приказу. Ты согласен, Римо?
      – Чиун все сказал за нас обоих, – отозвался Римо. Костяшки его пальцев, сжимающих дверную ручку, побелели. – Лучшей гарантии и желать невозможно.
      – Я рад это слышать. Приятного вам вечера.
      – Наиприятнейшего. – И Римо исчез, словно дверь его проглотила.
      Римо брел по темным улицам городка Рай, штат Нью-Йорк, засунув руки в карманы. Вечер был холодный, но Римо этого не чувствовал. Ветер трепал его черную майку и легкие брюки, но телу было тепло.
      Зато он испытывал гнев.
      – Черт бы побрал этого Смита за то, что он аннулировал мои кредитки! – бормотал Римо себе под нос.
      Это затрудняло первый шаг. Как же ему теперь выбраться из страны, не говоря уже о том, чтобы добраться до Вьетнама. Денег-то нет. Интересно, а как далеко он дойдет пешком? Фонг выбрался из Вьетнама пешком, а ведь Фонг – это не Римо. Впрочем, в последнее время и сам Римо не был прежним Римо. Но за прошедшую неделю, пройдя курс интенсивных тренировок под строгим руководством Чиуна, Римо почувствовал, что с задачей он справится. А теперь ему удалось еще и обмануть Смита с Чиуном, заверив их, что распрощался со своими планами.
      Римо шел, размышляя над своими проблемами, и тут из темной подворотни раздался голос:
      – Ну-ка, вынь руки из карманов, дружище!
      Римо увидел направленный на него хромированный ствол “магнума” 357-го калибра. Сначала он решил просто не обращать на грабителя никакого внимания, но потом передумал.
      Римо остановился. Очень медленно он вынул руки из карманов и обернулся лицом к грабителю.
      – Спокойно, – произнес Римо сдавленным голосом. – Мне не нужны лишние проблемы.
      – Ну, это ты уж слишком, – усмехнулся незнакомец и вышел из темноты. – Что-что, а проблемы у тебя будут. Ну-ка, кинь-ка мне свой бумажник.
      – Прошу вас, мистер, не стреляйте! – взмолился Римо.
      Грабитель подошел поближе. Изо рта у него пахло тухлятиной.
      – Бумажник! – потребовал он.
      Но он слишком близко подошел к Римо. Нога Римо метнулась вперед и пришла в соприкосновение с коленной чашечкой грабителя. Парень заорал, а в глазах у него вспыхнул калейдоскоп огней. Коленку словно разнесло гранатой. А рука его вдруг ни с того ни с сего взметнулась вверх и воткнулась в кирпичную стену. Он попытался было высвободить руку, но не смог.
      – Я же сказал, что мне не нужны лишние проблемы, – произнес Римо ровным голосом. – Я не говорил, что я не люблю проблемы. Люблю. Я не говорил, что не могу справиться с проблемами. Еще как могу, и ты сам это можешь заметить. Колено у тебя сломано, а твоя пушка ушла в глубь кирпичной стены на шесть дюймов, а вместе с ней и рука Я только имел в виду, что у меня нет настроения решать проблемы именно сейчас. Но раз теперь у меня нет иного выхода, то я попытаюсь максимально использовать создавшееся положение.
      Грабитель тупо посмотрел на кирпичную стену. Он увидел, что манжет его кожаной куртки упирается в кирпичи.
      Он отогнул манжет и увидел свое запястье, а сразу за ним – кирпич. Никаких признаков наличия кисти. И в стене не было ни трещин, ни отверстия. Даже известковый раствор, скрепляющий кирпичи, не был поврежден. Впечатление было такое, что его рука вросла в стену. Он почувствовал, что под пальцем находится курок, но решил не нажимать на него. Кто его знает, что из этого выйдет.
      И тогда грабитель взглянул в глаза худощавому парню, который сотворил с ним такое. Мертвые, ничего не выражающие глаза. И решил, что настала пора извиниться.
      – Извините, – сказал грабитель искренне, от чистого сердца.
      – Слишком поздно. Ты испортил мне вечер. Тебе придется компенсировать это.
      – Как? Скажите. Я все сделаю.
      – Мне нужны наличные. И немедленно.
      – В левом кармане брюк. Берите сколько надо. Только оставьте мне деньги на автобус, ладно?
      – Спасибо, – поблагодарил грабителя Римо и достал из кармана брюк бумажник. Черный и толстый. Римо быстро просмотрел содержимое. Тысяча триста долларов смятыми бумажками.
      – А меня-то ты зачем пытался ограбить? – удивился Римо. – У тебя же тут целое состояние.
      – А как ты думаешь, я его сколотил? Или ты считаешь, что я делал прохожим красивые прически?
      – Ну ладно, будем считать, что ты делаешь первый взнос в новый благотворительный фонд. Фонд помощи американским военнопленным. Так уж получилось, что я одновременно его председатель и главный бухгалтер.
      – Я человек щедрый. Не грущу, расставаясь с деньгами.
      – А вот эта кредитная карточка мне, пожалуй, тоже пригодится, – обрадовался Римо и сунул бумажник обратно в карман брюк.
      Грабитель нахмурился.
      – Послушай, имей совесть. Так несправедливо! Это моя собственная кредитная карточка. Я ее не украл. Возьми деньги, ладно? Я сумею заработать еще. Но проблемы с кредитной компанией – это уже лишнее.
      – Считай, что ты Робин Гуд. Ты грабишь богатых и делишься с бедными. Со мной.
      – Это несправедливо!
      – Верно, несправедливо, – признал Римо, уходя прочь. – Пока!
      – Эй! А что мне делать с рукой? Она же так и осталась в стене.
      Римо обернулся.
      – Но у тебя же еще есть зубы.
      – Ну. И что же?
      – Грызи гранит науки.
      Служащая туристического агентства – строгая худощавая блондинка с выражением неприступности на лице была облачена в черный деловой костюм и белую блузку с узеньким черным галстуком. Римо решил про себя, что ему нравится, как локон дрожит у нее над бровью. А глаза – самые яркие, какие ему когда-либо доводилось видеть. Интересно, подумал Римо, а почему у блондинок уши вечно такие, что кажется, будто они их каждый день натирают воском?
      – И куда влекут вас ваши желания? – спросила девушка.
      Римо ответил не сразу. Он решил довериться ей. Он наклонился пониже и позволил ей сполна испытать на себе магнетическое воздействие его мужского обаяния.
      – Скажите мне по секрету, на каком расстоянии от Вьетнама вы можете сбросить меня с парашютом?
      Девушка тоже заговорщически наклонилась. Лицо ее оказалось в нескольких сантиметрах от лица Римо.
      – Вы хотите попасть в Ханой или в Хошимин? – придыханием спросила она.
      – А вы это можете? – Римо опешил.
      – Ага, – ответила девушка. – Мы предлагаем целый пакет услуг. Называется “Трансвьетнамский тур”. Вьетнам остро нуждается в туристах и в их долларах. Разумеется, прямых рейсов отсюда до Вьетнама нет.
      – Разумеется, – повторил Римо, недоуменно моргая. Что-то уж больно легко все получается.
      – Но мы можем дать вам билет до Бангкока, там вы пересядете на другой самолет. Продолжительность всего тура – две недели, питание и проживание включены в общую стоимость тура.
      – Я возьму еду с собой, – возразил Римо. – Я уже ел вьетнамскую пищу.
      – А, так вы там были? Во время войны?
      – Неужели по мне это так явно видно? – удивился Римо.
      – Нет, по вам не скажешь. На вид вы слишком молоды для этого. Но этот тур пользуется большой популярностью у ветеранов. Ностальгия – понимаете?
      – Ностальгия – страшная штука, – отозвался Римо, припомнив годы, проведенные во Вьетнаме.
      – Итак, Ханой или Хошимин?
      – Хошимин – это то, что раньше называлось Сайгоном?
      – Ага. – Блондинка облизнула губы.
      – Беру.
      – Когда вы хотите вылететь? – спросила девушка и вызвала на монитор компьютера расписание.
      – Когда ближайший рейс?
      – Ну, есть рейс сегодня вечером, но очевидно…
      – Беру, – поспешно сказал Римо.
      – Вам понадобится еще билет на самолет до международного аэропорта имени Кеннеди.
      – Первый класс, – потребовал Римо. – И на все остальные – тоже. За меня платит мой друг.
      Блондинка удивленно вскинула подведенные брови и принялась за работу.
      – Чем будете платить? – поинтересовалась она.
      – Кредитной картой, – ответил Римо и выложил карточку на стойку таким жестом, каким игрок в бридж выкладывает козыря.
      Блондинка взяла карточку и стала заносить информацию в компьютер. Минуту спустя она выложила перед Римо целую пачку авиабилетов.
      – Вот ваши билеты, мистер Кранковски. Я правильно произнесла вашу фамилию?
      – Кранковски? Отлично, – ответил Римо и сунул квитанцию в карман. Девушка забыла сверить подпись. Ловко!
      – Ну, если вы хотите успеть на девятичасовой самолет, то, думаю, вам пора идти. Жаль, очень жаль. А я-то надеялась, что мы могли бы вместе выпить. Я уже заканчиваю на сегодня.
      Римо поднялся.
      – В другой раз. Обещаю.
      – Да, кстати, не забудьте свою кредитную карточку, Майкл. Как вас зовут друзья – Микки или Майк?
      – Римо.
      – Римо? – Брови девушки изумленно выгнулись.
      – Это мой сценический псевдоним, – пояснил Римо. – Римо Великий и Ужасный. Я профессиональный маг и волшебник. Я объездил все континенты.
      – Ах! – мечтательно воскликнула девушка. – А в чем заключается ваше волшебство?
      – Сейчас я покажу вам фокус с исчезновением.

      У Сайгона изменилось не только название.
      Римо поселился в отеле “Тхонг Нат” – одном из немногих сколько-нибудь приличных отелей в городе, который теперь назывался Хошимин. Багажа у Римо не было, и переодеться он не мог. Он плюхнулся на кровать и включил телевизор “Вьетносоник” местного производства. Каналов было всего два. По одному вещала женщина со скрипучим голосом и гладко зачесанными волосами. Она нудно что-то вещала, а на экране рядом с ее лицом появлялись фотографии, рисующие трудовые будни вьетнамского крестьянства, наслаждающегося счастьем жизни в социалистическом раю. Римо недостаточно владел вьетнамским, чтобы понять, что именно говорит женщина. По другому каналу показывали мультфильм. Стайка мышей в черных пижамах атаковала группу котов в американской военной форме, размахивающих потрепанным американским флагом. Мыши явно одерживали верх.
      Римо выключил телевизор, открыл окно и выглянул наружу. Запах у Сайгона – как бы его теперь ни называли – остался прежним. Такой же запах и у Чайнатауна в Нью-Йорке. Раньше улицы города были запружены крохотными автомобилями и военными машинами. Теперь все пересели на велосипеды. Римо смотрел на улицу в течение двадцати минут и смог заметить только одну машину. И только два мопеда, а раньше их бывало видимо-невидимо. Что бы там ни принесли коммунистические санта-клаусы на Юг, благосостояния в их мешке явно не оказалось.
      В углу комнаты стоял небольшой холодильник. Римо открыл его. В холодильнике были бутылки с подозрительной на вид водой, несколько бутылок пива “Вьет Мин” и баночки, на которых по-английски и по-вьетнамски было написано “Нектар из сока дынной травы” – что бы это ни означало.
      Римо решил, что безопаснее всего будет выпить воды. Он ошибся. Глотнув лишь раз, он потом долго отплевывался в ванной.
      – Ладно, может, хоть дождь пойдет, – пробормотал он себе под нос.
      Хрипло задребезжал телефон.
      – Мистер Кранковски? – дежурный по гостинице произнес это имя, донельзя его исковеркав.
      – Да, это я, – ответил Римо.
      – Группа отправляется через десять минут.
      – Вы, ребята, не даете туристам времени, чтобы хоть немного освоиться.
      – У группы очень жесткий график. Пожалуйста, спуститесь вниз через десять минут.
      – О’кей, – уступил Римо и повесил трубку. Потом взял в руки брошюрку, расписывающую все прелести Трансвьетнамского тура. В программу входила поездка в сопровождении гида по некоторым этапам “Тропы Хо Ши Мина”, а на десерт – три роскошных дня в Ханое, бывшей столице Северного Вьетнама. Римо нечего было делать в Ханое. Он планировал отколоться от группы, как только окажется поближе к Камбодже.
      Выйдя из номера и спустившись в вестибюль, Римо обнаружил, что в состав тургруппы входят несколько человек из Советского Союза, семейная пара из Восточной Германии и один коренастый мужчина средних лет, утверждавший, что он из Северной Каролины.
      Американец явно нервничал и старался держаться поближе к Римо.
      – Я чертовски рад встретить соотечественника в этой поездке, дружище!
      – Взаимно, – без особого восторга отозвался Римо.
      Он решил не слишком сближаться с этим американцем. Это может только усложнить его задачу.
      – Держись меня, парень, и я расскажу тебе про войну. Я был тут в те времена. Я был в службе тылового обеспечения – СТО. Знаешь, что это такое?
      – Сраные тыловые ошметки, – невозмутимо ответил Римо. – Я тоже был во Вьетнаме.
      – Ты что, за нос меня водишь? Ты не мог тут быть. В армию не призывали восьмилетних мальчишек.
      – Я служил в морской пехоте. Первый батальон двадцать шестого полка.
      – Не врешь?
      – Не вру.
      – А на вид тебе – сколько – двадцать восемь?
      – Сколько мне на вид и сколько на самом деле – это не одно и то же.
      – Ладно, поверю тебе на слово. А вот, похоже, и наш автобус. Интересно, его так покрасили, или он проржавел от сырости?
      Римо не ответил. Поднявшись в автобус, он нарочито выбрал такое место, рядом с которым было кресло без сиденья. Мужчина из Северной Каролины нахмурился, но понял намек правильно. Он сел сзади, и автобус, скрипя и содрогаясь, покатился по изрытым ухабами улицам, проехал мимо ворот дворца Док Лап и направился на север. Римо задумчиво глядел в окно. Его удивляло, что он так запросто взял да и выболтал незнакомому человеку о своем военном прошлом. Но это произошло непроизвольно. Когда-то давно Римо очень гордился тем, что служил в морской пехоте, но это было в те времена, когда Вьетнам разом перечеркнул его прошлое и довьетнамская жизнь стала казаться ему какой-то ничтожной и совсем детской. Это все равно что сравнивать золотую звездочку, которую тебе дали за правильно написанную контрольную в третьем классе и Почетную медаль Конгресса.
      Асфальт кончился, и автобус покатился по грунтовой дороге. Исчезли и дома; кругом пошли поля сахарного тростника. Круглолицый гид, сидевший рядом с водителем, развернулся в своем кресле и окинул взглядом группу. Потом взял микрофон и представился. Его звали мистер Хом. Потом он начал говорить – попеременно по-немецки, по-русски и по-английски. На всех трех языках он говорил одно и то же: как народы Северного и Южного Вьетнама наконец объединились после долгих лет вынужденного раздельного существования по вине американских империалистов. Римо отключился, чтобы не слушать, и принялся думать о своем собственном далеком прошлом. Когда автобус проехал мимо небольшого участка, где росла слоновая трава, желудок Римо непроизвольно конвульсивно дернулся. Страх. Он уже давно не испытывал страха. Чувство страха означало, что курс тренировок не восстановил полностью его способности. “Неужели я слишком рано уехал из Америки?” – подумал Римо.
      А мистер Хом все что-то вещал. Римо чувствовал, как прошедшие годы словно тают и он возвращается в год 1968-й. И вдруг ему в голову пришла мысль – очень простая мысль. Он всегда считал, что его жизнь поделена на две части и каждая существует отдельно, сама по себе. Как если бы в нем жили два человека, имеющие общие воспоминания. Старая жизнь кончилась, когда его арестовали за преступление, которого он не совершал, и приговорили к казни на электрическом стуле. Его тогда подставили, и подставил не кто иной, как доктор Харолд В. Смит. Именно так Римо Уильямс, бывший полицейский из Ньюарка, попал на службу в КЮРЕ.
      Все это принадлежало его прошлой жизни. Было лишь одно связующее звено. Сотрудник ЦРУ по имени Кон Макклири, с которым Римо встречался еще во Вьетнаме. Тогда Римо по приказу Макклири в одиночку выполнил чрезвычайно сложное и важное задание – задание, для выполнения которого, по идее, требовался целый батальон. Он атаковал деревню и сумел заполучить важные секретные документы, прежде чем вьетконговцы успели их сжечь.
      Позднее Макклири – ныне покойный – начал работать на Харолда Смита. А когда организации КЮРЕ потребовался человек, способный в одиночку решать задачи целой армии, Макклири припомнил крутого бойца морской пехоты по имени Римо Уильямс.
      Да, как сквозь сон, подумал Римо. Вот оно, связующее звено. В некотором смысле вся его сегодняшняя жизнь началась во Вьетнаме. И теперь он вернулся.
      В автобусе было жарко. Гид нес какую-то дребедень насчет интернационального долга вьетнамского народа, и в тон ему за окнами автобуса стрекотали насекомые. И в этом стрекотании было куда больше смысла. Римо задремал.
      Спустя несколько часов мотор загудел в иной тональности, а автобус, грохоча пуще прежнего, съехал с дороги. Римо проснулся и часто-часто заморгал. Его самого удивило, каким разбитым он себя чувствовал. Может быть, дело в жаре. Но потом он вспомнил – и воспоминание пришло не сразу, – что он теперь Мастер Синанджу. А это значит, что он может нагишом пересечь хоть Сахару, хоть Антарктиду и не почувствовать при этом никакого дискомфорта.
      – Добро пожаловать в Народный воспитательно-трудовой и образовательный лагерь номер сорок семь! – возгласил мистер Хом. – Сейчас мы покажем вам, как много добра мы сделали для бывших слуг марионеточного режима Южного Вьетнама, попавших под тлетворное влияние империалистического Запада.
      Римо скорчил гримасу. Хома он рассматривал как коммунистического пропагандиста низового звена, но решил не связываться с ним и не привлекать к себе внимания, какими бы оскорбительными ни были его слова. Римо не хотелось, чтобы его отсутствие, когда он удерет, было сразу замечено.
      Лагерь представлял собой прямоугольный участок земли, обнесенный забором из металлической сетки, на котором разместились несколько длинных некрашеных бараков. На мачте развевался вьетнамский флаг – желтая звезда на красном поле.
      – Прошу вас, следуйте за мной, – командирским тоном приказал мистер Хом. По-английски он изъяснялся со слащавым птичьим акцентом.
      Римо старался держаться в хвосте группы. Автобус стоял возле ворот, охранявшихся двумя солдатами в касках.
      Туристов провели на территорию лагеря. Не было ни сторожевых башен, ни колючей проволоки. Ясно, что это заведение охраняется не слишком строго. Интересно, а в лагерь для военнопленных будет так же легко проникнуть? – спросил себя Римо. Вероятно, нет. Здесь, куда их сейчас привезли, все специально устроено так, чтобы произвести благоприятное впечатление на иностранцев.
      Мистер Хом вел за собой группу, не умолкая ни на минуту. В руках у него был микрофон, подсоединенный к громкоговорителю, висящему на плече. Он, похоже, не полагался на то, что его будут слушать, если уровень децибел станет ниже предельно допустимого.
      – Когда наша славная Народно-освободительная армия освободила город Хошимин, – вещал Хом, – мы обнаружили, что западное влияние сильно развратило многих наших соотечественников. Они слишком долго находились под гнетом империализма и стали ленивыми и расслабленными. Поддались на удочку американской пропаганды. Они не хотели работать. Но мы были так добры к ним, что привезли сюда и научили, как надо работать.
      Глядя на круглое гладкое лицо мистера Хома, Римо подумал, что все это, наверное, произошло еще тогда, когда сам Хом был в пеленках. Но говорил он таким тоном, как будто это именно ему принадлежит заслуга в осуществлении политики родной партии и правительства.
      Мистер Хом подвел туристов к одному из бараков, и все поднялись по грубым деревянным ступеням крыльца. В бараке находилось множество вьетнамцев. Все они сидели за длинными столами. Одни плели корзины, другие мастерили резиновые шлепанцы из кусков старых автомобильных покрышек. Когда туристы вошли в барак, работающие вьетнамцы подняли на них глаза – печальные и опустошенные.
      – Многие из них раньше были преступниками и проститутками, – пояснил мистер Хом, немного убавив громкость своего микрофона, чтобы не заглушать собственные слова. – Каждый день они встают рано утром, посещают политзанятия, а потом занимаются посильным общественно полезным трудом. Очень скоро все они станут полноправными членами общества.
      Сравнив умные лица пленников с тупыми рожами солдат и еще более тупой физиономией мистера Хома, Римо не удержался от замечания:
      – Сайгон был захвачен в семьдесят пятом году, то есть более десяти лет назад. Почему этих людей до сих пор держат здесь?
      Мистер Хом резко развернулся и впился своими цепкими глазами в лица туристов.
      – Кто это сказал? Вы – американец?
      – Да, – невозмутимо отозвался Римо. – Я американец.
      – Ваш вопрос абсолютно неуместен! Но я все же на него отвечу, чтобы все знали. Эти люди упорствуют в своих заблуждениях. Они пока еще не готовы войти в социалистическое общество на правах его достойных членов. А здесь они приносят пользу – и государству, и самим себе.
      – Они больше похожи на политзаключенных или на военнопленных.
      – Их освободили. Менее прогрессивный и просвещенный режим их, наверное, казнил бы.
      – Ага, – заметил Римо, вкладывая в свои слова особый смысл. – А ваш режим такой прогрессивный и просвещенный, что не держит военнопленных. Никаких военнопленных.
      – Да, именно так.
      Мистер Хом решил, что ему удалось убедить Римо. Он вернулся к туристам, чувствуя удовлетворение оттого, что ему удалось поставить на место этого темноглазого американца. Он повторил свое объяснение по-немецки. Потом по-русски. Русские согласно закивали головами.
      Римо обогнул группу туристов и подошел к одному из столов. Ближе всех к нему сидела и плела корзину женщина средних лет с начавшими седеть волосами, затянутыми в узел на затылке.
      – Вы говорите по-английски? – шепотом поинтересовался Римо.
      Женщина легонько кивнула, не поднимая глаз.
      – Чем вы занимались до войны?
      – Я была учительницей, – ответила женщина тихо, не громче выдоха, но Римо расслышал.
      – А вы кто? – обратился Римо к мужчине в роговых очках.
      – Инженер.
      – Хотите что-нибудь сказать миру? Я передам.
      – Да. Скажите американцам: пусть возвращаются, – проговорил мужчина. Женщина согласно кивнула. Закивали и другие.
      Один из охранников заметил, что Римо ведет беседу с заключенными, подскочил к ним и ударил женщину по лицу. Римо ударил его в ответ. Солдат полетел в одну сторону, его автомат – в другую. Каска ударилась о стену. Раздался звук, подобный удару гонга.
      – Что там такое?! – взвизгнул мистер Хом.
      – Этот прогрессивный просвещенный коммунист ударил пожилую женщину без всяких причин, – пояснил Римо.
      – Ложь! Вьетнамцы бьют женщин только тогда, когда на это есть веские политические причины. Что вы здесь делаете, американец? Возвращайтесь к своей группе. Разговаривать с обитателями лагеря не разрешается.
      – А почему бы мне не подождать вас снаружи? – предложил Римо.
      Мистер Хом напрягся. Он переводил взгляд с Римо на других туристов, явно пытаясь сообразить, как в этой ситуации произвести наилучшее впечатление на иностранных гостей. В конце концов он неохотно кивнул:
      – Подождите на крыльце. Мы скоро выйдем.
      – Можете не спешить, – заверил его Римо и пошел к двери, по пути намеренно наступив на живот лежащего без чувств охранника.
      Римо вышел на крыльцо и стал наблюдать, как за кромкой деревьев садится солнце. Он потер воспаленные глаза.
      Римо чувствовал себя совершенно разбитым и поначалу приписал это воздействию смены часовых поясов, но потом вспомнил, что смена часовых поясов не оказывает на него никакого воздействия вот уже многие годы.
      Римо заметил, что соседние бараки не охраняются. Он осторожно подошел к одному из них и прислонился ухом к двери. За дверью было слышно дыхание и негромкие голоса. Римо подошел к окну и заглянул внутрь.
      На него смотрело мужское лицо с европейскими чертами и голубыми глазами. Увидев Римо, мужчина пришел в состояние шока.
      – Американец! Американец! – закричал он по-английски. – Ты пришел освободить!
      – Именно так! – ответил Римо, ухватился за оконную раму, легонько потряс ее, и она выскочила из стены.
      Римо помог мужчине вылезти через окно. Он был одет в черные одежды вьетнамского крестьянина. Волосы у него были черные, как у вьетнамца, но кожа светлая.
      – Где вертолеты? – спросил он с типично вьетнамским акцентом.
      – Какие вертолеты? – не понял Римо.
      – Вертолеты свободы! Ты американец. Ты пришел освободить Вьетнам?
      – Не совсем так, – ответил Римо, и в этот момент в окне показались еще два лица. У одного были типично вьетнамские черты, но кожа шоколадного цвета. Еще одно лицо принадлежало девушке. Кожа у нее была смуглая, как у вьетнамки, но лицо покрыто веснушками, а глаза – огромные, зеленые и типично ирландские.
      – Сколько же вас здесь? – удивился Римо.
      – Двадцать.
      – Но вы ведь не военнопленные, как я понимаю?
      – Да, да, пленные. Давно пленные.
      – Вы не американские военнопленные, – разочарованно произнес Римо.
      Тут из окна посыпались и остальные заключенные. Они взволнованно переговаривались и старались держаться друг за друга. Римо огляделся по сторонам. Пока охранников видно не было. Но учитывая, какой стоял гвалт, они не замедлят явиться.
      Юноша, которого Римо увидел первым, дергал его за майку и взволнованно говорил:
      – Да, да.
      – Что “да-да”? – не понял Римо.
      – Да. Американцы. Наполовину.
      – Наполовину?
      Тут из соседнего барака показались туристы, ведомые мистером Хомом. Мистер Хом увидел Римо и крикнул что-то по-вьетнамски” Откуда ни возьмись набежали охранники, вид у них был при этом несколько ошарашенный.
      Хом указывал на Римо и на отверстие в стене, через которое продолжали вылезать юноши и девушки, одетые в лохмотья. Охранники наконец собрались с духом и окружили своего лидера.
      Мистер Хом направился к Римо в сопровождении охранников. Солдаты держали автоматы на изготовку. Хом размахивал руками, как пеликан, пытающийся взлететь.
      – Вы нарушаете правила поведения в лагере! – орал Хом. – Вы нарушаете правила поведения! Это возмутительно. Вы не должны были встречаться с этими людьми. Зачем вы это сделали?
      – Я думал, что освобождаю американских военнопленных.
      Хом разозлился еще больше.
      – Никаких американских военнопленных во Вьетнаме нет! – завопил он. – Мы не такие, как вы! Вы бомбили нас, но мы вам это простили. А эти люди – “буй дой”, отбросы общества. Вы их называете амеразийцами. Это незаконнорожденные дети сайгонских проституток и американских солдат-убийц.
      – А они утверждают, что они заключенные, – возразил Римо.
      Юные пленники окружили его плотной группой. Девушка с испуганными зелеными глазами крепко вцепилась в его майку. На вил ей было лет девятнадцать. Лицо ее исказил страх.
      – Ложь! Они находятся тут, потому что они никому не нужны. А мы кормим их и обеспечиваем работой. Они нам благодарны.
      – Возьми нас с собой, американец, – шептали заключенные. – Возьми нас в Америку.
      – Слышите? Мне кажется, это говорит само за себя, – произнес свой вердикт Римо и скрестил руки на груди, не обращая никакого внимания на направленные на него стволы автоматов.
      – Вы очень наглый американец, – заметил мистер Хом. – Вы плюете на щедрость и гостеприимство вьетнамского народа. Вам лучше вернуться в Америку. Здесь вы ничему не сможете научиться.
      – А я приехал сюда не затем, чтобы верить вашей пропаганде, – заявил Римо. – И не сойду с места, пока не буду уверен, что с этими ребятами не случится ничего дурного.
      Мистер Хом был в явном замешательстве. Он чувствовал, что глаза всех туристов устремлены на него. Следующие его слова были полны сарказма:
      – Возможно, вы до сих пор переживаете из-за того, что вам пришлось отступить под натиском победоносной Народно-освободительной армии. А?
      – Припомните хорошенько. Мы не отступили, – возразил Римо. – Мы заключили мирный договор в Париже. Вы обещали оставаться на Севере, а наши люди – на Юге. Вам понадобился всего год, чтобы набраться смелости и нарушить договор.
      – Мы освободили Юг, – жестко сказал Хом.
      – Вы не могли победить нас на поле боя и поэтому обманом вынудили нас заключить мирный договор, который вы никогда не собирались соблюдать. А потом нанесли нам и нашим союзникам удар в спину.
      – Мы победили.
      – Может быть, ничего еще не закончилось, – произнес Римо таким тоном, что мистер Хом непроизвольно вытер вспотевшие ладони о полотняные брюки.
      Потом он выкрикнул по-вьетнамски какой-то приказ. Охранники опустили автоматы. Двое скрылись за углом и вернулись на “лендровере”.
      – Вас отвезут в Хошимин, – не терпящим возражений тоном заявил мистер Хом. – Там вам вернут деньги за тур и посадят на самолет, покидающий пределы Вьетнама. Быть может, настанет день, когда вы сумеете оценить доброжелательность вьетнамского народа, его умение прощать, и тогда, может быть, мы позволим вам вернуться сюда.
      Понимая, что в данной ситуации он ничего не может сделать для детей американских солдат, Римо пожал плечами так, словно все это его не касалось.
      – О’кей, – равнодушно сказал он, обернулся и посмотрел на полуамериканские-полувьетнамские лица. – Извините, – произнес он громко. И шепотом добавил: – Держитесь. Я вернусь!
