Чиун ткнул ногтем точно в центр лба Римо, и тот немедленно ожил.
      - Никаких больше поручений, Смит! - гаркнул он.
      - Ты опоздал, - бесстрастно отозвался Чиун. - Я уже повесил трубку, а мы опаздываем на самолет до Виргинленда.
      Римо нерешительно застыл на месте, кося одним глазом на замерший у его подбородка ноготь, а другим посматривая на открытую дверь. Он лихорадочно соображал, успеет ли дать стрекача, прежде чем мастер Синанджу, научивший его всему, чем можно похвалиться, отреагирует. Наконец Римо решил, что в таких обстоятельствах шанс на успех составляет примерно половину.
      - Я хочу сегодня же убедиться в том, что Смит действительно делает все, что возможно, - заявил он.
      - А я хотел бы убедиться в том, что мудрость, которой я наполнил твою глупую белокожую башку, не вытекла наружу через какую-нибудь доселе неизвестную дырку. Никогда еще ты не поддавался моему парализующему прикосновению с такой легкостью. Стыдись. Твоя голова набита никчемными мечтами и желаниями, которые ввергли твой мозг в его прежнее состояние наивной тупости. Того и гляди, ты снова начнешь питаться горелыми пирожками с тухлятиной. Неужели моим глазам суждено лицезреть столь низкое падение? жалобно воскликнул Чиун. Откинув назад голову, он приложил ко лбу словно бы выточенную из слоновой кости руку, и оставался в этой позе до тех пор, пока Римо вновь не заговорил.
      - Перестань кривляться, - сказал он. - Для меня это очень важно.
      - Ну да, конечно. Твои корни. Ты должен отыскать свои корни. Уж лучше бы ты родился деревом, которое никогда не расстается со своими корнями и любуется ими всю жизнь напролет. Но ты родился человеком. У тебя нет корней. У тебя есть ноги. - Чиун бросил взгляд на итальянские туфли ручной работы, в которые был обут Римо. - Огромные, уродливые, неуклюжие конечности, но, несомненно, ноги. Я говорил тебе это тысячу раз.
      - И тем не менее кто-то ведь меня родил, - настаивал ученик.
      - Может быть, - лаконично отозвался Чиун.
      - И кто-то был моим отцом.
      - Вполне вероятно, - признал мастер Синанджу.
      - Я хочу узнать, кто эти люди и почему они оставили меня на пороге приюта для сирот.
      - Ерунда! Мало тебе знать, что тебя бросили? Представь, что ты поймал попутку, а потом водитель вдруг остановил машину и вышвырнул тебя на обочину. Неужели ты захотел бы посвятить всю свою жизнь поискам этого подонка и выяснению подробностей его биографии?
      - Это совсем другое.
      - Ничего подобного. Люди, которые произвели тебя на свет, выбросили тебя на помойку, будто сломанную куклу. Можно ли представить себе более грязное и нечестивое деяние?
      - Я хочу знать причины их поступка, ведь именно он предопределил мою дальнейшую судьбу. Если бы я не остался сиротой, то, глядишь, не стал бы полицейским, не пошел бы служить в морскую пехоту и не попал бы во Вьетнам. Если бы не Вьетнам, я бы не встретился с Макклири, который прижал меня к ногтю и дал Смиту возможность повесить на меня то убийство. Смит решил, что если я сирота и у меня нет родителей, то мне прямая дорога в КЮРЕ. Подумай сам, как сложилась бы моя жизнь, если бы я не столкнулся со Смитом.
      - Но тогда бы ты не повстречал меня. - Мастер Синанджу бросил на рассерженного ученика выжидательный взгляд. Очень уж многое связывало этих людей.
      Римо заколебался.
      - Я всего лишь хотел жить как все нормальные люди.
      - И обрел жизнь, весьма незаурядную. Доселе ни одному белому человеку не выпадало такого счастья. С тех пор как из туманных пещер вышел первый мастер Синанджу, только мои предки считались достойными изучать это искусство, сияющий источник всех боевых искусств и лучшее из них. Только корейцы, самые совершенные создания, когда-либо населявшие Землю. Ни одного белого. Ты - первый. И ты несчастлив?
