Барабанный бой раздавался из личного туалета Смита.
      Такой ровный, монотонный стук. Бум, бум, бум, бум. Он звучал и когда Колдстад искал ключ, и когда вставлял его в замочную скважину.
      Но стоило ему только открыть дверь, как барабанный бой прекратился.
      В туалете было пусто. Джек проверил даже сливной бачок, где часто прятали контрабанду.
      Едва он закончил поиски и хлопнул дверью, барабанный бой тотчас возобновился.
      Бум, бум, бум, бум~
      И снова прекратился, когда Колдстад распахнул дверь.
      Феномен этот повторялся трижды. Джек решил, что тут задействован некий механизм. Закрываешь дверь - барабанный бой начинается, открываешь прекращается. Колдстад обследовал каждый дюйм полотна и дверной коробки и ничего не нашел - даже после того, как снял дверь с петель. Не было никаких проводов, никаких признаков хитроумных механизмов. Никаких контактов. Колдстад знал, что в продаже есть такие открытки, которые воспроизводят несложные мелодии, если заглянуть вовнутрь - нажатие пальца активизирует сенсорную микросхему.
      Но здесь никакой микросхемы и близко не лежало, да и стучало слишком громко не только для маленькой, но и для очень большой микросхемы.
      И наконец, над Фолкрофтом все еще кружили эти чертовы грифы.
      Они кружили здесь с тех самых пор, как Колдстад впервые въехал в больничные ворота. Сейчас на землю уже опускались сумерки, а птицы все не улетали. Никто не мог объяснить, что это за птицы и как они здесь оказались.
      Они кружили и кружили, ни на секунду не прекращая парение для того, чтобы поесть или отдохнуть. Это приводило в бешенство. В конце концов просто противоречило всякой логике, нарушало все законы природы.
      Джек Колдстад любил, чтобы все шло согласно правилам и установкам. Поэтому он выхватил у одного из своих людей винтовку с оптическим прицелом, намереваясь подстрелить хотя бы одну из этих проклятых тварей.
      Выстрелил он по меньшей мере раз десять. Конечно, пару или тройку раз он промазал. Но птицы по-прежнему лениво кружили в вышине. Конечно же, Джек хоть раз да попал в цель, однако на землю не опустилось ни перышка.
      Больше всего бесило то, что в бинокль удавалось рассмотреть ровно столько же, сколько и без него - видны были лишь темные, неясные силуэты.
      Колдстад пальнул в последний раз и с отвращением отбросил ружье в сторону.
      - Эй, парень!
      На зов тут же прибежал один из подчиненных.
      - Да, сэр.
      - Будешь дежурным по птицам.
      - Что, сэр?
      - Станешь наблюдать за этими птицами. Должны же они когда-нибудь угомониться! Когда они устанут, проследи, куда полетят. Проследи и, если сможешь, убей.
      - Зачем?
      - Эти чертовы птицы подрывают авторитет всемогущего Федерального налогового управления - вот зачем!
      - Есть, сэр.
      После нелепого штурма люди ФНУ почти целый день обыскивали помещения Фолкрофта и до сих пор еще не закончили. Во всем виновато это проклятое УБН, которое на каждом шагу вставляет палки в колеса налоговой службе. Подонки небритые. И как они только смеют ставить под сомнение авторитет ФНУ?
      Колдстад на лифте поднялся на второй этаж, где располагался кабинет доктора Харолда В. Смита. На дверях висела табличка "Директор". Джек распахнул дверь, и в лицо ему ударил порыв холодного сентябрьского ветра. Сгорбившись, Колдстад вошел в кабинет и плюхнулся в потертое кожаное кресло за стол, покрытый черным стеклом.
      Пора было сообщать о результатах операции, чего Джеку Колдстаду очень не хотелось. Тем не менее он без колебаний набрал нужный номер (впрочем, указательный палец его при этом слегка подрагивал).
      - Приемная мистера Бралла, - отрывисто проговорил чей-то женский голос.
      Колдстад откашлялся.
      - Это Джек Колдстад. Я хотел бы поговорить с мистером Браллом.