      Римо позволил охранникам отвести себя к “лендроверу” и вывезти за пределы лагеря. Долго еще он слышал за своей спиной голос мистера Хома, многократно усиленный громкоговорителем. Хом объяснял туристам, что в Америке до сих пор многие не могут смириться с тем, что им не удалось навязать свою волю вьетнамскому народу. Но тысячелетия борьбы закалили дух Вьетнама. И никто и никогда не сможет разделить народ, объединившийся благодаря героическим усилиям истинных патриотов.

      Не успели они проехать и мили, как внезапно наступила темнота. Римо вспомнил, что так оно всегда и бывает в джунглях.
      Солдаты сидели впереди, Римо – на заднем сиденье. Водитель внимательно вглядывался в дорогу. Кругом стояла непроглядная тьма, разрываемая только лучами фар. Римо наклонился вперед и сжал солдату шею. Тело солдата обмякло. Римо поддерживал его, чтобы тот не упал. “Лендровер” продолжал катиться вперед по ухабистой дороге.
      Когда водитель замедлил ход перед крутым поворотом, Римо нанес ему по каске удар кулаком – как деревянной колотушкой по колоколу. Водитель упал, как марионетка, у которой разом оборвались все нити. Римо выкинул его из машины, сел за руль, нажал на тормоза, вышвырнул и второго солдата и развернул “лендровер” на сто восемьдесят градусов.
      Римо ехал назад по той же дороге, пока не узнал сухое банановое дерево рядом с трудовым лагерем. Тогда он съехал на обочину, вылез из машины, подкрался к проволочному забору и, как кошка, перемахнул через него.
      Римо крадучись пробирался по территории лагеря, стараясь держаться подальше от освещенных мест. То сонное состояние, в котором он пребывал весь день, полностью улетучилось. Он снова чувствовал себя в форме. В конце концов, может, и правда это на него так жара подействовала.
      Туристы ужинали в деревянном домике, позади которого Римо заметил несколько “лендроверов” и грузовик с крытым брезентом кузовом. Римо разумно рассудил, что раз в этом здании находится столовая, значит, и кухня должна быть здесь же. Он проскользнул к двери и легонько к ней прикоснулся. Дверь открылась. Возле печи стоял пожилой повар и вынимал из огромной духовки свежеиспеченный хлеб. Римо бесшумно подошел к буфету и осмотрел его содержимое. Когда, так никем и не замеченный, он выходил из кухни, под мышкой у него были два холщовых мешка.
      Сахара было как раз достаточно, чтобы засыпать его в бензобаки всех стоявших за домом машин. Покончив с этим, Римо направился к бараку, где держали детей американских солдат. Охранник в зеленой форме заколачивал бамбуковыми палками оконный проем, из которого Римо вырвал раму. Римо отправил его спать одним резким ударом, быстро-быстро отодрал бамбуковые палки и заглянул внутрь.
      – Следующий автобус отправляется через несколько минут, – объявил он. – Билеты можете купить в салоне.
      Молодые люди попрыгали из окна, как белки. Самым юным Римо помог перебраться через высокий подоконник. Когда все уже были снаружи, Римо прижал палец к губам, показывая ребятам, чтобы соблюдали тишину.
      – Теперь слушайте меня внимательно. Я вывезу вас отсюда. Дальше вы будете искать дорогу самостоятельно. Понятно?
      Молодые люди закивали. В глазах их светилась благодарность.
      Римо скомандовал:
      – Строимся в колонну по одному, и – за мной! Не толкайтесь.
      Он повел их темными закоулками от барака к бараку, и наконец они добрались до крайнего. Ворота лагеря были уже близко. Римо приказал молодым людям притаиться, а сам направился к часовому.
      Римо уже почти дошел до него, как вдруг споткнулся о камень. И это было очень странно. Он обязан был заметить этот камень! И даже если бы он его не увидел, все равно за мгновение до соприкосновения должен был почувствовать препятствие. В его подготовку входила и способность не обнаруживать свое присутствие. Но на этот раз он себя выдал.
      Часовой резко развернулся. АК-47 висел у него на плече. Он вскинул автомат. Но Римо оказался проворнее. Он ухватил автомат за приклад и за ствол и резко крутанул. Часовой взмыл в воздух. Римо крутанул автомат еще раза три, и ремень порвался. Часовой перелетел через забор, ударился о верхние ветки росшего рядом с воротами дерева, упал на землю и замер.
      Римо взломал замок, пинком ноги распахнул ворота и махнул рукой молодым людям, чтобы бежали к нему.
      Они побежали было по одному, но вид открытых ворот словно опьянил их. То, что начиналось как хорошо организованная операция, превратилось в неуправляемый процесс.
      Римо, не выпуская из рук автомата, дернул рычаг, открывающий дверь автобуса. Потом сел за руль, а молодые люди расселись в салоне и притаились. Римо закоротил провода зажигания, и автобус тронулся.
      Как только раздался шум мотора, в лагере поднялась суматоха. Кто-то кричал, кто-то пытался завести моторы, но моторы не заводились. Сахар сделал свое дело. Римо усмехнулся.
      В зеркальце заднего обзора Римо видел, как на дорогу высыпали солдаты. Некоторые из них стали прицеливаться – кто стоя на колене, кто в полный рост.
      Мистер Хом, размахивая руками, словно встревоженный пеликан, носился вокруг, выбивая из рук солдат автоматы. При этом он еще и ругался на чем свет стоит и постоянно махал руками в сторону туристов, которые, разинув рот, наблюдали за тем, как мужественные солдаты нового социалистического Вьетнама пытаются организовать преследование, не имея никаких транспортных средств.
      Римо снова усмехнулся. Случившееся напомнило ему, как в 1967 году он похитил северо-вьетнамский танк прямо из-под носа у заснувшего экипажа. Сейчас, сидя в угнанном автобусе, он до конца выжимал педаль акселератора, направляясь вслед за ушедшим солнцем в сторону Камбоджи.
      Проехав несколько миль, Римо наткнулся на дорожный пост.
      Два “лендровера” стояли нос к носу, перегородив дорогу. Десятка полтора солдат держали автоматы на изготовку. Их вид напомнил Римо старые картины, изображающие английских солдат в красных мундирах, стоящих по стойке смирно и ожидающих появления американских партизан. А американские партизаны тем временем расстреливали их из засады. Римо что-то пробормотал себе под нос и замедлил ход. Вьетнамцы пытаются вести себя как настоящие солдаты. И в этом их ошибка.
      – Всем лечь на пол! – рявкнул Римо, обращаясь к своим пассажирам. Одной рукой он ухватился за ручку двери, а другой – за автомат. Потом вдруг осекся и недоуменно спросил себя самого: – Что это, черт побери, я делаю?
      Чиун убил бы его, если бы увидел, что Римо пользуется огнестрельным оружием. Римо отложил автомат, вылез из автобуса и встал, освещенный фарами, чтобы все видели, что в руках у него ничего нет.
      Направляясь в сторону миниатюрных, почти игрушечных солдатиков, Римо улыбался.
      – Скажите, это “Дорога на Мандалай”? – добродушно поинтересовался он. – Или я попал не в то кино?
      Раздались щелчки полутора десятков предохранителей.
      – Да, так я и знал, – заметил Римо. – Это другой фильм. Мне нужен “Тарзан в джунглях Вьетнама”.
      И совершенно неожиданно для солдат, не выдав себя ни малейшим движением, Римо исчез.
      Вьетнамские солдаты в недоумении заморгали. Офицер выкрикнул какой-то приказ. Солдаты строем двинулись вперед.
      Римо притаился в ветвях нависающего над дорогой дерева. Глядя сверху вниз на вьетнамцев, он снова припомнил красные мундиры английских солдат на картинке. Впрочем, эти солдаты были зеленые. И дело не только в цвете их формы. Римо нашел крепкую лиану, проверил, насколько она прочна, и, держась за нее, спрыгнул с ветки.
      Он врезался в строй солдат, как маятник, сбивающий костяшки домино. Солдат, шедший первым, так и не понял, что на него обрушилось. Второй – тоже. Какая-то сила отбросила его на следующего, а тот стукнулся каской о четвертого. Эта цепная реакция падающих солдатиков могла бы вызвать смех, если бы не сопровождалась беспорядочной стрельбой. Нервные пальцы жали на курки, листья гевеи сыпались на дорогу, толстые сучья разлетались в щепки, на стволах выступал густой белый сок. Вьетнамцы ругались на чем свет стоит, но это им не помогало.
      Когда все уже валялись на дороге, Римо серией легких, как трепыхание крыльев бабочки, ударов отправил спать тех, кто еще находился в сознании. Потом знаком показал, что ему нужна помощь. Юные дети американских солдат оттащили тела в кювет и забрали себе оружие. Римо подогнал “лендроверы” к автобусу и начал перекачивать бензин в канистры. Тем временем из кустов показались юные полувьетнамцы-полуамериканцы, отирая кровь со штыков своих недавно приобретенных автоматов.
      Что ж, на войне как на войне, пожал плечами Римо.
      Он перекачал весь бензин, поторопил своих юных друзей и снова сел за руль.
      – Следующая остановка – Камбоджа, – объявил он. – Или как там теперь ее называют?
      Юные пассажиры нервно засмеялись. Все вместе они являли собой довольно странное зрелище. Европейские лица с раскосыми глазами. Азиатские лица с круглыми глазами. Белые, коричневые, черные. И у всех был одинаково потерянный вид.
      Ржавый дорожный знак указал Римо, что он находится на шоссе номер тринадцать, что раньше называлось Дорогой мира. Если память Римо не подводила, то эта дорога вела к камбоджийской границе. Римо приготовился к долгому переезду.
      Несколько часов спустя Римо увидел в зеркальце заднего обзора военный “лендровер” и снова приказал своим пассажирам лечь на пол. Они мгновенно повиновались ему, выкрикивая при этом:
      – Давай, американец! Давай!
      Римо это понравилось, и он приободрился.
      “Лендровер” поравнялся с автобусом. Он несся вперед, как таракан на бегах. Римо ждал, пока кто-нибудь в военной форме не прикажет ему свернуть с дороги.
      Приказали. Римо повиновался. Он свернул. Прямо на “лендровер”. Машину занесло, офицер вылетел из нее и покатился по щебенке, несколько раз перекувырнувшись, а одежда сползла с него, как листья с початка кукурузы. “Лендровер” потерял управление и врезался в дерево.
      – Ура, американец! Вперед, американский солдат! – закричали юные друзья Римо.
      Потом долгое время их никто не тревожил. Но вот шум мотора автобуса заглушило стрекотание вертолета.
      Римо притормозил и вгляделся в небо.
      – Кто-нибудь видит вертолет? – спросил он.
      Все окна в автобусе распахнулись, и юные головы повысовывались наружу, задрав лица в небо.
      Стрекот вертолета все приближался и раздавался, казалось, сразу со всех сторон. Римо понял, что вертолет совсем рядом. Но где же он?
      Вертолет – Римо признал в нем тяжелую машину советского производства – неожиданно вынырнул из-за зеленого холма, и пассажиры автобуса, сидящие справа; закричали, что видят его.
      – Ну, спасибо, – пробормотал Римо себе под нос. А вслух спросил: – Кто-нибудь может его сбить?
      Спутники Римо попытались это сделать. Автоматные очереди прошили небо. Но громада вертолета с оглушающим ревом пронеслась над самой головой и скрылась из виду.
      – Есть успехи? – поинтересовался Римо.
      – Нет, – ответил высокий голос. – Мы еще попытаемся.
      – В следующий раз постарайтесь не промахнуться. А то он сам начнет стрелять, – предупредил ребят Римо.
      Дети американских солдат с автоматами в руках перебрались на левую сторону. Тех, кому оружия не хватило, уложили на пол. Автобус ощетинился автоматными стволами, направленными в небо. Римо обратил внимание на девушку с веснушчатым лицом, которую уже видел раньше. Она лежала на полу, руки ее были стиснуты, а губы беззвучно шевелились. Девушка молилась своим предкам.
      Римо настороженно прислушался. Гул вертолета затихал вдали. Потом тон звука изменился.
      – Слушайте меня внимательно. Вертолет возвращается. Я остановлю автобус. Так вам легче будет целиться. Но и им будет легче попасть в нас, так что не промахнитесь.
      – О’кей, – ответили ему по-английски с вьетнамским акцентом. Вьетнамский акцент совсем не вязался с американскими лицами.
      В темной синеве ночного неба вертолет казался неясным пятном. Он рос, нагоняя автобус. Римо нажал на тормоза. Юноши открыли беспорядочный огонь.
      – Пусть подлетит поближе! – крикнул Римо. – Не тратьте зря патроны.
      – Мы пытаемся.
      – Черт побери! – выругался Римо и снова выжал педаль акселератора.
      Стоять на дороге – значит, дать себя перестрелять. А на ходу эти ребята никогда не собьют вертолет. И тут взгляд его упал на АК-47, который он бросил рядом с сиденьем. Ладно, пусть Чиун думает что хочет!
      Римо рванул на себя ручку двери и поднял автомат. Установил переключатель на стрельбу одиночными выстрелами и прицелился. Держать в руках оружие было неудобно – он совсем отвык от этого. Ему казалось, что это не автомат, а кусок рельса. Он слегка поводил стволом, описывая мушкой круги, пытаясь поймать в перекрестье приближающийся вертолет. Круги стали сужаться, и вот уже Римо почувствовал, как ствол автомата содрогается будто в такт стуку моторов. Эта дрожь передавалась дальше – в руку Римо, а оттуда в мозг. И биение становилось все сильнее и сильнее, пока Римо не почувствовал, где находится самый центр вертолета. Когда Римо увидел темные очки пилота, он выстрелил. Всего один раз. И опустил автомат.
      Казалось, что ничего не случилось. Юноши продолжали беспорядочную стрельбу, но Римо знал, что это уже не имеет никакого значения. Что должно было случиться, случилось.
      Пилот еще держался за штурвал, но подбородок его был неестественно задран вверх. Вертолет закружился на месте, закачался, затем неожиданно развернулся на сто восемьдесят градусов. Пилот больше не контролировал машину.
      Вертолет качался из стороны в сторону и вдруг носом вниз рухнул на землю. Взрыв – и оранжевый огненный шар взметнулся в небо. Вертолет исчез в дыму и пламени. Раздались крики.
      – О’кей, поехали! – скомандовал Римо, возвращаясь за руль. Автобус покатил дальше.
      Восходящее солнце освещало его непроницаемое лицо. И хотя Мастер Синанджу рад был снова ощутить солнечное тепло после прохлады ночи, он все же не открывал карих глаз.
      Приближались шаги Харолда Смита. Легкое поскрипывание правого колена, вызванное начинающимся артритом, на сей раз звучало громче, чем раньше. Но даже и ради Императора Мастер Синанджу не открыл глаз.
      – Э-э… Мастер Синанджу, – негромко позвал Смит.
      – Я не сплю.
      – Это хорошо.
      – Но я не сдвинулся с места после нашей последней беседы. Я так и проспал всю ночь в этом положении:
      – Это ваше право.
      – Нет! – сорвалось с сухих, как пергамент, губ Чиуна. – Это мой позор. Это моя вина, моя ответственность, мое искупление. Но не мое право. Ни в коем случае не мое право.
      – Да, – согласился Смит и внимательно взглянул на хрупкую фигурку Мастера Синанджу, сидящего на посыпанной гравием плоской крыше санатория “Фолкрофт”.
      На Чиуне было легкое белое кимоно, лишенное какой бы то ни было отделки и украшений. Грудь была нараспашку – подставлена всем ветрам. Чиун сидел в позе лотоса, миниатюрные ноги вывернуты ступнями вверх, руки повернуты вверх ладонями. Лицо было обращено в сторону восходящего солнца. Прохладный ветерок с пролива Лонг-Айленд играл прядями волос над ушами. Борода развевалась на ветру, как шлейф дыма от костра.
      – Я буду сидеть здесь, пока мой сын не вернется, – заявил Чиун.
      – Это может занять много времени, – заметил Смит.
      – Если даже на это уйдет вся моя оставшаяся жизнь, будет так. Я дал слово, что Римо вернется, а он не вернулся. Мое слово нарушено. Пока Римо не вернется, я буду сидеть здесь без еды и питья, подставив свою плоть ударам жестоких стихий. Но ни яростный ветер, ни проливной дождь не способны причинить мне боль сильнее, чем та, которую причинил мой приемный сын, посмевший допустить, чтобы мое обещание было нарушено.
      – Это ваше последнее слово?
      – Нерушимое слово. Твердое слово. Мое слово, данное от имени Римо, нарушено и разбито. Но слово Мастера Синанджу, данное от собственного имени, нарушено быть не может. И не будет нарушено! – с пафосом воскликнул Чиун, подняв вверх палец, увенчанный длинным ногтем.
      – Ну что ж, – печально отозвался доктор Смит. – Не уверен, что понимаю вас, но не стану заставлять делать то, что вы считаете недостойным. Придется мне поискать другой способ добраться до Римо.
      Чиун распахнул глаза. Морщинки на лбу сбились в кучу – до него не сразу дошел смысл сказанного Смитом.
      И вот Чиун уже на ногах, словно его подбросила невидимая пружина. Смит, не ожидавший такого резкого движения, попятился. А Чиун подскочил к Смиту и заглянул ему в глаза.
      – Римо. Вы о нем что-то слышали?
      – Да, – вздрогнув, ответил Смит. – И дело обстоит именно так, как я и боялся.
      – Он… умер?
      – Нет, он уехал во Вьетнам.
      – Ну, это одно и то же! – возмутился Чиун. – Он же твердо и недвусмысленно сказал нам, что не поедет туда.
      – Возможно, это не его вина.
      – Как вы можете оправдывать его? – недоуменно спросил Чиун.
      – Возможно, у него начался очередной приступ. Или что-то другое, чего мы не знаем. Единственное, что я знаю, – это то, что некий житель городка Рай по фамилии Кранковски был госпитализирован после того, как его руку извлекли из кирпичной стены, для чего, кстати, пришлось использовать отбойные молотки. Этот тип утверждает, что два дня назад его ограбил человек, по описанию напоминающий Римо. Кранковски хорошо известен местной полиции, и у меня есть некоторые соображения относительно того, что на самом деле случилось. Среди прочих показаний Кранковски сообщил, что у него украли кредитную карточку. Я проверил по компьютеру и выяснил, что кто-то использовал эту карточку для покупки билета до Бангкока и далее, до города Хошимин. Произошло это в тот самый вечер, когда мы в последний раз видели Римо. Поэтому у меня нет никаких сомнений, что это Римо и что он в настоящий момент находится во Вьетнаме. Одному Богу известно, что он там делает!
      – Боюсь, что даже Он этого не знает, – пробормотал Чиун.
      – Мы не можем позволить Римо разгуливать по Вьетнаму. Он в состоянии заварить такую кашу, что потом не расхлебать всех последствий для международной политики. И тогда мы можем лишиться последнего шанса вернуть наших военнопленных на родину путем переговоров.
      – Я отправляюсь туда! Я верну Римо! – внезапно воскликнул Чиун. Ветер трепал полы его кимоно, обнажая худые ноги.
      – Я надеялся, что вы это скажете! – обрадовался Смит. – А как же ваше искупление?
      Чиун высокомерно взглянул на него.
      – С какой стати я должен искупать глупости Римо? – раздраженно заявил он. – Я поеду во Вьетнам и притащу Римо назад за шиворот. Он будет сидеть здесь, на этой крыше, я не позволю ему подстелить даже соломенную циновку, и он сам будет искупать свои грехи.
      – Отлично, – сказал Смит и направился вслед за Чиуном к люку в крыше. – Мы доставим вас на место. Ваша задача – найти Римо и вернуть его обратно.
      – Римо вернется, не беспокойтесь.
      – Только Римо, – добавил Смит.
      Чиун обернулся и внимательно посмотрел на Смита.
      – А его армейские друзья?
      Смит замялся.
      – Только в том случае, если они не знают его как Римо Уильямса. Для него это будет тяжело, но у нас нет иного выбора. КЮРЕ – слишком важная организация.
      – Если мне придется убить одного из друзей Римо, он мне никогда этого не простит…
      – У нас нет выбора. Римо не оставил нам выбора.
      Чиун поклонился.
      – Значит, все последствия падут на голову Римо, а не на наши.

      Римо Уильямс не заметил, что бензин кончается, пока двигатель не начал чихать. Римо взглянул на стрелку прибора. Она стояла на нуле, лишь изредка чуть-чуть вздрагивая.
      Римо съехал на обочину и нажал на тормоз. Потом обернулся и посмотрел на своих пассажиров. Двадцать пар немигающих глаз уставились на него. Как совята в лесу!
      – Слушайте меня все, – обратился к ним Римо. – Это привал. Я хочу, чтобы все, у кого есть оружие, вышли из автобуса и встали на страже. Я слышу шум воды. Возможно, где-то поблизости есть река или ручей. Двое вооруженных ребят будут сопровождать к воде тех, кто хочет пить. А всем остальным оставаться около автобуса! Понятно?
      Странные полуазиатские-полуевропейские-полуафриканские лица закивали в ответ.
      – Ну, тогда пошли! – скомандовал Римо и выпрыгнул из автобуса. АК-47 нашел свое место у него на плече – Римо этого даже как-то и не заметил.
      Римо взял последнюю канистру с бензином и открыл крышку. Заливая дурно пахнущий бензин в бак, он копался в своих давних воспоминаниях. Он вел автобус всю ночь, но понятия не имел, где они находятся и как далеко отсюда до камбоджийской границы.
      Один юноша явно никак не решался подойти к Римо. Римо поманил его пальцем. Парень подошел поближе.
      – Как тебя зовут, дружище?
      – Нгуен.
      – Далеко ли отсюда до камбоджийской границы, Нгуен?
      Нгуен почесал в затылке и задумчиво взглянул на дорогу.
      – Сорок километров, – сказал он и махнул рукой в ту сторону, откуда они приехали.
      – Ты хочешь сказать, в ту сторону? – Римо махнул рукой в противоположную сторону и залил в бак остатки бензина из канистры.
      Нгуен покачал головой.
      – Нет, туда. – И снова махнул рукой на восток.
      – Но это дорога обратно в Сайгон! – возразил Римо. – Камбоджа в другой стороне.
      – Это дорога назад во Вьетнам, – пояснил Нгуен. – Мы уже в Камбодже.
      Римо от удивления даже выронил канистру.
      – Когда мы пересекли границу?
      – Час назад. Когда проехали мимо вон той горы. Римо проследил, куда указывал палец Нгуена. Далеко, почти на самом горизонте, виднелась крутая гора, поросшая лесом. Поначалу Римо не обратил на нее никакого внимания. Но теперь он ее вспомнил. Эту гору называли Черная дева. Она находилась как раз на границе между Вьетнамом и Камбоджей. До нее было далеко.
      – Великолепно! – усмехнулся Римо. – А почему мне никто об этом не сказал?
      – Никто не хотел, чтобы ты останавливался. Это опасный район. Здесь красные кхмеры. Постоянные бои.
      Тут из кустов появились и другие юноши и девушки. Многие из них на ходу отирали прохладную влагу с губ. Все выглядели посвежевшими и даже отдохнувшими.
      Римо велел всем собраться.
      – Ну, вот и все, ребята. Это Камбоджа. Конечная остановка. Отныне вы предоставлены самим себе. У вас есть оружие, так что вы можете о себе позаботиться.
      – Ты возьмешь автобус? – спросил Нгуен.
      – Да, – ответил Римо. – Он мне нужен, чтобы освободить друга. Извините.
      От группы откололась девушка с зелеными глазами.
      – Пожалуйста, не уходи, американец. Останься с нами. Помоги нам попасть в Америку!
      – Мне жаль, но я не могу, – искренне сказал Римо. – У меня особое задание.
      – Мы пойдем с тобой. Поможем тебе. Будем драться. Не так, как армия Южного Вьетнама. Мы будем драться смело. Убьем для тебя много косоглазых.
      Все остальные поддержали ее инициативу и пообещали смело драться за американца и его друзей.
      Риме был тронут до глубины души, но об этом не могло быть и речи.
      – У меня лучше получается, когда я один. В следующий раз.
      Девушка с зелеными глазами приблизилась к Римо. В ее глазах стояла неизъяснимая грусть.
      – Если я не попаду в Америку, ты скажешь моему американскому отцу, что я его люблю?
      – Конечно, – пообещал Римо. – А как его зовут?
      – Боб.
      – Боб? А фамилия?
      – Не знаю фамилию. Скажи ему, что Лан его любит, и попроси, чтобы он меня помнил.
      – Ладно, я скажу ему. Боб! А как ты думаешь, сколько в Америке Бобов с зелеными глазами?
      Лан улыбнулась. Римо заставил себя улыбнуться в ответ. Бедная девочка и понятия не имела, что за огромная страна Америка.
      – Ну, ладно, – обратился Римо к своим молодым спутникам, не зная, что же сказать им на прощание. – Увидимся в Америке.
      Дети американских солдат помахали ему. Они были так напуганы, что даже не могли двинуться с места. На какое-то мгновение Римо заколебался, а не взять ли их с собой. Они такие беззащитные. Даже те, у кого есть оружие. Но именно их беззащитность убедила его в том, что забрать их с собой невозможно, а сами они о себе позаботятся гораздо лучше.
      Римо заставил себя отвернуться. Он положил канистру на место и убедился, что крышка бензобака завернута туго. На эту операцию он потратил куда больше времени, чем требовалось на самом деле. Римо пытался казаться очень занятым, надеясь, что молодые ребята наконец уйдут по своей воле. Но никто не взял на себя смелость сделать первый шаг. Они молча и внимательно следили за Римо.
      Римо сел за руль и завел мотор. Ярко загорелись фары. Потом очень медленно он развернул автобус. Проезжая мимо группы молодых ребят, он отсалютовал им. Они в ответ помахали руками. Римо в последний раз оглядел их лица, надеясь увидеть среди них Лан. Но Лан не было.
      Римо прибавил газу и направил автобус в сторону вьетнамско-камбоджийской границы. Дети американских солдат смотрели ему вслед, пока он не скрылся в джунглях.
      Римо почувствовал, как в горле у него застрял комок. Он попытался сглотнуть его, но не смог. И тогда он сконцентрировал все свое внимание на дороге.
      Никаких указателей не было. О том, что граница рядом, надо было догадываться. В качестве ориентира Римо избрал гору Черная дева. Он вспомнил, что где-то рядом с ней на север отходит грунтовая дорога. Другого плана у него не было, и он решил поехать по этой дороге. О том, где находится лагерь военнопленных, Римо не имел ни малейшего представления, но понимал, что пешком ему легче будет отыскать лагерь. Он надеялся, что удастся найти местечко, где можно будет спрятать автобус на время поисков. Потом автобус ему снова понадобится. Нельзя сказать заранее, в каком состоянии находятся Янгблад и другие заключенные.
      Римо внимательно вглядывался в бегущие вдоль обочины заросли и наконец увидел то, что искал. Грунтовая дорога. Он свернул с шоссе и поехал по ней. Под колесами заскрежетали камни. Автобус трясло, он скрипел, и казалось, готов был развалиться.
      Интересно, выдержат ли рессоры? – задал себе вопрос Римо, но тут в ушах у него раздался рев, в глаза что-то ударило и заволокло красной пеленой, словно в них разом лопнули все кровеносные сосуды. Звука взрыва он не услышал.
      Когда Римо очнулся, первое, что он почувствовал, – это резкую боль в пояснице. Ему было трудно сфокусировать взгляд. Кругом – темнота, а очертания предметов – размыты. Римо чувствовал, что лежит на земле. Мелькнула слабая мысль – если только он вообще способен был думать: – а не ранен ли я?
      Очень осторожно он пошевелил руками. Руки работали. Он попытался сесть. Спина ныла, боль усилилась. У Римо засосало под ложечкой от страха. Облокотившись на руку, другой рукой он прикоснулся к спине. Его очень страшило то, что он там может обнаружить. Сидеть было неудобно, и боль усилилась. Но, к своему облегчению, Римо обнаружил, что спина сухая, ткани не повреждены, кости не торчат. Он обернулся и увидел, что лежал на острых камнях.
      С какой стати ему вздумалось лечь спать на острых камнях? Или он вчера напился?
      Римо огляделся по сторонам. И хотя он по-прежнему видел все, как в тумане, он сумел различить очертания автобуса. Но с автобусом явно было не все в порядке. Слишком он короткий. Римо перевел взгляд дальше и увидел еще похожие очертания. Взгляд потихоньку прояснялся, и Римо смог разобрать, что это тоже автобус.
      Но автобус был всего один. Просто развалившийся на две половинки. Взору Римо предстала задняя половина автобуса, очень напоминающая разрезанную буханку хлеба и изрыгающая обугленные останки сидений.
      Римо понял, что случилось. Артиллерийский снаряд или мина. Но тел видно не было. Он надеялся, что и не будет. Он долго и мучительно размышлял, кто еще мог находиться в автобусе, и тут вдруг увидел собственные ноги.
      Ноги были обуты в легкие туфли. А где же мои тяжелые башмаки? – удивился Римо. Римо попытался согнуть ноги. Ноги затекли, но повиновались. Римо снял туфлю. Легкая, удобная. Из хорошей кожи. Похоже, итальянская. Римо не мог вспомнить, были ли у него когда-нибудь такие. Наверное, он купил туфли в Сайгоне. Импортные товары в Сайгоне стоят очень дешево. Но Римо не помнил, чтобы он такие туфли покупал. Впрочем, не это его сейчас больше всего беспокоило. Он видел, что находится в джунглях. Так где же, черт побери, его армейские ботинки? Без них он моментально сотрет ноги в кровь. Особенно если сейчас сезон дождей. Странно, но он даже этого не помнил.
      Римо снова надел туфлю и сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Потом встал. Суставы болели. Римо попытался сделать несколько шагов. Кости были целы, значит, он просто ушибся. Римо несколько раз взмахнул руками, прогоняя ночной холод.
      И только тогда он заметил, что руки его обнажены выше локтя.
      – Что же это такое, черт побери? – громко спросил он сам себя.