      - Я не хотел становиться ассасином, не хотел убивать.
      Чиун проделал головокружительный пируэт и, внезапно замерев на месте, окинул ученика торжествующим взглядом.
      - Ты не просто убийца! - воскликнул он. - Ты - воин Дома Синанджу! Лучший на все времена!
      - Я больше не хочу быть убийцей. Я хочу обрести себя.
      - Тебе не надо обретать себя, Римо! Отныне ты принадлежишь Синанджу!
      - Ты говоришь так, будто я - очередной экземпляр какой-нибудь коллекции.
      - Ты - белый мастер Синанджу! Узнав о том, что я взял ученика презренной белой расы и вырастил из него человека, лишь немногим уступающего корейцам, мои предки преисполнились бы гордости... - Чиун запнулся и добавил: - Впрочем, лишь после того, как перестали бы бранить меня за то, что я понапрасну растратил свой талант. Но времена были трудные, в современном мире достойных клиентов не нашлось, и я был вынужден принимать самые унизительные предложения. Я подобрал белокожего найденыша и сделал из него мастера Синанджу. Мне нет равных!
      - Хватит! Я ухожу из КЮРЕ. И не хочу больше быть ни ассасином, ни контрассасином.
      - Не смей произносить в моем присутствии эти кошмарные слова!
      - Я отправляюсь на поиски родителей. А там будь что будет.
      Чиун пронзил его острым взглядом.
      - Ты всегда принимал жизнь такой, какая она есть. Стоит ли менять свои взгляды?
      Римо промолчал.
      - Согласен ли ты поехать со мной в Виргинленд?
      - В Виргинию, - поправил Римо.
      - Значит, решено.
      - Минутку! Я ничего не обещал. Я бастую. К тому же грядет День поминовения павших. Всенародный праздник.
      На сей раз Римо успел заметить палец Чиуна, стрелой метнувшийся к его лбу. Он шагнул вперед, как бы подставляя себя парализующему удару, но в самый последний миг пригнулся и с такой ловкостью скользнул в сторону, что мастер Синанджу едва не проткнул ногтем белоснежную стену спальни.
      Восстановив равновесие, Чиун сцепил руки и спрятал их в широких рукавах кимоно. На его старческом морщинистом лице мелькнуло удовлетворение.
      - Похоже, не все мои уроки прошли даром, - пробормотал он раздумчиво. В голосе его угадывалось нечто вроде отеческой гордости.
      Устроившись в кресле самолета, Чиун сказал:
      - Слушай внимательно. Нам предстоит подавить внутренний мятеж. Это трудная задача, гораздо труднее, чем остановить войну между народами разных стран.
      - По-моему, до новой гражданской войны дело еще не дошло.
      Самолет стоял на посадочной полосе бостонского аэропорта "Логан", и пассажиры потихоньку поднимались на борт. В салоне появился толстяк с бакенбардами. На нем была голубая форма союзных войск.
      Стюардесса преградила ему путь.
      - Сэр, вам придется сдать свое оружие, - сказала она, указывая на кобуру, свисавшую с плеча пассажира.
      - Это всего лишь копия старинного пистолета "драгун", - заспорил толстяк, произнося слова с гнусавым акцентом, какого Римо никогда не слышал на улицах - только из уст комедиантов, изображавших жителей Новой Англии. Он заряжается черным порохом и разрешен законом.
      - Тем не менее, это огнестрельное оружие, и вы обязаны его сдать.
      "Солдат" неохотно отдал ей пистолет вместе с кобурой и портупеей и, помрачнев, протиснулся по узкому проходу и занял кресло по другую сторону от мастеров Синанджу. Золотые пуговицы мундира с трудом сдерживали напор его тучного брюха.
      - Похоже, еще один доброволец, - вполголоса заметил Римо.
      - Зачем он надел форму времен Наполеона III? - спросил Чиун.