      - Минуточку.
      Раздавшийся в трубке через секунду мужской голос по своему звучанию напоминал камнедробильный аппарат.
      - Что можете сообщить, Колдстад?
      - Мы все еще проводим инвентаризацию, - отозвался спецагент.
      - Какого черта?
      - Очень уж большая территория, сэр. Кроме того, это УБН~
      - Кто там главный от УБН?
      - Тардо. Зовут Уэйн. Начальная буква второго имени П.
      - Номер карточки социального страхования?
      - Я еще не прорабатывал эту информацию, сэр.
      - Не важно. В конце концов сколько Уэйнов П. Тардо может работать в нью-йоркском отделении УБН? Надеюсь, вы его порасспросили?..
      - Конечно.
      - И что он ответил?
      - Сообщил, что нет, аудиторской проверке никогда не подвергался, мистер Бралл.
      - Подонок при этом вспотел?
      - Нет. Но верхняя губа у него задергалась, и с тех пор он притих.
      - Тогда у вас нет оправданий. Поставьте весь Фолкрофт с ног на голову. Надо же мне знать, что там творилось, как долго, и сколько они задолжали налоговой службе.
      - Понятно, мистер Бралл. А как быть с УБН?
      - Эти мерзавцы наложат арест даже на всходы, если узнают, что поспевший через три месяца урожай пойдет на продажу с правительственного аукциона. Думаю, они вполне созрели для налоговой проверки. УБН не будет вас беспокоить - я сделаю несколько звонков.
      - Прекрасно, мистер Бралл.
      - Вам же будет лучше, если стоимость имущества лечебницы окажется чертовски высокой, иначе в конце финансового квартала я вас разжалую. Учитывая убитого стажера и раненых, операция обойдется службе в копеечку придется выплачивать бешеные деньги по страховкам. Постарайтесь сделать так, чтобы налоги с Фолкрофта намного превышали потери. Так что средние доходы меня не устраивают.
      - Постараемся, мистер Бралл.
      Голос в трубке умолк. Спецагент вспотевшими пальцами опустил ее на рычаг. Только один человек на земле мог заставить его вспотеть, и этим человеком был Дик Бралл. Если Джек Колдстад не сумеет выжать из Фолкрофтской лечебницы все, что можно, останется надеяться только на Бога.
      Беда в том, что до сих пор Колдстаду не удалось отыскать в Фолкрофте никаких признаков незаконной деятельности - за исключением, правда, двенадцати миллионов на банковском счету.
      Чтобы привести в движение бюрократическую машину, Колдстад встал, наступив при этом каблуком на кусок оконного стекла. Раздался громкий треск.
      Вздрогнув, спецагент нагнулся, намереваясь подобрать осколки. И замер.
      Стекляшка разлетелась на три кусочка. На Джека Колдстада мрачно смотрели три его зеркальных отражения.
      Подняв самый большой из осколков, Колдстад задумчиво повертел его в руках и сквозь прозрачное стекло увидел собственные пальцы.
      - Черт побери!
      Он подошел к разбитому окну. Дыра была достаточно велика - просунуть голову не составляло труда, но края казались чересчур острыми. Рисковать не стоило, и потому Колдстад просто вытянул руку, расположив осколок в отверстии зеркальной поверхностью к себе.
      Своего отражения он не увидел. Очевидно, та сторона оконного стекла тоже была зеркальной.
      - Поляризованное стекло, - проворчал Колдстад. - Да, не такое уж это невинное учреждение.
      Выходя из кабинета, он бросил осколок стекла в корзинку для бумаги. Вид у спецагента был такой, словно голова у него прямо-таки раскалывалась на части.
      Глава 7
      Дежурный сержант Трой Тримэйн чего только не перевидал на своем веку.
      За тридцать лет службы в полиции Порт-Честера, штат Нью-Йорк, он успел насмотреться на все человеческие слабости и пороки. Ежедневно тридцать лет подряд жулики, сумасброды и тупицы всех сортов чередой тянулись сквозь входные двери из матового стекла и приближались к старомодной стойке дежурной части.