      На нем была майка с короткими рукавами. Черная. И легкие брюки – тоже черные.
      Римо огляделся по сторонам, не валяется ли где рядом его форма морского пехотинца. Но формы не было. Не было ни ранца, ни фляги, ни ботинок. Одет он был так, словно находился в бильярдной в Ньюарке, а не во Вьетнаме.
      На плохо гнущихся ногах Римо с опаской приблизился к передней половине автобуса. Он вскарабкался в салон сзади. Стены автобуса были покорежены. На полу Римо нашел автомат Калашникова. Проверил затвор. Автомат в порядке. В автобусе никого не было – ни живых, ни мертвых. Куда подевался водитель? – спросил себя Римо. В голове у него стучало. Уши заложило так, как это случилось с ним в день прибытия в Сайгон из Америки. Римо ненавидел это ощущение. Он тогда впервые летел на самолете, и при приземлении уши заложило так, что потом они болели до тех пор, пока он вместе с другими бойцами не сошел по трапу самолета и не увидел грузовики, доставившие в аэропорт цинковые гробы с убитыми американскими солдатами. От шока уши прочистило сразу.
      Сейчас Римо ощущал что-то похожее. Он напряг челюсти, чтобы прогнать это ощущение, но не смог прочистить уши. Заложило их крепко.
      Вдруг раздался стон. Римо бегом бросился к задней половине автобуса, взяв автомат на изготовку. В автобусе было темно, лишь металлическим блеском мерцали какие-то неясные огоньки, как глаза диких животных.
      – Кто там? – крикнул Римо. В ответ раздался лишь новый стон.
      Стволом автомата Римо раскидал все еще дымящиеся подушки кресел. Потом осторожно забрался в автобус, не вполне доверяя своим легким туфлям. И опять у него от страха засосало под ложечкой. Если человек оказался в джунглях без тяжелых ботинок, то лучше ему сразу пустить себе пулю в лоб и тем самым уберечь себя от лишних неприятностей.
      В автобусе Римо обнаружил совсем юную девушку. Лицо ее скрывала тень. На ней было черное одеяние, какие носят вьетнамские крестьяне. Или бойцы Вьетконга. Наверное, это пленная, и ее перевозили куда-то, решил Римо.
      Он растолкал девушку. Девушка открыла глаза, и Римо вздрогнул от неожиданности. Глаза у девушки были зеленые.
      С раннего детства у Тао Ха Лан была лишь одна мечта. Она мечтала, что настанет день, когда американцы вернутся во Вьетнам, и свергнут ханойский режим. По ночам ей снилось, как все это начинается: сначала застрекочут тяжелые военные вертолеты, низко летящие над Южно-Китайским морем. Первой их целью будет город Хошимин. А один вертолет прилетит специально за ней. Вести его будет ее отец. Лан не знала, был ли ее отец вертолетчиком во время войны. Она знала только, что он был американским солдатом. А американские солдаты умеют все.
      Эта мечта была взлелеяна девочкой благодаря ее матери. Мама любила американского солдата. Американец погиб, так сказала мама. Но Лан ей не поверила. Она знала, что он живет где-то и Америке – там, где нет ни войны, ни сражений, ни коммунистов. Она надеялась, что когда-нибудь тоже туда поедет. Эту мечту она хранила в душе даже после того, как ее мать отправили в трудовой лагерь на перевоспитание, и после того, как та же участь постигла и ее саму.
      Мечта разгорелась с новой силой, когда в лагерь приехал американец с мертвыми, ничего не выражающими глазами, в которых не было страха. У него были европейские черты лица. Как и у нее. Раньше Лан видела европейские черты лица только у таких же, как она, буй дой, полукровок, живших с ней в одном бараке.
      И как же она была разочарована, когда американец приказал им всем сойти с автобуса в самой гуще камбоджийских джунглей! Она не могла поверить этому. И потому, пока американец заправлял автобус бензином, она тайком пробралась обратно и спряталась в темном углу салона, где ее никто не заметил.
      Лан твердо решила, что последует за бесстрашным американцем, куда бы он ни направлялся.
      Она помнила красную вспышку. Она чувствовала, что зажата среди покореженных кресел. Потом она увидела американца. Он целился ей прямо в лицо. И вид у него был очень сердитый.
      – Не стреляй. Я Лан. Лан!
      – Не двигайся! – приказал американец. Голос его звучал жестко и холодно. Лан понимала, что он сердится, и была готова к этому.
      – Я не двигаюсь, – сказала Лан и сложила руки ладонями вместе, чтобы показать, что она не вооружена. – Я не двигаюсь.
      – Что это за место?
      – Кампучия.
      – Никогда не слыхал. Ты из Вьетконга?
      – Нет. Не Вьетконг. Вьетконга нет.
      – Не ври. Встань. Медленно.
      По-прежнему держа руки ладонями вместе, Лан с трудом встала на колени и поклонилась американцу. Она надеялась, что американец понимает, что означает поклон.
      – Завязывай! – оборвал ее американец. – Встань на ноги.
      Лан поднялась на ноги, но голову держала, как при почтительном поклоне. Она очень надеялась, что американец не отошлет ее домой.
      – А теперь отвечай на мои вопросы, – хрипло сказал американец. – Кто еще был в автобусе?
      Лан замялась. Она не понимала, чего этот американец от нее хочет. А он все смотрел и смотрел на нее.
      – Лан была в автобусе, – наконец выдавила она из себя.
      – Кто еще?
      – Ты. Больше никого.
      – Кто сидел за рулем? Только не говори мне, что ты.
      – Ты сидел за рулем. Ты хотел найти американского друга. Пленника.
      Американец нахмурился.
      – Только не пытайся меня надуть. Ладно, выходи.
      Он отступил на шаг, давая ей протиснуться и выйти из разбитого автобуса. Лан осторожно ступила на землю. Американец по-прежнему держал ее на мушке. Казалось, что он сильно нервничает и не вполне владеет собой – он стал совсем не такой, каким был еще недавно.
      Американец провел ее мимо разорванного взрывом автобуса. Посередине дороги они нашли круглое углубление в земле с рваными краями.
      – Противопехотная мина, – сказал американец, ткнув грязь носком туфли. Из-под земли выкатилось несколько стальных шариков. – Мина разорвала автобус надвое.
      Лан кивнула.
      – Мина красных кхмеров.
      – Красных кхмеров? – удивился американец. – Ты хочешь сказать, камбоджийцев? Так мы в Камбодже?
      – Ты не помнишь? Ты привез нас сюда.
      – Нас? Кого нас?
      – Вьетнамских заключенных. Ты освободил нас.
      Американец недоумевающе посмотрел на нее. Потряс головой, словно пытаясь что-то припомнить.
      – Где ближайшая американская база? Ну, отвечай!
      – Американцы ушли. Давно ушли. Никого нет.
      – Ну, тогда не ближайшая, а любой американский лагерь. Мне надо вернуться в свою часть.
      – Лан не понимает. Не знаю, где твои американские друзья. Ты их искал.
      – Ну, ладно, тогда какая-нибудь часть армии Южного Вьетнама, на худой конец.
      Лан стало страшно. Этот американец ищет армию Южного Вьетнама, но ведь армия Южного Вьетнама давно разбита. Он что, с ума сошел?
      – Армия Южного Вьетнама? Нет армии Южного Вьетнама. Нет Южного Вьетнама.
      – Что ты хочешь сказать? Как это нет Южного Вьетнама?
      – Армия Южного Вьетнама сдалась.
      – Врешь!
      – Американцы уехали домой. Южного Вьетнама нет. Нет Юга, нет Севера. Война закончилась.
      – Закончилась?! – взревел американец. – Кто победил?
      – Коммунисты. Ты не помнишь?
      – Провалиться мне на месте! Ты из Вьетконга!
      – Ты не понимаешь. Нет Вьетконга. Армия Южного Вьетнама разбита. Американцы ушли. Война окончена. Как мне объяснить тебе?
      – У тебя ничего не получается, так что лучше забудь об этом.
      Лан во все глаза смотрела на американца, а тот вдруг принялся ходить кругами. Вот он поднес руку к голове, не сводя глаз с Лан. Не заболел ли он? – испугалась Лан. Никогда раньше американцев она не встречала. А может, они все сходят с ума, когда их что-то не устраивает?
      – О моя голова! – простонал американец.
      И тут он выронил автомат и упал в грязь. И больше не шевелился.

      Капитан Дай Чим Сао вернулся в Ханой через Москву. Ему удалось тайно перебраться через мексиканскую границу и сесть на самолет Аэрофлота, вылетающий в столицу СССР. Перелет через Москву занял больше времени, чем если бы он летел через Европу, но на западные авиакомпании полагаться нельзя – там его могли арестовать и выдать американцам. Единственная надежная в этом смысле компания – советский Аэрофлот.
      В Ханое его вызвал к себе для отчета министр обороны.
      – Задание выполнено успешно, – такими словами капитан Дай завершил свой рассказ.
      Он стоял, вытянувшись по стойке смирно. Министр обороны важно восседал на стуле с высокой спинкой. Кабинет был украшен стандартными атрибутами, какие можно найти в кабинете любого должностного лица в странах советского блока. Никакой фантазии, никакого намека на чувство юмора. Дай ждал команды “вольно”, но напрасно.
      – Всякий успех относителен, – надменно изрек министр обороны.
      У капитана Дая екнуло сердце. Что он сделал не так? Он откашлялся и собрался было уже задать этот вопрос вслух, но вовремя понял, что спросить – значит признать собственную неудачу. А капитан Дай никогда не признал бы свой провал.
      – Предатель Фонг мертв, – набычившись, сказал капитан Дай. – Я выполнил свой интернациональный долг.
      – Если бы он не сбежал из лагеря, вам не пришлось бы вообще рисковать.
      – Я готов отдать жизнь за великое дело социалистической революции.
      Министр обороны махнул рукой, как бы давая понять, что о такой мелочи, как жизнь капитана Дая, не стоит и говорить. Жизнь такого ничтожества стоит не больше, чем пачка дешевых сигарет.
      – Американская печать раздула яростную кампанию против нас, – сказал министр. – Только и слышишь, что о пропавших без вести да о военнопленных. Убийство Фонга было показано в прямом эфире. Американское правительство вынуждено пересмотреть свою позицию. Мы уже были близки к соглашению, но теперь со всех сторон на них оказывают давление, чтобы они не восстанавливали дипломатические отношения до тех пор, пока все вопросы не будут сняты. Поставлены под угрозу срыва результаты длительной дипломатической работы.
      – Я сделал то, что обязан был сделать.
      – Прямо перед объективами телекамер? – мрачно поинтересовался министр обороны и покачал седой головой.
      – Вопрос стоял так: сейчас или никогда. Фонга охраняли, как дипломата высокого ранга. И только благодаря своей изобретательности я сумел проникнуть на телестудию.
      – Вы говорите, как машинист поезда, который сначала позволил поезду разогнаться, а потом поздравляет сам себя за то, что ему удалось этот поезд вовремя остановить. Пока вы находитесь в этом кабинете, вам не с чем поздравлять себя, товарищ капитан! Меня вы не проведете.
      Капитан Дай ничего не ответил. Ему очень хотелось курить, но закурить, стоя по стойке смирно, он не осмеливался.
      Повисла долгая пауза. Наконец министр обороны сказал:
      – Возможно, нам придется убить американских военнопленных.
      – Я с радостью исполню это задание, товарищ министр обороны!
      – В этом я не сомневаюсь. Именно такие кровожадные люди, как вы, и помогли нам одолеть американцев в войне. Но теперь ситуация изменилась, и вы лишь создаете лишние помехи. Как вы думаете, почему вас заставляли торчать в лагере, удаленном от центра?
      – Я считал, что это мои долг, – по-военному отчеканил капитан Дай. Лицо его посерело.
      – И если я скажу вам, что ваш долг – убить американцев, вы сделаете это голыми руками. Но такое решение пока не принято. Для вас есть другое задание.
      – Я готов!
      – Какой-то американец откололся от туристической группы в районе города Хошимин. Нет никакого сомнения, что виноваты в этом мягкотелые южане, которых никак не удается отучить от капиталистических привычек.
      – Мы, люди с Севера, крепкие.
      – Мы, люди с Севера, находимся у власти, – отрезал министр обороны. – Так вот, этот американец напал на трудовой лагерь. Ему удалось скрыться, и вместе с ним ушли двадцать буй дой.
      Капитан Дай от злости чуть не плюнул на пол, но в объединенном Вьетнаме запрещалось плевать в общественных местах.
      – В последний раз этого американца видели, когда он направлялся к границе с Кампучией. Еще до того, как он скрылся от наших людей, он позволял себе провокационные высказывания об американских военнопленных. Мы полагаем, что это может быть агент американской разведки, специально засланный сюда, чтобы убедиться в наличии военнопленных на нашей территории. Если так, то он ведет себя довольно непрофессионально. Но он опытный солдат. Мы не можем его найти. Это и есть ваше задание.
      – Я вернусь в этот кабинет и доложу о безусловно успешном выполнении задания.
      – Меня не волнует, увижу я вас снова или нет, товарищ капитан. – Министр обороны даже не сделал попытки скрыть свое презрение. – Я надеюсь, что этот американец пристрелит вас в тот самый момент, как вы убьете его. Тогда одним разом я смогу вытащить две занозы.
      – Я сумею оправдать себя.
      – Только не в моих глазах. Все. Вы свободны. Идите.
      Капитан Дай проглотил обиду и не стал ничего говорить, чтобы не выдать себя голосом. Он молча откозырял и развернулся кругом. Капитан Дай чуть не плакал. Он всегда считал себя героем войны. А теперь понял, что он – лишь игрушка в руках сильных мира сего. Одна ошибка – и вот они уже готовы его выбросить на свалку. Он был уверен, что даже проигравшие войну американцы обходятся со своими героями лучше, чем только что с ним обошелся министр обороны.
      Римо проснулся с первыми лучами солнца. Он узнал тяжелый запах влажных джунглей – гнилостный запах, всегда так раздражавший его ноздри. Римо медленно открыл глаза. Звук дождя, барабанящего по металлу, дошел до его затуманенного сознания раньше, чем свет до сетчатки глаз.
      Римо обнаружил, что сидит в передней части развалившегося надвое автобуса. Проливной дождь не давал возможности понять, что происходит за окнами. Римо лежал на груде подушек, автомат покоился рядом.
      По соседству с Римо спала вьетнамская девушка, назвавшаяся именем Лан.
      Римо огляделся по сторонам. Кроме них двоих, никого не было. Выглянув из автобуса, Римо увидел, как дождевая вода наполнила две глубокие борозды на земле. Очевидно, это следы его ног, оставленные, когда его самого перетаскивали в автобус. Потом он посмотрел на свои туфли. Грязные, заляпанные красной глиной.
      Девушка. Наверное, это она втащила его в автобус после того, как он потерял сознание. Зачем она это сделала? Римо подобрал с пола автомат и проверил магазин. Магазин был наполовину пуст.
      Римо перебрался через поломанные кресла и растолкал девушку.
      Лан не сразу пришла в себя. Увидев его лицо, она нерешительно улыбнулась, и Римо подумал, что, может быть, ошибался на ее счет. Если бы она была вьетконговкой, то пристрелила бы его без всякой жалости.
      – Ты проснулся! – обрадованно сказала Лан.
      – Ага.
      Римо не знал, что еще ей сказать. Он внимательно вгляделся в лицо девушки. Черты ее лица совсем не напоминали те вьетнамские лица, которые ему доводилось видеть до сих пор. Зеленые миндалевидные глаза. И пятнышки на щеках. Сначала он подумал, что это какое-то тропическое кожное заболевание, но теперь убедился, что это веснушки. Веснушки!
      – Лан тебе помогает. Лан твой друг. Теперь ты помнишь?
      – Нет. Я тебя не помню.
      Улыбка Лан погасла – словно облако набежало на солнце.
      – О! Жалко.
      – Похоже, тебе и правда жалко.
      – Да. Правда.
      – Я знаю не очень много вьетнамцев.
      – Это ничего. Я не знала американцев. До тебя.
      Дождь прекратился, будто кто-то резко перекрыл кран.
      – Нам нельзя здесь оставаться, – сказал Римо. – Ты говоришь, это Камбоджа?
      – Теперь называется Кампучия.
      Римо скривился.
      – Ладно, пусть так. Слушай, а в какой стороне Сайгон?
      Лан непонимающе воззрилась на него.
      – Той муон ди Сайгон? – повторил Римо свой вопрос по-вьетнамски.
      Лан покачала головой.
      – Не называется Сайгон. Город Хошимин.
      – Ты опять за свое?
      – Говорю правду, – упорствовала Лан. – Старое имя Сайгон. Новое имя Хошимин.
      Римо вздохнул.
      – И как далеко?
      – Одна ночь на машине. В той стороне.
      – Может быть, нам удастся добраться до штаба в Анлоке.
      – Анлок опасно. Много дерутся.
      – А мне казалось, ты сказала, что война кончилась.
      – Для вьетнамцев война никогда не кончается. Вьетнамские коммунисты теперь воюют с красными кхмерами.
      – Роли поменялись, – заметил Римо.
      Он выпрыгнул из разломанного автобуса и выругался, когда его ноги, обутые в легкие туфли, коснулись грязи. Он и забыл, что его ботинки куда-то подевались. Ноги утонули в грязи по щиколотку, и туфли сразу же насквозь промокли.
      – Черт! Так и ноги потерять недолго.
      – Надо идти. Здесь тоже очень опасно.
      – Давай поговорим. Ты сказала, тебя зовут Лан?
      – Да. Лан. А ты?
      – Что я?
      – Сам не знаешь, как тебя зовут?
      – Знаю. Конечно, знаю. Мне казалось, ты говорила, что знаешь меня. Давай-ка не противоречь сама себе.
      – Тебя знаю, – твердо заявила Лан. – Ты спас меня из лагеря. Имя не знаю.
      – Римо. Морская пехота США.
      – О! – воскликнула Лан. – Морская пехота – номер первый!
      Римо рассмеялся.
      – Это верно. Мы – номер первый. Ну, пошли.
      Римо с девушкой шли по грунтовой дороге, пока не добрались до асфальтированного шоссе. Римо снял туфли и носки и понес их в руках. Утреннее солнце быстро их высушит. А пока лучше пройтись босиком. Дорога была теплой от солнца. После недавнего дождя над землей поднимался пар, как над стоящей на плите кастрюлей.
      Они прошли несколько миль и не встретили никого – ни машин, ни людей. Потом с севера донесся знакомый гул.
      – Вертолет, – сказал Римо.
      Лан ухватила его за пояс и попыталась стащить с дороги.
      – Эй! Завязывай! – заорал Римо, вырываясь из ее рук.
      Тогда Лан ухватила его за руки и попыталась проделать то же самое.
      – Уйди! – взмолилась она. – Спрячься. Вертолеты летят.
      – Ну и хорошо. Они нас подберут.
      – Нет. Не американские вертолеты. Вьетнамские.
      – Не свисти. У вьетнамцев нет вертолетов. А по звуку это – американский “Хьюи”.
      Шум мотора приближался. Лан еще раз попыталась стащить Римо с дороги.
      – Эй, послушай! – прикрикнул на нее Римо. – Не зли меня. Если хочешь – беги, а я остаюсь.
      Римо сорвал с себя майку и обернулся туда, откуда доносилось рокотание моторов. Лан бросилась к придорожным деревьям и в страхе притаилась.
      Вот показался вертолет. Огромный, весь увешанный ракетами. Вертолет летел медленно, как если бы люди в нем внимательно следили за тем, что происходит внизу.
      – Отлично, – пробормотал Римо, – так они меня обязательно заметят. – И принялся размахивать майкой.
      – Эй! Здесь американец! – кричал он. – Подберите меня!
      Вертолет пролетел над головой Римо, как бы и не заметив. Римо развернулся лицом в ту сторону, куда он улетел, и продолжал махать майкой и кричать:
      – Эй! Вернись!
      Вертолет так и сделал. Он круто развернулся и полетел назад. И тут Римо заметил у него на боку желтую звезду на красном поле и понял, что звал на помощь не друзей, а врагов.
      – Твою мать! – выругался он. – У вьетнамцев, оказывается, есть теперь вертолеты.
      – Я говорила тебе! – крикнула ему Лан из своего укрытия. – А теперь торопись!
      Римо рванулся прочь с дороги под защиту леса, притаился между двух больших деревьев, подальше от Лан. Сорвал с плеча автомат и принялся ждать.
      Вертолет зловеще завис над дорогой. Римо понял, что ищут именно его.
      Римо решил пока не стрелять, но тут вертолет начал снижаться, и Римо понял, что его засекли.
      В этот момент Лан бросилась бегом через дорогу прямо под брюхом вертолета, крича во все горло.
      Вертолет снова поднялся в воздух и понесся вслед за девушкой. Тяжелый пулемет Гатлинга открыл огонь. Пули сбивали ветки с каучуконосных деревьев, оголяя их, и деревья плакали молочно-белыми слезами.
      – Черт побери! – заорал Римо, выбежал из своего укрытия и открыл огонь одиночными выстрелами вслед удаляющемуся вертолету.
      И вдруг хвостовой винт разлетелся на куски. Шальная пуля вывела его из строя. Вертолет закрутился, как огромное елочное украшение, подвешенное на ниточке.
      У пилота не было иного выхода, кроме как посадить вертолет. Огромная машина начала снижаться – сначала все шло спокойно, но только до тех пор, пока главный винт не соприкоснулся с верхушками деревьев. Тут началось светопреставление. Ветки ломались и летели во все стороны, как шрапнель. Раздались чьи-то крики.
      – Лан! – заорал Римо.
      Внезапно мотор вертолета заглох, и он завис, как в люльке, среди веток и листвы в нескольких футах от земли. Из его открытых дверей начали выпрыгивать люди.
      Римо увидел, что все они вооружены, и помчался им наперерез. Если он не нападет на них первым, пока они еще не вполне пришли в себя, то преимущество будет на их стороне.
      Римо пересек дорогу и нырнул в кусты. Он двигался, пригнувшись и сжимая в руках АК-47. Не самое удобное оружие для Римо – он ведь привык к винтовке М-16. Вертолет висел на дереве, словно огромный гнилой плод. Из люка вылезал вьетнамский солдат, на плече у него висел автомат. Римо прицелился и нажал на курок.
      Автомат щелкнул, но выстрела не последовало. Римо попытался еще раз. Опять ничего. Римо упал на траву и проверил магазин. Пусто! Вьетнамец держался обеими руками за край люка. Повисел так какое-то мгновение и спрыгнул на землю.
      Римо отбросил ставший бесполезным автомат и пополз вперед. Вьетнамец стоял к нему спиной, снимая с плеча автомат. Римо сжал кулаки и выпрямился во весь рост, как встающий из могилы призрак. Именно в этот момент вьетнамец обернулся, увидел Римо и в страхе попятился.
      Римо не успел среагировать на это движение. Его кулак просвистел над самым ухом вьетнамца. И тут же Римо почувствовал, как у него из-под ног уходит земля. Вьетнамец сделал подсечку, и оба повалились на землю – вьетнамец сверху, Римо снизу.
      Римо в ярости отбивался от ударов вьетнамца, но руки его не слушались. Каждый раз, сжимая кулаки, он чувствовал, что что-то не так. К своему удивлению, он обнаружил, что отбивает удары вьетнамца быстрыми движениями рук с раскрытыми ладонями. Что же, черт побери, с ним происходит?
      Римо ухватил вьетнамца за запястья. Борьба шла не на жизнь, а на смерть. И вдруг вьетнамец обмяк и повалился на Римо. Римо отпихнул его и увидел, что рядом стоит Лан и держит в руках автомат. Она целилась в него. Ну вот и все, решил Римо. Я покойник. Но Лан, дико сверкая глазами, кинула автомат ему.
      Римо поймал автомат и развернулся в ту сторону, откуда доносился шум: к нему приближались еще двое солдат. Продираясь сквозь траву, они издавали боевые кличи, как индейцы. Римо поставил переключатель на стрельбу очередями и нажал на курок.
      Ничего не произошло.
      – Черт! – выругался Римо.
      – Что не так? Почему не стреляешь?
      Римо взглянул на автомат. Казенная часть была забита грязью.
      – Вот черт! – выругался он снова и отбросил автомат в сторону. – Беги, Лан!
      – Нет!
      Римо с силой толкнул девушку.
      – Ди-ди мау! – повторил он по-вьетнамски.
      Лан заковыляла прочь. Римо рванулся в противоположную сторону. Солдаты побегут за ним. Римо спрятался за толстым деревом. Заставил себя сжать правую руку в кулак и начал прислушиваться к топоту ног, обутых в тяжелые ботинки.
      Сначала он увидел ствол автомата, а потом уже – солдата, в чьих руках этот автомат находился. Римо напряженно ждал. Один шаг, второй. Когда из-за ствола показалось лицо с приплюснутым носом – всего в нескольких дюймах от лица Римо, – Римо нанес удар.
      Столкновения кулака с лицом вьетнамца Римо не почувствовал. Фонтан крови обдал его собственное лицо, и Римо попятился, недоумевая, что это – выстрелили в него в упор или он наступил на мину.
      Римо в отчаянии вытер лицо. Руки его были обагрены кровью. Первой его мыслью было: о Боже! Я ранен. Но тут он увидел солдата.
      Вьетнамец лежал на спине, а голова его была развернута на сто восемьдесят градусов – там, где должно было быть лицо, теперь находился затылок. Руки и ноги дергались в предсмертной агонии.
      Римо наклонился и выдернул из-под вьетнамца его автомат. Проверил затвор. Похоже было, что все в порядке. Потом Римо увидел лицо убитого им солдата и в ужасе отпрянул.
      Челюсть вьетнамца болталась у того под правым ухом. Впрочем, от челюсти осталась лишь бесформенная масса, как будто кость искрошили молотом. И шея явно была сломана.
      Римо еще раз проверил, не ранен ли он сам, но лишь испачкал кровью лицо и руки. Потом он увидел полоску кожи у себя на костяшках пальцев и удивился, как это он мог содрать кожу, если удара даже не почувствовал. Он оторвал полоску кожи от своего кулака и увидел, что его собственная кожа не повреждена. На мгновение он даже забыл об опасности и недоуменно пробормотал вслух:
      – Неужели это я сделал?
      Еще раз тупо взглянул на свой кулак и вытер кровь о брюки.
      Шорох и треск сучьев подсказали ему, что второй вьетнамец уже совсем рядом. Римо нырнул за дерево.
      – Интересно, а во второй раз это сработает? – спросил он себя, сжал кулак и опять почувствовал какое-то неудобство. Для парня, выросшего в Ньюарке, драться на кулаках было второй натурой. Но теперь все стало иначе. Странно.
      На этот раз Римо не стал ждать, пока солдат выйдет из-за дерева. Он почувствовал, что тот совсем рядом, и прыгнул. И нанес удар, пока вьетнамец не успел среагировать.
      Раздался такой звук, словно кузнечный молот ударил по мешку с фасолью. Римо почувствовал, как под костяшками его пальцев крошится кость. Солдат взмахнул руками, как бы балансируя на проволоке, потом упал и замер. Лицо его представляло сплошное кровавое месиво, и Римо, всякого насмотревшийся во Вьетнаме, отвернулся. Его затошнило.
      Лан он нашел неподалеку от дороги – она притаилась в кустах.
      – Ты в порядке? – спросил он.
      – Лан о'кей. А ты?
      – Не уверен, – тяжело дыша, признался Римо.
      – Солдаты убиты?
      – Они нас больше не потревожат, – ответил Римо и поднял с земли несколько листьев гевеи.
      Листья были еще влажные после ночного дождя, и Римо удалось кое-как смыть кровь с рук. Затем он обернулся к Лан.
      – Спасибо, – сказал он.
      – За что?
      – За то, что помогла.
      – Ты мне помог раньше.
      – Не помню. Я тебе это уже говорил.
      Лан задумалась, нахмурив брови.
      – А что ты помнишь?
      Римо сел на землю, прислонившись спиной к грубой коре дерева, и уставился в чересчур яркое утреннее небо.
      – Вьетнам, – как бы в забытьи, произнес он. – Я помню Вьетнам.

      Армейский вертолет высадил капитана Дай Чим Сао на территории Камбоджи, в двенадцати километрах от границы.
      Дай соскочил на землю еще до того, как вертолет приземлился. Винты поднимали красновато-коричневую пыль, и капитану Даю пришлось зажмуриться, чтобы поберечь глаза.
      К нему подбежал невысокий офицер с гнилыми зубами.
      – Капитан Дай?
      – А кто же еще? Что вы можете мне сообщить об американце?
      – Мы знаем, что он находится в этом секторе, – начал рассказывать офицер, подводя капитана Дая к нескольким выстроенным шеренгой танкам “Т-72”. – Один из наших патрульных вертолетов сообщил по рации, что американец обнаружен. Потом связь прервалась. Мы полагаем, что вертолет пропал.
      – Как далеко?
      – В десяти километрах к югу отсюда. Максимум в пятнадцати. Вы сами поведете отряд?
      – Это мой долг, – заявил капитан Дай, садясь в “лендровер”. Усевшись поудобнее, он хлопнул водителя по плечу, чтобы тот трогался.
      Офицер с гнилыми зубами запрыгнул в машину на ходу, и “лендровер” покатился по дороге на юг.
      – А вы не теряете времени, – заметил офицер и махнул рукой танкистам, чтобы следовали за ними.
      – У меня его просто нет, – мрачно отозвался капитан Дай, достал пистолет “Зауэр” калибра девять миллиметров и демонстративно осмотрел его.
      Вот человек, пытающийся самоутвердиться, подумал его спутник. Да, задание будет не из легких, и то, что этот американец действует в одиночку, не делает его более приятным.
      Солнце стояло высоко в безоблачном небе. Но даже и в полдень на дороге не было никакого движения. Время от времени на глаза Римо попадались воронки от мин, а рядом с ними – останки грузовиков. На дверце одного из них был нарисован вьетнамский флаг.
      – Красные кхмеры, – пояснила Лан. – Они дерутся с вьетнамцами так, как Вьетконг дрался с американцами.