      - Что?
      - Рукописи, оставленные моими предками, гласят, что в такой форме ходили французские солдаты армии Наполеона III.
      - Да нет же, папочка. Это мундир союзных войск времен Гражданской войны.
      - Французский.
      - Может быть, он и смахивает на французский, но уж я-то сумею отличить настоящую форму северян. Видишь синий кант? Значит, это солдат инфантерии.
      - Если этот человек летит в Виргинию сражаться в битве, которую его соотечественники выиграли много лет назад, то речь может идти об инфантильности, но уж никак не об инфантерии.
      - И тем не менее, - сказал Римо.
      Наконец входной люк был задраен, и турбины закрутились. Их шум мешал разговору, поэтому мужчины сидели молча, а самолет тем временем вырулил на взлетную полосу, разогнался и взмыл в небо над Бостоном.
      Когда "Боинг" набрал высоту и лег на курс, Чиун вновь принялся наставлять ученика:
      - Войны между народами всегда разыгрываются из-за сокровищ.
      - Сокровищ?
      - Да. Из-за сокровищ, которые один император хочет отнять у другого. Однако сокровище - это не всегда золото, драгоценные камни и богатство. Так, например, в одной войне в качестве сокровища выступала Елена Троянская, хотя и была всего лишь белокожей гречанкой с кривым носом.
      - У Елены Троянской был кривой нос?
      Чиун кивнул.
      - В наши дни это заболевание называется дефектом носовой перегородки. Парис не знал о нем и до конца своей жизни был вынужден терпеть ее омерзительный храп, - сказал он.
      - Весьма ему сочувствую, - отозвался Римо, бросив на Чиуна многозначительный взгляд.
      Старый кореец негодующе фыркнул и продолжил:
      - Но даже если битва между императорами идет не из-за сокровища, оно все равно остается важнейшим фактором войны, поскольку для ее ведения требуются немалые средства. Император должен кормить и вооружать солдат. В этом мире ничто не дается даром. Даже война.
      - Ясно.
      - Впрочем, гражданская война - дело другое.
      - Не думаю, чтобы это была гражданская война, мой маленький отец. Скорее - затянувшаяся ссора во время праздника.
      - Посмотрим. Если за нынешними событиями стоит сокровище, то эта война совсем не то, чем кажется на первый взгляд.
      Римо посмотрел на толстяка в мундире северян, сидевшего по ту сторону прохода. Его плоская синяя фуражка то и дело задевала патрубок вентилятора, свисавшего с потолка.
      - Не вижу никакого сходства с французской формой, - заявил Римо.
      - Сейчас убедишься. - Чиун повысил голос и обратился к толстяку: Достопочтенный сэр, скажите, пожалуйста, как называется ваш головной убор?
      - Это кепи.
      Чиун позволил себе удовлетворенно улыбнуться.
      - Слышал, Римо? "Кепи" - французское слово. В переводе - "фуражка". Вы, белокожие американцы, не изобрели ничего нового, позаимствовав все свои достижения у народов других стран. Ваш способ управления государством придумали греки, ваши имперские амбиции под стать Древнему Риму. Едва ли на земле сыщется народ, у которого вы не украли бы те или иные идеи, чтобы назвать их американскими.
      - А что мы украли у корейцев? - заинтересованно осведомился Римо.
      - Лучшие годы моей жизни, - отрезал мастер Синанджу и обиженно умолк, разглядывая видневшееся в иллюминаторе крыло с таким видом, будто опасался, что оно вот-вот отвалится.
      Остаток полета прошел в полном спокойствии, если не считать появления стюардессы, которая принесла прохладительные напитки и предложила Римо сводить его ребенка в кабину к пилотам.
      Глава 3
      Вторую гражданскую войну следовало подавить в зародыше, ограничив распространение боевых действий районом шоссе Ричмонд - Питерсберг Тэрнпайк, прежде чем возникшее недоразумение разрастется до масштабов общенародного бедствия.