      Этот тощий парень не походил ни на кого из них. Собственно, у него был вид честного человека. Глубоко посаженные карие глаза прямо-таки светились искренностью. Сержант Тримэйн даже готов был умножить свою пенсию на коэффициент правдивости этого тощего парня.
      Тот же, стиснув пальцами край стойки, чистосердечно выпалил:
      - У меня пропала жена.
      Тримэйн сам был женат и потому сразу же ощутил сочувствие к несчастному. Но служба прежде всего.
      - Когда?
      - Два дня назад.
      - Дело об исчезновении заводится только по истечении трех дней.
      - Я сказал "дня"? Я оговорился, хотел сказать "недели".
      Именно в этот миг в голове Тримэйна и должен был прозвучать сигнал тревоги. Но парень сокрушался так искренне~ Он выглядел именно так, как и должен выглядеть человек, потрясенный исчезновением жены.
      Трой задумчиво протянул:
      - Вы сказали "два дня".
      - Я немного не в себе. Я имел в виду две недели.
      - Как ее зовут?
      - Эсмеральда.
      Трой удивленно поднял глаза.
      - Эсмеральда?
      - По матери она тоже Эсмеральда. Эсмеральда Лолобриджида.
      - Значит, вы~
      - Римо Лолобриджида. - И тощий парень протянул удостоверение на имя частного детектива Римо Лолобриджиды.
      - Вы сами пытались ее разыскать? Римо Лолобриджида горестно кивнул.
      - Ну да. Всю прошлую неделю.
      - Но вы только что сказали, что она пропала две недели назад!
      - Меня неделю не было в городе~ Слушайте, это очень серьезно! Я должен ее найти.
      - Ладно, направлю вас к оперативнику. - Трой вытянул свою бычью шею и позвал проходившего мимо человека в форме. - Эй, кто там сегодня дежурит?
      - Бойл, - прозвучало в ответ. - Но сейчас он на обеде.
      - Черт побери! Ладно, я займусь сам. Сообщите-ка мне ее данные, дружище.
      - Я бы дал ей лет двадцать восемь.
      - Как?
      - Мне кажется, она обманула меня перед свадьбой насчет своего возраста. Ну знаете, как это бывает с женщинами.
      - Верно.
      - Карие глаза, длинные каштановые волосы, стройная.
      - Есть какая-нибудь фотография?
      - Нет. Она стеснялась фотографироваться.
      "Ничего себе!" - подумал Трой, но промолчал.
      - Как же мы найдем вашу жену без фото, приятель?
      - А здесь нет полицейского художника? Я достаточно подробно опишу ее внешность.
      Тримэйн немного поразмышлял и согласился.
      - Что ж, попробуем. - Он поднял трубку. - Де Вито, к тебе сейчас придет парень, у которого пропала жена. Ну да. Нет, фотографии нет. Вернее, вообще нет фотографии. Возьмешься? Ну конечно. - Тримэйн указал на дверь. Вон та дверь. Де Вито вам поможет Удачи, дружище.
      - Спасибо, - кивнул, удаляясь, тощий парень.
      И только тут Трой Тримэйн сообразил, что на улице, пожалуй, чересчур холодно, чтобы разгуливать в одной майке. Но было уже поздно.
      Полицейский художник Тони Де Вито тоже не обратил внимания на не по сезону легкую одежду тощего парня.
      - Сначала посмотрите на возможные очертания головы, - бросил он, пригласив посетителя в кабинет. - Чтобы нам было с чего начать.
      Тощий парень пролистал книгу и выбрал красивый овал. Тони перерисовал овал в свой блокнот.
      - Теперь глаза, - кивнул он. - Какие глаза были - я имею в виду есть у вашей жены?
      - Красивые.
      Тони поморщился.
      - Нельзя ли чуточку определеннее?
      - Печальные.
      - Печальные, но красивые. Ладно, - сказал Тони. И почему люди думают, что можно нарисовать красивые глаза? - Они узкие, круглые или квадратные?
      - Круглые.