      – Поменялись ролями? – усмехнулся Римо. Он все еще пытался разобраться в новой для себя ситуации. В том, что все изменилось, сомнения не было. Он доверял Лан, хотя и не мог до конца поверить в то, что она рассказывает. Не совсем. Пока не совсем.
      – Так ты говоришь, война кончилась? – переспросил Римо.
      Они старались держаться обочины – на тот случай, если придется прятаться среди деревьев. Римо раздел одного из убитых вьетнамцев и надел его форму и ботинки, предварительно сорвав с них все знаки отличия. Так он снова почувствовал себя солдатом, хотя и одежда и ботинки были ему малы.
      – Да. Война кончилась. Давно. Для Америки. Не для Вьетнама. Для Вьетнама всегда новая война. Вьетнам воевал с Китаем, когда американцы ушли. Теперь воюет с Кампучией. А завтра – кто знает?
      – И как давно она окончилась? – спросил Римо, роясь в своей памяти и пытаясь найти хоть какое-то воспоминание об этом.
      Вчерашний день – это черное пятно. Что было месяц назад, он тоже не помнил. Но чем дальше в прошлое, тем яснее становились воспоминания. Похоже было, что он вглядывается в темный тоннель. Вокруг темно. Но в конце – яркий свет. Что там ему говорили про свет в конце тоннеля?
      – Война кончилась десять-пятнадцать лет назад. Давно.
      – Пятнадцать лет! – присвистнул Римо.
      Лан резко остановилась.
      – Я говорю правду. Американцы ушли в семьдесят третьем. Сайгон пал в семьдесят пятом.
      – Врешь!
      – Не вру. Правда. Лан говорит правду.
      – А я что же, все эти годы проспал где-нибудь на рисовом поле? – криво усмехнулся Римо. – Как какая-нибудь спящая красавица.
      – Не понимаю.
      – Последнее, что я помню, – это то, что я воюю во Вьетнаме в шестьдесят восьмом. Что же я делал все эти двадцать лет?
      – Откуда Лан знает? – пожала плечами Лан. – Это твоя жизнь.
      Римо молча посмотрел на девушку. На лице ее было написано беспокойство и смятение. Ему хотелось верить, что она его друг – ему так нужен был друг! – но то, что она ему говорит, – это просто смешно. Это просто невозможно!
      – Не знаю, что мне с тобой делать, – задумчиво произнес Римо.
      – Тогда ничего не делай. Я пойду.
      Лан развернулась кругом и пошла в противоположном направлении. Римо глядел ей вслед, то ли печалясь, то ли боясь, что стоит ему отвернуться, как она выстрелит ему в спину. А может, она все-таки из Вьетконга? Может, его подставили и сделали жертвой какого-то странного эксперимента по промывке мозгов? Или напоили наркотиками? В голове так легко и пусто.
      Волосы Лан подрагивали при ходьбе, как хвост сердитого пони. Она ни разу не обернулась. Даже когда дорога свернула.
      А Римо стоял посреди дороги, чувствуя себя полным идиотом.
      – Вот черт! – выругался он, когда девушка скрылась за поворотом, и погнался за ней.
      Сначала шагом, потом бегом. Брезентовые вьетнамские ботинки висели у него на ногах, как гири. Странно. Американские ботинки куда тяжелее. Он бы вообще не должен был чувствовать вес тряпичной обуви. Ведь он же морской пехотинец. И все же он ощущал ломоту во всем теле. Может, он и правда проспал несколько лет? А иначе как все это объяснить?
      Неподалеку раздался треск автоматных очередей. Римо нырнул в заросли.
      – Стой! Стой! – кричал по-вьетнамски мужской голос.
      – Помогите! Римо! – Голос Лан.
      И опять заговорил “Калашников”.
      Римо помчался по дороге, как нападающий футбольной команды высшей лиги. Там, где дорога делала изгиб, он срезал путь через лес и выскочил на дорогу рядом с тяжелым танком. Из верхнего люка торчала фигура вьетнамского солдата с крупнокалиберным пулеметом.
      Римо снял его одним выстрелом.
      За первым танком стоял второй, а еще чуть дальше – третий. В грязи застрял “лендровер” – у него лопнула шина. За “лендровером”, пригнувшись, сидели три вооруженных вьетнамца.
      Римо заметил фигурку Лан, мелькающую среди деревьев. Вьетнамцы открыли огонь.
      – Эй! – крикнул им Римо, стараясь припомнить самое страшное вьетнамское ругательство. – До май! До май!
      Вьетнамцы услышали его голос и обернулись к нему. Римо помахал им рукой, потом вспрыгнул на башню танка и нырнул в люк.
      Капитан, Дай Чим Сао услышал, как американец обвинил его в том, что он переспал с собственной матерью, и задрожал от гнева. Не разгибаясь, он развернулся кругом и крикнул своим подчиненным:
      – Вон он! Американец!
      Но не успели они открыть огонь, как американец уже исчез в танке. Изнутри донеслись приглушенные выстрелы. А потом – тишина.
      – Ты и ты, – приказал Дай офицеру и шоферу “лендровера”. – Прикройте меня, чтобы девчонка не высовывалась. А я достану труп американца.
      – Откуда вы знаете, что он мертв? – спросил офицер.
      – Потому что в танке находятся три мужественных вьетнамских солдата. Они убили его. Делайте, как я вам приказал.
      Офицер пожал плечами и принялся стрелять по деревьям.
      Капитан Дай подбежал к танку, в котором скрылся американец, и вскочил на его корпус.
      И тут же спрыгнул обратно на дорогу.
      Башня танка начала вращаться, и ствол пушки 125-го калибра едва не сбил капитана Дая с ног. Что происходит?!
      Вот пушка развернулась в направлении двух других танков и выстрелила. Раз, другой. Капитан Дай закричал. От грома выстрелов у него едва не лопнули барабанные перепонки. Дай бросился на землю. В воздухе со свистом пронеслись осколки. Над головой капитана пролетело стальное колесо и упало рядом с ним на землю, очень напоминая собой крышку люка.
      Капитан Дай поднял голову. Один из танков горел. Потом Дай заметил дымок – это завелся мотор того танка, в котором сидел американец. Дай едва успел увернуться от гусениц, а танк объехал своего бывшего товарища, ныне объятого пламенем, и направился к третьему “Т-72”.
      Люки третьего танка разом пооткрывались, и из них, как муравьи, полезли солдаты. Они успели вылезти наружу как раз вовремя. Капитан Дай был уверен, что его отчаянный крик звучал громче, чем выстрел. Третий танк был расстрелян прямой наводкой, и пламя тут же охватило его.
      А танк, в котором сидел американец, развернулся и направился к “лендроверу”. Офицер и водитель машины решили держаться до последнего. Их пули отскакивали от брони танка, но в конце концов офицер бросился в одну сторону, солдат – в другую. Танк подмял под себя машину и расплющил ее в лепешку. Раздался громкий хлопок – под тяжестью безжалостных гусениц лопнула шина.
      А танк все шел и шел вперед. И тут из люка раздался клич:
      – Лан! Прыгай сюда! Я не знаю, как остановить эту штуковину.
      Капитан Дай понял, что девчонка-полукровка сейчас прибежит на зов американца, но не предпринял и попытки остановить ее. Он так и остался стоять на дороге, а девчонка преспокойно выбежала из кустов и скрылась в люке.
      “Т-72” шел вперед. И капитану Даю не оставалось ничего, кроме как вдохнуть полной грудью его зловонные выхлопы и попытаться сдержать рыдания. Он проиграл.
      – Посмотри, есть ли тут еда, – сказал Римо, с большим трудом ведя танк и глядя при этом в перископ. Сиденье было низкое, неудобное, явно предназначенное для человека миниатюрного сложения. Римо казалось, что он зажат со всех сторон.
      Лан обернулась к нему.
      – Ты теперь веришь Лан?
      – Я приберегу свое суждение на потом, – ушел от ответа Римо.
      – Не знаю, что это такое, – пожала плечами Лан. – Я поищу еду.
      Она обошла мертвые тела танкистов и открыла стальные ящики с боеприпасами. В них были снаряды. В углу стоял огромный ящик. Лан сняла крышку.
      – Еды нет. Но посмотри.
      Римо обернулся и увидел тускло мерцающие стволы новеньких “Калашниковых”.
      – Лучше бы ты нашла еду, – проворчал он.
      Лан нахмурилась.
      Римо вновь вернулся к перископу. И как раз вовремя. Ему едва удалось избежать столкновения с деревьями. С трудом выправив курс, он попытался ногой нащупать тормоз. Наконец ему это удалось, и танк остановился.
      – Надо выбросить трупы, – сказал Римо. – В такой жаре они скоро начнут вонять.
      – Я помогу.
      – Сиди.
      Римо вылез через люк в башне танка и вытащил трупы. Скинул их на дорогу и вернулся на сиденье водителя. Крышку люка он не стал закрывать, чтобы не задохнуться. Потом он снова завел мотор и знаком показал Лан, чтобы села рядом. Девушка молча повиновалась.
      – Ты вела себя очень храбро, – похвалил девушку Римо.
      – Не храбро. Испугалась.
      – Без разницы, – улыбнулся Римо. Лан сначала набычилась, но потом ответила на улыбку.
      – Мы друзья? – спросил Римо.
      – Да, – обрадовалась Лан. – Друзья. – Она пожала Римо руку, и Римо рассмеялся, хотя этот жест и тронул его.
      – Ты недавно сказала что-то о моих американских друзьях. Что ты имела в виду?
      – Ты говорил, что приехал во Вьетнам помочь американцам. Военным пленным.
      – Военнопленным? Они в плену у вьетнамцев?
      – Да.
      – А я что-нибудь говорил о том, где они находятся?
      – Нет. Я думаю, ты не знаешь.
      – Отлично! Я не знаю, где нахожусь сейчас, я не знаю, где был в прошлом, и я не знаю, куда мне двигаться в будущем.
      – Я не виновата.
      – Я понимаю. Боже, что с моей головой? Я ничего не помню. У меня такое чувство, что ответы на все вопросы плавают где-то в мозгу, но мысли никак не хотят остановиться хоть на секунду, чтобы я мог их разобрать.
      – Я знаю одну вещь.
      – Какую?
      – Нам нужна еда.
      – Да, может, нам повстречается какая-нибудь деревня, где мы найдем союзников.
      – Не здесь. Нигде.
      – Ладно, что-нибудь придумаем, – махнул рукой Римо, но что именно, он и сам не знал.
      Они не успели далеко уехать, как вдруг что-то перекрыло солнечный свет, лившийся сквозь открытый люк. Римо поднял глаза. Лан завизжала. Римо нажал на тормоз. Танк остановился.
      Сверху на Римо и Лан смотрело лицо. Худое лицо, изрытое оспой, как поле для гольфа. Узкие жестокие глаза. Лицо показалось Римо знакомым. Но у него не было времени рассматривать лицо – его внимание больше привлекал ствол направленного на него пистолета.
      – Руки вверх!
      – Конечно, конечно, дружище, – отозвался Римо и поднял руки вверх. – Только не надо волноваться. – А Лан он шепнул: – Не волнуйся. Я с ним справлюсь.
      Вьетнамец что-то кричал.
      – Что он говорит? – спросил Римо.
      – Он говорит: выходите из танка. Быстро.
      – Я пойду первым, – сказал Римо, ухватился за ручку люка и полез наружу. Вьетнамец – в чине капитана, определил Римо, – отошел немного назад. Взглянув еще раз ему в лицо, Римо почувствовал, как все внутри у него сжалось, а по спине пробежал холодок.
      – Нет, – простонал Римо. – Только не ты!
      Вьетнамец опять начал что-то кричать.
      – Да-да, конечно, я иду, – отозвался Римо и вылез на башню танка. Ноги у него стали ватными. Руки он держал на высоте плеч. Видно было, как сильно они дрожат.
      – Капитан-Невидимка, – произнес Римо. В глазах у него потемнело.
      Лан тоже вылезла наружу.
      Капитан знаком показал им, чтобы они спустились на землю и встали рядом с танком. При этом он что-то беспрерывно кричал по-вьетнамски.
      – Чего кричишь? – спросил его Римо, недостаточно хорошо понимавший вьетнамский язык, и получил пощечину.
      – Он хочет, чтобы мы подошли к танку сзади, – пояснила Лан. – Я думаю, он хочет убить нас.
      – А почему бы и нет? – отозвался Римо и пошел туда, куда ему указывали. – Он мертв. С какой стати мы должны быть живыми?
      – Что ты хочешь сказать?
      – Я знаю этого парня. Он мертв.
      Лан ничего не ответила.
      Римо подошел к танку сзади, а капитан жестом показал им, чтобы стали лицом к танку. Римо повиновался. Лан, вся дрожа, стояла рядом. Звук взведенного курка сказал Римо, что сейчас его и девушку расстреляют без долгих проволочек.
      Инстинкты Римо заставили его начать двигаться. Но Лан его опередила.
      Она закричала. Не от страха – от ярости. Вьетнамец-капитан, не ожидавший такого, на мгновение опешил.
      Лан набросилась на него, пытаясь дотянуться до пистолета. Римо подскочил с другой стороны и ударом в корпус сбил капитана с ног. Капитан повалился на землю и спрятался между гусеницами танка.
      Лан держала в руках его пистолет. Она заглянула под танк, пытаясь найти капитана. Выстрелила раз, но никуда не попала.
      Римо отобрал у нее пистолет.
      – Забудь об этом.
      – Я убью его! – кричала Лан.
      – Это невозможно. Ты не можешь его убить. Он уже мертв.
      Лан вопросительно воззрилась на Римо.
      – Ладно, пошли, – сказал Римо и затащил девушку обратно в танк. Пролезши в люк за ней следом, он плотно закрыл крышку – черт с ней, с жарой! Его самого била дрожь – обуял мистический ужас.
      – Почему ты боишься? – спросила Лан, когда Римо снова завел мотор.
      – Долго рассказывать.
      – Ехать тоже долго.
      – Я этого парня уже убил однажды.
      – Когда?
      Римо задумался. В самом деле – когда? Наконец он сказал:
      – Хороший вопрос. Я не знаю. Кажется, это было два, может быть, три месяца назад. Может, раньше.
      – Сейчас он не мертв.
      – Верно. Но я убил его во время войны. Ты понимаешь?
      – Нет. Не понимаю.
      – Я убил его во время войны. В шестьдесят седьмом году. А теперь он снова оказался у меня на пути. И он не просто живой, а совсем не состарился. Во всяком случае, не на пятнадцать-двадцать лет.
      – Ты опять не веришь Лан?
      – Я не знаю, чему верить. Мне не приходит в голову никакого разумного объяснения.
      – Может быть, это призрак?
      – Нет, на ощупь он был довольно плотный, – ответил Римо, внимательно глядя в перископ. Впереди лежала от крытая дорога, без всяких препятствий.
      – Тогда, может быть, ты призрак? – предположила Лан.
      И снова Римо почувствовал, как на него повеяло каким-то мистическим холодом.

      Мастер Синанджу стерпел унижение. А как иначе назвать то, что ему пришлось разместиться в тесной каюте? Он решил не обращать внимания на тяжелый, спертый воздух и на оскорбительные для его обоняния запахи мяса, от которых никуда не деться на американской субмарине. Путешествие было долгим, тяжким и утомительным. Но неизбежным, если он хотел вновь воссоединиться со своим сыном. Чиун был полон решимости стерпеть все. Потом он выместит свои обиды и унижение на Римо. И заставит Римо извиниться!
      Но Мастер Синанджу не мог стерпеть оскорблений и отсутствия уважения.
      – Послушай, папаша, – обратился к нему матрос. – В этом заливе глубина всего два фута. Слезай с плота и пройди остаток пути вброд.
      – Не пойду, – гордо отказался Чиун. – Я замочу кимоно.
      – Ну, так задери свою юбочку, – предложил матрос.
      – По-твоему, я должен обнажиться перед вьетнамскими варварами?
      – А ты разве не вьетнамец? – удивился другой матрос.
      И получил за свою грубость пощечину. Очень болезненно.
      – У-у-у-й! За что вы меня?
      – Я не потерплю оскорблений.
      – Я не хотел вас обидеть. Но если подводная лодка ВМС США перевозит какого-то азиата из Токио во Вьетнам, то логично предположить, что это вьетнамец.
      – Вьетнамцы – существа низшего порядка.
      – По сравнению с кем?
      – Со мной.
      Матросы недоуменно переглянулись.
      – Мы получили приказ не высаживаться на берег, – сказал один из них. – Мы доставили вас до мелкого места. Теперь вам надо только пройти пару метров вброд.
      – Нет, – решительно заявил Чиун, встал во весь рост на надувной шлюпке и сложил руки на груди. Весь вид его говорил о непреклонности.
      – Эй, сядьте! Если нас увидят, это приведет к международным осложнениям.
      – Я готов смириться с международными осложнениями, – стоял на своем Чиун. – Но я не стану мочить ноги в грязной вьетнамской воде.
      – А мне кажется, она чистая.
      – Сейчас темно. Откуда ты знаешь, что она не грязная?
      – А вы откуда знаете, что она грязная? – отпарировал матрос.
      – Она пахнет по-вьетнамски.
      Матросы опять переглянулись и опять пожали плечами.
      – Ладно, давай подойдем поближе к берегу, – предложил один из них.
      Лицо Чиуна слегка прояснилось.
      – Но мы не имеем права касаться берега, – повторили оба матроса в один голос.
      – Согласен, – сказал Мастер Синанджу. Он ступил на нос шлюпки и спрятал руки в рукавах кимоно. Ночной бриз играл его волосами и бородой, а в карих глазах светилось удовлетворение.
      Возможно, обстоятельства и не идеальные, но момент был исторический. Уже много столетий ни один Мастер Синанджу не ступал на землю Вьетнама. Интересно, будет ли выслана депутация? – подумал Чиун. Но потом, грустно усмехнувшись, он решил, что скорее всего не будет. Эти американцы так носятся с сохранением своей смешной тайны, что, наверное, не сообщили правителям в Ханое, что на их берег собирается сойти сам Мастер Синанджу.
      Когда до берега оставалось не более метра, матросы воткнули весла в дно залива и остановили шлюпку.
      – Ну, теперь можете прыгать.
      – Прыгать?! – Изумлению и возмущению Чиуна не было предела.
      – Ну да. Мы же не имеем права касаться берега. Это приказ.
      – А как насчет купания? – поинтересовался Чиун и вонзил в надувную лодку ноготь большого пальца ноги.
      Резина лопнула. Шлюпка начала набирать воду.
      – Эй! Что это? – закричал один из матросов, почувствовав мокроту.
      Мастер Синанджу сделал шаг и приземлился на берегу. Кимоно при этом взвилось, как у танцора. Потом он с сияющим видом обернулся к встревоженным матросам, которые так боялись, что их увидят, что сидели по пояс во вьетнамской воде, подстелив под себя резиновый коврик, в который превратилась их шлюпка.
      – Не волнуйтесь, – успокоил их Чиун. – Пока вы сидите так, как сидите, вам не придется касаться берега и ваше начальство не рассердится.
      – Теперь уже поздно. Нам придется вытащить эту дребедень на берег и залатать ее.
      – Сообщите капитану корабля, что я подам сигнал, когда буду готов покинуть эти берега, – сказал Чиун и пошел прочь.
      – А когда это будет? – крикнул ему вслед один из матросов, вставая в полный рост.
      – Когда? Разумеется, когда я закончу свои дела.
      И хотя давно уже Мастера Синанджу не ступали на землю Вьетнама, уже в первой деревне Чиуна ждал торжественный прием.
      Но все-таки недостаточно торжественный. Чиуну пришлось разорвать на части всего двух партийных функционеров перед лицом простодушных крестьян. И тогда они повалились на колени и ткнулись лбами в грязь – именно так и полагается встречать Императоров и прочих высокочтимых гостей.
      Старейшина деревни, почти ровесник Чиуна, пригласил гостя отужинать у него дома. Чиун с благодарной улыбкой принял миску риса, на котором лежало несколько рыбьих голов. Тайком он вытащил рыбьи головы и сунул их под камень. Только вьетнамцы способны есть худшую часть рыбы. Наверное, они и глаза глотают.
      Когда с трапезой было покончено, Чиун объяснил цель своего визита.
      – Я ищу белого человека. Имя его не имеет значения. Да и вообще – что значит имя белого человека?!
      Глаза старика-хозяина вспыхнули – он был явно согласен со своим гостем. Ему тоже белые люди были не нужны. Так он и сказал.
      Достигнув согласия по этому вопросу, Чиун спросил, а не ходят ли слухи о том, что какой-то белый американец вернулся во Вьетнам?
      Старик притворился, что размышляет над вопросом Чиуна, и долго изображал, что мучительно роется в своей памяти. Но по блеску в глазах Чиун сразу понял, что ответ давно готов. Впрочем, ночь еще только началась, и зачем торопить события и настаивать на немедленном ответе, если можно поговорить подольше, спокойно разузнать все, что нужно, и выпить еще немало рисового вина?
      Чиун отодвинул в сторону плошку с рисовым вином, делая вид, что пить не хочет.
      Наконец старик – звали его Нго – заговорил:
      – Да, рассказывают об одном белом американце, который устроил переполох в районе кампучийской границы. Никто не может поймать этого американца. Его ищут, ищут, ищут, но найти не могут. Никто не знает, зачем он сюда пришел. Некоторые говорят, что это лишь пролог к возвращению американских войск.
      – Ты этому веришь?
      – Нет. Американцы ушли давно. Вообще-то, я бы не возражал против того, чтобы они вернулись. При коммунистах дела идут из рук вон плохо.
      – У европейцев такие отсталые идеи, – согласился Чиун.
      Нго глубокомысленно кивнул. Хорошо, когда два мудрых человека могут вот так запросто встретиться и поговорить, подумал он. Даже если один из них всего-навсего кореец.
      Хозяин и гость поговорили еще немного, и Чиун решил больше не обременять гостеприимных хозяев. Он расстался с Нго на окраине деревни, спросив его при этом:
      – Надеюсь, вы не в обиде на меня за то, что я так обошелся с солдатами, охраняющими вашу деревню?
      – Они отнимают у нас еду и пристают к женщинам. Мы не будем скучать по ним, а завтра сюда придут двое других – точно таких же, в такой же форме. И будут точно так же нести всякий вздор про революцию.
      – Быть может, через триста или четыреста лет, когда все коммунисты повымрут, – задумчиво произнес Чиун, – один из ваших наследников призовет моего к себе на службу. Эпоха правления аннамитских Императоров закончилась так внезапно, даже не достигнув пика своей славы.
      – Я передам ваши слова своему внуку, а он – своему, – пообещал Нго.
      И Чиун распрощался с деревней, удовлетворенный тем, что ему удалось посеять зерно, которое даст росток в будущем, и тогда его потомки смогут вернуться на ту землю, которую недавние предки малость позабросили. Возможно, подумал Чиун, из неповиновения Римо удастся извлечь и что-то хорошее.

      Вьетнамская ночь пала неожиданно и резко, словно нож гильотины.
      Римо свернул с главной дороги. Он лихо провел танк вверх по холму, перевалил через него и поехал по изрытой ухабами дороге на север. Судя по тому, что сказала Лан, они находились где-то в районе вьетнамско-камбоджийской границы. И все же Римо до сих пор понятия не имел, где точно находится и как здесь оказался. Днем Римо с Лан нашли поле маниоки и сварили в армейской каске порцию сладких клубней, отдаленно напоминающих картошку. Но и на сытый желудок сознание Римо не прояснилось.
      То и дело по дороге попадались армейские патрули. Но они в большинстве случаев не обращали внимания на танк, думая, что экипаж состоит из вьетнамцев. Однажды танк обстреляли крестьяне в черных одеяниях – вооружены они были лишь пистолетами да допотопными винтовками. Римо они напомнили вьетконговцев, но Лан объяснила, что это камбоджийские повстанцы, которые воюют против вьетнамцев.
      Весь мир, казалось, встал с ног на голову. И Римо никак не мог понять, где же в этом новом мире его собственное место.
      Лан взяла на себя управление танком. Нервы Римо были на пределе, и он решил, что надо немного отдохнуть. Он объяснил девушке, как управлять дребезжащей махиной, а сам лег и уснул.
      Через некоторое время его разбудил громкий шепот Лан.
      – Что такое? – пробормотал Римо. В голове у него стучало.
      – Странный человек прямо на дороге. Что мне делать?
      – Солдат?
      – Нет. Старик.
      – Попробуй объехать его.
      – Не могу. Он загородил всю дорогу.
      – Всю дорогу? – Римо не поверил своим ушам. – Так что же это – старина Кинг-Конг?
      – Я пытаюсь свернуть. Он стоит на пути. Я еду в другую сторону. А он все время там.
      – Ладно, я его прогоню, – сказал Римо, взяв в руки АК-47, и откинул крышку люка.
      Танк, скрипя всеми деталями, остановился.
      Старик был ростом не выше пяти футов. Совсем старый. Лысеющая голова обрамлена жиденькими прядями волос. На нем было странное цветастое одеяние, напоминающее юбку, – Римо никогда не видел, чтобы вьетнамцы носили такое.
      Лан тоже высунулась наружу.
      – Это кто, монах или еще кто? – негромко спросил ее Римо.
      – Не знаю. Никогда такого не видела.
      – Скажи ему, чтобы убирался с дороги.
      – Отойди в сторону, старик! – крикнула Лан по-вьетнамски.
      Старик что-то недовольно ответил ей тоже по-вьетнамски.
      – Что он сказал? – спросил Римо.
      – Он хочет знать, не видели ли мы американца.
      Римо поглубже надвинул каску.
      – Спроси его, зачем ему американец.
      – Зачем ты ищешь американца? – крикнула Лан.
      Старик что-то проскрипел в ответ, и Лан перевела:
      – Он говорит, что это его дело, а не наше.
      – Скажи ему, пусть уйдет с дороги, или мы его переедем, – разозлился Римо и скрылся в танке. Сел за рычаги управления, завел танк и проехал немного.
      Старик сделал шаг навстречу. Римо повернул танк вправо. Старик синхронно двинулся в ту же сторону.
      – Чего ему надо? – пробормотал Римо.
      – Он просит нас подвезти, – сообщила Лан. – Он устал ходить пешком.
      – Пусть угребывает!
      – Пусть что?
      – Ничего, – вздохнул Римо и снова взялся за автомат. – Есть только один способ убедить его, что мы не шутим.
      Римо выпрыгнул из люка и стал на танке прямо перед башней. Старик-азиат стоял прямо перед Римо на земле, засунув руки в широченные рукава.
      Римо прицелился в морщинистое лицо.
      – Проваливай, – сквозь зубы процедил он.
      Лицо старика вмиг утратило выражение величественного бесстрастия.
      – Ты! – взвизгнул он по-английски. – Как ты можешь поступать так низко?! Никакого уважения к собственному отцу! Как можно было покинуть меня после того, как я дал слово твоему Императору?!
      Римо в удивлении опустил автомат.
      – К кому он обращается – к тебе или ко мне? – спросил он Лан.
      – Не знаю.
      – По-моему, к тебе. Он говорит, он твой отец.
      – Да я бы никогда не согласился считать эту… эту белую вьетнамку своим ребенком! – закричал старик. – Хотя ты тоже не подарок. Ты что, совсем ума лишился? Посмотри на себя. Оружие! И военная форма! Куда это годится?
      – По-моему, он говорит с тобой, – решила Лан. – Он смотрит на тебя.
      – Ты меня знаешь? – спросил Римо старика.
      – Неужели горе настолько состарило меня, что ты не можешь признать своего родного отца, Римо?
      – Эй! Откуда ты знаешь мое имя?
      – Смит тобой сильно недоволен. Он послал меня, чтобы я наказал тебя за твое неповиновение.
      Римо снова вскинул автомат.
      – Не знаю я никакого Смита. И какую бы шуточку ты ни собирался сыграть, она не сработает. Прочь с дороги!
      – Тебе понадобится нечто большее, чем эта корявая гремящая палка, чтобы защитить себя от моего гнева, о недостойный! – И с этими словами старик бросился на Римо.
      Римо попытался увернуться. Ему было жалко убивать этого свихнувшегося старика. Но он тут же пожалел о собственной жалости.
      Автомат был вырван у него из рук и отправлен в полет.
      Римо сжал кулаки. Но в этот момент длинный тонкий палец – твердый как сталь – ткнулся ему в живот. Римо согнулся пополам и кубарем скатился с танка.
      Такой сильной боли он не испытывал никогда в жизни. Римо не сомневался, что косоглазый старик ткнул его в живот ножом. Черт, как больно!
      Мастер Синанджу наблюдал за тем, как его ученик корчится от боли на земле. Римо не стал ругаться и проклинать своего учителя, как обычно. Нет – было похоже, что он боится за свою жизнь. Плохо дело, нахмурился Чиун.
      Потом Римо попытался отползти в сторону, и на пути ему попался автомат. Римо схватил оружие и направил на Чиуна. В глазах Римо была ненависть, смешанная со страхом. Раздался выстрел.
      Чиун увернулся от первой пули.
      – Римо!
      – Умри! – выкрикнул Римо, перевел рычажок на стрельбу очередями и открыл огонь.
      Мастеру Синанджу пришлось взмыть в воздух и приземлиться за спиной у Римо.
      Римо недоумевающе огляделся по сторонам.
      – Лан! – в отчаянии крикнул он. – Где старик?
      – Сзади тебя, – махнула рукой девушка.
      Римо резко развернулся и снова открыл огонь. И тут Мастер Синанджу понял, в чем дело. Ну, разумеется. Теперь очередь Римо. Отлично, подумал Чиун, когда два человека встречаются после долгой разлуки, почему бы им не поиграть немного?
      Мастер Синанджу извивался как угорь. Он метнулся вправо от автоматной очереди, а потом пересек линию огня так быстро, что успел проскочить между двумя пулями.
      Задача была совсем простая. Автомат был заряжен трассирующими пулями, и они вылетали из дула, как зеленые светлячки. Не заметить их было просто невозможно.