      Губернатор Виргинии вызвал Национальную гвардию. Подразделение, откликнувшееся на просьбу о помощи, выступило из Форта Ли, территория которого примыкала к питерсбергскому национальному полю битвы. В форте как раз проходили праздничные маневры, посвященные Дню поминовения павших, но гвардейцы не стали терять драгоценного времени. Они получили приказ прекратить беспорядки, с которыми не могла справиться местная полиция. Вооруженное винтовками "М-16", танками и прочими инструментами ведения современной войны, подразделение без всякого труда разогнало бы толпу игрушечных солдатиков с мушкетами, которые заряжались со ствола и набивались черным порохом.
      Если бы не то прискорбное обстоятельство, что вызванное подразделение гвардии восходило своими корнями к легендарной бригаде Стоунволла. Когда капитан Ройял Пэйдж приказал своим солдатам остановиться, он ожидал чего угодно - от актов гражданского неповиновения до прямого мятежа.
      Вместо этого взору капитана предстало зрелище, наполнившее его душу горделивым сознанием принадлежности к числу истинных патриотов Виргинии, потомков Дикси.
      Вдоль дороги протянулся лагерь инфантерии южан, в центре которого сгрудились пленники в перепачканных синих мундирах. Их стальные кони были свалены в жалкую кучу.
      - Ну и дела, - пробормотал капитан, вспомнив о своем двоюродном прадеде, Боргарде Пэйдже, принимавшем участие в обеих битвах при Манассасе. - Отдохните, ребята, - добавил он, растягивая слова на южный манер. - А я тем временем узнаю, что и как.
      Капитан двинулся по направлению к лагерю, сбросив пояс с кобурой и подняв руки вверх.
      - Стой! Кто идет? Друг или враг?
      - Я был и всегда буду другом той формы, что вы носите, сэр, и счастлив тем, что мне предстоит вступить в следующее столетие с гордым флагом бригады Стоунволла в руках. Назовите же имя того подразделения, к которому я имею честь приблизиться.
      - Шестая виргинская пехотная рота "выходного дня".
      - В таком случае вы должны знать полковника Хазарда.
      - Так точно. Этим утром мне довелось исполнить печальную обязанность по преданию земле его благородного праха.
      - Значит, полковник Хазард погиб?
      - Застрелен вероломными синими мундирами.
      - Я служил под началом полковника в том самом гвардейском батальоне, которым командую сейчас.
      Капитану Пэйджу позволили подойти поближе. Он пожал руку плотному мужчине с бачками, одетому в серую форму Конфедерации, и осведомился:
      - Это и есть те самые мерзавцы-янки?
      - Нет. Тех мы давно перебили. Это - подкрепление. Первый массачусетский.
      - Я слышал, они не умеют стрелять.
      - В Новой Англии нет ни одного хорошего стрелка.
      Мужчины обменялись саркастическими улыбками, и капитан спросил:
      - Что вы собираетесь делать с этими синебрюхими трусами?
      - Еще не решили. И тем не менее они - наши пленники.
      Пэйдж нахмурился.
      - Я получил приказ прекратить кровопролитие.
      - Горько слышать, сэр.
      - Мне тоже.
      - Особенно если учесть, что враг вот-вот подступит к нашим рубежам. Мужчина в сером мундире мрачно посмотрел на север в сторону Питерсберга.
      Капитан Пэйдж задумался.
      - Когда вы ждете саквояжников?
      - Точно в полдень.
      - Как вы полагаете, не стоит ли согнать янки в кучу, укрыться в кратере и подождать дальнейшего развития событий? - осторожно спросил капитан.
      - А что скажут ваши люди?
      - А ваши?
      - Они такие же сыны Виргинии, как и вы.
      - Что ж, давайте готовиться к передислокации.
      Капитан Пэйдж вернулся к ожидавшей его танковой колонне и поспешил ввести своих солдат в курс дела.