      Тони нарисовал круглые глаза.
      - Брови?
      - Густые. Не выщипанные. Впрочем, не слишком густые.
      Тони нарисовал брови, как у Брук Шилдс, посчитав, что лишние волосы потом можно будет убрать.
      - Теперь нос. Вздернутый? С горбинкой? Или острый?
      - Нет. Больше похож на нос Энни Арчер.
      Тони закрыл глаза. У Энни Арчер красивое лицо и запоминающаяся форма носа. Пришлось нарисовать нос по памяти.
      - А рот можете описать?
      - Не слишком полный, не слишком широкий.
      - Хорошо. Что еще?
      - Красивый. Добрый. В нем есть что-то материнское.
      - Я могу изобразить доброту, но никак не красоту, - возразил Тони. Подумайте еще.
      Они минуты полторы спорили насчет формы губ и в конце концов сошлись на том, что рот, должно быть, смахивает на рот Сьюзен Луччи.
      Тони начал водить карандашом по бумаге и вдруг осознал, что совершенно не может припомнить, как выглядит рот у Сьюзен Луччи. Ноги - помнит. Глаза - тоже. А вот рот - проблематично.
      - А может, рот еще какой-нибудь актрисы похож на рот вашей жены? спросил Тони.
      - У Минни Маус.
      - Ну, ее-то нарисовать - раз плюнуть.
      Для первого раза получилось на удивление хорошо. Красивое лицо, хотя глаза смотрели чересчур печально.
      - Остались только волосы, - подбодрил Де Вито.
      - Длинные, со лба зачесаны назад.
      - Сейчас.
      Закончив портрет, Тони повертел его в руках и спросил:
      - Похоже?
      Парень нахмурился.
      - Нет, совсем не то. Рот слишком тонкий, нос слишком острый, а глаза вообще не ее.
      - А как все остальное? - сухо поинтересовался художник.
      - Волосы похожи, - кивнул Римо Лолобриджида.
      "Прекрасно, - подумал Тони. - Такая прическа была в моде лет двадцать - тридцать назад, но тем не менее я попал в точку".
      - Ладно, - буркнул он, - давайте проработаем элементы. - И он начал стирать нарисованное. - А если глаза будут вот такими?
      - Такое впечатление, будто она злится.
      - Ну и ладно, пусть будет злюкой. Она когда-нибудь выглядела так, когда сердилась?
      - Ни разу не видел ее злой.
      - Давно женаты?
      - Нет.
      - Ладно, а вот так?
      - Так вроде похоже.
      - Теперь давайте удлиним нос.
      Прошло еще минут двадцать, прежде чем расстроенный муж выпалил:
      - Она! Вылитая она!
      - Точно? Ну что ж, тогда развесим везде плакаты. Мы свое дело знаем.
      Обеспокоенный муж взял у художника лист бумаги и невероятно долго смотрел на портрет. Причем смотрел так, будто не видел эту женщину уже очень, очень давно.
      - Вылитая она, - задумчиво повторил Римо.
      - Что ж, значит, разошлем.
      Тони уже хотел было встать, но посетитель, не отрывая глаз от бумаги, рассеянно протянул руку к правому колену художника. Де Вито почувствовал себя так, словно его стиснули тисками и вновь усадили на твердый деревянный стул.
      - Эй!
      Парень вдруг железной рукой схватил его за горло. Не отрывая глаз от рисунка, проситель встал.
      В глазах художника все потемнело, а когда он пришел в себя, то обнаружил, что сидит на своем стуле, а дежурный сержант плещет водой ему в лицо.
      - Что случилось?
      - И ты еще спрашиваешь? - взорвался сержант Тримэйн. - Это ты должен мне сказать, что произошло!
      - Я сделал рисунок для этого парня, Лолобриджиды, а он вдруг начал чудить. - Пострадавший огляделся по сторонам. - А где он?
      - Он? Он отсюда не выходил!
      И тут оба обратили внимание на открытое окно. Холодный ветер, казалось, вот-вот разметает бумаги по столу Тони.