      Патроны кончились.
      – Твою мать! – выругался Римо.
      – Ты кончил? – поинтересовался Чиун, подходя к Римо.
      Римо пытался встать на ноги. Одной рукой он держался за живот, а другой старался дотянуться до Чиуна. Ухватив автомат за ствол, он хотел ударить старика прикладом. Получилось неуклюже и смешно. Чиун выхватил оружие из руки Римо.
      – Ну, а теперь моя очередь, – заявил он и окликнул Лан: – Эй, девочка! Мне нужны патроны. Кинь-ка их мне!
      – Ты что, с ума сошел, старый хрыч? – возмутился Римо. – Она же со мной.
      – Старый хрыч?! – Щеки Чиуна раздулись от гнева. – Как ты смеешь называть своего отца такими словами?
      – Отца?! Да ты совсем псих. Я тебя никогда в жизни не видел.
      Чиун опешил. Борода у него тряслась. И без того узкие глаза превратились в щелочки.
      – Ты отрекаешься от меня?
      – Называй как хочешь.
      – Никогда еще ученик не отрекался от своего Мастера!
      – От чего?
      И тогда Чиун все понял. Истина открылась ему.
      – Я Чиун, Мастер Синанджу, – высокомерно представился он.
      – Никогда не слышал ни о тебе, ни об этой штуке.
      – А кто эта девочка?
      – Мой друг.
      – Твой вкус по части женщин убог, как всегда.
      – Ну и катись в задницу!
      – Я оставлю это замечание без внимания, – холодно отозвался Чиун.
      – Оставляй без внимания все, что хочешь, дядя. Только сойди с дороги, мне надо ехать.
      – Как ты можешь куда-то ехать, если даже не знаешь, куда тебе надо?
      – С чего ты это взял?
      – Потому что, если бы ты знал, куда тебе надо, ты уже давно бы там был.
      – А что ты знаешь о том, куда мне надо?
      – Я знаю то, что знаю, потому что я знаю, где ты был раньше.
      Римо взобрался на танк. Увидев, что каждое движение причиняет ему боль, Лан пришла ему на помощь. Римо прерывисто дышал.
      – А тебе не нужна твоя гремящая палка, эй, воин? – насмешливо поинтересовался Чиун.
      – Оставь ее себе. У меня таких много.
      Мастер Синанджу зажал автомат между ладонями и легонько сжал его. Автомат брызнул осколками металла.
      Римо обернулся на резкий звук и от удивления вытаращил глаза, увидев, как старик-азиат вытирает руки. Остатки “Калашникова” валялись у его ног, и в них трудно было признать некогда грозное оружие.
      – Как ты это сделал?
      – Очень просто, – сияя, ответил Чиун. – Это называется Синанджу.
      – Это что-то вроде каратэ? – поинтересовался Римо.
      – Лучше! С помощью Синанджу я бы мог стереть твой танк в порошок.
      – Не свистишь? – скептически заметил Римо.
      – Я говорю правду, – высокомерно заявил Чиун. – Я бы и тебя мог научить, хочешь?
      – Мне этого не надо, – отказался Римо, и Лан помогла ему пролезть в люк. – У меня удар правой, которым я могу свалить дерево. – А про себя подумал: что это я разболтался с этим косоглазым стариком?
      – Я бы не стал возражать, если бы вы меня подвезли, – переменил тему Чиун. – Я стар, и ноги у меня устали.
      – Подожди автобуса, – ответил Римо и хотел было закрыть люк, но что-то ему мешало.
      Он еще раз взглянул на старика, похожего на разодетого Хо Ши Мина. Римо мог поклясться, что никогда в жизни его не видел. Но где-то глубоко в подсознании слабо звучал какой-то знакомый голос, и потому Римо не мог просто так взять и уехать.
      – Ты жесток. Я ошибался на твой счет. Ты мне не сын. Мой сын никогда бы не бросил меня в лесу на съедение тиграм.
      – Я рад, что хоть об этом мы договорились, – заявил Римо и захлопнул люк.
      Последнее слово осталось за ним. И это рождало чувство удовлетворенности. Но когда Римо, корчась от боли, с трудом разместился на месте водителя и завел мотор, он почувствовал легкую, ускользающую грусть – словно покидал что-то дорогое и близкое. И очень важное.
      А Мастер Синанджу стоял и смотрел, как танк, внутри которого сидел его ученик, исчезает в ночи. Он знал, что Римо не шутит, уезжая от него. Он и в самом деле бросил своего учителя. Он не смог защитить себя от болезненного, но безобидного удара Чиуна. Руки его пахли порохом. И вдобавок ко всему он связался с девушкой-вьетнамкой.
      Смит был прав. У Римо мутная память. Она такая мутная, что он даже не помнит Мастера Синанджу.
      И хуже всего то, что он больше не помнит Синанджу.
      Мастер Синанджу принюхался. Есть и другие средства передвижения по Камбодже. И Чиун отправился в лес, чтобы раздобыть такое средство. Мастер Синанджу знал, куда направляется Римо, хотя сам Римо этого не знал. Когда Римо прибудет на место. Мастер Синанджу будет ждать его.

      Капитан Дай Чим Сао не признал своего поражения. Он никогда не признает поражения. Он просто не может признать своего поражения!
      Пешком вернувшись в расположение лагеря, он сообщил своему заместителю капитану Тину, что ему удалось найти американца.
      – Мои люди окружили его, – поведал Дай. – Теперь это только вопрос времени.
      Он не стал рассказывать об уничтоженных танках. О солдатах, дезертировавших во время боя. Или о том, как ему самому пришлось более часа пролежать на дороге под танком в позе эмбриона. Ни о чем таком он рассказывать не стал.
      – Скоро стемнеет, – заметил Тин. – Вам нужны еще люди?
      – Мне нужны все ваши люди. Созовите их немедленно, – жестко приказал капитан Дай.
      – Но если ваши люди окружили американца, то…
      – Он может ускользнуть от часовых под покровом темноты, – оборвал Тина Дай. – Я не хочу рисковать.
      – Но если мы бросим все силы на поимку американца, кто будет охранять лагерь?
      – Вы, – сказал капитан Дай.
      Капитан Тин отсалютовал:
      – Слушаюсь, товарищ капитан!
      Военный вертолет поднялся в воздух и лег на курс. В вертолете находился капитан Дай. За ним – безобразно медленно! – по дороге поползли танки. План капитана Дая был таков. Он поведет отряд туда, где он оставил танки, и шумно выразит свое удивление, увидев, что танки уничтожены. Он будет кричать, ругаться и обвинять своих подчиненных в том, что они упустили американца. Подчиненные ничего не смогут возразить. Те, которые не запятнали себя бегством, погибли. Тогда капитан Дай пересядет на наземное транспортное средство и поведет отряд вперед.
      Никто никогда не узнает, что капитан Дай привел свой отряд к бесславному поражению. Особенно после того, как он вырвет победу из самой пасти дракона.
      Джунгли тряслись от ветра, поднимаемого винтами низко летящих вертолетов. Казалось, что дрожит сама ночь. Солнцу понадобилось много времени, чтобы наконец скатиться за линию горизонта. Ночь навалится, как темный занавес, скрывающий последний акт драмы, и чья-то жизнь закончится во мраке.
      Но не жизнь капитана Дая. Капитан Дай Чим Сао твердо себе это обещал. Может быть, придет конец его карьере. Но не жизни!
      Римо сидел, прислонившись спиной к дереву. На руку ему упала пиявка, и Римо поскорее отбросил ее в сторону, прежде чем она успела впиться ему в кожу.
      Луна взошла хрустальным шаром. Римо следил за ее отражением в мутной воде рисового поля. Даже отражаясь в грязной воде, луна выглядела совершенным творением, словно какой-то волшебник высек ее из цельной глыбы льда. Римо вглядывался в холодный свет луны, как бы пытаясь пронзить ее своим взглядом. Разумеется, у него ничего не вышло. Луна только кажется прозрачной.
      Лан спала рядом. Танк они загнали в заросли бамбука. От близлежащей деревни тянуло дымом. Никто не тревожил беглецов. Римо предполагал, что они уже пересекли границу и снова оказались во Вьетнаме. Здесь было спокойнее. Сюда не доносились звуки далеких боев. Римо всегда представлял себе, что Вьетнам именно таким и будет после войны.
      А Лан говорит, что война кончилась. Римо вгляделся в ее лицо. Трудно было поверить, что это милое, добродушное лицо может принадлежать человеку, способному наплести столько изощренных небылиц. И как она упорствует во лжи!
      Но в то, что она ему наговорила, поверить просто невозможно: война давно кончилась, Америка потерпела поражение и вывела свои войска. Уже одного этого хватает, чтобы не верить всему остальному. И что же Римо делает сейчас во Вьетнаме, если последнее, что он помнит, – это то, как он воевал тут двадцать лет назад?
      Повинуясь какому-то инстинкту, Римо взял автомат и, низко пригнувшись, прокрался к рисовому полю. Прохладная вода манила: выпей меня. Но пить воду без кипячения или без специальных таблеток нельзя. Таблеток у Римо не было. А разводить огонь слишком опасно.
      Такой ночью все вокруг отчетливо видно. Впрочем, Римо не нуждался в луне, чтобы видеть в ночи. Ему так часто приходилось драться в джунглях по ночам, что он привык отсыпаться днем и старался избегать искусственного освещения. И теперь он был способен видеть в темноте, как кошка.
      Эта способность у Римо сохранилась, что было удивительно. Где же он был все эти годы? И почему он ничего не помнит? Еще ребенком он читал рассказы о японских солдатах, которых находили в джунглях на далеких островах в Тихом океане. Они не знали, что вторая мировая война давно закончилась.
      Неужели с Римо произошло что-то подобное? Неужели его забыли, бросили в джунглях? Но куда подевались его воспоминания? Он знал, кто он, значит, это не потеря памяти.
      Гладь воды на рисовом поле служила великолепным зеркалом. Римо, пригнувшись, посмотрел на воду. Лицо было в тени, глаза казались темными пятнами, а общее впечатление создавалось такое, что перед ним не лицо, а бесплотный череп.
      Опираясь на автомат, Римо наклонился пониже и в шоке отпрянул.
      Лицо изменилось. Глаза – более запавшие, чем те, которые он помнил. Кожа сильно натянута на скулах. И на вид ему никак нельзя дать девятнадцать лет. Но и не девятнадцать плюс двадцать.
      Он стал старше, но ненамного старше. И лицо – его собственное. Но есть небольшие отличия. И что же все это значит?
      Вернувшись к танку, Римо сел рядом с Лан и принялся вглядываться в ее невинное личико так, будто мог прочитать правду в этих детских чертах.
      Потом он разбудил девушку.
      Лан принялась тереть заспанные зеленые глаза.
      – Моя очередь сторожить? – спросила она, поднимаясь.
      – Потом, – отозвался Римо.
      Лан заметила, что он пристально на нее смотрит.
      – Что? – испугалась она.
      – Я должен знать правду.
      – Какую правду?
      – Правду о войне! – рявкнул Римо и крепко потряс девушку за плечи. Она вырвалась из его рук.
      – Мне больно, – пожаловалась Лан и потерла плечи там, где в них впивались пальцы Римо.
      – Извини, – смутился Римо. – Но я ничего не понимаю.
      Лан отвернулась.
      – Я не виновата.
      – Война кончилась?
      – Да.
      – Ты абсолютно уверена?
      – Да, – повторила Лан, исподлобья взглянув на Римо.
      – Я посмотрел на свое отражение в воде. Я стал старше.
      – Конечно.
      – Но ненамного старше. Не на двадцать лет.
      Лан промолчала.
      – Я не мог скитаться в джунглях двадцать лет и при этом не состариться и не попасть в плен.
      – Ты приехал в воспитательный лагерь. Я не знаю, откуда ты приехал. Ты спас Лан. И спас друзей Лан. Друзья очень благодарны. Ты бросил нас, но Лан не хотела бросать тебя. Ты нравишься Лан. Лан вернулась в автобус. Ты уехал. Потом автобус наехал на мину. Ты проснулся. Лан проснулась. Остальное ты знаешь. Теперь Лан будет часовым?
      – Потом, – ответил Римо. – Слушай, а знаешь, кажется, я тебе верю. Но есть что-то такое, чего я объяснить не могу. У меня есть только одно объяснение.
      Лан откинула назад свои длинные черные волосы.
      – Какое?
      – Когда автобус наехал на мину, его раскорежило взрывом?
      – Да. Он развалился на две части.
      – И тебе не кажется странным, что мы оба выжили? Машину всю прошило стальными шариками.
      Лан пожала плечами.
      – Ты впереди. Лан пряталась сзади. Автобус наехал на мину. Сломался посередине. Не странно. Повезло.
      – А что, если мы только думаем, что мы живы?
      Лан непонимающе воззрилась на Римо.
      – Что, если мы оба умерли? – предположил Римо.
      – Нет! – закричала Лан и вскочила на ноги. Ее лицо просто перекосилось от гнева. – Лан не умерла! Нет! Ты мертвый, может быть. Но не Лан? – В страхе девушка попятилась от Римо.
      – Слушай. – Римо тоже встал. – Мне тоже не хочется в это верить, но все сходится. И тогда можно даже объяснить появление Капитана-Невидимки. Мы – просто призраки войны. Мы умерли, но продолжаем воевать.
      – Нет, это не так!
      – Ты же сама это первая сказала, помнишь? Может быть, я призрак. Я не помню ничего, кроме войны. Меня, наверное, убило, когда взорвался автобус.
      – Нет. Лан не убили на войне. Лан родилась на войне. Выросла потом. Мама учительница. Ее забрали, Лан была маленькая. Лан жила на улице. Потом Лан забрали в воспитательный лагерь. Лан не погибла на войне. Лан не умерла!
      Лан разрыдалась. Она упала на колени и ткнулась лицом в прохладную траву.
      – Лан не умерла! – повторила она.
      Римо присел на корточки рядом с девушкой и откинул с ее лица длинные черные волосы.
      – Может быть, ты права, – тихо сказал он. – Но я ничего не понимаю.
      – Римо слишком много думает. Надо, как Лан. Не думать. Чувствовать. Чувствовать сердцем.
      – Да? И что же ты чувствуешь?
      Лан поджала под себя ноги и села.
      – Лан чувствует – грустно. Чувствует боль. Лан думает, это любовь.
      – Ко мне?
      – Когда Лан была маленькая, мама рассказывала об американском отце. Его звали Боб. Боб когда-нибудь вернется, говорила мама. Вернется и возьмет нас в Америку. Но Боб не вернулся, американцы не вернулись. Потом мама сказала, Боб погиб. Лан не поверила. Плохие дела случились с Лан. Потом ты пришел. Ты понравился Лан, потому что ты американец. А теперь ты нравишься Лан, потому что ты Римо.
      – Ты мне тоже нравишься. Но ты ведь совсем ребенок. – Римо замялся. – Смешно.
      – Лан не смешная.
      – Нет, не в этом дело. Последнее, что я помню, это то, что мне девятнадцать лет. Тебе на вид примерно столько же. Но я о тебе думаю как о ребенке, значит, где-то глубоко в душе я понимаю, что старше тебя.
      – Не понимаю.
      – Я тоже. А что мне пытался сказать этот старик? Он знал, как меня зовут. Он сказал, что он мой отец. Я никогда не знал своего отца, но он точно не мог быть вьетнамцем – или кто там был этот старик?
      – Он очень сильный, – заметила Лан.
      – Да, но и я тоже сильный. – Римо взглянул на свой кулак. – Я убил двоих человек ударом кулака. И я не помню, чтобы когда-нибудь был таким сильным.
      – Лан устала думать.
      Римо неожиданно улыбнулся:
      – Я тоже.
      Лан застенчиво улыбнулась и прикоснулась к руке Римо.
      – Лан нравится Римо? – негромко спросила она.
      – Да, конечно, еще как нравишься.
      – Полюби Лан сейчас.
      – Что?
      – Люби. Полюби Лан сейчас.
      – Не знаю. Мы с тобой еще так плохо друг друга знаем. Но ты мне нравишься, это точно.
      – Тогда полюби Лан. Давай трах-трах.
      – А-а, вот оно что! – наконец понял Римо.
      – О’кей?
      Лан стянула с себя рубашку. При свете луны кожа ее казалась совсем бледной. У нее были маленькие, но очень крепкие груди. Девушка обняла Римо за шею и притянула его к земле. Ее маленький ротик с жадностью впился в его губы.
      Когда они на мгновение разъединились, Римо прошептал:
      – Это было здорово. – И обнял ее за талию.
      – Может, если Римо будет трах-трах, он поймет, что он жив. Не умер. Не призрак. Может быть, мы оба поймем, что живы.
      – Что ж, стоит попробовать, – согласился Римо и вместе с девушкой повалился на прохладную траву.
      Сидя в развилке ветвей большого дерева неподалеку, Мастер Синанджу не сдержал своего отвращения, отвернулся и стал смотреть туда, откуда скоро должно было появиться солнце. Забыв о том, кто он и что собой представляет, Римо вернулся во власть самых низменных инстинктов.
      Когда долетающие до чувствительных ушей Чиуна звуки сказали ему, что Римо и в самом деле получает удовольствие, а значит, не использует должным образом технику любви, разработанную Домом Синанджу, Чиун окончательно убедился в том, что Римо забыл все, чему его обучили. Он занимался сексом ради удовольствия, а не во имя исполнения долга! Чиун закрыл уши ладонями, чтобы не слышать звуков, издаваемых двумя совокупляющимися существами.

      Римо проснулся первым. Пробуждение было внезапным – его словно что-то подтолкнуло. Римо приподнялся и прислушался.
      Лан лежала рядом, прижавшись к нему. Римо накинул рубашку на ее обнаженные плечи. Губы девушки дрогнули, будто она пыталась что-то сказать. Римо наклонился к ней. Она что-то невнятно бормотала – похоже, не по-английски. И даже не по-вьетнамски. Что-то совсем невразумительное.
      Нет, решил Римо, не эти звуки разбудили меня.
      И тут они появились. С севера. Сначала один, за ним еще два.
      Военные вертолеты! Они пронеслись над головой так быстро, что Римо их практически и не разглядел.
      – Лан! Вставай! – растолкал Римо девушку.
      – Что, Римо?
      – Вертолеты. Они, наверное, засекли танк. Надо отсюда линять.
      Лан схватила в охапку одежду и побежала вслед за Римо к танку. Одевшись в страшной спешке, Римо завел мотор и вывел танк на дорогу.
      Вертолеты вернулись.
      Когда вертолеты пошли на третий заход, один из них выпустил ракету. Она взорвалась метрах в пятидесяти от танка. Грязь и камни брызнули фонтаном. Некоторое время Римо ничего не видел в перископ. Когда грязь улеглась, он увидел на дороге зияющую воронку.
      – Это противотанковые ракеты! – заорал Римо и начал разворачивать танк. – Одно прямое попадание – и все кончено.
      Лан схватила АК-47, высунулась из люка и открыла беспорядочную стрельбу вверх.
      – Не трать зря патроны! – крикнул ей Римо.
      Он уже развернул танк и прибавил газу. Конечно, толку в этом было мало. Как может танк обогнать три быстроходных боевых вертолета?
      – Я не даю им подлететь близко, – сообщила Лан в короткий перерыв между выстрелами.
      – И как долго ты это будешь делать? Они быстрее и маневреннее нас.
      – Надо пытаться, – отозвалась Лан и опустошила еще одну драгоценную обойму.
      – Черт! – выругался Римо.
      Снова в поле зрения показались вертолеты. Один из них отстал от основной группы и выпустил еще одну ракету. Ракета понеслась со свистом, и у Римо душа ушла в пятки.
      Он рванулся вверх и втащил Лан внутрь танка. Лан упала на него сверху, и Римо почувствовал, что под рукой у него – обнаженная грудь девушки. Лан даже не успела застегнуть рубашку. Римо прижал девушку к полу и накрыл собой. Времени закрыть люк не было. Если ракета попадет в танк, то это не будет иметь никакого значения.
      Но ракета в танк не попала. Звук взрыва донесся откуда-то спереди. Грязь и камни дождем посыпались через люк на Римо и Лан.
      Римо поднялся и посмотрел в перископ. На дороге – прямо перед танком – зияла новая воронка.
      – Они опять промахнулись, – заметила Лан.
      – Я думаю, они это нарочно, – отозвался Римо. – Они хотят, чтобы мы тут остановились. Возможно, по дороге к ним подходит подкрепление.
      – Мы погибнем?
      – Возможно, нет. Может, они хотят взять нас живьем.
      – Лучше погибнуть, – сказала Лан и застегнула рубашку.
      – Послушай, оставайся в танке и не высовывайся.
      У Лан от страха округлились глаза.
      – Ты бросаешь Лан?
      – Там, наверное, идут еще танки. Один я уже захватил. Могу захватить и другие.
      – Ладно, – согласилась Лан. – Возвращайся скорей. Не дай себя убить.
      – Это не входит в мои планы, – заверил ее Римо и поцеловал на прощание.
      Он подождал, пока вертолеты скроются за деревьями, и только тогда вылез из люка. И сразу же нырнул в придорожные заросли бамбука. Утреннее солнце согревало землю, и с близлежащих рисовых полей поднимался туман. Стало заметно теплее. Римо нашел развесистое дерево, забрался на него и спрятался среди ветвей. В автомате был полный магазин и еще три запасных. Римо стал ждать.
      Как Римо и предполагал, с севера – откуда раньше прилетели вертолеты – показались танки. Их было три, а впереди ехал “лендровер”. На заднем сиденье восседал офицер вьетнамской армии. Римо признал изрытое оспинами лицо убитого им когда-то Капитана-Невидимки.
      Римо поднял автомат и взял офицера на мушку. Но стрелять не стал: пока фактор внезапности, или, как он это называл, элемент неожиданности, на его стороне, преждевременный выстрел может только испортить дело.
      – У тебя жизней больше, чем у кошки, – пробормотал Римо. – Но нынче их запас исчерпан. Это я тебе обещаю.
      Римо закинул автомат на спину и прополз вдоль по ветке, насколько смог. Теперь он находился прямо над дорогой. Люки у танков были открыты, из них торчали солдаты с крупнокалиберными пулеметами. Римо подождал, пока два первых танка проедут мимо. Потом – как раз когда третий танк находился прямо под ним – он соскользнул с ветки и приземлился на броню танка позади башни. Вышло это у него очень неуклюже. Ботинки! Почему-то они мешали. Римо схватился за башню, чтобы не упасть. Когда наконец ему удалось восстановить равновесие, он потихоньку двинулся вперед.
      Пулеметчик даже и не услышал, как сзади к нему незаметно подкрался Римо. Римо свалил его одним ударом в затылок.
      Он легко вытащил его из люка, удивляясь собственной силе. Выкинул солдата на дорогу и занял его место.
      Очень осторожно, надеясь, что экипаж танка не заметит подмену, Римо снял с плеча автомат, перевел его в положение стрельбы одиночными выстрелами и опять принялся ждать.
      “Лендровер” доехал до первой воронки и начал ее объезжать. Для переднего танка места было недостаточно. Он с лязгом въехал прямо в воронку, при этом гусеницы крошили обломки асфальта. Шум стоял такой, что одиночного выстрела никто бы и не услышал. Римо соскользнул внутрь танка и приставил дуло автомата к голове водителя.
      Водитель не издал ни звука. Он лишь покорно поднял руки.
      Офицер, сидевший за орудием, не заметил Римо.
      Держа водителя на прицеле, Римо незаметно подкрался к офицеру сзади и прикладом автомата вбил его лицо в казенную часть орудия.
      Лицо водителя покрылось потом.
      – Знаешь, приятель, я не хочу тебя убивать, – заметил Римо, – хотя и сам не понимаю почему.
      – Помогите! Помогите! – слабым голосом по-вьетнамски воскликнул водитель.
      Римо ударил его по голове. Потом вытащил наружу и сам уселся за рычаги управления. Посмотрев в перископ, Римо убедился, что ближайший танк он может поразить без особого труда. Но даже если ему удастся подбить один танк, второй успеет ответить на его выстрел. И к тому же нельзя сбрасывать со счетов вертолеты.
      Римо решил подождать. Передний танк выбрался из воронки и в нее въехал второй танк. Римо потихоньку продвигал свой танк вперед. Он и сам еще толком не знал, что делать дальше.
      Вертолеты помогли ему принять решение. Один за другим они приземлились прямо на дороге по другую сторону от танка, в котором находилась Лан, и преградили ему путь.
      – Ну ладно, – пробормотал Римо. – Давайте немного потанцуем.
      Он потянулся назад и нашарил несколько ручных гранат. Рассовав их по карманам, он вылез через люк и спрыгнул на дорогу.
      На Римо по-прежнему была надета вьетнамская военная форма, которая была ему страшно мала. На голове – зеленая каска. Римо как ни в чем не бывало направился ко второму из трех танков, слегка согнув ноги в коленях, чтобы казаться ниже ростом. Из люка показалось лицо стрелка, выбирающегося наружу. Римо, приблизившись к нему, спокойно выдернул чеку и положил гранату на колени стрелку.
      Стрелок завизжал от страха и выпрыгнул из танка. В этом была его ошибка. Ему следовало выкинуть гранату, а самому спрятаться в танке. Римо пристрелил солдата. Граната взорвалась внутри танка.
      Звук был негромкий, но из всех возможных отверстий показались клубы дыма.
      В ту же секунду Римо бросился к воронке, кинул еще несколько гранат, а сам вжался в землю. Раздались взрывы, словно кто-то устроил фейерверк. Только гораздо громче.
      Откуда-то спереди донеслись крики.
      Римо обежал горящий второй танк и высунулся из воронки. Башня первого танка медленно разворачивалась. Стрелок-пулеметчик поводил стволом пулемета из стороны в сторону. Его глаза шарили по сторонам.
      Римо снес ему голову одной короткой очередью и сам бросился вдогонку за пулями прочь из воронки. Одно мгновение – и вот он уже на танке, выдергивает чеки и бросает гранаты вниз, внутрь танка, не встречая никакого сопротивления со стороны обезглавленного трупа.
      Гранаты взорвались. Из танка вырвались языки пламени. Но Римо уже был среди придорожных деревьев. Из “лендровера” по нему открыли огонь. Моторы вертолетов затарахтели.
      – Лан! – крикнул Римо. – Не дай им взлететь!
      Лан высунулась из башенного люка и открыла огонь. У нее было сразу два автомата. Девушка прислонилась к крышке люка, а стволы автоматов положила на броню для упора. Огонь она вела попеременно из каждого автомата. Ее хрупкое тело сотрясалось в такт очередям.
      Вертолеты не были приспособлены для ведения наземных боевых действий и потому были обречены. Винты лениво вращались, но машины не взлетали в воздух. Пилоты были либо ранены, либо сбежали, спасая свои шкуры.
      А тем временем Римо, прячась за деревьями, продвигался по направлению к “лендроверу”. Он снова перевел рычажок автомата в положение стрельбы одиночными выстрелами. Сначала он убил водителя. Еще один солдат лежал на земле между колесами машины и вел лихорадочный огонь. Римо, по-прежнему прячась в зарослях, выдернул чеку гранаты и пустил гранату по дороге, как мячик. Граната ударилась о левое переднее колесо и отскочила немного в сторону.
      Солдат, лежавший под машиной, увидел, что граната валяется в каких-нибудь нескольких дюймах от его лица. Укрытия у него не было, не было и времени выбраться из-под машины. И он сделал то единственное, что ему оставалось. Он попытался дотянуться до гранаты рукой. Очевидно, он хотел отбросить ее назад Римо, но времени не хватило. Дрожащие пальцы вьетнамского солдата прикоснулись к гранате, она откатилась в сторону и тут же взорвалась. Один из осколков с глухим стуком вонзился в кору дерева неподалеку от Римо. Римо обеими руками поглубже натянул металлическую каску.
      Когда Римо снова поднял глаза, то увидел, что “лендровер” объят пламенем. А на земле под машиной дымилось что-то, очень напоминающее копченый окорок.
      Но Капитана-Невидимки нигде не было видно.
      Римо беспокойно огляделся по сторонам. Рядом с машиной было только два трупа. А ведь третьим в “лендровере” был Капитан-Невидимка. Может быть, он спрятался в кустах с другой стороны дороги? Где же он?
      – Лан! Ты видишь еще кого-нибудь?
      Лан посмотрела по сторонам с высоты танковой башни. Лицо ее было покрыто потом и грязью.
      – Нет! – отозвалась она.
      – Один куда-то смылся. Смотри в оба!
      – Во что смотри?
      – Просто смотри. Мы еще не закончили.
      Римо, притаившись, ждал. В округе восстановилась тишина. Снова завели свои многоголосые песни насекомые. Все было неподвижно – лишь взметались вверх языки пламени да подергивались в предсмертных судорогах вьетнамские солдаты.
      Наконец Римо решился. Пригнувшись, он пробежал сквозь кусты, выскочил на дорогу и помчался к своему танку.
      Лан решила прикрыть его огнем. Она стреляла во все стороны и скрылась в танке только после того, как Римо проскользнул внутрь и уселся на сиденье водителя.
      С трудом отдышавшись, Римо приказал:
      – Закрой все люки. Мы отсюда сматываемся. Быстрее!
      – Почему? – удивилась Лан, но выполнила приказ. – Ты их всех убил.
      – Только не его, – пояснил Римо. – Я не убил Капитана-Невидимку. Он опять смылся.
      – Кто?
      – Офицер северо-вьетнамской армии, которого я убил во время войны. А сейчас я опять его встретил. Он где-то там.
      Римо повел танк вперед. На пути попалась еще одна воронка, и танк сильно тряхнуло.
      – Думаю, надо спихнуть эти вертолеты с дороги, – предложил Римо.
      – Они пошлют еще.
      – Не переживай, – вытирая грязь со лба, попытался успокоить девушку Римо. – Пока что у нас дела шли неплохо.
      – Тогда почему ты такой испуганный? – спросила Лан, перезаряжая магазины автоматов.
      – Я ничего не боюсь.