      - Судя по всему, эти доблестные воины стали жертвой провокации и были вынуждены защищать свои честь и жизнь, - сказал он. - К тому же их застали спящими, отняв последнюю возможность отдохнуть перед схваткой с наступающей армией, которая, как вы знаете из утренних газет и телепередач, вот-вот наводнит пределы Старого Доминиона, словно бесчисленная прожорливая саранча. Нимало не сомневаюсь, - добавил капитан, - что всем вам известна история того места, где они были расстреляны. Именно здесь безжалостные трусливые убийцы под командованием полковника Генри Плизантса - да будет проклято это имя - прорыли туннель под фортом, который защищали лучшие солдаты Конфедерации, и взорвали пороховой заряд. Звуки взрыва до сих пор отзываются в наших душах, ибо я знаю, что среди вас есть потомки тех, чьи жизни унесло нечестивое пламя.
      По колонне прокатился ропот ненависти.
      - Тот страшный час оказался самым мрачным мгновением битвы при Питерсберге, - продолжал Пэйдж. - И несмотря на то что героические воины под началом генерал-майора Махони сумели отразить последовавшее наступление федеральных войск, эта трагедия навсегда останется в наших сердцах. Этот гордый великолепный город вот-вот подвергнется новому нашествию. Мне остается лишь предположить, что ненавистный Север, повинный в клеветнических измышлениях, был подвигнут на злодеяния тем самым врагом, которого вы все знаете и именем которого я не решаюсь осквернить чистый воздух Виргинии. Иными словами, я готов обратиться к вам с призывом поддержать наших братьев, носящих серую форму.
      Его слова были встречены молчанием.
      - Разумеется, я не имею права требовать, чтобы вы, парни, последовали моему примеру. И дам вам возможность взвесить все за и против и прийти к решению.
      Когда отпущенное время истекло, капитан сказал:
      - Я присоединяюсь к своим землякам-виргинцам и остаюсь в их рядах до тех пор, пока не будут наказаны истинные виновники трагедии. Ваше слово, ребята.
      Никто не возразил.
      Пленники в синих мундирах, пунцовые от стыда и связанные по рукам и ногам, были погружены в грузовики и танки Национальной гвардии, облепленные солдатами Конфедерации, которые размахивали своими фуражками и победно улыбались.
      - По направлению к кратеру... Марш! - скомандовал капитан Пэйдж.
      Над полем разразился воинственный повстанческий клич, потонувший в грохоте выстрелов; подразделение, которое впоследствии получит имя Объединенного конфедеративного союза мстителей, выступило на государственное шоссе номер 95, в просторечии Ричмонд - Питерсберг Тэрнпайк, и покатило на юг, не встречая ни малейшего сопротивления.
      Когда весть о восстании докатилась до администрации штата, губернатор Виргинии уже знал, что ему делать. Он позвонил Президенту Соединенных Штатов Америки.
      Выслушав доклад губернатора. Президент поблагодарил его и положил трубку. Он тоже знал, что ему делать. Он нажал кнопку и вызвал свою супругу. Первую леди страны.
      - Над Виргинией сгустились грозовые тучи, - сказал он, когда супруга вошла в кабинет.
      - Я слышала. Может быть, отдать приказ о подчинении виргинской Национальной гвардии федеральным властям?
      - Поступи я так, и меня тотчас линчуют на дороге в Литтл-Рок, когда я буду возвращаться с работы домой, - отозвался Президент, копаясь в ящиках стола. - Ты не видела мою футболку? Ту самую, с эмблемой колледжа Смита?
      - Хотела бы я знать, отчего всякий раз, когда начинаются неприятности, ты отправляешься на пробежку в этой майке.
      - Сколько раз повторять! - раздраженно ответил Президент. - Этот вопрос не обсуждается.
      Первая леди бросила на супруга ледяной взгляд.
      - Чего ты хочешь добиться, напяливая эту тряпку?
      - Продлить твое пребывание на посту супруги Президента до конца положенного срока, - упавшим голосом откликнулся Президент. - Если в стране разразится гражданская война, к четвертому июля нас здесь уже не будет.
      Сердитый блеск в глазах Первой леди немедленно угас.