      - Очень странный тип! И зачем ему это - сначала заставлять нас рисовать его пропавшую жену, а потом убегать с рисунком? - недоумевал Де Вито.
      - Да псих он! - рявкнул Тримэйн. - Я сразу понял, что он чокнутый, стоило ему здесь появиться.
      - Мне он показался совершенно нормальным.
      Тримэйн захлопнул окно.
      - На улице наверняка градусов сорок,* а он разгуливает в какой-то дурацкой майке. Говорю же - чокнутый. Я их за три мили чую.
      - Почему же ты меня не предупредил?
      Трой Тримэйн пожал плечами.
      - Ну, он имел право обратиться, а я могу и ошибаться в людях. Но только не в случае с психами.
      - Что будем делать?
      - Что до меня, то я ровным счетом ничего не буду делать. А ты давай рисуй. Надо повесить портрет этого долбанутого на стенке в дежурке, чтобы ребята знали.
      * По Фаренгейту; по Цельсию - около пяти градусов тепла.
      Глава 8
      Доктор Элдас Герлинг нервничал. Очень нервничал. Как заведующий психиатрическим отделением Фолкрофтской лечебницы он был хорошим специалистом по неврозам, психозам и всем остальным формам душевного расстройства, известным современному человечеству.
      И тем не менее Герлинг не понимал, что происходит.
      Все дело было в барабанном бое. Его слышали и раньше. Но, к несчастью, все, кто слышал эти звуки, считались пациентами психиатрического отделения. Правда, первым из числа здоровых о барабанном бое сообщил один из санитаров.
      Доктор Герлинг посчитал это заявление чистейшим примером звуковых галлюцинаций. Однако персонал больницы стал прислушиваться, и вскоре уже многие подтверждали слова санитара. Конечно, нет ничего странного в том, что кто-то слышит звуки барабана. Обыкновенная игра воображения и ничего больше.
      Но тут доктор Герлинг услышал ЭТО сам. Отчетливый барабанный бой, ровный и размеренный. И как ни странно, знакомый. Герлинг устремился к тому месту, откуда исходил звук, но источник барабанного боя все удалялся и удалялся. Каждый раз он, казалось, находился за ближайшим углом.
      Наконец доктор Герлинг сделал последний поворот и решил, что наконец загнал надоедливый гул в угол - в кладовую, откуда не было другого выхода.
      Доктор открыл дверь, и звук резко оборвался. И все же в помещении кладовой не нашлось ничего, что могло бы вызывать подобное явление. Совсем ничего похожего.
      Тем не менее, доктор Герлинг счел необходимым осведомить доктора Смита, что позднее и сделал.
      Во время обхода, доктор Герлинг беспрестанно думал о том, получил ли доктор Смит это сообщение. Он думал и о том, дойдут ли теперь до доктора Смита хоть какие-то сообщения вообще, учитывая то достойное сожаления состояние, в котором он находился. Тогда, взглянув на своего шефа, доктор Герлинг весь покрылся бледностью. Смит был, видимо, полностью парализован. Он лежал совершенно неподвижно, с широко открытыми глазами, каждый мускул напряжен так, будто вот-вот разорвет оболочку бесполезного тела.
      Доктор Герлинг остановился перед дверью палаты, в которой лежал один из самых тяжелых пациентов Фолкрофта, Иеремия Пурселл.
      Когда этого тощего, бледного молодого человека с длинными золотистыми волосами впервые доставили в Фолкрофт, Иеремия был полным идиотом. Он настолько впал в детство, что не мог самостоятельно есть и одеваться и даже был не в состоянии без посторонней помощи сходить в туалет.
      К счастью, теперь Пурселл в основном обслуживал себя сам. Тем не менее он, казалось, впал в прострацию и часами смотрел мультфильмы и прочие детские передачи. У молодого человека не наблюдалось признаков какого-либо характерного заболевания, так что доктор Герлинг сам его придумал: "аутистический регресс взросления". Он мог бы даже написать работу об этом новом открытии в психиатрии, но доктор Смит всегда ратовал за то, чтобы о Фолкрофте никто не вспоминал - пусть даже в хвалебных выражениях.