      – Неправда, ты боишься Капитана-Невидимку. Я это вижу у тебя на лице.
      Римо ничего не ответил. Танк нырнул в воронку, и в перископ ничего не было видно. Римо подбросило вверх, и он больно ударился плечами – с его ростом находиться в танке было нелегко. Лан схватилась за поручни. Танк сначала выровнялся, потом задрал нос вверх и начал карабкаться по склону воронки. Гусеницы месили грязь.
      Когда наконец танк снова выбрался на дорогу, Римо перевел дух.
      – На какое-то мгновение мне показалось, что мы пропали, – признался он. И вдруг воскликнул: – О, черт!
      – Что такое? – спросила Лан, наклонившись вперед.
      – Смотри!
      Лан пригляделась и сквозь узкую щель увидела человека в изорванной форме офицера вьетнамской армии. Человек стоял прямо посреди дороги. В руках он держал автомат Калашникова. Но не как оружие, а как древко флага, к которому было прикреплено белое полотнище.
      Римо остановил танк.
      – Он хочет сдаться, – тихо сказала Лан.
      – Я ему не верю.
      – Тогда задави его.
      Римо задумался.
      – Это не поможет, – наконец сказал он. – Он и так уже мертвый. Возьми автомат.
      Римо откинул крышку люка, вылез наружу и нацелил автомат в изрытое оспой лицо Капитана-Невидимки. Лан тоже держала вьетнамца на прицеле.
      Капитан Дай Чим Сао что-то выкрикнул по-вьетнамски.
      – Что он говорит? – спросил Римо у Лан.
      – Он говорит, ты уничтожил его отряд.
      – Скажи ему, что я это заметил.
      – Он хочет знать, чего ты хочешь.
      – Я хочу убить его наверняка. Впрочем, нет, не говори ему этого.
      – А что мне ему сказать?
      – Скажи ему, – медленно начал Римо, – что я хочу, чтобы он капитулировал.
      Лан перевела ответ Римо на вьетнамский. Капитан Дай что-то прокричал в ответ.
      – Он говорит, что он сдается, – перевела Лан.
      – Не он один. Все. Я хочу, чтобы Вьетнам признал свою капитуляцию. Безоговорочно.
      Лан перевела. Гнусную рожу капитана Дая всю перекосило. Ответ его прозвучал резко.
      – Он говорит, он только капитан. Не может сдаться за все правительство.
      – Ну тогда скажи ему, пусть попрощается со своей задницей, – прошипел Римо и поднял автомат.
      Капитан Дай бросил оружие и что-то отчаянно закричал.
      – Он говорит, что у него есть предложение получше, чем капитуляция, – тут же перевела Лан.
      – Лучше ничего быть не может, – огрызнулся Римо.
      – Он говорит, что знает, где находятся американские военнопленные. Он отведет тебя. Ты заберешь американцев и оставишь Вьетнам в покое.
      – Что ж, это похоже на капитуляцию, – заметил Римо и опустил автомат. – Скажи ему, что я согласен.

      Капитан Дай Чим Сао знал, что проиграл. Целых два танковых подразделения под его командой были уничтожены одним-единственным американцем, которому помогала девчонка-полукровка. Еще до того, как погиб последний солдат, капитан Дай понял, что ему грозит позор. Собственная смерть страшила его гораздо меньше.
      И поскольку из двух зол – позора и смерти – смерть являла собой меньшее, в голове капитана Дая родился план. Когда последний танк взорвался и пламя объяло его, капитан Дай незаметно выскользнул из “лендровера”, сквозь заросли прокрался к поврежденному вертолету и нашел рацию. Рация, на его счастье, работала.
      Он передал по радио свои координаты и сообщил на все близлежащие базы, каким путем предполагает следовать дальше.
      – Нам никто не должен препятствовать, – добавил он. – Это приказ. Вы обязаны мне повиноваться.
      Привязав промасленную тряпку к стволу автомата, капитан Дай вышел на дорогу и встал на пути у надвигающегося на него танка, зная, что самое худшее, что его ждет, – это быть раздавленным неумолимыми гусеницами.
      И вот теперь капитан Дай сидел на танке прямо под пушкой, а девчонка-полукровка держала его на прицеле.
      Долгие часы танк катился вперед по дороге, останавливаясь только за тем, чтобы заправиться. Запасные канистры с топливом были закреплены снаружи.
      Ярко-красное солнце опаляло обнаженную голову капитана Дая. Но на лице его играла гнусная улыбка. Ни американец, ни девчонка этого видеть не могли.
      Сам того не ведая, американец направлялся прямиком в расставленную для него ловушку.
      Спустя несколько часов танк уже ехал по узкой грунтовой дороге в джунглях, явно пробитой множеством прошедших по ней машин.
      Сидя на водительском месте, Римо окликнул Лан:
      – Спроси его, далеко ли до лагеря.
      Лан перевела вопрос. Капитан ответил, Лан перевела ответ:
      – Он говорит, скоро, скоро.
      – Он уже давно так говорит, – проворчал Римо. Лан промолчала. Дорога сужалась. Римо изо всех сил старался не задевать обступившие со всех сторон дорогу деревья. Работенка не из легких.
      Было еще светло, когда дорога вдруг сделала крутой поворот. Джунгли сразу кончились, и перед танком оказалось открытое пространство. От неожиданности у Римо и Лан захватило дух.
      – Римо! – вдруг закричала девушка.
      – Да-да, вижу, – отозвался Римо, вглядываясь в перископ. – Это, наверное, и есть лагерь.
      – Нет, – уныло заметила Лан. – Не лагерь.
      – А что же еще? – стоял на своем Римо.
      – Да, лагерь. Но посмотри в сторону.
      Кто-то по-вьетнамски выкрикивал какие-то приказания.
      – Заткни его! – рявкнул Римо и остановил танк.
      – Не могу, – ответила Лан. – Это не капитан. Иди сюда, Римо.
      Римо выбрался через люк наружу и осмотрелся по сторонам. Впереди стоял еще один танк. Он стоял на самом краю поляны, а его сверкающая на солнце пушка была направлена прямо на танк Римо, как указующий перст судьбы.
      Римо схватил автомат и приставил его к затылку капитана Дая.
      – Скажи им, чтобы отошли в сторону, или я разнесу башку этому ублюдку! – крикнул Римо.
      Насмерть перепуганная Лан перевела эту угрозу.
      Командир танка смотрел на Римо ничего не выражающим взглядом. Римо краешком глаза следил за ним, боясь оторваться от затылка капитана Дая. Дай обернулся. Лицо его сияло. Радостная ухмылка обнажила широкие, как лопата, зубы.
      – Не скалься, – пригрозил ему Римо. – Один раз я тебя уже убил. И с радостью сделаю это еще раз.
      Лан перевела сказанное Римо. Улыбка сползла с лица капитана Дая, и ее место занял целый калейдоскоп сменяющих друг друга эмоций.
      – Что они делают? – шепотом поинтересовался Римо.
      – Ждут, – с мрачным видом отозвалась Лан.
      – Чего?
      И тут все стало ясно. Из-за танка показалась вереница людей. Они шли, ссутулившись и понурив головы. Одеты они были в одинаковые серые хлопчатобумажные одежды. Это были американцы. Вслед за ними шла еще группа людей, не американцев. Лан признала в них своих товарищей по несчастью – детей американских солдат. Она горько всхлипнула, поняв, что ее друзьям не удалось добраться до Таиланда. Но для Римо эти люди ничего не значили.
      Командир танка все с тем же каменным выражением лица показал Римо на пленников. Несколько солдат стояли с автоматами на изготовку, нацелив их на заключенных. Офицер что-то сердито кричал, размахивая руками.
      – Можешь мне не переводить, – сказал Римо. – Либо мы сдаемся, либо они перестреляют пленных.
      Лан молча кивнула, глотая слезы.
      Пальцы Римо напряглись. Ему так хотелось нажать на курок! Капитан Дай заметил выражение глаз Римо. Улыбка окончательно покинула его уродливое лицо, и на нем выступили крупные капли пота.
      Наконец Римо произнес:
      – Ты не стоишь этого.
      Он отложил автомат и поднял руки.
      – У нас нет выбора, девочка, – уныло заметил Римо.
      Уже не сдерживая рыданий, Лан бросила АК-47 на землю и тоже подняла руки вверх.
      – Прощай, Римо, – еле слышно прошептала она.
      – Мы пока еще живы.
      Солдаты окружили танк и заставили Римо и Лан спуститься с башни на землю. Их заставили встать на колени и обыскали, нет ли при них оружия. С Римо сорвали каску и бросили ее в сторону. Несколько солдат помогли капитану Даю сойти с танка. У капитана дрожали колени.
      Покачиваясь, он подошел к Римо и дважды ударил его по лицу. Потом, обращаясь к командиру танка, выкрикнул по-вьетнамски какой-то приказ, и солдаты оттащили Лан прочь, в крытую пальмовыми листьями хижину. Пленников под конвоем отвели туда же.
      Потом солдаты под конвоем повели Римо через весь лагерь туда, где стоял стальной контейнер размером с мусоровоз. Рядом – если только верить разносившейся во все стороны вони – проходила открытая сточная канава.
      Римо опять заставили стать на колени. Дверь контейнера распахнулась, и Римо пинками и толчками загнали внутрь. К этому времени уже совсем стемнело.
      Дверь захлопнулась, и слышно было, как ее заперли на засов.
      Римо казалось, что он сидит в духовке печи. И плюс к тому – духота, застарелый запах человеческого пота. И кромешная тьма – лишь слабый свет пробивался сквозь отверстия, оставленные пулями в стенах контейнера.
      Римо припал глазом к одному из отверстий и попытался разглядеть, что происходит снаружи. В этот момент он услышал чей-то негромкий голос и отпрянул от отверстия.
      – Обычно сюда двоих сразу не сажают, – произнес голос. – Но я рад, что мне есть с кем поговорить.
      – Кто тут? – спросил Римо.
      – Кто-кто? Ты что, совсем с ума сошел, или тебя так хорошо обработали, придурок? Я Янгблад.
      – Янгблад! – воскликнул Римо. – Дик?
      – Эй! – удивленно отозвался Янгблад. – Я что-то не узнаю твой голос. Ты кто, черт тебя раздери?
      – Это я, Римо.
      – Э? Какой еще Римо?
      – Уильямс. Сколько еще Римо ты знаешь?
      – Уильямс… Римо Уильямс… – тихо произнес Янгблад, как бы пробуя свои слова на вкус. – Знал я одного парня в морской пехоте, которого так звали.
      – Дик, это я.
      – Докажи.
      – Как?
      – Дай мне посмотреть на твое лицо. Подойди вот к этим отверстиям, тут посветлее.
      Римо на ощупь пробрался к стене. Глаза его уже почти привыкли к темноте, и он смог различить смутную темную фигуру, разглядывающую его недоверчивыми глазами.
      Глаза приблизились к лицу Римо. Знакомые глаза. Но лицо было чужое – толще, более грубое и морщинистое, чем то, которое Римо помнил.
      – Твою ма-а-ать! – протянул Янгблад. – Это ты и есть, сукин ты сын!
      – А ты состарился, – заметил Римо.
      – А чего бы ты хотел, кретин! – огрызнулся Янгблад. – Как-никак двадцать лет прошло. Что я тебе – портрет Дориана, мать его, Грея?
      – Так значит, это и в самом деле правда?
      – Что?
      – Война. Она окончилась.
      – А ты не слышал?
      – Я как-то все не мог в это поверить, – признался Римо.
      – Вон как! А что ты тут делаешь?
      – Не знаю. Не помню. Я проснулся – и вот он я тут.
      – Я был добровольцем, – усмехнулся Янгблад. – А про тебя всегда думал, что тебя призвали.
      – Мне все говорят, что прошло двадцать лет, но я ничего не помню, кроме войны.
      – Тебя что, в джунглях нашли?
      – Нет. Я захватил танк. Привел его сюда. А здесь попал в ловушку. Мне навстречу выслали еще один танк.
      – Старый “Т-54”?
      – Ага.
      – Ну, ты полный кретин! – расхохотался Янгблад. – Тебя накололи. У этой штуковины пушка деревянная. Она и рисовыми зернышками стрелять не умеет.
      – Не вижу поводов для веселья, – заметил Римо.
      – Извини, старина. Я здесь сижу уже так давно, что пытаюсь использовать любой повод, чтобы поразвлечься.
      – А кто еще здесь?
      – Нас осталось всего семеро. А было больше тридцати! Я теперь здесь старший по званию, поэтому меня и заперли в этом контейнере. Тебе тут понравится. Днем как в печке, а ночью как в холодильнике. А случилось вот что: один из пленников сбежал, вьетнамец по имени Фонг. Меня посадили в этот ящик в качестве наказания. Слушай, а уж не поэтому ли ты здесь? Тебя не Фонг послал?
      – Я ж тебе уже сказал. Я не могу вспомнить, что я тут делаю. В моей голове по-прежнему шестьдесят восьмой год.
      Янгблад коротко хохотнул.
      – Ну да, у меня часы тоже вроде как встали. А знаешь, Римо, ты изменился.
      – Ну?
      – Да нет, точно. Совсем другой. Но постарел ненамного. Ч-черт, где бы ты ни находился все это время, оно на тебе ни капельки не сказалось.
      – Мне кажется, я умер, – спокойно заметил Римо.
      – Что?
      – Мне кажется, я погиб в джунглях. Наверное, я призрак.
      – Эй, послушай, приятель, хватит с меня рассказов про всяких призраков и невидимок. Со мной такое не проходит.
      – Кстати, о невидимках, – сказал Римо. – Помнишь Капитана-Невидимку? Он здесь. Мы убили его, а он до сих пор жив. Тебе это о чем-нибудь говорит?
      Дик Янгблад просто взорвался от смеха. Даже стальной контейнер – и тот затрясся от раскатов громового хохота черного великана.
      – Римо, ты меня совсем заколебал! – наконец выдавил из себя Янгблад. – Но я понимаю, что ты должен чувствовать. Я и сам почувствовал, как у меня что-то дернулось в жопе, когда впервые его увидел.
      – Кого?
      – Это не Капитан-Невидимка. Это Невидимка Младший. Его сын! Называет себя капитаном Даем. Но вид у него и правда такой, будто их обоих расписывал один художник. Хреновый художник, между прочим.
      – Сын? – изумленно выдохнул Римо. – Тс-с-с. Я слышу чьи-то шаги.
      Дик Янгблад прижался ухом к стенке контейнера.
      – А я ни черта не слышу.
      – Шаги. Очень тихие.
      – Это тебе мерещатся призраки. Наверное, твои родственники.
      – Я и вижу их, – заявил Римо. – Смотри!
      Янгблад припал к отверстию в стене.
      – Косоглазый, – произнес он. – Старик какой-то. Никогда его раньше не видел.
      – Это Дядя Хо.
      – Хо Ши Мин тоже давно помер, но если это он, то я беру назад все свои слова.
      – Это я его так называю – Дядя Хо. Мы с ним встретились в джунглях.
      – Просто так взяли и встретились? Кто он такой?
      – Я не знаю, как его зовут. Но он заявляет, что он мой отец.
      – Точно, – сухо заметил Янгблад, – я сразу заметил потрясающее сходство между вами.
      Мастер Синанджу подождал, пока лагерь угомонится на ночь. А до того он долго и терпеливо ждал, пока его ученик доберется до лагеря. Римо, как всегда, опоздал.
      Легче было позволить вьетнамцам взять Римо в плен, чем вмешиваться в ход событий. Чиун не хотел рисковать – в своем нынешнем состоянии Римо вполне мог пасть жертвой случайной пули. Когда, по мнению Чиуна, Римо уже достаточно времени провел взаперти в металлическом ящике, Мастер Синанджу приблизился к контейнеру. Солдаты, расставленные по всему лагерю, его не заметили.
      – Римо, – прошептал Чиун.
      – Чего тебе, Дядя Хо? – угрюмо поинтересовался Римо.
      – Просто хочу поговорить с тобой, сын мой, – любезно отозвался Чиун. – Тебе там удобно?
      – Конечно же, нет. Я тут заперт, мать твою!
      – Да? – удивился Мастер Синанджу так, словно впервые об этом узнал. – Так почему же ты не выйдешь наружу?
      – Как?
      – Эти дырочки очень удобные, – объяснил Чиун и просунул палец с длинным ногтем в отверстие от пули. – Как раз по размеру. За них так легко держаться, если хочешь оторвать кусок стены.
      – Эй, поаккуратнее! – рявкнул Римо. – Ты мне чуть глаз не выколол.
      – Ты сам виноват – не надо подглядывать в дырочку. Ведь для того, чтобы понять мои слова, тебе не обязательно меня видеть.
      – Ты прав, Римо, – вклинился в разговор третий голос. – Он и вправду совершенно сумасшедший – этот косоглазый.
      – Кто там? – возвысил голос Чиун. – Кто это сказал?
      – Это мой друг, – ответил Римо. – А что такого?
      – Тот, которого зовут Янгблад?
      – Он самый. А ты откуда знаешь?
      Янгблад пыхтел, как разъяренный бык.
      – Да потому что он косоглазый. Тебя подставили, Римо!
      – Это очень плохо, – печально заметил Чиун.
      – Что именно? – не понял Римо.
      – То, что ты нашел своего боевого товарища, которого давно потерял. Это очень печально.
      – Послушай, Дядя Хо! Почему бы тебе не прогуляться? – спросил Римо. – Нам тут еще много предстоит сделать.
      – Как можешь ты так разговаривать с человеком, который сделал для тебя так много?
      – Очень просто, я мертв. А мертвецам позволено делать все, что им заблагорассудится.
      – Ах, так ты помнишь, что мертв. Это хорошо.
      – Вот как?
      – Эй, послушайте, мне надоел этот ваш треп! – вскипел Янгблад. – Вы несете полную ахинею.
      Чиун не обратил на его слова никакого внимания.
      – А что еще ты помнишь, Римо?
      – Больше ничего.
      – Ничего?! – взвизгнул Чиун.
      Так, значит, Римо все-таки ничего не помнит! И до тех пор, пока он сам все не вспомнит, Чиун бессилен что-либо сделать.
      – Да, именно так я и сказал. А теперь отгребывай!
      – Но ты ведь помнишь, что мертв. И ты мертв уже давно – много-много лет.
      – Это точно, – бесстрастно согласился Римо. – А ты откуда знаешь?
      – Ну, дело в том… – замялся Чиун. И тут в голову Чиуну пришла блестящая идея. Он понял, как можно вновь наставить Римо на путь истинный. – Дело в том, что я твой ангел-хранитель. Да-да, твой бесценный ангел-хранитель. Я здесь для того, чтобы отвести тебя туда, где твой настоящий дом.
      – Ты? У меня что, ангел-хранитель вьетнамец?
      – Нет. Кореец.
      – С Севера или с Юга?
      – С Севера, конечно.
      – Так мой ангел-хранитель – коммунист?
      – Нет, упрямец! Твой ангел-хранитель – Синанджу.
      – По-моему, тут какая-то ошибка. Я католик.
      – Император Смит беспокоится о тебе.
      – Кто такой Император Смит?
      – Ну как же, это правитель Америки, разумеется. Он послал меня, чтобы я доставил тебя обратно.
      – Ты слышал, Дик? Америка стала монархией. Наверное, это из-за того, что мы проиграли войну. Эй, послушай, а зачем этот Император послал тебя, чтобы привести назад мертвеца?
      – Да он тебе мозги полощет, Римо! – не выдержал Янгблад. – Отошли его к чертовой матери.
      – Я говорю правду, – надменно заявил Чиун.
      – Так докажи это, – огрызнулся Римо.
      – Как?
      – Вытащи нас отсюда.
      – Так что же ты раньше меня об этом не попросил? Подожди здесь.
      – Чего ждать?
      – Я собираюсь произвести отвлекающий маневр, чтобы вам было легче сбежать.
      – Ты слышал. Дик? – горько ухмыльнулся Римо. – Дядя Хо собирается произвести отвлекающий маневр. Если у тебя много вещей, то пора начать упаковываться.
      – Я не желаю слушать ни тебя, ни его. Вы оба психи.
      – Не волнуйтесь, – пообещал Мастер Синанджу. – Это займет немного времени. Элефант неожиданности на нашей стороне.
      Когда Мастер Синанджу скрылся из глаз, Дик Янгблад спросил Римо:
      – Что он сказал – “элефант”? При чем тут слон?
      – Я думаю, он имел в виду “элемент”. Элемент неожиданности, фактор внезапности, – ответил Римо, с интересом глядя сквозь отверстия, что происходит вокруг.
      – Что ты там высматриваешь? – поинтересовался Янгблад.
      – Я хочу посмотреть, что он собирается делать.
      – Что делать? Он пойдет к начальнику лагеря, они выпьют рисового вина и будут потешаться над нами, пока не настанет сезон дождей. А ты как думаешь – что еще он может собираться сделать?
      – Не знаю, – неуверенно отозвался Римо. – Я своими глазами видел, как он стер в порошок автомат Калашникова.
      Дик Янгблад задумчиво разглядывал еле видный в темноте контейнера профиль Римо Уильямса. На широком лице черного великана застыло недоуменное выражение.
      – А знаешь, что я думаю? – сказал он наконец.
      – Что?
      – Я думаю, что сплю, а ты – мой кошмар на сегодняшнюю ночь. А теперь я, пожалуй, лягу поспать – пусть даже мы оба знаем, что я и так уже сплю. Надеюсь только, что когда я проснусь, ни тебя, ни этого старого косоглазого психа тут не будет.

      Ждать долго не пришлось. Раздался страшный треск – это развалилась на части бамбуковая хижина. Видеть этого Римо не мог, но по звуку точно определил, что происходит. Трещал бамбук. Крыша из пальмовых листьев потрескивала, как при пожаре.
      Раздались крики ужаса. По-вьетнамски кричали люди, но все перекрывал жуткий рев какого-то огромного животного.
      Дик Янгблад подскочил к Римо.
      – Что там? Что происходит?
      – Не знаю, – отозвался Римо, перемещаясь от одного отверстия к другому и пытаясь хоть что-нибудь разобрать.
      И вдруг сквозь отверстия, прямо рядом с лицом Римо, внутрь контейнера проникли острые, как кинжалы, ногти. Римо попятился.
      – Снова Дядя Хо! – воскликнул он.
      Ногти двинулись вниз. Визг разрезаемой стали заставил Римо и Янгблада заткнуть уши. Янгблад даже забился в дальний угол контейнера.
      – Я не верю своим глазам! – заорал он.
      Часть стены контейнера была разорвана на полосы. Чьи-то руки быстро развели рваную сталь в стороны, освободив отверстие, в которое мог пролезть человек.
      Сквозь отверстие в контейнер заглянуло морщинистое и желтое, как пергамент, лицо.
      – Ну, чего вы ждете? – спросил Чиун. – Выходите.
      Римо не стал долго раздумывать.
      – Ну, ты идешь? – обернулся он к Янгбладу.
      – Я знаю, что мне все это снится.
      – Потом проснешься.
      – А можешь умереть прямо сейчас, – жестко добавил Чиун. – Ну, выходите!
      Янгблад вылез из контейнера, ворча себе под нос:
      – Читал я где-то когда-то, что если во сне увидишь, что умираешь, то будешь мертвым и когда проснешься. Так что, похоже, терять мне нечего.
      – За мной! – скомандовал Римо.
      Лагерь был объят паникой. Но, как ни странно, стрельбы не было.
      – Как ты это сделал, Хо? – спросил Римо.
      – Меня зовут Чиун. Я Мастер Синанджу.
      – А я король Сиама, – представился Янгблад.
      – Так мне будет легче сделать то, что я должен сделать, – зловещим тоном произнес Чиун.
      Все трое нырнули в заросли. Римо бросился на землю и начал сквозь ветки смотреть, что происходит в лагере.
      – Что ты хочешь сказать, ты, косоглазый старик? – спросил Янгблад, не понявший смысла последней реплики Чиуна.
      – Ничего, – невозмутимо ответил Чиун и обернулся к Римо: – Чего ты ждешь? Нам надо уходить отсюда.
      – Там осталась Лан.
      – И мои люди, – добавил Янгблад. – Я их не брошу.
      – Согласен, – сказал Римо.
      – Не согласен, – возразил Чиун. – Я спас вас. А поэтому вы должны мне подчиняться.
      – Не помню, чтобы я когда-то на это соглашался. А ты, Дик?
      – Не-а. Этот косоглазый старик просто сумасшедший. Видишь вон тот барак? Как думаешь, мы до него доберемся?
      – Почему бы и нет? Шум доносится с противоположного конца лагеря. Такое впечатление, что танк взбесился.
      – Нет, танки ревут не так. Это, похоже, какой-то зверь.
      – Именно зверь, – подтвердил Чиун.
      – Что еще за зверь? – удивился Римо.
      В этот момент вспыхнул луч прожектора. И при свете его Римо и Дик увидели огромное серое чудовище. Толстая серая змея обхватила вьетнамского солдата и ударила его о стену. Потом огромная серая масса навалилась на хижину. Хижина рассыпалась, как карточный домик.
      – Ядрена мать! – изумленно воскликнул Янгблад. – Да это же слон, мать его в душу!
      – Это не просто слон, – с довольным видом заявил Чиун. – Это элефант.
      – Что еще за элефант? – спросил ошарашенный Янгблад.
      – Это элефант неожиданности, о котором вы, американцы, так любите толковать.
      – Ну, я же тебе говорил, – сказал Римо.
      – Ничего не хочу слышать. Постоите, нам надо раздобыть хоть какое-нибудь оружие. Что скажешь, Римо?
      – Я с тобой.
      – Ну да, – язвительно заметил Чиун. – Если вы высунетесь наружу, то можете считать себя цыплятами на вертеле. Сидите здесь и ждите. Я найду ваших друзей.
      – Кто тебя назначил командиром? – обернулся к нему Римо.
      Ответа не последовало. Римо толкнул Янгблада локтем.
      – Что такое? – не понял великан.
      – Обернись.
      Янгблад обернулся. Старик-азиат исчез без следа. Янгблад застонал.
      – Хватит с меня этих ваших призраков и невидимок. Я этого терпеть не могу.
      – Эй, смотри! – вдруг воскликнул Римо.
      – Не выйдет. Никуда я больше смотреть не собираюсь. Я сплю и вижу сон.
      Но все же Дик Янгблад посмотрел туда, куда указывал Римо. Старик-азиат шел по территории лагеря, направляясь к баракам. Вот он остановился и поднес руки к губам. Раздался странный звук.
      Слон протрубил в ответ и бросился вон из лагеря. Размахивая хоботом из стороны в сторону, он направился прямиком в заросли, круша все на своем пути. Трудно было поверить, что слоны могут передвигаться с такой скоростью.
      За слоном с палками в руках бежало несколько вьетнамских солдат.
      – А почему они его просто не пристрелят? – удивился Римо.
      – Ты шутишь, приятель? Мы же в Камбодже. Для здешних жителей слон – это все равно что лошадь. Это вьючное животное – грузовик и тягач в одном лице. А если он вдруг начнет жрать слишком много, то его всегда можно и пристрелить, чтобы потом целой деревне было чем питаться в течение месяца.
      – Они его не скоро поймают, – заметил Римо. – Пошли.
      – Я с тобой. “Семпер Фи” – умри, но сделай.
      Римо и Дик выбежали из зарослей и начали продвигаться в сторону бараков. Шум в лагере понемногу стихал.
      – Я пойду первым, – сказал Янгблад, заглядывая за угол одного из строений.
      – Если увидишь девушку-вьетнамку с зелеными глазами, не убивай ее. Это друг, – предупредил Римо и хлопнул Янгблада по спине.
      Янгблад, спотыкаясь, побежал вперед. Впервые за все это время Римо удалось рассмотреть его при свете. Янгблад обрюзг. Он был крупным человеком, но за долгие годы заключения весь как-то обмяк и сильно постарел. Римо взглянул на гладкую кожу своих рук и задал себе вопрос: как могут эти руки принадлежать ему, ровеснику Янгблада?
      Впрочем, размышлять на эту тему времени не было. Римо решил, что пора последовать за другом.
      Прямо у него за спиной раздался щелчок предохранителя, и Римо почувствовал, как у него по позвоночнику словно бы проползла холодная змея.
      – Руки вверх! – раздался голос капитана Дая. Высокий, резкий, нервный.
      Хотя капитан Дай выкрикнул свой приказ по-вьетнамски, Римо его хорошо понял. Он поднял руки и медленно обернулся.
      – Похоже, опять мы с тобой остались один на один, – заметил Римо. Что бы ни случилось, Дику Янгбладу надо дать время исполнить то, что он задумал.
      Капитан Дай знал, как заставить людей говорить.
      С женщинами дело обстояло просто. Девчонку-полукровку отвели в его кабинет. Руки у нее были связаны за спиной, под вывернутые локти просунут бамбуковый шест, и она висела на нем так, что руки едва не выскакивали из плечевых суставов. Одного этого обычно бывало достаточно для того, чтобы заставить говорить даже самых сильных мужчин.
      Но для этой девчонки Лан потребовались дополнительные пытки.
      Капитан Дай воспользовался сигаретой. Сначала он приложил ее к мягким ладоням упрямой девчонки. Потом – к ступням ее ног. Он стоял сзади, наслаждаясь не самой пыткой, а тем страхом, который девчонка испытывала перед каждым новым прикосновением горящей сигареты. Она не могла видеть, в какой именно момент капитан Дай прикоснется к ней. И это давало капитану неоспоримое психологическое преимущество.
      Девчонка плакала и кричала. Она искусала губы до крови. Но ни о чем не стала умолять капитана Дая. Как этот ненавистный Фонг. В какой-то момент она стала ругаться, и капитан Дай ударил ее по лицу. Она плюнула ему в рожу, и он опять ее ударил. Совсем, как было с Фонгом. Что ж, ей придется заплатить ту же цену, которую заплатил Фонг.
      На то, чтобы сломить ее, не потребовалось много времени. И сделать это оказалось очень просто. Капитан Дай просто поднес зажигалку к ее длинным волосам. Лан завизжала. Капитан Дай окатил ей голову водой. От головы пошел пар. Лицо начало распухать.