      - Я шепну газетчикам, что ты собираешься на прогулку, - торопливо произнесла она. - Тогда твоя майка обязательно попадет на телеэкраны.
      Как только она закрыла за собой двери Овального кабинета. Президент поднялся на ноги и подошел к зарешеченному окну, выходившему на Южную лужайку. Отсюда открывался тот самый вид, которым любовались все предыдущие президенты, начиная с Авраама Линкольна, самого несчастного руководителя государства в истории США. Сохранилось даже старинное мутноватое оконное стекло.
      Зато обязанности хозяина этого зала претерпели некоторые изменения. Перед Линкольном стояла задача объединения молодой нации. Тогда, в девятнадцатом столетии, эта задача казалась невероятно трудной, но теперь, в двадцатом. Президенту все чаще приходилось не столько улаживать внутренние конфликты, сколько приглядывать за скандальной семейкой зарубежных народов.
      В течение сотни лет президентская миссия в общем и целом оставалась прежней - сохранять единство страны. На долю Линкольна выпало примирение Севера и Юга. Какой простой кажется эта задача в наши дни! Ибо современная Америка, хотя и объединенная законом, была поделена на тысячи частей незримыми губительными границами. Великому демократическому эксперименту угрожали многочисленные силы, исподволь внедрившиеся в культурно-политическую структуру государства.
      Первым эту ужасную истину осознал руководитель страны, правивший тридцать лет назад, - гениальный Президент, достойный звания великомученика наравне с самим Линкольном. Америка умирала. Законы и руководители государства оказались не в силах обеспечить его единство. По Штатам прокатилась волна беззакония. Правительственные учреждения не могли ее обуздать, поскольку источник угрозы крылся среди государственной администрации.
      Бесчестные суды и судьи замахнулись на саму Конституцию, и она перестала быть неприступным оплотом закона, который была призвана защищать, и превратилась в серьезную помеху на пути сохранения величайшей нации в истории человечества. Настало время прибегнуть к чрезвычайным мерам.
      Поначалу Президент намеревался дать решительный бой и отменить Конституцию, бросив себя на алтарь спасения отечества. Впрочем, сотню лет назад подобное стоило Линкольну жизни.
      И Президент пошел другим путем.
      В обстановке строжайшей секретности была создана особая организация, КЮРЕ, возглавляемая одним-единственным человеком, достойным высочайшего доверия. Слово "КЮРЕ"* следовало понимать буквально; организация призвана была служить могучим средством для исцеления больной нации - лекарством, безусловно, горьким, но если бы оно подействовало, страна протянула бы до следующего века, а возможно, и дольше.
      ______________
      * Cure (англ.) - букв. - средство, лечение.
      Официально КЮРЕ не существовала. Признать ее существование властями значило расписаться в бессилии. Организация должна была поддерживать на плаву кренящийся корабль государства, пуская в ход неконституционные средства - политический сыск, прослушивание телефонов и даже ликвидацию преступников, которых не удавалось обезвредить в рамках закона. В общем, никаких ограничений, ибо на карту было поставлено выживание страны.
      Недуги нации все обострялись, и КЮРЕ получала все более широкие полномочия. Со временем организации разрешили в крайних случаях прибегать к убийству. Радикального перелома не произошло, и все же КЮРЕ, словно корабельный киль, не давала внутренним штормам захлестнуть судно. Широкая публика оставалась в неведении, Конгресс ни о чем не догадывался, и лишь сменявшие друг друга Президенты посвящались в тайну, давая клятву хранить секрет от всех, кроме своего преемника. Каждому из них показывали стоящий в спальне Линкольна аппарат экстренной линии, связывающей Белый дом с безликим человеком, стоявшим во главе КЮРЕ.
      С человеком по фамилии Смит, вступившим в эту должность много лет назад.