      Доктор Герлинг наблюдал за своим необычным пациентом через крошечное квадратное окошко в металлической двери. Пурселл сидел в большом комфортабельном кресле, голубые глаза больного не отрывались от телевизионного экрана, на спине смирительной рубашки болтались длинные холщовые рукава. Время от времени Пурселл хихикал. Казалось, ему очень нравилась телевизионная программа, и доктор Герлинг сделал пометку в своем дневнике, что сегодня у пациента хорошее настроение.
      Доктор прописал ему только половину ежедневной дозы галоперида и перешел в другую палату.
      Следующий пациент был настроен не столь благодушно. В Фолкрофте он лечился сравнительно недавно - около двух лет.
      Причем с интеллектом у него было все в порядке, но он страдал характерным заболеванием, называемым манией величия. Пациент считал себя Дядей Сэмом Бисли, знаменитым мастером мультипликации и основателем империи развлечений Сэма Бисли, включавшей в себя киностудии и сеть тематических парков по всему миру.
      Дядя Сэм был одет как пират, начиная от повязки на одном глазу и кончая огромными башмаками. Почему тип, воображающий себя умершим двадцать пять лет назад мультипликатором, надел на себя пиратские одежды, было выше понимания Элдаса Герлинга, поэтому при первом же разговоре с больным он коснулся этой темы.
      - Пошел ты!.. - прорычал тот. И что интересно, голос мужчины звучал в точности так же, как у покойного Дяди Сэма Бисли - хотя, конечно, настоящий Бисли никогда не опустился бы до такой грубости.
      Сейчас доктор Герлинг наблюдал такую картину: Сэм - по приказу доктора Смита пациент значился в списке больных как Сэм Бисли - сидел за карточным столом и рисовал. За время своего пребывания в Фолкрофте он уже разрисовал все стены. На них изображалось, как больной через разбитое окно бежит из лечебницы, спускаясь по веревке из связанных между собой простыней. Очень реалистично. На одном из рисунков - автопортрете - Дядя Сэм перерезал горло доктору Герлингу своим пиратским крючком. Причем крючок существовал на самом деле. Пациента доставили сюда с ампутированной правой рукой, так что доктор подобрал ему подходящий крючок. В настоящее время крючок хранился под замком - с тех пор как Бисли дважды пытался применить его, чтобы перерезать горло санитарам. Доктор Смит тотчас решил, что крючок слишком опасен, чтобы оставаться на руке сумасшедшего. Правда, доктор Герлинг воспротивился.
      - Если забрать крючок, то это заставит пациента уйти в себя, стать некоммуникабельным.
      - Никаких крючков! - отрезал Смит и вынес Герлингу выговор за пренебрежение безопасностью персонала.
      Инцидент был исчерпан. Доктор Герлинг, конечно же, не согласился с этим решением, но ничего не поделаешь: над Фолкрофтом довлела железная воля Смита.
      Тем не менее, здоровой рукой пациент управлялся весьма неплохо. Рисунки отличались подлинным мастерством и выразительностью. Удивительно, как больному удалось вжиться в образ Дяди Сэма Бисли! Изображения, казалось, воистину выполнены рукой великого мультипликатора. Однажды доктор Герлинг попросил пациента нарисовать ему мышку Мононгагелу - сходство было поразительным, вплоть до стоящих торчком черных ушек!
      - Вам с легкостью предоставили бы работу в одной из студий Бисли по производству мультфильмов, - не подумав, брякнул Герлинг.
      - Я сам создал эти студии, ты, шарлатан! - рявкнул в ответ псевдо-Бисли, вырвал из рук доктора рисунок и, зажав зубами, разорвал в клочья. Его единственный глаз светился звериной яростью.
      Пока все эти воспоминания проносились в мозгу доктора Герлинга, пациент обратил на него внимание.
      - Ты, шарлатан! Как дела в Евро-Бисли? Посещаемость растет или падает?
      - Падает. Причем резко.