      – Нет, – прошептала Лан. – Не надо больше. Пожалуйста.
      – Я плохо говорю по-английски, – по-вьетнамски сообщил ей капитан Дай. – Но у меня простой вопрос. Этот американец что-то сказал о том, что он меня уже убил. Что он имел в виду?
      – Он сказал мне, что убил вас во время войны, – сквозь рыдания ответила Лан.
      – Вот как, – произнес капитан Дай. Глаза его пылали холодным пламенем.
      – Я больше ничего не знаю, – сказала Лан. Распухшие губы с трудом повиновались ей.
      Капитан Дай пристально посмотрел на нее.
      – Ты мне напоминаешь Фонга, – с жестокой ухмылкой заметил он.
      – Я не знаю никакого Фонга.
      – Ну, это дело поправимое, – заявил капитан Дай и приставил пистолет к виску девушки. – Скоро ты с ним встретишься.
      Капитан Дай выстрелил.
      Лан завалилась набок и повисла на бамбуковом шесте, который был просунут ей под локти. Очень медленно мертвая Лан склонилась вперед, пока голова ее не коснулась лужи воды на полу. Вода окрасилась в красный цвет.
      Капитан Дай вышел из хижины, в которой он производил допрос. Он не мог поверить в то, что только что услышал. Судьба сама послала в его руки того единственного американца, увидеть которого он даже и не смел надеяться. Того самого, убившего его отца, на которого капитан Дай был похож как две капли воды. И был несказанно горд этим.
      Капитан Дай направился к стальному контейнеру. Шум и суета, поднявшиеся в лагере, его нисколько не занимали. Он лишь смутно различал трубные звуки, издаваемые каким-то слоном. Что значит слон в такую ночь! Для капитана Дая имел значение только американец, убийца его отца.
      Капитан Дай откинул засов и распахнул дверь. Челюсть у него отвисла, и сигарета упала на землю.
      В контейнере было пусто. Лунный свет лился сквозь зияющую дыру.
      В отчаянии капитан Дай помчался обратно в лагерь. Он очень надеялся, что никто не убьет американца до того, как он сам до него доберется. Он молил всех своих богов и предков, чтобы они не отказали в этом высшем из всех возможных наслаждений.
      Когда капитан Дай увидел сержанта-негра, выбегающего из-за одного из зданий, он незаметно отошел в сторону. На изрытом оспинами лице светилась жестокая радость.
      Американец тут. И вот он уже стоит с поднятыми руками.
      Капитан Дай без колебаний выстрелил бы ему и в спину. Ведь таким образом он уже убил бесчисленное множество американцев – из засады, во время войны. Но он желал, чтобы этот американец знал, за что он должен умереть.
      – Ты убил моего отца, – по-вьетнамски сказал капитан Дай.
      – Я стою с поднятыми руками, – ответил американец. – Хорошо?
      Нет, этот американец ничего не понимает. А так важно, чтобы понял!
      – Мой отец. Армия Северного Вьетнама, – сказал капитан Дай.
      Американец в ответ только пожал плечами.
      – Ты убил его. За этот я убил много американцев. А теперь убью тебя. Понял?
      Американец смотрел на него ничего не выражающим взглядом. Ах, если бы только капитан Дай знал, как будет по-английски “убивать”!
      Мастер Синанджу освободил заключенных очень простым способом. Он нашел барак, в котором они были заперты. Узнать этот барак не составляло труда. Он стоял чуть поодаль от остальных, а перед дверью прохаживались два вооруженных солдата.
      Чиун обошел барак сзади и ногтями выдрал небольшой прямоугольный кусок стены возле самой земли. Проникнув внутрь, он пригласил американских военнопленных и детей американских солдат следовать за ним.
      – Меня послало американское правительство, – шепотом сообщил он. – Идите тихо. Нас ждет подводная лодка.
      Заключенные смотрели на него, ничего не понимая. Лица их выражали смешанные эмоции: подозрительность, недоверие, страх. Никто не сдвинулся с места.
      Чиуну пришлось слегка пришпорить их, для чего он использовал свои длинные ногти.
      Боль заставила заключенных выбраться наружу, им показалось, что барак вдруг оказался наполненным осами.
      Чиун отвел их в безопасное место в зарослях и знаком показал, чтобы сидели тихо. Оставалось еще найти девушку. Да, с ней дело будет посложнее.
      Потом Чиун увидел чернокожего великана, Янгблада, который перебегал от одного здания к другому, совсем как неуклюжий медведь. Чиун закатил глаза. Ох уж эти американцы! Вечно ведут себя, как дети, и никогда не сидят там, где им было ведено.
      Он помчался вслед за Янгбладом и увидел Римо. Римо стоял возле одного из строений, подняв руки. Офицер-вьетнамец держал его на прицеле и нес какой-то вздор. Судя по озадаченному выражению лица Римо, он ничего не понимал.
      – Римо! – закричал Чиун.
      Римо обернулся. На лице его был написан страх.
      – Эй, Дядя Хо! Помоги мне!
      Чиун не знал, что ему делать. До Римо и до вьетнамца очень далеко. При первой же попытке тронуться с места вьетнамец начнет стрелять. А как будет жалко потерять Римо из-за какого-то глупого маленького камешка!
      – Если ты причинишь зло моему сыну, – по-вьетнамски крикнул Чиун, – то ужасная смерть падет на твою голову.
      – Я не боюсь смерти, старик.
      – Я – Синанджу. И этот белый человек – тоже Синанджу. Подумай хорошенько над этим фактом, – угрожающе произнес Чиун.
      – Эй, Хо, кончай трепаться! Не знаю, что ты там несешь, но его это только еще больше злит.
      – Этот американец убил моего отца, – поведал вьетнамец Чиуну, и палец, лежащий на курке, напрягся.
      – По-моему, он сейчас выстрелит! – заорал Римо.
      – Вспомни все, чему я тебя учил, Римо! – крикнул в ответ Чиун.
      – Что?
      – Твой мозг называет это пулями, но на самом деле это только камешки.
      – Нашел время читать лекции по геологии! Меня сейчас пристрелят!
      – Ты боишься маленького камешка только потому, что твое сознание заставляет тебя делать это, – продолжал Чиун, потихоньку продвигаясь вперед. – Ты не станешь бояться человека, который бросит в тебя большой камень.
      – Я боюсь пуль, – отозвался Римо, не сводя глаз с дула пистолета.
      – Так, – произнес Чиун. – Правильно. Смотри на дуло. Не своди с него своих глаз. Расслабься. Не двигайся сам, пока не увидишь движение пули.
      – Двигаться? Да я от страха пошевелиться не могу.
      – Старик! – крикнул вьетнамец. – Скажи этому американцу, что он убил моего отца, капитана Дай Ма Ки. И тогда я пощажу его.
      – Римо! – позвал Чиун. – Этот идиот говорит, что ты убил его отца.
      – Скажи ему, что я знаю, – отозвался Римо, все так же пристально глядя на дуло пистолета.
      – Он говорит, что знает, – перевел Чиун.
      Капитан Дай выстрелил.
      – Помни! – крикнул Чиун и бросился вперед.
      Но Римо его не услышал. Темное отверстие дула наполнилось огнем и дымом, а за какую-то долю секунды перед этим показалось серое пятно. Пуля. Римо показалось, что в голове у него разорвалась бомба. Тело полностью вышло из-под контроля. Оно самостоятельно пришло в движение, причем с такой скоростью, что весь мир словно замер.
      Пуля летела прямо в грудь Римо. Но как медленно! Римо дернулся в сторону. Пуля пролетела мимо в нескольких миллиметрах от груди. При этом раздался резкий щелчок, словно пастух взмахнул кнутом. У Римо заложило уши.
      Он выбил пистолет из рук капитана Дая, пока тот не успел выстрелить во второй раз. Ударил вьетнамца ногой в пах, и когда тот опустился на колени, ногой выбил ему передние зубы.
      Чиун подошел к Римо.
      – Неуклюже. Плохая техника.
      Римо резко обернулся.
      – Ты что, смеешься? Я увернулся от пули, выпущенной в упор, и одним ударом сделал из этой рожи отбивную!
      – А почему ты его не убил?
      – Не могу.
      Чиун едва не упал в обморок. Он прислонился к стене здания и положил руку на сердце.
      – Не можешь?! – воскликнул он. – Мой сын – ассасин, неспособный убивать! Как такое может быть?
      – Убийство военнопленных противоречит Женевской конвенции.
      – Противоречит чему?.. – Чиун недоумевающе заморгал.
      Тут из темноты возник Дик Янгблад. В его больших руках был АК-47.
      – А, так вы его взяли? Ты, наверное, не простил бы мне, если бы я прикончил его за тебя.
      – Что ты имеешь в виду? – не понял Римо.
      – Я искал твою девушку, Римо. И я нашел ее.
      Лицо Римо окаменело. Он стоял, не в силах произнести ни слова.
      – Она была в комнате для допросов. Похоже, он сначала пытал ее, а потом пристрелил. Извини, старина.
      Римо беззвучно произнес одно слово: “Лан”. И больше ничего. Как манекен, он снова обернулся к капитану Даю. Тот пытался встать на ноги и смотрел на Римо с дикой ненавистью. Казалось, лицо его пылает, разбрасывая, вокруг фонтаны искр.
      Римо наклонился, взял капитана Дая за ворот и без особых усилий оторвал его от земли. Капитан Дай висел в воздухе, болтая ногами. Римо сжал пальцы в кулак. На какое-то мгновение кулак замер перед лицом капитана Дая, словно в нем была сосредоточена вся энергия Римо.
      Когда Римо нанес удар, сначала раздался такой звук, какой бывает при удачном приеме мяча в бейсболе. Потом исчезла голова капитана Дая. Из воротника военной формы торчала лишь шея, а из шеи бил алый фонтан.
      Римо бросил труп на землю. Головы нигде не было видно. Потом откуда-то из кустов донесся шелест, словно кокосовый орех сорвался с дерева и полетел к земле сквозь густую листву. Потом раздался глухой стук и наступила тишина.
      Дик Янгблад скрылся за углом. Судя по донесшимся звукам, его вырвало.
      Чиун внимательно изучил кисть руки Римо. На ней не было ни малейшего следа. Даже ни капельки крови.
      – Лучше, – изрек свой вердикт Чиун. – Я думал, ты так и не сможешь его убить.
      – Я кое-что вспомнил.
      – Что же?
      – Северный Вьетнам так никогда и не присоединился к Женевской конвенции.
      – И все?
      – А что еще я должен был вспомнить?
      – Потом мы это выясним, – прервал разговор Чиун. – Пошли. Нам надо отсюда уходить.
      Чиун провел Римо и Янгблада туда, где прятались американские военнопленные и дети американских солдат. Янгблад сразу же пресек всяческие расспросы и заставил всех замолчать.
      – Слушайте меня внимательно! Этот старик выведет нас отсюда. И не вздумайте к нему задираться. Понятно?
      – Пешком нам не дойти, – заявил Чиун. – Нам нужен транспорт.
      – Я возьму танк, – предложил Римо и, не сказав больше ни слова, исчез.
      Спустя несколько мгновений показался танк. Голова Римо торчала из люка водителя.
      Увидев танк, Дик Янгблад разразился бранью:
      – Уильямс, ты идиот! – заорал он. – Это же старый “Т-54”. У него пушка не настоящая.
      – Но кто-то увел другой танк, – объяснил Римо.
      – Ладно, все лучше, чем ничего, – ворча, согласился Янгблад. – Будем надеяться, что нам не придется драться.
      Кому не хватило места внутри танка, уселись прямо на броню. Чиун занял место командира, высунувшись из башенного люка.
      Взмахнув рукой в направлении на юг, он скомандовал:
      – Вперед! – И скрестил руки на груди, как Император.
      Римо недобро взглянул на старика.
      – Послушай, Чиун, а кто передал тебе командование?
      – Я просто указываю путь к тому месту, где нас ждет подводная лодка, – начал было оправдываться Чиун. Потом вдруг воскликнул: – Чиун! Ты назвал меня Чиун!
      – Ну да, – недоуменно отозвался Римо. – Тебя ведь так зовут, правда?
      Чиун в удивлении воззрился на затылок Римо.
      По пути им повстречался слон. Он вытаптывал ровную площадку в джунглях. Поверхность земли была зеленовато-красноватого цвета – как ковер, залитый клюквенным соком. Разница заключалась только в том, что по краям ковров обычно не торчат ни руки, ни ноги, ни головы. А у вытоптанной слоном площадки они были – уже не дергающиеся и сплетенные в единый узор.
      Чиун что-то шепнул, и слон последовал за танком.
      – Не волнуйтесь, – успокоил Чиун тех из беглецов, которые в страхе решили перебраться вперед. – Он на нашей стороне. Я ему сказал, что отведу в тихое и безопасное место, если он нам поможет.
      – Ты умеешь разговаривать со слонами? – удивился Римо.
      – По большей части я слушаю. А с этим элефантом мы очень подружились. Я нашел его в лесу, он тащил за собой пушку. Крестьяне-партизаны били его. Мне нужно было какое-то транспортное средство – ты ведь отказался меня подвезти. А заставлять элефантов возить на себе пушки – это значит только зря мучить хорошее животное. Вот мне и пришлось его освободить.
      – А как его зовут?
      – Я зову его Рэмбо.
      – Ты, наверное, хочешь сказать, Думбо?
      Чиун внимательно посмотрел на Римо.
      – А ты уверен, что твоя память к тебе не вернулась?
      – С какой бы стати? – невинно ответил Римо.

      Министр обороны Социалистической Республики Вьетнам положил трубку телефона и подошел к столу, на котором была расстелена пластиковая карта Юго-Восточной Азии.
      С мрачным видом он передвинул черную фишку на карте ближе к побережью. Там, где недавно прошла эта фишка, находилась целая цепочка других – красных.
      – Они явно движутся к какой-то определенной цели, – сказал министр своему заместителю – единственному, кто находился сейчас рядом с ним в штабе в Ханое. – Это какая-то деревня или морской порт. Если бы они просто хотели спастись бегством, то постарались бы углубиться на территорию Камбоджи, а не вернулись бы во Вьетнам.
      – Это, очевидно, деревня или порт на берегу Сиамского залива, – сказал заместитель, генерал Транг. – Я прикажу выставить ограждение вдоль всего побережья.
      Министр покачал седой головой.
      – Нет, дадим им добраться до берега. Вполне возможно, что там их ожидают американские военные суда.
      – Может, остановим их раньше, чем они доберутся до берега, и выбьем из них правду вместе с зубами?
      – Посмотрите на эти красные фишки, – горько заметил министр обороны. – Это новейшее советское вооружение. Современные танки, вертолеты и самоходные гаубицы. А эта черная фишка – старый танк “Т-54” с пушкой, которая и стрелять-то не может. Но почему же тогда мы каждый час передвигаем черную фишку вперед, а каждая красная фишка, которую мы ставим у них на пути, замирает на месте?
      Генерал растерянно заморгал. Он не знал, надо ли ему отвечать, или это просто риторический вопрос. Но все же решил ответить:
      – Потому что их уничтожили, товарищ министр обороны.
      – Потому что их уничтожили, – повторил министр обороны. – Именно так. Что бы мы ни послали на перехват, все разваливается либо падает с неба на землю. Как это может быть?
      – Не знаю.
      – Один танк, один американский турист. Несколько изможденных американских военнопленных и неизвестное число полукровок, вооруженных только стрелковым оружием и к тому же не имеющих достаточно боеприпасов. И тем не менее им удается одерживать верх.
      Генерал Транг откашлялся.
      – Мне говорили, – невпопад заметил он, – что у них еще есть слон.
      Министр обороны удивленно вскинул бровь. Потом покачал головой.
      – Мне это напоминает войну, – сказал он, помолчав.
      – Какую войну? – задал резонный вопрос генерал Транг.
      – Нашу войну с американцами.
      – Но мы победили в той войне.
      – Вот это-то меня и беспокоит. В той войне мы были маленьким шипом, вонзившимся в бок огромной военной махины. Мы не рассчитывали на победу. Но именно потому, что мы знали: нам суждено потерпеть поражение, мы продолжали драться, ибо у нас не было другого выхода. Победа или смерть!
      – Я не вполне понимаю, товарищ министр.
      – Мы победили американцев благодаря одному существенному моменту. Нам победа нужна была больше, чем им. Но эти, – министр ткнул в черную фишку, – они воюют не ради победы или славы. Они дерутся ради спасения своих жизней.
      – Но на этот раз именно мы – огромная военная махина, – заметил генерал Транг.
      – Да. Именно так. Вот это-то меня и беспокоит. Вызовите вертолет, чтобы меня отвезли к месту событий. Я лично возглавлю операцию, – заявил министр обороны. И добавил: – Если еще не поздно.
      – Но… Но ведь это всего лишь бой местного значения.
      – Такими же боями местного значения были и Ватерлоо, и Дьенбьенфу, и Кхесан, – возразил министр обороны, с выражением отвращения на лице приподнял трубку зазвонившего телефона и опустил обратно на рычаг. Он понимал, что хороших новостей ждать не приходится. – И наступление под Тетом было лишь серией боев местного значения, которые все происходили одновременно. Ни один из боев не был решающим. Правду говоря, в большинстве из них мы потерпели поражение. Но это изменило всю стратегическую ситуацию, и после этого американцы были обречены на провал. Надеюсь только на одно – как бы нам на этот раз не изменить стратегическую ситуацию в ненужную для нас сторону после этого боя местного значения.
      Министр обороны вдруг почувствовал себя совсем старым.
      Римо направил танк через джунгли. Гусеницы танка подминали под себя слоновую траву.
      – Соберите как можно больше веток и листьев и укройте танк, – приказал он.
      – Вы слышали, что вам приказано! – рявкнул Дик Янгблад, вылезая из башенного люка. – Пошевеливайтесь, пошевеливайтесь. Мы пока еще не дома.
      Все бывшие заключенные, кроме больного Коллетты, взялись за дело.
      – Я смотрю, тебе удалось сохранить дисциплину, – заметил Римо, наблюдая за тем, как американцы и дети американских солдат ломают ветки, наваливают их в кучи и оттаскивают к танку.
      Янгблад ухмыльнулся во весь рот.
      – Знаешь, как это получилось? Когда умер последний офицер, моральное состояние у всех было ужасное. И тогда я решил не давать им спуску. Если я слышал, как кто-то из наших говорит по-вьетнамски, я бил его до тех пор, пока он не забывал последнее вьетнамское слово. Некоторое время мне пришлось обходиться с ребятами довольно круто. Я тянул их в одну сторону, а косоглазые – в другую.
      – Ну и что же из этого вышло?
      – Все решили, что связываться со мной хуже, чем с косоглазыми. И тогда косоглазые начали вымещать все свое зло на мне, а не на ребятах. Но ничего, я справился. Они морили меня голодом, но сам видишь – ничего у них не вышло. Они засовывали меня в этот вонючий контейнер, а когда наконец выпускали, то я мило улыбался, глядя в их гнусные рожи, и благодарил за то, что меня подвезли.
      – Ну, старина Янгблад, ты нисколько не изменился! – восхищенно заметил Римо.
      – Да, старина – это уж точно. Я так долго был оторван от родины, что теперь, когда свобода близка, даже и не знаю, остались ли у меня силы встретиться с домом.
      – Слушай. У нас все получится. Чиун позаботится об этом.
      – А ты совсем по-новому относишься к старому Дяде Хо теперь, когда мы выбрались оттуда.
      – Он нас скоро догонит, – отозвался Римо, оглядываясь по сторонам. – Кстати, можно попросить тебя об одном одолжении. Не называй меня больше Римо.
      – Почему это? Тебя ведь так зовут, верно? Или ты даже это забыл?
      – Я не могу тебе этого объяснить. И особенно не называй меня по имени перед ребятами. Только ты и Чиун знаете, кто я такой. И пусть так и будет дальше.
      – Черт побери, да какая разница?
      – Такая, как между жизнью и смертью. Просто поверь мне.
      – Ты начальник. Слушай, а тебе это не напоминает тот случай, когда ты украл у желтожопых их танк и проехал на нем аж до… Как называлась эта сраная деревенька?
      – Фукху.
      – Ага. Так она и называлась. Как сейчас помню: ты едешь на этом танке, а наших так и подмывает тебя разнести в клочья. Они-то думали, там вьетнамец. Это одно из тех воспоминаний, которые меня поддерживали все эти годы. Странно, за что только не цепляется наша память, когда оказываешься в жопе.
      – А я лучше помню Кхесан.
      – Да. Кхесан. После него-то все и переменилось, правда? И после Тета. Ты помнишь Тет?
      – Да, – ответил Римо, с беспокойством глядя на дорогу. – Я помню Тет.
      Танк наконец укрыли. Люди расселись на траве. Римо выставил часовых. Для этого он выбрал двоих полукровок – они выглядели посвежее, чем американцы.
      – Мать твою! – выругался Янгблад, садясь и откидываясь на траву. – Тет. Слушай, а ты помнишь того засранца? Майора, который командовал нами под Кхесаном? Как там его звали?
      – Бауэр, что ли?
      – Точно. Именно так. Дики Бауэр. Его все ненавидели. Самый гнусный сукин сын из всех, с кем мне приходилось встречаться. Очень часто, когда я валялся в одиночестве в этом сраном контейнере, я думал, что же с ним сталось. Иногда я даже придумывал для него какие-нибудь пакости – просто так, чтобы провести время.
      – Он умер, – сам не зная почему, ответил Римо, – там, в большом мире.
      – В большом мире… Черт побери, в последний раз я видел мир, когда мне было двадцать лет. А теперь мне за сорок. Да, Вьетнам сожрал большой ломоть моей жизни. Интересно, а сумею я там приспособиться?
      И тут Янгблад сел и с сомнением посмотрел на Римо.
      – Слушай, а откуда ты знаешь, что Бауэр умер. Мне казалось, ты ничего, кроме Вьетнама, не помнишь. Римо долго ничего не отвечал. Наконец сказал:
      – А вон и Чиун. Помни, что я тебе сказал насчет моего имени.
      Но Дик Янгблад не ответил. Глаза у него были закрыты, а широкое лицо размякло. Он спал.
      Римо отправился навстречу Мастеру Синанджу. Чиун ехал на слоне. Он похлопал слона по боку тонкой бамбуковой веточкой, и слон остановился и опустился на колени. Чиун сошел на землю.
      – Вам не надо было ждать меня, – заметил Чиун. – Мы с Рэмбо вас догнали бы.
      – Нам нужен отдых, – ответил Римо.
      – Нам нужно добраться до американской подводной лодки, – возразил Чиун. – Если вьетнамцы ее обнаружат, она уйдет без нас. И где мы тогда окажемся?
      – Во Вьетнаме, – невозмутимо ответил Римо. – Там, где многие из нас бывали и раньше. И провели тут много, много времени. Что бы ни случилось – все лучше, чем сейчас. Даже если мы погибнем.
      – Ты, похоже, чувствуешь себя получше, чем некоторое время назад, – заметил Чиун.
      Римо отвернулся.
      – А почему бы и нет? Мы уже почти добрались до берега.
      – Да нет, я имею в виду, ты уже получше относишься ко мне.
      – Ты вытащил нас. Мне не в чем тебя больше подозревать.
      – Но твое лицо не полностью свободно от беспокойства.
      – Тебе не кажется, что пора избавиться от слона? Он замедляет наше продвижение вперед.
      – Я обещал ему, что найду для него новый уютный дом, когда все будет кончено.
      – Он не влезет в подводную лодку.
      – Ну, это мы еще посмотрим, – заметил Чиун.
      – Делай как знаешь, па… – Римо резко отвернулся и пошел прочь.
      Чиун понесся за ним вслед.
      – Что ты сказал?
      – Я сказал, делай как знаешь, паршивый косоглазый! – сердито крикнул Римо. – Я не хочу подвергать своих людей опасности только из-за того, что тебе во всем обязательно надо настоять на своем. Понял?
      Чиун остановился как вкопанный.
      – Да, – негромко произнес он. – Я понял. Я все прекрасно понял.
      Несколько часов спустя показался военный вертолет. Он летел выше, чем предыдущие, которые погибли под дождем свинца из множества АК-47. Танки по дороге уже давно перестали попадаться. Разумеется, автоматный огонь не причинил бы им никакого вреда, но навстречу танкам выходил Мастер Синанджу. Гусеницы танков разрывались на части, пушки складывались пополам, а люки захлопывались так, что их было невозможно открыть. Каждую такую развалину беглецы объезжали с горделивым чувством победителей.
      – Похоже, он не собирается здесь задерживаться, – заметил Янгблад, глядя на вертолет.
      Римо внимательно смотрел, как вертолет скрылся за вершинами близлежащих холмов.
      – Он не мог не заметить слона, – ответил он. – Нам лучше тронуться в путь.
      И снова маленький отряд двинулся вперед по дороге на юг. Дорога была совершенно пустынна. Даже крестьяне в конусообразных соломенных шляпах – и те куда-то подевались.
      Дик Янгблад заглянул к Римо в кабину водителя.
      – Они знают, что мы движемся по дороге, – прошептал он. – Нет никакого сомнения.
      – И как ты думаешь, что нам делать?
      – Есть две возможности. Либо они сдались и отпускают нас, либо сконцентрировали большие силы где-то у нас на пути и ждут, когда мы попадем в засаду.
      – Вьетнамцы не знают, что значит сдаться.
      – Ну вот, ты сам и сказал, – негромко заметил Янгблад. – Что ж, Римо, чертовски приятно было снова повидаться.
      – Я проделал весь этот долгий путь ради тебя, – заявил Римо. – И я доставлю тебя домой.
      – Знаешь, я тут поговорил немного с этим твоим косоглазым дружком, и он все время твердит, что на подводной лодке может и не оказаться места для всех. И при этом он как-то странно на меня смотрит. В чем тут дело?
      – Перестань называть его косоглазым. И вообще – не беспокойся насчет Чиуна. Я с ним справлюсь.
      – Ага. А пока ты с ним будешь справляться, кто справится с тем, что вьетнамцы для нас заготовили?
      – А я хотел эту мелочь оставить на твою долю, – усмехнулся Римо.
      Янгблад по-мальчишески стукнул Римо по спине.
      – Я всегда знал, что ты щедрый человек. Рад видеть, что ничего в этом плане не изменилось.
      Отряд продолжал свой путь сквозь ночь, останавливаясь только затем, чтобы подождать Чиуна и его слона. Шум мотора не давал Римо сосредоточиться. А люки ему пришлось открыть, потому что его чувствительные ноздри не выносили запаха машинного масла.
      Каждые несколько часов вверху показывался вертолет и совершал свой облет, но ничего не предпринимал. И Римо счел это зловещим предзнаменованием.
      Характерный запах морской воды начал ощущаться в воздухе почти одновременно с рассветом. Римо заволновался. Пункт назначения был уже близок, если Чиун вел их верным путем. Но самого Мастера Синанджу не было видно уже давно.
      Дорога, извиваясь, шла через плантацию каучуковых деревьев. После одного из поворотов на дороге показалась человеческая фигура. Человек поднял вверх большой палец, как бы останавливая попутку.
      – Чиун!
      – А кто же еще? – отозвался Мастер Синанджу и вспрыгнул на танк. Дети американских солдат слегка потеснились, освобождая для него место.
      – Где слон? – поинтересовался Римо.
      – Мы прошли коротким путем. Потом я увидел опасность и послал его вперед.
      – Ловля на живца?
      – Римо! Может быть, твое сознание и забыло меня, но мне казалось, что у тебя достаточно рассудка, чтобы понять, что человек с таким милым лицом никогда не сделает ничего такого, отчего может пострадать ни в чем не повинное животное.
      – Ладно, – не стал спорить Римо. – Так что там впереди?
      – Много солдат. Много танков. И вертолеты.
      – Как много?
      – Много. Очень много.
      – Да, это немало.
      – Они на берегу как раз в том месте, которое нам нужно. Про подводную лодку я ничего не знаю. Я ее не видел.
      – Дай мне знать, когда мы к ним подойдем совсем близко, – мрачно попросил Римо.
      – У тебя, наверное, есть какой-то план?
      – У меня есть цель. И я собираюсь ее достичь – с планом или без.
      Мастер Синанджу презрительно фыркнул.
      – Опять ты ведешь себя, как Рэмбо. Уйдут годы на то, чтобы вытравить из тебя такие настроения. А ведь я уже старый человек. Фи!
      – Не просто “фи”, – возразил Римо. – “Семпер Фи”!
      Откуда-то из глубины танка отозвался голос Дика Янгблада:
      – Умри, но сделай!

      Министр обороны приказал пилоту вертолета в последний раз пролететь над медленно ползущим по земле танком “Т-54”. Каким беспомощным казался отсюда сверху этот танк, весь облепленный крошечными человеческими фигурками!
      Совершенно ясно, подумал министр, что дело не в машине, а в тех людях, которые ею управляют. Совершив облет, министр приказал пилоту возвращаться к месту грядущих событий.
      Берег был чудесный – белый песок, синее море, но он весь был усеян людьми в хаки, да плюс к тому вдоль берега стояло огромное количество новейших танков “Т-72” и более старых “Т-64”. Они стояли бок о бок, и все пушки были направлены в одну сторону. В ту сторону, откуда должны были появиться беглецы.
      Министру обороны не могло не нравиться это проявление военной мощи Социалистической Республики Вьетнам. Он с довольным видом покинул вертолет и направился к своему заместителю, генералу Трангу, провожаемый взглядами командиров танков. Кобура пистолета била министра по бедру.
      Генерал Транг отдал честь.
      – Они уже менее чем в километре отсюда, – сообщил министр обороны.
      – У них нет ни малейшего шанса, как вы можете убедиться.
      – Они пробились сюда через всю страну! Не надо их недооценивать. Особенно теперь, когда они так близки к цели.
      – А что у них за цель? Я не вижу ни кораблей, ни самолетов.
      – Наши патрульные суда засекли сигналы в заливе. Очень мощные сигналы.