      Взгляд Президента скользнул по магнолии, которую посадил Эндрю Джексон и повредил пилот-самоубийца, протаранивший лужайку несколько месяцев назад, и остановился на холодном граните памятника Вашингтону, позади которого располагался мемориал Джефферсона. Глава государства досадливо выругался, проклиная загадочную аварию, прервавшую экстренную связь со Смитом. Куда проще было бы взять трубку и поговорить по телефону, чем натягивать майку и отправляться на пробежку в надежде, что Смит увидит его по телевизору и примет сигнал.
      Впрочем, зная Смита, Президент нимало не сомневался в том, что он уже отправил своих людей в Виргинию.
      И в душе у него теплилась надежда, что на сей раз будет поменьше трупов. Предыдущая акция КЮРЕ закончилась настоящей мясорубкой.
      Глава 4
      В Ричмондском международном аэропорту "Бэрд" совершил посадку лайнер, выполнявший рейс номер 334 из Бостона. По трапу самолета в синем мундире северян спустился некто Франклин Лоуэлл Фиск.
      Случилось так, что в это же самое время прибывший из Атланты самолет покинул инженер Орэл Реди в серой форме Конфедерации.
      Они встретились у багажного транспортера.
      Реди посмотрел на Фиска, а Фиск посмотрел на Реди, после чего между ними вспыхнула едкая перепалка, не уступавшая своим накалом грохоту артиллерийской картечи. Собралась небольшая толпа донельзя заинтригованных граждан.
      Гроза прошла бы стороной, если бы не одно прискорбное обстоятельство на транспорте в этот миг появился багаж противников. Распаленный руганью, Реди выхватил из походного рюкзака кавалерийскую саблю, а Фиск достал из чемодана действующую модель пистолета "драгун" в декоративном исполнении, с рукоятью орехового дерева, золотой предохранительной скобой в двадцать четыре карата и черным ремешком.
      Противники взирали друг на друга с неизбывной ненавистью.
      - Вы, мятежники, трусливо прячетесь по кустам! - прохрипел Фиск.
      - А вы, янки, стреляете в спину! - парировал Реди.
      История не сохранила имени зачинщика драки в аэропорту "Бэрд". Кое-кто из очевидцев утверждал, будто бы первым нанес удар Реди, другие клялись, что окутанная клубами порохового дыма пуля вылетела из ствола пистолета Фиска еще до того, как острие сабли неприятеля устремилось к его груди.
      Как бы то ни было, сверкнула сталь, и грянул выстрел, но у недругов и мысли не мелькнуло о том, что они могут погибнуть.
      Впрочем, неудивительно, поскольку оба считали, что находятся в полной безопасности.
      * * *
      Никто не заметил худенького приземистого азиата в черной одежде, пробиравшегося сквозь толпу. Он был на три головы ниже большинства присутствующих, к тому же их взгляды были прикованы к спорщикам, точнее, к их оружию.
      В мгновение ока неведомая сила переломила стремительный клинок. От вспышки при выстреле "драгуна" зеваки инстинктивно прикрыли глаза и потому не уловили, как пуля отклонилась от темно-серой груди Орэла Реди.
      В тот же миг она с металлическим скрежетом прошила чей-то зеленый ранец, только что выползший из окошка раздатчика багажа.
      Когда все стихло, толпа ахнула: из живота Фрэнка Фиска, казалось, торчала сабля, а у самой груди Орэла Реди дымился пистолет.
      Фиск и Реди одновременно осознали происшедшее.
      - О Господи! Мне конец, - простонал Реди.
      - Ты проткнул меня насквозь, проклятый мятежник! - взвыл Фиск.
      Оба тотчас повалились на пол, потеряв сознание. Реди по-прежнему сжимал в руке саблю; но теперь стало видно, что от клинка остался лишь затупленный огрызок, похожий на тупой нож для масла. В свою очередь, в теле Реди не было ни дымящейся раны, ни выходного отверстия. Крови тоже не было.
      Зеваки подошли поближе, чтобы взглянуть на доблестных солдат, павших на поле битвы аэровокзала "Бэрд". Первым сломанную саблю подхватил страховой агент из саванны. Он поднял клинок, чтобы все присутствующие могли видеть закругленную выбоину на закаленной стали.