      - Черт побери! Ничтожества! Без меня совсем не могут управлять! Скажи им всем, что они уволены. Нечего было обращаться к этим снобам-французам. Проклятые лягушатники держат Джерри Льюиса за гения, а меня третируют как простого рисовальщика.
      - Я увижусь с вами завтра, - любезно откликнулся доктор.
      - А я увижу, как ты повиснешь на своем стетоскопе, - проворчал Бисли, возвращаясь к своим рисункам.
      - Интересный случай, - удаляясь, пробормотал доктор Герлинг и оставил записку старшей медсестре. Пациенту надо увеличить дозу клозарила, но при этом не забывать каждую неделю брать кровь на лейкоциты, количество которых из-за сильнодействующего наркотика может уменьшиться.
      В остальных палатах ничего интересного. Осматривая их, доктор Герлинг думал о событиях сегодняшнего дня.
      Над Фолкрофтом сгустились тучи. Какие-то проблемы с ФНУ: спецагенты так и шныряют здесь с самого утра с оружием в руках.
      Приехав сегодня на работу, Герлинг обнаружил на лужайке мертвеца, а раненые - к числу которых, собственно говоря, следовало бы отнести и доктора Смита, - уже находились под наблюдением лучших врачей Фолкрофта.
      На доктора Герлинга набросились представители Управления по борьбе с наркотиками и ФНУ. Учреждения боролись за право допросить его первым. Победило УБН, и доктор был подвергнут изнурительному трехчасовому допросу, заключавшемуся в многократном отрицании одних и тех же обвинений.
      В конце концов представитель УБН вынужден был передать его ФНУ. Последовал еще один длительный допрос, также состоявший из утомительных вопросов и возмущенных ответов.
      После этого Герлингу разрешили приступить к работе.
      Он обнаружил Фолкрофт лежащим в руинах, служащих в недоумении. Обслуживающий персонал распустили по домам, часть сотрудников, включая секретаря Смита, миссис Микулку, уволили.
      Интересно, не уволят ли вскоре и его самого? Что ж, это вполне реально, решил он.
      И продолжил обход. Может, ничего страшного и не случится, и статус-кво восстановится.
      Но сердцем он чувствовал, что это вряд ли. Федеральное налоговое управление и Управление по борьбе с наркотиками налетели на Фолкрофт как ангелы-мстители. Какая уж тут ошибка! Это очень могущественные и значительные для государства ведомства с весьма квалифицированными специалистами. Они не ошибаются.
      Если в душе доктора Герлинга еще оставались какие-то сомнения, то состояние доктора Смита их полностью рассеяло.
      Герлинга попросили оценить это состояние и, посовещавшись с врачами Фолкрофта - те, впрочем, так и не нашли у директора каких-либо органических изменений, - Герлинг пришел к однозначному заключению.
      - Видимо, подобное состояние имеет психосоматическую природу, - сказал он агенту ФНУ по имени Джек Колдстад.
      - То есть он притворяется?
      - Нет, я хочу сказать, оно возникло потому, что сознание мистера Смита отказывается воспринимать неприятную для него реальность.
      - И что же это?
      - Различные внешние проблемы. Страх. Депрессия.
      - А как насчет чувства вины?
      - Да, и чувство вины тоже. Это очень сильное чувство. Он может чувствовать себя виноватым по отношению к чему-то в своем прошлом.
      - Он виновен в том, что не выплатил налоги дядюшке Сэму - вот в чем!
      - Вот уж никогда не слышал, чтобы человека разбил паралич из-за того, что тот не выплатил федеральных налогов.
      - Тем не менее, я так и напишу в своем отчете.
      - Да, но это только вероятность и ничего более. Доктор Смит вполне может испытывать и другие чувства, вызывающие это состояние.
      - Чувство вины - это мне понятно. Мы обнаружили, что он уклонялся от уплаты налогов, и уведомили его об этом. Он виновен - и дело с концом!
      - Разве это решает не суд? - удивился доктор Герлинг.
      - Кто виновен в уклонении от уплаты налогов, решает ФНУ, повернувшись, рявкнул Джек Колдстад, - а не какой-то там суд!