      Лицо генерала Транга посуровело:
      – Подводная лодка?
      – Я уже приказал, чтобы наши сбросили глубинные бомбы и заставили лодку всплыть, – сказал министр обороны и взобрался на танк, чтобы лучше видеть, что происходит в заливе.
      – А стоит ли нам идти на такой риск?
      Министр обороны холодно взглянул на своего подчиненного.
      – Мы выиграли войну против американцев, – заметил он. – Но мы проиграли экономическую войну. Основы нашего промышленного производства полностью разрушены. Наши деньги обесценены. У нас больше нет даже приличной питьевой воды. Нас со всех сторон окружают враги. А наши так называемые друзья, русские, ничем не отличаются от американцев, разве только тем, что у них нет денег и они высасывают из нашей страны все до капли. Когда-нибудь, и может быть, даже очень скоро настанет день, когда нам придется воевать и с ними.
      – Все, что вы говорите, для меня не ново, товарищ министр.
      – Но при этом, очевидно, вы не пошевелили мозгами и не оценили правильно политическую ситуацию. Позвольте сделать это за вас. Единственная надежда связана с нашими бывшими врагами – с американцами. Только их дружба и экономическая помощь могут спасти Вьетнам. Нам нужна их добрая воля, даже если для этого придется применить силу.
      – Я понимаю, но этого не будет, если американским военнопленным удастся спастись бегством.
      – Теперь уже слишком поздно даже делать вид, что мы их возвращаем в качестве жеста доброй воли, – заявил министр обороны. – И все благодаря этому растяпе капитану Даю. Американцам придется исчезнуть с лица земли. Здесь, на этом берегу. Еще до захода солнца.
      Внезапно министр обороны замолчал. Со стороны залива донеслись звуки разрывов.
      – Но американская подводная лодка, вторгшаяся в наши территориальные воды, может стать нашей козырной картой в игре с американцами, – продолжал министр.
      Снова послышались звуки взрывов. Затем медленно, как кит, всплывающий на поверхность воды, чтобы глотнуть воздуха, появилась подводная лодка. Всплывая, она подняла волну, потом все успокоилось.
      – Мы захватили их! – в восторге воскликнул генерал Транг, увидев нарисованный на борту лодки американский флаг.
      – И мы вернем их американскому правительству. В обмен на определенные экономические уступки, – добавил министр обороны. – После того как проблема с военнопленными будет окончательно решена.
      – Я могу послать вперед танки, которые сокрушат все на своем пути, – предложил генерал Транг.
      – Нет, – возразил министр обороны, спрыгивая с танка на песок. – Пусть они подойдут поближе. Когда они увидят, что мы захватили их подводную лодку, они поймут, что у них нет надежды на спасение. Мы предложим им свои условия, они их примут, и тогда мы их уничтожим:
      – Остановись здесь! – приказал Мастер Синанджу.
      Римо нажал на тормоз.
      – Всем оставаться на своих местах! – крикнул он. – Я пойду посмотрю, что нас ждет.
      Взобравшись на банановое дерево, Римо увидел все: танки, готовые взлететь вертолеты, а вдали, на синей глади Сиамского залива – американскую подводную лодку, окруженную сторожевыми судами под красными флагами.
      Когда Римо вернулся, все заметили унылое выражение его лица.
      – Они захватили подводную лодку, – сообщил Римо.
      Беглецы в один голос застонали. Некоторые зарыдали. Кое-кто даже в отчаянии побросал оружие. Янгблад топнул ногой, как ребенок.
      – Черт бы их побрал! – выругался он.
      – Итак, у тебя больше нет цели, не говоря уже о плане, – холодно заметил Чиун, обращаясь к Римо. – Ну, и что ты теперь собираешься делать, стойкий оловянный солдатик?
      – Побеждать, – ответил Римо.
      – Как? – спросил Янгблад.
      Римо обернулся к Чиуну:
      – Могу поспорить, ты способен справиться со сторожевыми судами.
      Мастер Синанджу со значением посмотрел на Римо:
      – А что заставляет тебя думать, что тщедушный старик способен выполнить такую неимоверно трудную задачу?
      – Я видел тебя в действии. Так можешь?
      Чиун поклонился.
      – Разумеется. За умеренную цену.
      Римо помрачнел.
      – За какую? – неуверенно спросил он.
      – Ничего особенного. Я только хочу, чтобы ты помог мне перевезти моего элефанта в Америку.
      – По рукам, – с чувством облегчения согласился Римо и, обращаясь ко всем остальным, сказал: – Пока он разбирается с кораблями, мы должны добраться до воды. У них есть танки и вертолеты, но мы их уже не раз побеждали. Ну как, вы со мной?
      – Да! Черт побери, да!
      – Ну, так вперед! – скомандовал Римо. – Когда у тебя будет все готово, Чиун, мы начнем действовать.
      Но Чиун уже скрылся.
      Мастер Синанджу пошел самым кратчайшим путем. Находясь под прицелом стольких орудий и автоматов, он сделал то, что от него меньше всего ожидали. Он просто вышел из джунглей.
      Вьетнамцы ожидали увидеть американцев. Они ожидали увидеть старый танк. Но они не ожидали увидеть почтенного старика-азиата, одетого в смешное кимоно. А старик невозмутимо шел прямо на них. Он был невооружен, так что никто и не собирался стрелять.
      Министр обороны сделал шаг навстречу старику.
      А старик, ничего не говоря, просто прошел мимо, чем сильно обидел министра. Министр обороны приказал своим солдатам арестовать старика. Солдаты попадали, судорожно хватая руками песок.
      Старик-азиат прошел мимо танков и вошел в море. Он шел в пене прибоя, пока не скрылся под водой.
      И пока вьетнамские солдаты, разинув рот, следили за тем, как таинственно исчез почтенный старик, со стороны суши послышалась ружейная пальба.
      Министр обороны бросился в укрытие и приказал генералу Трангу открыть ответный огонь. Генерал тоже спрятался за танк и командовал оттуда.
      Танки открыли огонь. Шум поднялся невообразимый. С треском валились деревья. Грязь фонтанами взметалась в небо. Министр обороны приказал пилотам вертолетов взлетать, но его никто не услышал. А в бортах вертолетов становилось все больше и больше дыр – это вели огонь из джунглей невидимые американцы.
      Наконец один из пилотов по собственной инициативе поднял свой вертолет в воздух. Не столько по инициативе, сколько от страха. Вертолет направился не в глубь суши, а в сторону моря, подальше от стрельбы. Но до моря он не долетел. Он был осыпан градом свинца, и одна из противотанковых ракет у него на борту взорвалась. В ту же секунду вертолет превратился в огненный шар.
      Несколько танков, находившихся прямо под загоревшимся вертолетом, были облиты горящим топливом. Солдаты повыскакивали из танков. Горящий бензин рекою бежал по песку. Часть танков ринулась в стороны, чтобы увернуться от этой огненной реки. Танки натыкались один на другой, цеплялись друг за друга гусеницами. Один танк, потеряв управление, просто въехал на другой и грохнулся вниз, как слепая черепаха. Прямо на генерала Транга, который успел лишь взвизгнуть.
      Ситуация вышла из-под контроля. И все из-за какого-то старика, которому вдруг вздумалось совершить самоубийство! Министр обороны спрятался за танками, судорожно пытаясь сообразить, как прекратить эту бойню. Едкий дым проникал ему в легкие, глаза слезились. Министр бросился в пену прибоя, чтобы хоть немного прийти в себя. В голове у него мелькнула мысль: это снова Дьенбьенфу но только теперь мы с американцами поменялись ролями.
      Римо дал приказ прекратить огонь.
      – Скажи им, пусть поберегут боеприпасы, – сказал он Янгбладу. Приказ был передан далее по цепочке.
      – Какие потери с нашей стороны? – шепотом спросил Римо.
      – Никаких, – ответил Янгблад.
      – А у них?
      – До фига! – улыбаясь, отрапортовал Янгблад. – И с каждой минутой все больше и больше. Судя по всему, они начали колошматить друг друга.
      – Хорошо, – сказал Римо. – А теперь посмотрим, что там делает Чиун.
      Римо взобрался на дерево, верхушка которого была снесена снарядом. Большинство снарядов упало далеко за спинами беглецов – там, где они оставили старый танк “Т-54”. Наверное, вьетнамцы навели свои орудия именно на него решил Римо. Но как ни странно, танк уцелел. Римо совершенно сознательно привел свой отряд к самой кромке зарослей – вьетнамцы никак не могли ожидать, что против ник осмелится подойти так близко. Хитрость Римо удалась.
      На синей глади залива Римо увидел три патрульных катера, окруживших американскую подводную лодку. Рим злобно ухмыльнулся. Еще совсем недавно их было четыре. А тут и еще один вдруг нырнул кормой вперед и скрылся как будто чья-то невидимая рука затащила его под воду Римо сумел различить в воде фигуру Чиуна в ярком кимоно, отплывающего от воронки, в которой исчез утонувший корабль, и направляющегося к следующему.
      Римо, затаив дыхание, наблюдал за тем, как Мастер Синанджу прижался к корме корабля и пальцами проткнул обшивку ниже ватерлинии. Римо живо представил себе резкий звук разрываемого металла.
      Третий патрульный катер скрылся под водой вместе с экипажем.
      Римо спрыгнул на землю.
      – Подводная лодка будет свободна к тому времени, как мы доберемся до берега.
      – А как нам это удастся? – спросил один из американцев. – На их стороне численное преимущество.
      – Мы сделаем это точно так, как сделал Чиун. Пойдем прямиком к воде и доплывем до подлодки.
      – Но они нас расстреляют.
      – Нашему танку удалось пройти сквозь огонь. А теперь я воспользуюсь им для отвлекающего маневра. Они откроют огонь по мне, а пока я буду их отвлекать, вы отойдете подальше по берегу и поплывете к подлодке. Противник в такой панике, что сделать это будет просто.
      – Хороший план, – одобрил Янгблад. – Есть только одно возражение.
      Римо непонимающе воззрился на него.
      – Я поведу танк.
      – Не пойдет, – возразил Римо. – Это слишком опасно.
      – Но пешком я не пойду. Я слишком стар и уже не могу бегать наперегонки с пулями, как раньше.
      – Я пойду с сержантом, – вызвался Бойетт. – За все, что он для нас сделал, он заслуживает, чтобы кто-нибудь его бесплатно прокатил.
      – Иди на хрен! – осадил его Янгблад. – Я вовсе не собираюсь кататься. Я просто знаю, что гожусь для этой работы, вот и все. – И пристально посмотрел на Римо: – Если, конечно, кто-нибудь не укажет мне человека, более подходящего для этого дела.
      – Я – нет, – покачал головой Римо.
      – Ты нужен, чтобы спасти их задницы, – шепнул Янгблад. – Я довел их сюда, а ты доставишь их домой.
      – Мы все отправимся домой, – так же шепотом ответил Римо.
      – Слышу, – отозвался Янгблад и, ничего больше не добавив, побежал туда, где стоял танк, влез в него и завел мотор.
      Проезжая мимо товарищей, Дик Янгблад лениво помахал им рукой, потом захлопнул люк и направил машину к берегу.
      – Се человек! – произнес чей-то голос.
      – Аминь.
      – Оставьте молитвы для церкви! – рявкнул Римо. Глаза его пылали. – Дику не удастся надолго отвлечь их внимание. Идем парами. Начали!
      Снова раздалась пальба. По броне удаляющегося танка застучали пули.
      – Пора! – скомандовал Римо и подтолкнул первую пару.
      Они побежали курсом, параллельным курсу “Т-54”, и добрались до воды живые, невредимые и даже никем не замеченные.
      – Следующие! – крикнул Римо.
      Так и пошло. Первым трем парам удалось добежать до воды, пока вьетнамцы поливали “Т-54” огнем из пулеметов. А потом навстречу танку Янгблада выехал громадный “Т-72”.
      – Что он делает? – спросил кто-то. Римо обернулся. Это был сын американского солдата – Нгуен.
      Но тут же стало ясно, что собирается делать Янгблад. Когда деревянная пушка “Т-54” столкнулась с тяжелым орудием “Т-72”, дерево начало трещать. Танки уперлись друг в друга, намертво сцепившись.
      И в этот момент Дик Янгблад появился из водительского люка, как джинн из лампы. Он перескочил на танк противника, откинул крышку башенного люка и полил внутренности танка огнем и свинцом из АК-47.
      А потом скрылся внутри.
      – Ну, сукин сын! – в восторге промолвил Бойетт.
      Стало ясно, что Янгбладу удалось овладеть танком. “Т-72” развернулся и направил свое орудие в сторону других танков. И открыл огонь. Звук разрывов заставил беглецов заткнуть уши.
      – Ну, вперед! – крикнул Римо и вскочил на ноги. – Все разом!
      Отряд побежал к берегу. Шум, дым и смятение не позволили вьетнамцам заметить беглецов. К тому же их внимание полностью занимал сбесившийся “Т-72”. Римо проследил за тем, все ли добежали до воды и поплыли по направлению к подводной лодке, и лишь тогда обернулся посмотреть, как обстоят дела у Янгблада.
      Разобрать, в котором из танков сидит Янгблад, было невозможно. Все происходящее было похоже на детский аттракцион, только вместо маленьких машинок сталкивались тяжелые танки. Танки, словно потеряв управление, натыкались один на другой. Люди бросились врассыпную. Доблестные вьетнамские солдаты предприняли единственный твердо усвоенный ими маневр: каждый сам за себя.
      Римо уже собирался ввязаться в драку, но тут один из американских военнопленных стал звать на помощь. Коллетта! Он был слишком слаб, чтобы плыть.
      Какое-то мгновение Римо раздумывал, как поступить, но выбора не было, и он бросился в воду на помощь Коллетте.
      Ухватив утопающего под подбородок, Римо поплыл вместе с ним по направлению к подводной лодке. Американцы и дети американских солдат, побросав все оружие на берегу, плыли туда же.
      Откуда-то сбоку вынырнула голова Чиуна.
      – Возьми этого парня, ладно? – попросил Чиуна Римо.
      – А ты?
      – Мне надо вернуться. Янгблад остался на берегу.
      Чиун взглянул на берег. Время от времени там разрывался снаряд или вспыхивал очередной танк, и тогда в небо взмывал огненный шар и горячая волна обдавала лица.
      – Если твой друг там, то он погиб.
      – Возьми его! – рявкнул Римо.
      Мастер Синанджу с явной неохотой подчинился. Римо поплыл к берегу.
      Когда он выбрался на сушу, боевые действия уже прекратились. Повсюду дымились разбитые танки. Единственный уцелевший вертолет завалился набок, как мертвая стрекоза. Экипаж сбежал, а сам вертолет был весь изрешечен пулями. Взлететь ему так и не удалось.
      Перебегая от танка к танку и стараясь держаться подальше от горящего топлива, Римо принялся за поиски своего друга.
      – Дик! – кричал он, откидывая очередную крышку люка. – Дик! Где ты, черт тебя подери!
      Дика Янгблада Римо нашел в подбитом “Т-72”. Чернокожий великан наполовину вылез из люка, но до конца выбраться так и не смог.
      Римо вытащил друга из танка и положил на броню. Лицо у Дика было серое, глаза открыты, будто видели все на свете и одновременно ничего.
      Римо обоими кулаками нажал на грудь Дика.
      – Ну же! Ну же! – в отчаянии твердил он, делая другу искусственное дыхание. Рот Дика был весь в крови.
      Вдруг Янгблад слабо застонал. Веки его дрогнули. Губы слабо шевельнулись.
      – Оставь, друг, – еле слышно выговорил он. – Со мной все кончено.
      – Нет! – закричал Римо. – Я проделал весь путь только ради тебя. Вставай!
      – Оставь. Дан отдохнуть, – тихо сказал Янгблад.
      – Фонг погиб ради тебя, черт побери! – крикнул Римо и потряс друга за плечи. – Как ты не понимаешь? Я бросил тебя во время войны. И я не повторю этого сейчас. Не может быть, чтобы все было напрасно!
      – Не напрасно, друг. Не напрасно. Я умираю свободным. – И с этими словами Дик Янгблад испустил дух.
      – Дик… – едва смог вымолвить Римо, крепко обнимая мертвого друга. – Ты ждал так долго. Так долго, черт меня побери! Почему это обязательно должно было случиться с тобой? Почему не с кем-нибудь еще?
      Поборов душившие его рыдания, Римо взвалил мертвого Дика на плечи. Странно, но это грузное тело показалось ему совсем легким – словно лучшая часть покинула физическую оболочку.
      Почти ничего не видя перед собой, Римо брел к кромке воды. Он не видел даже, как его американские друзья забираются в подводную лодку, не заметил он и седого человека в военной форме, который выбрался из-под разбитого танка, подобрал валяющийся на земле “Калашников” и нацелил его в спину Римо.
      – Эй, ты! – крикнул этот человек по-английски.
      – Уйди, – не оборачиваясь, отозвался Римо. – Все кончено.
      – Я приказываю тебе сдаться.
      – А кто ты такой, чтобы мне приказывать? – спросил Римо.
      – Я министр обороны Социалистической Республики Вьетнам.
      Римо резко остановился. В глазах у него появился странный огонек.
      – Это тебе подчиняются все вооруженные силы Вьетнама, так?
      – Да. А теперь опусти труп на землю. Быстро!
      Римо сделал так, как ему было приказано, – он очень аккуратно положил тело Дика Янгблада на песок. Потом медленно обернулся и встретился глазами с невысоким седовласым человеком.
      – Ты говоришь по-английски? – спросил Римо.
      – Я участвовал в мирных переговорах в Париже.
      – Ну, тогда, значит, ты тот самый человек, с которым я хочу потолковать, – мрачно заметил Римо, надвигаясь на министра.
      – Я не могу оставить тебя в живых! – закричал министр обороны и открыл огонь.
      Римо метнулся в сторону – прочь от летящего в него потока свинца. Вторая очередь была нацелена туда, куда сместился Римо, но его уже и там не было. Когда из дула “Калашникова” перестало что-либо вылетать, кроме легкого дыма, Римо чуть помедлил, чтобы до пораженного министра дошло, что патроны кончились.
      Потом Римо вырвал из рук министра автомат и стер его в порошок.
      А самого министра обороны Социалистической Республики Вьетнам Римо поднял в воздух и прижал к броне танка со снесенной башней. Обыскав карманы, он нашел в них бумажник, в котором лежало несколько листков бумаги.
      – Сгодится, – удовлетворенно произнес Римо.
      – Что ты хочешь этим сказать? – задыхаясь, спросил министр.
      – Ты умеешь так же хорошо писать по-английски, как и говорить?
      – Возможно.
      Римо продолжал шарить по карманам министра и наконец нашел ручку. Положил бумагу на броню танка, всунул ручку в пальцы министру и развернул его лицом к танку.
      – Пиши, – приказал Римо.
      – Что писать?
      – Заявление о полной и безоговорочной капитуляции.
      – Не понимаю.
      – Ты участвовал в Парижских переговорах. Ты подписал там договор. А это заявление отменит старый договор. Условия простые: полная и безоговорочная капитуляция, признание победы американских вооруженных сил. То есть меня.
      – Документ, написанный под давлением, ничего не будет значить.
      – Не смеши меня, – сказал Римо и ткнул пальцами министру в спину так, что его нижние позвонки сжались. Министр обороны принялся судорожно хватать ртом воздух. И начал писать.
      Дописав, он трясущимися руками передал Римо листки бумаги. Глаза его были полны ужаса.
      – Все это ничего не значит, – твердил министр.
      – Напротив, – возразил Римо. – Ничего не значил первый договор, потому что вы никогда не собирались его соблюдать. А сейчас дело иное. Это заявление означает, что мой друг погиб не напрасно. Так что нельзя говорить, что это ничего не значит.
      – Я твой пленник? – поинтересовался министр.
      – Я не беру пленных, – сказал Римо и отпустил позвоночник. Министр обороны упал на песок, и легкие его с хрипом выпустили воздух.
      Римо отошел от трупа и склонился над бренными останками Дика Янгблада.
      Он посмотрел на бумаги, которые держал в руке, и понял, что ему предстоит трудный выбор. Дик или бумаги. Он не мог тащить на себе тело Дика и одновременно уберечь бумаги от воды.
      Римо уже собрался бросить бумаги, но тут его окликнул Мастер Синанджу. Римо поднял взор.
      Чиун выезжал на берег из леса верхом на слоне, которого он звал Рэмбо.
      – Подводная лодка сейчас отчалит, – равнодушным гоном сообщил Чиун. – Ты едешь или остаешься?
      – А для Дика найдется место на спине у этого животного?
      – Он же мертвый.
      – И что?
      – То, что мы для него ничего больше сделать не можем. Зачем везти домой его останки?
      – Ты этого никогда не поймешь, – отозвался Римо, пристраивая тело Дика на спине слона. – Я морской пехотинец, и мы никогда не оставляем погибших товарищей врагу.

      Утреннее солнце проникало сквозь стеклянный потолок гимнастического зала санатория “Фолкрофт”, а Мастер Синанджу тем временем прилаживал заряженный магазин к старому пулемету Томпсона.
      Когда раздался долгожданный стук в дверь, Чиун мило поинтересовался:
      – Кто там?
      – Это я, Римо.
      – Входи, Римо, – позвал Чиун ученика и, когда дверь открылась, начал стрелять из пулемета. Пулемет затрещал, как пишущая машинка, подсоединенная к мощным колонкам усилителя.
      Увидев несущийся прямо на него поток пуль, Римо отскочил в сторону. От соснового пола, прямо у него под ногами, начали отлетать щепки.
      – Чиун! Что ты делаешь? – заорал Римо. Пули следовали за ним по пятам.
      Римо на полном ходу врезался в стену и зигзагами побежал вверх. Место сосновых щепок заняли кирпичные крошки, которые стали отлетать уже не от пола, а от стены. Римо побежал по потолку вниз головой. Когда он добежал до противоположной стены, магазин опустел.
      Римо врезался в противоположную стену, на полпути вниз слегка споткнулся и чуть не упал. Но кое-как восстановил равновесие, сбежал со стены и мягко приземлился.
      Лицо его было искажено яростью.
      – Ты что, убить меня хотел?!
      – Для человека, забывшего Синанджу, ты довольно неплохо взошел на дракона, – невозмутимо заметил Чиун.
      – Ох, – вздохнул Римо, глядя на изрешеченный пулями потолок.
      В зал заглянуло бледное лицо, принадлежащее Харолду В. Смиту.
      – Теперь безопасно? – поинтересовалось лицо, ни к кому конкретно не обращаясь.
      – Заходите, Смитти. Я как раз собирался сообщить новость Чиуну.
      – Какую новость? – насторожился Чиун.
      – К Римо вернулась память, – пояснил Смит.
      – Я это уже доказал, – заметил Чиун и отложил в сторону пулемет.
      – Это случилось сегодня утром, – поведал Римо и щелкнул пальцами. – Вот так: раз – и я все вспомнил. – Выражение лица при этом у него было самое невинное.
      – Так просто? – недоверчиво спросил Чиун.
      – Смит говорит, что, может быть, это временно.
      Чиун подошел к Римо и пристально вгляделся в его лицо.
      – А ты абсолютно уверен, что помнишь все?
      – Все, – подтвердил Римо.
      – Это хорошо, – заметил Чиун и взял Римо за локоть.
      Римо взвыл от боли и согнулся пополам. Чиун ухватил Римо за мочку уха. Изящные пальцы с длинными ногтями сильно сжали ухо. Римо завыл еще громче.
      – Это тебе за то, что ты исчез, не испросив моего разрешения, – пропел Чиун.
      – О-о-о-о-о!
      – Это за то, что из-за тебя было нарушено мое нерушимое слово, данное Императору.
      Римо грохнулся на колени.
      – У-у-у-у-у! Пожалуйста, папочка, не надо!
      – А это за то, что ты назвал меня косоглазым.
      – Я вовсе не имел в виду…
      – А в качестве наказания отныне и впредь в твои обязанности вменяется уход за моим верным элефантом. Ты будешь чистить его два раза в день. Но сначала ты искупишь все то зло, которое совершил, тем, что проведешь неделю на крыше “Фолкрофта” – без пищи и воды, открыв грудь воздействию жестоких стихий… Впрочем, менее жестоких, чем ты сам.
      – О, Мастер Синанджу! – в отчаянии взмолился Смит. – Мне кажется, не стоит обвинять Римо во всех этих грехах.
      – Не стоит обвинять Римо?! – возопил Чиун. – А кого же тогда обвинять, если не Римо? Или вы один из тех американцев, которые утверждают, что если дети ведут себя плохо, то вся вина ложится на родителей?
      – Не совсем так, – ответил Смит. – Дело в том, что Римо не может нести ответственность за свои действия. У него было помутнение памяти.
      – Ах, вот как! – с важным видом воскликнул Чиун и отпустил Римо. Римо принялся потирать ухо. – Мутная память. Но остается вопрос: когда у него помутнела память – до того, как он покинул эти берега, или после?
      – Я не помню, – поспешил заявить Римо.
      – И я ему верю, – поддакнул Смит.
      – Тьфу! – в сердцах сплюнул Чиун. – Я полагаю, вы верите и в эту сказочку про то, как он проснулся сегодня утром и все сразу вспомнил?
      – Это вполне правдоподобно.
      – И кроме того, – сказал в свое оправдание Римо, – всем стало лучше от того, что я сделал. Вьетнамцы хотели всех собак навешать на нас, а я им ответил тем же.
      – Я разговаривал по телефону с президентом, – сообщил Смит. – Военнопленных и детей американских солдат допросили. По их словам получается, что их освободил пожилой вьетнамец, который привел их к американской подводной лодке. Римо они знают только в лицо, но не по имени. И военнопленные полагают, что это тоже какой-то пропавший без вести американский военнослужащий, которого перевели в этот лагерь незадолго до побега. Конечно, вьетнамские дети американских солдат знают больше, но они согласились забыть о той роли, которую Римо сыграл в их освобождении, и – просто в качестве меры предосторожности – они поклялись никогда не появляться на экране в шоу Копры Инисфри. Нам очень повезло, что Римо попал во Вьетнам, воспользовавшись чужим паспортом. Так теперь все в истории и останется.
      Чиун сказал свое веское слово:
      – Есть одна маленькая просьба, о Император! Когда историки будут писать отчет об этом событии, можно назвать меня корейцем, как оно и есть на самом деле, а не вьетнамцем?
      – Простите, но это разрушит всю нашу легенду.
      – Тогда я просил бы вас проследить за тем, чтобы обо мне вообще не упоминали, – огорченно произнес Чиун и вышел из зала, не в силах скрыть раздражения.
      – А как насчет капитуляции? – спросил Римо, когда за Чиуном закрылась дверь.
      – Я обсудил с президентом и этот вопрос. Боюсь, что это бесполезная бумага, – ответил Смит, доставая из кармана смятые листки и передавая их Римо.
      – Даже когда мы победили, нам не дают возможности воспользоваться плодами нашей победы, так? – заметил Римо.
      Смит откашлялся.
      – Думаю, вам приятно будет узнать, что Янгблад был похоронен на Арлингтонском мемориальном кладбище со всеми подобающими почестями.
      – Он заслуживал лучшего. Он заслуживал права жить!
      – Попытайтесь забыть об этом.
      – Почему вы мне заранее не сказали о похоронах? Я бы тоже пошел.
      – А я бы вам не позволил, – сказал Смит и направился к двери.
      – У меня такое чувство, что я не до конца исполнил свой долг.
      – Безопасность прежде всего.
      И дверь за Смитом захлопнулась прежде, чем Римо успел выругаться.
      Служитель Мемориала ветеранов Вьетнама в Вашингтоне чистил дорожки, сметая накопившийся за день мусор. Мусора было, на удивление, мало, если учесть, как много людей проходит каждый день между двумя черными гранитными стенами с именами пятидесяти восьми тысяч погибших американских солдат. Что ж, от этого работа становится легче, но важность ее нисколько не уменьшается – служитель ощущал гордость оттого, что американцы снова стали отдавать дань уважения павшим.
      Уже наводя последний лоск, служитель заметил какого-то человека, который присел на корточки возле одной из стен. Он легонько прикасался пальцами к поверхности стены. Служителю часто доводилось видеть такое – обычно это означало, что посетитель нашел имя близкого и дорогого человека.
      Служитель решил отойти, чтобы не мешать. Возможно, посетитель разглядывает имя погибшего боевого товарища или родственника. Лучше оставить его одного.
      Некоторое время спустя служитель увидел, что посетитель уходит. Несмотря на холод вашингтонской зимы, казалось, что ему тепло в одной легкой майке с короткими рукавами. Когда посетитель проходил мимо, служитель кивнул ему, и тот кивнул в ответ. Служителя поразили глаза – самые мертвые из всех, какие ему когда-либо доводилось видеть. Служитель даже вздрогнул. Наверное, этот парень тоже ветеран. У него именно такой взгляд. Как это про тайной говорят? Ах, да! Взгляд такой, будто он видит все, что происходит в тысяче ярдов отсюда.
      Закончив свою работу, служитель на минутку остановился возле той части стены, где сидел этот поздний посетитель с мертвыми глазами. Повинуясь какому-то импульсу, он присел на корточки в том же самом месте. К своему удивлению, он обнаружил, что перед его глазами – часть стены без всяких надписей, специально оставленная для тех пропавших без вести солдат, чья судьба до сих пор неизвестна.
      Под самым нижним именем была новая надпись. Она была не похожа на другие. Не очень аккуратно выбита, буквы не совсем ровные. На земле, у подножия стены, лежали гранитные крошки и пыль.
      Служитель прочитал надпись:
      РИЧАРД ЯНГБЛАД, МОРСКАЯ ПЕХОТА США
      Служитель решил, что если кто-нибудь его спросит, то он ответит, что и понятия не имеет, откуда взялась эта новая надпись. Что-то говорило ему: это имя имеет право находиться на стене – может быть, даже больше, чем другие.
      Единственное, чего он тай и не сумел понять, – это то, как парень с мертвыми глазами умудрился выбить эту надпись на гранитной стене? Ведь никаких инструментов у него при себе не было…