      - Будь я проклят! - воскликнул агент. - Сдается мне, пуля отсекла конец этого вертела и спасла жизнь обоим!
      * * *
      Шагая прочь от места стычки, Римо сказал мастеру Синанджу:
      - Ловкий ход, папочка. Ты предотвратил жестокое кровопролитие.
      - Между прочим, ты мог бы помочь, - отозвался Чиун.
      - Я бастую.
      - Уж не значит ли это, что ты поддерживаешь союз?
      - Я бывший морской пехотинец и ни за что не стану поддерживать человека, напялившего чужую форму. А почему ты спросил?
      - В этой сумасшедшей стране сторонники союзов постоянно бастуют.
      - А-а эти... - протянул Римо.
      - Кто?
      Заметив, что в аэропорту тут и там вспыхивают кулачные потасовки, Римо проворчал:
      - Да так, слабаки всякие.
      - Любая республика неизбежно прогнивает изнутри.
      Проходя мимо драчунов, Чиун время от времени выбирал ту или иную особо распалившуюся толпу и незаметно погружал в ее гущу свой длинный ноготь.
      Кореец действовал так быстро, что вскрикивающие от боли раненые и думать не думали о том, чтобы связать неприятные ощущения с маленьким старичком в черной одежде, который с отсутствующим видом скользил мимо.
      Пассажиров быстро эвакуировали, а в аэропорт прибыли специалисты по отлову насекомых, ибо сотрудники аэропорта заявили, что в зале "полно крохотных смертоносных пчел".
      Никаких пчел, конечно, обнаружено не было.
      Так завершилась схватка в аэропорту "Бэрд", о которой впоследствии будут слагать песни.
      * * *
      Служащий конторы проката автомобилей смерил Римо и Чиуна критическим взором.
      - Север? Юг? - спросил он.
      - Север, - ответил кореец.
      - Он имеет в виду другой Север, - вмешался Римо.
      - О каком Севере вы говорите? - недоверчиво уточнил служащий.
      - Он подумал, что вы подразумеваете Северную Корею, - сказал Римо.
      - Значит, он оттуда приехал?
      - Да, я родился в Северной Корее, - ответил мастер Синанджу.
      - Тоже ничего хорошего, - отрезал служащий. - Никакой машины вы не получите.
      - Это ваше последнее слово? - холодным тоном осведомился Римо.
      - Да, клянусь собственной душой и надеждой умереть, шепча слово "Дикси"!
      Это было последнее слово, произнесенное служащим проката автомобилей в полный голос. До конца своих дней он мог только шептать. Врачи так и не сумели объяснить паралич его голосового аппарата.
      На эту тему было написано немало статей, синдром внезапного онемения вошел во все медицинские справочники, но этот случай более не повторялся.
      Пострадавший помнил лишь, как перед ним мелькнула рука с широким запястьем, и он уже глаз не мог от нее отвести. А тем временем большой палец руки двинулся влево, пропал из поля зрения бедолаги и внезапно сделал что-то очень неприятное с его кадыком.
      После этого служащему оставалось лишь молча вложить в протянутую ладонь автомобильные ключи.
      Римо повел машину на юг. Вокруг расстилалась ласкающая глаз местность, покрытая густой зеленью и весьма живописная. Большую часть пространства занимали фермы, но попадались и заболоченные низины. Через каждую милю или около того мелькали знаки, возвещавшие о близости колониального поселения или заповедника. Поначалу это было интересно. Потом знаки потянулись надоедливой нескончаемой чередой.
      То тут, то там виднелись заботливо хранимые развалины строений, разрушенных федеральной армией Потомака во время осады Питерсберга. Любое место, где погиб офицер, пала лошадь или даже собака южан, отмечалось аккуратно покрашенной пирамидкой или мемориальной доской. То и дело встречались братские могилы бойцов Конфедерации. Как-то раз дороге пришлось буквально протискиваться сквозь украшенные флагами памятники, обступившие ее с обеих сторон.