      Именно в этот момент доктор Герлинг перестал рассчитывать на Харолда В. Смита. В конце концов, вряд ли он так уж чист перед законом. Жаль: он был прекрасным администратором, хотя и большим скрягой.
      Завершив обход, доктор Герлинг направился к своему кабинету. И тут он услышал звуки, от которых сердце его бешено забилось.
      Это был барабанный бой. Бум, бум, бум, бум, бум - раздавалось снова и снова. Монотонный, безостановочный и до странности знакомый звук.
      Повернувшись, Герлинг двинулся прямиком на стук барабана. Грохот раздавался где-то совсем рядом, хотя и не очень явственно. Вертя головой из стороны в сторону, доктор торопливо шагал вперед. Полы халата, развеваясь, хлопали его по коленям.
      Вот, уже близко. Так близко, что, казалось, протяни руку и наткнешься на барабан.
      Герлинг умерил шаг. Еще чуть-чуть~ И тут он определил, откуда исходит звук. Явно из палаты Пурселла!
      Элдас Герлинг осторожно проскользнул к квадратному окошку из толстого армированного стекла. Стараясь оставаться незамеченным, он краем глаза заглянул в комнату.
      Иеремия Пурселл смотрел телевизор. Программа, очевидно, ему очень нравилась - лицо пациента так и светилось весельем, а губы издавали кудахтающие звуки.
      Барабанный бой, без сомнения, доносился из этой комнаты.
      Доктор Герлинг повертел головой в поисках источника звука и наконец определил, что это. Барабанный бой раздавался из динамиков телевизора. Реклама! Доктор Герлинг захватил последние несколько секунд передачи, когда плюшевый розовый кролик чудом ускользнул от гигантской гориллы.
      Колотя в барабан, марширующий кролик двинулся к закату, на спине его красовалось название фирмы - изготовителя батареек.
      - Боже мой! - ужаснулся Герлинг. - Неужели это всего-навсего дурацкая реклама?
      Он решил никому об этом не сообщать. Фолкрофтская лечебница теперь находится под контролем ФНУ, а они вполне могут уволить любого под самым идиотским предлогом.
      "Или хуже того, - вздрогнув, подумал Герлинг - наслать аудиторскую проверку".
      В конце концов, если кто-то признан сумасшедшим, то разве не подозрительны его налоговые декларации?
      Глава 9
      Взволнованный мастер Синанджу, подобно беспокойно кудахчущей курице, метался по подвалу Фолкрофтской лечебницы.
      Где же Римо? Он обещал не задерживаться. Ведь теперь его очередь сторожить золото, которое отныне принадлежит Синанджу.
      Наверху скрипнула дверь. Может, это Римо? Звуки шагов поведали Чиуну, что он ошибся. Даже в самые худшие дни, когда на ученика еще не снизошла благодать солнечного источника, он так не передвигался. У спускавшегося вниз была совершенно неуклюжая походка. Мастер отошел от запертой на три замка двери сводчатой комнаты, чтобы достойно встретить человека, который суется не в свое дело.
      - Кто идет? - спросил Чиун.
      - ФНУ, - ответил сдавленный голос. - Кто здесь?
      - Никого. Уходи отсюда.
      - Я агент ФНУ. Мы никогда просто так не уходим.
      - Никогда?
      - Никогда.
      - Это очень плохо. Несомненно, ты явился, чтобы конфисковать сокровища.
      - Что здесь?
      - Здесь нет никакого золота, несмотря на то, что ты мог об этом слышать.
      - Золото? Разве речь идет о золоте?
      Агент дошел до конца лестницы и, как дурак, стал шарить по углам лучом ручного фонарика.
      - Нет, конечно, - отозвался Чиун. - И даже если ты будешь всюду совать свой длинный нос, все равно не узнаешь.
      Агент завертелся на месте, пытаясь найти источник голоса. Кажется, он не понимал, что мастера Синанджу невозможно коснуться даже безобидным лучом света, если он, мастер Синанджу, этого не желает.